Виды смеха.

Главная

Лето

Виды смеха.

Человек рождается на свет, чтобы смеяться. Мы, люди, можем злиться, как собаки, быть ласковыми, как кошки, уставать, как лошади, но смеяться и улыбаться мы будем всегда только как люди. Природа вместе с разумом наделила нас удивительным даром – во всеуслышание заявлять миру о том, что нам хорошо жить на свете.
Виды смеха

Начнем с того, что поставим вопрос о видах смеха. Он уже ставился ранее. Однако беглый обзор существующих теорий комического дает не очень утешительную картину. Поневоле спрашиваешь себя: нужна ли здесь вообще теория? Их было очень много. Стоит ли к многочисленным существующим теориям прибавлять еще одну? Первый и основной недостаток всех существующих теорий (особенно немецких) – это ужасающий абстракционизм, сплошная отвлеченность. Теории создаются безотносительно к какой бы то ни было реальной действительности.

Говорят, например, что комичны недостатки людей. Совершенно очевидно, однако, что недостатки людей могут и не быть комичными. Нужно еще установить, какие именно недостатки и в каких случаях могут быть смешными и в каких нет.

Например, определения комического оказывались слишком широкими: под них подходили явления и некомические. Такую ошибку делали величайшие философы. Так Шопенгауэр утверждал, что смех возникает тогда, когда мы внезапно обнаруживаем, что реальные объекты окружающего нас мира не соответствуют нашим понятиям и представлениям о них. Перед его воображением носились, очевидно, случаи, когда такое несоответствие вызывало смех. Но он не говорит о том, что такое несоответствие может быть нисколько не смешным: когда, например, ученый делает открытие, которое полностью меняет его представление об изучаемом объекте, когда он видит, что до сих пор заблуждался, то открытие этого заблуждения («несоответствия окружающего нас мира нашим понятиям») лежит вне области комизма.

Та же самая отвлеченность была характерна и для многих смеховых классификаций. Однако здесь можно привести наиболее интересную попытку перечисления видов смеха, сделанную не философами и не психологами, а теоретиком и историком советской кинокомедии Р. Юреневым, который написал так: «Смех может быть радостный и грустный, добрый и гневный, умный и глупый, гордый и задушевный, снисходительный и заискивающий, презрительный и испуганный, оскорбительный и ободряющий, наглый и робкий, дружественный и враждебный, иронический и простосердечный, саркастический и наивный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, торжествующий и оправдательный, бесстыдный и смущенный. Можно еще и увеличить этот перечень – веселый, печальный, нервный, истерический, издевательский, физиологический, животный. Может быть даже унылый смех!»

Этот перечень интересен своим богатством, своей яркостью и жизнеспособностью. Он получен не путем отвлеченных размышлений, но жизненных наблюдений.

Если рассматривать одну из классификаций видов смеха, предложенную Владимиром Проппом в его книге целиком посвященной разбору проблем комизма и смеха, то можно отметить, что существует 6 разных видов смеха, определенных в основном по психологической окраске. И прежде всего это смех насмешливый.

Смеяться насмешливым смехом можно над человеком почти во всех его проявлениях. Исключение составляет область страданий, что замечено было еще Аристотелем. Смешными могут оказаться наружность человека, его лицо, фигура, движения; комическими могут представляться его суждения, в которых он проявляет недостаток ума; особую область насмешек представляет характер человека, область его нравственной жизни, его стремления, его желания и цели. Смешной может оказаться речь человека как манифестация таких его качеств, которые были незаметны, пока он молчал. Короче говоря, физическая, умственная и моральная жизнь человека может стать объектом насмешливого смеха в жизни.

Исходя из наблюдений чисто количественного порядка, можно установить, что насмешливый смех встречается чрезвычайно часто, что это основной вид человеческого смеха и что все другие виды встречаются значительно реже. С точки зрения формальной логики можно чисто умозрительно прийти к заключению, что есть две большие области смеха или два рода их. Один включает в себя насмешку, другой этой насмешки не содержит. Такое распределение представляет собой классификацию по наличию и отсутствию одного признака. В данном случае она окажется правильной не только формально, но и по существу. Такое различие делается и в некоторых эстетиках. Лессинг в «Гамбургской драматургии» пишет: «Смеяться и осмеивать – далеко не одно и то же». Можно, однако, установить, что резкой, четкой границы нет, что есть как бы промежуточные, переходные случаи, и к ним теперь надо обратиться.

Итак, смех возможен только тогда, когда недостатки, которые осмеиваются не принимают характера пороков и не вызывают отвращения. Все дело здесь, следовательно, в степени. Может оказаться, например, что недостатки настолько ничтожны, что они вызывают у нас не смех, а улыбку. Такой недостаток может оказаться свойственным человеку, которого мы очень любим и ценим, к которому мы испытываем симпатию. На общем фоне положительной оценки и одобрения маленький недостаток не только не вызывает осуждения, но может еще усилить наше чувство любви и симпатии. Таким людям мы охотно прощаем их недостатки. Такова психологическая основа доброго смеха.

В отличие от элементов сарказма и злорадства, присущих насмешливому смеху, мы здесь имеем мягкий и безобидный юмор. Термин «юмор», – говорит Вульс, незаменим, когда автор на стороне объекта «смеха». Юмор есть некоторое душевное состояние, при котором в наших отношениях к людям мы сквозь внешние проявления небольших недостатков угадываем положительную внутреннюю сущность. Этот вид юмора порождается некоторым благосклонным добродушием.

Объяснение доброго смеха помогает понять и определить его противоположность – злой смех. При добром смехе маленькие недостатки тех, кого мы любим, только оттеняют положительные и привлекательные стороны их. Если эти недостатки есть, мы их охотно прощаем. При злом смехе недостатки, иногда даже мнимые, воображаемые и присочиненные, преувеличиваются, раздуваются и тем дают пищу злым, недобрым чувствам и недоброжелательству. Таким смехом обычно смеются люди, не верящие ни в какие благородные порывы, видящие всюду одну только фальшь и лицемерие, мизантропы, не понимающие, что за внешними проявлениями хороших поступков кроются настоящие хорошие внутренние побуждения. Этим побуждениям они не верят. Благородные люди или люди с повышенной чувствительностью, с их точки зрения, – глупцы или сентиментальные идеалисты, заслуживающие только насмешек. В отличие от всех других рассмотренных видов смеха этот ни прямо, ни косвенно не связан с комизмом. Такой смех не вызывает сочувствия. Такой смех мнимотрагичен, иногда – трагикомичен. Хотя такой вид смеха не порожден комизмом, он сам по себе может оказаться смешным и легко может быть осмеян на тех же основаниях, на каких вообще осмеиваются человеческие недостатки.

Психологически злой смех близок к смеху циничному. И тот, и другой виды смеха порождены злыми и злобными чувствами. Но сущность их все же глубоко различна. Злой смех связан с мнимыми недостатками людей, циничный смех вызван радостью чужому несчастью.

Все до сих пор рассмотренные смеха были прямо или косвенно связаны с какими-то действительными или мнимыми большими или малыми недостатками тех, кто вызывал смех. Но есть и другие виды смеха, которые, выражаясь философским языком, внеположны по отношению к каким бы то ни было недостаткам людей, то есть не имеют к ним никакого отношения. Эти виды смеха не вызваны комизмом и не связаны с ним. Они представляют собой проблему скорее психологического, чем эстетического порядка. Они могут стать предметом смеха или насмешки, но сами никакой насмешки не содержат. Это прежде всего смех жизнерадостный, иногда совершенно беспричинный, или возникающий по любым самым ничтожным поводам, смех жизнеутверждающий и веселый.

Первая улыбка ребенка радует не только мать, но и всех окружающих. Подросши, ребенок радостно смеется всякому яркому и приятному для него проявлению жизни, будь то новогодняя елка, или новая игрушка, или попавшие на него брызги дождя. Есть люди, которые эту способность смеха сохраняют на всю жизнь. Таким смехом смеются люди, от рождения веселые и жизнерадостные, добрые, расположенные к юмору.

Уже очень давно замечено, что смех поднимает жизненные силы и жизнеспособность. На заре человеческой культуры смех входил как обязательный момент в состав некоторых обрядов, отсюда известен так называемый обрядовый смех.

На взгляд современного человека нарочитый, искусственный смех есть смех фальшивый и вызывает в нас осуждение. Но так смотрели не всегда. Смех в некоторых случаях был обязателен так же, как в других случаях был обязательным плач, независимо от того, испытывал человек горе или нет.

Некогда смеху приписывалась способность не только повышать жизненные силы, но и пробуждать их. Смеху приписывалась способность вызывать жизнь в самом буквальном смысле этого слова. Это касалось как жизни человека, так и жизни растительной природы.

И последний вид смеха, о котором говорит в своей книге В. Пропп, это разгульный смех.

До сих пор мы говорили о смехе как о чем-то едином по степени интенсивности. Между тем смех имеет градации от слабой улыбки до громких раскатов безудержного хохота.

Наличие границ, некоторой сдержанности и чувства меры, в пределах которых явление может восприниматься как комическое и нарушение которых прекращает смех, – одно из достижений мировой культуры и литературы. Но такую сдержанность ценили далеко не всегда и не везде.

Если нас сейчас привлекает наличие каких-то границ, то некогда привлекало, наоборот, их отсутствие, полная отдача себя тому, что обычно считается недопустимым и недозволенным и что вызывает громкий хохот. Такой вид смеха очень легко осудить и отнестись к нему высокомерно презрительно. В западных эстетиках этот вид смеха отнесен к самым «низменным». Это смех площадей, балаганов, смех народных празднеств и увеселений.

К этим празднествам относились, главным образом, масленица у русских и карнавал в Западной Европе. В эти дни предавались безудержному обжорству, пьянству и самым разнообразным видам веселья. Смеяться было обязательно, и смеялись много и безудержно.

Число видов смеха можно было бы и увеличить. Так, физиологи и врачи знают истерический смех. Также чисто физиологическое явление представляет собой смех, вызванный щекоткой.

То, что возможны иные виды смеха – довольно очевидно. Рассмотренные виды дают очень приблизительное представление.

Вы не замечали, как смеются те, кто нас окружает, как смеётесь Вы, как смеются все люди?! А ведь смех, и то, как мы смеёмся, многое может рассказать о человеке. Существуют десятки разных видов смеха. Есть и смех сквозь слёзы, и зловещий смех, весёлый , грустный, загадочный, заразительный или тихий, прикрывая рот или с открытым ртом, и т.д. и т.п., бесчисленное множество. И каждый вид смеха отражает то или иное состояние души человека, ту или иную эмоцию, ведь не всегда, человек смеётся, когда он счастлив. Смех отражает, так же и наше отношение к себе, нашу самооценку, и то, как мы видим себя и общество в целом. Давайте же разберёмся и проанализируем, как мы смеёмся, и какие виды смеха кого характеризуют.

Человек смеётся и касается рукой лица или головы. Такая тенденция характерна мечтательным и романтичным людям, фантазёрам, которые часто не видят реальности и живут лишь мечтами. Таким людям следовало бы быть более реалистичными и прагматичными, а то их фантазии могут их и погубить.

Громкий смех, с открытым ртом. Такой вид смеха характерен темпераментным и подвижным, но, к сожалению, эгоистичным людям. Им, не мешало бы немного сбавить обороты и быть более сдержанными и умеренными, ведь не все такие, как они. Так же, неплохой совет для обладателей этого вида смеха — научитесь слушать и слышать кого-то кроме себя.

Сдержанный смех. Обычно он говорит о надёжности, спокойствии и уравновешенности человека. Если человек может сдержать смех то и другие эмоции, к примеру, агрессию. Однако они педанты, и педантичность такого человека часто может навеять тоску у его окружения.

Человек смеётся открыто, откинувшись слегка назад. Обычно такие люди легкомысленны, как в отношении с близкими людьми, так в жизни в целом. С ними может быть весело в компании, но они несерьёзны в важных делах. Если Вы обладаете таким видом смеха, подумайте немного над этим.

При смехе прикрывает рот рукой. Обычно такие люди робки и чувствительны. Они не слишком уверены в себе, и это их проблема. Обладателям такого вида смеха лучше поработать над самооценкой и уверенностью в том, что они делают.

Смех с прищуром. Такие люди обычно обладатели незаурядного ума, уравновешенны и уверенны в себе. Но, к сожалению, они бывают иногда более настойчивыми, чем нужно, поэтому стоит иногда себя сдерживать и успокаивать свои амбиции.

Смех со сморщенным носом. Характерен такой смех для эмоциональных, но капризных людей. Обычно они там, где им хорошо и удобно, «куда дунет ветерок, туда и держат носок», так про них говорят. Они подвержены перепадам настроения, и часто эти перепады не играют им на руку. Обладателям такого смеха стоит призадуматься над этой своей чертой.

При смехе касается мизинцем губ. Такому человеку нравиться быть в центре внимания, и, с одной стороны это не плохо, но с другой, у такого человека отсутствует самокритика, и для него существует только одна правда – его собственная. А это не совсем хорошо. Может, стоит это изменить в себе, обладатели такого смеха?!

Смех с наклоном головы. Когда человек смеётся и наклоняет слегка голову, или даже прячет её, говорит о том, что перед нами человек, прежде всего, совестливый, добросердечный. Такие люди привыкли приспосабливаться к обстановке и к окружающим их людям. Они всегда контролируют свои чувства и поступки, иногда даже чересчур. Если Вы обладатель такого вида смеха, не бойтесь быть более открытыми в общении и даже иногда спонтанны.

Ухмылка с приподнятым правым уголком губ. Обычно обладатели такого выражения на губах лживы и склонны к жесткости. От таких людей никогда не узнаешь правды, и за их миленьким выражением лица не знаешь чего и ожидать.

Ухмылка с приподнятым левым уголком губ. Они противоположны предыдущему типу людей: порядочны и на них можно положиться. Они честны с окружающими, но часто сами страдают из-за своей честности .

Вот примерно такие виды смеха используют люди. Но это далеко не все, их гораздо больше. Однако, понятно лишь одно, каждый смех индивидуален и носит под собой ту, или иную черту характера и личности человека. Но всё же, физиогномика, наука не точная, и бывают исключения во всём. Просто понаблюдайте, как мы смеёмся, какой вид смеха неосознанно используем, и какие в нас качества. А если что-то не нравиться, это всегда можно исправить. Главное, было бы желание.

1. ВИДЫ СМЕХА

Начнем с того, что поставим вопрос о видах смеха. Он уже ставился ранее. Однако беглый обзор существующих теорий комического дает не очень утешительную картину. Поневоле спрашиваешь себя: нужна ли здесь вообще теория? Их было очень много. Стоит ли к многочисленным существующим теориям прибавлять еще одну? Может быть, такая теория не более как игра ума, мертвая схоластика, бесполезная в жизни философема?

Первый и основной недостаток всех существующих теорий (особенно немецких) – это ужасающий абстракционизм, сплошная отвлеченность. Теории создаются безотносительно к какой бы то ни было реальной действительности. В большинстве случаев такие теории действительно представляют собой мертвые философемы, притом изложенные так тяжеловесно, что их иногда просто невозможно понять.

Например, определения комического оказывались слишком широкими: под них подходили явления и некомические. Такую ошибку делали величайшие философы. Так Шопенгауэр утверждал, что смех возникает тогда, когда мы внезапно обнаруживаем, что реальные объекты окружающего нас мира не соответствуют нашим понятиям и представлениям о них. Перед его воображением носились, очевидно, случаи, когда такое несоответствие вызывало смех. Но он не говорит о том, что такое несоответствие может быть нисколько не смешным: когда, например, ученый делает открытие, которое полностью меняет его представление об изучаемом объекте, когда он видит, что до сих пор заблуждался, то открытие этого заблуждения (“несоответствия окружающего нас мира нашим понятиям”) лежит вне области комизма.

Та же самая отвлеченность была характерна и для многих смеховых классификаций. Однако здесь можно привести наиболее интересную попытку перечисления видов смеха, сделанную не философами и не психологами, а теоретиком и историком советской кинокомедии Р. Юреневым, который написал так: “Смех может быть радостный и грустный, добрый и гневный, умный и глупый, гордый и задушевный, снисходительный и заискивающий, презрительный и испуганный, оскорбительный и ободряющий, наглый и робкий, дружественный и враждебный, иронический и простосердечный, саркастический и наивный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, торжествующий и оправдательный, бесстыдный и смущенный. Можно еще и увеличить этот перечень – веселый, печальный, нервный, истерический, издевательский, физиологический, животный. Может быть даже унылый смех!”

Этот перечень интересен своим богатством, своей яркостью и жизнеспособностью. Он получен не путем отвлеченных размышлений, но жизненных наблюдений. Автор в дальнейшем развивает свои наблюдения и показывает, что разные виды смеха связаны с различием человеческих отношений, а они составляют один из главных предметов комедии.

Если рассматривать одну из последних классификаций видов смеха, предложенную В. Проппом в его книге целиком посвященной разбору проблем комизма и смеха, то можно отметить, что существует 6 разных видов смеха, определенных в основном по психологической окраске. И прежде всего это смех насмешливый.

Именно этот и только этот вид смеха стабильно связан со сферой комического. Достаточно, например, сказать, что вся огромнейшая область сатиры основана на смехе насмешливом. Этот же вид смеха чаще всего встречается в жизни. Если всмотреться в картину Репина, изображающую запорожцев, которые сочиняют письмо турецкому султану, можно увидеть, как велико разнообразие оттенков смеха, изображенного Репиным, - от громкого раскатистого хохота до злорадного хихиканья и едва заметной тонкой улыбки. Однако легко убедиться, что все изображенные Репиным казаки смеются одним видом смеха, а именно смехом насмешливым.

Исходя из наблюдений чисто количественного порядка, можно установить, что насмешливый смех встречается чрезвычайно часто, что это основной вид человеческого смеха и что все другие виды встречаются значительно реже. С точки зрения формальной логики можно чисто умозрительно прийти к заключению, что есть две большие области смеха или два рода их. Один включает в себя насмешку, другой этой насмешки не содержит. Такое распределение представляет собой классификацию по наличию и отсутствию одного признака. В данном случае она окажется правильной не только формально, но и по существу. Такое различие делается и в некоторых эстетиках. Лессинг в “Гамбургской драматургии” пишет: “Смеяться и осмеивать – далеко не одно и то же”. Можно, однако, установить, что резкой, четкой границы нет, что есть как бы промежуточные, переходные случаи, и к ним теперь надо обратиться.

В отличие от элементов сарказма и злорадства, присущих насмешливому смеху, мы здесь имеем мягкий и безобидный юмор. Термин “юмор”, - говорит Вульс, незаменим, когда автор на стороне объекта “смеха”. Юмор есть некоторое душевное состояние, при котором в наших отношениях к людям мы сквозь внешние проявления небольших недостатков угадываем положительную внутреннюю сущность. Этот вид юмора порождается некоторым благосклонным добродушием.

Объяснение доброго смеха помогает понять и определить его противоположность – злой смех. При добром смехе маленькие недостатки тех, кого мы любим, только оттеняют положительные и привлекательные стороны их. Если эти недостатки есть, мы их охотно прощаем. При злом смехе недостатки, иногда даже мнимые, воображаемые и присочиненные, преувеличиваются, раздуваются и тем дают пищу злым, недобрым чувствам и недоброжелательству. Таким смехом обычно смеются люди, не верящие ни в какие благородные порывы, видящие всюду одну только фальшь и лицемерие, мизантропы, не понимающие, что за внешними проявлениями хороших поступков кроются настоящие хорошие внутренние побуждения. Этим побуждениям они не верят. Благородные люди или люди с повышенной чувствительностью, с их точки зрения, - глупцы или сентиментальные идеалисты, заслуживающие только насмешек. В отличие от всех других рассмотренных видов смеха этот ни прямо, ни косвенно не связан с комизмом. Такой смех не вызывает сочувствия. Такой смех мнимотрагичен, иногда – трагикомичен. Хотя такой вид смеха не порожден комизмом, он сам по себе может оказаться смешным и легко может быть осмеян на тех же основаниях, на каких вообще осмеиваются человеческие недостатки.

Есть эстетики, которые делят смех на субъективный и объективный. Границы здесь провести очень трудно. Но если это деление правильно, любой вид простого радостного смеха может быть отнесен к смеху субъективному. Это не значит, что для такого смеха нет объективных причин. Но эти причины – часто только поводы. Кант называет этот смех “игрой жизненных сил”. Такой смех вытесняет всяческие отрицательные переживания, делает их невозможными. Он тушит гнев, досаду, побеждает хмурость, поднимает жизненные силы, желание жить и принимать в жизни участие.

Что смех поднимает жизненные силы и жизнеспособность, замечено уже очень давно. На заре человеческой культуры смех входил как обязательный момент в состав некоторых обрядов, отсюда известен так называемый обрядовый смех.

И последний вид смеха, о котором говорит в своей книге В. Пропп, это разгульный смех.

До сих пор мы говорили о смехе как о чем-то едином по степени интенсивности. Междутем смех имеет градации от слабой улыбки до громких раскатов безудержного хохота.

Наличие границ, некоторой сдержанности и чувства меры, в пределах которых явление может восприниматься как комическое и нарушение которых прекращает смех, - одно из достижений мировой культуры и литературы. Но такую сдержанность ценили далеко не всегда и не везде.

Если нас сейчас привлекает наличие каких-то границ, то некогда привлекало, наоборот, их отсутствие, полная отдача себя тому, что обычно считается недопустимым и недозволенным и что вызывает громкий хохот. Такой вид смеха очень легко осудить и отнестись к нему высокомерно- презрительно. В западных эстетиках этот вид смеха отнесен к самым “низменным”. Это смех площадей, балаганов, смех народных празднеств и увеселений.

2. ПАРАДОКС СМЕХА

О самом смехе как эмоции за тысячелетия человеческой истории написано уже столько, что трудно сказать что-то новое. Однако новизна, состоящая – всего лишь! – в ином расположении старого материала уже дает немало пользы.

Можно сказать, что никому еще не удалось выразить суть комизма лучше, чем Аристотелю, заметившему в дошедшей до наших времен первой части “Поэтики”:

“…смешное – это некоторая ошибка и безобразие; никому не причиняющее страдания и ни для кого не пагубное”. Разумеется, и это определение несовершенно, но не более чем тысячи других, пришедших ему на смену.

И все же… Будем справедливы: история изучения смеха проходит под знаком Аристотеля. Всякому, кто знакомился с ней хотя бы отчасти, известно, что все видимое и устрашающее многообразие теорий комизма имеет единый корень – формулу Аристотеля, согласно которой смешное есть часть безобразного. Одни проводили эту мысль более последовательно, другие – менее, но, по сути дела, никто от аристотелевского определения далеко не ушел. Да и некуда было идти, ибо автор поэтики почувствовал главное, что есть в смехе – его парадоксальную ценностную ориентацию, ничуть не изменившуюся за истекшие тысячелетия.

Сегодня, учитывая все основные теоретические варианты можно осмелиться утверждать: в написанном до сих пор о смехе с неумолимостью повторяются, варьируются две идеи, которые вряд ли могут быть поколеблены в обозримом историческом будущем:

сущность смеха, невзирая на все кажущееся бесконечным многообразие его проявлений едина;

сущность смеха – в усмотрении, обнаружении смеющимся в том, над чем он смеется, некоторой доли негативности, известной “меры зла”. Собственно говоря, здесь даже не две, а одна мысль: второй тезис просто указывает на то, что именно вызывает в человек желание смеяться. Однако если с первой частью утверждения все более или менее ясно, то вторая часть всегда рождала недоумения и вопросы: сарказм или ирония вроде бы действительно нацелены на обнаружение зла, но как быть с другими видами смеха –

с “беззаботным”, “доброжелательным” смехом,

с “ласковой” улыбкой и “мягким” юмором?

“Мягкий”, “добрый” смех взрослого, наблюдающего за неловкими движениями малыша (пожалуй, предельный случай для опровержения аристотелевской формулировки), на поверку оказывается связан хотя и с малой, но все-таки долей негативности: ведь смех взрослого вызывает отнюдь не ловкость движений детских движений, а их не-ловкость.

Именно эта трудность однозначного бесспорного охвата всей области смеха рамками названного утверждения нанесла наиболее тяжкий урон теории комического. Не помогали даже самые изощренные и расширительные толкования тех мыслителей, которые видели единство всех форм смеха “яснее солнечного света”. Отчасти это и понятно: ведь и самые широкие толкования и определения не смогут убедить сомневающегося, ибо в его распоряжении имеются личные впечатления, воспоминания, примеры, в которых он никакого противостояния смеха злу не усматривает и потому решительно отказывается считать негативное начало источником любого рода комизма. Ограниченность взгляда, помноженная на неизбежную узость любого, пусть самого впечатляющего набора объяснительных примеров теоретика, делает скептика неуязвимым, “непробиваемым”. Почти что убежденный в предлагаемом ему объяснении существа дела, он отыскивает в памяти случай, противоречащий, как ему представляется, такому объяснению и … все возвращается на круги своя. Объяснение и определение уже кажется несовершенным, неверным; тайна смеха, словно проворная рыбка, проскальзывает сквозь ячею самых безупречных классификаций и формул. Все нужно начинать заново.

Но все же попытаемся заглянуть за барьеры определений и классификаций с тем, чтобы дать общий контур феномена смеха и внимательно вглядеться в существо чувства, разрешающегося в смехе, в котором все очевидно и все - тайна.

Смех парадоксален. Смех парадоксален потому, что не соответствует предмету, который его вызывает, и в этом, внешне неприметном, несоответствии кроется, может быть, главнейшая особенность смеха. Человеческие эмоции, если, конечно, не брать в расчет патологию и “бытовую” истерию, суть отклики на соответствующие им по своему прагматическому значению предметы. Нечто неприятное закономерно вызывает в нас огорчение и неприязнь. Что-то удивительное влечет за собой удивление, интерес, нечто страшное – испуг, ужас. Иначе говоря, характер вещи, являющийся в ее отношении к нам, ее прагматика обнаруживается в чувстве, которое эта вещь провоцирует.

Могут сказать, что точно так же и нечто смешное вызывает в человеке смех, и потому к только что рассмотренной цепочке соответствий можно добавить еще одно звено, не нарушив при этом общего принципа сочленения. Нельзя, ибо нарушение здесь есть, и, хотя дело идет о смехе, нарушение весьма серьезное. Смех – единственный из всех эмоциональных ответов, который во многом противоречит предмету его породившему. А это означает, что смех, выражающий несомненно приятное, радостное чувство, оказывается при пристальном рассмотрении ответом на событие, в котором человеческий глаз или ухо уловили, помимо всего прочего, нечто достойное осуждения и отрицания.

Конечно же, речь идет о зле в самом широком толковании, обнимающем и реальную угрозу, бессильную перед твердостью духа, и бесхитростные цирковые обливания водой, удары по голове, падения на арене, и самые тонкие проявления негативности, возникающие в ситуациях пресловутого “несоответствия формы и содержания”; кстати, приставка “не” уже оповещает нас о какой-то деформации, отклонении от нормы. Сюда же идут и случаи контекстных нелепостей, когда сама по себе несмешная вещь попадает в такое окружение, что делается смешной. Рассказанная Версиловым в “Подростке” история о человеке, который – то ли от нервного напряжения, то ли еще от чего – вдруг неожиданно для себя самого “засвистал” на похоронах, охватывает почти всю шкалу вариантов негативности, порождая смех читателя, надежно прикрытого от события эстетической дистанцией. Здесь есть зло и в его мыслимом пределе (смерть, похороны), и в виде аномальной реакции персонажа, и вообще в самом факте абсурдности, нелепости случившегося. Нелепости, впрочем, лишь по меркам нынешним: архаический ритуал хорошо знаком с такого рода превращенными “радостными” формами отношения к смерти…

Именно это парадоксальное несоответствие между бросающимся в глаза положительным характером смеха и злом, таящимся в вещи, которая вызвала улыбку, служило и служит по сию пору основным препятствием для уяснения сути смеха.

Главный вопрос, который необходимо задать для того, чтобы приблизиться к пониманию проблемы, должен звучать так: почему смех “ненормален” по сравнению с остальными “нормальными” эмоциями; почему эволюция – биологическая и культурная – подарила человеку столь парадоксальный, радостный способ оценки существующего в мире зла, пусть не всего, но все же значительной его доли?

Наш вопрос сразу же может быть атакован другим. Разве улыбающийся младенец борется со злом? Где в смехе ребенка можно найти что-то такое, что соответствовало бы сущности истинно человеческого смеха – радости, возникшей в момент усмотрения зла?

Кажущаяся сила этого вопроса сбивала с толку многих и вынуждала их скрепя сердце произнести: увы, единая концепция смеха невозможна. Смех может быть ответом не только на негативность, но и просто выражением радости, чистого удовольствия. Что младенец! Даже молодые здоровые люди смеются так часто и беспричинно лишь оттого, что они просто молоды, здоровы и наивны…

Однако спросим, в свою очередь и мы себя: не смешиваются ли в этих всем хорошо знакомых рассуждениях представления о двух различных вещах – о смехе подлинно человеческом и смехе “формальном”, лишь внешне напоминающем первый? Разве не очевидно, что за этим формальным смехом, которым обладают даже идиоты, стоят миллионы лет генетической эстафеты, донесшей до нас остатки древнейшей интенции жизнеутверждающей агрессивности, проявление преизбытка чисто физических возможностей? Облагороженная психосоматикой вида Homo sapiens, эта интенция сохранилась в обкатанных культурой формах так называемого “здорового” или “жизнеутверждающего” смеха, в котором, вообще-то говоря, от начала подлинно человеческого и осталась-то одна лишь только форма. Понадобилась вся “доистория” человечества, чтобы придать смеху – выразителю специфически человеческого отношения к злу – тот вид, который оно имеет на памяти культуры. Но при этом в нас сохранилась “память” и об исходной точке этого движения. Рядом с подлинным смехом существует, причем в тех же самых формах, некий прасмех, по самой сути своей нерефлексивный и неоценочный. Внешне они неразличимы, и мы, смеясь, не задумываемся над тем, что движет нами и заставляет совершать привычный смеховой ритуал.

Так намечаются контуры решения проблемы существования двух видов смеха, скрывающихся под одной и той же маской, но выражающих различные чувства: смешное охотно становится радостным, тогда как само радостное совсем не обязательно должно быть смешным. Впрочем, даже и тут мы можем перекинуть мостик: глядя в прошлое нынешнего “здорового” смеха, мы без труда увидим его связь со злом. Энтузиастический порыв, дружелюбная демонстрация мощи особи в актах игры-драки или во время церемонии приветствия-угрозы есть не что иное, как самая первая, грубая и прямолинейная форма связи между потенциальной угрозой и бурно выражаемой эмоцией, которой когда-нибудь предстоит стать человеческим смехом.

Однако вернемся к индивиду. Улыбающийся младенец –обладатель чистой формы, доставшейся ему даром от поработавшей над этой формой культуры. Когда он улыбается, никакого несоответствия между характером формы и предметом ее вызвавшим, действительно нет и не может быть: перед нами никакая не парадоксальная, а абсолютно нормальная, естественная реакция – приятное событие (появление матери или новая игрушка) рождает приятное чувство. Такое положение сохраняется довольно долго. Ребенок уже умеет говорить, а смех его все еще остается смехом, условно говоря “дочеловеческим”, хотя по форме своей он ничем от смеха подлинного не отличается. Идет время, ребенок смеется десятки раз на дню, получая от смеха удовольствие, которое ничем другим он заменить не может. Перед нами любопытная и явно переходная по своей сути ситуация: человек уже научился смеяться, но не обрел еще объекта, достойного осмеяния; круг ситуаций, которые смешат ребенка, пока еще остается крайне ограниченным и наполненным на редкость однообразным “материалом”. Пока что в смехе разрешается лишь переполняющая ребенка “радость бытия”, субъективное физиологическое ликование, родственное восторгу играющего щенка.

Но вот наступает фаза перелома. Незаметно для себя ребенок совершает первые, пока еще нерешительные и не вполне удачные попытки смеяться над тем, что по-настоящему смешным ему вовсе не кажется. Наблюдая за взрослыми, смеющимися своим “взрослым” смехом над чем-то еще не понятным ребенку, он, подчиняясь заразительной силе смеха, начинает смеяться вместе с ними. Его смех формален, поверхностен, он лишь имитирует понимание того, что на самом деле пока еще не кажется ребенку ни смешным, ни понятным. Но постепенно дело идет на лад: он начинает все чаще угадывать, выделять те ситуации, которые следует оценивать посредством “взрослого” смеха. И в конце концов у ребенка вырисовывается смутный образ того общего, что наличествует в различных осмеянных взрослыми вещах, а в итоге он и сам научается безошибочно узнавать признаки этого общего, чему он еще не знает имени, а если и знает, то уже не осознает, что смеется именно над ним, а не над чем-то иным.

С этого момента перед ребенком встает непреодолимый барьер, заслоняющий от его интеллектуального взгляда источник смеха. Путь назад отрезан решительно и окончательно. Обретя наконец-то истинно человеческий смех, он теряет способность понять, отчего смеется: положительный характер смеха надежно скрывает причину, его породившую. Кто, будучи в здравом уме, увидит в плюсе минус? Собственно, такой барьер сложен не только для ребенка, его не смогли одолеть и многие теоретики комизма. Негативность растворялась в улыбке и не давала возможности себя опознать: смех становился непроницаемым, “зеркальным”. Такова амальгама зеркала – в ней можно увидеть все, но только не ее саму…

Переворот в сознании и неприметный для сознания может свершиться почти мгновенно. Вот сидит у цирковой арены мальчик. Клоун падает, растягивается на опилках, но мальчик не смеется. Он еще не знает, не догадывается о том, что случившееся смешно, что над падением человека можно смеяться. Но пройдет совсем немного времени, и уже в следующий раз мальчик будет вместе со всем залом хохотать и хлопать в ладоши. Он совершил открытие – научился видеть мир в зеркале смеха, однако понадобятся годы, прежде чем это зеркало станет двусторонним и заставит его смеяться над самим собой.

История знает множество форм смеха. Но, хотя в различных культурах люди смеялись над разными вещами и смеялись по-разному, это не меняло главного: сущность смешного остается во все века одинаковой, идет ли речь о “гротескном” образе тела и его отправлений, поэзии английского нонсенса, “надгробном” юморе или же о гоголевском смехе, прорывающемся сквозь невидимые миру слезы. Присутствие в вещи момента негативности, известной “меры” зла, которая и пробуждает в нас способность к смеховой оценке, в любом случае остается непоколебленным. И эта парадоксальная черта смеха – радости, осмеивающей зло, - наводит на мысль о том, что парадокс, и, может быть, не меньший, кроется в самой гримасе смеха, в самой форме его бытия на человеческом лице.

ФОТО Getty Images

Джеральд Шеневольф (Gerald Schoenewolf), психоаналитик с 37-летним стажем, автор 20 книг о психологии. Его сайт www.drschoenewolf.com

«Врачам давно известно, что смех способствует укреплению здоровья: он укрепляет иммунную систему и во многих случаях ускоряет выздоровление. Но смех смеху рознь. Зигмунд Фрейд выделял три типа смеха: шуточный, комический и подражательный 1 . Шуточный позволяет нам высказывать мысли, которые общество подавляет или запрещает. Таким образом, сюда попадает и черный юмор и «грязные» шуточки. Комический юмор помогает смеяться над своими пороками. Подражательный юмор часто носит враждебный характер: мы смеемся над людьми, которых считаем ниже себя.

Так что не всякий юмор способен исцелять. Поразмышляв над системой Фрейда, я решил выстроить на ее основе свою собственную. Ведь каждый вид смеха имеет свою мотивацию и свое значение.

1. Злой юмор

То, что Фрейд обозначил как «подражательный». Мы смеемся над кем-то, кого считаем ниже нас. Часто такой смех обусловлен нашими предрассудками, тем, как мы относимся к той или иной группе людей. Когда, например, мы смеемся над теми, кто отличается от нас расой, цветом кожи или политическими взглядами. «Сколько поляков надо, чтобы вкрутить лампочку? Пять: один стоит на стуле и держит лампочку, а четыре крутят стул». Объектами таких шуток часто бывают те, кого общество не принимает и делает их «козлами отпущения». Такой юмор, разумеется, не имеет целебных свойств. Он только способствует появлению в обществе предрассудков и стереотипов.

2. Хихиканье

Такой тип смеха ассоциируется с детьми или подростками, но встречается и среди взрослых. Специфика такого смеха в том, что он очень заразителен. Человек может даже не понимать, почему и над чем он смеется. Он смеется просто потому что ее «заразило» смехом собеседника. Такой смех может быть средством снятия напряжение после тяжелого дня.

3. Шутки

Как говорил Фрейд, шутки помогают нарушать правила, ломать барьеры дозволенного. И в таких шутках всегда присутствует доля злобы. Такой юмор связан с нашими постыдными удовольствиями. Когда мы используем черный юмор, мы подсознательно удовлетворяем себя, не только выходя за рамки дозволенного, но и бросая вызов собеседнику, тем самым подпитывая свое эго.

4. Самоирония

Есть такие люди, которые всегда делают самих себя объектами своих шуток. Чаще всего они любят выставлять себя неуклюжими идиотами, которые вечно что-то ляпнут не к месту или спросят какую-нибудь глупость. Обычно это связано с недостатком внимания. Чтобы привлечь его к себе, ребенок может специально сказать за семейным ужином какую-нибудь глупость, чтобы все засмеялись. Такое поведение часто переносится и во взрослую жизнь. Однако оно не делает людей счастливыми. Поскольку на самом деле такие люди нуждаются в уважении и внимании.

5. Сатира

Высшая форма юмора. В совершенстве ей овладели такие великие умы, как Шекспир или Гоголь. Она часто используется в детских сказках: например, когда Королева в «Алисе в Стране чудес» показана до смешного самовлюбленной и эгоистичной со своими выкриками «Казнить!», когда кто-то говорит или делает что-то, что ему на нравится. Сатира действительно лечит и позволяет людям сплотиться против тирана в борьбе за правду, поскольку является способом не напрямую говорить правду. Впрочем, сатиру можно считать и следствием бессознательного гнева.

6. Льстивый смех

Используется, чтобы подлизаться к кому-нибудь: подчиненный смеется над шутками своего начальника, даже если они глупые и несмешные. Если вы влюбились, то вы всегда будете смеяться над шутками возлюбленного. Поскольку такой юмор связан с обманом, отнесем его, скорее, к манипуляциям: он не способствует выходу каких-либо эмоций.

7. Целительный смех

Фрейд назвал его «комическим». В этом случае мы смеемся не над кем-то, а вместе с ним. Яркий пример – немое кино с Чарли Чаплиным. Мы смеемся над его персонажами. Потому что мы их любим, потому что мы на них похожи. У всех у нас были в жизни провалы, и когда мы смеемся над тем, как неудачник Чарли Чаплина получает тортом в лицо, мы смеемся над собой, снимая тем самым напряжение. Иногда такой юмор может буквально спасать жизни, как в истории выше упомянутого Нормана Казинса».

Подробнее см. в блоге Джеральда Шеневольфа.

1 З. Фрейд «Остроумие и его отношение к бессознательному» (Азбука, 2011).

Смех продлевает жизнь. С этим утверждением поспорить сложно. Ведь учеными давно доказано, что во время него у человека вырабатываются гормоны радости. Они помогают бороться со стрессом и прочими психологическими и физиологическими проблемами. Но специалисты также утверждают, что смех - это явление многоликое. Существует около десятка его видов, которые сопровождаются полярно разными эмоциями. Что же такое смех людей? И каковы его причины?

Определение

В научном мире существует четкое определение такому явлению, как смех. Это реакция человека на юмор, неожиданные, приятные звуки, тактильное воздействие и т. п. Проявление этой реакции заключается в непроизвольном изменении мимики и движении дыхательного аппарата.

Изучением смеха и его влияния на человеческий организм занимается раздел психиатрии - наука гелотология. С давних времен философы уделяли внимание явлению смеха. Аристотель, Э. Кант, А. Бергсон внесли немалый вклад в исследование его природы. Так, была выявлена соотнесенность человеческого смеха с дружелюбием, агрессией, болезнью, игрой и т. п. Доказано, что существует несколько видов смеха. И каждый из них имеет различные причины и по-разному влияет на организм человека.

Юмористический

Взрослому человеку свойственно смеяться, когда он видит или слышит что-то забавное, нелепое, неожиданное. Это может быть шутка, забавные звуки или действие, гримаса другого человека. Подобная ситуация вызывает юмористический, или веселый смех. Также в русском языке есть устойчивое выражение «заразительный смех». Действительно, стоит одному человеку засмеяться, как улыбка, смех появляются и у окружающих.

Юмористический смех может быть открытым (с размыканием губ) и закрытым / сдержанным (с сомкнутыми губами). Психологи говорят, что его характер напрямую связан с личностными качествами и обстоятельствами, в которых находится человек. Как правило, открытый смех характерен для семейного круга, компании друзей, рабочего коллектива. Он говорит о некоей близости (родственной или духовной), теплых взаимоотношениях, доверии. Закрытый смех - это реакция людей, стесненных определенными условиями или нормами.

Детский

В особую категорию попадает детский смех. Это душевный порыв ребенка, чистый, льющийся и приводящий в восторг и веселье всех окружающих. С научной точки зрения, причинами его могут быть любые приятные и неожиданные звуки, забавная мимика, (щекотка). Маленькие дети не умеют читать и воспринимать юмор в том виде, в каком он вызывает у взрослых людей.

Более того, специалисты отмечают, что независимо от обстоятельств и окружения детский смех одинаков. Это открытое проявление радости. Оно происходит неосознанно и длится до тех пор, пока продолжается внешнее воздействие. Таким образом, смех детей является одномоментным и не повторяется как воспоминание о ситуации.

Истерический

Иную природу имеет истерический смех. Он связан с нервно-психическим перевозбуждением человека. Спусковым крючком является яркое переживание событий, которые некогда вызвали потрясение. При этом не нужно наглядных примеров. Истерический смех начинается непроизвольно, как вариант - когда человеку становится больно, страшно или обидно.

Данное явление не вызывает положительных эмоций у самого смеющегося и у окружающих. Скорее это смесь отчаяния и удивления. На слух он воспринимается как прерывистый смех, переходящий в громкий хохот. При повторении приступов человеку необходима медицинская помощь.

Правда, существует и иная трактовка истерического смеха. Он понимается как безудержный и продолжительный хохот.

Физиологический

Физиологический смех - это радостная реакция человека на тактильные ощущения (щекотание), хотя может быть и следствием приема наркотических препаратов. Он характеризуется открытостью, непроизвольностью и прерывистостью. При щекотании он совпадает по продолжительности с длительностью тактильного воздействия. При приеме некоторых наркотических средств причины физиологического смеха обусловлены психическими процессами. Общее настроение можно назвать приподнятым, смех прерывистый, поверхностный, необоснованный. На первый взгляд напоминает истерический смех, однако более продолжительный и не имеет эпизодов нервного потрясения.

Социальный

Социальным называют смех людей, объединенных общей идеей, поводом собрания. Ярким примером может быть реакция слушателей политических выступлений. Это всеобщее возбуждение, ликование. Разумеется, он имеет схожие черты с юмористическим смехом, вызванным у зрителей на концертах комиками. Однако в первом случае происходит духовное, идейное объединение людей. Приподнятое настроение обусловлено обретением надежды и перспектив в будущем. Это не праздное веселье, а воодушевление. Как правило, это открытый или сдержанный смех, сопровождающийся поддерживающими криками и аплодисментами.

Ритуальный

Ритуальный смех - это искусственное, актерское проявление радости, истерики, агрессии, страха или других эмоций. Как правило, его используют лицедеи в постановках комедий или юмористических сценок. Главная задача - чтобы смех был максимально точно окрашен определенной эмоцией, сопровождался необходимыми для этого жестами, мимикой и был донесен до слушателя/зрителя. Вариантов проявления его, разумеется, множество. Это может быть грубый и надменный смех, открытый и издевательский, трусливый и вкрадчивый, сдержанный, сквозь зубы или же заливистый, душевный.

Патологический

Патологический смех, как правило, можно наблюдать у душевно больных людей. Однако в последнее время все большую популярность стала приобретать смехотерапия, или лечение стрессов и других нервных расстройств смехом. Для этого человеку по причине и без нее необходимо намеренно смеяться определенный промежуток времени. Этот процесс можно спутать с ритуальным смехом. Однако цели у этих явлений разные. В первом случае смех служит в качестве стимуляции мозга на положительные импульсы. Во втором (ритуальном) необходимо смеяться, дабы выполнить актерскую задачу - передать эмоции, соответствующие действию.

Патологический смех должен быть открытым, радостным. Как правило, он имеет волнообразную или лавинообразную структуру. То есть может стихать и вновь разгораться. А может из тихой, искусственной фазы перейти в звонкую, заливистую, искреннюю.

Смех и характер

При глубоком исследовании способов проявления смеха учеными была установлена его взаимосвязь с характером человека. Поделимся наиболее интересными наблюдениями:

Если человек смеется открыто, слегка запрокидывая голову, то, скорее всего, он обладает широкой натурой. Среди основных его качеств можно назвать доверчивость, легковерность и проявление сиюминутных эмоций.
Если при смехе собеседник слегка касается губ мизинцем, то он наверняка любит купаться во всеобщем внимании, придерживается хороших манер и условностей.
Если же человек при смехе прикрывает рукой рот, то, возможно, ему присуща робость. Такого собеседника легко смутить. Он предпочитает оставаться в тени.
Нередко можно отметить, как люди морщат носы при смехе. Психологи полагают, что подобная манера принадлежит эгоцентричным и капризным личностям, которые меняют свои взгляды и чувства по настроению.
Когда собеседник при смехе широко открывает рот, то можно с уверенностью сказать, что это подвижная, темпераментная натура. Он великолепный оратор, который без внимания окружающих впадает в уныние.
И наконец, если перед тем, как тихонько рассмеяться, человек слегка наклоняет голову, то это говорит о его мягкосердечности, совестливости. В жизни это нерешительные конформисты. Довольно сложно угадать, что они чувствуют на самом деле.

Разделы