Павел Степанович Нахимов (адмирал): биография. Адмирал Нахимов: интересные факты

Знаменитый русский адмирал Нахимов Павел Степанович родился 23 июня 1802 года в селе Городок Смоленской губернии. Это 260 км от Москвы. Умер 30 июня 1855 года в возрасте 53 лет в городе Севастополе. По происхождению дворянин. На воинской службе состоял с 1818 года после окончания Морского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге. В 1817 году в качестве гардемарина совершил своё первое морское плавание по Балтийскому морю на бриге "Феникс".

Начало военной морской карьеры

По-настоящему боевым крещением стало кругосветное плавание в 1822-1825 годах на 36-пушечном фрегате "Крейсер" под командованием Михаила Петровича Лазарева (1788-1851). Своей целью экспедиция ставила охрану Русской Америки от американских контрабандистов. Но где Аляска, а где Кронштадт. Поэтому пришлось огибать весь земной шар, чтобы попасть в пункт назначения.

Корабль пересёк Атлантику, обогнул Южную Америку, доплыл до Таити, а уже оттуда взял курс на север. В течение года "Крейсер" охранял русские воды от контрабандистов, а в октябре 1824 года был сменён другим кораблём. В начале августа 1825 года фрегат вернулся в кронштадтский порт. Следует отметить, что плавание проходило в тяжелейших условиях. Оно сопровождалось штормами и ураганами. Всех участников этой экспедиции представили к наградам. Павел Степанович получил звание лейтенант.

Дальнейшая морская служба

Дальнейшая служба молодого офицера проходила под командованием М. П. Лазарева на линейном корабле "Азов". 8 октября 1827 году он принимал участие в морском Наваринском сражении . В этой исторической баталии сошлись 2 флота. С одной стороны выступала объединённая эскадра России, Франции и Англии, а с другой стороны турецко-египетский флот. Сражение происходило в Наваринской бухте на юго-западной оконечности Пелопоннеса. Причиной его стало национально-освободительное движение греческого народа против турецких захватчиков.

Турки потерпели сокрушительное поражение, а командиру батареи Нахимову было присвоено очередное воинское звание капитан-лейтенант. За мужество и героизм молодого офицера наградили орденом Святого Георгия IV степени. В следующем году Павлу Степановичу доверили командовать 3-мачтовым военным кораблём "Наварин". На вооружении он имел 30 орудий малого и среднего калибра.

Во время русско-турецкой войны 1828-1829 годов этот корвет принимал участие в блокировании пролива Дарданеллы. А после окончания военных действий капитан-лейтенанта перевели вместе с кораблём на Балтийский флот. В 1831 году Павел Степанович получил под своё командование самый современный военный корабль - фрегат "Палладу".

Судно построили по личному высочайшему повелению императора Николая I. Это был шедевр военного судостроения тех лет. На корабле было множество конструкторских новинок, а на вооружении состояло 52 орудия. Естественно, командовать им доверили одному из самых достойных офицеров морского флота Российской империи.

В 1834 году Нахимова перевели служить на Черноморский флот. Он стал командиром 84-пушечного линейного корабля "Силистрия". Это была самая настоящая плавучая крепость. Она считалась лучшим военным судном и флагманским кораблём Черноморского флота.

В 1845 году Павлу Степановичу было присвоено воинское звание контр-адмирал. Он возглавил бригаду кораблей. А в 1852 году получил звание вице-адмирал и стал во главе целого флота.

Крымская война

В 1853 году началась Крымская война (1853-1856). В это суровое для России время адмирал Нахимов встал во главе Черноморской эскадры. Своё имя он в очередной раз прославил в Синопском сражении . Произошла эта баталия 18 ноября 1853 года. По сути, она стала первым крупным сражением Крымской войны.

Сражение происходило при сильном дожде и порывистом ветре. Турецкие корабли находились в бухте под защитой береговых батарей. Но это не испугало русских моряков. Сопротивление противника было подавлено мощным орудийным огнём. Он уничтожил турецкие суда и береговые батареи. Спасся только один турецкий фрегат "Таиф". Ему удалось вырваться из-под огня и уйти в открытое море. Все остальные корабли были потоплены. В плен попал командующий турецкой эскадры.

В этой баталии с российской стороны принимали участи 6 линейных кораблей и 5 фрегатов с общим количеством орудии 746. У турок насчитывалось 8 фрегатов и 4 корвета с общим количеством орудий 472. Плюс к этому 6 береговых батарей.

Весть о разгроме врага мгновенно долетела до Севастополя. 22 ноября корабли-победители вошли в севастопольский порт при общем народном ликовании. За победу при Синопе государь наградил Павла Степановича орденом Святого Георгия II степени.

Дальнейший ход военных действий сложился так, что в феврале 1855 года пришлось потопить морские суда. Нахимову была поручена оборона южных районов Севастополя. Он проявил себя как мужественный защитник и руководитель обороны. При этом современники отмечали, что солдаты и матросы относились к адмиралу с огромной теплотой и уважением.

Памятник адмиралу Нахимову в Севастополе

Гибель

28 июня 1855 года Павел Степанович объезжал передовые укрепления на самом важном военном стратегическом участке - Малаховом кургане . Англо-французская артиллерия вела по высоте непрерывный огонь. Один из осколков разорвавшегося снаряда попал в голову командующего. Примечательно то, что его, смертельно раненого, вынес из под обстрела заместитель командира батареи Василий Иванович Колчак (1837-1913) - отец Александра Васильевича Колчака: Верховного правителя России в годы Гражданской войны.

30 июня 1855 года Павел Степанович умер. Похоронили его в городе Севастополе в соборе Святого Равноапостольного князя Владимира. В наши дни это улица Суворова 3. Во время похорон флотоводца на военных французских и английских кораблях были приспущены флаги. Даже противник отдал дань уважения этому мужественному человеку, беззаветно служившему родине.

Образ выдающегося флотоводца и верного сына России навсегда остался в памяти русских людей. Его именем названы корабли, озёра, населённые пункты, улицы городов. В 1943 году постановлением СНК СССР было создано военно-морское Нахимовское училище. Тысячи юношей вышли из его стен и продолжили то дело, которому легендарный адмирал посвятил всю свою жизнь .

Александр Арсентьев

Родиной великого русского флотоводца, П. С. Нахимова, является Смоленская губерния (село Городок). Небогатые помещики, Степан Михайлович и Феодосия Михайловна имели 11 детей. 4 брата Нахимовых выбрали профессию моряка. Павел учился в морском кадетском корпусе. Во время учебы совершал плавание по Балтийскому морю. Под командованием М. П. Лазарева (впоследствии известного адмирала) в течение 3 лет находился в кругосветном плавании. За это время Нахимову удалось стать прекрасным моряком.

В дальнейшем Павел Степанович направлен в Архангельск, место службы - военный корабль «Азов», принявший активное участие в известной Наваринской битве с турками. Командой корабля было уничтожено 5 судов противника. Нахимову присвоено звание капитан-лейтенанта, он отмечен орденами.

В начале 30-х годов 19 века под его командой находился фрегат «Паллада». Строительство корабля проходило под контролем Нахимова. Фрегат числился в эскадре кораблей, находящихся в рейсе по Балтике. Нахимов обнаружил неправильный курс, чем обезопасил эскадру. Своим поступком заслужил благодарственные слова императора.

Вскоре морской офицер начинает службу на Черноморском флоте, он возглавляет линейный корабль «Силистрия». В 1845 году он становится контр-адмиралом.

В Крымской войне он отличился при битве в Синопской бухте, Павел Степанович был командиром Черноморской эскадры. Нахимову в 1855 году присвоили адмиральское звание, назначали управлять Севастопольским портом и городом в военных делах.

Со стороны моря Севастополь был хорошо укреплен, а сухопутная часть – имела слабые укрепления. Началась робота по укреплению обороны южной стороны города. По приказу адмирала парусный флот был затоплен у входа в Севастопольскую бухту. Орудия сняты с кораблей и использованы для защиты гарнизона.

Павел Степанович, невзирая на опасность, каждый день обходил линию обороны, он стал душой осажденного города, воодушевляя солдат и матросов на борьбу с противником.

28 июня, объезжая оборонительную линию и находясь на Малаховом кургане, адмирал рассматривал в подзорную трубу позиции врага. Снайпер из стана неприятеля пробил пулей лобную часть головы. Ранение оказалось смертельным. Нахимова похоронили, согласно его желанию, в склепе рядом с Лазаревым и Истоминым.

Нахимов пользовался большим уважением на флоте. Его отличали скромность и преданность избранному делу. Оказывал помощь и поддержку подчиненным, при этом проявлял требовательность на службе и был взыскательным к себе, являлся примером для моряков.

Память о великом флотоводце увековечена в Севастополе. Его именем названа площадь, скульптора Нахимова повернута лицом к морю, служению флоту была посвящена жизнь адмирала.

Биография Нахимова Павела о главном

Родился русский адмирал в 1802 году. Семья была большая,11 детей. Все его братья стали профессиональными моряками. Так как его отец имел военный чин, нет ничего удивительного, что Павел Степанович обрёл профессию отца.

Так, в 1813 году хотел поступить в Санкт - Петербурге в учебное заведение, а именно в Морской кадетский корпус. Но эту не удалось, так как было слишком много желающих. Лишь через два года он стал проходить там обучение.

В 1817 году он отправился в первое свое плаванье. Также с ними был писатель, врач В. И. Даль. Корабль останавливался в портах городов Стокгольма, Копенгагена, Карлосону.

С 1818 года Павел Степанович служил на флоте под командованием русского адмирала М. П. Лазарева. А с 1822 по 1825 год плавал в кругосветном путешествии на фрегате "Крейсер". Это плаванья стало для него успешным – его повысили в звании.

Во время Наваринского сражения, в котором участвовали с одной стороны Россия и Англия, а с другой стороны Турция и Египет, был отмечен наградой и повышен до чина капитан – лейтенанты. Также принимал участие во время русско-турецкой войны.

В 1853-1856 году, когда шла Крымская война Нахимов уже, будучи вице - адмиралом, провел блистательные военные операции, за что был отмечен наградой за подвиг.

В 1855году получил назначение служить командиром Севастопольского порта. Для своих починенных, он был образцом нравственности и его уважительно называли «отец – благодетель».

В 1855 году его ранили прямо в голову. Это случилось во время одного из объездов передовых укреплений. Ранение было настолько тяжёлым, что он умер. Павел Степанович отличался смелостью и умением в своем деле, за что получил 14 наград и 2 из которых - иностранные. В память о нем во времена второй мировой войны многие получали медаль Нахимова.

Интересные факты и даты из жизни

Нахимов в Крымской войне

Июнь 1855 г. принес защитникам Севастополя не только радость победы, но и два несчастья. Контуженный в день штурма Тотлебен болел и не хотел лечь в постель. Через два дня, 8 (20) июня, осматривая батарею Жерве, он был очень тяжело ранен, и его увезли из Севастополя.

Боялись смерти Тотлебена. Но рок сохранил его и для новых блестящих достижений, для взятия Плевны в 1877 г., и для черного в его биографии года, о котором можно только повторить слова В.Г. Короленко: «В 1879-80 году в Одессе генерал-губернаторствовал знаменитый военный инженер и стратег Тотлебен. Злая русская судьба пожелала, чтобы свою блестящую репутацию воина генерал этот завершил далеко не блестящей административной деятельностью. Знаменитым генералом управлял пресловутый Панютин, по внушению которого, хотя за нравственной ответственностью самого генерала, в Одессе началась памятная оргия административных ссылок. Слишком поздно, только уезжая из Одессы, понял Тотлебен, в чьих руках он был орудием, и с отчаянием и яростью публично набросился тогда на опозорившего его седины гнусного человека…»

Но в июне 1855 г., когда тяжко раненного Тотлебена увозили из Севастополя, еще светла и ничем не запятнана была его молодая слава, и велика была скорбь защитников крепости. Их ждал в том же месяце еще более сокрушительный удар.

Во время штурма 6 (18) июня Нахимов побывал и в самом опасном месте - на Малаховом кургане, уже после Хрулева. Французы ворвались было снова на подступы к кургану, ряд командиров был переколот немедленно, солдаты сбились в кучу… Нахимов и два его адъютанта скомандовали: «В штыки!» - и выбили французов. Для присутствовавших непонятно было, как мог уцелеть Нахимов в этот день. Подвиг Нахимова произошел уже после хрулевской контратаки, и Нахимов, таким образом, довершил в этот день дело спасения Малахова кургана, начатое Хрулевым.

Вообще это кровавое поражение союзников 6 (18) июня 1855 г. покрыло новой славой имя Нахимова. Малахов курган только потому и мог быть отбит и остался в руках русских, что Нахимов вовремя измыслил и осуществил устройство особого, нового моста, укрепленного на бочках, по которому в решительные часы перед штурмом и перешли спешно отправленные подкрепления из неатакованной непосредственно части на Корабельную сторону (где находится Малахов курган). Нахимов затеял постройку этого моста еще после первого бомбардирования Севастополя 5 октября, когда в щепки был разнесен большой мост, покоившийся на судах. Этот новый мост, на бочках, оказал неоценимые услуги, и поправлять его было несравненно легче и быстрее, чем прежний.

Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен, начальник севастопольского гарнизона, был в полном восторге от поведения Нахимова и до и после блестящей русской победы, каковой даже и враги считали неудачный для них штурм 6 июня. Нужно сказать, что генерал Остен-Сакен был человеком совсем другого типа, чем, например, Меншиков или Горчаков. Как военный он был, пожалуй, еще меньше взыскан дарами природы, чем оба упомянутые главнокомандующие, последовательно друг друга сменившие за время осады. У барона Остен-Сакена было, по-видимому, в самом деле нечто вроде религиозной мании, и это обстоятельство еще более подрывало скромные умственные ресурсы этого злополучного военачальника. На гарнизон, которым он командовал, он ни малейшего влияния не имел. Ни солдаты, ни, тем более, матросы, как уже сказано раньше, просто его не знали.

Офицеры, даже склонные к мистике, перед ежечасно летавшей вокруг них и над ними огненной смертью, считали все-таки, что для молитв, бдений, коленопреклонений, акафистов, ранних обеден, поздних вечерен существует протоиерей Лебединцев, а начальнику гарнизона следует заниматься вовсе не этим, но совсем другими, гораздо более трудными, сложными и опасными делами.

После падения трех контрапрошей Остен-Сакен стал гораздо больше считаться с Нахимовым и Васильчиковым.

Нахимов, Васильчиков, Тотлебен - вот кто фактически управлял защитой весной и в начале лета 1855 г. М.Д. Горчаков уже переписывался с Александром II о сдаче Севастополя и меньше проявлял активного интереса к вопросам обороны, предоставив Остен-Сакену не управление военными действиями, потому что Остен-Сакен ничем не управлял, но издание приказов и отдачу распоряжений, которые будут продиктованы теми же Нахимовым, Васильчиковым и Тотлебеном. «7 июня граф Сакен был у меня, - читаем в дневнике одного из участников обороны, - и я просил его о некоторых разрешениях мне по разным предметам. - «Пойду домой, обдумаю это», - отвечал он, - то есть без Васильчикова и Тотлебена не может решиться разрешить сам ничего»1.

Остен-Сакена горячо хвалили за благочестие в Москве и Петербурге, и впоследствии клубные бары не переставали задавать ему восторженные обеды и поздравительные ужины, однако в Севастополе, во время осады, офицеры считали его хотя и богобоязненным, но совершенно бесполезным мужем и называли пренебрежительно-фамильярно Ерофеичем. А как мечтали защитники Севастополя о настоящем вожде! Как они льнули душевно к Нахимову, который один у них остался после гибели Корнилова и Истомина и после ранения Тотлебена! Как разочаровались они в тех, кто повелевал всем и владычествовал и над Тотлебеном и над подчиненными адмиралами Корниловым, Истоминым, Нахимовым! Как изверились они во всех этих придворных вельможах Меншиковых, аккуратно ведущих канцелярию и корреспонденцию Горчаковых, бьющих об пол лбом пред иконой по три раза в сутки Остен-Сакенах…

Подобно тому как в свое время Меншиков не мог не понять, что ему никак не уйти от неприятной обязанности представить Нахимова к Белому Орлу, так и Остен-Сакен и Горчаков пред лицом гарнизона, который видел, что делает ежедневно и еженощно Нахимов и что сделал он в день штурма 6 (18) июня, поняли свой повелительный долг. Но надо отдать должное Остен-Сакену. Он никогда не соревновался с Нахимовым и даже не завидовал ему: слишком уж, прямо до курьеза, несоизмеримо было их моральное положение в осажденной крепости и их военное значение. И чувствуется, что и Остен-Сакен и Горчаков сами хотят греться в лучах нахимовской славы, когда мы читаем приказ по войскам, отданный после победоносного боя 6 (18) июня: «Доблестная служба помощника моего, командира поста адмирала Нахимова, одушевляющего примером самоотвержения чинов морского ведомства и столь успешно распоряжающегося снабжением обороны Севастополя, известна всей России. Но не могу не упомянуть, что подкрепления, посланные на атакованную часть Севастополя, разделенную Южной бухтою, переходили по устроенному адмиралом Нахимовым пешеходному мосту на бочках, без чего Корабельная сторона, вмещающая в себя Малахов курган - ключ позиции, могла пасть, ибо прежний мост на судах легко (мог. - Е.Т.) быть поврежден неприятельскими выстрелами и одиннадцатидневным бомбардированием помянутое сообщение было прервано».

Ничего нового о Нахимове севастопольскому гарнизону этот приказ не сказал. Вот случайно записанный очевидцами и случайно поэтому дошедший до нас эпизод, прямо относящийся к этому кровавому дню июньской русской победы: «Каждый из храбрых защитников, после жаркого дела, осведомлялся прежде всего, жив ли Нахимов, и многие из нижних чинов не забывали своего отца-начальника даже и в предсмертных муках. Так, во время штурма 6 июня, один из рядовых пехотного графа Дибича-Забалканского полка лежал на земле близ Малахова кургана. «Ваше благородие! А ваше благородие!» - кричал он офицеру, скакавшему в город. Офицер не остановился. «Постойте, ваше благородие! - кричал тот же раненый в предсмертных муках, - я не помощи хочу просить, а важное дело есть!» Офицер возвратился к раненому, к которому в то же время подошел моряк. «Скажите, ваше благородие, адмирал Нахимов не убит?» - «Нет». - «Ну, слава богу! Я могу теперь умереть спокойно»». Это были последние слова умиравшего2.

Встал вопрос о новой награде Нахимову. Известно было, как бедно и скудно живет Нахимов, раздающий весь свой оклад матросам и их семьям, а особенно раненым в госпиталях. Во всяком случае решено было за день 6 июня наградить его денежно. Александр II дал ему так называемую «аренду», т. е. очень значительную ежегодную денежную выдачу, независимо от его адмиральского регулярного жалованья.

25 июня царский указ об аренде был вручен Нахимову. «Да на что мне аренда? Лучше бы они мне бомб прислали!» - с досадой сказал Нахимов, узнав об этой награде.

Он сказал это 25 июня. Бомбы ему были нужны в особенности потому, что расход боеприпасов, произведенный 6 июня, еще не был как следует пополнен, а что генерал Пелисье готовится получить близкий реванш за отбитый штурм, в этом сомнений не было.

Вообще же мечтать о том, что он будет делать с только что полученной арендой, Нахимову пришлось недолго, только три дня - от 25 до 28 июня. Но мы точно знаем эти мечты. «Удостоившись по окончании последней бомбардировки Севастополя получить в награду от государя императора значительную аренду, он только и мечтал о том, как бы эти деньги употребить с наибольшей пользой для матросов или на оборону города», - говорят нам источники3.

Жить ему оставалось в это время лишь несколько суток. Смерть, которой он бросал так упорно вызов за вызовом, теряя счет, уже стояла за его спиной.

«Берегите Тотлебена, его заменить некем, а я - что-с!» «Не беда, как вас или меня убьют, а вот жаль будет, если случится что с Тотлебеном или Васильчиковым!» Это и другое, все в том же роде Нахимов повторял настойчиво не только в разговоре с Остен-Сакеном, но всякий раз, как его убеждали не рисковать так безумно, как он стал это делать, в особенности после потери Камчатского люнета и Селенгинского и Волынского редутов. Ведь и на Камчатском люнете, в конце концов, матросы, не спрашивая, схватили его и вынесли на руках, потому что он медлил и еще несколько секунд - и он был бы или убит зуавами, или, в лучшем случае, изранен и взят в плен.

Один из храбрейших сподвижников Нахимова по защите Севастополя, князь В.И. Васильчиков, давно его пристально наблюдавший, нисколько не обманывался в тайных побуждениях адмирала: «Не подлежит сомнению, что Павел Степанович пережить падения Севастополя не желал. Оставшись один из числа сподвижников прежних доблестей флота, он искал смерти и в последнее время стал более, чем когда-либо, выставлять себя на банкетах, на вышках бастионов, привлекая внимание французских и английских стрелков многочисленной своей свитой и блеском эполет…»

Свиту он обыкновенно оставлял за бруствером, а сам выходил на банкет и долго там стоял, глядя на неприятельские батареи, «ожидая свинца», как выразился тот же Васильчиков.

Генерал-лейтенант М.И. Богданович передает слышанное им лично от адмирала П.В. Воеводского и адмирала Ф.С. Керна (бывших при Нахимове еще капитанами 1-го ранга), и их слова, так же как воспоминания Стеценко, могущественно подтверждают все, что мы знаем из других свидетельств. Нахимов в своих приказах писал, что Севастополь будет освобожден, но в действительности не имел никаких надежд. Для себя же лично он решил вопрос уже давно, и решил твердо: он погибает вместе с Севастополем.

«Если кто-либо из моряков, утомленный тревожной жизнью на бастионах, заболев и выбившись из сил, просился хоть на время на отдых, Нахимов осыпал его упреками: «Как-с! Вы хотите-с уйти с вашего поста? Вы должны умирать здесь, вы часовой-с, вам смены нет-с и не будет! Мы все здесь умрем; помните, что вы черноморский моряк-с и что вы защищаете родной ваш город! Мы неприятелю отдадим одни наши трупы и развалины, нам отсюда уходить нельзя-с! Я уже выбрал себе могилу, моя могила уже готова-с! Я лягу подле моего начальника Михаила Петровича Лазарева, а Корнилов и Истомин уже там лежат: они свой долг исполнили, надо и нам его исполнить!» Когда начальник одного из бастионов при посещении его части адмиралом доложил ему, что англичане заложили батарею, которая будет поражать бастион в тыл, Нахимов отвечал: «Ну, что ж такое! Не беспокойтесь, мы все здесь останемся!»»

Как прежде Меншиков, так теперь Горчаков боялся даже заговаривать при Нахимове об оставлении Севастополя.

Блестящая русская победа не уменьшила пессимистического настроения главнокомандующего. Уже на другой день после отбитого штурма 6(18) июня Горчаков пишет царю о вариантах вывода гарнизона в случае оставления Севастополя. Правда, он оговаривается, что решится на это «только в крайности».

Вариантов же вывода войск существует два. Во-первых, возможно попытаться двинуться разом на неприятеля: из Севастополя ударить на Сапун-гору, где стоит главная масса английских и французских войск, и со стороны реки Черной, где стоит русская полевая армия, - и в случае удачи обе эти русские армии, разбив и отбросив неприятеля, соединятся. Этот вариант Горчаков решительно отвергает. Из Севастополя можно вывести 50 000, считая с моряками. Этим 50 тысячам пришлось бы брать могущественно укрепленные подступы к Сапун-горе с ее мощными батареями и редутами. Успех тут более чем сомнителен. Точно так же полевой армии, которой по этому варианту нужно броситься на неприятеля со стороны реки Черной, тоже пришлось бы бороться с очень сильными укреплениями, «делать штурмы, труднейшие, чем тот, при котором союзники были вчера отбиты», а между тем эта полевая русская армия еще слабее севастопольской, в ней меньше 40 000 человек. Следовательно, этот вариант не годится, он сулит колоссальные потери и вовсе не обещает успеха.

Остается второй вариант, который князь Горчаков и признает единственно исполнимым: «Из худшего надо выбирать менее пагубное»: просто переправить гарнизон на Северную сторону Севастополя, оставив неприятелю Южную часть. При этой переправе, конечно, не обойдется без боя и будет потеряно, вероятно, от 10 до 15 000 человек. Но это лучше, чем потерять все… «Нападение с двух сторон, в направлении к Сапун-горе, стоило бы нам весь Севастопольский гарнизон, которому пробиться невозможно (подчеркнуто Горчаковым. - Е.Т.), и почти всех войск, еще в поле находящихся. Не только Севастополь, но и весь Крым был бы потерян». Пороха мало, приходится его расходовать «с крайней бережливостью» и допускать «усиленную пальбу только при совершенной необходимости». У Горчакова после отбития штурма пороха осталось всего на 100 000 выстрелов для 467 орудий главной оборонительной линии и 60 000 выстрелов для 1000 орудий прибрежных и вспомогательных батарей. Хорошо, если бомбардирование стихнет. Но если неприятель хоть на восемь дней усилит канонаду, «то защите Севастополя будет конец, ибо собственно для орудий по оборонительной линии, полагая по 60 выстрелов в день на орудие, нужно на 6 дней до 160 тысяч выстрелов»4.

«Но сам кн. Горчаков не утешал себя… розовыми надеждами. По-прежнему озабочивала его одна мысль - как уменьшить по возможности потерю в наших войсках в случае необходимости оставить Севастополь. Признавая такой печальный конец неизбежным, он не переставал обдумывать план исполнения трудного отступления на Северную сторону. По распоряжению его заготовлялись втайне материалы для постройки гигантского пловучего моста через всю ширину большой бухты на протяжении 430 саженей. Вскоре потом приступлено было и к самой постройке моста под руководством начальника инженеров ген.-м. Бухмейера, к величайшему негодованию моряков и других истых защитников Севастополя, которые не допускали ни в каком случае возможности оставить эту святыню в руках врагов»5.

«Узнав о намерении главнокомандующего устроить мост на рейде, Павел Степанович, опасаясь, чтобы это не поселило в гарнизоне мысли об оставлении Севастополя, сказал И.П. Комаровскому: «Видали вы подлость? Готовят мост чрез бухту - ни живым, ни мертвым отсюда не выйду-с», - повторял он - и сдержал слово»6.

С этим согласуется одна его заветная мечта: остаться с кучкой матросов-единомышленников где-нибудь в не взятой неприятелем укрепленной точке и, даже если город будет сдан, продолжать сражаться, пока их всех не перебьют. По своему характеру - враг полумер, он при жизни часто говаривал, что, если даже весь Севастополь будет взят, он со своими матросами продержится на Малаховом кургане еще целый месяц.

Многие странности Нахимова в последние месяцы жизни объяснились лишь потом, когда стали вспоминать и сопоставлять факты. Никто, кроме Нахимова, в Севастополе не носил эполет: французы и англичане били прежде всего в командный состав. И долго не могли понять упорства Нахимова в этом вопросе о смертельно опасных золотых адмиральских эполетах, - Нахимова, который так небрежно относился всегда к костюму и украшениям, так глубочайше равнодушен был к внешнему блеску и отличиям.

Поведение Нахимова давно уже, особенно после падения Камчатского люнета и двух редутов, обращало на себя внимание окружающих, и они не знали, как объяснить некоторые его поступки. Насколько Нахимов был прямо враждебен всякому залихватскому, показному молодечеству - это хорошо знали все еще до того, как он особым приказом потребовал от офицеров, чтобы они не рисковали собой и своими людьми без прямой необходимости. Поэтому либо просто удивлялись, не пробуя пускаться в объяснения, либо говорили о фатализме. «При этом он (Нахимов. - Е.Т.) был в высшей степени фаталист, - пишет один из наблюдавших его севастопольцев, - посещая наше отделение, он всякий раз непременно ходил на банкет в различных местах, чтобы взглянуть на неприятельские батареи, но никогда в таких случаях не ходил по траншеям, а всегда по площадкам, где пули скрещивались беспрерывно. Однажды, когда он хотел пройти с левого фланга в мой блиндаж, Микрюков сказал ему: «Здесь убьют, пойдемте через траншеи». Он отвечал: «Кому суждено…» - «А вы - фаталист!» - заметил я. Он промолчал и пошел все-таки по открытой площадке, т. е. прямо под прицельные французские пули, для которых неспешно шагавшая высокая фигура с блестевшими на солнце золотыми эполетами была превосходной мишенью»7.

28 июня Нахимов верхом поехал с двумя адъютантами смотреть 3-й и 4-й бастионы, по дороге отдавая распоряжения обычного «бытового» характера: командиру 3-го бастиона, куда как раз ехал Нахимов, лейтенанту Викорсту, только что оторвало ногу, нужно было назначить другого и т. д. Одного из адъютантов адмирал отправил с распоряжением. «Оставшись вдвоем, - рассказал лейтенант Колтовской, его сопровождавший, лейтенанту Белавенцу, - мы поехали сперва на 3-е отделение, начиная с батареи Никонова, потом зашли в блиндаж к Панфилову, напились у него лимонаду и отправились с ним же на третий бастион». Осмотрев его и еще остальную часть 3-го отделения «под самым страшным огнем», Нахимов поехал шагом на 4-е отделение.

Бомбы, ядра, пули летели градом вслед Нахимову, который был «чрезвычайно весел» против обыкновения и все говорил адъютанту, не желавшему отъехать от него: «Как приятно ехать такими молодцами, как мы с вами! Так нужно, друг мой, ведь на все воля бога! Что бы мы тут ни делали, за что бы ни прятались, чем бы ни укрывались, - мы этим показали бы только слабость характера. Чистый душой и благородный человек будет всегда ожидать смерти спокойно и весело, а трус боится смерти, как трус». Сказав это, Нахимов вдруг задумался.

Как раз перед этим он очень взволновал окружающих. Нахимов ведь поехал на 3-й бастион именно потому, что узнал о начавшемся усиленном обстреле этого укрепления. Прибыв на бастион, Нахимов сел на скамье у блиндажа начальника, вице-адмирала Панфилова. Кругом стояло несколько флотских и пехотных офицеров, толковали о служебных делах. Вдруг раздался крик сигналиста: бомба! Все бросились в блиндажи, кроме Нахимова, который, беспрестанно твердя своим подчиненным о благоразумной осторожности и самосохранении, сам остался на скамье и не пошевельнулся при взрыве бомбы, осыпавшей осколками, землей и камнями то место, где прежде стояли офицеры. Когда миновала опасность, все вышли из блиндажа, разговор возобновился, о бомбе и в помине не было8.

Но вот оба всадника оказались уже на Малаховом кургане, и на том именно бастионе, где пал 5 октября Корнилов и который с тех пор назывался Корниловским.

Нахимов тут соскочил с коня, матросы и солдаты бастиона сейчас же окружили его.

«Здорово, наши молодцы! Ну, друзья, я смотрел вашу батарею, она теперь далеко не та, какой была прежде, она теперь хорошо укреплена! Ну, так неприятель не должен и думать, что здесь можно каким бы то ни было способом вторично прорваться. Смотрите же, друзья, докажите французу, что вы такие же молодцы, какими я вас знаю, а за новые работы и за то, что вы хорошо деретесь, - спасибо!» На матросов, по наблюдению окружавших, навеки запомнивших все, что случилось в роковой день, речь и уже самое появление их общего любимца произвели обычное бодрящее, радостное впечатление. Поговорив с матросами, Нахимов отдал приказание начальнику батареи и пошел по направлению к банкету, у вершины бастиона. Его догнали офицеры и всячески стали задерживать, зная, как он в последнее время ведет себя на банкетах. Начальник 4-го отделения прямо заявил Нахимову, что «все исправно» и что ему нечего беспокоиться, хотя Нахимов ни его и никого вообще ни о чем не спрашивал, а шагал все вперед и вперед.

Капитан Керн, не зная, что только придумать, чтобы увести Нахимова от неминуемой смерти, сказал, что идет богослужение в бастионе, так как завтра праздник Петра и Павла (именины Нахимова); так вот, не угодно ли пойти послушать? «Я вас не держу-с!» - ответил Нахимов.

Дошли до банкета. Нахимов взял подзорную трубу у сигнальщика и шагнул на банкет. Его высокая сутулая фигура в золотых адмиральских эполетах показалась на банкете одинокой, совсем близкой, бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Керн и адъютант сделали еще последнюю попытку предупредить несчастье и стали убеждать Нахимова хоть пониже нагнуться или зайти к ним за мешки, чтобы смотреть оттуда. Нахимов, не отвечая, стоял совершенно неподвижно и все смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землей. «Они сегодня довольно метко стреляют», - сказал Нахимов, и в этот момент грянул новый выстрел. Адмирал без единого стона упал на землю, как подкошенный.

Штуцерная пуля ударила в лицо, пробила череп и вышла у затылка.

Он уже не приходил в сознание. Его перенесли на квартиру. Прошел день, ночь, снова наступил день. Лучшие наличные медицинские силы собрались у его постели. Он изредка открывал глаза, но смотрел неподвижно и молчал. Наступила последняя ночь, потом утро 30 июня 1855 г. Толпа молчаливо стояла около дома. Вдали грохотала бомбардировка.

Вот показание одного из допущенных к одру умирающего:

«Войдя в комнату, где лежал адмирал, я нашел у него докторов, тех же, что оставил ночью, и прусского лейб-медика, приехавшего посмотреть на действие своего лекарства. Усов и барон Крюднер снимали портрет; больной дышал и по временам открывал глаза; но около 11 часов дыхание сделалось вдруг сильнее; в комнате воцарилось молчание. Доктора подошли к кровати. «Вот наступает смерть», - громко и внятно сказал Соколов, вероятно не зная, что около меня сидел его племянник П.В. Воеводский… Последние минуты Павла Степановича оканчивались! Больной потянулся первый раз и дыхание сделалось реже… После нескольких вздохов он снова вытянулся и медленно вздохнул… Умирающий сделал еще конвульсивное движение, еще вздохнул три раза, и никто из присутствующих не заметил его последнего вздоха. Но прошло несколько тяжких мгновений, все взялись за часы, и, когда Соколов громко проговорил: «Скончался», - было 11 часов 7 минут… Герой Наварина, Синопа и Севастополя, этот рыцарь без страха и укоризны, окончил свое славное поприще»9.

Матросы толпились вокруг гроба целые сутки днем и ночью, целуя руки мертвеца, сменяя друг друга, уходя снова на бастионы и возвращаясь к гробу, как только их опять отпускали. Вот письмо одной из сестер милосердия, живо восстанавливающее пред нами переживаемый момент.

«Во второй комнате стоял его гроб золотой парчи, вокруг много подушек с орденами, в головах три адмиральских флага сгруппированы, а сам он был покрыт тем простреленным и изорванным флагом, который развевался на его корабле в день Синопской битвы. По загорелым щекам моряков, которые стояли на часах, текли слезы. Да и с тех пор я не видела ни одного моряка, который бы не сказал, что с радостью лег бы за него»10.

Похороны Нахимова навсегда запомнились очевидцами. «Никогда я не буду в силах передать тебе этого глубоко грустного впечатления. Море с грозным и многочисленным флотом наших врагов. Горы с нашими бастионами, где Нахимов бывал беспрестанно, ободряя еще более примером, чем словом. И горы с их батареями, с которых так беспощадно они громят Севастополь и с которых они и теперь могли стрелять прямо в процессию; но они были так любезны, что во все это время не было ни одного выстрела. Представь же себе этот огромный вид, и над всем этим, а особливо над морем, мрачные, тяжелые тучи; только кой-где вверху блистало светлое облако. Заунывная музыка, грустный перезвон колоколов, печально-торжественное пение…. Так хоронили моряки своего Синопского героя, так хоронил Севастополь своего неустрашимого защитника»11.

Роковое для севастопольской обороны значение гибели Нахимова поняли все. «28 июня - печальный день - убит П.С. Нахимов. Число геройских защитников Севастополя редело, да и не было таких влиятельных, как покойный Нахимов, а между тем Горчаков настойчиво торопил подготовить отступление от Севастополя; и потому рвение защитников Севастополя слабело», - читаем в черновых заметках Ухтомского.

Морской командный состав сразу же лучше всех понял грозное значение гибели Нахимова.

«Неприятели все строят новые и новые батареи, роют траншеи, и теперь нет места в городе, куда бы не попадали их ядра; даже залетают через весь город на Северную сторону, и кажется, что нам придется лишиться остальных своих кораблей, да; кстати, на них некому будет плавать, а главное - некому будет водить флот. Лучшие наши адмиралы все убиты… Вчера вечером нас постигло большое горе, Нахимов ранен пулей в голову. Потеря эта велика для всей России, а для нас необъятна. Верно мы чересчур прогневили бога, что он в самые критические минуты нас лишает таких людей, которых мы лишились в эту войну, - писал капитан Чебышев своей жене тотчас после получения известия о ране Нахимова. - Теперь Нахимов оставил нас, когда окончательно решается участь Севастополя и участь Черноморского флота, который ему обязан своей славой и всеми наградами. Он сделал больше, чем может сделать человек: кроме того, что он добросовестно работал всю жизнь, последние 2 года он умирал по 100 раз в день и умер только раз. Но главное - он не только сам, но и нас, от офицера до последнего арестанта, приучал на это смотреть не так, как на заслугу, но как на долг, на обязанность. Вот будут рады турки, французы, когда узнают, что он убит, - и ошибутся, потому что дух его не убит и надолго останется с нами… Счастливы те, которые вначале перебрались в вечность, счастливее те, которые за ранами уехали с побоища; еще счастливее будет тот, кто дождется до конца. Отстоим Севастополь и тогда с чистой совестью приедем на отдых»12.

Мучившийся сам от своей тяжелой раны Тотлебен уже 29 июня узнал о смертельной ране Нахимова, о том, что надежды нет. «Вчера вечером Нахимов был опасно ранен в голову на Малаховом кургане, - пишет он жене. - Прискорбное это происшествие меня ужасно потрясло. Я любил Нахимова, как отца. Этот человек оказал большие услуги: он был всеми любим и очень уважаем. Благодаря его влиянию на флот мы сделали многое то, что казалось бы невозможным… Он был искренний патриот, любивший Россию безгранично, всегда готовый всем жертвовать для чести ее, подобно некоторым благородным патриотам древнего Рима и Греции, и при всем этом какое нежное сердце, как заботился он обо всех страждущих, он всех посещал, всем помогал…»13 «Хозяин Севастополя» исчез, и хотя в осажденном городе, ежедневно и еженощно осыпаемом разрывными и зажигательными бомбами, успели за девять месяцев, протекшие от начала осады до гибели Нахимова, более чем достаточно привыкнуть к смерти, но к этой смерти никак не могли привыкнуть и не могли примириться с ней. Приведем свидетельство, самое простое и самое правдивое.

«Вообще многомесячное, ежеминутное стояние лицом к лицу со смертью установило в отношениях наших к ней некоторую фамильярность, - пишет в своих воспоминаниях один из севастопольских героев Вязмитинов. - Трагизм смерти почти вовсе утратился». Сидят, например, Вязмитинов с ротным командиром М. около траверза. «За траверзом раздался взрыв бомбы и крик. М. послал вблизи стоящего унтер-офицера узнать, что случилось. - Ничего, ваше благородие, отвечал тот, возвратившись, - черепком только немного у штуцера приклад откололо. - Да что штуцер! Человек-то что? - Унтер-офицер посмотрел на нас недоуменно. - Человек? Да человека, известно, убило, - отвечал он, удивляясь, что нас могут интересовать такие пустяки…» Со смертью, увечьями, ранами вполне освоились: «Только одна рана и одна смерть заставила застонать весь Севастополь, - свидетельствует Вязмитинов, - 28 июня вечером командир нашего редута получил записку и сообщил нам о смертельной ране Павла Степановича Нахимова, прося нас не объявлять пока об этом матросам и солдатам. Старались, чтобы слух об этом несчастье сколько возможно долее не дошел до матросов, зная, какое подавляющее впечатление произведет на них известие, что обожаемого ими Павла Степановича они уже не увидят. 30-го мы узнали, что самого любимого и самого популярного человека на Черноморье не стало».

Смертью Нахимова потрясена была и вся Россия.

«Нахимов получил тяжкую рану! Нахимов скончался! Боже мой, какое несчастье!» - эти роковые слова не сходили с уст у московских жителей в продолжение трех последних дней. Везде только и был разговор, что о Нахимове. Глубокая, сердечная горесть слышалась в беспрерывных сетованиях. Старые и молодые, военные и невоенные, мужчины и женщины показывали одинаковое участие», - писал московский историк Погодин после получения фатального известия.

«Был же уголок в русском царстве, где собрались такие люди, - говорил Т.Н. Грановский, узнав о гибели Нахимова. - Лег и он. Что же! Такая смерть хороша; он умер в пору. Перед концом своего поприща вызвать общее сочувствие к себе и заключить его такой смертью… Чего же желать более, да и чего бы еще дождался Нахимов? Его недоставало возле могил Корнилова и Истомина. Тяжела потеря таких людей, но страшнее всего, чтобы вместе с ними не погибло в русском флоте предание о нравах и духе таких моряков, каких умел собрать вокруг себя Лазарев».

«Таков был Нахимов. Доброта ли его, скрытые ли проблески гения, который, как алмаз, таится иногда под непроницаемой корой, или, наконец, подготовленные к тому обстоятельства времени, только имя Нахимова стало для нас дорогим именем, и ни одна потеря, кроме потери самого Севастополя, не отозвалась так во всех сердцах, как смерть незабвенного адмирала, честно и добросовестно отслужившего свою службу России. Ни одни похороны не справлялись в Севастополе так, как похороны Нахимова. Он привлек сердца всех. Об нем говорили, страдали и плакали не только мы, на холмах, орошенных его кровью, но и везде, во всех отдаленных уголках бесконечной России. Вот где его Синопская победа!»14

Если первым явственным ударом погребального колокола по Севастополю была потеря Камчатского люнета и двух соседних редутов, то вторым было тяжелое ранение Тотлебена, а третьим, бесспорно, была гибель Нахимова. Смерть знаменитого адмирала явилась в полном смысле слова началом конца Севастополя. В России это поняли, по-видимому, все, следившие за титанической борьбой, а больше всего - принимавшие в ней прямое участие.

Твердыня, за которую Нахимов отдал жизнь, не только стоила врагам непредвиденных ими ужасающих жертв, но своим, почти год длившимся, отчаянным сопротивлением, которого решительно никто не ожидал ни в Европе, ни у нас, совсем изменила все былое умонастроение неприятельской коалиции, заставила Наполеона III немедленно после войны искать дружбы с Россией, принудила враждебных дипломатов, к величайшему их раздражению и разочарованию, отказаться от самых существенных требований и претензий, фактически свела к ничтожному минимуму русские потери при заключении мира и высоко вознесла моральный престиж русского народа. Это историческое значение Севастополя с несомненностью стало определяться уже тогда, когда Нахимов, покрытый славой, лег в могилу.

Примечания

1. Сборник рукописей… о Севастопольской обороне, т. III, стр. 388.

2. Адмирал П.С. Нахимов. СПб., 1872, стр. 26. Изд. Севастопольского отдела на Политехнической выставке.

3. Сборник известий…, кн. 27. Приложения, стр. 88.

4. Горчаков - Александру II. Лагерь при Инкермане, 7/19 июня 1855 г. Русская старина, 1883, июль, стр. 199.

5. Библиотека им. В.И. Ленина, Рукописн. отд. ф. 169, Д.А. Милютина, п. 8, № 32, л. 287 об. - 288.

6. Богданович М. Восточная война, т. III, стр. 413. Генерал-лейтенант Модест Богданович построил все свое изложение обстоятельств гибели Нахимова на собранных им показаниях очевидцев, с которыми он лично беседовал. Он дополняет рассказ Белавенца.

7. Гос. архив Одесский области, 1138, архив № 23, Зеленого. Заметки Милошевича о Крымской кампании. Рукопись на л. 18-46.

8. Алабин П. Походные записки, ч. II. Вятка, 1861, стр. 284; Богданович М. Восточная война, т. III, стр. 407-408 и cл. Генерал Богданович лично слышал обо всем, что случилось в роковой день, от капитана 1-го ранга Керна.

9. Кронштадтский вестник, 1868, № 17.

10. Извлечение из письма Крестовоздвиженской общины сестры Г.Б. - Морской сборник, 1855, № 9, стр. 72-73.

11. Там же, стр. 73-74.

12. ЦГИАМ, ф. 722, д. 201, л. 6-7 об. Выписка из письма с подписью «твой муж» из Севастополя от 29 июня 1855 г. к Юлии Григорьевне Чебышевой в Сухиничи.

13. Шильдер Н.К. Цит. соч., т. I, стр. 78. Приложения.

14. Берг Н. Записки об осаде Севастополя, т. I. М., 1858, стр. 223-224.

Е.В. Тарле

Красивые места Крыма

Выдающийся русский флотоводец, герой, исполнительный офицер и талантливый руководитель - всё это про Павла Степановича Нахимова. Он не раз показывал своё мужество и отвагу в военных сражениях, был чересчур бесстрашен, что его и погубило. Сыграл огромную роль в Севастопольской обороне 1854-1855 годов, разгромил турецкие корабли во время Адмирал П. С. Нахимов был глубоко уважаем и любим своими подчинёнными. Он остался навсегда в истории России. На сегодняшний день даже существует орден имени Нахимова.

Биография адмирала Нахимова

Родом Нахимов Павел Степанович был из небогатой семьи смоленских дворян. Его отец имел звание офицера и ушёл в отставку, будучи секунд-майором. В юности Павел Нахимов поступил в Морской кадетский корпус. Ещё во время учёбы его природный дар руководителя давал о себе знать: он был исполнительным до безукоризненности, проявлял предельную аккуратность, всегда был трудолюбив и делал все для достижения своих целей.

Он показывал отличные результаты в обучении и в 15 лет стал мичманом. В этом же возрасте получил назначение на бриг «Феникс», плавание которого должно было проходить в Балтийском море. В это время многие обращают внимание на 15-летнего гардемарина, который показывает всем, что морская служба - это дело всей его жизни. Любимыми местами в мире для него были военный корабль и порт. У него не было времени на устройство личной жизни, да он этого и не хотел. Павел Степанович никогда не влюблялся и не женился. Он всегда проявлял усердие и рвение в несении службы. Биография адмирала Нахимова свидетельствует о том, что морское ремесло было не просто его увлечением, он им жил и дышал. С радостью согласился на предложение Лазарева нести службу на фрегате «Крейсер». Этот флотоводец сыграл большую роль в жизни Нахимова: он брал с него пример и старался подражать ему. Лазарев стал для него «вторым отцом», учителем и другом. Нахимов видел и уважал в своём наставнике такие качества, как честность, бескорыстие, преданность морской службе.

Корабль «Азов»

Службе на «Крейсере» Нахимов посвятил три года, за это время он успел «вырасти» из мичмана в лейтенанта и стать любимым учеником Лазарева. Биография адмирала Нахимова говорит о том, что в 1826 году Павел Степанович переводится на «Азов» и снова служит под руководством того же командира. Этому кораблю суждено было принять участие в Наваринском морском бою. В 1827 году состоялось сражение против турецкого флота, где выступила объединённая российская, французская и английская эскадра. «Азов» отличился в этом сражении, подойдя к кораблям врага ближе всех и нанеся им большой урон. Итоги боя: Нахимов был ранен, множество убитых.

Командир Нахимов

В 29 лет Павел Нахимов стал командиром «Паллады». Этот фрегат ещё не знал плаваний и был только выстроен в 1832 году. Затем под его командование перешёл «Силистрия», который бороздил просторы Чёрного моря. Здесь Нахимов становится 9 лет под руководством Павла Степановича «Силистрия» выполняла труднейшие и довольно ответственные поручения.

Оборона Севастополя

В 1854-1855 годах Нахимов был переведён в Крым и вместе с Истоминым и Корниловым героически возглавлял Он руководил формированием морских батальонов, строительством батареи, подготовкой резервов. Он непрестанно следил за взаимодействием флота и армии, строительством укреплений, снабжением защитников Севастополя. История адмирала Нахимова говорит о том, что его зоркий глаз всегда видел, как более эффективно применять артиллерию и выполнять другие военные операции. Нередко Нахимов сам шёл на передовую и руководил боевыми действиями. Во время первой бомбардировки города в 1854 году он получил ранение в голову, а в следующем году - контузию. В 1855 году, 6 июня, когда производился штурм города, он стал во главе защиты Корабельной стороны. В пиковый момент Нахимов возглавил штыковую контратаку пехоты и моряков.

Гибель

28 июня 1855 года не должно было ничем отличаться от будней военной службы. Совершался заведённый по порядку объезд, проверялись севастопольские укрепления. В 5 часов вечера Нахимов подъехал к третьему бастиону. Осмотрев вражеские позиции, он направился в сторону Малахова кургана, чтобы произвести наблюдение за неприятелем. Матросы и окружение Нахимова очень чётко запомнили день его смерти. Биография адмирала Нахимова - свидетельство тому, что он был очень смел, до безрассудства. Когда французская пуля попала в него, прошив насквозь череп, он стоял и смотрел в Прямо на врага. Не прячась и не отходя в сторону несмотря на увещевания своих подчинённых, которые пытались его остановить и не подпустить к банкету. Он умер не сразу, хотя и без единого стона. У его постели собрались лучшие медики. Он несколько раз открывал глаза, но молчал. Адмирал Нахимов погиб на следующий день после тяжёлого ранения. Похороны состоялись в Севастопольском Владимирском соборе, здесь же покоятся останки его учителя Лазарева и ратных коллег - адмиралов Истомина и Корнилова.

Орден Нахимова

Позже был учрежден орден в честь адмирала Нахимова. Им награждают выдающихся офицеров за отличное проведение морских операций, смелые решения, хорошую организацию. Орден имеет несколько степеней.

У Павла Степановича не было таких качеств, за которые нельзя было бы наградить. Теперь этот орден как память об адмирале Нахимове, доблестном офицере и командире, вручается тем, кто проявляет наивысшее стремление в достижении успехов и отличных результатов, выполняя свой долг.

Нахимов Павел Степанович (1802-1855)

Среди замечательных русских флотоводцев прошлого исключительное место занимает П.С. Нахимов, с именем которого связана героическая борьба русских солдат и матросов против турецких и англо-французских интервентов. Нахимов был ярким воплощением национального военного гения, представителем боевой школы русского военного искусства.

Павел Степанович Нахимов родился 6 июля (23 июня) в селе Городок Вяземского уезда Смоленской губернии (ныне - село Нахимовское Андреевского района Смоленской области). После окончания Морского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге (1818 г.) служил на Балтийском флоте. В 1822-1825 гг. совершил кругосветное плавание вахтенным офицером на фрегате "Крейсер".

В 1827 году участвовал в Наваринском морском сражении, командуя батареей на линейном корабле "Азов". В этом сражении наряду с лейтенантом П.С. Нахимовым умело и отважно действовали будущие флотоводцы мичман В.А. Корнилов и гардемарин В.И. Истомин. Разгром турецкого флота в Наваринском морском сражении значительно ослабил морские силы Турции, содействовал национально-освободительной борьбе греческого народа, победе России в русско-турецкой войне 1828-1829 гг. В ходе этой войны Нахимов затем командовал корветом "Наварин", участвовал в блокаде Дарданелл. В 1829 году после возвращения в Кронштадт Нахимов возглавил фрегат "Паллада". В 1834 году он вновь переведен на Черноморский флот и назначен командиром линейного корабля "Силистрия", который по организации службы, боевой подготовки и маневрированию по его началом был признан лучшим кораблем Черноморского флота. Командующий флотом адмирал М.П.Лазарев часто держал на "Силистрии" свой флаг, ставил корабль в пример всему флоту.

Впоследствии П.С. Нахимов командовал бригадой (с 1845 г.), дивизией (с 1852 г.), эскадрой кораблей (с 1854 г.), которые несли боевую службу у побережья Кавказа, пресекая попытки турок и стоящих за ними англичан подорвать позиции России на Кавказе и Черном море.

С особой силой военное дарование и флотоводческое искусство П.С. Нахимова во всей полноте проявились в крымской войне 1853-1856 гг. Командуя эскадрой Черноморского флота, Нахимов обнаружил и заблокировал главные силы турецкого флота в Синопе, а 1 декабря (18 ноября) 1853 года разгромил их в Синопском морском сражении.

Во время Севастопольской обороны 1854-1855 гг. П.С. Нахимов правильно оценил стратегическое значение Севастополя и использовал все имевшиеся у него силы и средства для усиления обороны города. Занимая должность командующего эскадрой, а с февраля 1855 года командира Севастопольского порта и военного губернатора, Нахимов фактически с самого начала обороны Севастополя возглавлял героический гарнизон защитников крепости, проявил выдающиеся способности в организации обороны главной базы Черноморского флота с моря и с суши.

Под руководством Нахимова было осуществлено затопление у входа в бухту нескольких деревянных парусных кораблей, что преградило доступ в нее вражескому флоту. Это значительно усилило оборону города с моря. Нахимов руководил строительством оборонительных сооружений и установкой дополнительных береговых батарей, явившихся костяком сухопутной обороны, созданием и подготовкой резервов. Он непосредственно и искусно осуществлял управление войсками при боевых действиях. Оборона Севастополя под руководством Нахимова отличалась высокой активностью. Широко применялись вылазки отрядов солдат и матросов, контрбатарейная и минная борьба. Прицельным огнем с береговых батарей и кораблей наносились чувствительные удары по врагу. Под руководством Нахимова русские матросы и солдаты превратили слабо защищенный до того с суши город в грозную крепость, которая успешно оборонялась 11 месяцев, отбив несколько вражеских штурмов.

Отличный моряк, видевший в службе на флоте единственный смысл и цель своей жизни, П. С. Нахимов, наряду с самобытным дарованием флотоводца, обладал редким даром привлекать к себе сердца подчиненных. Офицеры и особенно матросы любили П. С. Нахимова за подлинное горение, за неподдельный самозабвенный героизм, за глубокую привязанность к морякам, с которыми делил он труды и опасности, радости и горе. Личный пример адмирала воодушевлял всех севастопольцев на героические подвиги в борьбе с врагом. В критические минуты он появлялся в самых опасных местах обороны, епосредственно руководил боем. Во время одного из объездов передовых укреплений 11 июля (28 июня) 1855 года П.С. Нахимов был смертельно ранен пулей в голову на Малаховом кургане.

Нахимов является ярким примером служения Родине, примером преданности долгу и чести русского флота. Имя адмирала Нахимова близко и дорого гражданам России.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 марта 1944 года учреждены ордена Нахимова 1-й и 2-й степени и медаль Нахимова. Созданы нахимовские военно-морские училища. Имя Нахимова было присвоено одному из крейсеров советского Военно-Морского Флота. В городе русской славы Севастополе П.С. Нахимову в 1959 году был воздвигнут памятник.