Дочь маршала малиновского передала рио уникальный семейный архив. Наталья Малиновская – о своем отце, маршале Советского Союза

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Наталья Малиновская
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Имя при рождении:	Наталья Родионовна Малиновская
Род деятельности:	филолог, переводчик, искусствовед
Дата рождения:
Гражданство:	СССР 22x20px СССР → Россия 22x20px Россия
Подданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Отец:
Мать:	Раиса Яковлевна Кучеренко
Супруг:
Супруга:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дети:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды и премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Автограф:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Разное:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке

Наталья Родионовна Малиновская (7 ноября (19461107 ) , Хабаровск) - российский филолог-испанист , переводчик, искусствовед , автор статей об испанской литературе и искусстве ХХ века. Кандидат филологических наук, доцент, старший преподаватель кафедры истории зарубежной литературы филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова .

Биография

Семья

Премии

Публикации

Составитель, автор предисловия и комментариев

• Гомес де ла Серна Р. Избранное. М., 1983.
• Гарсиа Лорка Ф. «Самая печальная радость…»: Художественная публицистика. М., 1987.
• Гарсиа Лорка Ф. Цыганское романсеро. М., 1988.
• Асорин. Избранные произведения. М., 1989.
• Гарсиа Лорка Ф. Цыганское романсеро. М., 2007.
• Хименес Х. Р. Испанцы трех миров. Избранная проза. Стихотворения. СПб., 2008.
• Гарсиа Лорка Ф. «Самая печальная радость…»: Художественная публицистика. М., 2010.
• Испанская народная поэзия. Cancionero popular español. Москва, 1987.
• Ортега-и-Гассет Х. Камень и небо. М., 2000.
• Гарсиа Лорка в воспоминаниях современников. М., 1997.
• Гарсиа Лорка Ф. Избранные произведения. Стихи, театр, проза: в 2тт. М., 1975.
• Гарсиа Лорка Ф. Избранные произведения. Стихи, театр, проза: в 2тт. М., 1986.
• Хуан Рамон Хименес. Избранное. М., 1981.
• Рамон Гомес де ла Серна. Избранное. М., 1983.

Составитель

• Гарсиа Лорка Ф. Стихи и песни. Для старшего школьного возраста. М., 1980.
• Гарсиа Лорка Ф. Поэзия. Проза. Театр. М., 2000.
• Гарсиа Лорка Ф. Плач гитары. М., 2001.
• Гарсиа Лорка Ф. Песня всадника. М., 2002.
• Колесо фортуны: лирика средневековых вагантов. Немецкая народная поэзия. М., 1998.
• Зелёная роза или двенадцать вечеров: испанские народные сказки. М.-СПб., 2002.
• Три апельсина любви. Испанские сказки. М., 2002.
• Гелескул А. Избранные переводы. М., 2006.
• Гелескул А. «Среди печальных бурь…»: Из польской поэзии XIX-XX вв. СПб., 2010.
• Гелескул А. Огни в океане. Переводы с испанского и португальского. М., 2011.

Автор главы в коллективной монографии

• История зарубежной литературы XVII в.: учебное пособие (под ред. Н. Т. Пахсарьян). М., 2005.
• Федерико Гарсиа Лорка // Зарубежная литература ХХ в. М., 1996.

Переводчик, составитель, автор предисловия и комментариев

• Сальвадор Дали. Сюрреализм - это я! М., 2005.

Автор проекта и ответственный редактор

• Имена Победы. М., 2005.
• Имена Победы: полководцы и военачальники Великой Отечественной войны. М., 2010.

Переводы

Также переводит с каталонского, французского, английского.

Интервью

• Беседа с Н. Малиновской // Калашникова Е. По-русски с любовью: беседы с переводчиками. М., НЛО, 2008. С. 325-329.

Напишите отзыв о статье "Малиновская, Наталья Родионовна"

Ссылки

Примечания

Отрывок, характеризующий Малиновская, Наталья Родионовна

Могла ли я что-либо изменить за какие-то короткие семь дней, если не сумела найти «ключ» к Караффе за долгие четыре года?.. В моей семье никто никогда не верил в случайность... Потому надеяться, что что-либо неожиданно принесёт спасение – было бы желанием ребёнка. Я знала, что помощи ждать было неоткуда. Отец явно помочь не мог, если предлагал Анне забрать её сущность, в случае неудачи... Мэтэора тоже отказала... Мы были с ней одни, и помогать себе должны были только сами. Поэтому приходилось думать, стараясь до последнего не терять надежду, что в данной ситуации было почти что выше моих сил...
В комнате начал сгущаться воздух – появился Север. Я лишь улыбнулась ему, не испытывая при этом ни волнения, ни радости, так как знала – он не пришёл, чтобы помочь.
– Приветствую тебя, Север! Что привело тебя снова?.. – спокойно спросила я.
Он удивлёно на меня взглянул, будто не понимая моего спокойствия. Наверное, он не знал, что существует предел человеческого страдания, до которого очень трудно дойти... Но дойдя, даже самое страшное, становится безразличным, так как даже бояться не остаётся сил...
– Мне жаль, что не могу помочь тебе, Изидора. Могу ли я что-то для тебя сделать?
– Нет, Север. Не можешь. Но я буду рада, если ты побудешь со мною рядом... Мне приятно видеть тебя – грустно ответила я и чуть помолчав, добавила: – Мы получили одну неделю... Потом Караффа, вероятнее всего, заберёт наши короткие жизни. Скажи, неужели они стоят так мало?.. Неужели и мы уйдём так же просто, как ушла Магдалина? Неужели не найдётся никого, кто очистил бы от этой нелюди наш мир, Север?..
– Я не пришёл к тебе, чтобы отвечать на старые вопросы, друг мой... Но должен признаться – ты заставила меня передумать многое, Изидора... Заставила снова увидеть то, что я годами упорно старался забыть. И я согласен с тобою – мы не правы... Наша правда слишком «узка» и бесчеловечна. Она душит наши сердца... И мы, становимся слишком холодны, чтобы правильно судить происходящее. Магдалина была права, говоря, что наша Вера мертва... Как права и ты, Изидора.
Я стояла, остолбенело уставившись на него, не в силах поверить тому, что слышу!.. Был ли это тот самый, гордый и всегда правый Север, не допускавший какой-либо, даже малейшей критики в адрес его великих Учителей и его любимейшей Мэтэоры?!!
Я не спускала с него глаз, пытаясь проникнуть в его чистую, но намертво закрытую от всех, душу... Что изменило его столетиями устоявшееся мнение?!. Что подтолкнуло посмотреть на мир более человечно?..
– Знаю, я удивил тебя, – грустно улыбнулся Север. – Но даже то, что я открылся тебе, не изменит происходящего. Я не знаю, как уничтожить Караффу. Но это знает наш Белый Волхв. Хочешь ли пойти к нему ещё раз, Изидора?
– Могу ли я спросить, что изменило тебя, Север? – осторожно спросила я, не обращая внимания на его последний вопрос.
Он на мгновение задумался, как бы стараясь ответить как можно более правдиво...
– Это произошло очень давно... С того самого дня, как умерла Магдалина. Я не простил себя и всех нас за её смерть. Но наши законы видимо слишком глубоко жили в нас, и я не находил в себе сил, чтобы признаться в этом. Когда пришла ты – ты живо напомнила мне всё произошедшее тогда... Ты такая же сильная и такая же отдающая себя за тех, кто нуждается в тебе. Ты всколыхнула во мне память, которую я столетиями старался умертвить... Ты оживила во мне Золотую Марию... Благодарю тебя за это, Изидора.
Спрятавшись очень глубоко, в глазах Севера кричала боль. Её было так много, что она затопила меня с головой!.. И я никак не могла поверить, что наконец-то открыла его тёплую, чистую душу. Что наконец-то он снова был живым!..
– Север, что же мне делать? Разве тебе не страшно, что миром правят такие нелюди, как Караффа?..
– Я уже предложил тебе, Изидора, пойдём ещё раз в Мэтэору, чтобы увидеть Владыко... Только он может помочь тебе. Я, к сожалению, не могу...
Я впервые так ярко чувствовала его разочарование... Разочарование своей беспомощностью... Разочарование в том, как он жил... Разочарование в своей устаревшей ПРАВДЕ...
Видимо, сердце человека не всегда способно бороться с тем, к чему оно привыкло, во что оно верило всю свою сознательную жизнь... Так и Север – он не мог так просто и полностью измениться, даже сознавая, что не прав. Он прожил века, веря, что помогает людям... веря, что делает именно то, что, когда-то должно будет спасти нашу несовершенную Землю, должно будет помочь ей, наконец, родиться... Верил в добро и в будущее, несмотря на потери и боль, которых мог избежать, если бы открыл своё сердце раньше...
Но все мы, видимо, несовершенны – даже Север. И как бы не было больно разочарование, с ним приходится жить, исправляя какие-то старые ошибки, и совершая новые, без которых была бы ненастоящей наша Земная жизнь...
– Найдётся ли у тебя чуточку времени для меня, Север? Мне хотелось бы узнать то, что ты не успел рассказать мне в нашу последнюю встречу. Не утомила ли я тебя своими вопросами? Если – да, скажи мне, и я постараюсь не докучать. Но если ты согласен поговорить со мной – ты сделаешь мне чудесный подарок, так как то, что знаешь ты, мне не расскажет уже никто, пока я ещё нахожусь здесь, на Земле…
– А как же Анна?.. Разве ты не предпочитаешь провести время с ней?
– Я звала её... Но моя девочка, наверное, спит, так как не отвечает... Она устала, думаю. Я не хочу тревожить её покой. Потому, поговори со мною, Север.
Он печально-понимающе посмотрел мне в глаза и тихо спросил:
– Что ты хочешь узнать, мой друг? Спрашивай – я постараюсь ответить тебе на всё, что тебя тревожит.
– Светодар, Север... Что стало с ним? Как прожил свою жизнь на Земле сын Радомира и Магдалины?..
Север задумался... Наконец, глубоко вздохнув, будто сбрасывая наваждение прошлого, начал свой очередной захватывающий рассказ...
– После распятия и смерти Радомира, Светодара увезли в Испанию рыцари Храма, чтобы спасти его от кровавых лап «святейшей» церкви, которая, чего бы это ни стоило, пыталась найти и уничтожить его, так как мальчик являлся самым опасным живым свидетелем, а также, прямым продолжателем радомирова Дерева Жизни, которое должно было когда-нибудь изменить наш мир.
Светодар жил и познавал окружающее в семье испанского вельможи, являвшегося верным последователем учения Радомира и Магдалины. Своих детей, к их великой печали, у них не было, поэтому «новая семья» приняла мальчика очень сердечно, стараясь создать ему как можно более уютную и тёплую домашнюю обстановку. Назвали его там Амори (что означало – милый, любимый), так как своим настоящим именем называться Святодару было опасно. Оно звучало слишком необычно для чужого слуха, и рисковать из-за этого жизнью Светодара было более чем неразумно. Так Светодар для всех остальных стал мальчиком Амори, а его настоящим именем звали его лишь друзья и его семья. И то, лишь тогда, когда рядом не было чужих людей...

Жены великих полководцев

Платья и аксессуары, принадлежавшие женам маршалов и героев Советского Союза А. И. Еременко, П. И. Батова, В. И. Казакова, И. С. Конева, Р. Я. Малиновского представляет Ирина Субботина и фонд «Полководцы Победы».

Батова Нина Фёдоровна,
жена генерала армии П. И. Батова, ветеран Великой Отечественной войны, участница Сталинградской битвы.

«Я служила в 129-м полку связи 65-й армии старшим сержантом. Потом война закончилась, прошел парад Победы. Мне было только 22 года. Молодой человек (ему было 48), командующий 65-й армией Павел Иванович Батов сделал мне предложение выйти за него замуж. Вот поэтому я назвала снимок Р. Кармена «Серьезный разговор». И продлился этот «разговор» сорок лет» (Из воспоминаний Н. Ф. Батовой).

Еременко Нина Ивановна,
жена маршала А. И. Еременко, ветеран Великой Отечественной войны, участница Сталинградской битвы.

«Моя мама считалась одной из самых элегантных женщин своего времени. Её манера одеваться отличалась сдержанностью стиля и безупречным вкусом. Она понимала, что значит одеваться дорого, но не броско. Одним словом, достойно, как это свойственно дамам из высшего общества.
Её природный вкус во многом раскрылся и сформировался под ореолом славы отца, в осознании того, что на ней лежала ответственность соответствовать роли жены элитного полководца во всем, включая одежду.
На торжественном приеме в Кремле скромное и в то же время изысканное платье, выгодно оттенявшее естественную красоту женщины, произвело неизгладимое впечатление даже на Сталина.
…Из Европы, кроме одежды и обуви, мама привозила ткани, журналы мод, выкройки и лекала, разработанные специально для неё. Кроме правительственного ателье, которым пользовались все маршальские жены, маму одевала знаменитая на всю Москву портниха Лиза Ефимова.
Простое белое платье, искусно расшитое бисером, настолько поразило жену Иосифа Броз Тито, что она приехала и заказала у Лизы точно такое же» (Из воспоминаний Т. А. Еременко).

Конева Антонина Васильевна,
жена маршала И. С. Конева, ветеран Великой Отечественной войны.

«Путешествие из Вены в Карлсбад остался в памяти обоих родителей на всю жизнь. Отец сам сел за руль автомобиля. В пути вспоминали забавные случаи из фронтовой жизни, пели, любовались пейзажами. Дороги, по которым они ехали, были обсажены фруктовыми деревьями, они цвели, вид был сказочным - сплошные бело-розовые ароматные шапки. Но их совместный отдых скоро прервался. Остались лишь фотоснимки тех счастливых дней. На них мама уже дома, в модных туфлях, в стильном костюме с цветком на лацкане, у нее прическа волной, а на столе - шляпка с темной лентой. Папа впервые сфотографировался в гражданском костюме и галстуке. Впоследствии он носил костюм с удовольствием, а галстуки привозил отовсюду, где бывал в командировках или на отдыхе. На память о том отдыхе осталась еще одна милая фотография: мама примеривает туфли в обувном магазине Карлсбада, а отец - что не мыслимо само по себе, зная его характер и вообще мужскую нелюбовь к примеркам, - терпеливо ожидает ее решения. Приходит на ум: Золушка надевает свою туфельку.
Та весна в Европе, Победа, обретенное счастье - все сошлось в тот послевоенный год!»
(Из воспоминаний Н. И. Коневой)

Казакова Светлана Павловна,
жена маршала В. И. Казакова, ветеран Великой Отечественной войны.

«Семья наша представляла собой очень большой организм с немалым количеством детей, которые в ней воспитывались в разное время: в семье росли две дочери, сын, трое папиных и маминых племянников, у которых во время войны погибли родители, а также приезжали и гостили у нас многие другие родственники. Мама, конечно же, была центром семьи, его организующим началом.
Мама в годы моего раннего детства была не только молодой. Она была очень красива, как отмечали знавшие ее в то время люди, - незаурядно красива. В ее лице и манерах был тот неистребимый аристократизм и порода, которые нельзя имитировать. Она была элегантна во всем: в одежде, в том, как она водила машину, как играла на рояле, танцевала, воспитывала детей. Недаром подруги моей сестры Светланы играли не в куклы и принцессы, а в «Светлану Павловну»…
…Я знаю, между родителями была не только любовь, это было счастье. Думаю, что именно мамина индивидуальность, непохожесть в сочетании с природной красотой и удивительной любовью к детям - своим и чужим - так привязали папу к ней. Мне кажется, что у него не проходило чувство восхищения ею, с тех самых пор, как они познакомились на фронте» (Из воспоминаний Т. В. Казаковой).

Малиновская Раиса Яковлевна,
жена маршала Р. Я. Малиновского, ветеран Великой Отечественной войны.

«В Москве мы жили замкнуто, наверное, слишком напряженной стала жизнь и в свободный час хотелось просто передохнуть. В Хабаровске домашняя жизнь была многолюдней, чаще приходили гости, и тогда играла громадная, как сундук, радиола.
Под конец всегда заводили папину любимую «Гори, гори, моя звезда», а до нее неизменно звучали украинские народные песни, «Славное море, священный Байкал». И вальсы «Амурские волны» и «На сопках Маньчжурии».
Помню вертящиеся круглые ярлыки с собакой у граммофона и глянцевый белый конверт испанской пластинки: алая надпись и смуглый женский профиль - черный завиток на щеке, роза за ухом, высокий гребень в кудрях.
Однажды Лидия Лебединская в гостях у Давида Самойлова, где и мне случилось бывать, сказала, что в семье нужнее всего любовь между родителями. Любовь к детям должна быть следствием той, другой любви. И если рассуждения Лебединской верны, а на то похоже, значит, меня замечательно воспитали…» (Из воспоминаний Н. Р. Малиновской)

В Первую мировую войну Малиновский был тяжело ранен и лежал в госпитале в Польше. В госпиталь пришла подзаработать цыганка. Будущему маршалу в ту пору было 17. Цыганка гадала всем подряд и, как водится, на хорошие вести из будущего не скупилась. А когда дошла до Малиновского, то сказала: "Будет в твоей судьбе и маршальский жезл, и высший военный пост, но берегись пятницы, этот день для тебя дурной…"

"Войска Южного фронта покрыли свои знамена позором"

Все три ранения - в пятницу, последний день жизни - пятница. Спустя 30 лет в пятницу умерла и жена маршала. Даже начало военных операций Родион Яковлевич Малиновский никогда не назначал на пятницу. Конечно, если это зависело от него. Но пятницу из недели не выбросишь. Поэтому все, что должно было недоброго в судьбе маршала в этот день случиться, - случилось.

24 июля 42-й. Ростов-на-Дону. Малиновский, тогда командующий Южным фронтом, сдает город немцам без приказа Ставки Верховного Главнокомандования, четко понимая, что его не удержать, а солдат можно положить немало.

Через четыре дня после сдачи Ростова выходит знаменитый сталинский приказ № 227 "Ни шагу назад!"

"В нем было написано черным по белому, что войска Южного фронта, сдавшие без приказа Ставки Ростов, покрыли свои знамена позором. Я могу себе представить, что чувствовал в те дни папа, когда этот приказ, самый известный за всю Великую Отечественную, касался его настолько лично. Всю жизнь день сдачи Ростова он считал самым тяжелым днем в своей судьбе", - говорит дочь маршала Малиновского Наталья.

В феврале 43-го Малиновский вернется в оставленный им город и освободит его.

А сразу после оккупации Ростова Малиновского, уже не командующего Южным фронтом, вызывает Сталин, который не расстрелял, не отдал под трибунал, но понизил в должности, назначив командующим 66-й армией под Сталинград.

"Горячий снег"

Спустя три месяца - новое назначение. Малиновский становится командующим 2-й гвардейской армией, о подвигах которой известно благодаря роману Юрия Бондарева "Горячий снег" и одноименному кинофильму.

От успеха или неуспеха этой операции в приволжской степи в декабре 42-го в значительной степени зависел исход битвы за Сталинград.

Надежды фюрера в этом знаковом сражении и свою фамилию генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн - "Человек-камень" - оправдывал как мог. Хладнокровно и методично он прорывался к окруженной 6-й армии генерала Паулюса.

У командующего 2-й гвардейской армией Малиновского было много танков, но в них лишь четверть заправки. Они были немобильны, они могли только выйти на боевую позицию и более ничего.

"И отец приказал всем своим танкам выйти на открытое пространство, занять боевую позицию, - говорит Наталья Малиновская. - Немецкие танки и наши встали друг против друга, и так они стояли сутки. Можете себе представить это напряжение, которое испытывал тогда отец и те, кто находился в этих танках? А если бы немцы решились атаковать?"

Но Манштейн не решился, а послал за подкреплением, он же не знал, что в наших танках нет горючего. Его донесение начиналось словами: "Вся степь усеяна русскими танками, нуждаюсь в большом подкреплении". Однако подкрепление со стороны Красной армии пришло раньше.

Незаконнорожденный, безотцовщина, байстрюк

Родион Яковлевич Малиновский рос безотцовщиной. Мать прижила его от какого-то заезжего землемера. В 11 лет будущий маршал сбежал из дома. Варвара Николаевна вышла замуж, и Родион понял - в семье отчима ему не жить. Его приютила тетя Наташа, которая жила в Киеве. Жила очень бедно, но от племянника не отвернулась. Она подрабатывала тем, что обстирывала и обшивала более обеспеченных горожан.

Когда Родион начал самостоятельно зарабатывать, он очень долго откладывал деньги для того, чтобы сделать ей подарок. Он купил Наталье Николаевне швейную машинку "Зингер" и точно такую же подарил родной матери.

Он очень любил тетю Наташу. Нетрудно догадаться, что свою дочь, рождение которой предсказала все та же гадалка в госпитале, Родион Яковлевич назвал в честь Натальи Николаевны.

"Когда он узнал, что Киев освобожден от немцев, на следующий же день он полетел туда, чтобы найти тетю Наташу, - рассказывает Наталья Малиновская. - Он ее не нашел. Как рассказали соседи, она погибла, потому что приютила еврейскую семью. На тетю Наташу донесли, и ее вместе с еврейской семьей, которую она приютила, угнали в Бабий Яр".

В жизни маршала было 4 войны

Всего в жизни маршала Малиновского было четыре войны: Первая мировая, Гражданская, Испанская и Вторая мировая.

Родион Яковлевич, хотя и не собирался быть военным, просто ушел в 16 лет на фронт, чтобы не быть обузой в семье тети. С годами проявился его недюжинный полководческий талант. Он ошеломлял врага нестандартными решениями. Например, при взятии Запорожья в 43-м, не давая немцам прийти в себя, он провел ночной штурм большого города силами фронта. Запорожская операция, как и Ясско-Кишиневская, вошли во все учебники по военному искусству. Нестандартной получилась и встреча с будущей женой.

Будущей жене Малиновский вручал орден

В 43-м генерал Малиновский вручил орден Красной Звезды рядовой Раисе Кучеренко, отличившейся при сборе ценных разведданных.

"Свою армейскую жизнь мама начала в 42-м в банно-прачечном комбинате. Она дважды выходила из окружения. Второй раз был судьбоносным - они повстречались с отцом, - говорит Наталья Малиновская. - Летом 1942-го, когда выходили из окружения, она и еще два бойца пробрались через кукурузное поле и сосчитали немецкие танки. Видимо, эта информация оказалась важной - мама была представлена к ордену Красной Звезды, который ей вручал отец".

По словам дочери, Раиса Кучеренко уже тогда произвела первое впечатление на Родиона Малиновского.

Но к себе в штаб фронта он перевел ее только через год, в 44-м, и назначил заведующей столовой Военного совета. А через два года у них родилась дочь Наталья.

"У вас что, кроватей нет?"

Наталья Родионовна родилась в Хабаровске в первый послевоенный год. Малиновский тогда был командующий войсками Дальневосточного военного округа. В день рождения дочери - 7 ноября - он принимал свой первый военный парад, а потом поехал в госпиталь.

В дверях дежурный врач ему отрапортовал: "Товарищ маршал, все в порядке, ваша жена на столе. Малиновский спросил: "А у вас, что кроватей нет?".

Маршалу объяснили, где рожают детей.

Свою дочь Малиновский очень любил фотографировать сам. Фотография наряду с шахматами и рыбалкой была увлечением-страстью.

А еще в доме Малиновских всегда были животные. Кошки сибирские, собаки ушастые. Их всегда баловали. А они отвечали преданностью. В течение 40 дней после смерти Малиновского от тоски умерли все живущие тогда в доме маршала собаки и кошки.

"Кровавая свадьба"

В 37-м Малиновский привез домой из Испании прижизненное издание пьесы Федерико Гарсии Лорки "Кровавая свадьба", словно предугадывая будущую профессию еще не родившейся дочери. Пройдет 65 лет и Наталья Родионовна переведет эту пьесу на русский. Она испанист, доцент кафедры зарубежной литературы филфака МГУ, один из самых известных переводчиков поэзии Лорки и прозы Дали, лауреат многих литературных премий.

Пьеса "Кровавая свадьба" уже 10 лет идет в московском театре "Сопричастность".

Народная артистка России Светлана Мизери, исполнительница роли матери в пьесе, считает, что перевод Наталии Малиновской "самый удачный из всех существующих".

Командировочный чемоданчик

Дочь маршала Наталья Малиновская хранит у себя дома небольшой кожаный чемоданчик. С ним маршал Малиновский любил ездить в командировки. Сегодня в нем лежат некоторые личные вещи маршала.

Вещи, которыми он любил пользоваться, которые ему были дороги. Среди них берет, привезенный с Гражданской войны из Испании.

В мирное время Родион Яковлевич ездил в нем на охоту и рыбалку. Здесь же расшитая украинская рубаха. Она напоминала маршалу о юности. И кружка, сделанная на заказ для маршала на заводе по изготовлению эмалированной посуды. Ее подарили Малиновскому жители освобожденной Украины.

"Черные сугробы"

Маршал Малиновский умирал от рака - тяжело, со страшными болями - метастазы уже пошли в кости. В госпиталь его увезли в пятницу. В нем Малиновский и умер 31 марта в 67-м, не дожив до своего 70-летнего юбилея год.

После смерти мужа Раиса Яковлевна, чтобы спастись от отчаяния, впервые в 50 лет взяла в руки кисти и краски. Она рисовала простенькие картины с такими же простенькими сюжетами.

Искусствоведы обычно это называют наивной живописью. Первую картину Раиса Яковлевна назвала "Первая годовщина. 31 марта 68 года".

Другое название - "Черные сугробы" - дал этой картине однажды пришедший в гости к Малиновским режиссер Андрей Тарковский.

45 лет назад перестало биться сердце легендарного советского полководца, подвиги армии которого легли в основу сюжета романа Юрия Бондарева «Горячий снег»

Когда министр обороны СССР Родион Малиновский пригласил к себе домой первого космонавта Юрия Гагарина, тот признался его шестнадцатилетней дочери Наталье: и мечтать не мог, что окажется в гостях у легендарного маршала. А знаменитый артист Юрий Соломин до сих пор благодарен Родиону Яковлевичу за то, что не без его поддержки состоялся как актер. А ведь они даже не были знакомы.

О малоизвестных страницах жизни маршала Малиновского, под руководством которого бойцы Советской армии освобождали от фашистских захватчиков Украину, Молдавию, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехию и Словакию, «ФАКТАМ» рассказала его дочь Наталья Родионовна.

«Заболев в 19 лет корью в тяжелой форме, я в первый и последний раз увидела на папиных глазах слезы»

— Родился папа в Одессе, — рассказывает дочь маршала Малиновского Наталья Родионовна (на фото) , филолог-испанист, доцент МГУ, переводчик испанской классики. — Мать его была горничной в графском доме, а отец неизвестен: в свидетельстве о рождении Родиона Яковлевича стояло «незаконнорожденный». Когда папе было 12 лет, мать вышла замуж. Чтобы не усложнять ей жизнь, папа ушел из дому. Отправился сначала в соседнюю деревню к тете Наташе, потом — к дяде Якову, работавшему станционным смотрителем вблизи Одессы. Дядя и устроил его мальчиком на побегушках в лавку к одесскому купцу. Так с юных лет папа стал зарабатывать на жизнь.

С тех пор у отца, кстати, осталась сноровка упаковывать подарки. Помню, как-то я собиралась на день рождения к подруге. Папа наблюдал, как я пытаюсь завернуть в красивую бумагу коробку конфет. Получалось плоховато. Он подошел, взял подарок и упаковал его так ловко и быстро, как будто давал мастер-класс. При этом сказал: «Школа купца Припускова! Всякое дело надо делать с блеском».

— Правда, что в 13 лет ваш папа брал уроки французского языка у учительницы, по соседству с которой снимал угол?

— Да, видно, не по сердцу была ему торговля — манили дальние страны. И судьба открыла ему этот мир, правда, путь туда лежал через войну. Солдатом папа стал случайно. Заболев скарлатиной, долго пролежал в больнице, а когда вышел, в лавке уже служил другой мальчишка. Забрел на вокзал, залез в военный эшелон, спрятался… Так оказался на польском фронте, где получил ранение.

— Именно тогда в госпитале цыганка предсказала вашему отцу славу полководца?

— Она нагадала высший воинский чин, два кругосветных путешествия и — последним ребенком — дочку. Все сбылось. А еще предупредила, чтобы берегся… пятницы: «Это дурной для тебя день». Поначалу он не принял предсказание всерьез, но когда именно в пятницу его настигло и второе ранение, стал обращать внимание на день недели и, принимая решения, не забывал глянуть в календарь. Понятно, что не всегда можно было избежать пятницы, и она делала свое «черное дело». Четырежды отец был ранен — в пятницу. И умер он в этот день недели. В пятницу не стало и мамы, и мужа моего. И я дважды оказывалась между жизнью и смертью — в пятницу. Первый раз еще при папе. Заболев в 19 лет корью в тяжелой форме, я в первый и последний раз увидела на папиных глазах слезы…

— Ваш отец прослыл талантливым полководцем. Многие из спланированных и проведенных им операций вошли в историю военного искусства. Однако порою Родион Яковлевич принимал и такие решения, которые шли вразрез с приказами Верховного Главнокомандующего Сталина…

— Так, без приказа отец летом 1942-го сдал Ростов. Город нельзя было удержать, и он принял решение спасти войска — уже измученные, сильно поредевшие, давно не имевшие ни передышки, ни подкрепления. После того как Ростов был сдан, Малиновский имел со Сталиным тяжелый разговор, был снят с должности командующего фронтом и назначен командующим армией.

— Тогда ведь вышел знаменитый сталинский приказ «Ни шагу назад», в котором было сказано, что знамена Южного фронта покрыли себя позором. Как считаете, почему Сталин не применил к вашему отцу высшую меру?

— Объяснение — в стенограмме телефонного разговора Сталина с отцом за пять дней до сдачи Ростова. Отец докладывал Сталину о разведданных, свидетельствующих о готовящемся наступлении, о слабости Южного фронта, просил подкрепления. «Перестаньте паниковать! — оборвал его Сталин. — Обойдетесь своими силами. Наступление будет здесь, снова под Москвой». Но через пять дней, как по нотам, разыгрался худший вариант, который прогнозировал отец. И если бы не тот разговор, трибунала Малиновский бы не избежал.

«Портреты Сталина у нас дома не висели. И когда он умер, в нашей семье никто не рыдал»

— В каких отношениях отец был со Сталиным?

— Когда папы не стало, мне было только 20 лет — и я не успела о многом расспросить его подробно. Могу одно сказать: портреты Сталина у нас в доме не висели. И когда он умер, в нашей семье никто не рыдал.

— Как отец познакомился с вашей мамой?

— Они встретились в годы войны. Мама прожила самую тяжелую первую блокадную зиму в Ленинграде, а с лета 1942-го находилась в действующей армии. Год спустя папа вручал маме орден Красной Звезды — за то, что дважды выходя из окружения принесла ценные разведданные. Видимо, тогда ее и заметил: светловолосую, с косами, уложенными короной, кареглазую, статную. Мама была на семнадцать лет младше отца. Родители прожили вместе почти четверть века. Это была настоящая любовь.

— Ваш отец, будучи министром обороны СССР, часто ездил с визитами в разные страны и нередко брал с собой вас и маму.

— В некоторые поездки отцу полагалось ехать с семьей. Я побывала с родителями во всех странах социалистического лагеря, во Франции, Финляндии, в Марокко. Благодаря папе видела и много замечательных людей. Например, Юрия Гагарина. Примерно через неделю после его полета родители взяли меня в Звездный городок — на банкет по случаю этого знаменательного события. Там присутствовал и Сергей Павлович Королев с женой Ниной Ивановной. Заметив, что я во все глаза гляжу на Гагарина, папа тронул меня за локоть и сказал: «Да ты на других посмотри! Они все полетят». Говорили тосты, речи, а потом начались танцы. И я танцевала с Юрием Гагариным. Мне было тогда 16 лет.

*Дважды Герой Советского Союза маршал Малиновский был министром обороны с 1957-го до самой своей кончины в 1967 году

— Думаю, мало кто из ваших ровесниц удостоился подобной чести — танцевать с первым космонавтом…

— Юрий Гагарин был и у нас дома. Папа пригласил его на обед. Когда мама позвала папу к телефону, Гагарин мне вдруг сказал: «Я и мечтать не мог о том, что когда-нибудь окажусь в гостях у легендарного маршала, у министра обороны!» Признаться, я поразилась: оказывается, мой папа — легенда для самого Гагарина(!). Еще мне, девчонке, запомнилась свадьба Терешковой и Николаева.

— Представляю, какое грандиозное было торжество. Наряд невесты помните?

— Конечно. Самое обыкновенное платье. Это же не теперешний гламур, тогда люди не были зациклены на роскоши. Торжественность — да, была, но как иначе, если празднуется свадьба в Кремле? Думаю, для жениха и невесты такая публичность стала не меньшим испытанием, чем полет в космос.

«Резолюция министра обороны, направленная в военкомат, гласила: «Оставить Ю. Соломина в театре. Актером он принесет армии больше пользы!»

— Правда, что ваш отец был большим театралом?

— Театр он любил, и даже сам играл в самодеятельном, созданном при военном госпитале во Франции. Было это еще в Первую мировую. Для этого театра он и пьесу сочинил. А последние десять лет считал своим служебным долгом смотреть все, что ставилось в театре Советской Армии. Как-то после спектакля к нам в ложу зашли исполнители главных ролей и режиссер. Владимир Зельдин посетовал, что разыгравшийся радикулит мешал ему играть. На другой день папин адъютант привез в театр пакет для Зельдина с французским чудодейственным средством от радикулита. Об этом много позже мне рассказал сам Владимир Михайлович.

С театром связана и необыкновенная история, произошедшая в 1944 году. В королевской ложе бухарестской оперы на концерте, посвященном освобождению Румынии, присутствовал весь Военный совет Второго Украинского фронта и, естественно, папа с мамой. Зрителями были воины фронта, среди них — солдат Алексей Кучеренко, мамин родной брат. И вот он видит в королевской ложе девушку, как две капли воды похожую на его сестру Раю. Не может быть — она же погибла в блокаде! И все-таки он идет к ложе, объясняя часовому, что хотел бы поговорить с девушкой, похожей на сестру. Ее зовут… А дальше все было, как в кино.

— К слову, о кино. Правда, что Юрий Соломин, сыгравший адъютанта его превосходительства, считал Превосходительством вашего отца?

— Мы с Юрием Мефодиевичем встретились в московском театре «Сопричастность», где шла пьеса в моем переводе — «Кровавая свадьба» Федерико Гарсиа Лорки. Нас познакомили, и Соломин рассказал мне: только-только получив серьезную роль в Малом театре, он был призван в армию. Об этом узнала народная артистка СССР Елена Гоголева, сама позвонила отцу и попросила его освободить от службы талантливого юношу. Резолюция министра обороны, направленная в военкомат, гласила: «Оставить Ю. Соломина в театре. Актером он принесет армии больше пользы!» А буквально через неделю Соломину предложили первую роль в погонах, потом военные роли посыпались одна за другой, а уж когда Соломину предложили роль адъютанта его превосходительства, он, по его собственным словам, «точно знал, кто это — Его Превосходительство». Жаль, отцу не пришлось увидеть этот фильм. Когда он вышел на экраны, папы уже не было в живых.

К слову, роман Юрия Бондарева «Горячий снег», где рассказано о подвигах Второй гвардейской армии, которой отец командовал под Сталинградом, тоже был написан уже после смерти отца.

— Правда, что маршал Малиновский составлял шахматные задачи и публиковал их в журналах?

— Папа действительно был хорошим шахматистом и считал, что военному человеку играть в шахматы полезно и даже необходимо. У него была богатейшая шахматная библиотека, книги с автографами Ботвинника и других легендарных шахматистов. После смерти отца мама передала эти книги в Одесский шахматный клуб. Другим увлечением отца была фотография. Еще во Франции он сумел скопить деньги на первый фотоаппарат. Освоил искусство съемки, научился печатать фотографии. Фотоаппарат всегда был при нем.

— Наталья Родионовна, в вашем доме живут две кошки. Ваш отец тоже любил домашних животных?

— Очень. В нашем доме они всегда были. Когда папа умер, жившие у нас две кошки и две собаки затосковали по нему и все четверо умерли к сороковому дню, который пришелся на 9 мая 1967 года.

Сотрудницы районной библиотеки Лодейного поля, 1935 год (слева в первом ряду Раиса Кучеренко)

Раиса Кучеренко на отдыхе в Крыму. Май 1941 года

В Венском зоопарке. Май 1945 года

Р.Я. Малиновская с мужем и сыном Германом

М.ПЕШКОВА: 22 июня скоро. Готовя передачу о маршале Малиновском в цикле передач о 65-летии Победы, поинтересовалась у Натальи Родионовны, дочери маршала, о ее маме, маршальской жене, Раисе Яковлевне Малиновской, уроженке Украины, приехавшей перед войной к своей старшей сестре, офицерской жене, в Ленинград. Рассказывает Наталья Малиновская.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Моя мама очень хотела учиться, осталась с сестрой в Ленинграде и поступила учиться сначала на библиотечные курсы, потом в библиотечный институт. А к этому времени оказалось, что их куда-то переводят, и мама совсем 15-летней девчонкой осталась одна в Ленинграде. Ничего, не пропала. Выучилась, закончила библиотечные курсы, библиотечный институт, стала работать - сначала библиотечным инспектором по северу, в Мончегорск она ездила библиотечным инспектором, по деревням. Вот она говорит, что, как ни тяжко было на Украине, а она ведь и голод украинский тоже застала…

М.ПЕШКОВА: Голодомор на ее глазах был, да.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Да, и там у нее была первая дистрофия. Все-таки ей показалось, что как-то тяжелее люди жили вот там, на севере. Ощущение было немотивированное ничем. Может быть, просто потому что там места были родные и вроде бы юг, а там было так неуютно, так северно и так холодно. И вот на лошаденке они ездили с другим библиотечным инспектором с какими-то лекциями, ездили в 30-е годы бог знает по каким глухим деревням. Потом она обосновалась уже в прелестном, как она говорила, месте с красивым названием - Лодейное Поле, она уже была там заведующей библиотекой. Она фанатично любила свою работу, любила книги, любила работу такую, не просто выдавать книги, она устраивала читательские конференции. Она очень гордилась тем, что к ней на читательскую конференцию приезжали писатели из Ленинграда. Вот венец ее восторгов - это был приезд Юрия Германа. Сумела его уговорить, сумела устроить. И, в конце концов, она вышла замуж и уехала с мужем в Ленинград. И вот тут она оказалась в очень интеллигентной семье, где ее звали слегка пренебрежительно - «наша комсомолка Рая». Они все были люди очень образованные, архитекторы, переводчики, с университетским образованием далеко не в первом поколении, а вот она была как-то им совершенно не ко двору. Но так уж случилось. У нее родился сын, которого она назвала Германом в честь своей любимой оперы, «Пиковая дама». Это бедному моему брату доставило столько потом неприятностей в жизни. Ну представьте себе, мальчик 36-го года рождения, а его зовут Герман. Как Геринга. Он так хотел переименоваться в Александра. Полжизни хотел переименоваться в Александра. Война маму застает уже в Ленинграде. Она работает в библиотеке механического техникума. И, естественно, муж уходит на фронт сразу, и скоро она получает похоронку. Начинается блокада, и вся его многочисленная семья, там все были постарше ее, в блокаду вымирает у нее на руках. Она самая здоровая, она самая молодая. А сына у нее забирают, его эвакуируют вместе с детскими садами, как большинство детей Ленинграда, и ей не разрешают уехать вместе с ним. Но в тот момент еще никто не понимает, что происходит. Кажется, два месяца дети побудут где-то, пока здесь опасно, и вернутся. Они не могли себе представить, что они прощаются с детьми - кто навсегда, кто на долгие 4-5, может быть, больше, лет. Ведь потом еще нужно было найти друг друга. Об этой сцене она часто потом в старости вспоминала, как это было ужасно. Ни такие маленькие, совсем дети, и их увозят, и ей не разрешают уехать, и говорят: «А кто будет защищать Ленинград?» Боже мой, как я буду защищать Ленинград? Я библиотекарь. Что я буду делать? Но стало вскоре ясно, что - копать окопы, стоять на посту, потом хватать эти бомбы, совать их куда-то в песок.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: О блокаде вспоминала нечасто. Я помню, когда вышла «Блокадная книга» Гранина, я еще очень долго думала, прочитав книгу, дать маме это или это будет как-то слишком для нее тяжело. В конце концов, я принесла ей «Блокадную книгу», потом приезжаю, говорю: «Ну как тебе это?» Она говорит: «Это все правда, но такая малая часть правды». Про «Блокадную книгу» больше ничего она не сказала. Потом какие-то невероятные совершенно детали иногда проскальзывали. Вот как фронтовики почти ничего не рассказывали, вот так она ничего не рассказывала о блокаде, почти ничего, и только один раз ее при мне кто-то спросил, она ведь потом была и на фронте, и на передовой: «Раиса Яковлевна, на фронте страшно было?» Она так помолчала и сказала: «Да после блокады уже почти что и нет». Вот страшнее, чем там, не было ничего. Она точно знала, что нельзя ложиться - это верная смерть. Вот об одном страшном моменте блокады она мне рассказывала. Она пришла домой, уже из близкой родни мужа ее не было никого, но вместе с ней в этой квартире жили двоюродные, может, троюродные родственники его. Когда она однажды пришла домой, она обнаружила, что нету ни родственников, ни печки-буржуйки. Вот куда-то они подались. И вот тут вот она села, холодно было, голодно, это даже уже не обсуждается, и вот так она просидела в остолбенении несколько часов, а потом сказала себе: «Ну, сволочи, я назло вам выживу!» и стала думать, что она теперь продаст, чтобы обогреться, что-то купить. И вот тут, она говорит, это была судьба. Тут она за разрубленным на дрова буфетом нашла - туда завалилось много-много коробок гомеопатических лекарств ее свекрови. Та лечилась гомеопатически. И вот она довольно долго была уверена, что эта гомеопатия, которую она ела, ее спасла. Второй случай такой. И очень примечательно, что я не от мамы о нем узнала. Мне, наверное, лет было уже 14, и к нам из Ленинграда приехала в гости женщина. Я ее видела впервые. Ну, знаете как, приезжают из деревни из маминой, это называется «наши родственники». Кто бы они там ни были, они наши родственники. А тут вот появились еще какие-то ленинградские, тоже вроде как бы родственники. И мне было как-то очень странно видеть, как это взрослая женщина смотрит на маму, как на икону, вот абсолютно так. И потом она мне одной сказала: «Ты даже не понимаешь, что за человек твоя мама. Вот я тебе расскажу, чтобы ты понимала, что это за человек». Вот тогда она была девочкой, и был у нее брат. Оказалась какая-то отдаленная по мужу мамина родня. У них умерла бабушка, мама, у них умерли все, они оказались двое с вот этим братиком. И им деваться некуда. Они помнили, где живут другие родственники. И вот, оказалось, они пришли к маме, когда она была уже одна, уже брошенная теми. Вот у этой девочки Люси не было ничего, кроме одного от мамы оставшегося колечка. Она пришла к маме с этим колечком и с братом и сказала: «Тетя Рая, возьмите нас. Вот мамино колечко, у нас ничего больше нет». «Заходите, будем как-то жить. А колечко я у тебя не возьму. Этого нельзя делать. Это твоя память о маме. И если я его возьму, я его немедленно пойду сменяю и мы сразу это все съедим, и потом, если мы останемся живы, тогда ты вспомнишь, и мне нехорошо будет, что я твое колечко сменяла. Давай мы не будем его менять. Мы забудем о том, что оно у тебя есть». И вот они стали жить втроем. Мальчик не выжил. Девочка выжила, и ее тоже эвакуировали. Но маму взрослую эвакуировали уже в дистрофии в апреле 42-го года. Они прожили зиму, самую тяжелую блокадную зиму, вместе, самую трудную, самую голодную. Вот тут они потерялись. Нашлись они много позже, намного позже войны.

М.ПЕШКОВА: Так это она к вам приезжала?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Это она к нам приезжала. И историю я знаю не от мамы. Она мне не рассказала. Но раз мне не рассказала, значит, и никому не рассказывала. Как ей про себя такое рассказывать? А колечко матери вот этой Люси пропало, потому что она его отдала воспитательнице, увозившей их, уже на большой земле, уже не в Ленинграде, после эвакуации. Ну и… Уже бог судья, кто попользовался. Но не мама моя. Хотя все равно дети были готовы все это поделить, естественно. Потом, когда я с мамой уже много лет спустя разговаривала об этом, она мне сказала, что, наверное, не у всех, но у многих людей, которых она знала, в блокаду была такая убежденность - вот если ты переступишь этот человеческий закон, вот тогда ты обязательно умрешь. Или с ума сойдешь. В ней было это чувство. Она была уверена, что она вот этим выжила.

М.ПЕШКОВА: Маршальская жена, Раиса Яковлевна Малиновская, воспоминания дочери, Натальи Малиновской, в «Непрошедшем времени» на «Эхо Москве» в цикле «Победа. Одна на всех».

Н.МАЛИНОВСКАЯ: И что меня очень поразило в ее рассказе о блокаде. Вернее, не о самой блокаде, а о том, как их увозили, как они ехали оттуда. Это было 4 апреля 42 года, последний день, когда существовала ледовая Дорога жизни. И проваливались через одну машины. Их машина прошла. И потом полтора месяца их везли вот в этих теплушках, в вагонах, из Ленинграда примерно в район Грозного. А у них нечего было уже менять, у них совсем ничего не было. И меня поразило то, что эти полтора месяца они все еще голодали, вот эту дорогу. Она помнила, как выходили на остановках люди, ей они казались такие благополучные, что просто уж дальше некуда - крестьянки с какими-то продуктами в сумках. Может быть, это все было далеко не так лучезарно, как казалось тем, кого только что вынули из голода самого крайнего. Но вот ей казалось, что они очень благополучные. И им нечего сменять. И как их покормят, так их покормят. Не каждый день, говорила она. Вот это меня поразило - что их не каждый день кормили во время этой дороги. И они в той же дистрофии приехали куда-то там, в какую-то деревеньку в районе Грозного. Еле-еле их покормили, за месяц они более или менее отошли. Лето 42-го - крушение Южного фронта, и вот-вот пойдет эта местность под оккупацию. И она говорит, что вот это был второй тяжелейший момент за всю войну, когда она поняла, что - да пусть хоть все останутся, с кем она приехала, а вот я не останусь. Ни за что не останусь. В армию не берут.

М.ПЕШКОВА: По возрасту?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Да какой возраст? В армию никого не берут - боятся шпионов, лазутчиков, бог знает кого. Фронт откатывается. Нельзя ни в коем случае никого брать в армию, строжайший запрет. Тем более, вот тут вот.

М.ПЕШКОВА: Это приказ главнокомандующего?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Наверное. Я знаю о том, что не брали, с маминых слов. Она, тем не менее, уходит из этого селения. Вот это она мне рассказывала не раз. И у нее узелок, в этом узелке - кусок хлеба, кусок мыла и туфельки, которые она привезла с собой из Ленинграда и не сменяла ни в каких обстоятельствах. Туфельки, которые она купила для сына. Потом она мне говорила: «Господи боже мой, ну о чем я думала? Ведь он же уже должен был вырасти из этих туфелек». Вот это в голову не приходило. Она их несла, как залог встречи. И вот, как в сказке, перекресток трех дорог. И куда ей идти по этим трем дорогам, ей совершенно все равно. Она не знает. И почему-то этот момент выбора был так внутренне тяжел. Она говорит: «Я села на этом перекрестке и так плакала, как никогда не плакала». А потом - что делать? - вытерла слезы и пошла. И вот буквально вскоре набрела на какую-то воинскую часть, стала врать, что отбилась от своей части и все такое. А лейтенант и говорит: «Девушка, вы врете». «Вру! - и зарыдала горько. - Вот мой ленинградский паспорт. Я не за тем жила под блокадой целую зиму, я не затем голодала в Ленинграде, чтобы теперь пойти под оккупацию. Возьмите кем угодно. Я все что угодно буду делать. Я ничего не умею военного. Я библиотекарь». «Ладно, - говорит, - возьмем мы вас. Вот вы идите туда, там живут наши девушки. Вы скажите, что вы наша», и назвал какой-то номер части. И она пошла туда, показали, где ей ночевать. И вот тут вот пришел сержант с каким-то котелком и говорит хозяйке: «Где тут у вас наша девушка?» Она говорит: «Да вот она там, моется». Он ей принес в котелке гречневой каши, и она рыдала над этой кашей. И вот так она оказалась в армии. Поначалу ее определили в самую тяжелую работу при армии - она была в банно-прачечном комбинате. Потом уж она выучилась всему на свете. И все-таки грамотный человек, закончивший институт. Там и много работы такой вот уже цивилизованной, грамотной, для такого человека найдется. Но вот первой ее работой был банно-прачечный комбинат. И вот так она оказалась в армии. Эта армия вскорости попала в окружении. И вот она выходила из окружения, ничего не боясь уже после блокады. Она принесла какие-то разведданные, выйдя из окружения, причем долго они блуждали в окружении - наверное, с неделю. Ее как-то отметило командование, что она не просто вышла из окружения, но что-то там такое могла рассказать - какие дороги уже заняты немцами, какие свободны. И это имело какой-то военный смысл. Командарм их погиб, армию расформировали. И вот следующая армия, в которой она потом была, тут же немедленно снова попала в окружение. Она дважды за это лето 42-го года выходила из окружения. Второй раз она посчитала там какие-то танки. Второй раз ее уже за то, как она с толком вышла из окружения, командование ее армии представило к Ордену Красной звезды. И вот этот орден вручал ей папа, когда заметил ее. Но она еще очень долго, хоть и была им замечена, воевала, как обыкновенный человек, а вовсе даже не как маршальская жена. Сами понимаете, большая разница. Тем более и он тогда не был маршалом. А лето 42-го года что для мамы было тяжелейшим, что для него было тяжелейшим. Об этом отдельный рассказ. Папа ей стал передавать приветы. А так как отчество у них одинаковое - Родион Яковлевич и Раиса Яковлевна, то у многих было на сей счет подозрение, что они брат и сестра. И вот мне рассказывала мама: «Ох, насколько ж мне легче жить-то стало после того, как заподозрили, что я его сестра!»

Это уже совсем где-то перед войной близко - 38-39гг., может быть, даже 40-й - мама записалась в планерный кружок. Она объясняла, что не столько потому, что ей очень уж хотелось на планере летать, потому что она не знала, как это, летать на планере, но ей понравилось, а потому что там давали комбинезон и форму. К комбинезону какие-то там тапочки специфические. И вот когда она надевала этот комбинезон и отправлялась куда-то к черту на рога на этот аэродром, где их планер стоял, она говорила: «Мне казалось, весь город на меня смотрит - какая я иду, в этом комбинезоне». А потом летать очень понравилось. Она никогда ни о чем не жалела, что у нее пропало во время блокады. Понятное дело, что пропало все, что было, до последней кофточки. Но жалела она об одном - что пропала газета с фотографией, где была она на планере не то около планера, и было написано: «Рая собирается в полет». Вот эту фотокарточку с «Рая собирается в полет» - господи, как же ей хотелось показать мне и папе. Вот не знаю, если бы каким-то чудом мне попала в руки эта газета, а ведь она существует, районная, многотиражная, не знаю, какая. Про это вот «Рая собирается в полет» я и хотела еще отдельно сказать.

Мы уже дошли до конца войны, до того времени, когда после Парада Победы в гостинице «Москва» собрались попраздновать узким кругом - папа, мама, несколько генералов, офицеров. Маме во время подготовки к Параду Победы все казалось странным, что что-то еще происходит, помимо подготовки к Параду Победы. Вот как-то уж слишком папа озабочен, слишком он сосредоточен. Вот ну не в параде здесь только дело. Когда уж все так сидели и разговаривали, пели, вдруг один из этих офицеров запел песенку - «Мама, я Сибири не боюся, Сибирь ведь тоже русская земля!» И вот тут она поняла, что для них война не кончилась, что они поедут на Восточный фронт и что у них все еще будет впереди. А впереди был и Забайкальский фронт, и поразительный совершенно штурм Хингана, впереди было еще десять, как они с папой считали, счастливейших лет их жизни на Дальнем Востоке. А вот по дороге на эту японскую войну маме нужно было найти сына. Она знала только одно - что он в детском доме где-то в Сибири, где-то там, куда увозили ленинградских детей. И ничего больше она о нем не знала. Она могла узнать, где располагаются, в каких деревеньках, эти детские дома, куда отвозили ленинградских детей. И вот пока шел эшелон, папа разрешал ей на каких-то станциях отлететь на По-2 в расположение этого детского дома, проверить, есть он там или нет. И вот где-то в девятом или в десятом детском доме мама нашла сына и привезла его с собой. И он, совсем девятилетний мальчишка, оказался с ней вместе на войне. Ведь она же воевала. Это был штаб фронта. У нас есть фотографии. Понятное дело, что все любили ребенка, который оказался здесь поневоле. Солдаты его очень любили. Он там стоял с ружьем, они его фотографировали. Забавно очень было, когда она его наконец нашла, посадила его в По-2, а это же открытый самолетик, она его прижала к себе, сделали они круг над этим селом, где детский дом располагался. И брат мой Гера стал говорить: «Подождите, подождите, вы не летите дальше. Мне надо тапочки кинуть». «Какие тапочки, о чем ты?» «Ребята дали мне тапочки, чтобы я из самолета их кинул». И вот он стал эти тапочки, даденные ему товарищами, раскидывать, чтобы они их ловили, эти во тапочки, побывавшие на самолете. Мама была страшно потрясена тем… Когда она его увидела, а он того же роста, каким она его отправляла. Там тоже дети голодали. У них тоже была, конечно, не в такой степени - в Ленинграде они были бы обречены, но там тоже была дистрофия. И вот брат уже рассказывал, что в старших группах, где ему было уже лет 8-9, их отправляли, как говорили, сторожить поле с морковкой, и он говорил: «Я только сейчас понимаю, что нас отправляли туда чуть-чуть подкормиться».

М.ПЕШКОВА: А они учились?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Нет-нет. Какая школа? Ничего. Их ничему не учили. Оказалось, что он не научен ничему. А возраст-то уже подходит. И вот такие ускоренные классы были только в суворовском училище. И таким образом он сразу после войны попал в суворовское училище, учился он в киевском суворовском. И вот его он и кончал.

М.ПЕШКОВА: Воспоминания о маме, Раисе Яковлевне Малиновской, в рассказах дочери маршала Малиновского, Натальи Малиновской. Как война прошлась по судьбам родных семьи Малиновских, в продолжениях цикла «Победа. Одна на всех» воскресным утром. Режиссер - Алексей Нарышкин. Я - Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».