Глава I

ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ВЫРАЖЕНИЯ

Изложение трех главных принципов. - Первый принцип. - Полезные действия становятся привычными, ассоциируясь с определенными душевными состояниями, и производятся в каждом отдельном случае независимо от того, полезны они или нет. - Сила привычки. - Наследственность. - Ассоциированные привычные движения у человека. - Рефлекторные действия. - Переход привычек в рефлекторные действия. - Ассоциированные привычные действия у низших животных. - Заключительные замечания.

Я начну с указания на три принципа, которыми, как мне кажется, объясняется большинство выражений и жестов, непроизвольно употребляемых человеком и животными под влиянием различных эмоций и ощущений *. Однако я пришел к этим трем принципам лишь к концу своих наблюдений8. Принципы эти будут рассмотрены в настоящей главе и в двух следующих главах в общем плане. Мы воспользуемся фактами, которые можно наблюдать как у человека, так и у низших животных; факты, относящиеся к человеку, предпочтительнее, так как они не столь легко вводят нас в заблуждение.

* Герберт Спенсер (Herbert Spencer, Essays, вторая серия, 1863, стр. 138) провел ясное различие между эмоциями и ощущениями; последние "появляются в нашем телесном организме". Он относит и эмоции и ощущения к чувствам.

В 4-й и 5-й главах я опишу специальные выражения у некоторых низших животных, а в последующих главах - выражения у человека. Таким образом, каждый получит возможность самостоятельно судить, насколько мои три принципа проливают свет на теорию этого вопроса. Мне кажется, что эти принципы дадут достаточно удовлетворительное объяснение такому значительному числу выражений, что, вероятно, впоследствии окажется возможным подвести все решительно выражения под эти принципы или очень сходные с ними. Едва ли есть надобность в том, чтобы предпослать дальнейшему изложению указание на то, что выражения могут с равным успехом проявляться как в движении, так и в изменениях любой части тела, как, например, в вилянии хвостом у собаки, в оттягивании ушей назад у лошади, в пожимании плечами у человека, в расширении капиллярных сосудов кожи и др. Три принципа, о которых идет речь, следующие.

I. Принцип полезных ассоциированных привычек . - Определенные сложные действия оказываются прямо или косвенно полезными при известных душевных состояниях, облегчая определенные ощущения или удовлетворяя известные желания. И всякий раз, когда вновь возникает подобное душевное состояние, даже в слабой степени, тотчас же в силу привычки или ассоциации обнаруживается тенденция совершать те же самые движения, хотя бы на этот раз они были вовсе бесполезны. Некоторые действия, обыкновенно ассоциирующиеся в силу привычки с определенными душевными состояниями, могут быть отчасти подавлены волей, но в этих случаях мышцы, каждая из которых в отдельности в наименьшей степени подчиняется волевому контролю, обнаруживают наибольшую готовность к действию, обусловливая тем самым движения, воспринимаемые нами как выразительные. В некоторых других случаях подавление одного привычного движения требует других слабых движений; эти движения тоже носят выразительный характер.

II. Принцип антитезы . - Определенные душевные состояния ведут к определенным привычным действиям, которые, согласно нашему первому принципу, оказываются полезными. Когда же возникает прямо противоположное душевное состояние, тотчас обнаруживается сильная и непроизвольная тенденция совершать движения прямо противоположного характера, хотя бы они были совершенно бесполезны; такие движения в некоторых случаях бывают в высокой степени выразительными.

III. Принцип действий, обусловленных строением нервной системы, первоначально не зависящих от воли и лишь до некоторой степени не зависящих от привычки . - При сильном возбуждении сенсорной сферы нервная сила производится в избытке и либо распространяется в определенном направлении, зависящем от взаимной связи нервных клеток и отчасти от привычки, либо поток нервной силы может, как нам кажется, быть прерван. Возникающие при этом реакции носят с точки зрения нашего восприятия выразительный характер. Для краткости этот третий принцип можно назвать принципом прямого действия нервной системы.

Что касается нашего первого принципа, то известно, насколько могущественна сила привычки. Самые сложные и трудные действия мы научаемся со временем выполнять без малейшего усилия или участия сознания. Мы еще не располагаем положительными данными для объяснения причин, в силу которых привычка в столь сильной степени облегчает сложные движения; но физиологи допускают *, "что по мере того, как через нервные волокна все чаще ичаще протекает возбуждение, они приобретают свойства лучшей проводимости".

* Мuller, Elements of Physiology, английский перевод, т. II, стр. 939. См. также интересные рассуждения Спенсера о том же предмете и о происхождении нервов в его "Principles of Biology", т. II, стр. 346 и в его "Principles of Psychology", 2-е изд., стр. 511-557.

Это приложимо как к двигательным, так и к чувствительным нервам, а также и к тем нервам, которые имеют отношение к актам мышления. Едва ли можно сомневаться в том, что в нервных клетках или в нервах, которым приходится часто функционировать, действительно происходят какие-то физические изменения; в противном случае невозможно было бы понять, каким образом передается по наследству склонность к некоторым приобретенным движениям. А что такие факты имеют место, это мы видим на примере лошадей, которым передаются по наследству такие по природе не свойственные им особенности походки, как легкий галоп и иноходь: или на примере молодых пойнтеров и сеттеров, наследующих манеру делать стойку и разыскивать дичь; это мы видим также, наблюдая особенности полета у некоторых пород голубей и пр. Аналогичные явления наблюдаются и у людей, которым передаются по наследству ужимки или необычные жесты; к этому вопросу мы еще вернемся. Для тех, кто допускает постепенную эволюцию видов, наиболее иллюстративным будет поразительный пример ночной бабочки (Macroglossa ), которая с необычайным совершенством использует переданное ей по наследству умение выполнять самые трудные и требующие тонкого согласования движения уже вскоре после выхода из кокона, о чем свидетельствует пушок неповрежденных чешуек; эта бабочка как бы неподвижно застывает в воздухе, развернув свой длинный волосообразный хоботок и опустив его в крошечные отверстия цветков; я думаю, никто никогда не видел, чтобы эта ночная бабочка училась производить столь трудную задачу, требующую такой безукоризненной меткости движений.

Помимо наследственной или инстинктивной тенденции производить какое-либо действие или наличия унаследованного вкуса к определенного рода пище требуется, часто или даже всегда, приобретение особью еще и некоторой привычки. Влияние этой привычки мы обнаруживаем и в походке лошади, и до некоторой степени - в стойке собак; хотя некоторые молодые собаки превосходно делают стойку с первого же раза, когда их берут на охоту, однако нередко правильная поза, унаследованная ими, сочетается с неверным чутьем и даже ошибками глазомера. Утверждают, что теленок, которому однажды позволили пососать мать, с трудом выкармливается после этого из рук *. Гусеницы, приученные кормиться листьями определенного дерева, как известно, скорее погибнут от голода, чем станут питаться листьями другого дерева, хотя бы они составляли вполне подходящую для этих гусениц пищу в их природном состоянии **. То же самое наблюдается во многих других случаях.

* Весьма сходное замечание было давно сделано Гиппократом и знаменитым Гарвеем; оба они утверждают, что молодое животное в течение нескольких дней забывает искусство сосания и не без некоторого труда вновь приобретает его. Я привожу эти сведения, полагаясь на авторитет д-ра Дарвина, "Zoonomia", 1794, т. I, стр. 140. [Подтверждено д-ром Стенли Хейнсом в письме к автору.]

** См. мои источники и различные аналогичные факты в "Изменениях домашних животных и культурных растений", 1868, т. II, стр. 304. [См. наст, изд., т. 4, стр. 682.]

Могущественное значение ассоциаций признается всеми. М-р Бэн замечает, что "действия, ощущения и состояния чувств, возникающие одновременно или следом друг за другом, имеют тенденцию соединяться вместе или вступать в связь таким образом, что впоследствии появление в сознании одного из них влечет за собой готовность к появлению других" *. Для нашей цели столь важно до конца убедиться в том, что одни действия легко вступают в ассоциативную связь с другими действиями, а также и с различными душевными состояниями, что я считаю необходимым привести в подтверждение этого достаточное число примеров, прежде всего относящихся к человеку, а затем к низшим животным. Некоторые примеры касаются весьма незначительных явлений, но они также пригодны для наших целей, как и примеры, относящиеся к более существенным привычкам. Всем известно, как трудно или даже невозможно, не прибегая к многократным упражнениям, совершать движения конечностями в заданных противоположных направлениях, до этого не практиковавшихся нами. Аналогичные случаи наблюдаются и в области ощущений, например, в известном опыте, когда при катании одного шарика кончиками двух скрещенных пальцев мы испытываем отчетливое ощущение двух шариков. Каждый из нас предохраняет себя при падении на землю простиранием рук вперед и, как заметил профессор Алисон, немногие могут удержаться от этого движения, даже когда они намеренно падают на мягкую постель. Человек, выходя из дому, надевает перчатки совершенно бессознательно; кажется, что эта операция крайне проста, но тот, кто учил ребенка надевать перчатки, знает, что это не так.

* Вain, The Senses and the Intellect, 2-е изд., 1864, стр. 332. Профессор Гёксли замечает ("Elementary Lessons in Physiology", 5-е изд., 1872, стр. 306): "Можно считать правилом,что если два душевных состояния появляются одновременно или последовательно достаточно часто и живо, то впоследствии появления одного из них будет достаточно, чтобы вызвать и второе, желаем ли мы этого или нет".

Когда мы испытываем душевное возбуждение, движения нашего тела носят соответствующий этому состоянию характер. Однако в этом случае, помимо привычки, вступает в силу и другой принцип, а именно принцип избытка нервной силы, не находящего себе определенного выхода. Норфольк [у Шекспира], описывая кардинала Уолси, говорит:

Простолюдин нередко почесывает себе голову, когда испытывает умственное затруднение. Я думаю, что он делает это по привычке: похоже на то, что он испытывает слегка неприятное и в то же время привычное для него ощущение зуда в голове, которое он таким способом облегчает. Другой при замешательстве трет себе глаза или при смущении покашливает, поступая в обоих случаях так, как если бы он испытывал слегка неприятное ощущение в глазах или в горле *.

* Грасиоле (Gratiolet, De la Physionomie, стр. 324), касаясь этого вопроса, приводит много аналогичных примеров. См. стр. 42 об открывании и закрывании глаз. Он цитирует слова Энгеля (стр. 323) об изменении походки у человека при изменении мыслей.

Глаза, как наиболее часто функционирующий орган, особенно расположены к тому, чтобы их движения ассоциировались с различными душевными состояниями, несмотря на то, что при этом никакие предметы не подвергаются разглядыванию. По замечанию Грасиоле, человек, категорически отвергающий какое-либо предложение, почти обязательно закрывает глаза или отворачивает лицо; но в том случае, когда он соглашается с предложением, он в знак утверждения кивает головой и широко раскрывает глаза. В последнем случае человек поступает так, как будто он ясно увидел некий предмет, а в первом случае так, как будто он его не увидел или не хочет увидеть. Я заметил, что люди, описывая какое-нибудь ужасное зрелище, часто на мгновение плотно зажмуривают глаза и качают головой как бы для того, чтобы не видеть или отогнать прочь нечто неприятное; я сам поймал себя на том, что крепко зажмуривал глаза, когда в темноте представлял себе ужасное зрелище. Внезапно взглядывая на какой-нибудь предмет или осматриваясь кругом, мы обычно приподнимаем брови, чтобы глаза могли быстро и широко раскрыться; д-р Дюшен замечает *, что человек, стараясь припомнить что-то, часто приподнимает брови, как бы для того, чтобы увидеть то, что им забыто. Один индус сообщил м-ру Эрскину совершенно то же самое относительно своих соотечественников. Я наблюдал молодую даму, усиленно пытавшуюся припомнить имя одного художника; сначала она посмотрела в один угол потолка, а потом в противоположный, приподнимая каждый раз бровь с той же стороны, хотя на потолке, конечно, ничего нельзя было увидеть.

* Duchenne, Mecanisme de la Physionomie Humaine, 1862, стр. 17.

В большинстве перечисленных случаев мы можем понять, каким образом ассоциированные движения были приобретены благодаря привычке; но некоторые лица по каким-то особым причинам прибегают к странным жестам или ужимкам, ассоциируя их с определенными душевными состояниями; нет сомнения, что эти жесты и ужимки наследственного происхождения. В другом месте я привел, опираясь на собственные наблюдения, пример необычного и сложного жеста, ассоциированного с приятными чувствами и переданного от отца к дочери. Я привел также и некоторые другие аналогичные факты *. В этой книге будет приведен еще и другой пример странного наследственного движения, ассоциированного с желанием получить какой-либо предмет.

* "Изменения животных и растений", 1868, т. II, стр. 6 [см. наст, изд., т. 4, стр. 440-441]. Для нас так важна наследственная передача привычных жестов, что я с радостью пользуюсь позволением м-ра Ф.Гальтона привести его собственными словами следующий замечательный случай:

"Нижеследующее описание привычки, которую имели лица трех последовательных поколений, представляет особый интерес, потому что эта привычка появляется только во время крепкого сна, следовательно, она не может зависеть от подражания, но должна быть вполне естественной. Подробности вполне достоверны, так как я расспрашивал о них обстоятельно и говорю со слов многочисленных и независимых друг от друга свидетелей. Жена одного господина, занимавшего довольно видное положение, заметила, что у него есть странная манера, когда он крепко спит в постели, лежа на спине, медленно поднимать правую руку к лицу до самого лба и затем ронять ее резким движением так, что кисть тяжело падает на переносицу. Это движение случалось не каждую ночь, а лишь время от времени и не зависело ни от какой видимой причины. Иногда оно повторялось безостановочно в течение часа и более. У этого господина нос выдавался вперед и переносица часто начинала болеть от получаемых ударов. Один раз он причинил себе значительное повреждение, которое долго не заживало, потому что удары, первоначально вызвавшие его, повторялись одну ночь за другой. Его жене пришлось удалить пуговицу с рукава его ночной рубашки, так как она причиняла сильные царапины; пробовали также привязывать его руку.

Много лет спустя после его смерти его сын женился на даме, которая никогда не слыхала об этой семейной особенности. Однако она заметила у своего мужа совершенно ту же странность, но его нос еще ни разу не получал повреждения от ударов, так как не особенно выдавался вперед. [Это случилось уже после того, как предыдущие слова были написаны. Он крепко спал в кресле после очень утомительного дня и проснулся оттого, что сильно оцарапал себе нос ногтем]. Этого своеобразного движения не случается, когда он спит не крепко, например, когда он дремлет в кресле, но как только он крепко заснет, оно может начаться. Как и у отца, это движение появляется нерегулярно; иногда оно прекращается на много ночей, а иногда повторяется почти безостановочно в, течение части каждой ночи. Это движение производится, как и у отца, правой рукой.

Один его ребенок, девочка, унаследовала ту же особенность. Она производит движение тоже правой рукой, но в слегка измененной форме: подняв руку, она не роняет кисть на переносицу, но ладонь полусжатой руки падает на нос и спускается по нему, скользя по носу довольно быстро. У этого ребенка движение очень нерегулярно, иногда его не бывает целыми месяцами, иногда же оно повторяется почти беспрерывно".

М-р Лидеккер (письмо без даты) сообщает замечательный пример наследственной особенности, которая выражалась в характерном опускании век. Эта особенность состоит в параличе, или, вернее, в отсутствии, мышцы levator palpehrae. Сначала эта особенность обнаружилась у одной женщины, миссис А.; у нее было трое детей, из которых один, Б., наследовал эту особенность. У Б. было четверо детей, и все они страдали наследственным опусканием век; один ребенок - дочь, вышла замуж и имела двоих детей; у второго из них сказалась эта наследственная особенность, но только с одной стороны].

Существуют еще и такие действия, которые обыкновенно совершаются при определенных обстоятельствах/ независимо от привычки, и которые обязаны своим происхождением подражанию или же относятся к категории содружественных движений. Например, случается видеть, что люди, режущие что-либо ножницами, двигают челюстями в такт движениям ножниц. Когда дети учатся писать, они часто презабавно двигают языком одновременно с движением пальцев. По уверению одного лица, на которое я могу положиться, нередко можно услышать, как многие зрители начинают откашливаться всякий раз, когда выступающий перед ними певец внезапно охрипнет; однако здесь, возможно, играет роль привычка, так как мы сами откашливаемся при подобных обстоятельствах. Я слыхал также, что на состязаниях в прыжках многие из зрителей, как правило, мужчины и мальчики, начинают двигать ногами в момент, когда прыгун делает прыжок; здесь, вероятно, опять-таки действует привычка *, так как весьма сомнительно, чтобы женщины стали это делать.

* [Один американский врач в письме к автору заявляет, что, помогая женщинам во время родов, он иногда ловит себя на подражании мускульным усилиям пациенток. Этот случай интересен, так как здесь влияние привычки по необходимости исключено].

Рефлекторные действия. - Рефлекторные действия в строгом смысле этого слова зависят от возбуждения периферического нерва, который передает импульсы определенным нервным клеткам, а это, в свою очередь, приводит в действие определенные мышцы или железы; ни какие-либо ощущения, ни сознание в этом могут и не участвовать, хотя рефлекторные действия нередко сопровождаются и тем и другим. Так как многие рефлекторные действия в высшей степени выразительны, мы должны будем рассмотреть этот вопрос несколько подробнее. Мы увидим, что некоторые из них постепенно становятся привычными и с трудом отличаемыми от действий, возникших вследствие привычки *.

* Профессор Гёксли замечает (Huxley, Elementary Physiology, 5-е изд., стр. 305), что рефлекторные движения, свойственные спинному мозгу, естественны, но что при помощи мозга, то есть посредством привычки, можно усвоить бесчисленное множество искусственных рефлекторных движений. Вирхов утверждает ("Sammlung wissenschaftl. Vortrage" etc., "Ueber das Ruckenmark", 1871, стр. 24, 31), что некоторые рефлекторные движения почти нельзя отличить от инстинктов; мы можем прибавить, что некоторые инстинкты нельзя отличить от наследственных привычек. [По отношению к этим данным один критик замечает, что при правильном толковании он доказывает произвольность, а не рефлекторность действия, тогда как другой критик разрешает затруднения, подвергая сомнению подлинность самого опыта. Д-р Майкель Фостер (Michael Foster, Text Book of Physiology, 2-е изд., 1878, стр. 473), рассуждая о движении лягушки, говорит, что "сначала оно кажется нам разумным выбором. Это несомненно и есть выбор; если бы было много примеров подобного выбора и если бы существовали доказательства тому, что спинной мозг лягушки вызывает разнородные автоматические движения, подобные актам сознательной воли, мы имели бы право предположить, что выбор определяется разумом. Однако, с другой стороны, вполне возможно предположить, что линии сопротивления в протоплазме спинного мозга расположены так, что допускают переменное действие; этот взгляд представляется наиболее правдоподобным, если учесть, как немногочисленны и просты кажущиеся примеры выбора у обезглавленной лягушки, свидетелями которых мы бываем, и как абсолютно отсутствует самопроизвольность или неправильный автоматизм в спинном мозгу лягушки" ].

Кашель и чихание - всем известные примеры рефлекторных действий. У новорожденных первым дыхательным явлением часто бывает чихание, хотя оно и требует координированного движения многих мышц. Дыхание представляет собой отчасти произвольный акт, но в основном это акт рефлекторный, осуществляющийся наиболее естественным и наилучшим образом без вмешательства воли. Огромное число сложных движений носит рефлекторный характер. Часто приводимый пример обезглавленной лягушки является наилучшим примером, ибо такая лягушка, конечно, не может чувствовать и сознательно производить ни одного движения. А между тем, если поместить каплю кислоты на нижнюю поверхность голени обезглавленной лягушки, она сотрет каплю верхней поверхностью лапы той же ноги. Если эту лапу отрезать, то она этого сделать не сможет.

"Поэтому после нескольких бесплодных усилий она прекращает такие попытки, становится по видимости беспокойной и, по словам Пфлюгера, как будто ищет иных путей, пока, наконец, пустит в ход лапу другой ноги, тем самым с успехом стирая кислоту. Примечательно, что здесь имеет место не простое мышечное сокращение, а сокращение комбинированное и согласованное, осуществляющееся в должной последовательности применительно к специальной цели. Эти движения выглядят совершенно так, как будто они управляются разумом и подстегиваются волей животного, у которого общепризнанный орган разума и воли, однако, удален" *.

* Dr. Moudsley, Body and Mind, 1870, стр. 8.

Различие между рефлекторными и произвольными движениями обнаруживается в том факте, что очень маленькие дети не могут, как мне сообщает сэр Генри Холленд, производить некоторые акты, отчасти аналогичные чиханию и кашлю, а именно они не могут сморкаться (т.е. зажимать нос и с силой продувать воздух через носовой проход); они не могут также отхаркиваться. Им приходится учиться выполнять все эти акты, между тем как в старшем возрасте мы производим их почти так же легко, как рефлекторные действия. Однако мы в состоянии лишь отчасти или вовсе не в состоянии контролировать волей чихание и кашель, тогда как отхаркивание и сморкание полностью в нашей власти.

Когда мы ощущаем наличие раздражающего вещества в носу или в дыхательном горле, то есть когда возбуждены те самые чувствительные нервные клетки, которые раздражаются при чихании и кашле, мы можем произвольно вытолкнуть это вещество, сильно продувая воздух через носовой проход; но сделать это мы в состоянии далеко не с той силой, быстротой и точностью, с какой это осуществляется рефлекторным путем. В последнем случае чувствительные нервные клетки, пови-димому, раздражают двигательные нервные клетки, однако без потери силы, затрачиваемой на предварительное сообщение с мозговыми полушариями- этим седалищем нашего сознания и воли. Всегда существует, повидимому, глубокий антагонизм между одними и теми же движениями, руководимыми в одних случаях волей, а в других рефлекторным механизмом; этот антагонизм проявляется как в отношении силы, с которой эти движения производятся, так и той легкости, с которой они возбуждаются. По утверждению Клода Бернара, "l"influence du cerveau tend done a entraver les mouvements reflexes, a limiter leur force et leur etendue" ["мозговые влияния имеют тенденцию затруднять рефлекторные движения и ограничивать их силу и распространение "] *.

* См. очень интересное обсуждение всего этого вопроса у Клода Бернара: Claude Bernard, Tissus vivants, 1866, стр. 353-356.

Сознательное желание произвести рефлекторное движение иногда задерживает или прерывает его исполнение, даже в том случае, когда налицо необходимая стимуляция чувствительных нервов. Например, много лет тому назад я заключил пари с десятком молодых людей: я заявил, что, понюхавши табаку, они не чихнут, хотя все они объявили, что неизменно чихают при этом. Согласно условию каждый взял щепотку табаку и понюхал его. Но ни один из них не чихнул вследствие сильного желания чихнуть, хотя глаза у всех при этом увлажнились; в результате все без исключения должны были заплатить мне проигрыш. Сэр Г. Холленд замечает *, что внимание, направленное на акт глотания, препятствует выполнению надлежащих движений; в этом, вероятно, заключается причина того, что некоторым лицам так трудно глотать пилюли, по крайней мере в ряде случаев.

* Н. Holland, Chapters on Mental Physiology, 1858, стр. 85.

Другой общеизвестный пример рефлекторного действия - непроизвольное закрывание век при прикосновении к поверхности глаз. Удар, направленный в лицо, вызывает подобное же мигательное движение, но оно относится скорее к категории привычных, а не рефлекторных в строгом смысле, так как стимул воздействует непосредственно на периферический нерв, минуя сознание. При этом обычно все туловище и голова внезапно откидываются назад. Впрочем, от этих движений можно удержаться, если опасность не представляется нашему воображению неминуемой; однако одного лишь голоса рассудка, убеждающего нас в отсутствии опасности, недостаточно. Для иллюстрации я мог бы привести один незначительный факт, некогда позабавивший меня. Будучи в Зоологическом саду, я вплотную приник лицом к толстому стеклу клетки, в которой находилась змея, и принял твердое решение не откидываться назад, если змея бросится на меня; однако как только змея это сделала, от моей решимости не осталось и следа, и я с поразительной быстротой отпрянул на ярд или на два назад. Моя воля и рассудок оказались бессильными перед воображаемой опасностью, которой я никогда раньше не испытывал.

Сила рывка с места зависит, повидимому, отчасти от живости воображения16, а отчасти от привычного или временного состояния нервной системы. Кто внимательно наблюдал за своей лошадью, когда она срывается с места, в состоянии ли усталости или со свежими силами, тот мог заметить, насколько совершенен переход от простого взгляда на какой-нибудь неожиданный предмет к моменту, когда она почует в нем опасность, и затем к настолько необычайно быстрому и резкому прыжку, что животное едва ли могло бы произвольно сделать поворот с такой же быстротой. Нервная система бодрой и хорошо накормленной лошади посылает приказ двигательной системе так быстро, что лошади не остается времени сообразить, действительно ли есть опасность или нет. После первого стремительного рывка, когда лошадь возбуждена и кровь в изобилии притекает к ее мозгу, она с большой легкостью повторяет эти рывки; я заметил то же самое у маленьких детей.

Вздрагивание от внезапного шума, влекущего за собой передачу возбуждения по слуховым нервам, всегда сопровождается у взрослых людей миганием *. Однако я заметил, что мои новорожденные дети в возрасте менее двух недель хотя и вздрагивали при внезапных звуках, но безусловно не мигали глазами; мне кажется, что они никогда этого не делали. Вздрагивание ребенка постарше выражает, невидимому, смутное стремление схватиться за что-нибудь, чтобы удержаться от падения. Я помахал картонной коробкой прямо перед глазами одного из моих детей, когда ему было 114 дней, но он ни разу не моргнул; когда же, держа коробку в прежнем положении, я положил в нее несколько конфет и стал постукивать ими, то ребенок каждый раз сильно мигал и слегка вздрагивал. Невозможно было предположить, чтобы ребенок, пользовавшийся внимательным уходом, знал по опыту, что звук потрескивания, издаваемый около его глаз, означает опасность для них. Но такой опыт медленно приобретается в более позднем возрасте в продолжение длительного ряда поколений. Судя же по тому, что мы знаем о наследственности, нет ничего невероятного в том, что какие-либо привычки, приобретенные предками в более позднем возрасте, проявляются у потомков, наследующих эти привычки, в более раннем возрасте.

* Мюллер замечает (Мuller, Elements of Physiology, английский перевод, т. II, стр. 1311), что вздрагивание всегда сопровождается закрыванием век.

После предшествующих замечаний представляется вероятным, что некоторые действия, которые вначале выполнялись сознательно, превратились, благодаря привычке и ассоциации, в рефлекторные действия; прочно укоренившись и став наследственными, они воспроизводятся всякий раз, когда возникают причины, некогда обусловившие их произвольный характер, даже если они не приносят при этом ни малейшей пользы *. В таких случаях чувствительные нервные клетки непосредственно возбуждают двигательные клетки без предварительного сообщения с теми клетками, от которых зависят наши сознание и воля. Вероятно, чихание и кашель были первоначально приобретены посредством привычки удалять с возможно большей силой всякое раздражающее вещество из чувствительных воздушных проходов. Что касается времени, то его было более чем достаточно для того, чтобы эти привычки стали врожденными или превратились в рефлекторные действия, ибо они свойственны большинству или всем высшим четвероногим, и, следовательно, первоначальное приобретение их относится к очень отдаленному периоду. Я не берусь сказать, почему откашливание не есть рефлекторное движение и почему наши дети должны этому учиться, но для нас понятно, почему приходится учиться сморканию в носовой платок.

* Д-р Модcли замечает (Мaudslеу, Body and Mind, стр. 10), что "рефлекторные движения, которые обыкновенно имеют полезную цель, могут, при изменении обстоятельств во время болезни, приносить большой вред и даже причинять тяжкие страдания и крайне мучительную смерть".

Вполне возможно допустить, что движения обезглавленной лягушки, которыми она стирает каплю кислоты или другой предмет со своего бедра и которые так хорошо координированы для специальной цели, носили первоначально произвольный характер и лишь впоследствии, благодаря долговременной привычке, сделались настолько легко выполнимыми, что стали, наконец, осуществляться бессознательно или независимо от мозговых полушарий.

Далее, представляется вероятным, что внезапное вздрагивание было первоначально приобретено под влиянием привычки отскакивать в сторону от опасности с наивозможной быстротой во всех тех случаях, когда какое-либо из чувств предупреждало об угрозе. Вздрагивание, как мы видели, сопровождается миганием век, служащим для защиты глаз - этих самых нежных и чувствительных органов тела; мне кажется, что оно всегда сопровождается внезапным и сильным вдохом, являющимся естественным приготовлением ко всякому большому усилию. Но когда человек или лошадь вздрагивают, сердце начинает усиленно биться; в этом случае мы можем по справедливости сказать, что в общих рефлекторных движениях тела участвуеяг орган, никогда не находившийся под контролем воли. Впрочем, я /вернусь к этому вопросу в одной из дальнейших глав.

Сокращение зрачка при раздражении сетчатки ярким светом служит еще одним примером движения, которое, повидимому, никак не могло сначала выполняться произвольно, а затем закрепляться благодаря привычке; мы не знаем случая, когда зрачок находился бы под сознательным контролем воли у какого бы то ни было животного *. Объяснение таких случаев нужно искать не в привычке, а в совершенно отличных от привычки механизмах. Явление иррадиации нервной силы в направлении от чрезмерно возбужденных нервных клеток к другим, связанным с ними клеткам, как это имеет место при чихании, обусловленном падением яркого света на сетчатку, быть может, облегчит нам понимание происхождения некоторых рефлекторных движений. Если такого рода иррадиация обусловливала движения, имеющие тенденцию ослабить первоначальное раздражение, подобно тому, как сокращение зрачка предохраняет сетчатку от избытка падающего на нее света, то механизм этот впоследствии мог быть использован и модифицирован для этой специальной цели.

* [Д-р Бакстер (Baxter, письмо от 8 июля 1874 г.) обращает внимание на указание Вирхова в "Gedachtnissrede iiber Johannes Mtiller", что Мюллер мог управлять своим зрачком. По словам Льюиса (Lewes, Physical Basis of Mind, 1877, стр. 377), профессор Беер в Бонне обладал способностью произвольно сокращать или расширять зрачки. "Здесь двигателями служат мысли. Когда он думает об очень темном пространстве, зрачок расширяется, а при мысли об очень ярком пятне зрачок сокращается" .]

Далее, заслуживает быть отмеченным тот факт, что рефлекторные движения, по всей вероятности, подвержены незначительным изменениям подобно всем телесным особенностям и инстинктам, а всякие изменения, - в случае если они благоприятны и достаточно важны, имеют тенденцию сохраняться и передаваться по наследству. Так, рефлекторные движения, однажды приобретенные для одной какой-нибудь цели, могли впоследствии, независимо от воли или привычки, изменяться в таком направлении, чтобы служить какой-нибудь совершенно другой цели. Подобные явления могли бы рассматриваться параллельно с теми, какие имеют место, как мы вправе полагать, в отношении многих инстинктов. Действительно, хотя некоторые инстинкты развились вследствие продолжительной и ставшей наследственной привычки, другие чрезвычайно сложные инстинкты развились благодаря сохранению изменений прежних инстинктов, т.е. путем естественного отбора.

Я рассмотрел вопрос о приобретении рефлекторных действий довольно пространно, - хотя, на мой взгляд, и весьма несовершенным образом, - по той причине, что они часто связываются с движениями, выражающими наши эмоции, и необходимо было показать, что по крайней мере некоторые из них могли первоначально быть приобретены с участием воли с целью удовлетворить какое-либо желание или освободиться от неприятного ощущения.

Ассоциированные привычные движения у низших животных. - В отношении человека я уже привел несколько примеров движений, ассоциированных с различными душевным или телесными состояниями и ставших теперь бесцельными, хотя первоначально они были полезны, а иной раз и сейчас не потеряли своего значения при некоторых обстоятельствах. Так как этот вопрос для нас очень важен, я приведу здесь значительное число аналогичных фактов, относящихся к животным, хотя многие из этих фактов касаются весьма малозначащих явлений. Моя задача - показать, что некоторые движения первоначально производились с определенной целью, и что они все еще упорно производятся по привычке при тех же, примерно, обстоятельствах, хотя уже не приносят ни малейшей пользы. Подобная тенденция в большинстве из нижеследующих случаев - наследственного происхождения, и это можно заключить из того, что такие действия производятся одинаковым образом всеми особями одного и того же вида, молодыми и старыми. Мы увидим ниже, что они возбуждаются под влиянием самых разнообразных, часто косвенных, а иной раз и ложных ассоциаций.

Собаки, желая улечься спать на ковре или на какой-нибудь жесткой поверхности, обыкновенно бессмысленно кружатся и скребут пол передними лапами, как будто они намереваются умять траву и вырыть углубление, что, без сомнения, делали их дикие предки, когда жили на открытых, поросших травой равнинах или в лесах *. Шакалы, феннеки и другие родственные им животные делают то же самое с соломой в Зоологическом саду, но - странное дело - сторожа ни разу не видоли, чтобы так поступали волки, которых они имели возможность наблюдать не один месяц. Одна наполовину слабоумная собака (в таком состоянии животное, вероятно, особенно склонно следовать бессмысленной привычке), по наблюдениям моего друга, сделала на ковре тринадцать полных оборотов, прежде чем улеглась спать.

* [Из отзыва Мозли (Н. N. Моsеlеу, "Nature", 1881, стр. 196) о Бесселевском описании экспедиции на судне "Polaris" следует, что эскимосские собаки никогда не вертятся перед тем, как лечь; этот факт согласуется с приведенным выше объяснением, потому что эскимосские собаки в продолжение бесчисленных поколений не могли иметь случая утаптывать себе место для спанья в траве.]

Многие плотоядные животные, подкрадываясь ползком к своей добыче и готовясь броситься или прыгнуть на нее, опускают голову и прижимаются к земле, отчасти, повидимому, с целью спрятаться, а отчасти, чтобы быть наготове к прыжку: эту привычку унаследовали и проявляют в усиленной степени наши пойнтеры и сеттеры. Далее, я десятки раз замечал, что при встрече двух незнакомых собак на открытой дороге, та из них, которая раньше увидит другую, хотя бы их отделяло расстояние в 100 или в 200 ярдов, неизменно после первого взгляда опускает голову и обыкновенно слегка прижимается к земле или даже ложится; это значит, что она принимает надлежащую позу, чтобы притаиться и стремительно наброситься или прыгнуть, хотя дорога совершенно открыта, а расстояние велико. Кроме того, когда собаки любой породы напряженно следят за своей добычей и медленно приближаются к ней, они часто подолгу держат одну из передних лап подогнутой, приготовив ее к следующему осторожному шагу; эта поза в высшей степени характерна для пойнтера. Но благодаря привычке собаки ведут себя совершенно так же в тех случаях, когда их внимание возбуждено (рис. 4). Я видел собаку стоящей с одной подогнутой лапой у высокой стены и внимательно прислушивающейся к звуку, раздававшемуся за стеной, - в этом случае не могло быть намерения осторожно подкрасться.

рис. 4. Маленькая собака, которая смотрит на кошку, сидящую на столе.
С фотографии, снятой м-ром Реджлендером.

После испражнения собаки нередко делают всеми четырьмя лапами несколько скребущих движений назад, даже на голой каменной мостовой, как бы. намереваясь засыпать экскременты землей, примерно так же, как это делают кошки. Волки и шакалы в Зоологическом саду поступают точно так же, но, по уверению сторожей, ни волки, ни шакалы, ни лисицы так же, как и собаки, не зарывают испражнений, даже если имеют возможность сделать это. Таким образом, если мы правильно понимаем смысл вышеописанной кошачьеподобной привычки, в наличии которой едва ли можно сомневаться, то мы должны будем смотреть на нее, как на ставшие бесцельными остаточные привычные движения, первоначально производившиеся с определенной целью каким-нибудь отдаленным прародителем собачьего рода и сохранившиеся в течение поразительно долгого периода. Закапывание излишков пищи представляет собой привычку совсем иного рода.

Собаки и шакалы * очень любят кататься по падали и тереться об нее шеей и спиной. Запах падали кажется им восхитительным, хотя собаки (по крайней мере, хорошо кормленные) не едят падали. М-р Бартлет наблюдал для меня волков и давал им падаль, но никогда не видел, чтобы они по ней катались. Мне довелось слышать правдоподобное, на мой взгляд, указание, будто крупные собаки, которые, повидимому, произошли от волков, не тйк часто катаются по падали, как собаки поменьше, которые, по всей вероятности, произошли от шакалов. Если моему терьеру дают кусок черного) сухаря в момент, когда он не голоден (я слыхал и о других подобный примерах), то он сначала швыряет его и треплет, точно это крыса или другая добыча; потом он несколько раз катается по сухарю, как по падали, и, наконец, съедает его. Похоже на то, что ему нужно придать куску воображаемый вкус; чтобы добиться этого собака действует по привычке так, как будто сухарь - живое существо или имеет запах падали, хотя она лучше нас знает, что это не так. Я видел, что этот самый терьер поступает точно так же после того, как убивает птичку или мышь.

* См. статью м-ра Сэлвина (F.H.Sаlvin, "Land and water", октябрь 1869), в которой он описывает ручного шакала.

Собаки почесываются быстрыми движениями одной из задних лап; когда им трут спину палкой, эта привычка оказывается столь сильной, что они не могут удержаться от явно бесполезных и забавных движений, которыми они как бы почесывают воздух или землю. Когда мы таким же способом почесывали упомянутого терьера, он иногда проявлял свое восхищение, прибегая к другому привычному движению, именно, он лизал воздух так, как будто это была моя рука *.

* [М-р Тернер. (Turner, Фарнборо, Кент) утверждает (письмо от 2 октября 1875 г.), что если тереть хвост у рогатого скота "под самым корнем", то животное всегда изгибает туловище, вытягивает шею и начинает облизывать губы. Из этого, повидимому, следует, что лизание воздуха собакой не имеет ничего общего с лизанием руки хозяина, так как приведенное выше объяснение едва ли приложимо к рогатому скоту.]

Лошади почесываются покусывая те части тела, которые они могут достать зубами; но гораздо чаще одна лошадь дает знать другой, где ее нужно почесывать, и тогда они покусывают друг друга. Один из моих друзей, внимание которого я привлек к этому обстоятельству, подметил, что всякий раз, когда он растирал шею своей лошади, она втягивала голову, оскаливала зубы и двигала челюстями совершенно так, как будто она покусывала шею у другой лошади, ибо свою собственную шею она никогда не могла укусить. Если сильно щекотать лошадь, как, например, при чистке скребницей, то ее желание укусить становится иногда столь нестерпимо сильным, что она щелкает зубами и, даже не будучи норовистой, может укусить конюха. Она по привычке плотно прижимает уши, как бы с намерением предохранить их от укуса, точно она дерется с другой лошадью.

Когда лошадь горит нетерпением отправиться в путь, она делает движения, наиболее близко воспроизводящие шаг вперед: она бьет копытом о землю *. Когда приближается время задать корм стоящим в стойлах лошадям, они выражают свое нетерпение тем, что бьют копытами о каменный пол или о солому. Две мои лошади поступают так всякий раз, когда они видят или слышат, что соседним лошадям задается корм. Это движение принадлежит, пожалуй, к подлинно выразительным, ибо, по всеобщему признанию, бить копытом о землю - значит проявлять нетерпение.

* [М-р Эллиот (Hugh Elliot, письмо без даты) описывает, как одна собака изображала, будто плывет, когда ее перевозили через реку.]

Кошки засыпают землей свои испражнения обоего рода; мой дед * видел, как котенок сгребал золу на пролитую у камина ложку чистой воды; таким образом, здесь привычное или инстинктивное действие было ошибочно возбуждено зрительным, а не обонятельным раздражением и не предшествующим актом. Всем известно, что кошки не любят мочить себе лапы, быть может вследствие того, что первоначально они были обитателями Египта, известного своим сухим климатом. Замочив лапы, они сильно отряхивают их. Моя дочь налила воды в стакан около головы котенка, и он тотчас же стал отряхивать лапы своей обычной манерой; таким образом, здесь имеет место привычное движение, возбужденное по ошибке не осязательным ощущением, а слуховым, с ним ассоциированным.

* Д-р Дарвин ("Zoonomia", 1794, т. I, стр. 160). Как оказывается, тот факт, что кошки вытягивают лапы, когда испытывают удовольствие, также отмечен в том же томе "Зоономии" на стр. 151.

Котята, щенки, поросята и, вероятно, многие другие молодые животные имеют обыкновение надавливать попеременно своими передними конечностями на молочные железы матерей, чтобы вызвать более обильную секрецию молока или способствовать его выделению. Очень часто случается видеть, как котята, а нередко и старые кошки, как обыкновенной, так и персидской породы (некоторые натуралисты считают эту породу особой разновидностью), удобно расположившись на теплой шали или на каком-нибудь мягком ложе, спокойно перебирают по ней попеременно передними лапами; при этом их пальцы вытянуты и когти слегка выпущены, совершенно так же, как при акте сосания. Что здесь имеет место то же самое движение, видно из того, что кошки часто при этом захватывают в рот клочок шали и сосут его, зажмуриваясь и мурлыча от восторга. Это любопытное движение возникает только по ассоциации с ощущением теплой мягкой поверхности; но я видел одну старую кошку, которая точно так же перебирала лапами по воздуху, выражая этим удовольствие, получаемое от почесывания ее спины; таким образом, это действие почти стало выражением приятного ощущения.

Говоря об акте сосания, я могу прибавить, что это сложное движение, как и попеременное вытягивание вперед передних лап, представляет собой рефлекторное действие, ибо его можно наблюдать у щенка с удаленной передней частью мозга, когда ему кладут в рот палец, смоченный молоком *. Недавно в одной французской работе было установлено, что акт сосания вызывается исключительно обонянием, так что если разрушить у щенка обонятельные нервы, он не будет сосать. Подобным же образом удивительная способность цыпленка подбирать мелкие частицы корма по прошествии всего лишь нескольких часов после того, как он вылупился из яйца, повидимому, развивается под влиянием слуховых ощущений, ибо, по данным одного хорошего наблюдателя, цыплят, выведенных искусственным путем, "можно научить клевать мясо, если постукивать ногтем по доске, подражая наседке" **.

* Carpenter, Principles of Comparative Physiology, 1854, стр. 690 и Muller, Elements of Physiology, английский перевод, т. II, стр. 936.

** Моwbrау, Poultry, 6-е изд., 1830, стр. 54.

Я приведу еще один только пример привычного и в то же время бесцельного движения. Утка пеганка (Tadorna ) кормится на песке в периоды отлива; обнаружив нору червя, "она начинает постукивать ногами по земле, как бы танцуя над отверстием "; в результате червь выходит на поверхность. М-р Ст. -Джон говорит, что когда его ручные пеганки "приходили просить корм, они нетерпеливо и быстро топали о землю " *. Следовательно, это движение почти можно считать у них выражением голода. М-р Бартлет сообщил мне, что фламинго и кагу {Rhinochetus jubatus) в состоянии нетерпеливого ожидания корма бьют ногами о землю таким же странным образом. Далее, зимородки, поймав рыбу, всегда ** колотят ее, пока не убьют; оказывается, что и в Зоологическом саду, прежде чем проглотить сырое мясо, которым их иногда кормят, они всегда сначала колотят его.

* См. описание, которое дает этот превосходный наблюдатель: St. John , Wild Sports of the Highlands, 1846, стр. 142.

** [Неправильно говорить, что зимородки всегда так поступают. См. С.С. Abbоtt , "Nature", 13 марта 1873 г. и 21 января 1875 г.]

Мне кажется, что теперь мы в достаточной мере обосновали справедливость нашего первого принципа, а именно: если какое-либо ощущение, желание, неудовольствие и т.п. приводило в течение длинного ряда поколений к какому-нибудь произвольному движению, то почти наверное возникает тенденция производить подобные же движения всякий раз, когда будут испытываться те же самые или аналогичные им, или ассоциированные с ними ощущения и т.п., хотя бы они были чрезвычайно слабыми, а сами движения были бы совершенно бесполезными. Такие привычные движения часто или всегда бывают наследственными и иногда они мало отличаются от рефлекторных. Когда пойдет речь о специальных выражениях у человека, мы найдем подтверждение последней части нашего первого принципа, как он изложен в начале этой главы; мы убедимся в том, что когда движения, ассоциированные вследствие привычки с определенными душевными состояниями, отчасти подавляются волей, то мышцы, - как те, которые совершенно не зависят от воли, так и те, которые находятся под минимальным волевым контролем, - все-таки склонны приходить в действие; и это их действие носит часто в высшей степени выразительный характер. И, наоборот, при временном или постоянном ослаблении воли, произвольные мышцы сдают раньше непроизвольных. По замечанию сэра Ч. Белла *, патологам известен тот факт, "что слабость, возникающая на почве болезненного состояния мозга, сказывается всего сильнее на тех мышцах, которые в своем естественном состоянии наиболее подчинены воле". В дальнейших главах мы рассмотрим также другие предположения, вытекающие из нашего первого принципа, а именно, что задержка одного привычного движения иногда требует других незначительных движений, которые играют роль средств выражения.

* С. Bell, "Philosophical Transactions", 1823, стр. 182.

Глава II

ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ВЫРАЖЕНИЯ

(Продолжение)

Принцип антитезы. - Примеры собаки и кошки. - Происхождение принципа. - Условные знаки. - Принцип антитезы не произошел от противоположных действий, сознательно выполнявшихся под влиянием противоположных импульсов.

Теперь мы рассмотрим наш второй принцип, принцип антитезы *. В предыдущей главе было показано, что некоторые душевные состояния влекут за собой определенные привычные движения, которые первоначально были полезны, а иной раз оказываются и поныне полезными; сейчас мы увидим, что при возникновении прямо противоположного душевного состояния появляется сильная и в то же время непроизвольная тенденция к выполнению движений прямо противоположного характера, хотя бы они никогда не приносили никакой пользы. Мы приведем несколько поразительных примеров антитезы, когда будем говорить о специальных выражениях у человека; но в этих случаях мы бываем особенно склонны смешивать условные или искусственные жесты и выражения с врожденными и универсальными, которые только одни и заслуживают быть признанными истинными выражениями эмоций; поэтому в настоящей главе я почти целиком ограничусь низшими животными.

* [В связи с критикой принципа антитезы (не встретившего большого сочувствия) см. Wundt , Essays, 1885, стр. 230, а также его Physiologische Psychologie, 3-е изд.; кроме того, см. Sully , Sensation and Intuition, 1874, стр. 29. Мантегацца (Мantegazza , La Physionomie, 1885, стр. 76) и Дюмон (L. Dumont , Theorie Scientifique de la Sensibilite, 2-е изд., 1877, стр. 236) также возражают против этого принципа.]

Приближаясь к чужсй собаке или к незнакомому человеку в свирепом или враждебном настроении, собака выпрямляется во весь рост и держится очень напряженно; ее голова может быть слегка приподнята, либо не очень опущена; хвост поднят кверху и совершенно несгибаем; шерсть становится дыбом, особенно вдоль шеи и спины; навостренные уши обращены вперед, а глаза смотрят застывшим взглядом (см. рис. 5 и 7). Эти движения, как мы объясним в дальнейшем, вытекают из намерения собаки напасть на врага, и поэтому они в значительной мере понятны нам. Когда собака приготовляется броситься на врага с яростным рычанием, ее клыки оскаливаются, а уши плотно прижимаются назад к голове; этих последних движений, мы, однако, разбирать не будем. Предположим теперь, что в человеке, к которому собака приближается, она внезапно обнаруживает не чужака, а своего хозяина; примечательно, какое полное мгновенное превращение наблюдается во всем ее поведении. Вместо того, чтобы идти выпрямившись, она опускает туловище или даже прижимается к земле и изгибается всем телом; хвост уже не поднимается в напряженном состоянии кверху, а опускается и начинает вилять из стороны в сторону; шерсть мгновенно становится гладкой, уши опускаются и оттягиваются назад, но не плотно прилегают к голове; губы становятся отвисшими. Вследствие оттягивания ушей назад веки удлиняются и глаза и рестают казаться круглыми и застывшими.

Следует добавить, что в таких случаях животное от радости становится возбужденным; нервная сила развивается в избытке, который, естественно, находит выход в тех или иных действиях. Ни одно из вышеописанных движений, так ясно выражающих привязанность собаки, не приносит ей ни малейшей непосредственной пользы. Движения эти могут быть объяснены, на мой взгляд, только тем, что они представляют полную противоположность или антитезу тем движениям и позе, которые по понятным причинам свойственны собаке, намеревающейся вступить в драку, и которые, следовательно, служат для выражения злости. Я попрошу читателя посмотреть на четыре приложенных рисунка (рис. 5-8), которые должны дать живое напоминание о внешнем виде собаки при двух описанных душевных состояниях. Впрочем, передать выражение привязанности у собаки, ласкающейся к хозяину и виляющей хвостом представляется весьма затруднительным, так как самая сущность выражения заключается в непрерывно извивающихся движениях.

рис. 5. Собака, приближающаяся к другой с враждебными намерениями.
рис. м-ра Ривира.

рис. 6. Та же собака в смирном и ласковом настроении.
рис. м-ра Ривира.

рис. 7. Полукровная овчарка в таком же настроении, как собака на рис. 5.
рис. м-ра Мэя.

рис. 8. Та же собака, ласкающаяся к хозяину.
рис. м-ра Мэя.

Обратимся теперь к кошке. Это животное удивительным образом выгибает спину, ощетинивается, раскрывает рот и фыркает всякий раз, когда ему грозит нападение собаки. Нас не будет сейчас интересовать эта хорошо известная поза, выражающая одновременно и страх и гнев; мы займемся лишь выражением ярости и гнева. Это выражение не часто случается видеть, но нам удается наблюдать его, когда две кошки дерутся между собой; мне случилось видеть это выражение в яркой форме у озлобившейся кошки, когда ее дразнил мальчик. Эта поза в точности похожа на позу потревоженного тигра, рычащего над своим кормом; вероятно, все видели ее в зверинцах. Животное прижимается к земле, вытягивая тело, а хвост или только кончик его бьет подобно плети или извивается из стороны в сторону. Ощетинивания при этом совсем не наблюдается. Поза и движения почти сходны с теми, какие можно видеть у животных, готовящихся прыгнуть на добычу и находящихся без сомнения и

состоянии ярости. Но у кошки, готовящейся к драке, наблюдаются еще и другие движения: уши отводятся назад и плотно прижимаются, рот несколько открывается, обнажая зубы, передние лапы с выпущенными когтями иногда вытягиваются вперед, и животное время от времени издает свирепое рычание (см. рисунки 9 и 10). Все или почти все эти движения естественным образом вытекают из намерения кошки напасть на врага и из свойственных ей приемов нападения (что будет объяснено в дальнейшем).

рис. 9. Разъяренная кошка, готовая вступить в драку.
Рисовал с натуры м-р Вуд.

рис. 10. Кошка в ласковом настроении.
Рисовал м-р Вуд.

Посмотрим теперь на кошку в совершенно противоположном настроении, когда она чувствует привязанность к хозяину и ласкается к нему; заметьте, насколько ее поза во всех отношениях противоположна прежней. Она стоит теперь прямо, слегка выгнув спину, отчего ее шерсть кажется несколько косматой, но совсем не ощетиненной; хвост ее уже не напряжен и не бьет, подобно плети, из стороны в сторону, а в совершенно неподвижном состоянии поднят кверху; ее уши также подняты и навострены, рот закрыт, и она трется о своего хозяина, издавая мурлыканье вместо рычания. Заметим, далее, какое огромное различие существует между всеми повадками нежно ласкающейся кошки и собаки, когда та ласкается к своему хозяину, ползая по земле, извиваясь всем телом, виляя опущенным хвостом и опустив уши. Этот контраст в позе и движениях этих плотоядных животных, находящихся в одинаково приятном расположении духа, может быть объясним только тем, что их движения представляют полную антитезу тем движениям, которые естественным образом производят эти животные, когда они испытывают ярость и готовятся вступить в драку или схватить добычу.

На основании приведенных сейчас примеров, относящихся к собаке и к кошке, можно допустить, что как враждебные, так и дружелюбные жесты относятся к числу врожденных или наследственных, ибо они почти тождественны у различных пород этих видов и у всех особей одной и той же породы как молодых, так и старых.

Я приведу здесь еще один пример выражения, подчиняющегося принципу антитезы. Когда-то у меня была большая собака, которая, как и все собаки, очень любила ходить на прогулку. Она выражала свое удовольствие тем, что важно бегала крупной рысью впереди меня с высоко поднятой головой, слегка поднятыми ушами и с поднятым кверху, но не напряженным хвостом. Недалеко от моего дома вправо отходит дорожка, ведущая в теплицу, куда я часто имел обыкновение заходить на несколько минут, чтобы посмотреть на растения, над которыми я производил опыты. Это всегда бывало большим разочарованием для собаки, так как она не знала, буду ли я продолжать прогулку; мгновенная и резкая перемена выражения, происходившая в ней в тот момент, когда я начинал уклоняться в сторону дорожки, была крайне смешна (я часто проделывал это ради опыта). Ее удрученный вид был известен всем членам семьи и получил название тепличной физиономии. Характерной особенностью этого выражения была очень низко склоненная голова, опущенное и неподвижное тело, внезапно повисшие уши и хвост без малейших признаков виляния. При отвисании ушей и ее больших челюстей очень изменялось выражение глаз, которые казались мне менее блестящими. Весь вид собаки являл грустное, безнадежное уныние; я уже заметил, что это было очень смешно, потому что причина такой перемены была так ничтожна. Поза собаки во всех решительно деталях представляла столь полную противоположность ее первоначально веселой, исполненной достоинства осанке, что это, на мой взгляд, не может быть объяснено иначе, чем принципом антитезы. Если бы перемена не наступала столь мгновенно, я приписал бы ее влиянию упадка духа на нервную систему и кровообращение, а следовательно, и на состояние всей мышечной системы собаки, как это имеет место и у человека. Быть может, отчасти и это обстоятельство играло некоторую роль.

Теперь мы рассмотрим, как могли возникнуть выразительные движения по принципу антитезы. Для общественных животных имеет огромное значение способность к взаимному общению между членами одного и того же сообщества, а для других видов - общение между особями разного пола и разного возраста. Такое общение обыкновенно осуществляется при помощи голоса, но несомненно, что жесты и выражения одного животного до некоторой степени понятны другому. Человек употребляет не только нечленораздельные крики, жесты и выражения; он изобрел членораздельную речь, если только слово изобрел приложимо к процессу, который состоял из неисчислимого количества полусознательных попыток. У всякого, кто наблюдал обезьян, не остается сомнений в том, что они отлично понимают жесты и выражения друг друга, а по утверждению Ренгера * - в значительной степени и человеческие. Когда одно животное готовится напасть на другое или когда оно боится другого, оно часто старается казаться страшным, взъерошивает шерсть, как бы увеличивая этим объем тела, оскаливает зубы или потрясает рогами, издавая свирепые звуки.

* Rengger, Naturgeschichteder Saugethiere von Paraguay, 1830, стр. 55.

Так ьак способность к взаимному обпению несомненно весьма полезна многим животным, то a priori нет ничего невероятного в предположении, что жесты, явно противоположные тем, которыми выражаются определенные чувства, первоначально употреблялись произвольно, под влиянием противоположного чувства. Тот факт, что эти жесты теперь врожденны, не составлял бы существенного возражения против предположения, что вначале они были произвольными, ибо, будучи употребляемы в течение многих поколений, они, вероятно, в конце концов стали бы наследственными. Тем не менее, как мы сейчас увидим, более чем сомнительно, что какие-либо явления, к которым приложимо название "антитеза", произошли этим путем.

Что касается условных знаков, которые не относятся к категории врожденных движений, как, например, таких знаков, которые употребляются глухонемыми и дикарями, то принцип противоположности или антитезы частично применим также и к ним. Монахи-цистерцианцы считали, что говорить грешно, но так как они не могли не общаться между собой тем или иным способом, то они изобрели язык жестов, основанный, повидимому, на принципе противоположности *. Д-р Скотт из института для глухонемых в Эксетере пишет мне, что противоположные знаки весьма употребительны при обучении глухонемых, которые вообще обладают способностью живо воспринимать эти знаки. Однако я был весьма удивлен малым количеством доказательств этого положения. Это объясняется отчасти тем, что все эти знаки имели первоначально какое-нибудь естественное происхождение, а отчасти и тем, что глухонемые имеют обыкновение по возможности сокращать знаки ради достижения быстроты **. Вследствие этого естественный источник или происхождение знаков часто становятся неясными или вовсе утрачиваются, подобно тому, как это имеет место в членораздельной речи.

* М-р Тэйлор (Tylor) описывает язык жестов у цистерцианцев в своей "Early History of Mankind" (2-е изд., 1870, стр. 40) и делает несколько замечаний о принципе противоположности в приложении к жестам.

** По этому вопросу см. интересное сочинение д-ра Скотта (W. R. Scott , Deaf and Dumb, 2-е изд., 1870, стр. 12). Он говорит: "Это сокращение естественных телодвижений в жесты гораздо более короткие, чем те, которых требует естественное выражение, очень распространено среди глухонемых. Такой сокращенный жест часто становится настолько коротким, что почти утрачивает всякое сходство с естественным, но для глухонемых, которые его употребляют, он все-таки имеет силу первоначальной выразительности".

Кроме того, многие знаки, представляющие полную противоположность друг другу, обязаны, повидимому, своим происхождением определенному смысловому их значению в обоих случаях. Вероятно, это справедливо в отношении знаков, которые глухонемые употребляют для обозначения света и темноты, силы и слабости и пр. В одной из дальнейших глав я попытаюсь показать, что противоположные жесты утверждения и отрицания, а именно кивок головой и покачивание головой из стороны в сторону имели, вероятно, естественное происхождение. Помахивание рукой справа налево, употребляющееся некоторыми дикарями в качестве знака отрицания, возможно, придумано в подражание покачиванию головой; но весьма сомнительно, произошло ли противоположное движение рукой, а именно движение от лица по прямой линии, употребляющееся как знак утверждения, по закону антитезы или каким-нибудь совсем иным образом.

Обращаясь к рассмотрению врожденных и свойственных всем особям одного и того же вида жестов, подчиняющихся принципу антитезы, мы вправе весьма и весьма усомниться в том, что какие-нибудь из этих жестов были первоначально преднамеренно изобретены и производились сознательно. Лучшим примером человеческого жеста, имеющего прямо противоположный характер по сравнению с естественным жестом, соответствующим противоположному состоянию духа, служит пожимание плечами. Оно выражает бессилие или извинение в том, что невозможно что-то сделать или чего-то избежать. Этот жест иногда употребляется сознательной произвольно; но крайне невероятно, чтобы он первоначально был преднамеренно изобретен, а впоследствии закреплен привычками: ведь не только маленькие дети пожимают иногда плечами при настроениях, о которых, шла речь, но это движение сопровождается, как будет показано в одной из дальнейших глав, различными соподчиненными движениями, в которых не отдает себе отчета даже один человек из тысячи, разве только он обратит на них особое внимание.

Возможны случаи, когда чужие собаки, приближаясь друг к другу, считают полезным выразить движениями свое дружелюбное расположение и нежелание вступать в драку. Когда две молодые собаки, играя, рычат и кусают друг друга за морды и лапы, то, несомненно, каждая из них понимает жесты и манеры другой. И действительно, щенята и котята обладают в какой-то степени инстинктивным сознанием того, что, играя, не следует слишком сильно пускать в ход свои острые зубки или когти, хотя это иной раз и случается и обычно кончается визгом; будь иначе, они слишком часто повреждали бы друг другу глаза. Когда мой терьер, играя, кусает мне слишком сильно руку, иногда рыча при этом, я произношу "легче, легче", и он, продолжая кусать, в ответ помахивает хвостом, как бы говоря: "не беспокойся, это я только в шутку". Хотя собаки таким образом выражают и, быть может, хотели бы выразить другим собакам и человеку, что они настроены дружелюбно, однако невероятно, чтобы они когда-нибудь намеренно размышляли о необходимости оттягивать назад и прижимать уши, вместо того чтобы держать их прямо, опускать хвост и вилять им, вместо того чтобы держать его напряженно приподнятым кверху, и прочее, якобы зная, что эти движения составляют прямую противоположность тем, которые производятся в противоположном, свирепом состоянии.

Далее, когда кошка или, скорее, когда какой-то отдаленный предок этого вида животных, будучи дружелюбно настроен, в первый раз слегка выгнул спину, поднял перпендикулярно хвост и насторожил уши, можем ли мы поверить, что это животное сознательно стремилось показать, что его настроение прямо противоположно тому, которое характеризуется готовностью вступить в драку или прыгнуть на добычу и при котором оно пригибается к земле, извивает хвост и прижимает уши. Еще менее я могу поверить тому, что моя собака произвольно принимала и делала "тепличную физиономию", представлявшую такой полный контраст с ее предшествующей веселой позой и всем ее поведением. Нельзя же предположить, что собака рассчитывала на то, что я пойму ее выражение и что этим путем ей удастся смягчить мое сердце и заставить меня отказаться от посещения теплицы.

Итак, развитие движений, о которых идет речь в настоящей главе, определялось не волей и сознанием, а каким-либо иным принципом. Повидимому, этот принцип состоит в том, что всякое движение, которое мы делали в течение всей нашей жизни произвольно, требовало участия определенных мышц; когда же мы производили прямо противоположные движения, то обыкновенно начинали действовать противоположные мышцы. Например, поворот вправо сменялся поворотом влево, отталкивание предмета сменялось его притягиванием к себе, поднимание тяжестей сменялось их опусканием. Наши намерения и наши движения так тесно ассоциированы друг с другом, что всякий раз, когда мы страстно желаем, чтобы какой-нибудь предмет передвинулся в том или ином направлении, мы едва можем удержаться от того, чтобы не двигать своим телом в том же направлении, хотя бы мы при этом вполне сознавали, что эти движения не могут иметь никакого эффекта. Хорошая иллюстрация этого факта уже была дана во введении, в том месте, где говорилось о странных движениях молодого и увлекающегося биллиардиста, следящего за передвижением своего шара. Если взрослый человек или ребенок в порыве гнева говорит кому-нибудь громким голосом, чтобы тот уходил прочь, то он обыкновенно двигает при этом руками, как бы отталкивая его, хотя бы обидчик и не стоял близко и не было бы ни малейшей надобности пояснять жестом смысл слов. С другой стороны, если мы страстно хотим, чтобы кто-нибудь подошел к нам поближе, мы совершаем движения, которые как бы притягивают его к нам; то же самое бывает и в других бесчисленных случаях.

Выполнение обыкновенных движений противоположного характера под влиянием противоположных волевых импульсов стало привычным и для нас и для низших животных; вот почему, если какие-либо действия тесно ассоциировались с каким-нибудь ощущением или эмоцией, то естественно, что под влиянием прямо противоположного ощущения или эмоции бессознательно, в силу привычки и ассоциации, выполняются действия прямо противоположные, хотя и бесполезные. Только на основании этого принципа для меня становится понятным, как возникли жесты и выражения, отнесенные в настоящей главе к категории антитезы. Если они полезны человеку или какому-нибудь другому животному в виде дополнения к нечленораздельным крикам или к речи, то они также станут выполняться произвольно, и благодаря этому привычка усиливается. Независимо от того, полезны ли они или нет, как способ общения, но во всяком случае тенденция производить противоположные движения при противоположных ощущениях или эмоциях сделалась бы, если позволено судить по аналогии, наследственной вследствие долгого употребления. Поэтому не может быть сомнения в том, что некоторые выразительные движения, основанные на принципе антитезы, наследственны.

Глава III

ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ВЫРАЖЕНИЯ

(Окончание)

Принцип прямого воздействия возбужденной нервной системы на тело, независимо от воли и отчасти от привычки. - Изменение цвета волос. - Дрожание мышц. - Изменение выделений. - Потоотделение. - Выражение острой боли. - Выражение ярости, большой радости и ужаса. - Контраст между эмоциями, вызывающими выразительные движения, и эмоциями, их не вызывающими. - Душевные состояния возбуждения и угнетения. - Общие итоги.

Мы переходим теперь к нашему третьему принципу, заключающемуся в том, что некоторые движения, считающиеся выразительными для определенных душевных состояний, представляют собой прямой результат строения нервной системы; движения эти с самого начала не зависели от воли и в значительной степени и от привычки. При сильном возбуждении сенсорной сферы образуется избыток нервной силы, которая распространяется в определенных направлениях, зависящих от взаимной связи нервных клеток и также от природы движений, ставших привычными, поскольку это касается мышечной системы. Может наблюдаться и обратное явление, когда поток нервной -силы, по всей видимости, прерывается. Конечно, всякое производимое нами движение определяется строением нервной системы; но движения, повинующиеся нашей воле или выполняемые по привычке или по принципу антитезы, здесь исключены, насколько это возможно. Занимающий нас сейчас вопрос очень темен, но вследствие его важности он подлежит подробному рассмотрению; всегда бывает полезно уяснить себе, в чем недостаточность наших знаний.

В качестве примера прямого влияния сильно возбужденной нервной системы на тело можно привести весьма поразительное и в то же время редкое и аномальное явление, наблюдающееся после сильно пережитого ужаса или горя. Имеется запись одного достоверного случая, происшедшего с человеком, которого приговорили в Индии к смерти и у которого на месте казни цвет волос изменялся так быстро, что это можно было заметить *.

* См. интересные случаи, собранные Пуше (М. G. Pouchet ) в "Revue des deux Mondes", 1 января 1872, стр. 79. Об одном случае было также сообщено несколько лет тому назад Британской Ассоциации в Бельфасте. [Ланге (Langе , Ueber Gemulthsbewegungen, перевод с датского Куралла, Лейпциг, 1887, стр. 85) цитирует из Мантегаццы описание укротителя львов, у которого выпали волосы в одну ночь после борьбы на жизнь или на смерть в клетке льва. Приводят сходный пример одной девочки, которая потеряла все волосы на теле, даже ресницы, через несколько дней после того, как испытала сильный страх при обвале дома.]

Другим хорошим примером может служить дрожание мышц, наблюдающееся у человека и у многих, и даже у большинства, животных. Дрожание не приносит никакой пользы. Больше того, оно часто очень вредит; оно не могло быть первоначально приобретено волевым путем, чтобы затем стать привычным в связи с какой бы то ни было эмоцией. Одно чрезвычайно авторитетное лицо уверяло меня, что маленькие дети не дрожат, но при обстоятельствах, которые вызвали бы очень сильную дрожь у взрослых, у детей наблюдаются судороги. Дрожание возникает у различных лиц в очень различной степени и зависит от самых разнообразных причин: от озноба перед приступами лихорадки, хотя температура в это время выше нормальной, при белой горячке (delirium tremens ) и при других заболеваниях, а также при общем упадке сил в старости, при истощении, после чрезмерного утомления; местная дрожь бывает при тяжелых ранениях, как например, при ожогах; в особой форме дрожание проявляется при введении катетера. Из всех эмоций страх, как известно, более всего способен вызвать дрожание. Но дрожание иногда возникает и под влиянием сильного гнева и радости. Я помню, что однажды видел мальчика, который только что застрелил налету своего первого бекаса: у него до такой степени дрожали от восторга руки, что он некоторое время не мог зарядить ружье *; я слышал о совершенно таком же случае с австралийским дикарем, которому одолжили ружье. Прекрасная музыка, возбуждая смутное эмоциональное состояние, вызывает у некоторых людей дрожь, пробегающую вниз по спине. Сэр Дж. Пейджет, которому я обязан некоторыми из вышеприведенных сведений, сообщает мне, что этот вопрос очень темен. Из того, что дрожание иногда бывает вызвано яростью гораздо раньше, чем наступает упадок сил, и что оно иногда сопровождает большую радость, можно заключить, что, повидимому, всякое сильное возбуждение нервной системы прерывает постоянный приток нервной силы к мышцам **.

* [Мальчик, о котором идет речь, был сам Дарвин. См. "Life and Letters of Charles Darwin", т. Т, стр. 34.]

** Мюллер замечает (Muller, Elements of Physiology, английский перевод, т. II, стр. 934), что когда чувства очень напряжены,"все спинные нервы испытывают такое сильное воздействие, что происходит неполный паралич или появляется дрожь во всем теле".

Влияние сильных эмоций на выделения кщпечника и некоторых желез, на печень, почки или молочные железы может служить также превосходным примером прямого воздействия сенсорной сферы на эти органы, независимо от воли или какой-нибудь полезной ассоциированной привычки. Существует огромное различие между людьми как в отношении тех органов, которые подвержены такому воздействию, так и в отношении степени подверженности ему.

Сердце с его поразительной способностью биться день и ночь без передышки чрезвычайно чувствительно к внешним стимулам. Великий физиолог Клод Бернар * показал, как малейшее возбуждение чувствительного нерва действует на сердце; оно реагирует на столь слабые прикосновения к нерву, что животное, подвергающееся опыту, может и не почувствовать ни малейшей боли. Поэтому мы всегда можем ожидать, что сильное душевное возбуждение мгновенно и непосредственно отразится на сердце; это всем хорошо известно и каждый чувствует, что это именно так. Клод Бернар не один раз подчеркивал (и это заслуживает особого внимания), что возбужденное сердце оказывает влияние на мозг, а состояние мозга в свою очередь воздействует через блуждающий нерв на сердце; таким образом, всякое возбуждение сопровождается взаимодействием этих двух наиболее важных органов тела **.

* Claude Bernard , Legons sur les proprieritees des Tissus vivants, I860, стр. 457-466.

** [См. Моссо (Моssо , La Peur, стр. 46) о действии эмоций на кровообращение в мозгу. Он дает интересное описание случаев, в которых вследствие повреждений черепа можно было наблюдать пульсацию мозга. В том же сочинении Моссо есть много интересных наблюдений над влиянием эмоций на кровообращение. Он доказал посредством своего плетисмографа, что эмоции вызывают уменьшение объема руки и пр., а посредством своих весов он показал прилив крови к мозгу при очень слабых стимулах, например, когда в комнате, где спит пациент, производят легкий шум, недостаточный для того, чтобы разбудить его. Моссо считает, что действие эмоций на сосудодвигательную систему есть как бы приспособление. Он полагает, что сильное действие сердца при страхе полезно, так как оно подготовляет тело вообще к большому усилию. Подобным же образом он объясняет бледность при страхе (ibid, стр. 73): "Quand nous sommes menaces d"un peril, quand nous ressentons une frayeur, une emotion, et quo l"organisme doit rassembler ses forces, une contraction des vaisseaux sanguins se produit automatiquement, et cette contraction rend plus actif le mouvement du sang vers les centres nerveux" ("Когда нам угрожает какая-либо опасность, когда мы испытываем страх, приходим в возбуждение и организм должен собрать все свои силы, то сокращение кровеносных сосудов происходит автоматически и усиливает приток крови к нервным центрам ").

Сосудодвигательная система, регулирующая просвет мелких артерий, находится под прямым влиянием сенсорной сферы, что обнаруживается, например, когда человек краснеет от стыда; однако в этом случае задержка в передаче нервной силы сосудам лица может быть частично объяснена своеобразным влиянием привычки. Мы будем также в состоянии пролить некоторый, хотя бы и весьма слабый свет на причины, в силу которых вод влиянием эмоций ужаса и ярости волосы становятся дыбом. Выделение слез зависит, без сомнения, от взаимной связи определенных нервных клеток; но и здесь мы можем наметить хотя бы некоторые последовательные этапы, пройдя через которые поток нервной силы в своем движении по соответствующим путям сделался привычным при известных эмоциональных состояниях.

Краткий обзор внешних признаков некоторых из более сильных ощущений и эмоций лучше всего покажет нам - хотя все еще довольно неопределенно - каким сложным путем рассматриваемый нами принцип прямого воздействия возбужденной нервной системы на тело сочетается с принципом ассоциированных привычных полезных движений.

Животные, страдающие от невыносимой боли, обычно корчатся в ужасных конвульсиях; те из животных, которые привыкли пользоваться голосом, издают при этом раздирающие крики или стоны. Почти каждая мышца тела возбуждается к сильному действию. В таком состоянии у человека рот бывает иногда крепко сжат, еще чаще - губы оттянуты, а зубы стиснуты или скрежещут. Недаром говорят, что в аду слышен "скрежет зубовный"; я явственно слышал, как корова, испытывавшая острые страдания при воспалении кишок, скрежетала коренными зубами. В Зоологическом саду самка гиппопотама, мучительно.переносившая родовые муки, непрерывно ходила взад и вперед и то ложилась, то каталась с боку на бок, размыкая и смыкая челюсти и щелкая зубами *. У человека в этом состоянии взор застывает совершенно так же, как это наблюдается в момент, когда он бывает поражен ужасом, а брови сильно сдвигаются. Пот покрывает все тело и каплями струится по лицу. Кровообращение ** и дыхание *** резко нарушаются. В связи с этим обычно наблюдается расширение и дрожание ноздрей, дыхание задерживается настолько, что лицо багровеет и кровь в нем застаивается. Когда мучительная боль становится невыносимой и продолжительной, все перечисленные признаки исчезают: наступает полный упадок сил с обмороком или судорогами.

* Bartlett, Notes on the Birth of a Hippopotamus, "Proc. Zoolog. Soc.r, 1871, стр. 255.

** [По словам Мантегаццы (Mantegazza, Azione del Dolore sulla Galorificazione, Милан, 1866), легкая и мимолетная боль вызывает у кролика ускорение пульса; по, по его мнению, это скорее зависит от мышечных сокращений, сопровождающих боль, чем от самой боли. Жестокая и продолжительная боль приводит к резкому замедлению пульса, которой продолжается довольно долго.]

*** [По словам Мантегаццы, у высших животных от боли дыхание ускоряется и становится неправильным, а впоследствии боль может вызвать замедление его. См. его статью в "Gazetta medica Italians Lombardia", т. 5, Милан, 1806.]

Чувствительный нерв при раздражении передает возбуждение нервной клетке, из которой он выходит. Клетка в свою очередь передает возбуждение соответствующей нервной клетке на противоположной стороне тела; после этого возбуждение распространяется вверх и вниз по цереброспинальной системе и передается в большей или меньшей степени другим нервным клеткам, в зависимости от силы возбуждения; в результате вся нервная система может оказаться в состоянии возбуждения *. Эта непроизвольная передача нервной силы может сопровождаться, но может и не сопровождаться сознанием. Почему раздражение нервной клетки производит или освобождает нервную силу неизвестно, но величайшие физиологи, как Мюллер, Вирхов, Бернар ** и другие, повидимому, пришли к заключению, что это так бывает. По замечанию Герберта Спенсера, можно считать "бесспорной истиной, что во всякий момент наличное количество освобожденной нервной силы, которое непостижимым образом вызывает в нас состояние, называемое чувством, должно распространяться в каком-либо направлении и должно вызвать где-нибудь эквивалентное проявление силы" ; таким образом, когда цереброспинальная система очень сильно возбуждена и нервная сила освобождается в избытке, она может расходоваться на интенсивные ощущения, на деятельное мышление, на бурные движения или усиленную деятельность желез ***. Спенсер далее утверждает, что "избыток нервной силы, не направляемой никаким побуждением, избирает для себя, по всей видимости, наиболее привычные пути, а если их недостаточно, он распространяется по менее привычным путям". Следовательно, ранее других приведенными в действие окажутся лицевые и дыхательные мышцы, как наиболее часто функционирующие, и лишь вслед за ними мышцы верхних конечностей, а далее мышцы нижних конечностей ****, и, наконец, мышцы всего тела *****.

* См. по этому вопросу Claud Bernard , Tissus Vivanls, 1866, стр. 316, 337, 358. Вирхов высказывается почти совершенно в том же смысле в очерке "Uber das Ruckenmark" (Virсhоw , Sammlung wissenschaft. Vortpage, 1871, стр. 28).

** Мюллер (Muller , Elements of Physiology, английский перевод, т. II, стр. 932), говоря о нервах, пишет: "Всякое внезапное изменение состояния какого бы то ни было рода приводит нервное начало в действие". См. у Вирхова и Бернара о том же в разных местах сочинений, упомянутых мною в предыдущем примечании.

*** H. Spencer , Essays, Scientific, Political etc., 2-я серия, 1863,стр. 109, 111.

**** [Довольно сходный взгляд высказывает Генле: НеnIe, Anthropologische Vortrage, 1876, вып. I, стр. 66.]

***** Сэр Холленд (Н. Нolland , Medical Notes and Reflexions, 1839, стр. 328), говоря о том любопытном состоянии тела, которое называется суетливостью, замечает, что оно, повидимому, зависит "от накопления какой-то причины раздражения, которая требует мышечной деятельности для его облегчения".

Как бы ни была сильна эмоция, но если она обыкновенно не влекла за собой никаких произвольных движений, являющихся средством ее облегчения или удовлетворения, то и в дальнейшем она также не будет иметь тенденции вызвать какого бы то ни было рода движения; но в тех случаях, когда эмоция возбуждает движения, они по своему характеру в большей степени будут приближаться к тем движениям, которые часто и произвольно выполнялись под влиянием той же эмоции для достижения определенной цели. Сильная боль заставляет и сейчас всех животных, как это имело место в течение бесчисленных поколений, прилагать самые разнообразные усилия, чтобы избавиться от причины страдания. При ушибе конечности или какой-либо другой части тела мы часто наблюдаем тенденцию потрясти ею как бы для того, чтобы стряхнуть причину боли, хотя, по всей очевидности, сделать это невозможно. Таким образом, установилась привычка при сильных страданиях как можно сильнее действовать всеми мышцами. Так как мы чаще всего привыкли употреблять мышцы груди и голосовые органы, то именно эти мышцы главным образом и реагируют на описанное эмоциональное состояние, что выражается в хриплых воплях или криках. Вероятно, немаловажную роль играет и преимущество, извлекаемое от крика, ибо детеныши большинства животных, попадая в беду или в опасное положение, громко призывают родителей на помощь, как это делают члены одной общины в поисках взаимной помощи.

Другой принцип, а именно внутреннее сознание, что сила или способность нервной системы ограничена, содействовал, хотя и косвенно, тенденции к бурным движениям при крайней степени страдания. Человек не может одновременно предаваться глубоким размышлениям и напрягать до предела свою мышечную силу. Уже Гиппократ подметил, что при одновременности двух болезненных ощущений сильная боль притупляет слабую. Мученики в состоянии религиозного экстаза часто бывали, повидимому, нечувствительны к самым ужасным пыткам. Матросы, которым предстоит телесное наказание, иногда берут в рот кусок свинца и, сжимая его изо всех сил зубами, стараются перенести боль. Желая облегчить свои страдания, роженицы заранее подготовляются к тому, чтобы напрячь свои мышцы до крайней степени.

Итак, мы видим, что тенденция к бурным и почти судорожным движениям при очень сильном страдании обусловливается, во-первых, потоком нервной силы, устремляющимся без определенного направления из нервных клеток, которые первыми испытывают возбуждение; во-вторых, долговременной привычкой пытаться избавиться от причины страданий посредством борьбы; в-третьих, сознанием, что произвольная мышечная деятельность облегчает боль; все эти движения, в том числе и движения голосовых органов, как это всеми признано, в высшей степени выразительны для состояния страдания.

Так как простое прикосновение к чувствительному нерву непосредственно действует на сердце, то и жестокая боль также, очевидно, должна воздействовать на него таким же образом, но гораздо энергичнее. Тем не менее даже в этом случае мы не должны упускать из виду возможности косвенного воздействия привычки на сердце; мы убедимся в этом, когда перейдем к рассмотрению признаков ярости.

Когда человек страдает от мучительной боли, пот часто каплями струится по его лицу. Один ветеринарный врач уверял меня, что ему не раз доводилось видеть у лошадей и у рогатого скота при сильных страданиях капли пота, падающие с живота и стекающие вниз по внутренней стороне бедер и туловища.Он наблюдал это в тех случаях, когда животные не делали никаких усилий, которыми могло бы быть объяснено потоотделение. Все тело самки гиппопотама, о которой шла речь выше, было покрыто потом красного цвета, когда она производила на свет своего детеныша. Это имеет место и при сильном страхе; тот же ветеринар часто наблюдал, как у лошадей от страха выступал пот, а мистер Бартлет видел это у носорога; у человека же этот симптом очень известен. Причина появления испарины в этих случаях совсем темна, но некоторые физиологи думают, что она связана с ослаблением кровообращения в капиллярных сосудах, а мы знаем, что сосудодвигательная система, которая регулирует кровообращение в капиллярных сосудах, находится под сильным влиянием душевного состояния. Что касается сокращения определенных мышц лица при сильных страданиях, а также и при других эмоциях, то мы предпочитаем рассмотреть их, когда речь пойдет о специальных выражениях у человека и у низших животных.

Теперь мы обратимся к характерным симптомам ярости. Под влиянием этой сильнейшей эмоции сердечная деятельность очень усиливается * или оказывается значительно нарушенной. Лицо краснеет, даже багровеет от затрудненного отлива крови или становится смертельно бледным. Дыхание затруднено, грудь вздымается, и расширенные ноздри вздрагивают. Часто дрожит все тело. Меняется голос. Зубы стиснуты или скрежещут, а мышечная система обыкновенно бывает возбуждена к бурной, почти неистовой деятельности. Но жесты человека в таком состоянии обыкновенно отличаются от бесцельных метаний и корч человека, страдающего от жестокой боли, ибо в них более или менее явственно отображен акт нанесения ударов или схватки с врагом.

* Я весьма обязан м-ру Гарроду за то, что он указал мне сочинение Лорена о пульсе, где приведена сфигмограмма женщины в ярости; эта сфигмограмма показывает большое различие в скорости и других признаках сравнительно со сфигмограммой той же женщины в спокойном состоянии.

Вероятно, все эти признаки ярости в значительной степени, а некоторые, повидимому, всецело зависят от прямого действия возбуждения сенсорной сферы. Но животные всех родов, а еще раньше их предки, во всех случаях, когда на них нападал или им угрожал враг, напрягали все свои силы в борьбе и самозащите. До тех пор, пока животное так не поступает, пока оно не имеет намерения или хотя бы желания напасть на врага, нельзя считать его находящимся в состоянии ярости. Таким образом, наследственная привычка к мышечным усилиям приобреталась в ассоциации с состоянием ярости, а это состояние прямо или косвенно воздействовало на различные органы примерно так же, как сильное телесное страдание.

Сердце, без сомнения, также должно оказаться под прямым воздействием этого состояния, но, повидимому, и здесь должно сказаться влияние привычки, тем более что сердце не находится под контролем воли. Мы знаем, что всякое большое усилие, которое мы делаем произвольно, влияет на сердце вследствие механических или других причин, которые нам здесь незачем рассматривать. В первой главе было показано, что нервная сила легко направляется по привычным путям - по двигательным нервам, относящимся как к произвольным, так и к непроизвольным движениям, и по чувствительным нервам. Таким образом, даже умеренное усилие будет иметь тенденцию повлиять на сердце. Согласно же принципу ассоциации, для обоснования которого мы привели столько примеров, мы можем быть почти уверены, что любое ощущение или эмоция, будь это сильная боль или ярость, поскольку она обыкновенно влекла за собой сильную мышечную деятельность, немедленно повлияет на приток нервной силы к сердцу, несмотря на то, что в этот момент может и не быть никакого мышечного усилия.

Как я уже сказал, сердце легче подвергается действию привычных ассоциаций, потому что оно не находится под контролем воли. Если человек, несколько рассерженный или даже пришедший в состояние ярости, может управлять движениями своего тела, то он все же не может предотвратить сильного сердцебиения. Может быть, его грудь несколько раз поднимется, а ноздри будут вздрагивать, потому что дыхательные движения лишь отчасти произвольны. Подобным же образом иногда лишь одни только мышцы лица выдают легкое и мимолетное чувство. Железы также совершенно независимы от воли, и человек, страдающий от горя, может управлять выражением лица, ноне всегда может удержаться от слез. Если перед голодным человеком поставить соблазнительную пищу, он может и не обнаружить голода никаким внешним жестом, но в то же время он не в состоянии воспрепятствовать выделению слюны.

Порыв радости или чувство живого удовольствия сопровождаются сильным стремлением к различным бесцельным движениям и к изда-ванию различных звуков. Мы видим это на примере наших маленьких детей, когда они громко смеются, хлопают в ладоши и прыгают от радости; мы видим это в прыжках и лае собаки, когда она отправляется гулять со своим хозяином, и в. скачках лошади, когда ее выпускают в открытое поле *. Радость ускоряет кровообращение, которое возбуждает мозг, а он в свою очередь оказывает обратное действие на все тело. Все эти бесцельные движения и усиление деятельности сердца можно приписать главным образом возбужденному состоянию сенсорной сферы ** и вызываемому этим состоянием избытку нервной силы, лишенной определенного направления, как это утверждает Герберт Спенсер. Следует, отметить, что главным образом предвкушение удовольствия, а не получение его влечет за собой бесцельные и экстравагантные телодвижения и издавание различных звуков. Мы видим это у наших детей, когда они ожидают какого-нибудь большого удовольствия или угощения; собаки, которые прыгают при виде тарелки с кормом, больше не проявляют своего восторга никаким внешним знаком и даже не виляют хвостом, как только они этот корм получат. У всех животных получение всяческих удовольствий, за исключением тепла и отдыха, ассоциируется и в течение долгого времени неизменно ассоциировалось с активными движениями, что можно наблюдать во время охоты или при поисках пищи, а также в период ухаживания. Кроме того, после долгого отдыха или неподвижности само по себе мышечное усилие доставляет удовольствие, что мы знаем по собственному самочувствию и из наблюдений за играми молодых животных. Поэтому, на основании только одного этого последнего принципа мы могли бы, пожалуй, ожидать, что живое удовольствие склонно будет проявиться в мышечных движениях.

* [М-р Бон критикует это место в своем "Review of «Darwin on Expression»: being a Postscript to the «Senses and the Intellect»", 1873, стр. 699.]

** Редкие случаи психического опьянения хорошо показывают, какое могучее возбуждающее действие оказывает на мозг сильная радость, и как мозг влияет на тело. Д-р Крайтон Броун (J. Сrighton Brown , "Medical Mirror", 1865) описывает, как один молодой человек очень нервного темперамента, узнав из телеграммы, что ему завещано состояние, сначала побледнел, потом развеселился и вскоре стал очень оживлен, но лицо его было красно и он был очень беспокоен. Потом он пошел со своим другом прогуляться, чтобы успокоиться, но вернулся нетвердой походкой; он шумно смеялся, но был настроен раздражительно, говорил безостановочно и громко пел на людных улицах. Было положительно удостоверено, что он не прикасался к спиртным напиткам, хотя все думали, что он пьян. Спустя некоторое время появилась рвота, и полупереваренное содержимое его желудка было исследовано, но нельзя было заметить запаха алкоголя. Потом он крепко заснул и, проснувшись, был здоров, если не считать головной боли, тошноты и упадка сил.

У всех или почти у всех животных, или даже у птиц, ужас вызывает дрожь тела. Кожа бледнеет, выступает пот и волосы становятся дыбом. Выделения пищеварительного канала и почек усиливаются, и опорожнение происходит непроизвольно вследствие ослабления сфинктеров *, что, как известно, бывает и у человека и что мне случалось наблюдать у рогатого скота, собак, кошек и обезьян. Дыхание учащается, сердце бьется ускоренно, бурно и сильно; однако можно сомневаться в том, гонит ли сердце кровь через тело с большим напором, ибо поверхность тела выглядит бескровной, а сила мышц вскоре заметно падает. Однажды я так явственно чувствовал сквозь седло биение сердца у моей испугавшейся лошади, что я мог бы сосчитать удары. Умственные способности заметно нарушаются. Вскоре наступает полный упадок сил и даже потеря сознания. Наблюдался случай, когда канарейка, сильно испугавшись, не только задрожала и у нее не только побелело основание клюва, но, она погрузилась в глубокое обморочное состояние **. Однажды я поймал в комнате зорянку, которая при этом впала в такой глубокий обморок, что я некоторое время считал ее мертвой.

* [Д-р Ланге, профессор медицины в Копенгагене, говорит, что это зависит не от ослабления сфинктеров, а от спазма кишок. См. его "Gemuthsbewegungen", перевод на немецкий язык Куралла, Лейпциг, 1887, стр. 85, где приведены ссылки на его прежние сочинения по тому же вопросу. Моссо (Mosso) придерживается такого же взгляда; см. его "La Peur", стр. 137, где он ссылается на статью, написанную Пеллакани (Pellacani) и им: Sur les Fonctions de la Vessie ("Arch. Ital. de Biologie", 1882). См. также Tuke, Influence of the Mind on the Body, стp. 273.]

** Dr. Darwin, Zoonomia, 1794, т. I, стр. 148.

Большинство этих симптомов, вероятно, является прямым результатом нарушения сенсорной сферы и не зависит от привычки; но сомнительно, следует ли всецело объяснять их только этой причиной. Когда животное испугано, оно почти всегда застывает на одно мгновение неподвижно, чтобы сосредоточить свои чувства и установить источник опасности, а иногда для того, чтобы остаться незамеченным. Но следом за этим оно, очертя голову, пускается в бегство, не щадя сил, подобно тому, как это имеет место в драке, и продолжает бежать до тех пор, пока полнейшее истощение сил, сопровождаемое ослаблением дыхания и кровообращения, дрожанием всех мышц тела и обильным потоотделением, нe сделает дальнейшего бегства невозможным. Поэтому не представляется невероятным, что принцип ассоциированной привычки отчасти объясняет или, по меньшей мере, усиливает характерные симптомы ужаса.

Что принцип ассоциированной привычки играл роль существенного причинного фактора в возникновении сильных эмоций и ощущений, можно заключить, во-первых, из рассмотрения некоторых других сильных эмоций, обыкновенно не требующих произвольных движений для своего облегчения или удовлетворения, во-вторых, из противоположного характера так называемых возбужденных и угнетенных душевных состояний. Нет эмоции сильнее материнской любви, но мать может чувствовать глубочайшую любовь к своему беспомощному младенцу и все-таки не проявлять ее никакими внешними признаками или выражать ее только легкими ласкающими движениями, мягкой улыбкой и нежным взглядом. Но пусть кто-нибудь намеренно обидит ее младенца: посмотрите, какая произойдет перемена. Как она вскакивает с угрожающим видом, как блестят ее глаза, краснеет лицо, вздымается грудь, расширяются ноздри и бьется сердце, ибо гнев, а не материнская любовь обыкновенно бывает причиной энергичных движений. Любовь между противоположными полами совершенно отлична от материнской; мы знаем, что когда влюбленные встречаются, их сердца бьются учащенно, дыхание ускоряется и вспыхивают лица, ибо эта любовь - активная, в отличие от любви матери к младенцу.

Человек может быть полон самой черной ненависти или подозрений, он может терзаться завистью или ревностью, но так как эти чувства не влекут за собой немедленных действий и так как они обыкновенно длятся некоторое время, то они и не проявляются внешними признаками, кроме разве того, что человек в таком состоянии, конечно, не кажется веселым или добродушным. Если же эти чувства прорываются наружу и переходят в открытые действия, они сменяются яростью и явственно обнаруживаются. Живописцы с трудом могут изображать такие чувства, как подозрение, ревность, зависть и т. д., если они не прибегают к помощи дополнительных средств, дающих необходимые пояснения. Поэты же употребляют такие неопределенные, фантастические выражения, как "зеленоокая ревность" . Спенсер описывает подозрение такими словами: "Низкое, безобразное и мрачное, оно косится исподлобья" и т.д. Шекспир говорит о зависти словами: "Худая, в гнусной оболочке", а в другом месте он говорит: "Черпая зависть не выроет мне могилы" или: "Недосягаемый для угроз бледной зависти".

Эмоции и ощущения часто разделяли на возбуждающие и угнетающие. Когда все органы тела и духа, органы произвольных и непроизвольных движений, восприятия, ощущений, мыслей и т.д. отправляют свои функции энергичнее и быстрее обыкновенного, то о человеке или животном можно сказать, что они возбуждены; при противоположном же состоянии мы говорим, что они угнетены. Гнев и радость - это, прежде всего, возбуждающие эмоции, и они - особенно гнев - естественным образом влекут за собой энергичные движения, которые действуют на сердце, а оно в свою очередь - на мозг. Один врач когда-то привел мне доказательство возбуждающей природы гнева, заметив, что в состоянии сильного утомления человек иной раз склонен нарочно выдумывать воображаемые обиды и выходить из себя, руководствуясь бессознательным стремлением обрести этим путем силы; с тех порг как я услыхал это замечание, я время от времени убеждался в полной его справедливости.

Существуют различные другие душевные состояния, которые сначала кажутся возбуждающими, но вскоре становятся до крайней степени угнетающими. Когда мать внезапно теряет ребенка, она иногда неистовствует от горя и находится, без сомнения, в возбужденном состоянии: она безудержно ходит взад и вперед, рвет на себе волосы или одежду и ломает руки. Это последнее движение, может быть, следует объяснить принципом антитезы, так как оно выражает внутреннее чувство беспомощности и сознание непоправимости. Другие беспорядочные бурные движения можно объяснить отчасти тем облегчением, которое доставляют мышечные усилия, а отчасти избытком нервной силы, получающей толчок из возбужденной сенсорной сферы и лишенной определенного направления. Но при внезапной потере любимого человека одной из первых обычно возникающих мыслей бывает мысль о том, что была все же какая-то возможность что-то сделать для предотвращения потери. Одна превосходная наблюдательница *, описывая поведение девушки при внезапной смерти ее отца, говорит, что "она ходила по дому, ломая руки **, как безумная, и говорила: «Это я виновата; я не должна была оставлять его. Зачем я не просидела ночь возле него»" и т.д. Подобные мысли, живо возникая в нашем представлении, порождают, согласно принципу ассоциированной привычки, сильнейшее стремление к энергичным действиям какого бы то ни было рода.

* Миссис Олифаnт (Oliphant) в ее романе "Miss Majoribancs", стр. 362.

** [Один корреспондент пишет: "Что значит эта ходячая фраза? Вчера я спросил об этом у трех человек. - А. захватил правой рукой левую и стал ее крутить. - В. сложил руки так, что пальцы переплелись, и потом стиснул их. - С. не знал, что это значит. - Я сказал, что в моем понимании это означает быстро трясти руки, захваченные в кисти, но что мне не приходилось видеть этот жест; тогда В. сказал, что он не раз видел, как одна дама делала это" .]

Как только человек, испытывающий такие страдания, вполне сознает, что сделать ничего нельзя, тотчас бурные проявления горя сменяются отчаянием или глубокой печалью. Страдалец сидит неподвижг но или тихо покачивается из стороны в сторону; кровообращение становится вялым; дыхания почти не слышно *, и он испускает тяжкие вздохи. Все это действует на мозг, и вскоре наступает упадок сил, сопровождаемый резким ослаблением мышц и потускнением взгляда. Так как ассоциированная привычка уже не побуждает его к действию, то друзья его настаивают, чтобы он старался побольше двигаться и не оставался бы недвижимым, предаваясь молчаливому горю. Само по себе усилие оказывает возбуждающее действие на сердце, которое в свою очередь влияет на мозг и помогает духу нести тяжелое бремя горя.

* [Генле (Henle) писал об "Естественной истории вздоха" в своих "Antropologische Vortrage", 1876, тетр. 1, стр. 43. Он разделяет душевные движения на угнетающие и возбуждающие. Угнетающие душевные движения, каковы отвращение, страх или ужас, вызывают сокращение гладких мышц, тогда как возбуждающие страсти, каковы радость или гнев, парализуют их. Таким образом, оказывается, что угнетенное состояние духа, как тревога или беспокойство, вызывает, вследствие сокращения мелких бронхов, неприятное чувство в груди, как будто что-то мешает свободно дышать. Недостаточность диафрагмального дыхания привлекает к себе наше внимание, и мы, прибегая к помощи произвольных дыхательных мышц, глубоко переводим дух или вздыхаем.]

Жестокая боль очень быстро приводит к крайне депрессивному состоянию * и к резкому упадку сил; но вначале она тоже действует возбуждающим образом и побуждает к действию; лошадь, которую для поощрения бьют кнутом, может служить иллюстрацией этого положения. Другим примером может служить тот факт, что в некоторых странах упряжным волам причиняют ужасные мучения, чтобы побудить их к новым усилиям. Страх - наиболее угнетающая из всех видов эмоций; страх очень скоро влечет за собой полную беспомощность и прострацию, весьма близкие к тому состоянию, которое наблюдается при продолжительных и упорных усилиях спастись от опасности и как бы возникающее по ассоциации с ним, хотя в действительности таких усилий сделано не было. Тем не менее даже крайняя степень страха часто действует первое время, как могучее возбуждающее средство. Человек или животное, доведенные в состоянии ужаса до полного отчаяния, приобретают удивительную силу и, как известно, в высшей степени опасны.

* [(Мантегацца ("Azione de Dolore sulle Calorificazione" в "Gazetta medica Italiana Lombardia", т. 5, Милан, 1866) показывает, что боль вызывает "продолжительное и серьезное" понижение температуры. Интересно отметить, что у некоторых животных страх вызывает аналогичный эффект.]

В целом, мы можем заключить, что принцип прямого действия сенсорной сферы на тело, вытекающий из строения нервной системы и совершенно не зависимый от воли, оказал весьма заметное определяющее влияние на многие выражения. Хорошим примером этого служат такие явления, как дрожание мышц, потоотделение, изменение выделений пищеварительного канала и желез при различных эмоциях и ощущениях. Но все эти явления нередко комбинируются с другими, вытекающими из нашего первого принципа, который состоит в том, что движения, часто приносившие прямую или косвенную пользу при определенных душевных состояниях, удовлетворяя или облегчая известные ощущения, желания и т.д., сохраняются при аналогичных обстоятельствах просто по привычке, хотя уже и не приносят никакой пользы. Примерами такого рода комбинаций, - по крайней мере в какой-то степени, - могут служить неистовые телодвижения в состоянии ярости, корчи при острой боли; сюда же, быть может, должна быть отнесена усиленная деятельность сердца и дыхательных органов. Даже в тех случаях, когда эти и другие эмоции и ощущения проявляются в очень слабой степени, все-таки благодаря долговременной привычке обнаруживается тенденция к совершению подобных действий, причем именно те действия, которые менее всего подчинены произвольному контролю, сохраняются дольше всего. Второй принцип, [названный принципом антитезы, также играет при этом известную роль.

Опираясь на три рассмотренных нами принципа, возможно объяснить - и в этом мы убедимся при чтении всей книги - так много выразительных движений, что можно надеяться впоследствии найти объяснение для всех выразительных движений с помощью сходных принципов. Однако часто бывает невозможно решить, какое значение следует приписывать в каждом отдельном случае каждому из трех принципов; очень многие моменты в теории выражения эмоций остаются все еще необъяснимыми.

О выражении написано много сочинений, но еще больше о физиогномике, т. е. об определении характера посредством изучения постоянных черт лица. Этого последнего вопроса я здесь не касаюсь. <...>

За исключением Г. Спенсера, великого истолкователя принципа эволюции, все авторы, писавшие о выражении, были, по-видимому, твердо убеждены, что виды, включая, конечно, и человека, появились на свет в своем настоящем состоянии. Сэр Ч. Белл, разделяя также это убеждение, утверждает, что многие из наших лицевых мышц представляют собой «исключительно орудия выражения» или «специально предназначены» только для целей выражения. Но тот простой факт, что человекоподобные обезьяны обладают теми же лицевыми мышцами, какими обладаем и мы, делает весьма маловероятным допущение, что у нас эти мышцы служат исключительно для выражения, ибо никто, я думаю, не согласится с тем, что обезьяна была наделена специальными мышцами только для того, чтобы она могла выставлять напоказ свои гримасы. <...>

Сэр Ч. Белл, очевидно, стремился провести различие между человеком и животными более широко; именно поэтому он утверждал, что «низшие существа лишены таких выражений, которые нельзя было бы поставить в более или менее понятную связь с их хотениями или необходимыми инстинктами». Далее он утверждает, что лица их «по-видимому, способны преимущественно выражать ярость и страх». Но ведь даже человек не может выразить внешними знаками любовь и покорность так ясно, как это делает собака, когда с опущенными ушами, повисшими губами, изгибаясь и виляя хвостом, она встречает любимого хозяина. Эти движения собаки так же мало можно объяснить хотениями или необходимыми инстинктами, как сияющие глаза и улыбку человека, когда он встречает старого друга. Если бы мы попросили Ч. Белла объяснить выражение привязанности у собаки, он, без сомнения, ответил бы, что это животное было сотворено со специальными инстинктами, сделавшими его приспособленным к общению с человеком, и что все дальнейшие изыскания в этой области излишни. <...>

<...> Без сомнения, до тех пор, пока мы смотрим на человека и на всех остальных животных как на независимые творения, наше естественное стремление исследовать, насколько это возможно, причины выражения заметно тормозятся. Этой доктриной можно одинаково хорошо объяснить решительно все что угодно; она оказалась столь же гибельной для науки о выражении, как и для любой другой отрасли естествознания. Такие выразительные проявления человека, как поднимание волос дыбом под влиянием крайнего ужаса или демонстрация оскала при неистовой ярости, едва ли могут быть поняты, если не признать, что человек некогда пребывал в гораздо более низком звероподобном состоянии. Общность определенных выражений у различных, хотя и родственных видов, например, движений одних и тех же лицевых мышц при смехе у человека и у различных обезьян, становится несколько более понятной, если мы признаем их происхождение от общего прародителя. Тому, кто опирается на общее положение, что строение и привычки всех животных развились постепенно, все вопросы о выражении будут рисоваться в новом и интересном освещении.

<...> Я со всей возможной внимательностью вглядывался в выражения различных страстей у некоторых самых обыкновенных животных; я уверен, что такое наблюдение имеет огромнейшее значение не потому, конечно, что оно позволяет решить вопрос, насколько известные выражения у человека характерны для определенных душевных состояний, но потому, что оно дает самое надежное основание для обобщений относительно причин или происхождения различных выразительных движений. Когда мы наблюдаем животных, мы не так легко поддаемся влиянию нашего воображения; кроме того, мы можем быть гарантированы, что в выражениях животных нет ничего условного. <...>

Однако значительно большая трудность заключается в том, чтобы понять причину или происхождение различных выражений и вынести верное суждение о правдоподобности того или иного теоретического их объяснения. Кроме того, когда в меру нашего разумения и не прибегая к помощи каких-нибудь правил мы беремся судить, которое из двух или нескольких объяснений более удовлетворительно и удовлетворительно ли оно вообще, то, на мой взгляд, существует лишь один путь для проверки наших заключений. Следует посмотреть, приложим ли тот принцип, посредством которого можно, по нашему мнению, объяснить какое-либо одно выражение, также и к другим сходным случаям; и — что особенно важно — могут ли одни и те же общие принципы быть с одинаковым успехом приложены как к человеку, так и к низшим животным. Я склонен думать, что этот последний метод является самым полезным из всех. Трудность оценки истинности того или иного теоретического объяснения и проверки его с помощью определенным образом направленного исследования в значительной мере ослабляет тот интерес, который, по-видимому, возбуждает изучение данного вопроса.

Специальные выражения у животных . [Ниже] я опишу с достаточными для иллюстрации нашего предмета подробностями выразительные движения у некоторых хорошо известных животных при различных настроениях. Но во избежание многих бесполезных повторений, прежде чем рассматривать выразительные движения в должной последовательности, подвергнем обсуждению некоторые способы выражения, общие для большинства животных. <...>

Кошки. Я уже описывал действия кошки, когда она разъярена, но не испытывает ужаса. Она припадает к земле, по временам вытягивает передние лапы с выпущенными когтями, готовыми к нанесению удара. Хвост вытянут и извивается или перебрасывается из стороны в сторону. Шерсть не взъерошена, по крайней мере она не была взъерошена в тех немногих случаях, которые я наблюдал. Уши плотно оттянуты назад и зубы оскалены. Кошка издает тихое свирепое рычание. Мы можем понять, почему поза, которую принимает кошка, собираясь вступить в драку с другой кошкой, до такой степени не похожа на позу собаки, когда та приближается к другой собаке с враждебными намерениями: кошка наносит удары передними лапами, и поэтому ей удобно или необходимо припадать к земле. Кроме того, кошки гораздо больше, чем собаки, привыкли лежа прятаться и внезапно бросаться на добычу. Нельзя с уверенностью объяснить, почему хвост перебрасывается или извивается из стороны в сторону. Эта привычка свойственна многим другим животным, например, пуме, когда она готовится прыгнуть, но этой привычки нет ни у собак, ни у лисиц... <...>

Когда кошка бывает в ласковом настроении, все ее действия представляют полную противоположность только что описанным. Она выпрямляется во весь рост, слегка выгнув спину, подняв вертикально хвост и насторожив уши. При этом она трется щеками и то одним, то другим боком о хозяина или хозяйку. Желание тереться обо что-нибудь при этом настроении так сильно у кошек, что часто можно видеть, как они трутся о ножки стульев и столов или о дверные косяки. Этот способ выражать привязанность произошел у кошек, вероятно, по ассоциации, как и у собак, вследствие того, что мать ухаживает за котятами и ласкает их, а может быть, вследствие взаимной ласки самих котят и их общих игр. Мы уже описали совсем иного рода телодвижения, которые служат выражением удовольствия, а именно любопытную манеру молодых и даже старых кошек от удовольствия поочередно вытягивать передние лапы, раздвинув пальцы так, как будто они нажимают ими на сосцы матери и сосут их. Эта привычка настолько аналогична привычке тереться обо что-нибудь, что обе они, по-видимому, являются следствием движений, производимых в период сосания. Я не могу сказать, почему кошки выражают привязанность трением в гораздо большей степени, чем собаки, хотя и последние очень любят прикасаться к хозяевам; я не могу также сказать, почему кошки лишь изредка лижут руки у своих друзей, а собаки делают это постоянно. Кошки чистятся, вылизывая свою шерсть, чаще, чем собаки. С другой стороны, их языки как будто менее приспособлены для этой работы, чем языки собак, более длинные и более гибкие.

При испуге кошки выпрямляются во весь рост и, как известно, смешным образом выгибают спину. Они фыркают, шипят или рычат. Шерсть на всем теле, и особенно на хвосте, взъерошивается. В тех случаях, которые я наблюдал, хвост у основания был приподнят, а конец хвоста был отброшен вбок; но иногда хвост лишь слегка приподнимается и отгибается в сторону почти у самого основания, уши оттягиваются назад и зубы обнажаются. Когда два котенка играют вместе, один из них часто старается именно таким способом испугать другого. <...> Все вышеописанные особенности выражения понятны, кроме чрезвычайно сильного выгибания спины. Я склонен думать, что, подобно многим птицам, которые, взъерошивая перья, распускают крылья и хвост, чтобы казаться как можно крупнее, кошки также выпрямляются во весь рост, выгибают спину, часто поднимают хвост у основания и взъерошивают шерсть для той же цели. Говорят, что когда нападают на рысь, она выгибает спину, и в этой позе она изображена и у Брэма. Но сторожа в Зоологическом саду никогда не видели, чтобы более крупные животные семейства кошек — тигры, львы и т. д. — делали хотя бы что-нибудь подобное; у них мало причин бояться какого бы то ни было другого животного.

Кошки часто пользуются голосом как средством выражения, и издают при различных эмоциях и желаниях по меньшей мере шесть или семь различных звуков. Один из наиболее любопытных звуков — довольное мурлыкание, производимое как при вдыхании, так и при выдыхании. Пума, чита и оцелот также мурлычут; но тигр, когда он доволен, «издает своеобразное короткое фырканье, сопровождаемое закрыванием век». Говорят, что лев, ягуар и леопард не мурлычут.

Лошади. Когда лошади разъярены, они плотно прижимают уши назад, вытягивают голову и отчасти обнажают резцы, готовясь укусить. Намереваясь лягнуть, они обыкновенно по привычке оттягивают уши назад и глаза их бывают своеобразно устремлены назад. Когда лошади довольны, как это бывает, когда им приносят в конюшню какой-нибудь очень любимый корм, они поднимают и вытягивают голову, настораживают уши и, пристально глядя на своего друга, часто ржут. Нетерпение выражается ударом копыта о землю.

Действия лошади при сильном испуге в высокой степени выразительны. Однажды моя лошадь очень испугалась сеялки, покрытой брезентом и стоявшей в открытом поле. Она подняла голову так высоко, что шея стала почти вертикально: лошадь сделала это по привычке, так как машина стояла внизу на скате, и ее нельзя было видеть яснее при поднятии головы. Если бы от машины исходил какой-нибудь звук, его тоже нельзя было бы услышать отчетливее. Глаза и уши лошади были внимательно устремлены вперед, биение ее сердца чувствовалось сквозь седло. Расширив красные ноздри, она сильно фыркнула и, сделав крутой поворот, бросилась было прочь и умчалась бы, если бы я не помешал ей. Ноздри расширяются не для того, чтобы почуять, откуда исходит опасность, ибо лошадь не расширяет ноздрей, когда она, не будучи встревожена, тщательно обнюхивает какой-нибудь предмет. Благодаря наличию клапана в горле лошадь, с трудом переводящая дух, дышит не через раскрытый рот, а через ноздри; поэтому ноздри приобрели способность значительно расширяться. Это расширение ноздрей, а также фырканье и сердцебиение в течение длинного ряда поколений тесно ассоциировалось с чувством страха, ибо страх обыкновенно заставлял лошадь напрягать все усилия и бросаться прочь вскачь от источника опасности.

Жвачные. Рогатый скот и овцы замечательны тем, что, за исключением случаев острой боли, они в слабой степени проявляют свои эмоции или ощущения. Разъяренный бык выражает свою ярость своеобразной манерой опускания головы, расширением ноздрей и мычанием. Кроме того, он часто роет копытами землю; но эти движения, по-видимому, совершенно отличны от топтания нетерпеливой лошади, ибо на сухой почве бык поднимает тучи пыли. Мне кажется, что быки делают это, чтобы прогнать мух, когда те их раздражают. Дикие породы овец и коз, пораженные страхом, топают ногами о землю и свистят носом; это служит для их товарищей сигналом тревоги. Мускусный бык арктических областей при встречах с человеком тоже топает о землю. Я не могу решить, отчего произошло это топанье; из данных проведенного мною опроса не следует, чтобы какие-нибудь из этих животных дрались передними ногами.

Некоторые виды оленей в свирепом состоянии производят гораздо больше выразительных движений, чем рогатый скот, овцы или козы: как уже было указано, они оттягивают назад уши, скрежещут зубами, взъерошивают шерсть, визжат, топают ногами и потрясают рогами. Однажды в Зоологическом саду пятнистый олень (Cervus pseudaxis ) приблизился ко мне в любопытной позе, высоко подняв морду, так что рога прижались к шее. Голову при этом он несколько наклонил вбок. По выражению его глаз я был уверен, что он разъярен; он медленно приблизился и, подойдя вплотную к железной решетке, не наклонил голову, чтобы боднуть меня, но внезапно подобрал голову под себя и с большой силой ударил рогами ограду. Бартлет сообщает мне, что некоторые другие виды оленей принимают такую же позу, когда бывают разъярены.

Печатается по:
Дарвин Ч. «О выражении эмоций у человека и животных».
СПб.: Питер, 2001.

Роль эмоций в жизни человека

5. Внешнее выражение эмоций, эмоциональные реакции

Рассматривая деятельность головного мозга, мы обращали внимание на то, что от каждого воспринятого раздражения в кору больших полушарий приходит два потока импульсов. Один идет прямо в корковую часть соответствующего анализатора, где выясняется, что мы ощущаем и воспринимаем; второй, проходящий через ретикулярную формацию и лимбическую систему ядер старой коры, выясняет значение данного раздражения для организма. Эта общая оценка и лежит в основе возникновения различных эмоциональных переживаний. Эмоции по механизмам возникновения рефлекторны. На это указывал еще И.М. Сеченов. Он называл эмоции рефлексами с усиленным концом.

Человеку, мыслящему или принимающему решение к действию, требуется время, и ответ нуждается в известной отсрочке. Иное дело - эмоции. В зависимости от характера они либо вызывают бурные движения, либо, напротив, угнетает их. В том и другом случае они усиливают завершающую треть рефлекса.

Анализ мимических и пантомимических реакций, которыми сопровождаются разные эмоции, показал, что каждой эмоции свойственны специфические движения лицевой мускулатуры, особое выражение глаз, определенная поза и характерные движения конечностей. Зачатки этих мимических и пантомимических движений можно наблюдать и в животном мире. У человека же они, так же и все другие психические процессы, изменились в процессе общественной истории и под влиянием культуры.

Описанные выше действия обычно относят к эмоциональным реакциям. Эмоциональные реакции - улыбка, смех, плач, взволнованная речь, импульсивные действия или полная неподвижность - обычно характеризуется отчетливой связью с событиями, которые их вызвали.

Эмоциональные реакции во многих случаях помогают определить отношение к происходящему, восстановить справедливость, полнее пережить успехи и неудачи в трудовом и спортивном соревновании. Они содействуют контакту между людьми.

Целый ряд профессий предъявляет к человеку требования умения управлять своими эмоциями и адекватно определять выразительные движения окружающих его людей. Понимание реакций других людей и правильное реагирование на них в условиях совместной деятельности - неотъемлемая часть успешности во многих профессиях. Неспособность договориться, понять другого человека, войти в его положение может привести к полной профессиональной некомпетентности. Умение разбираться в многочисленных нюан-сах эмоциональных проявлений и воспроизводить их необходимо людям, посвятившим себя искусству (актерам, художникам, писателям). Пони-мание и умение воспроизводить - важнейший этап обучения актеров искусству интонаций, мимики, жестов.

Современная практика психологической подготовки людей к различ-ным видам деятельности, их социальное обучение позволяет развить навыки компетентности в общении, важнейшей составляющей которой является восприятие и понимание людьми друг друга.

6. Управление эмоциями

Что помогает людям управлять своими эмоциями и всем ли это легко дается?

Наблюдения показывают, что в зависимости от индивидуальных особенностей человека, как подъем, так и спад чувств может привести к разным результатам.

У одних людей от неудачи или утраты опускаются руки, у других же неудача стимулирует волю к победе и мобилизует физические и духовные силы для достижения поставленной цели.

У одних людей от успехов может закружиться голова, и под влиянием удач они перестают, как следует трудиться и критически относиться к своему труду. У других же, напротив, удача, дающая настроение уверенности и бодрости, вызывает желание работать еще лучше.

Как и все психические процессы, эмоции контролируются сознанием. В переживании каждого чувства присутствует сознание, которое лает оценку происходящему и влияет на протекание самого чувства. Оно может подавить проявление чувств, если диктуется необходимостью, или же, напротив, дать полный простор для их выражения, иначе говоря, управлять ими.

Только при некоторых патологических состояниях, когда ослабевает тормозная функция коры, аффекты, как чрезмерное проявление наших эмоций, выходят из-под контроля сознания. Таковы, например, истерические реакции - чередования смеха с бурным плачем и припадками.

Нормальный же человек не остается во власти своих чувств и настроений, а стремится управлять им, не кичится победами и не падает духом при неудачах, а старается сохранять ровное настроение и трезвое отношение к действительности.

Снятию эмоционального напряжения способствуют:

· сосредоточение внимания на технических деталях задания, тактических приемах, а не на значимости результата;

· снижение значимости предстоящей деятельности, придание событию меньшей ценности или вообще переоценка значи-мости ситуации по типу «не очень-то и хотелось»;

· получение дополнительной информации, снимающей неопределенность ситуации;

· разработка запасной отступной стратегии достижения цели на случай неудачи (например, «если не поступлю в этот институт, то пойду в другой»);

· откладывание на время достижения цели в случае осознания невозможности сделать это при наличных знаниях, средствах и т. п.;

· физическая разрядка (как говорил И. П. Павлов, нужно «страсть вогнать в мыш-цы»); для этого нужно совершить длительную прогулку, заняться какой-нибудь по-лезной физической работой и т. д. Иногда такая разрядка происходит у человека как бы сама собой: при крайнем возбуждении он мечется по комнате, перебирает вещи, рвет что-либо и т. д. Тик (непроизвольное сокращение мышц лица), возникающий у многих в момент волнения, тоже является рефлекторной формой моторной разрядки эмоционального напряжения;

· написание письма, запись в дневнике с изложением ситуации и причины, выз-вавшей эмоциональное напряжение; этот способ больше подходит для людей замк-нутых и скрытных;

· слушание музыки; музыкальной терапией занимались врачи еще в Древней Гре-ции (Гиппократ);

· изображение на лице улыбки в случае негативных переживаний; удерживаемая улыбка улучшает настроение (в соответствии с теорией Джемса-Ланге);

· активизация чувства юмора, так как смех снижает тревожность;

· мышечное расслабление (релаксация), являющееся элементом аутогенной тре-нировки и рекомендуемое для снятия тревоги.

Заключение

Эмоции - психические явления, отражающие в форме переживаний личную значимость и оценку внешних и внутренних ситуаций для жизнедеятельности человека. Эмоции служат для отражения субъективного отношения человека к самому себе и к окружающему его миру.

Эмоции играют важную роль в жизни человека и различным образом влияют на его деятельность.

Эмоции необходимы для выживания и благополучия человека. Не обладая эмоциями, то есть, не умея испытывать радость и печаль, гнев и вину, мы не были бы в полной мере людьми.

Эмоция - это нечто, что переживается как чувство, которое мотивирует, организует и направляет восприятие, мышление и действия.

Эмоция мотивирует. Она мобилизует энергию, и эта энергия в некоторых случаях ощущается субъектом как тенденция к совершению действия. Практически любой человек, взрослея, научается управлять врождённой эмоциональностью, в той или иной степени трансформировать её.

Большинство учёных, как и обычные люди, делят эмоции на: позитивные и негативные. Но, было бы правильнее считать, что существуют эмоции, которые способствуют повышению психологической энтропии, и эмоции, которые, напротив, облегчают конструктивное поведение. Подобный подход позволяет отнести ту или иную эмоцию в разряд позитивных или негативных в зависимости от того, какое воздействие она оказывает на внутриличностные процессы и процессы взаимодействия личности с ближайшим социальным окружением. Эмоции воздействуют на тело и разум человека, они влияют практически на все аспекты его существования. Пульс разгневанного или испуганного человека может на 40-60 ударов в минуту превышать нормальный. Это указывает на то, что в процессе переживания эмоций задействованы практически все нейрофизиологические и соматические системы организма. Эмоция активизирует вегетативную нервную систему, которая в свою очередь воздействует на эндокринную и нервно-гуморальную системы. Разум и тело требуют действия.

8. Список литературы

1. Воронин Л.Г. Физиология высшей нервной деятельности и психология: Учебное пособие./ Под ред. Л.Г. Воронин, В.Н. Колбановский, Р.Д. Маш. - 3-е изд., перераб. - М.: Просвещение, 1984. - 207 с.

2. Немов Р.С.Психология: Учеб. для студ. высш. пед. учеб. заведений: В 2 кн. - Книга 1.Общие основы психологии. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000. - 688с.

3. Общая психология. Учебное пособие для студентов пед. ин-тов./ Под. ред. В.В. Богословского и др.- М.: Просвещение, 1973. - 351с.

4. Психология. Учебник. / Под редакцией А.А. Крылова. - М.: «Проспект», 2000. - 584 с.

5. Психология. Учебник для технических вузов. / Под общ. ред. В.Н. Дружинина. - СПб.: Питер, 2000. - 608 с.

Вербальные и невербальные средства общения

Выражение лица является важнейшим источником информации о человеке, особенно о его чувствах. Именно мимические реакции собеседника свидетельствуют о его эмоциональном отклике, служат в качестве средства регуляции процесса коммуникации...

Виды и функции эмоций

эмоция психологический человек выражение Под эмоциональными выражениями в основном выделяют 6 вид эмоций: 1. Гнев 2. Страх 3. Отвращение 4. Удивление 5. Радость (счастье, веселье) 6. Печаль Гнев - это чувство, которое возникает...

Выявление зависимости типа эмоционального реагирования на стресс от темперамента

Эмоциональная реакция -- это субъективное психическое переживание, которое возникает как ответ субъекта на какой-либо внешний или внутренний раздражитель. Эмоциональная реакция на стресс -- это, соответственно...

Информационное противоборство в конфликте. Психологические войны

Под внешним тайным управлением информационно-психологическими процессами, определяющими облик системы общественных, политических, экономических, духовных отношений геополитического субъекта, понимается деятельность по созданию условий...

Невербальные средства общения в педагогическом процессе

Невербальные средства: жесты, мимика, их функции

Выражение лица -- главный показатель чувств. Легче всего распознаются положительные эмоции -- счастье, любовь и удивление. Трудно воспринимаются, как правило, отрицательные эмоции -- печаль, гнев и отвращение...

Проблема эмоций в отечественной психологии

К эмоциональным процессам относится широкий класс процессов внутренней регуляции деятельности. У человека эмоции порождают переживания удовольствия, неудовольствия, страха, робости и т.п....

Психологическая устойчивость в экстремальных ситуациях

Безусловно, самый простой способ узнать об эмоциональном состоянии другого человека- это спросить его об этом. «Мне весело», «Мне грустно», «Я боюсь» - каждый из нас может облечь в словесную форму свое переживание...

Если обратиться к изобразительному искусству, то здесь всегда существовало традиционное разделение между формой и цветом. Хотя такое разделение может показаться весьма поверхностным и слишком академическим...

Синдром дефицита внимания и гиперактивности у детей младшего школьного возраста

СДВГ -- синдром дефицита внимания и гиперактивности -- доставляет немало проблем не только его обладателю, но и окружающим его людям -- родителям, учителям, воспитателям...

Формы воздействия (влияния) на партнеров общения

Внешнее внушение понимается как психологическое воздействие одного человека (суггестора) на другого (суггерента)...

Чувства и эмоции

Тогда на землю я упал; И в исступлении рыдал; И грыз сырую грудь земли, И слезы, слезы потекли В нее горючею рекой... М.Ю. Лермонтов Переживания эмоциональных состояний -- радости, любви, дружбы, симпатии, благосклонности или боли, горя, страха...

Эмоциональная сфера личности

Долгое время выразительные движения рассматривались лишь как внешнее сопровождение переживания, где само движение выступало как нечто сопроводительное эмоциональным переживаниям...

Часть I
ЭМОЦИИ И ВОЛЯ

Ч. Дарвин. Выражение эмоций у человека и животных

Я описал главные выразительные движения у человека и некоторые выразительные движения у низших животных. Я пытался также объяснить происхождение или развитие этих движений, опираясь на 3 принципа.

• Первый принцип гласит: если движения, полезные для удовлетворения какого-нибудь ощущения, повторяются часто, то они становятся настолько привычными, что выполняются всякий раз, когда мы испытываем то же самое желание или ощущение, хотя бы в очень слабой степени, независимо от того, полезны ли эти движения или нет.
• Второй принцип - это принцип антитезы. Привычка произвольно выполнять противоположные движения под влиянием противоположных импульсов прочно установилась у нас благодаря всей практике нашей жизни. Поэтому, если мы, согласно первому нашему принципу, неизменно выполняем определенные действия при определенном душевном состоянии, то при возникновении противоположного настроения мы должны обнаружить сильную и непроизвольную тенденцию к выполнению прямо противоположных действий независимо от того, полезны ли они или нет.
• Согласно третьему принципу , возбужденная нервная система оказывает непосредственное воздействие на тело независимо от воли и в значительной мере независимо от привычки. Опыт показывает, что нервная сила возникает и освобождается при всяком возбуждении цереброспинальной системы. Направление, по которому распространяется эта нервная сила, определяется по необходимости теми путями, которые связывают нервные клетки друг с другом и с различными частями тела. Но на это направление сильно влияет также и привычка, так как нервная сила легче всего распространяется по привычным путям.

Если движения какого бы то ни было рода неизменно сопровождают какие-либо душевные состояния, мы сразу же усматриваем в них выразительные движения . К ним могут быть отнесены движения какой-либо части тела, например: виляние хвостом у собаки, пожимание плечами у человека, поднятие волос дыбом, выступание пота, изменение капиллярного кровообращения, затрудненное дыхание и голосовые или иные звуки... У человека дыхательные органы имеют особо важное.значение в качестве средства не только прямого, но в еще большей степени косвенного выражения эмоций.

В интересующей нас проблеме найдется немного вопросов, более интересных, чем вопрос о той необыкновенно сложной цепи явлений, которая приводит к некоторым выразительным движениям. Для примера достаточно напомнить о таком движении, как наклонное положение бровей у человека, который страдает от горя или тревоги... Легкие движения... или же такие движения, как едва заметное опускание углов рта, должны рассматриваться как последние следы или остатки более резко выраженных в прошлом движений, имевших понятный Смысл . Для нас эти движения полны значения, как выразительные движения , подобно тому как любые рудиментарные органы полны значения для естествоиспытателя, пытающегося классифицировать и установить генеалогию организмов.

Все признают, что главные выразительные движения , производимые человеком и низшими животными, в настоящее время носят врожденный или наследственный характер; другими словами, этим движениям не обучаются. Некоторые из них так мало зависят от обучения или подражания, что начиная с самых первых дней и на протяжении всей жизни они находятся совершенно вне нашего контроля; сюда относятся, например, такие явления, как ослабление тонуса кожных артерий при покраснении и усиление деятельности сердца при гневе... Одних этих фактов достаточно для доказательства того, что многие из наших наиболее важных выражений не заучены нами; но примечательно при этом то, что некоторые из них, будучи, несомненно, врожденными, начинают выполняться с полнотой и совершенством не сразу, а после определенной индивидуальной практики; таковы, например, плач и смех. Наследственная передача большинства наших выразительных движений объясняет тот факт, что слепорожденные производят их столь же хорошо, как и зрячие... Таким образом, мы можем понять и тот факт, что молодые и старые представители совершенно различных человеческих рас, а также и различных видов животных выражают одинаковые душевные состояния одними и теми же движениями.

Однако если мы обратимся к нашим собственным, не столь обычным телодвижениям, которые мы привыкли считать искусственными или условными, каковы, например, пожимание плечами в знак невозможности что-то сделать или поднимание рук с раскрытыми ладонями и вытянутыми пальцами в знак удивления, то мы, быть может, чересчур поражаемся, когда узнаем, что эти движения врожденны. Мы можем заключить о наследственной передаче этих и некоторых других движений из того, что их производят очень маленькие дети, слепорожденные и представители большей части совершенно различных человеческих рас. Следует таже помнить, что вновь приобретенные и в высшей степени своеобразные ужимки, ассоциированные с определенными душевными состояниями, становятся свойственными, как известно, некоторым лицам, а затем передаются их потомкам и в некоторых случаях даже не одному поколению 1 .

1 Ч. Дарвин не раскрывает причин а условий, в которых происходит наследование выразительных движений. Впрочем, этот вопрос не исследован и до настоящего времени. (Здесь и далее. - Прим. сост.)

Но существуют и такие жесты, которые представляются нам настолько естественными, что мы легко могли бы признать их врожденными, но жесты эти, видимо, были заучены подобно словам языка... Данные относительно наследственной передачи таких движений, как кивок головой и покачивание головой из стороны в сторону, выражающих утверждение и отрицание, сомнительны, ибо эти знаки не всеобщи; однако они распространены настолько, что едва ли были независимо приобретены всеми индивидами столь многочисленных рас.

Перейдем к рассмотрению вопроса, в какой мере воля и сознание участвовали в развитии различных выразительных движений. Насколько мы можем судить, лишь небольшое число выразительных движений, подобных только что упомянутым, заучивается каждым индивидом, т.е. сознательно и произвольно выполняется в ранние годы жизни для определенной цели или в подражание другим, и лишь потом становятся привычными... Тем не менее все движения, объясняемые с точки зрения выдвинутого нами первого принципа, выполнялись некогда произвольно с определенной целью: избавления от опасности, облегчения горя или удовлетворения какого-нибудь желания. Например, едва ли можно сомневаться в том, что животные, прибегающие в драке к помощи зубов, приобрели привычку в состоянии ярости оттягивать уши назад и плотно прижимать их к голове, вследствие того что предки этих животных неизменно делали это, чтобы защитить уши и не дать врагам разорвать их; ведь те животные, которые в драке не пускают в дело зубы, не выражают своей ярости подобным движением. Мы можем сделать весьма правдоподобное заключение, что и сами мы приобрели привычку сокращать мышцы вокруг глаз при тихом и не сопровождаемом громкими звуками плаче вследствие того, что наши предки, особенно в младенчестве, испытывали при крике неприятные ощущения в глазах. Далее, некоторые в высшей степени выразительные движения возникли в результате попытки сдержать другие выразительные движения или воспрепятствовать их обнаружению; так, наклонное положение бровей и опускание углов рта возникает в результате усилия помешать приближающемуся приступу крика или сдержать его, когда он уже наступил. В этом случае совершенно очевидно, что сознание и воля первоначально участвовали в развитии этих движений; но и в этом, и в других подобных случаях мы так же мало сознаем, какие именно мышцы приходят в действие, как и при выполнении самых обыкновенных произвольных движений.

Когда животное взъерошивает шерсть, принимает угрожающую позу и издает свирепые звуки, чтобы испугать врага, мы видим любопытное сочетание движений, которые первоначально были произвольными, с движениями непроизвольными. Впрочем, возможно, что таинственная сила воли могла влиять даже на непроизвольные движения в строгом смысле этого слова, как например, на поднятие волос дыбом.

Способность членов одного и того же племени общаться между собой при помощи языка играла первостепенную роль в развитии человека, а выразительные движения лица и тела оказывали в этом отношении большую помощь языку 1 . Мы убеждаемся в этом сразу, когда разговариваем о важном предмете с человеком, лицо которого замкнуто. Тем не менее, насколько я мог заметить, нет основания полагать, чтобы какие-либо мышцы развились или даже изменились исключительно ради выражения эмоций,.. Я не мог также найти основании для предположения, что какие-либо наследственные движения, служащие теперь способом выражения эмоций, первоначально выполнялись произвольно и сознательно для специальной цели, подобно жестам и языку пальцев, которыми пользуются глухонемые. Напротив, всякое подлинное или наследственное выразительное движение имело, по-видимому, какое-нибудь естественное и не зависящее от специальной цели происхождение. Но будучи однажды приобретены, такие движения могут применяться сознательно и произвольно как средство общения. Даже маленькие дети при внимательном за ними уходе замечают в очень раннем возрасте, что их крик приносит им облегчение, и поэтому скоро начинают прибегать к нему произвольно. Часто можно видеть, как человек произвольно поднимает брови, чтобы выразить удивление, или улыбается, желая выразить притворное удовольствие или согласие. У человека часто возникает желание произвести некоторые телодвижения демонстративно или напоказ, и с этой целью он поднимает вытянутые руки с широко раздвинутыми пальцами над головой, желая выразить удивление, или же поднимает плечи до ушей, стремясь этим показать, что он не может или не хочет что-либо сделать. Склонность к таким движениям усиливается или увеличивается от произвольного или многократного их выполнения; склонность эта может стать наследственной.

1 Ч. Дарвин подробно описывает внешние проявления эмоциональных состояний. Но «языку жестов» он не отводит решающей роли в общении между людьми. выразительные движения он рассматривает как средство, усиливающее и оттеняющее Смысл вербального общения.

Быть может, стоит еще рассмотреть вопрос о том, не приобрели ли широкое распространение те движения, которые первоначально употреблялись только одним или несколькими индивидами для выражения определенного душевного состояния, и не сделались ли они всеобщими благодаря сознательному или бессознательному подражанию. Несомненно, человек очень склонен к подражанию независимо от своей сознательной воли. Эта склонность проявляется самым необыкновенным образом при некоторых мозговых заболеваниях.

В предшествующих замечаниях и во всей этой книге я часто испытывал большие затруднения в вопросе о правильном применении таких терминов, как воля , сознание и намерение. Действия, которые сначала были произвольными, вскоре становятся привычными и, наконец, наследственными; тогда они могут выполняться даже против воли. Хотя они часто обнаруживают душевное состояние, но это не было ни первоначальной целью, ни ожидаемым последствием. Даже фраза: «Некоторые движения служат способом выражения» - может ввести в заблуждение, так как здесь предполагается, что в этом состояла первоначальная цель или сущность движения. А между тем это, кажется, бывало редко или никогда не бывало; движение сначала или приносило прямую пользу, или являлось косвенным последствием возбужденного состояния чувствующих центров. Ребенок может кричать намеренно или инстинктивно, чтобы показать, что ему нужна пища; но у него нет ни желания, ни намерения придавать чертам лица ту своеобразную форму, которая так ярко выражает страдание, и тем не менее некоторые из наиболее характерных человеческих выражений, как было выше объяснено, явились результатом крика.

Хотя большинство наших выразительных движений носит врожденный или инстинктивный характер, в чем все согласны, все же остается неясным вопрос, обладаем ли мы инстинктивной способностью узнавать выразительные движения . Вообще высказывалось предположение, что такая способность существует... Без сомнения, дети скоро начинают понимать выразительные движения старших, подобно тому как животные выучиваются понимать движения человека.

Однако чрезвычайно трудно доказать, что наши дети инстинктивно узнают любое выражение. Я пытался решить этот вопрос, наблюдая своего первого ребенка, который ничему не мог научиться от общения с другими детьми, и я убедился в том, что уже в таком раннем возрасте, когда он еще не мог ничему научиться посредством опыта, он уже стал понимать улыбку, ему приятно было ее видеть, и он отвечал на нее своей улыбкой... Когда ему было 5 месяцев, он, казалось, понимал выражение и интонацию сострадания. Когда ему было 6 месяцев и несколько дней, его няня сделала вид, будто плачет, и я видел, что лицо его мгновенно приняло грустное выражение и углы рта сильно опустились; этот ребенок редко мог видеть другого ребенка плачущим и никогда не видел плачущего взрослого человека, и я сомневаюсь, мог ли он в таком раннем возрасте рассуждать об этом. Поэтому мне кажется, что именно врожденное чувство должно было подсказать ему, что притворный плач его няни выражает горе, которое благодаря инстинкту симпатии вызвало горе у него самого.

Итак, если совершенное незнакомство с деталями не мешает нам верно и быстро узнавать различные выражения, то я не понимаю, каким образом этому незнакомству можно придавать значение доказательства неврожденности наших знаний, как бы смутны и неопределенны они ни были 1 .

Я пытался довольно подробно показать, что все главные выражения, свойственные человеку, одинаковы на всем свете. Этот факт интересен, так как дает новые доказательства в пользу того предположения, что различные расы произошли от одной группы предков, строение тела которых, а в значительной мере также и душевный склад, наверное, были уже почти полностью человеческими еще до того периода, когда расы разъединились одна от другой. Без сомнения, сходное строение, приспособленное для одной и той же цели, часто приобреталось различными видами независимо, благодаря факторам изменчивости и естественному отбору, но этим нельзя объяснить тесное сходство между различными видами в отношении большого числа мелких деталей. Далее, если мы примем во внимание многочисленные особенности строения, не имеющие отношения к выражению и совершенно сходные у всех человеческих рас, и присоединим к ним многочисленные условия (некоторые весьма важные, а некоторые имеющие ничтожное значение), от которых прямо или косвенно зависят выразительные движения , то мне представляется в высшей степени невероятным, чтобы такое большое сходство или, скорее, тождество строения было приобретено независимыми друг от друга способами; а между тем это было бы неизбежно, если бы человеческие расы произошли от нескольких видов, первоначально различавшихся между собой. Гораздо вероятнее, что многие, очень сходные черты у различных рас обусловлены наследственной передачей от одной древней формы, которая уже приобрела человеческие признаки 2 .

1 Мысль Дарвина об узнавании выражения недостаточно логична в доказательстве врожденности узнавания. Но факты, приводимые Дарвином, сохраняют значение научных материалов, ценных для понимания последовательности в развитии способности узнавать выражение лица.
2 Убеждение Дарвина о единстве человеческих рас вновь подтверждается многими приводимыми в работе фактами о выражении эмоций и противостоит различным лженаучным «расовым теориям».

Любопытным, хотя, быть может, и праздным, представляется вопрос о том, как давно в длинном ряду наших предков были последовательно приобретены различные выразительные движения , ныне проявляющиеся у человека... Мы можем с уверенностью полагать, что смех как выражение удовольствия или радости был присущ нашим прародичам задолго до того, как они заслужили имя человека; ибо очень многие породы обезьян издают при удовольствии повторяющийся звук, несомненно, аналогичный нашему смеху, и часто сопровождающийся у них вибрирующими движениями челюстей и губ, причем углы рта оттягиваются назад и вверх, на щеках образуются складки и даже появляется блеск в глазах.

Подобным же образом мы можем заключить, что уже с крайне отдаленных времен страх выражался почти в той же самой форме, как и теперь у человека, а именно: дрожью, поднятием волос дыбом, холодным потом, бледностью, широко открытыми глазами, расслаблением большинства мышц и пониканием или неподвижностью всего тела.

Страдание, если оно было сильным, уже с самого начала должно было вызывать крики или стоны, скорчивание тела и скрежет зубов. Но наши прародичи еще не проявляли тех в высшей степени выразительных движений черт лица, которыми сопровождаются у нас крик и плач, до тех пор, пока их органы кровообращения и дыхания и мышцы, окружающие глаза, не приобрели еще своего нынешнего строения. Слезоотделение возникло, по-видимому, рефлекторным путем вследствие спазматического сокращения век, а быть может, и одновременного наполнения глазных яблок кровью во время крика. Возможно поэтому, что плач возник довольно поздно в истории нашего развития, и этот вывод согласуется с тем фактом, что наши ближайшие предки, человекообразные обезьяны, не плачут. Но в решении этого вопроса мы должны соблюдать осторожность, ибо, поскольку некоторые обезьяны, не находящиеся в близком родстве с человеком, плачут, эта привычка могла развиться очень давно у боковой ветки этой группы, от которой происходит человек. У наших отдаленных предков во время страдания от горя или тревоги брови не принимали наклонного положения и углы рта не оттягивались книзу до той поры, пока они не приобрели привычку сдерживать крики.

Поэтому выражение горя и тревоги в высокой степени присуще человеку.

Уже в очень раннем периоде ярость выражалась угрожающими или неистовыми жестами, покраснением кожи и блеском глаз, но нахмуривания при этом не было. Привычка нахмуриваться была, по-видимому, приобретена главным образом в связи с тем, что мышцы, сморщивающие брови, - это первые мышцы, которые сокращаются вокруг глаз, когда в младенчестве мы испытываем боль, гнев или горе, и, следовательно, здесь мы находим сходство с криком; отчасти нахмуривание возникло в связи с защитной реакцией при затрудненном и пристальном всматривании. Представляется вероятным, что это предохраняющее от света движение стало привычным лишь после того, как человек приобрел совершенно выпрямленное положение, ибо обезьяны при ослепительном свете не хмурятся. Наши отдаленные предки, по-видимому, чаще оскаливали зубы в состоянии ярости, чем это делает человек, даже когда он дает полную волю этому чувству, как это наблюдается у душевнобольных. Мы можем также быть почти уверенными, что наши предки оттопыривали губы, когда были не в духе или раздосадованы, в большей степени, чем это делают наши дети или даже дети ныне существующих диких племен.

Наши ранние предки не сразу научились держать голову прямо, расправлять грудь, выпрямлять плечи и сжимать кулаки, когда они испытывали негодование или бывали слегка сердиты; все они это усвоили после того, как приобрели обычную осанку и позу прямостоящего человека, а также научились драться кулаками и дубинами. До наступления этого периода не получило развития также и то движение, которое представляет собой антитезу вышеописанных: пожимание плечами при невозможности что-то сделать или при готовности терпеть. Судя по действиям обезьян, удивление в ту пору не выражалось широким раскрыванием рта, но глаза уже расширялись и брови изгибались дугой. В очень отдаленные времена отвращение выражалось сокращением мышц вокруг рта, похожим на движение при рвоте, если, разумеется, правилен высказанный мною взгляд на происхождение этого выражения, а именно, что предки наши обладали и пользовались способностью произвольно и быстро извергать из желудка пищу, которая была им противна. И уже в значительно более позднем периоде был приобретен тот весьма утонченный способ выражать презрение или пренебрежение, который проявляется в опускании век или отворачивании глаз и лица в сторону как бы с намерением отчетливо показать, что презираемый человек не заслуживает того, чтобы на него смотрели.

Из всех выражений покраснение от стыда, по-видимому, является наиболее специфической особенностью человека, и притом оно свойственно всем или почти всем человеческим расам независимо от того, заметно ли или незаметно изменение цвета их кожи. Расширение мелких артерий поверхности кожи, от которого зависит покраснение, первоначально было, по-видимому, результатом повышенного внимания к собственной внешности, особенно к лицу; этому способствовало также влияние привычки, наследственности и более легкого протекания нервной силы по привычным путям; впоследствии в силу ассоциации покраснение возникало также под влиянием повышенного внимания не только к собственной внешности, но и к своему нравственному поведению. Едва ли можно сомневаться, что многие животные способны воспринимать и оценивать красивые краски и даже формы, о чем свидетельствуют те старания, с которыми особи одного пола выставляют свою красоту перед другим полом. Но невозможно допустить, чтобы какое-либо животное относилось с повышенным вниманием и чувствительностью к своей внешности, пока его умственные способности не достигли уровня, равного или почти равного способностям человека. Поэтому мы можем заключить, что возникновение способности краснеть от стыда должно быть отнесено к весьма позднему периоду в длинной истории нашего развития.

Только что упомянутые факты... заставляют прийти к выводу, что большинство наших выражений было бы совершенно иным, и не похожим на существующие, если бы строение наших органов дыхания и кровообращения, хотя бы в слабой степени,- отличалось от нынешнего строения этих органов.

выразительные движения лица и тела независимо от их происхождения играют большую и важную роль в нашей жизни. Они служат первым средством общения между матерью и ребенком; мать поощряет ребенка и направляет его на верный путь своей одобрительной улыбкой или хмурится, выражая неодобрение. Мы легко замечаем сочувствие у других по выражению их лица; это умеряет наши страдания и усиливает радости, тем самым укрепляя наши чувства друг к другу. выразительные движения придают живость и энергию нашей речи. Они обнаруживают мысли и намерения других вернее, чем слова, которые могут быть лживы... Свободное выражение эмоций посредством внешних знаков делает более интенсивными эти эмоции . С другой стороны, подавление внешнего проявления наших эмоций, поскольку это оказывается возможным, приводит к их смягчению. Тот, кто дает волю бурным телодвижениям, усиливает свою ярость; тот, кто не сдерживает проявления страха, будет испытывать его в усиленной степени; тот, кто, будучи подавлен горем, остается пассивным, упускает лучший способ восстановить душевное равновесие.

Все эти выводы вытекают, с одной стороны, из факта существования тесной связи между всеми эмоциями и их внешними проявлениями, с другой стороны, из факта непосредственного влияния наших усилий на сердце, а следовательно, и на мозг. Даже когда мы симулируем какую-либо эмоцию, возникает тенденция к ее действительному переживанию.

Мы видели, что изучение теории выражения до некоторой степени подтверждает тот вывод, что человек происходит от какой-то низшей животной формы, а также подкрепляет убеждение в видовом или подвидовом единстве различных рас; впрочем, на-сколько я могу судить, в таком подтверждении едва ли есть надобность. Мы видели также, что само по себе выражение, или, как его иногда называли, язык эмоций, без сомнения, имеет большое значение для благополучия человечества. Мы должны были бы быть очень заинтересованы в том, чтобы понять по возможности источник или происхождение различных выражений, которые мы можем ежечасно видеть на лицах окружающих нас людей, не говоря уже о домашних животных. Все это дает нам основание для вывода, что философия этого вопроса вполне заслуживала того внимания , которое ей уже уделило несколько превосходных наблюдателей, и что этот предмет заслуживает дальнейшего изучения, особенно со стороны какого-нибудь даровитого физиолога.

Дарвин Ч. Соч., М., 1953, т.5, с.909-920

В качестве одного из оснований методологии «становление воителя» используется система К.С. Станиславского. Прежде чем приступить к анализу метода Станиславского, необходимо усвоить основы физиологии высшей нервной деятельности человека. Только этим путем мы можем подойти к уяснению физиологических механизмов, на которых базируется метод.

Психофизиология (психологическая физиология) – научная дисциплина, возникшая на стыке психологии и физиологии, предметом ее изучения являются физиологические основы психической деятельности и поведения человека.

Несмотря на многие достижения психофизиологии, особенно в последние десятилетия, психофизиологический параллелизм как система взглядов не отошел в прошлое. Известно, что выдающиеся физиологи ХХ в. Шерингтон, Эдриан, Пенфилд, Экклс придерживались дуалистического решения психофизиологической проблемы. Согласно их мнению, при изучении нервной деятельности не надо принимать во внимание психические явления, а мозг можно рассматривать как механизм, деятельность определенных частей которого в крайнем случае параллельна разным формам психической деятельности. Целью психофизиологического исследования, согласно их мнению, должно являться выявление закономерностей параллельности протекания психических и физиологических процессов.

Между психикой и мозгом существует тесная и диалектическая взаимосвязь. Воздействуя на мозг, можно изменить и даже уничтожить дух (самосознание) человека, стереть личность, превратив человека в зомби. Сделать это можно химически, используя психоделические вещества (в том числе наркотики), «электрически» (с помощью вживленных электродов); анатомически, прооперировав мозг. В настоящее время с помощью электрических или химических манипуляций с определенными участками головного мозга человека изменяют состояния сознания, вызывая различные ощущения, галлюцинации и эмоции.

Все вышесказанное неопровержимо доказывает прямое подчинение психики внешним физико-химическим воздействиям. Более того, в последнее время все больше и больше накапливается данных о том, что психологические состояния человека тесно связаны с наличием или отсутствием того или иного химического вещества в мозге.

С другой стороны, все, что глубоко затрагивает психику, отражается также и на мозге, и на всем организме. Известно, что горе или сильная депрессия могут привести к телесным (психосоматическим) заболеваниям. Гипноз может вызвать различные соматические расстройства и наоборот, способствовать излечению. Широко известны поразительные эксперименты, которые осуществляют йоги со своим организмом. Более того, такое психокультурное явление, как нарушение «табу», или колдовство у примитивных народов могут вызвать смерть даже у здорового человека. Есть свидетельства, что религиозные чудеса (явления Богоматери, Святых икон и т.п.) способствовали исцелению больных с различной симптоматикой. Интересно, в этой связи, что эффект плацебо, т.е. эффект нейтрального вещества, которое применяется вместо «ультрасовременного» лекарства, действенен для одной трети больных, независимо от их социального статуса, культурного уровня, вероисповедания или национальности.

В целом приведенные выше факты однозначно свидетельствуют о том, что столь тесную взаимосвязь между мозгом и психикой нельзя объяснить с позиций физиологического параллелизма. Важно, однако, подчеркнуть и другое. Отношение психики к мозгу нельзя понимать как отношение продукта к производителю, следствия к причине, поскольку продукт (психика) может и часто очень эффективно воздействует на своего производителя – на мозг. Таким образом, между психикой и мозгом, психическим и физиологическим, по-видимому, существует диалектическая, причинно-следственная связь, еще не получившая полного объяснения.

Исследователи не оставляют попыток проникнуть в суть проблемы, предлагая иногда в высшей степени необычные варианты решения. Например, такие выдающиеся физиологи как Экллс и Барт считают, что мозг не «продуцирует дух», но «обнаруживает его». Получаемая органами чувств информация, «материализуется» в химические субстанции и изменения в состоянии нейронов, которые физически накапливают символические значения чувственных ощущений. Так происходит взаимодействие внешней материальной реальности с духовным субстратом мозга. При этом, однако, возникают новые вопросы: что является «носителем» духа вне мозга, с помощью каких именно рецепторов воспринимается организмом человека внешний «дух» и т.д.

Наряду с такими «экстравагантными» решениями, новые подходы к изучению соотношения физиологического и психологического прорабатываются и в контексте отечественной науки.

Современные варианты решения психофизиологической проблемы можно систематизировать следующим образом:

1. Психическое тождественно физиологическому, представляя собой не что иное, как физиологическую деятельность мозга. В настоящее время эта точка зрения формулируется как тождественность психического не любой физиологической деятельности, но только процессам высшей нервной деятельности. В этой логике психическое выступает как особая сторона, свойство физиологических процессов мозга или процессов высшей нервной деятельности

2. Психическое – это особый (высший) класс или вид нервных процессов, обладающий свойствами, не присущими всем остальным процессам в нервной системе, в том числе процессам высшей нервной деятельности. Психическое – это такие особые (психонервные) процессы, которые связаны с отражением объективной реальности и отличаются субъективным компонентом (наличием внутренних образов и их переживанием).

3. Психическое, хотя и обусловлено физиологической (высшей нервной) деятельностью мозга, тем не менее не тождественно ей. Психическое не сводимо к физиологическому как идеальное к материальному или как социальное к биологическому.

Ни одно из приведенных решений не получило общего признания, и работа в этом направлении продолжается. Наиболее существенные изменения в логике анализа проблемы «мозг-психика» повлекло за собой внедрение в психофизиологию системного подхода.

Мозг как система систем. Широкое внедрение системного подхода в физиологию изменило методологию и логику научных исследований. В настоящее время большинство нейрофизиологов считает, что мозг представляет собой «серхсистему», состоящую из множества систем и сетей взаимосвязанных нервных клеток. Причем выделяется два уровня существования систем (микроуровень и макроуровень) и соответственно два типа систем: микро- и макросистемы.

Микроуровень представляет совокупность популяций нервных клеток, осуществляющих относительно элементарные функции. Примером микросистемы может служить нейронный модуль – вертикально организованная колонка нейронов и их отростков. Одинаковые по своим функциям модули объединяются в макросистемы. Микросистемы сопоставимы с отдельными структурными образованиями мозга. Например, отдельные зоны коры больших полушарий, имеющие разное клеточное строение (цитоархитектонику), представляют разные макросистемы.

Методология системного подхода находит свое отражение в конкретных экспериментальных исследованиях. Соответственно изучаются системы двух типов: микро- и макро-.

В первом случае предметом анализа является интеграция и консолидация систем применительно к нейрональным элементам с учетом специфичности тех функций, которые выполняют нейроны в системном обеспечении поведения и психики.

Во втором случае проводится исследование интегративной деятельности на уровне мозга как целого с учетом топографического фактора, т.е. специфики участия отдельных структур мозга в обеспечении тех или иных психических функций и процессов. Здесь главное место занимает регистрация биоэлектрической активности отдельных структур мозга и оценка взаимодействия активности разных отделов мозга с помощью специальных показателей.

Независимо от того, какой уровень представляет система: микро- или макро-, единым является общий принцип взаимодействия: при объединении (консолидации) элементов в систему возникают качества или свойства, не присущие отдельным элементам. В консолидированной системе изменение одного из элементов влечет за собой изменения всех остальных элементов, а следовательно, и системы в целом.

Системная психофизиология. Итак, в соответствии с одним из главных принципов системного подхода – принципом целостности – свойства целого мозга не сводимы к свойствам отдельных его частей (будь это нейроны, отделы мозга или функциональные системы). В связи с этим встает задача связать отдельные структуры, или элементы, мозга в системные организации и определить новые свойства этих организаций по сравнению с входящими в них структурными компонентами. Таким образом, применение системного подхода диктует необходимость сопоставлять психические явления не с частичными нейрофизиологическими процессами, а с их целостной структурной организацией.

Новое экспериментальное направление – системная психофизиология ставит своей задачей изучение систем и межсистемных отношений, составляющих и обеспечивающих психику и поведение человека. Основная парадигма, в контексте которой ведутся исследования этого направления (причем преимущественно на животных) связана с изучением активного приспособительного поведения, а теория функциональной системы служит их теоретической основой.

Понятие эмоций

Всем нам знакомы физиологические изменения, которыми сопровождаются сильные эмоции – запекшиеся губы, колотящееся сердце, дрожащие ноги. Большинство этих физиологических изменений опосредуется нашим мозгом и может быть измерено и зафиксировано. «Детектор лжи» регистрирует как раз такие изменения в кровяном давлении, влажности кожи, частоте дыхания. Более умеренные эмоции – признательность, симпатия, раздражение – редко сопровождаются столь заметными изменениями, но в организме все-таки что-то происходит. Каждый раз, когда мы что-либо делаем, думаем, чувствуем или вспоминаем, в мозгу и во всей нервной системе происходят физиологические изменения. От нейрона к нейрону передаются импульсы, начинается выделение одних нейромедиаторов, прекращается выделение других.

Но перечисление всех известных клеточных и механических явлений на языке нейробиологии не может адекватно передать того, что мы чувствуем. Не существует абсолютно точного соответствия между изменениями в нервной системе и теми состояниями, которые мы испытываем и описываем как «эмоции». И тем не менее, мы чувствуем страх, восторг или грусть потому, что в динамических системах мозга происходят нервные процессы, регулирующие эмоции.

Хотя мы в состоянии обсуждать эмоции и можем быть абсолютно уверены в том, что понимаем друг друга, когда описываем, например, страх, ученые до сих пор не смогли выработать достаточно четкого определения эмоции – такого, которое не содержало бы субъективных понятий и не сводилось к перечислению признаков. Поэтому вместо попыток дать определение мы будем в своих рассуждениях исходить из общего понимания того, что испытывают люди, когда говорят: «я очень зол», «мне грустно» или «я счастлив».

Американский психолог Уильям Джеймс – создатель одной из первых теорий, в которых субъективный эмоциональный опыт соотносится с физиологическими функциями, – описывал огромную роль эмоций в жизни человека следующими словами: «Представьте себе, если это возможно, что вы внезапно лишились всех эмоций, которыми наполняет вас окружающий мир, и попытайтесь вообразить этот мир таким, каков он сам по себе, без вашей благоприятной или неблагоприятной оценки, без внушаемых им надежд или опасений. Такого рода отчужденное и безжизненное представление будет для вас почти невозможным. Ведь в нем ни одна часть Вселенной не должна иметь большего значения, чем какая-либо другая, и вся совокупность вещей и событий не будет иметь смысла, характера, выражения или перспективы. Все ценное, интересное и важное, что каждый из нас находит в своем мире, – все это чистый продукт созерцающей личности».

Работы Джеймса, проведенные в конце XIX века, вместе с учением Зигмунда Фрейда и некоторыми другими теориями, относящимися к XX веку, послужили фундаментом для современных исследований мозга и эмоций.

Эмоция – особая форма психического отражения, которая в форме непосредственного переживания отражает не объективные явления, а субъективное к ним отношение. Особенность эмоций состоит в том, что они отражают значимость объектов и ситуаций, действующих на субъект, обусловленную отношением их объективных свойств к потребностям субъекта. Эмоции выполняют функции связи между действительностью и потребностями.

Эмоции охватывают широкий круг явлений. По поводу того, какие субъективные переживания следует называть эмоциями, существует несколько точек зрения. Приведем три из них.

Так, П.Милнер считает, что хотя и принято отличать эмоции (гнев, страх, радость и т.п.) от так называемых общих ощущений (голода, жажды и т.д.), тем не менее, они обнаруживают много общего и их разделение достаточно условно. Одной из причин их различения является разная степень связи субъективных переживаний с возбуждением рецепторов. Так, переживание жары, боли субъективно связывается с возбуждением определенных рецепторов (температурных, болевых). На этом основании подобные состояния обычно и обозначаются как ощущения. Состояние же страха, гнева трудно связать с возбуждением рецепторов, поэтому они обозначаются как эмоции. Другая причина, по которой эмоции противопоставляются общим ощущениям, состоит в нерегулярном их возникновении. Эмоции часто возникают спонтанно и зависят от случайных внешних факторов, тогда как голод, жажда, половое влечение возникают с определенными интервалами. Однако и эмоции, и общие ощущения возникают в составе мотивации как отражение определенного состояния внутренней среды, через возбуждение соответствующих рецепторов. Поэтому их различие условно и определяется особенностями изменения внутренней среды.

Вместе с тем существует и иная точка зрения. Так, П.Фресс считает, что, хотя и существует единый континуум внутренних переживаний – от слабых чувств к сильным, только сильные переживания могут быть названы эмоциями. Их отличительной чертой является дезорганизующее влияние на текущую деятельность. Именно эти сильные чувства и обозначаются как эмоции. Эмоции развиваются, когда мотивация становится слишком сильной по сравнению с реальными возможностями субъекта. Их появление ведет к снижению уровня адаптации. Согласно этой точке зрения эмоции – это страх, гнев, горе, иногда радость, особенно чрезмерная радость. Например, радость может стать эмоцией, когда из-за ее интенсивности мы теряем контроль над собственными реакциями: свидетельством тому являются возбуждение, бессвязная речь и даже безудержный смех. Такое сужение понятия эмоции отвечает представлению, выраженному в активационной теории Д.Линдсли, согласно которой эмоции соответствуют локальному участку на верху шкалы активации с наиболее высоким ее уровнем. Их появление сопровождается ухудшением выполняемой деятельности.

Не все субъективные переживания относятся к эмоциям и по классификации эмоциональных явлений А.Н.Леонтьева. Он различает три вида эмоциональных процессов: аффекты, собственно эмоции и чувства. Аффекты – это сильные и относительно кратковременные эмоциональные переживания, сопровождающиеся резко выраженными двигательными и висцеральными проявлениями. У человека аффекты вызываются как биологически значимыми факторами, затрагивающими его физическое существование, так и социальными, например, социальными оценками, санкциями. Отличительной особенностью аффектов является то, что они возникают в ответ на уже фактически наступившую ситуацию. В отличие от аффектов собственно эмоции представляют собой более длительное состояние, иногда лишь слабо проявляющееся во внешнем поведении. Они выражают оценочное личностное отношение к складывающейся или возможной ситуации. Поэтому они способны, в отличие от аффектов, предвосхищать ситуации и события, которые реально еще не наступили. Они возникают на основе представлений о пережитых или воображаемых ситуациях. Третий вид эмоциональных процессов – это так называемые предметные чувства. Они возникают, как специфическое обобщение эмоций и связаны с представлением или идеей о некотором объекте – конкретном или отвлеченном (например, чувство любви к человеку, ненависти и т.д.). Предметные чувства выражают устойчивые эмоциональные отношения.

Таким образом, наименее ясным остается вопрос о взаимоотношении эмоций как более узкого класса явлений, характеризующихся яркостью субъективных переживаний, с теми переживаниями, эмоциональная насыщенность которых менее выражена. Последние характерны для очень широкого класса состояний человека. Например, это переживания усталости, скуки, голода и т.д. Существуют ли эти две группы переживания раздельно, или же для них имеется общий, единый нейрофизиологический механизм?

Ряд экспериментальных данных, полученных методами психосемантики, скорее говорят в пользу последнего предположения.

Эмоции (emotion – волнение, возбуждение) – субъективные состояния человека и животных, возникающие в ответ на воздействие внешних и внутренних раздражителей и проявляющиеся в форме непосредственных переживаний (удовольствия или неудовольствия, радости, страха, гнева и т.д.). Как правило, эмоции возникают за счет первичной активации специализированных (эмоциогенных) структур мозга. Возбуждение одних структур (естественным путем или с помощью прямого электрического раздражения) вызывает появление положительного эмоционального состояния (положительные эмоции), которые организм стремится усилить, продлить или повторить. Активация других структур сопровождается появлением отрицательного эмоционального состояния (отрицательные эмоции), которое организм стремится устранить или ослабить. Биологическое значение эмоций определяется их оценочной функцией, вследствие которой организм стремится заблаговременно и быстро реагировать на изменения окружающей среды, мобилизовать энергетические ресурсы, необходимые для действий, направленных на удовлетворение непосредственных потребностей.

Эмоции лежат в основе процесса приобретения индивидуального жизненного опыта (обучения). Выполняя функции отрицательного или положительного подкрепления, эмоции способствуют выработке, закреплению и сохранению биологически целесообразных форм поведения или же устранению реакций, утративших свое биологическое значение. Таким образом, эмоции служат средством повышения надежности и расширения приспособительных возможностей организма, а также одним из главных механизмов внутренней регуляции психической деятельности и поведения, направленных на удовлетворение потребностей организма.

Эмоции человека в основном социально детерминированы. Они, так же как и поступки человека, обусловливаются нормами морали и права, присущими каждой общественно-экономической формации. Поэтому высшие формы эмоций возникают на основе социальных (нравственных) и духовных (эстетических, интеллектуальных) потребностей.

Согласно теории функциональных систем П.К. Анохина, эмоции являются компонентом различных стадий системной организации целенаправленных поведенческих актов различной степени сложности. Выраженность эмоций на различных стадиях целенаправленных поведенческих актов индивидуальна у различных субъектов и зависит от биологической и социальной значимости поведенческого акта. Степени его автоматизации, наличия препятствий к достижению цели и т.д.

Возникновение любой потребности человека всегда сопутствует чувство неудовлетворенности, которое усиливается при всякой неудачной попытке удовлетворения потребности, т.е. когда результат совершённого действия не соответствует поставленной цели. Биологический смысл отрицательных эмоций, сопровождающих неудовлетворенные потребности, состоят в том, что они побуждают организм к преодолению препятствий, мешающих удовлетворению существующих потребностей. Удовлетворение потребности приводит к возникновению другого крайнего состояния организма – положительной эмоции. Субъективно оно сопровождается ощущениями удовлетворенности, наслаждения, радости. Положительные эмоции несут элемент «награды» за успехи деятельности, направленной на удовлетворение жизненно важных потребностей человека.

Положительные эмоции также позволяют организму быстро оценить удовлетворение потребности. Они связаны с механизмами сенсорного насыщения, широко представленного в процессах удовлетворения половых, питьевых, пищевых и других потребностей. При этом по мере обучения и неоднократного удовлетворения однотипных потребностей человек приобретает способность руководствоваться для достижения цели не только отрицательными эмоциями, но и представлениями о тех положительных эмоциях, которые его ожидают при удовлетворении потребностей, т.е. опыт позволяет предвидеть положительные эмоции.

В эволюционном аспекте истоком эмоций можно считать первичные формы раздражимости и таксисы. Однако истинные эмоции связаны с развитием специальных структур мозга, в первую очередь лимбических образований, благодаря которым произошел переход активного характера поведения животных на качественно новый уровень. Мозг приобрел способность использовать субъективные переживания собственного состояния в качестве побудительной и движущей силы поведения.

Не все субъективные переживания относятся к эмоциям. Различают три вида эмоциональных процессов: аффекты, собственно эмоции и чувства.

Аффекты – это сильные и относительно кратковременные эмоциональные переживания, сопровождающиеся резко выраженными двигательными и висцеральными проявлениями. У человека аффекты вызываются как биологически значимыми факторами, затрагивающими его физическое существование, так и социальными, например, социальными оценками, санкциями. Отличительной особенностью аффектов является то, что они возникают в ответ на уже фактически наступившую ситуацию.

В отличие от аффектов собственно эмоции представляют собой более длительное состояние, иногда лишь слабо проявляющееся во внешнем поведении. Они выражают оценочное личностное отношение к складывающейся или возможной ситуации. Поэтому они способны, в отличие от аффектов, предвосхищать ситуации и события, которые реально еще не наступили. Они возникают на основе представлений о пережитых или воображаемых ситуациях.

Третий вид эмоциональных процессов – это так называемые предметные чувства. Они возникают, как специфическое обобщение эмоций и связаны с представлением или идеей о некотором объекте – конкретном или отвлеченном (например, чувство любви к человеку, чувство ненависти и т.д.). Предметные чувства выражают устойчивые эмоциональные отношения.

Чувство – высшая, культурно-обусловленная эмоция человека, связанная с некоторым социальным объектом. Это устойчивые психические состояния, имеющие четко выраженный предметный характер. Они выражают устойчивое отношение к каким-либо конкретным объектам (реальным или воображаемым). Конкретная отнесенность чувства проявляется в том, что человек не может переживать чувство вообще, безотносительно, а только к кому-нибудь или к чему-нибудь. Например, человек не в состоянии испытывать чувство любви, если у него нет объекта привязанности или поклонения.

Настроение – это эмоциональное хроническое состояние, окрашивающее все поведение человека, связанное со слабо выраженными положительными или отрицательными эмоциями и существующее в течение длительного времени.

Страсть – сильно выраженная увлеченность человека кем-либо или чем-либо, сопровождающаяся глубокими эмоциональными переживаниями, связанными с соответствующими объектами. Страсти, в отличие от аффектов, – более длительные состояния. Они – реакция не только на события свершившиеся, но и на вероятные и вспоминаемые. Если аффекты возникают к концу действия и отражают суммарную итоговую оценку ситуации, то страсти смещаются к началу действия и предвосхищают результат. Они носят опере-жающий характер, отражая события в форме обобщенной субъективной оценки.

Стресс – это такое состояние душевного (эмоционального) и поведенческого расстройства, связанное с неспособностью человека целесообразно и разумно действовать в сложившейся ситуации, которое вызывается неожиданной и напряженной обстановкой.

Стресс есть неспецифический ответ организма на любое предъявленное ему требование. С какой бы трудностью ни столкнулся организм, с ней можно справиться с помощью двух типов основных реакций:

• активной (борьба или бегство, нападение или бегство);
• пассивной (готовность терпеть, подавляя отрицательные эмоции).

Механизм стрессовой реакции заключается в активации организма, готовности к нервному и физическому напряжению и требует значительных энергозатрат. Когда механизм общего адаптационного синдрома нарушается, появляются психосоматические расстройства, что во многом проясняет взаимоотношения между психофизиологией и патологией стресса. Так, в Чечне был случай госпитализации 86 детей с симптомами отравления. Как выяснилось в результате медицинских исследований, симптомы были вызваны психогенным фактором, т.е. длительным воздействием угрозы для жизни.

На длительный стресс в организме в первую очередь откликается «стрессовая цепочка»: гипоталамус – гипофиз – миндалевидное тело - чревный нерв – надпочечники – половые органы – желчный пузырь. В патологический процесс вовлекается вся центральная нервная система, а через нее – практически все внутренние органы. Стресс играет важную роль в повышении кровяного давления, сердечных приступов, язвы желудка и 12-перстной кишки (стрессовые язвы) и различных душевных расстройств. Возникают так называемые психосоматические нарушения.

Очевидно, что сам по себе ни один из этих критериев (признаков) не может быть принят как единственный, так как эмоциональные явления многомерны и характеризуются одновременно многими параметрами. Эмоции представляют собой системные явления и как таковые обладают системными качествами. Выделение этих качеств, их объективизация позволит построить непротиворечивую классификацию эмоций. Можно допустить, например, что каждая эмоция как система может быть охарактеризована по многим осям (векторам) в соответствии с принципом многомерного шкалирования, разработанным Е.Н. Соколовым и Ч.А. Измайловым.

Внешнее выражение эмоций

Эмоции – внутренние психические субъективные состояния, характеризующиеся специфичным для них ярким телесным выражением, которое проявляется в сосудистых реакциях, в изменениях дыхания и кровообращения (в связи с этим в побледнении или покраснении лица), в своеобразной мимике и жестах, в интонационных особенностях речи и т. д.

Изменение дыхания при эмоциях. Многие эмоции связаны с усилением мышечной деятельности и повышением голоса. Этим объясняется большая роль, которую играют в эмоциях дыхательные движения, выполняющие, как известно, двойную функцию: 1) усиление газообмена и обеспечение необходимого для повышенной мускульной работы кислорода и 2) пропускание воздуха через голосовую щель и обеспечение требуемой вибрации голосовых связок.

Дыхательные движения при эмоциях претерпевают характерные для различных эмоциональных состояний изменения своей скорости и амплитуды. По данным ученых эти изменения следующие: при удовольствии наблюдается увеличение как частоты, так и амплитуды дыхания; при неудовольствии – уменьшение того и другого; при возбуждении – дыхательные движения становятся частыми и глубокими; при напряжении – замедленными и слабыми; в состоянии тревоги – убыстренными и слабыми; при неожиданном удивлении – мгновенно становятся частыми при сохранении нормальной амплитуды; при страхе – резкое замедление дыхания и т.д.

Показательным при эмоциях является также соотношение между продолжительностью вдоха и выдоха. Штерринг (1906) определял это отношение путем деления времени вдоха на время всего цикла (состоящего из вдоха и выдоха) и получил следующие данные, показывающие значительное увеличение при эмоциональных состояниях продолжительности вдоха по сравнению с продолжительностью выдоха:

при покое – 0,43
при возбуждении – 0,60
при удивлении – 0,71
при внезапном испуге – 0,75

Значение этих данных для характеристики эмоциональных процессов подчеркивается тем, что при сосредоточенной умственной работе, лишенной эмоционального возбуждения, соответствующий коэффициент составляет всего 0,30 и обнаруживает тенденцию к еще большему уменьшению по мере увеличения сосредоточенности, т.е. свидетельствует о резком преобладании продолжительности выдоха.

Типичные для соответствующих эмоций изменения частоты амплитуды дыхательных движений приобретают в процессе практической деятельности устойчивый характер, являясь фактором, обеспечивающим требуемую эффективность этой деятельности. Они наступают не только при непосредственном выполнении деятельности, но и при эмоциональном воспоминании о ней. Опыты над спортсменами показывают, что при воспоминании о трудных и важных физических упражнениях их дыхание приобретает те же особенности, которыми оно отличалось при непосредственном выполнении упражнений. Это свидетельствует о том, что изменения дыхания, а также вазомоторные реакции органически входят в эмоциональную память.

Изменения кровообращения при эмоциях. Эти изменения характеризуются частотой и силой пульса, величиной кровяного давления, расширением и сужением кровеносных сосудов. В результате этих изменений убыстряется или замедляется ток крови и соответственно наблюдается приток крови к одним и ее отток от других органов и частей тела. Как указывалось выше, скорость сердечных сокращений регулируется вегетативными импульсами, а также изменяется под влиянием адреналина. В спокойном состоянии частота пульса составляет 60–70 ударов в минуту. При испуге происходит мгновенное ускорение до 80–90 ударов. При возбуждении и напряженном ожидании (на старте) частота пульса повышается на 15–16 ударов в минуту. Вообще возбуждение ускоряет кровообращение.

Соответственные изменения наблюдаются в величине кровяного давления. При испуге систолическое кровяное давление повышается. Это повышение наблюдается также при мысли о возможной боли: у некоторых лиц оно обнаруживается, как только зубной врач входит в комнату и подходит к больному. Повышение кровяного давления перед первым экзаменационным днем иногда составляет 15–30 мм сверх нормы.

Все эти изменения связаны с потребностями организма в лучшем выполнении соответствующей деятельности: при внезапном, испуге они приводят к быстрому и лучшему кровоснабжению мышц, которым предстоит работа (это находит свое выражение в увеличении объема рук благодаря притоку к ним крови); в ожидании экзамена – к улучшению кровоснабжения мозга и т.п.

Мимические выразительные движения. Человек обладает сложной мускулатурой лица, которая в своей значительной части выполняет только функцию мимических движений в соответствии с характером испытываемых человеком эмоциональных состояний. С помощью мимики, т.е. координированных движений глаз, бровей, губ, носа и т.д., человек выражает самые сложные и разнообразные эмоциональные состояния: слегка открытый рот с опусканием его углов выражает печаль; вытянутые в стороны губы с поднятием углов рта кверху – удовольствие; поднятые брови – удивление; сильное и внезапное поднятие бровей – изумление; оскал зубов – раздражение и гнев; подъем верхней губы с характерным расширением ноздрей носа – отвращение; полузакрытые глаза – безразличие; плотно сжатые губы – решимость и т.д. Мимика лица способна выразить очень тонкие оттенки смущения, гнева, оскорбления, любви, пренебрежения, уважения и т. д. Большое значение при этом имеет выражение глаз.

Ч. Дарвин считал, что у животных предков человека эти выразительные движения имели практическое значение, помогая в борьбе за существование: оскал зубов и сопровождающее его рычание устрашало врага; поза и мимика смирения снижала его агрессивность; мимика удивления облегчала ориентировочный рефлекс и т д. У человека же эти мимические движения утратили свое непосредственное жизненно практическое значение и остались всего лишь в виде простых пережитков.

Однако значительное количество мимических выразительных движений появилось и усовершенствовалось у человека уже в процессе его исторического развития, например мимические движения, связанные с интеллектуальными, эстетическими и нравственными эмоциями. Они не являются врожденными, а усваиваются человеком путем подражания в процессе общения с другими людьми и воспитания. Для понимания этих выразительных движений у других людей необходимо иметь как соответствующий личный эмоциональный опыт, так и знакомство с общечеловеческим опытом, нашедшим свое выражение во взаимоотношениях людей в быту или отраженным в произведениях искусства. Так мимика презрения совершенно не воспринимается и не понимается детьми в возрасте 3-5 лет; мимика внутреннего, духовного страдания становится понятной в 5-6 лет, мимика интеллектуального удивления - в 10 лет и т.д. Все это говорит о большой роли, которую играют мимические выразительные движения в воспитании эмоций.

Выражение эмоций в речевой интонации. Поскольку речь играет огромную роль в жизни человека, большое значение во взаимоотношениях людей приобрело выражение эмоций с помощью повышения, или понижения, или ослабления голоса. При этом методика и динамика речи может иметь выразительное значение безотносительно и даже в противоречии со смыслом и содержанием произносимых слов.

Выразительное значение имеют также и тембр голоса, темп речи и ее ритмическое (акцентное) членение с помощью пауз и логического ударения. Слова, произносимые на одной и той же высоте звука, делают речь монотонной и лишенной выразительности. Наоборот, значительная звуковысотная модуляция голоса (у некоторых артистов она превышает две октавы) делает речь человека весьма выразительной в эмоциональном отношении.

Эмоциональная выразительность речи играет огромную роль в общении людей. Совокупным действием всех указанных средств человек только с помощью одного своего голоса может выражать самые сложные и тонкие эмоции – иронию, ласку, сарказм, боязнь, решимость, просьбу, страдание, восторг и т.д.

Стенические и астенические эмоции

По тому влиянию, которое оказывают эмоции на жизненные процессы в организме и на деятельность человека, различают активные, или стенические, и пассивные, или астенические эмоции.

Стенические эмоции повышают жизнедеятельность организма; астенические эмоции, наоборот, угнетают и подавляют все жизненные процессы в организме.

Примером стенических эмоций может быть чувство радости. У человека, испытывающего радость, происходит значительное расширение мелких кровеносных сосудов, в связи с чем улучшается и усиливается питание всех жизненно важных органов, особенно мозга. Такой человек не чувствует утомления, наоборот, испытывает сильную потребность в действиях и движениях. В состоянии радости человек обычно много жестикулирует, прыгает, пляшет, бьет в ладоши, издает радостные крики, громко смеется, совершает другие быстрые и энергичные движения. Повышенная двигательная активность связана у него с ощущением силы, он чувствует себя легко, бодро. Приток крови к мозгу облегчает его умственную и физическую деятельность: он много и оживленно говорит, быстро соображает, продуктивно работает, в его сознании возникают оригинальные мысли и яркие образы. Усиливается приток крови и к периферическим органам – кожа краснеет, становится гладкой и блестящей, повышается температура тела, глаза блестят, лицо становится оживленным, сияющим: одновременно повышается деятельность органов внешней секреции – на глазах появляются слезы, во рту увеличивается выделение слюны. Значительно улучшается деятельность органов питания: систематически испытывающий чувство радости человек полнеет, становится упитанным, приобретает энергичный, юный, цветущий вид.

Примером астенической эмоции может быть противоположное радости чувство печали. В состоянии печали, благодаря деятельности вазомоторного аппарата, кровеносные сосуды сокращаются и возникает известная анемия кожи, внутренних органов и, главное, мозга. Лицо становится бледным, удлиняется, вытягивается, теряет свою полноту, приобретает резко выраженные заостренные черты, снижается температура кожи, появляется ощущение холода и даже озноба. В связи с замедлением кровообращения возникает затрудненное дыхание, одышка. Пониженное питание мозга вызывает снижение деятельности произвольного двигательного аппарата: движения становятся медленными, вялыми, совершаются с трудом и неохотно, вследствие чего уменьшается продуктивность работы; походка становится медленной, человек не идет, а как бы «плетется». Резко снижается мышечный тонус: человек чувствует себя вялым, расслабленным, спина у него согнута, голова и руки опущены, нижняя челюсть иногда отвисает; голос становится слабым, беззвучным; появляется чувство сильной усталости, невозможности удержаться на ногах, стремление обо что-нибудь опереться. Анемия мозга приводит к снижению умственной работоспособности, мышление становится вялым, заторможенным («неподвижным»), человек испытывает сильное нерасположение к умственной деятельности. Длительное, систематическое чувство печали приводит к снижению всех жизненных процессов в организме, к нарушению питания внутренних органов и кожи: человек худеет, кожа его сморщивается, волосы быстро седеют, он выглядит не по возрасту рано постаревшим.

Стенические и астенические эмоции играют большую роль в спортивной деятельности. Первые наблюдаются при правильной тренировке и особенно при наличии у спортсмена «спортивной формы». Благодаря им спортсмен испытывает подъем всех жизненных сил, стремление к победе, к преодолению препятствий, чувство эмоционального возбуждения, получившего характерное название «спортивной злости».

Астенические эмоции возникают при перетренировке, когда спортсмен чувствует вялость, упадок сил, нежелание тренироваться, а иногда и неудовлетворение данным видом спорта. Если эти астенические эмоции становятся стойкими, они приводят спортсмена к отказу от спортивной деятельности. Это говорит о необходимости тщательно учитывать эмоциональные состояния в процессе спортивной деятельности, своевременно принимать необходимые меры к созданию таких условий тренировки, которые поддерживали бы стенические эмоции.

Виды эмоций

В зависимости от субъективной ценности переживаний Б.И. Додонова выделяет следующие виды эмоций.

Альтруистические – переживания, возникающие на основе потребностей в содействии, помощи другим людям: желание принести другим людям радость и счастья, чувство тревоги за свою судьбу, сопереживания, чувство надежности, преданности, сочувствия.

Коммуникативные – возникают на основании потребности в общении: желание общаться, делиться мыслями и переживаниями, чувство симпатии, привязанность, чувство уважения к кому-то, чувство признательности, желание заслужить одобрение от близких и уважаемых людей.

Глоричные – связаны с потребностью в самоутверждения, славе: стремление завоевать признание, уважение, чувство самовлюбленности и желание взять реванш, чувство гордости, преимущества, удовлетворение тем, что произошел рост, повышенная ценность своей личности.

Практические – определяются успешностью или неуспешности деятельности, трудностями ее осуществления и завершения: желание достичь успеха в работе, чувство напряжения, увлеченность работой, приятная усталость, приятное удовольствие от результатов своего труда.

Романтические – проявляются в стремлении ко всему необычному, тайного: ожидание чего-то необычного и очень хорошего, светлого; волнующе чувства восприятия измененного окружающей среды: все кажется другим, необычным, наполненным особой значимости, таинственности.

Гностичные – связаны с потребностью в познавательной и духовной гармонии: стремление познать суть явлений, чувство удивления или непонимания, колебания; чувство ясности или неясности мысли; безудержное стремление преодолеть противоречия в своих суждениях и все систематизировать; чувство близости решения проблемы; радость открытия истины.

Эстетические – связанные с лирическими переживаниями: потребность в красоте, чувство изящного, возвышенного и величественного; наслаждение звуками, чувство волнующего драматизма, светлого, поэтического наблюдательного состояния; чувство духовного роста; чувство родного, близкого, воспоминаний о прошлом, горько-приятное чувство одиночества.

Гедоничные – связанные с удовлетворением потребности в телесном и духовном комфорте: наслаждение приятными духовными и физическими ощущениями от знаний, вкусной пищи, тепла, солнца и т.п.; чувство беззаботности, покоя, изнеможения чувство веселья; приятное бездумное возбуждение.

Акизитивные – возникают в связи с интересом к накоплению, коллекционированию; стремление накопления, радость в связи с увеличением накоплений; приятное чувство от созерцания своих собраний.

Мобилизационные – происходят от потребности в преодолении опасности, интереса к борьбе: потребность в острых ощущениях, увлечение риском, чувство спортивного азарта, решительность, спортивная злость, чувство сильного волевого и эмоционального напряжения, мобилизация своих физических и умственных способностей.

Другие классификации эмоций и чувств. Переживания человека очень разнообразны, их разделяют на виды по содержанию, характеру отношения к объективной действительности, которое в них оказывается, по степени их развития, силой и особенностями их проявления. Согласно этому всю разнообразие человеческих переживаний можно разделить на две группы. К первой относятся те, которые являются отражением ситуативного отношение человека к определенным объектам, ко второй – те, в которых оказывается устойчивое и обобщенное отношение к ним. Первая группа переживаний называется эмоциями, вторая – чувствами.

Эмоции делятся на простые, которые являются непосредственным отражением взаимоотношений человека с теми или другими объектами, и сложные, в которых это отображение имеет опосредованный характер. По силе, характеру проявления и устойчивости от эмоций отличаются аффекты и настроения.

Простые эмоции . Вызываемых непосредственно действием на организм тех или иных объектов, связанных с удовлетворением его первичных потребностей. Цвета, запахи, вкусы и т.д. бывают приятные или неприятные, могут вызывать удовлетворения или неудовлетворения. Эмоции, непосредственно связанные с чувствами, называются эмоциональным тоном ощущений. Он возникает, в частности, во время восприятия объектов, связанных с удовлетворением первичных потребностей человека. Переживание удовольствия и неудовольствия, приятного и неприятного являются основными качествами элементарных эмоций. Будучи полярными, они проявляются в жизни человека как единство противоположностей. Эмоциональный тон ощущений и восприятий играет важную роль в деятельности человека. Он регулирует его действия, побуждая искать одни объекты и избегать, отказываться, защищаться от других.

Сложные эмоции . В процессе жизни и деятельности человека элементарные переживания его превращаются в сложные эмоции, связанные с пониманием их объектов, осознанием их жизненного значения.

К сложным эмоциям принадлежат интерес, удивление, радость, страдание, горе, депрессия, гнев, отвращение, презрение, неприязнь, страх, тревога, стыд и т.п. К. Изард называет их «фундаментальными эмоциями», которые имеют свой спектр психологических характеристик и внешних проявлений.

Интерес и любопытство. Интерес – форма проявления познавательной потребности, обеспечивающая направленность личности на осознание целей деятельности и этим способствующая ориентировке, ознакомлению с новыми фактами, лучшему отражению действительности. Субъективно обнаруживается в эмоциональном тоне, который приобретает процесс познания, во внимании к объекту интереса. Удовлетворение интереса не ведет к его угасанию, а вызывает новые интересы, отвечающие более высокому уровню познавательной деятельности.

Интерес рассматривается как одна из фундаментальных естественных эмоций и считается доминирующей среди всех эмоций нормального здорового человека. Считается, что именно интерес вместе с познавательными структурами и ориентациями направляет познания и действия. Исключения возникают тогда, когда в сознании доминируют негативные эмоции. С неврологического взгляда интерес активизируется нарастанием градиента – возбуждения нейронов.

Интерес в динамике развития может превратиться в склонность как проявление потребности в осуществлении деятельности, вызывающей интерес. Различают интерес непосредственный, вызываемый привлекательностью объекта, и интерес, опосредованный к объекту как средству достижения целей деятельности. Устойчивость интереса выражается в длительности его сохранения и его интенсивности. Об устойчивости интереса свидетельствует преодоление трудностей в осуществлении деятельности, которая сама по себе интереса не вызывает, но является условием осуществления интересующей деятельности. Оценка широты или узости интереса определяется его содержательностью и значимостью для личности.

На сознательном уровне ключевыми детерминантами интереса являются новизна, изменения окружающей среды. Источником таких изменений и новизны могут быть не только окружающая среда, но и воображение, память, мышление. Заинтересованный человек интенсивно всматривается, прислушивается. Феноменология интереса характеризуется также высокой степенью удовлетворения, уверенности в себе и умеренными импульсивностью и напряжением. Эмоция радости часто сопровождает интерес. Он способствует развитию умений и интеллекта, играет важную роль в общественной жизни и поддержании межличностных отношений.

Новизна является естественным возбудителем интереса. Поддерживаемое интересом развитие перцептивной-когнитивной и моторной активности начинается уже у новорожденных. Интерес способствует интеллектуальной, эстетической и другим видам творческой деятельности.

Эмоция интереса сыграла важную роль в эволюции человека, выполняя разнообразные адаптивные функции на протяжении всей истории его существования. Интерес к неизвестному составляет основу исследовательской, познавательной деятельности и имеет важное значение для процессов внимания, памяти и научения. Эмоция интереса играет важную роль в мотивации успеха. Интерес необходим также для развития навыков, именно он мотивирует деятельность человека, направленную на совершенствование врожденных способностей.

Любопытство – по определению Мак-Даугалла – инстинкт, или врожденная психофизиологическая предрасположенность, определяющая то, что человек, обладающий ею, воспринимает, обращает внимание на предметы определенного класса, то, что он испытывает эмоциональное возбуждение определенного свойства при восприятии такого предмета, и то, что он действует в отношении этого предмета особым образом или хотя бы испытывает толчок к такому действию. Мак-Даугалл считал эмоциональный компонент инстинктов ядром мотивации. Он определил инстинкт любопытства и связанную с ним эмоцию удивления как один из основных инстинктивных процессов человека.

Мак-Даугалл положил начало ряду представлений о любопытстве. Во-первых, он воздал должное фактору новизны при возникновении любопытства: «Естественным возбуждением инстинкта любопытства является любой предмет, сходный и в то же время отличный от знакомых, привычно замечаемых предметов». Во-вторых, он признавал тесное и неустойчивое равновесие, существующее между любопытством и страхом, а также сходство между «возбудителями» этих двух состояний. Его убеждение в том, что меньшие степени незнакомости или необычности вызывают любопытство, а большие степени – страх, предвосхитило положение Томкинса о том, что активация интереса и страха отличаются лишь по крутизне градиента стимуляции.

Согласно Мак-Даугаллу: «Инстинкт любопытства лежит в основе самых замечательных достижений человека, так как именно в нем коренятся истоки его научной и теоретической деятельности». Автор считал, что положение общества по шкале цивилизации можно судить по распространенности любопытства среди его членов и, что взлет и падение цивилизаций связано с тем, в какой степени великие умы этих цивилизаций следовали стремлению к теоретическим обобщениям и поиску нового, а не размышляли над достижениями прошлого. Он считал, что наиболее важным результатом действия любопытства было совершенствование представления о причинности, которая является фундаментальным фактором повышения уровня развития цивилизации. Мак-Даугалл полагал, что продолжительный прогресс возможен лишь в культуре, где стабилизирующие и консервативные функции религиозного чувства уравновешивают действия, стимулированные интересом и духом поиска.

Удивление – функция появления тех событий, которые не ожидались, но, в принципе, возможны (совершенно неожиданные события удивление не вызывают). Удивление порождается резким увеличением нервной стимуляции. Внешней причиной является внезапное и неожиданное событие (удар грома, взрыв фейерверка, неожиданное появление друга).

Выражение удивления связано с сокращением мимических мышц. Брови подняты, создавая морщины на лбу, глаза расширены, приоткрытый рот принимает овальную форму. При более сильном удивлении специфическое выражение лица дополняется своеобразными изменениями позы. Если человек стоит, колени слегка согнуты и тело устремлено вперед. Одной из особенностей удивления является то, что оно длится очень недолго. Однако более важной причиной является впечатление, что в момент удивления отсутствуют мысли, как будто бы обычные мыслительные процессы остановлены. Это несколько напоминает ощущение от слабого электрического удара: ваши мускулы быстро сокращаются и вы почти чувствуете покалывание электрического тока, который проходит по нервам.

В момент удивления субъект не знает в точности, как реагировать, имеется только чувство неопределенности, созданное внезапным, неожиданным событием. При удивлении уровень расположенности к объекту значимо выше, чем уровни самоуверенности и импульсивности, а последние значимо выше, чем уровень напряженности.
Импульсивность при удивлении выше, чем в других эмоциях, исключая гнев и радость. Самоуверенность при удивлении выше, чем при какой-нибудь из отрицательных эмоций. Величина напряженности в ситуациях удивления выше, чем при отрицательных эмоциях, она приблизительно такая же, как в ситуации интереса, и выше, чем в ситуации радости; удивление занимает место между положительными и отрицательными эмоциями.

Человек всегда испытывает ту или другую эмоцию, и зачастую не одну. Некоторые эмоции имеют значительную психологическую инерцию – однажды возникнув, они продолжаются очень долго. Горе может быть примером эмоции, которую трудно быстро прекратить. Общеизвестно, как трудно разрушить депрессию – комплекс эмоций и чувств, в которых доминирует горе. Внезапное появление ядовитой змеи или мчащегося автомобиля на пути человека в состоянии депрессии могло бы означать верную смерть, если бы удивление не способствовало изменению его эмоционального состояния. Таким образом, удивление выполняет функцию вывода нервной системы из того состояния, в котором она в данный момент находится, и приспособления ее к внезапным изменениям в нашем окружении.

Удивление не имеет четко выраженного положительного или отрицательного знака. Это эмоциональная реакция на внезапные обстоятельства, что порождается резким увеличением нервной стимуляции. Внешней причиной удивления является внезапное, неожиданное событие.

Удивление длится недолго. Складывается впечатление, что в момент удивления мысли отсутствуют, мыслительные процессы остановлены. Поэтому с удивлением практически не связывается умственная деятельность. Это напоминает ощущения от слабого электрического удара: мышцы быстро сокращаются, и человек как бы ощущает покалывание электрическим током, проходящим по нервам, что заставляет подскочить. В момент удивления субъект не знает точно, как реагировать. Возникает чувство неопределенности. Ситуации, которые вызывают недоумение, воображаются такими же приятными, как и ситуации, вызывающие высокий уровень интереса. Они упоминаются как менее приятные, чем ситуации, которые ведут к радости, но они значительно более приятные, чем ситуации, которые являются причиной некой негативной эмоции.

Импульсивность при недоумении значительно выше, чем уровень напряженности. Самоуверенность при недоумении значительно выше, чем при любой из отрицательных эмоций. Величина напряжения в ситуациях удивление выше, чем при какой-либо из отрицательных эмоций, она примерно такая же, как и в ситуации интереса, и значительно выше, чем в ситуации радости.

Удивление занимает промежуточное место между положительными и отрицательными эмоциями. Таким образом, удивление выполняет функцию выведения нервной системы из состояния, в котором она в данный момент находится, и приспособления ее к внезапным изменениям в нашем окружении.

Радость – это положительное эмоциональное состояние, связанное с возможностью достаточно полно удовлетворить актуальную потребность, вероятность которой в этот момент была небольшая и неопределенная, это то, что ощущается после какого творческого или социально значимого действия. Радость характеризуется чувством уверенности и значимости, чувством, что ты любишь и тебя любят.

Радость – ощущение после какого-либо творческого или социально значимого действия, которое производилось не для достижения радости или получения пользы. Радость не является процессом еды или питья. Это также не вторичное влечение, основанное на этих процессах. Она может следовать, а может и не следовать из предыдущих действий. Радость – это не то же самое, что чувство сенсорного удовольствия. Сенсорное удовольствие может быть иллюстрировано принятием теплой ванны, поглаживанием, поцелуем, питьем вина и т.д. Хотя все эти события могут предшествовать или сопровождать чувство радости, оно не сводится к ним. Радость может быть связана с весельем и играми, но веселящийся человек необязательно испытывает радость. Развлечение может сопровождаться страхом, если субъект неуверен в себе; агрессией, если он садист; болью, если он мазохист.

Согласно теории Томкинса об эмоциональной активации, радость является одной из эмоций, которые активируются резким уменьшением градиента нервной стимуляции. Возбуждение ребенка, которого подбрасывают в воздух и его радость, возникающая при попадании в руки отца, показывает активацию радости возрастанием и последующим уменьшением стимуляции. Очень трудно говорить о причинах радости, поскольку ее переживание необязательно следует из специфической ситуации или действия. Это, скорее, побочный продукт восприятия, мышления или действия. Радость может возникать на различных стадиях творческой работы, при открытии, при завершающем творческом достижении или просто триумфе.

Радость может возникать от упражнений, улучшающих физические возможности, при еде или питье, которые удовлетворяют чувство голода и жажды, или вследствие чего-то, что уменьшает напряжение, гнев, отвращение, презрение, страх или стыд, которые вторгаются в нашу повседневную жизнь. Радость может возникать при узнавании чего-то знакомого, особенно после длительного отсутствия или изоляции от знакомого человека или объекта. Знакомые или друзья обновляют наш интерес к себе, проявляя себя с новой стороны, а это приводит к более глубокому узнаванию человека, приносящему радость. В длительной дружбе или любви этот цикл повторяется бесконечно. Переживание радости возникает иногда во время мечтаний, грез наяву или других форм воображения или познания. Возможно, даже испытать радость во время сна, и такая радость может возникать как счастливые воспоминания.

Радость, так же как и другие эмоции, может возникать спонтанно или без специфических предшествующих событий. Радость имеет различные биологически значимые влияния на человека и его жизнедеятельность. Во-первых, радость облегчает и усиливает социальные связи. Улыбка одного человека вызывает улыбку на лице другого. Во-вторых, радость предполагает освобождение от негативной стимуляции. В-третьих, поскольку радость может проистекать из уменьшения боли, напряженных потребностных состояний и негативных эмоций, она облегчает привязанность к объектам, которые помогли эти неприятные переживания уменьшить. Радость может взаимодействовать с другими эмоциями, аффектами, познанием, действием, восприятием и т.д. Радость, по крайней мере, временно, может ослаблять или усиливать влечение.

Удовлетворение потребности необязательно ведет к радости, но оно часто снижает порог радости и создает состояние, способствующее радости. Во всяком случае, известно, что радость часто следует за хорошей едой или сексуальными отношениями с любимым человеком. Взаимодействие или комбинация интереса и радости помогает развитию игровой и социальной активности и, вероятно, представляет собой краеугольный камень любви и аффективных отношений. К человеку, являющемуся длительным источником возбуждения и радости, должна, вероятно, существовать сильная и продолжительная привязанность. Эта комбинация радости и интереса создает наиболее положительные эмоциональные аспекты романтических отношений. Очевидно, что в любви и длительных интимных отношениях присутствуют фактически все эмоции, но радость и интерес составляют их основу.

Когда человек, который возбуждает и приносит радость другому человеку, не проявляет к нему интереса или удовольствия от его присутствия, этот человек может стать причиной стыда. Прототипом такого отрицательного межличностного взаимодействия является улыбка, в ответ на которую другой человек не отвечает улыбкой. Всякий раз, когда мы радуемся или веселимся при чьей-либо потере, мы, вспоминая это, ощущаем вину. Когда мы наслаждаемся запрещенными вещами, мы как следствие также ощущаем вину. Если наше удовольствие от запретного противоречит нашей совести или морально-этическим стандартам, это с еще большей вероятностью приводит к вине.

Вина может возникать как в результате реальных действий, так и в результате фантазии. При сочетании радости и презрения может возникать жестокость. Когда эта комбинация эмоций проявляется с такой регулярностью, что образует личностную черту, результатом может быть формирование садистского характера. Прототипом реакции радости – презрения может служить улыбка торжества при крахе побежденного противника. Сочетание радости и презрения имеет место, например, когда человек наслаждается победой, свидетельствующей, как он думает, о том, что он лучше того, кого победил. По данным ряда авторов феноменология радости заключается в следующем:

1) радость увеличивает способность индивида познать и оценить мир. Это значит, что счастливый человек гораздо более способен увидеть красоту и добро в природе и в человеческой жизни. Переживая радость, люди более склоны наслаждаться объектом, чем критически его анализировать. Они воспринимают объект как он есть, а не пытаются изменить его. Они скорее чувствуют близость к объекту, чем желание отстраниться и объективно рассмотреть его. Возможно, одной из причин того, что некоторые мистические переживания доставляют нам такую большую радость, является то, что мы стоим перед тайной в благоговении и понимаем, что не можем понять ее или постигнуть ее значение с помощью объективного анализа;

2) радость заставляет человека почувствовать, что существуют разнообразные связи между ним и миром. Радость – это нечто большее, чем положительная установка на себя и на мир, это особого рода звено или связь. Это может быть описано как острое чувство торжества или сопричастности с объектами радости и с миром в целом;

3) радость часто сопровождается чувствами силы и энергетического подъема, хотя они не являются обязательной составной частью переживания радости;

4) возможно, естественным следствием сочетания радости с ощущением собственной силы является связь радости с чувствами превосходства и свободы, ощущением того, что человек больше, чем он есть в обычном состоянии.

По определению Шутца, радость – это чувство, которое возникает из реализации своих возможностей. По теории Шутца, препятствия к самореализации могут быть препятствиями для появления радости:

1) одним из самых распространенных препятствий для самореализации и возникновения радости являются некоторые особенности социальной жизни человека. Иногда правила и инструкции подавляют творческую активность, устанавливают всепроникающий контроль и предписывают заурядность и посредственность;

2) безличные и слишком строго иерархизированные отношения между людьми;

3) догматизм в отношении воспитания детей, секса и религиозных организаций. Они затрудняют человеку познание самого себя, любовь и доверие к себе, что мешает испытывать радость. К таким же последствиям ведет неопределенность мужских и женских ролей;

4) большое значение, которое наше общество придает материальному успеху и достижениям;

5) помимо перечисленных препятствий, относящихся к личностному и социальному функционированию, помешать самореализации могут телесные изъяны, анатомическая и функциональная неполноценность. В этом случае человек менее способен к ощущениям и переживаниям, которые ведут к самореализации и радости.

Переживание радости характеризуется чувством удовлетворения и чувством уверенности в себе, в радости человек чувствует себя любимым и заслуживающим любви. Улыбка и смех – выражение радости. С эволюционной точки зрения, эмоция радости вместе с эмоцией интереса обеспечивает положение человека в обществе. Ученые обнаружили, что социально активные люди, эмоциональный опыт которых отличается большим разнообразием, чаще испытывает позитивные эмоции.

Уверенность и личная значимость, приобретаемые в радости, дают человеку ощущение способности преодолеть трудности и наслаждаться жизнью. Радость сопровождается кратковременной самоудовлетворением, удовлетворенностью окружением и всем миром. С точки зрения этих характеристик легко понять, что пока в мире существуют проблемы, события, которые обусловливают стресс и состояние неуверенности, люди не могут постоянно пребывать в состоянии радости.

Некоторые теоретики эмоций различают радость активную и пассивную. Одним из критериев такого разделения может быть различие в уровнях интенсивности переживания радости. Сильная радость может проявляться бурно и поэтому казаться активной, а слабая радость может казаться пассивной. Но поскольку радость является эмоциональным переживаниям, она никогда не бывает абсолютно пассивной или абсолютно активной. Радость не может быть пассивной, потому что всегда есть состоянию нервного возбуждения. То, что называется активным радостью, может быть на самом деле взаимодействием возбуждения с когнитивной и моторной системами.

Проявления переживания радости имеют широкий спектр: от активности до созерцания. Их легко распознавать, но улыбка взрослого человека означает скорее приветствие, чем переживание радости. Радость обусловливается уменьшением градиента нейронной стимуляции; есть доказательства того, что выборочная чувствительность рецепторов и нервных механизмов также играет роль в активизации радости.

При обсуждении причин радости на феноменологическом уровне необходимо учитывать тот факт, что радость является скорее побочным продуктом, нежели прямым результатом мыслей и действий, направленных на ее достижение. Радость может возникать в случае уменьшения стимуляции от негативного эмоционального состояния, узнавания хорошо знакомого или в результате творческих усилий. На психологическом уровне радость может усиливать устойчивость к фрустрации и способствовать уверенности в себе и мужеству.

Расслабляющий влияние радости защищает человека от разрушительного воздействия постоянного поиска успеха. Хотя родители не могут непосредственно научить ребенка радости, они могут разделить радость с ребенком и служить моделями, которые демонстрируют стиль жизни, что облегчает переживание радости.

Радость взаимодействует с другими эмоциями и с восприятием и познанием. Радость может тормозить действие, но она также может способствовать интуиции и творчеству. Индивидуальные различия в порогах радости предопределяют формирование различных индивидуальных жизненных стилей. «Эмоциональные потребности» определяются теорией дифференцированных эмоций как вид зависимости от определенных людей, объектов и ситуаций при реализации положительных эмоций или отказе от употребления отрицательных. В некоторой степени такие эмоциональные потребности могут быть частью эффективных социальных взаимоотношений.

Страдание и печаль. Страдание – отрицательная эмоция, связанная с глубинным аффектом. Страдание возникает как результат продолжительного воздействия чрезмерного уровня стимуляции. По Фрейду, основные источники страдания следующие: 1) превосходящие силы природы; 2) бренность человеческого тела; 3) недостатки интуиций, регулирующих взаимоотношения людей в семье обществе и государстве. Источниками стимуляции могут быть боль, холод, жара, шум, яркий свет, громкая речь, разочарование, неудача, потеря. Считается, что боль, голод и некоторые сильные и длительные эмоции могут служить внутренними причинами страдания. Страдание также может быть вызвано воспоминанием или предвидением условий, при которых оно возникло или должно возникнуть.

Первой причиной страдания является акт рождения, физическое отделение ребенка от матери. Есть данные о том, что новорожденные, помещенные в комнату с репродуктором, имитирующим биение сердца матери, быстрее прибавляют в весе и меньше кричат, чем дети в обычных палатах. Предполагается, что звук сердцебиения имитирует возвращение к дородовым условиям. Отчуждение, физическое или психологическое, остается на протяжении всей жизни одной из основных и наиболее общих причин страдания. К страданию приводит вынужденное расставание с семьей или друзьями, но быть одиноким вследствие отчуждения или психологического одиночества можно, даже находясь в толпе народа.

Другой важной причиной страдания является неудача, как реальная, так и воображаемая. Человек может страдать из-за того, что он не на высоте на работе или в школе. В этом случае причины страдания связаны с личностными установками. Страдание также может быть вызвано реальной или воображаемой неудачей в социальных контактах, любовных отношениях или спорте. Внешней формой выражения страдания является печальное лицо. При явном выражении страдания брови поднимаются вверх и во внутрь, иногда образуя П-образную арку в нижней части середины лба. Внутренние углы верхних век неподвижны, а нижнее веко может быть поднято вверх. Углы рта опущены, а мышцы, расположенные в области подбородка, поднимают вверх центр нижней губы.

Безусловно, прототипом выражения страдания в моменты сильного горя является плач. Однако у взрослых плач не всегда означает просто страдание, плач может иметь место в любой момент огромного восторга (слезы радости) или при гневе и сильной фрустрации. В этих случаях часто испытывается некоторое страдание, но его причина не очевидна – радостное событие может вызвать в памяти предшествующую разлуку, а фрустрация – неудачи и разочарования. Люди научаются контролировать выражение лица и голос при страдании. Начиная с раннего подросткового возраста, человек при страдании сдерживает плач, понижает голос и быстро разглаживает лицо. Плач весьма редок у взрослых, причем мужчины плачут реже, чем женщины.

Томкинс выделил 3 психологические функции страдания. Во-первых, страдание сообщает самому страдающему человеку и тем, кто его окружает, что ему плохо. Это выражается, прежде всего, через плач ребенка. Лицо, выражающее страдание обычно вызывает сопереживание сочувственные реакции со стороны наблюдателя. Во-вторых, страдание побуждает человека предпринять определенные действия, сделать то, что необходимо для уменьшения страдания, устранить его причину или изменить свое отношение к объекту, служащему причиной. В-третьих, страдание обеспечивает умеренную «негативную мотивацию». Показано, что чувство напряженности при страдании меньше, чем при любой другой отрицательной эмоции. До некоторой степени «негативная мотивация» является необходимой для того, чтобы заставить человека решать свои проблемы и проблемы других. Но если проблема мучительна, он скорее будет избегать ее, а не бороться с ней. С этой точки зрения страх, например, не может обеспечить продолжительную мотивацию для поддержания работы по разрешению проблемы, т.к. эта мотивация слишком неприятная.

Страдание служит еще одной фундаментальной цели. Оно облегчает сплочение людей внутри групп, будь то семья, клуб или общество в целом. Поскольку разлука вызывает страдание, избегание или предвидение страдания является силой, удерживающей человека рядом с любимыми и друзьями. По классификации Томкинса, существуют 4 основных типа социализации страдания:

1) социализация страдания через наказание; этот тип социализации имеет место, когда родители или воспитатели выражают свое негативное отношение к страданию ребенка или наказывают его, не обращая внимания на причину, вызвавшую страдание. Например, отец может бранить ребенка за отказ идти спать, а в другом случае таким же образом бранить его, когда он входит в комнату, плача от того, что упал и разбил коленки. Переплетение множества страданий, при которых «не существует выхода» и нет возможности выразить страдание или вызванный страданием гнев без того, чтобы не навлечь на себя еще большее наказание, приводит, в конце концов, к притворству, изоляционизму, низкой сопротивляемости фрустрации, слабо выраженной индивидуальности, чрезмерному избеганию страдания, апатии и усталости. Если же родители сочетают последовательно проводимое наказание с помощью в преодолении страдания, ребенок с течением времени может достичь значительной степени самоуважения и уверенности в себе;

2) поощрение проявлений страдания при социализации; применяя поощряющий тип социализации страдания, родители пытаются успокоить ребенка и осуществляют активные попытки уменьшить воздействие стимулов, вызывающих страдание. При этом они действуют на причины страдания (если они ограничиваются ласковыми словами и сочувствием, ребенок во взрослом состоянии будет обладать ярко выраженным инфантилизмом). Если родители активно борются с отрицательными раздражителями, возможности ребенка выражать страдание, бороться с ним и побеждать его будут намного шире. Он будет больше доверять другим людям, с большей вероятностью будет честным, готовым прийти на помощь, будет более смелым и устойчивым к фрустрации. Он будет благополучно переживать страдания, сопровождающие любовь и радость, у него будет более оптимистическое отношение к самому себе и к жизни в целом. Таким образом, этот тип социализации страдания представляется более продуктивным, чем социализация через наказание. Выбор типа социализации, используемый родителями, зависит от их прошлого опыта и аффективно-когнитивных ориентаций;

3) метод неполного поощрения; этот тип социализации демонстрируется родителями, которые просто целуют, обнимают и похлопывают своего плачущего ребенка, вместо того чтобы попытаться преодолеть страдание или хотя бы сделать его причину понятной для ребенка, чтобы он был способен справиться с аналогичной ситуацией в будущем. Воспитанный таким образом ребенок, столкнувшись с чем-то, вызывающим страдание, не будет бороться, а попытается искать успокоения в каких-либо действиях, не связанных с причиной страдания. Из такого ребенка может вырасти алкоголик или наркоман;

4) смешанные методы социализации страдания; не все формы социализации страдания являются такими четкими и однозначными, как рассмотренные выше; реальный процесс социализации часто сочетает в себе разные методы. Так, в разные периоды жизни ребенка родители могут использовать разные приемы, например, поощрять его плач в младенческом возрасте и наказывать, когда он начинает ходить. Другой пример смешанного метода состоит в использовании разных форм социализации отцом и матерью. Результатами смешанной социализации страдания являются замедление интеграции личности, неудовлетворенность контактами с другими людьми, повышенная заинтересованность в поддержании межличностных отношений и разрешении конфликтов.

Поскольку страдание является распространенной отрицательной эмоцией, оно часто сочетается или взаимодействует с другими эмоциями, чаще также отрицательными. Предполагают, что страдание является врожденным возбудителем гнева. Внешние воздействия, вызывающие непрерывное страдание, могут понизить порог гнева. Связь страха и страдания может иметь место при различных условиях. Например, если ребенок плачет, будучи оставлен один, и родители наказывают его за плач, страдание может становиться условным возбудителем страха. Эта связь страдания и страха может закрепиться таким образом, что когда впоследствии столкнется с трудной, вызывающей страдание задачей или ситуацией, он начинает бояться. Следствием страдания и страха очень часто является генерализованный пессимизм, ведущий к развитию ипохондрии. Связь страдания и страха может привести к потере физической смелости.

Боль часто вызывает страдание. Если имеется сильная связь страдание-страх, то образуется цепочка боль-страдание-страх и, как следствие, человек будет бояться любой ситуации, связанной с болью. Если родители выказывают ребенку презрение или безразличие, когда он плачет, он может привыкнуть сгорать от стыда всякий раз, когда ему захочется плакать. Частые переживания страдания, связанного со стыдом, могут сделать человека неуверенным и даже презирающим самого себя.

Страдания – это глубинный аффект, что сыграл свою роль в эволюции человека и продолжает выполнять важные биологические и психологические функции. Страдания и не радость можно считать синонимами. Рассматривая страх как форму страдания, ученые считают страдания более продуктивным чувством, которое приводит к активным действиям. Такая позиция не совсем согласуется с теорией дифференцированных эмоций, согласно которой в основе страданий и страха лежат одинаковые эмоциональные переживания. Выделяются различия между страданиями и печалью, которые можно отнести скорее к сфере взаимодействия между страданиям, мышлением и воображением, а также других чувств. Например, активность, которую исследователи считают особенностью, которая отличает страдания от страха, может быть результатом взаимодействия страдания и гнева.

Переживание страдания описывается как страх, изнеможения, одиночество, изоляция. Хотя страдание может быть вредным, оно характеризуется меньшей напряженностью, чем другие отрицательные эмоции. Согласно положениям теории дифференцированных эмоций о динамике страдания в горе и депрессии здоровые обследуемые, которые представляют ситуацию страдания, сообщают о страх как о второй по силе эмоции в ситуации, которая обусловливает страдания.

Страдания для отдельных индивидов биологически полезное, если оно ведет к слезам, которые снимают нездоровую сухость слизистых оболочек и содержат лизосомы, которые уничтожают вредные бактерии. На социальном и психологическом уровнях страдания сигнализирует, что индивиду плохо. Выражение страдания вызывает эмпатию и желание помочь тому, кто страдает. Поэтому в социальных отношениях страдания играет роль объединяющей силы.

Психологической основой печали могут быть разнообразные проблемные ситуации, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни, неудовлетворенные первичные потребности, другие эмоции, а также образы представления и воспоминания. Главной и универсальной причиной печали и горя является чувство утраты, возникающее в результате смерти любимого человека или разлуки с ним. Переживание печали обычно описывают как уныние, грусть, чувство одиночества и изоляции. Хотя эмоция печали может оказать весьма пагубное воздействие на человека, она характеризуется меньшим уровнем напряжения, чем другие негативные эмоции. Эмоция печали выполняет ряд психологических функций. Переживания сплачивают людей, укрепляют дружеские и семейные связи; печаль тормозит умственную и физическую активность человека, и тем самым дает ему возможность обдумать трудную ситуацию; печаль побуждает человека к восстановлению и укреплению связей с людьми.

Горе – сложная структура, включающая фундаментальные эмоции и эмоционально-когнитивные взаимодействия. Переживание горя происходит вследствие взаимодействия страдания с другими аффектами, а также в результате аффективно-когнитивных взаимодействий. Факторы, определяющие горе, могут быть условно разделены на 3 группы:

1) биологические факторы; поскольку горе понимается как взаимодействие страдания и других фундаментальных эмоций, имеются основания считать, что горе обладает генетическими детерминантами и приспособительной ценностью. Анализируя природу и значение горя, Эйврил формулирует гипотезу о его биологической основе. Его аргументы основываются на том, что люди и высшие приматы ведут групповой образ жизни. В эволюционной перспективе и до некоторой степени в современной жизни группа обеспечивает защиту от агрессоров (или хищников) и успешность в добывании пищи. Наоборот, отделение от группы уменьшает шансы на выживание. Эйврил доказывает, что горе является более значимой силой социального сплочения, чем положительные мотивы;

2) культурные факторы; Эйврил в своем анализе поведения, связанного с тяжелой утратой, выделяют два компонента - горе и скорбь. Он определяет скорбь как конвенциональное поведение, определенное и предписанное социо-культурным влиянием. Проявление скорби значительно различается в разных культурах. Японцы, испытывая горе, могут улыбаться при посторонних, чтобы не обременять других своими страданиями. У некоторых народов поведение при тяжелой утрате выглядит с точки зрения европейца как праздник, но при более внимательном рассмотрении оказывается, что такое поведение следует четко определенным в данной культуре правилам и обычаям. Переживания и мотивационные явления, связанные с горем, могут изменяться от культуры к культуре, в зависимости от степени, в которой различные культуры затрудняют или облегчают взаимодействие страдания с различными основными эмоциями. По данным Блока, горе и чувство вины высоко коррелировали у членов американской выборки и были ортогональны в выборке испытуемых-норвежцев. Социо-культурные факторы влияют на интенсивность и продолжительность горя. Например, в культуре Микронезии, поскольку воспитание детей осуществляется не только родителями, но и многими другими людьми, не являющимися членами семьи, горе, переживаемое при потере члена семьи, может быть более сильным, чем в других культурах, но чрезвычайно кратковременным. Сходное явление наблюдается среди приматов, хотя в этом случае играют роль видовые особенности. Макаки-резус, у которых существует сильная привязанность между матерью и детенышем, обнаруживают более глубокое горе при разлуке, чем макаки тех видов, у которых материнские функции распределены между взрослыми самками стаи. Наиболее значимой культурной детерминантой горя является утрата роли. Роль отца, матери, ребенка, мужа и т.д. предписана культурой и потеря любимого человека означает утрату соответствующей роли;

3) психологические факторы; причины горя связаны с аффективными привязанностями к людям, предметам или идеям. Разлука или утрата объекта привязанности, таким образом, означает утрату источника радости и возбуждения и, в зависимости от возраста человека и природы объекта, утрату любви, уверенности и чувства благополучия, Фактором, общим для всех психологических причин горя, является ощущение потери ценного и любимого, такого, к чему имелась сильная эффективная привязанность. Доминирующим выражением ли-ца человека при горе является выражение страдания и печали. Внешние проявления горя могут выполнять коммуникативную функцию, вызывая сочувствие и помощь.

Горе сводится преимущественно к страданию и страху, хотя часто является комбинацией эмоций аффективных структур, к которым относятся страх, чувство вины и гнева. Горе – это реакция на утрату. Можно горевать через любую утрату. Хотя страдания и страх являются доминирующими эмоциями в горе, его нередко порождают другие эмоции. Степень страха, гнева, стыда, которые взаимодействуют со страданиям в период горя, зависит от особенностей индивидуального жизненного опыта.

Горе является биологически адаптивным, выступает как фактор социального сплочения в виды, которые ведут групповой образ жизни. Сильное горе, такое как потеря друга, может сделать человека более восприимчивы к заболеваниям. Страдания являются наиболее негативные эмоции.

Страх и ярость. Переживание страха ощущается и воспринимается людьми как угроза личной безопасности. Страх побуждает людей предпринимать усилия, направленные на избежание угрозы, на устранение опасности. Страх может быть вызван как физической, так и психологической угрозой. Переживание страха сопровождается чувством неуверенности, незащищенности, невозможности контролировать ситуацию. Однако страх несет в себе и адаптивную функцию, заставляя человека искать способы защиты.

Страх – отрицательное эмоциональное состояние, которое возникает в случае получения субъектом информации о возможном причинения вреда его жизненному благополучию, реальную или воображаемую угрозу. Страх рано или поздно переживают все люди. Связанные с ним переживания легко воспроизводятся и могут просачиваться в сознание в снах. Страх является наиболее опасной из всех эмоций. При слабой и средней интенсивности он часто взаимодействует с положительными и отрицательными эмоциями. Интенсивный страх приводит даже к смерти. Но страх является не только злом. Он может быть предупредительным сигналом и изменять направление мыслей и поведение человека.

Страх возбуждается резким возрастанием частоты нейронной импульсации. На нейрофизиологичном уровне он имеет компоненты, общие с удивлением и возбуждением, по крайней мере, на первых стадиях возникновения эмоционального процесса.

Существуют как природные, так и приобретенные (культурные) причины и стимулы для страха. Порог возникновения страха, так же как и пороги возникновения других фундаментальных эмоций, зависит от индивидуальных различий, имеющих биологическую основу и определяются индивидуальным опытом. Природные пусковые механизмы или естественные причины страха – это одиночество, неосведомленность, неожиданное приближение, неожиданное изменение стимула и боль. Крайне распространен страх перед животными, незнакомыми объектами и незнакомыми людьми.

Чувство страха может варьировать от неприятного предчувствия до ужаса. Во время страха человек чувствует неуверенность, незащищенность и угрозу. В значительной мере присутствует напряжение средней импульсивности. Чувство страха у взрослого человека существенно определяется тем, каким образом социализировался страх в детстве.

Взаимодействие страха и других эмоций может существенно влиять на поведение личности. Взаимодействие между страхом и страданиям нередко приводит к унынию в себе, даже боязни себя. Сильная связь между страхом и стыдом может привести к параноидальной шизофрении.

Понятие тревоги занимает важное место в психологических теориях и исследованиях с тех пор, как австрийский психолог 3. Фрейд подчеркнул ее роль при неврозах. Большинство исследователей склонны рассматривать тревогу как унитарное состояние.

Существуют способы снижения и контроля страха. Исследователи рассматривают страх и тревогу как тесно связанные состояния и процессы, но большинство описаний тревоги включают наряду со страхом другие аффекты. В соответствии с теорией дифференцированных эмоций, тревога в ее традиционном понимании состоит из сочетания страха и других фундаментальных эмоций, прежде всего таких, как страдания, гнев, стыд, вина, интерес и т.п. Эта теория признает, что тревога, как и депрессия, может быть связана с потребностными состояниями и с биохимическими факторами. Реальная и кажущуюся ситуация, которая вызывает тревогу, вызывает страх как доминирующую эмоцию и усиление одной или нескольких эмоций, таких как страдания, стыд, гнев, интерес. Стыд – негативное состояние, которое проявляется в осознании несоответствия субъективных мнений, поступков и внешности не только ожиданиям окружающих, но и личным представлениям о поведении и внешности.

Переживание стыда начинается с внезапного и интенсивного, усиленного осознания своего «Я». Осознание «Я» настолько доминирует в сознании, что когнитивные процессы резко тормозятся, увеличивается количество ошибок. Стыд так влияет на «Я», «Я» становится маленьким, беспомощным и чувствует поражение и провал. Стыд имеет две функции, которые определяют его роль в эволюции. Он повышает чувствительность индивида к мыслям и чувствам других и, таким образом, способствует социальной адаптации и социальной ответственности. Стыд может играть значительную роль в развитии самоконтроля и самостоятельности. Для преодоления стыда люди прибегают к использованию защитных механизмов оспаривания, подавления и самоутверждения. Часто стыд, что переживается, может привести к страданиям и депрессии.

Страх и ярость представляют собой тесно связанные эмоции, однако они значительно отличаются как по внешнему вегето-соматическому проявлению, так и по субъективным переживаниям. Способность проявлять страх и ярость остается у декортицированных животных, хотя для них характерна эмоциональная неустойчивость.

Гипоталамус, по-видимому, является одной из основных структур, ответственных за происхождение страха и ярости. Многократно показано, что электрическая стимуляция задних областей гипоталамуса вызывает указанные состояния у кошек и обезьян. Разрушение вентролатерального ядра приводит у крыс и кошек к продолжительным периодам агрессии. Имеются также данные об ответственности за ярость и оборонительное поведение у кошек перифорникальной области переднего гипоталамуса. Страх и ярость при электрической стимуляции гипоталамуса удавалось вызвать из рядом расположенных пунктов. После удаления всех частей конечного мозга, за исключением гипоталамуса, у кошек в ответ на звуки высокой частоты развивалось характерное поведение страха и ужаса.

В создании эмоций страха и ярости существенная роль, вероятно, принадлежит стволовым структурам. У хронических мезенцефалических кошек можно вызвать характерные проявления страха. Ряд авторов, используя технику электрической стимуляции и локальных повреждений показали, что в число структур, ответственных за интеграцию страха и ярости, необходимо включить ряд областей промежуточного и среднего мозга.

К центральным образованиям, имеющим отношение к механизмам ярости, относится миндалина. После двустороннего удаления этой структуры у обезьян наблюдалась эмоциональная ареактивность, связанная с потерей чувства страха и ярости. Они безбоязненно брали в рот змей, которых обычно панически боятся. Разрушение миндалины приводит к изменениям их внутригрупповых отношений. Самцы, ранее господствовавшие в группе, переходят в подчиненное положение. Имеются также многочисленные описания превращения диких животных в ручных после разрушения миндалины. Дополнительное удаление коры делает такое животное весьма злобным. Таким образом, в организации эмоциональной реакции страха и ярости принимает участие целая иерархия сложно взаимодействующих структур.

Гнев – эмоциональное состояние, отрицательное по знаку, как правило, оказывается в форме аффекта. В отличие от страдания гнев имеет стенический характер (т.е. вызывает подъем, хотя и кратковременное, жизненных сил). Причинами гнева является чувство физического или психологического препятствия на пути к цели. Это могут быть физические помехи, правила, законы или же личная беспомощность. Если препятствия незначительные и неопределенные, непосредственная реакция может в гневе не выражаться. Однако если определенный барьер действительно мешает достижению желаемой цели, гнев рано или поздно обязательно возникнет. Другие причины гнева заключаются в личном образе.

Низкие уровни гнева можно удерживать в течение длительного времени. Крайние взрывы его вредные для здоровья.

Гнев, отвращение, презрение – это разные эмоции, но в жизни они часто взаимодействуют. Любая комбинация этих трех эмоций является основным афективным компонентом враждебности. Много причин гнева можно отнести к факторам, вызывающим фрустрацию. Переживание гнева характеризуется высоким уровнем напряженности и импульсивности. Чувство уверенности в себе во время гнева значительно выше, чем при любой отрицательной эмоции. Ситуации, которые вызывают гнев, часто вызывают сразу и презрение. Адаптивные функции гнева отчетливее проявляются в эволюционной перспективе, чем в повседневной жизни. Гнев мобилизует энергию для самозащиты и предоставляет индивиду ощущение активности и силы. Отвращение – это реакция на что-то субъективно очень неприятное, отрицательное эмоциональное состояние, обусловлено столкновением (физическое взаимодействие, коммуникация) с объектами (предметами, людьми, обстоятельствами и т.п.), которые не соответствуют идеологическим, нравственным и эстетическим принципам и установкам субъекта.

Пренебрежение связано с чувством преимущества. Это основной афективный компонент предрассудков и пересудов. Поскольку пренебрежение – самая «холодная» из всех трех эмоций, связанных с враждебностью, она является афективным компонентом «холоднокровных» разрушительных тенденций.

Враждебность определяется как комбинация фундаментальных эмоций гнева, отвращения, пренебрежения. Иногда, хоть и не всегда, она включает образы или мысли о причинении ущерба объекту враждебности. Теория дифференцированных эмоций различает враждебность (афективно-когнитивный процесс), проявление аффекта и агрессивные акты. Агрессия является словесным или физическим действием, направленным на причинение ущерба, потерь, убытков.

Профили эмоций в ситуациях враждебности и гнева очень сходны. Прослеживается сходство враждебности с отвращением и пренебрежением, хотя последние два эмоции существенно отличаются степенью выраженности и относительным распределением показателей, характеризующих отдельные эмоции. Гнев, отвращение и пренебрежение взаимодействуют с другими аффекта и познанием. Стойкое взаимодействие между любой из этих эмоций и когнитивными структурами может рассматриваться как характеристика враждебности личности. Управлять гневом, отвращением, пренебрежением трудно. Неуправляемое влияние этих эмоций на мышление и деятельность может создать серьезные проблемы адаптации, привести к возникновению психосоматических симптомов.

Проявление эмоций играет важную роль в межличностной агрессии. Влияют на нее также физическая близость партнеров и визуальный контакт.

Депрессия – это всегда сложный комплекс эмоций, в который наряду со страданиями входят изменения в потребностях. К тому же депрессия может быть вызвана многочисленными нейрофизиологическими и биохимическими факторами. Единства в трактовке термина «депрессия» нет.

Существует много бихевиористских подходов к изучению депрессии. Хотя кое-кто из ученых подчеркивает биологические факторы, большинство подчеркивает роль обучения в возникновении эмоций. Одни ученые считают, что систематические одни и те же влияния боли или угрозы приводят к страху, страданиям, депрессии, другие сторонники бихевиоризма считают, что депрессивные индивиды теряют определенные виды адаптивной поведения и у них усиливается поведение избегать.

Современные психоаналитические теории распространяют понятие потери на снижение самоуважения, уверенности в себе и потерю чувства достоинства, которые могут быть причиной депрессии.

В теории дифференцированных эмоций депрессия рассматривается как комплекс фундаментальных эмоций, которые охватывают эмоции страдания, различные комбинации гнева, отвращения, пренебрежения, враждебности, страха, вины, стеснительности. Учитывается также роль других афективных факторов, таких как снижение сексуальной потребности, увеличения усталости, ухудшение физического состояния. Поскольку страдания – ключевая эмоция в депрессии, есть основания отождествлять смысл этих двух терминов. Изучение содержания страданий, страха и депрессии показало значительное их совпадение.