Смотр войск под браунау краткое содержание. Сочинение Толстой Л.Н

Роман «Война и мир» был задуман Л.Н. Толстым после повести «Декабристы», которая была начата автором в 1860 году. На раннем этапе написания эпопеи композиция произведения определялась декабристской темой и должна была расшириться до объема большого произведения, повествующего об истории русского общества. Но в начале 60-х годов взгляды Толстого на мир несколько изменились. Он видит огромную роль народа в истории страны. Неслучайно главным героем его произведения «Война и мир» тоже становится народ.

Автор ставит перед собой сложнейшую задачу – показать характер всего народа, который одинаково проявляется как в повседневной, мирной жизни, так и в процессе войны, в исторических событиях, в моменты тягостных поражений и славных побед.

Эпическая сторона произведения во всей полноте изображает мирные и военные сцены. При этом война – это не только непосредственно военные действия в прямом смысле, но враждебность людей, отсутствие мира между ними. В свою очередь, мир – это вся жизнь народа, это не только понимание этого слова в прямом смысле, как ненахождение в состоянии войны, но это и братство людей, которое не зависит от таких принципов, как национальные или классовые различия. Ближайшие соседи – война и мир – идут по жизни рядом, тесно переплетаясь, проникая и обуславливая друг друга.

Это смотр, который вполне мог проводиться в мирное время.

В самом начале разговора о войне мы понимаем мнение автора о ней и соглашаемся с ним: эта война не нужна никому: ни русскому народу, ни австрийскому.

Толстой отправляет нас вслед за русской армией в небольшой австрийский городок Браунау, где располагается главная квартира Кутузова. Здесь собираются русские войска. Отдельно стоит остановиться на описании пехотного полка. Тысячу верст прошли солдаты из России. Сапоги их разбиты, новой обуви нет. Ее должно было предоставить австрийское ведомство, но не выполнило обязательств, впрочем, полкового командира мало это заботит.

Полк совершенно не готов к выполнению боевых действий, ведь всем ясно, что босиком воевать нельзя, однако полковой командир желает продемонстрировать главнокомандующему, что в полку все в порядке, он готов воевать. Совсем другое мнение по этому поводу у Кутузова. Он был намерен показать австрийскому генералу плачевное состояние русских солдат, ведь он прекрасно понимает, что обувь имеет огромное значение.

Все слова и действия Кутузова противоположны словам и действиям полкового командира. Кутузов уже стар, у него слабый голос, походка – медленная и вялая. Но он естественен в каждом движении, он просто обращается с солдатами. Полковой командир тоже уже не молод, однако он старается выглядеть моложе, в нем нет простоты и естественности.

Когда Кутузов проходил по рядам войск, он вдруг заметил своего измайловского товарища Тимохина - «Капитана с красным носом». Главнокомандующий еще с турецкой войны помнил Тимохина, ведь он умел видеть и понимать своих подчиненных.

В сражении под Измаилом Кутузов лишился глаза, и Тимохин тоже помнил эту битву.

Кутузов обрадовался этой встрече, но отвернулся, так как увидел, как вытянулся Тимохин, словно струна, казалось даже, что при взгляде на него главнокомандующего, он не выдержит. И Кутузов не хотел еще более усугублять положение старого товарища.

Главнокомандующий русской армией хорошо знает людей, но кроме того, он их понимает и жалеет. Кутузов ведет себя, как простой русский человек. По мнению Толстого, историческая личность не способна влиять на ход истории и изменять ее, на это способен лишь народ. Поэтому деятельность подлинного героя истории должна быть связана с движением народа. Образ Кутузова объединяет в себе народную простоту и историческое величие. Именно он становится в романе истинным историческим героем.

«Война и мир» Льва Николаевича Толстого – одно из величайших творений 19 века, которое, без сомнения, носит эпохальный характер. Это настоящая эпопея, в которой очень подробно и психологически точно описана жизнь всех слоев общества России в мирное время и во время войны. Роман можно по праву назвать целой галереей лучших толстовских героев и их антиподов, исторических лиц и представителей народных масс, которые хорошо известны широкому кругу читателей.

Это бессмертное произведение до сих пор притягивает к себе умы и воображение многих людей. И не только потому, что оно содержит много высоконравственных идей, которых не хватает людям в наше время, но и потому, что огромное количество сюжетных линий, взаимосвязанных между собой, не позволяет с первого прочтения до конца понять и оценить его величие.

Безусловно, привлекательным для читателя является и талант Льва Николаевича Толстого – психолога, сумевшего тонко подметить и описать особенности психологии общества, семьи, а также войны (чего до него никто так обстоятельно не делал).

Тема войны занимает огромную часть повествовательного полотна романа. Она раскрывается писателем с поразительно точностью и объективностью, потому что он сам был участником военных действий во время Крымской войны, также проделал колоссальную работу, изучив множество материалов о Великой отечественной войне 1812 года. Именно поэтому существует мнение, что по роману Л.Н.Толстого можно изучать историю этого периода.

Сюжетно-тематическая линия войны начинается во второй части произведения. Первый военный эпизод посвящен смотру войск под Браунау. Во второй главе разворачивается экспозиция армейской массы – солдат, среднего офицерского состава и штабной аристократии, а на ее фоне выделяется фигура Михаила Илларионовича Кутузова, противопоставленная в некоторой степени австрийскому генералитету.

Глава начинается с того, что Кутузов и австрийский генерал, а также свита главнокомандующего, состоящая из двадцати человек, прибывает к Браунау, куда подтянулся один из русских полков. Сразу же бросается в глаза контраст: «черные русские» и белый мундир австрийского генерала. Меткое замечание одного из солдат: «А другой-то австриец, с ним [Кутузовым] был, словно, мелом вымазан. Как мука, белый. Как амуницию чистят!» - дает нам четкое представление об отношении русских к чужому для них генералу. Уже в этих незначительных штрихах намечается одна из сюжетных линий «войны», связанная с противопоставлением русского и австрийского генералитетов.

Из этого эпизода, без сомнения, можно получить представление и об образе Кутузова. Главнокомандующий русской армии предстает перед нами как человек, близкий по духу к солдатам, понимающий их: «Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по несколько ласковых слов офицерам, которых он знал по Турецкой войне, а иногда и солдатам». Об этом свидетельствует их сцена с третьей ротой, когда он, остановившись рядом с ней, вспомнил о ее капитане Тимохине, выказав искреннее к нему расположение, назвав его «храбрым офицером». Сцена с Долоховым, разжалованным в солдаты, характеризует Кутузова как человека справедливого, строгого и добродушного. «Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько», - наставляет Долохова главнокомандующий. «И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь», - говорит он.

Кутузов предстает в этой главе как отец всех этих солдат. Он заботиться об их подготовленности в плане обмундирования, замечая, что у них проблемы с обувью. Он радуется вместе с солдатами, когда те распевают песни, пребывая в хорошем настроении после осмотра войск.

В этом эпизоде мы также получаем первое представление о простом люде, солдатах, которые, по сути, были главными героями войны. Это и строгий, но справедливый полковой командир, и капитан третьей роты Тимохин, который проявит себя настоящим героем, и простые солдаты, рассуждающие о войне. Именно из их разговоров мы узнаем о предстоящих военных действиях: «Теперь пруссак бунтует, австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется».

Из разговоров солдат также становится ясно, что любовь Кутузова к ним взаимна. Чувствуется, с каким обожанием отзываются о нем в диалоге о сапогах и подвертках, которые разглядел «глазастый» главнокомандующий.

Кроме фигуры Кутузова в этой же главе появляется и фигура князя Андрея Болконского, одного из главных героев романа. Упоминая о нем, писатель предваряет дальнейшее его участие в военных действиях.

Наконец, в этой же главе Толстой противопоставляет персонажей, которые проявят себя потом как истинные герои, и карьеристов, пользующихся своим положением в обществе, чтобы выслужиться. Таковы Долохов и гусарский корнет Жерков.

Таким образом, можно сделать вывод, что эпизод смотра войск под Браунау очень важен в цепи военных событий. Здесь берут начало многие сюжетные линии, начинают раскрываться образы исторических деятелей, главных и эпизодических героев романа, также образ народа, которые затем получат дальнейшее развитие на страницах произведения.

Смотром под Браунау Толстой начинает изображение войны 1805 года. Война эта была России не нужна, молодой император Александр Первый и австрийский император Франц просто демонстрировали свои амбиции, из-за чего проливалась кровь русских солдат. В сцене смотра ярко проявляются основные проблемы войны 1805 года, которые будут впоследствии более подробно изображены I олстым

Еще до самого смотра в лагере русских царит суматоха: никто не знает, в какой форме главнокомандующий хочет видеть солдат. По принципу: «Лучше перекланяться, чем недокланяться» - солдатам велят надеть парадную форму. Затем поступает приказ, что Кутузов хочет видеть на солдатах походную форму. В результате солдаты, вместо того чтобы отдыхать, всю ночь занимаются своим обмундированием. Наконец приезжает Кутузов. Все взволнованы: и солдаты, и командиры: «Полковой командир, покраснев, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и со счастливым, решительным лицом...приготовился крикнуть». Полковой командир «исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника». Благодаря его стараниям в полку было все хорошо, кроме обуви, которую поставляло австрийское правительство. Вот именно это плачевное состояние обуви русских солдат и хочет показать Кутузов австрийскому генералу, который тоже принимает смотр наравне с Кутузовым.

Кутузов - главное лицо этого эпизода. Уже в этой небольшой сцене автор показывает отношение Кутузова к солдатам и боевым офицерам: «Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу». Проходя мимо строя, главнокомандующий замечает капитана Тимохина, которого помнит еще по турецкой кампании, и хвалит его за храбрость: «...В минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо, поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся». Солдаты, чувствуя отношение к ним Кутузова, тоже платят ему любовью и уважением. Они рады воевать с таким главнокомандующим, который понимает все их нужды и чаяния.

Но отнюдь не все разделяют это чувство. Толстой противопоставляет отношение к Кутузову простых солдат и офицеров свиты: свитские офицеры разговаривают друг с другом во время смотра, один из гусарских офицеров, Жсрков, передразнивает полкового командира, который совсем этого не заслужил. Разжалованный Долохов подходит к Кутузову, чтобы напомнить о себе, говорит, что он загладит свою вину и докажет преданность императору и России. Кутузов «отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что все, что ему сказал Долохов, и все, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что все это прискучило ему и что все это совсем не то, что нужно». Кутузов прекрасно может различить молчаливую преданность Тимохина, которого в дальнейшем автор сделает одним из героев Шенграбенского сражения, и стремление Долохова любой ценой вернуть себе офицерский чин, потерянный им за свои пьяные выходки и бесчинства. Подлинную цену отношениям между свитскими офицерами можно увидеть в разговоре Жеркова и Долохова. Жерков когда-то принадлежал к буйному обществу, которым руководил Долохов, но, встретив его за границей разжалованного, сделал вид, что не замечает, а после того, как Долохов поговорил с Кутузовым, «вошел в милость», Жерков сам подъезжает к нему и начинает разговор. Никаких искренних чувств у них быть не может, искренне лишь желание возвыситься любой ценой и у одного, и у другого.

Толстой впервые в сцене смотра под Браунау показывает нам солдатский мир, единение всех солдат, которые получили от Кутузова заряд бодрости, веру в победу. Замечательно изображает автор песенников, ложечника, который, «несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому-то ложками». Проезжающему Кутузову передается эта радость солдат, их связывает единое чувство: «Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали идти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты». Но Толстой не забывает напомнить нам, что эти замечательные люди идут воевать, отдавать свои жизни, что сейчас, в данный момент, они веселы и счастливы, но вскоре могут быть искалечены и убиты.

Главная идея Толстого в описании войны 1805 года - это ненужность насилия, смерти, автор показывает единение людей, у которых должна быть другая цель, чем уничтожение себе подобных, и сцена смотра под Браунау подтверждает эту мысль.

Первая картина войны, которую рисует Толстой, - не сражение, не наступление, не взятие крепости, не оборона даже; первая военная картина - смотр, какой мог бы происходить в мирное время. И с первых же строк, повествующих о войне, даже с первой фразы, Толстой дает понять, что война эта не нужна народу, ни русскому, ни австрийскому:

ʼʼВ октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России, отягощая постоем жителœей, располагались у крепости Браунауʼʼ.

Кто мог тогда предполагать, что почти через сто лет в данном самом Браунау родится мальчик, чье имя проклянет человечество в двадцатом веке, - Адольф Шикльгрубер.
Размещено на реф.рф
Став взрослым, он возьмет себе фамилию Гитлер и, забыв уроки Наполеона, поведет свои войска в Россию...

А пока Браунау - маленький австрийский городок, где находится главная квартира Кутузова и куда собираются русские войска, среди них - пехотный полк, в котором служит разжалованный в солдаты Долохов.

У генерала, командира полка, одна забота: ʼʼлучше перекланяться, чем недокланятьсяʼʼ. По этой причине усталые солдаты после тридцативерстного перехода ʼʼне смыкали глаз, всю ночь чинились, чистилисьʼʼ; в связи с этим такую ярость вызывает у генерала неположенный цвет шинœели Долохова; в связи с этим ʼʼзвуки усердных голосов, перевираяʼʼ, повторяют приказ:

ʼʼКомандир третьей роты к генералу! командира к генералу, третьей роты к командиру!..ʼʼ И, наконец: ʼʼГенерала в третью роту!ʼʼ

По этой причине генерал кричит на командира третьей роты Тимохина, пожилого заслуженного офицера; называет злосчастную шинœель Долохова то сарафаном, то казакином; не без юмора замечает: ʼʼЧто, он в фельдмаршалы разжалован, что ли, или в солдаты?..ʼʼ - и, распаляясь, утверждаясь в своем гневе, который уже ему самому понравился, останавливается только перед наглым взглядом Долохова и его гордым звучным голосом: ʼʼНе обязан переносить оскорбленияʼʼ.

Роман Толстого принято называть ʼʼВойна и мирʼʼ, - уже в данном названии контраст, резкое противопоставление будней войны и будней мира; казалось бы, на войне всœе иначе, всœе по-другому, чем в мирной жизни, и люди проявят себя здесь не так, как в светских гостиных; выступит иная, лучшая их сущность...

Оказывается, ничего подобного. Отчаянный и наглый Долохов остается самим собой; в солдатском строю он тот же, что в разгульной компании Анатоля Курагина. Полковой командир, ʼʼплотный и широкий больше от груди к спинœе, чем от одного плеча к другомуʼʼ, не был нам знаком раньше, но ʼʼа его месте мы легко можем представить себе знакомого нам князя Василия, - он вел бы себя точно так же, и девиз ʼʼлучше перекланяться, чем недокланятьсяʼʼ вполне бы ему подошел. Мы еще не видели на войне князя Андрея, но не можем себе представить, чтобы он испугался генерала, как Тимохин, или был озабочен переодеванием солдат, как генерал. Зато очень легко представить себе Бориса Друбецкого адъютантом командира полка, выполняющим всœе его бессмысленные требования...

Оказывается, на войне люди проявляют себя аналогично тому, как в мирной жизни, - должна быть, только ярче выступают их характеры; нет контраста между войной и миром; есть другой контраст: как в мирной жизни, так и на войне одни люди честны, другие - бесчестны и думают не о делœе, а о своей выгоде.

Полк прошел тысячу верст из России. Солдатские сапоги разбиты; новую обувь должно было доставить австрийское ведомство и не доставило: полкового командира это заботит мало. Полк не готов к боевым действиям, потому что нельзя воевать босиком, но полковой командир хочет показать главнокомандующему как раз обратное: всœе в порядке, полк готов к войне.

Только вот в чем беда: главнокомандующему не этого нужно. Кутузов ʼʼнамеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из Россииʼʼ. Он-то знает, какое значение имеет обувь; после смотра солдаты скажут о нем: ʼʼНе... брат, глазастей тебя, и сапоги и подвертки всœе оглядел...ʼʼ

Все, что делает и говорит Кутузов, обратно тому, что делает и говорит молодцеватый, несмотря на свою тучность, полковой командир.
Размещено на реф.рф
Кутузов стар; Толстой подчеркивает, что он, ʼʼтяжело ступая... опускал ногу с подножкиʼʼ, что голос у него слабый, что шел он ʼʼмедленно и вялоʼʼ. Полковой командир тоже немолод, но старается выглядеть молодым; он неестествен - Кутузов прост в каждом движении, ʼʼточно как будто и не было этих двух тысяч людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командираʼʼ.

Тот самый капитан Тимохин, который вызвал гнев полкового командира из-за синœей шинœели Долохова, привлекает внимание Кутузова:

ʼʼ- А, Тимохин! - сказал главнокомандующий...

В эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.

Еще измаильский товарищ, - сказал он. - Храбрый офицер! Ты доволен им? - спросил Кутузов у полкового командира.

И полковой командир... вздрогнул, подошел вперед и отвечал:

Очень доволен, ваше высокопревосходительствоʼʼ. (Курсив мой. - Н. Д.)

Полковой командир озабочен только одним - всœегда одним: не упустить случая выдвинуться, понравиться начальству, ʼʼперекланятьсяʼʼ. Недаром ʼʼвидно было, что он исполнял свои обязанности подчинœенного с еще большим наслаждением, чем обязанности начальникаʼʼ. Что бы ни происходило, он прежде всœего думает о том, как он будет выглядеть в глазах начальства. Где уж ему замечать других людей, где ему понять, что капитан Тимохин - храбрый офицер...

Кутузов ведь тоже не всœегда был главнокомандующим - но и раньше, когда он был моложе, он умел видеть других людей, понимать подчинœенных, в связи с этим еще с турецкой войны он запомнил Тимохина. Там, в битве под Измаилом, Кутузов потерял глаз. И Тимохину памятна эта битва: после смотра он ответит полковому командиру, ʼʼулыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаиломʼʼ. (Курсив мой. - Н. Д.)

Что же сказал ему полковой командир и что ответил Тимохин?

ʼʼ- Вы на меня не претендуйте, Прохор Игнатьич!.. Служба царская... нельзя... другой раз во фронте оборвешь... Сам извинюсь первый, вы меня знаете...

Помилуйте, генерал, да смею ли я! - отвечал капитан...ʼʼ

Теперь, после милостивого обращения Кутузова с капитаном, генерал обращается к нему по имени и отчеству, почти лебезит перед ним. А Тимохин? ʼʼДа смею ли я!..ʼʼ Он маленький человек, такой же маленький, как капитан Тушин, с которым мы скоро познакомимся; как Максим Максимыч у Лермонтова. Но на этих маленьких людях держится русская армия - в битве под Шенграбеном Тушин и Тимохин определят успех сражения; оба они не боятся неприятеля, но боятся начальства; это понимает Кутузов, в связи с этим он отвернулся, чтобы не заставлять Тимохина вытягиваться сверх меры. Кутузов не только очень, очень много знает о людях - он понимает их и жалеет, сколько это возможно; он живет не по законам света͵ и в нашем восприятии он сразу оказывается своим, как Пьер, как Наташа, как князь Андрей, потому что главное разделœение людей в романе, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ подсказывает нам Толстой, - главное разделœение такое: близки и дороги люди искренние и естественные, ненавистны и чужды те, кто фальшивы. Это разделœение пройдет через весь роман, и на войне, и в мире оно будет главным в нашем отношении к людям, с которыми познакомит нас Толстой.

I

В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.

11-го октября 1805 года один из только-что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где-нибудь в середине России.

С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.

Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как-будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.

– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?

Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.

– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.

– Что? – сказал командир.

В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.

Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.

К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.

– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.

– Через час, я думаю.

– Успеем переодеть?

– Не знаю, генерал…

Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.

Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.

– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3-й роты!..

– Командир 3-й роты к генералу! командира к генералу, 3-й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.

Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3-ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из-за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.

– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3-й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…

Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.

– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.

– Ваше превосходительство…

– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.

– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.

– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.

– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.

– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что-нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что-нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…

И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3-й роте.

– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.

Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.

– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.

– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.

– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…

– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.

Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.

– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.