Ix какой век. Западная Европа в IX-XI веках

1. Слабость королевской власти во Франции.

Власть последних королей из династии Каролингов во Франции существенно ослабела. Современники давали королям унизительные прозвища: Карл Толстый, Карл Простоватый, Людовик Заика, Людовик Ленивый. В конце X века крупные феодалы Франции избрали королем богатого и влиятельного графа Парижского - Гуго Капёта (прозвище дано по названию любимого им головного убора - капюшона). С тех пор до конца XVIII века королевский трон оставался в руках династии Капетингов или ее боковых ветвей - Валуа, Бурбонов.

Французское королевство состояло тогда из 14 крупных феодальных владений. Многие феодалы имели более обширные земли, чем сам король. Герцоги и графы считали короля лишь первым среди равных и не всегда подчинялись его приказам. Королю принадлежало владение (домен) на северо-востоке страны с городами Париж на реке Сене и Орлеан на реке Луаре. Но король не был хозяином в остальных землях, где возвышались замки непокорных вассалов. По выражению современника, обитатели этих «осиных гнезд» «пожирали страну своим разбоем».

Король тогда не имел власти над всей страной. Он не издавал общих для страны законов, не мог собирать налоги с ее населения. Поэтому у короля не было ни постоянного сильного войска, ни оплачиваемых чиновников. Его военные силы состояли из отрядов вассалов, получавших феоды в его владении, а управлял он при помощи своих придворных1.

2. Образование Священной Римской империи. В Германии власть короля сначала была более сильной, чем во Франции. Единое государство было необходимо для защиты от внешних врагов.

Очень часты были нападения венгров (мадьяр). Эти племена кочевников-скотоводов двинулись в конце IX века от предгорьев Южного Урала в Европу и заняли равнину между реками Дунай и Тисса. Оттуда легкая конница венгров совершала набеги на страны Западной Европы и Балканский полуостров. Она прорывалась за Рейн и доходила даже до Парижа. Но больше всего страдала Германия: венгры разоряли и угоняли в плен многих ее жителей.

В 955 году немецкие и чешские войска во главе с германским королем Оттоном I наголову разгромили венгров в битве на юге Германии. Вскоре вторжения венгров прекратились, и они стали переходить к оседлой жизни. Около 1000 года венгры приняли христианство. Образовалось королевство Венгрия.

В 962 году, пользуясь раздробленностью Италии, Оттон I совершил поход на Рим, и папа провозгласил его императором. Кроме Германии, под власть Оттона I попала часть Италии. Так Римская империя была восстановлена еще раз. Позднее это образование стали называть Священной Римской империей германской нации.

Император желал, чтобы его считали главой всех правителей Европы. Но реальная власть была ограниченной. Даже германские герцоги постепенно добились независимости от него. Население Италии не прекращало борьбы с захватчиками. Каждому новому германскому королю, чтобы короноваться императорской короной, приходилось совершать поход за Альпы и вновь покорять Италию.

И Германия, и Италия в это время также не были едиными государствами. Подобно Франции, они состояли из множества отдельных самостоятельных герцогств, графств, баронств и т. п., каждое из которых имело свой главный город, своего государя, свой флаг и герб. Феодальная раздробленность в этих странах существовала на протяжении всего Средневековья.

3. Легенда и быль в истории Англии. В Средние века были широко известны сказания о храбром и могучем короле английском Артуре и его сподвижниках - рыцарях Круглого Стола. Рыцари совершали много подвигов в борьбе с волшебниками, великанами и другими чудовищами. Эти сказания легли в основу многих средневековых поэм и романов. Из сказаний о короле Артуре пришла идея круглого стола: во время переговоров и совещаний она обозначала (и обозначает по сей день) равноправие и достоинство каждого участника встречи.

Вероятно, Артур действительно существовал в VI веке, но был не королем, а вождем бриттов - древних жителей острова. Артур руководил сопротивлением бриттов вторжению в Британию с континента германцев - англов и саксов, которое началось после ухода с острова римских войск.

Около двух столетий сражались бритты за свою свободу, но в конце концов были либо истреблены, либо оттеснены в западные районы острова, частично превращены в зависимых людей. Часть бриттов переселилась на север Галлии и обосновалась на полуострове Бретань. Со временем племена англов и саксов образовали на территории Британии семь королевств англосаксов. Они постоянно между собой враждовали.

Еще с IV века в Британию стали прибывать миссионеры - посланцы папы римского для распространения христианства. На острове было основано множество монастырей. Но переход населения в христианство длился не одну сотню лет.

4. Кто такие норманны. В один из июньских дней 793 года обитатели небольшого монастыря на острове у северо-восточной Англии увидели в море паруса незнакомых кораблей. Суровые воины с боевыми топорами в руках напали на монастырь, ограбили его и сожгли; одних монахов убили, других увезли в неволю.

С этого времени около двух с половиной веков на Британию и другие страны Европы совершали нападения норманны («люди севера») - северные германцы: норвежцы, шведы, датчане.

Они населяли Скандинавский и Ютландский полуострова, острова Северного моря и западной Балтики. Множество горных хребтов, густые леса, каменистые и бедные почвы - все делало Скандинавию малопригодной для земледелия. Им занимались только в долинах рек. На горных пастбищах разводили скот. Жители прибрежной полосы ловили рыбу, охотились на китов и моржей.

Многие скандинавы покидали родину. Они отправлялись в морские походы ради захвата добычи или плодородных земель. Сами скандинавы участников походов называли викингами. Викинги выступали то как грабители, то как торговцы добычей, то как завоеватели или мирные переселенцы.

5. «Боже, избави нас от ярости норманнов!»

Нападения норманнов застали население Западной Европы врасплох. Завидев издали их длинные беспалубные корабли, вмещавшие до сотни человек каждый, под четырехугольным шерстяным красным или полосатым парусом, с устрашающими резными головами драконов или змей на носах, жители побережья спешили укрыться в лесах вместе со скотом и домашним скарбом. Не успевшие спрятаться погибали под ударами боевых топоров или вывозились как пленники из родных мест. Все, что нападавшие не могли забрать с собой, они сжигали. Люди в то время часто молились так: «Боже, избави нас от ярости норманнов!»

От нападений на побережья- небольшими отрядами норманны перешли к крупным походам. Их вожди устраивали стоянки в устьях больших рек, здесь собирали силы, а затем, двигаясь вверх против течения, проникали в глубь страны. Несколько раз норманны осаждали Париж, нападали и на другие города Франции. Королям приходилось откупаться от них серебром.

Норманны с юга и с востока Скандинавии, известные на Руси как варяги, совершали походы в Восточную Европу. Они добирались до верховьев Волги и спускались по ее течению в Каспийское море, где торговали с арабами и другими народами Востока. По Днепру варяги двигались в Черное море и добирались до Константинополя. Это был великий путь из варяг в греки. Варяги, особенно шведы и норвежцы, нередко оседали на Руси (служили в качестве дружинников) и смешивались со славянами. От одного из их предводителей - Рюрика вели свой род князья Древней Руси (Рюриковичи).

Норманны огибали Пиренейский полуостров, проникали в Средиземное море, нападали на города Южной Франции и Италии, на острова.

Норманны были великолепными мореходами и воинами. Но, конечно, успехи норманнов были вызваны главным образом слабостью стран Европы, раздираемых междоусобными войнами и взаимной борьбой.

6. Борьба англосаксов с норманнами. Выходцы из Скандинавии, главным образом из Ютландии, массами поселялись в Ирландии и Восточной Англии. Датчанам (их называли тогда данами) удалось захватить значительную часть Англии вместе с городом Лондоном. Положение страны стало отчаянным.

Возглавил борьбу англосаксов против датчан король одного из государств Альфред, которого позже назвали Великий (871-899). Он был образованным человеком и приглашал в Англию ученых монахов из других стран Европы; по его указанию был составлен первый общеанглийский сборник законов.

Сначала Альфред терпел от датчан поражения. Ему пришлось со своими отрядами укрываться в лесах и тайком собирать военные силы. Наряду с ополчением из крестьян Альфред создал конное войско. Для обороны от датчан он сооружал крепости, строил морской флот, чтобы мешать высадке врагов на побережье.

Альфред остановил натиск датчан и отбросил их за реку Темзу, освободив Лондон. При преемниках Альфреда англосаксы подчинили себе местных датчан и Англия объединилась в единое государство.

7. Государства норманнов. В IX-XI веках в Скандинавских странах образовались королевства Дания, Швеция, Норвегия. Но еще долго королям пришлось укрощать мятежную знать. После того как в Дании укрепилась королевская власть, в Англию были направлены большие армии. Английские короли были вынуждены еще долгие годы платить норманнам дань золотом и серебром - так называемые датские деньги.

В начале X века одному из отрядов норманнов удалось закрепиться на севере Франции. Занятая ими территория стала называться герцогством Нормандия.

Теперь уже выходцы из Нормандии начали совершать плавания в Средиземном море. Предводители норманнов, завоевав южную часть Италии и Сицилию, объединили их в единое Сицилийское королевство.

Как и многие завоеватели, норманны со временем, оседая на новых землях, прекращали грабежи и разбои, превращались в мирных людей, начинали заниматься торговлей и пользоваться благами европейской культуры. Воины-норманны приняли христианскую веру и смешались с местными жителями.

С XI века походы норманнов в другие страны прекратились: европейские государства уже могли дать им отпор.

Введение

Девятый (IX) век длился с 801 по 900 годы по григорианскому календарю. В Европе царит раннее Средневековье. Предположительное начало средневекового потепления.

1. События

Основаны Муром, Полоцк, Ростов, Смоленск, Ужгород, Житомир

Викинги заселяют Фарерские острова

Заключён Верденский договор

Объединение королевств Астурии и Галисии. Образование графства Арагон.

Распад Албании Кавказской на феодальные княжества.

Строительство города Паган в Бирме.

Гана подвергается нападениям берберов Лемтуна.

1.1. Начало века

Гегемония Уэссекса в Англии.

Присоединение Трансильвании к Болгарии.

Христианизация хорватов.

Образование Тао-Кларджетского царства в бассейне реки Чорохи и в Картли.

Открытие пути «из варяг в греки».

Русское войско воевало в Крыму от Судака до Керчи.

Пратихары вторглись в Доаб (Джамна-Гангское междуречье) и овладели Канауджем, а затем распространили свою власть на всю территорию от Канауджа до Бенареса.

Возникновение Кашмирского шиваизма.

1.2. Середина века

Захват датчанами Северо-Восточной Англии.

Граф Анжу Фульк I Рыжий, основатель Анжуйской династии.

Образование герцогства Бретань.

Появление новых центров христианского наступления на мусульман: Наварры и Арагона.

Под властью Саманидов объединен весь Мавераннахр.

Длительные войны между Пратихарами и бенгальскими князьями из рода Пала.

Отпадение Явы от Шривиджайи.

Третья четверть века - движение павликиан.

1.3. Конец века

Адемар (Эмар), первый герцог Бурбонский.

Борьба в Ирландии между норвежцами и датчанами, явившимися из восточной Англии.

Освобождение всего Леона от арабов королем Астурии Альфонсом III.

По 1306 год - династия Пржемысловичей в Чехии.

Династия Тулунидов подчиняет Палестину и Сирию.

Печенеги перемещаются из долины Волги в долину Днепра.

Из Хазарского каганата выделилась Алания в центральной части Северного Кавказа.

Усиление киданьского племенного союза в Западной Монголии и части Маньчжурии.

890 год - свидетельство о том, что у племени чигилей было государство.

Распад Кореи на государства Силла на северо-востоке, «Второе Пэкче» на юго-западе и Тхэбон на севере.

Города майя в южной части Юкатана прекратили свое существование.

2. Персоны

Князь Травунии Фалимер, сын Краины.

Карл Великий - король франков и лангобардов.

Фотий I - константинопольский патриарх.

Николай I - папа римский.

3. Открытия

Открытие Исландии викингом Гардаром Сваварсоном

Первые ветряные мельницы

Список литературы:

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1989. стр.685-755

Источник: http://ru.wikipedia.org/wiki/IX_век

Восточная Европа в IX столетии. Древние славяне

Северская земля и Хазарский каганат в IX в.

Во 2-й пол. VIII – нач. IX вв. на обширные пространства Юго-Восточной Европы распространяется власть могущественного Хазарского каганата. Собственно Хазария охватывала треугольник от нижнего Дона и дельты Волги до Терека и предгорий центральной части Кавказа (Артамонов 2001: 532). В степном Крыму, Приазовье, Подонье и Нижнем Поволжье кочевали покоренные хазарами болгарские орды, а верховья Дона, Северского Донца и Оскола населяли переселенные с Кавказа аланы (Плетнева 1986: 41- 45). На севере власть итильских правителей признавали буртасы (бурт-с), волжские болгары (булг-р), савиры (с-в-ар), эрдзя (арису), черемисы (ц-р-мис), вятичи (в-н-н-тит), северяне (с-в-р) и с-л-виюны (радимичи или поляне).

Политическая мощь каганата во многом определялась его выгодным географическим положением, позволявшим хазарам выступать в качестве торговых посредников между Европой и странами арабского Востока. По мнению А.П. Новосильцева, усиление хазарского присутствия в Поднепровье и Поволжье в первую очередь было связано с тем, что «в середине VIII в. единое Арабское государство начало распадаться, ...Средиземное море находилось под контролем враждебной арабам Византии... [и] это толкало мусульманских купцов на торговлю через хазарские владения, а хазарские власти – на поиск путей для усиления своего контроля над торговыми артериями Восточной Европы» (Новосильцев 1990: 202-203). Окончательное становление торгового пути через Хазарию относится к последним десятилетиям VIII в. По данным А.В. Комара, именно с 780-х – 790-х гг. к салтовскому населению начинается постоянный приток арабских монет (Комар 1999).

Из Хазарии дирхемы шли в Восточную Европу по двум направлениям – волж-скому и донскому. Первый, играя роль трансконтинентальной магистрали, связывал мусульманский мир с Прикамьем и Северной Европой. Второй обслуживал потребности северных провинций Хазарского каганата. Он шёл по Дону (аланы и донские славяне) из которого караваны попадали на Верхнюю Оку (вятичи) при посредстве волока, существовавшего еще в конце XVI в. Английский дипломат Д. Флетчер, посетивший Россию в 1588 г., сообщал, что «по Дону (как уверяют русские) можно из города Москвы доехать водой до Константинополя и во все части света, перетаскивая только лодку (по обычаю их) через небольшой перешеек или узкую полосу земли… Это недавно было доказано одним посланником, отправленным в Константинополь, который плыл сперва Москвой-рекой, потом вошел в другую, называемую Окой, тут перетащил лодку свою на Дон, а оттуда уже всю дорогу плыл водой» (Флетчер 1991: 29). С Верхней Оки трасса через Сейм и Десну (северяне) выходила в Верхнее Поднепровье (радимичи), откуда часть дирхемов могла попадать к смоленским кривичам, о чём свидетельствуют находки в Верхнем Поднепровье кладов куфических дирхемов, младшие монеты которых были отчеканены в 810 – 820-х гг. Дискуссионным является вопрос о поступлении арабского серебра в Среднее Поднепровье, к полянам - самому западному славянскому объединению признающему власть хазар. В этом регионе зафиксированы находки единичных монет сер. VIII – нач. IX вв. (Фасмер 1931:15), однако (в отличие от Верхнего Поднепровья) не отмечено ни одного достоверного клада этого времени. Исключение составляет упоминаемый И.И. Ляпушкиным (со ссылкой на Р.Р. Фасмера) «монетный клад (?) 194 г.х. (809/810)» из Киева (Ляпушкин 1968: 48), однако сам Р.Р. Фасмер только отмечает находку в Киеве в 1927 г. четырёх самаркандских дирхемов 194 г.х. (809/810), но не говорит о том, что они входили в состав клада (Фасмер 1931: 15). В связи с этим мы можем предположить, что какие-то поступления дирхемов в 1-й трети IX в. к полянам, вероятно, осуществлялись, но до находки кладов этого времени данное предположение остаётся гипотетичным.

Соблюдение своих интересов каганат мог осуществлять при помощи воинских контингентов, размещаемых в землях подвластных племен. В 1991 г. на роменском городище «Гора Ивана Рыльского» (г. Рыльск) М.В. Фроловым было исследовано разрушенное погребение хазарского воина (Рис.1), сопровождавшееся захоронениями коня и собаки, а также найденными неподалеку наконечниками двух втульчатых ромбовидных копий и характерными для степных древностей VIII – IX вв. железными двухсоставными удилами с гвоздевидными псалиями. Предположительно, предметы и кости были выброшены из округлой ямы, аналоги которой известны на некоторых могильниках салтовской культуры. По мнению исследователя, «обнаруженное погребение является несомненным свидетельством контактов обитавших на городище северян с кочевым населением степей на ранних этапах развития роменской культуры» (Фролов 1992: 14). Возможно, обнаруженное М.В. Фроловым захоронение свидетельствует о присутствии в Рыльске на рубеже VIII – IX вв. хазарского подразделения, контролировавшего стратегически важный район соединения шедших через Курское Посеймье торговых путей: Ока – Самодуровское озеро – Тускарь – Сейм и Ока – Самодуровское озеро – Свапа – Сейм (Рис. 2). Хазарскими форпостами могли быть также Супрутское городище на Упе, контролировавшее вероятный участок перехода из Дона в Оку, Чернигов, закрывавший выходы в Нижнее и Верхнее Приднепровье и Киев, являвшийся плацдармом хазар на правом берегу Днепра.
Оплотом хазарской власти на Днепровском Левобережье могло быть расположенное на р.Псел недалеко от г.Сумы (Украина) прекрасно укреплённое Битицкое городище. Вероятно, здесь находилась ставка хазарского наместника-тудуна и размещался отряд воинов, в обязанности которых входил сбор дани, отражение вражеских набегов и поддержание спокойствия среди зависимых от каганата племен. Население Битицы было многонациональным. Об этом говорят обнаруженные во время раскопок юртообразные жилища кочевников, сосуществовавшие с типичными для славян полуземлянками. Городище являлось и крупным ремесленным центром, в округе которого действовали гончарные мастерские, продукция которых находила сбыт на обширной территории Днепровского Левобережья.

Битицкое городище погибло во время вражеского нападения, о чем свидетельствуют обнаруженные археологами следы пожара и скелеты убитых людей. По мнению В.В. Приймака, разгром Битицы произошел в начале IX в., в самый разгар междоусобицы, разразившейся в Хазарии после того, как царь Обадия объявил иудаизм государственной религией (Приймак 1994: 15). Религиозная реформа вызвала недовольство обитавших в Хазарии христиан, мусульман и не желавших отказываться от веры предков язычников, однако более веской причиной для начала восстания стали сопровождавшие внедрение иудаизма политические преобразования, в результате которых каган был отстранен от власти и превратился в религиозный символ, а фактическая власть сосредоточилась в руках одной семьи, передававшей её по наследству. Именно это и стало причиной выступления против центральной власти возмущённых хазарских вождей и старейшин. Междоусобица раздирала каганат несколько десятилетий. Наконец мятеж был усмирен, но победа досталась правителям Хазарии дорогой ценой. Десятки укрепленных замков были разрушены, множество воинов погибло или покинуло пределы своей родины, каганат потерял ряд пограничных областей, в других же выросло стремление к самостоятельности (Артамонов 2001: 433 - 434,438 – 441).

На Днепровском Левобережье, в ареале роменской культуры, возможным отражением этих бурных событий стало возведение многочисленных укреплённых крепостей-городищ, призванных защитить их обитателей в условиях охватившей каганат анархии. Впрочем, судя по данным русской летописи, северяне еще достаточно долгое время (до 884 г.) продолжали признавать свою зависимость от хазар, что позволяло им получать высококачественную продукцию ремесленных центров каганата, облегчало участие в торговых операциях с хазарскими, среднеазиатскими и ближневосточными купцам, а также обеспечивало защиту от набегов кочевавших в южнорусских степях племен.

Интересные сведения о славянах Восточной Европы содержатся в анонимном описании северных стран, включенном в созданный между 903 и 913 гг. иранским географом Ибн Русте трактат «Дорогие ценности». Описанная им «Страна славян» предстаёт перед читателем племенным союзом (глава глав) с сильной верховной властью («глава их коронуется, они ему повинуются и от слов его не отступают»), возможно, дружиной («царь этот имеет верховых лошадей…есть у него прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги»), сбором налога в виде полюдья («царь ежегодно объезжает их») и системой управления (свт-малик - супанедж) похожей на систему управления Хазарским каганатом (каган и царь-шад) (Хвольсон 1869: 32-34).

В локализации “Страны славян” Ибн Русте, отправной точкой служит расстояние в 10 «дней пути» между ней и печенегами, которые находятся как бы за пределами его «Описания» . Однако в сообщениях о хазарах и буртасах отмечается, что эти народы воюют с печенегами, а лежащий рядом с волжскими болгарами-эсегель «первый из краев мадьяров» соседствует с ними. В то же время сообщения о контактах печенегов со славянами и аланами у Ибн Русте полностью отсутствуют. Возможно, это является косвенным свидетельством раннего характера источника, так как после вторжения печенегов в причерноморские степи (кон. IX в.) процесс взаимодействия с ними этих народов достаточно полно отражен в разноязычной литературе того времени.

Таким образом, время составления помещённого у Ибн Русте «Описания», вероятно, застало печенегов ещё в заволжских степях, где они, согласно Константину Багрянородному, «имели место своего обитания на реке Атил [Волга], а также на реке Геих [Урал], будучи соседями и хазар, и так называемых узов» (Константин Багрянородный 1989: 155). С.А. Плетнёва считает, что заволжская Печенегия лежала в лесостепной зоне между реками Волга и Урал, доходя на севере до Жигулевских гор, называемых в некоторых источниках Печенежскими (Плетнева 1958: 164). Самым западным регионом печенежского расселения было левобережное Саратовское Поволжье, откуда автор «Описания», вероятно, и начинает отсчет «дней пути» до разных народов.

В своей статье, посвящённой сухопутной магистрале Булгар – Киев, Б.А. Рыбаков установил, что в зависимости от сложности трассы “день пути” для передвигавшихся по суше караванов колебался в пределах 31 – 46 км, а день обычного пути (при продвижении на большие расстояния) следует считать в 35 км (Рыбаков 1969: 190). Это же значение было использовано А.П. Моця и А.Х. Халиковым в их труде, посвящённом расположенным вдоль трассы Булгар – Киев археологическим памятникам (Моця, Халиков 1997: 138). Ибн Русте сообщает, что «от земли Печенегов до земли Славян» 10 дней пути. (Хвольсон 1869: 28). Однако ближайшие славянские поселения этого региона располагались на Верхнем и Среднем Дону, на расстоянии около 480 км (14 «дней пути») от Саратовского Поволжья. В качестве объяснения этого несоответствия можно выдвинуть два предположения: или это ошибка первоисточника или же данный отрезок пути преодолевался караванами с максимально возможной для них скоростью (46 км за «день» пути по Б.А. Рыбакову).

Согласно Б.А. Рыбакову сухопутные караваны идущие по трассе Булгар – Киев вступали в «Страну славян» в Подонье, в области расположения т.н. «воронежского узла» памятников роменско-боршевской культуры. По мнению исследователя самый крупный из памятников этого «узла» – городище у Михайловского кордона на р. Воронеж вполне может быть соотнесено с Вантитом (Вабнитом) – “первым городом сакалиба со стороны востока”. Оно выдвинуто далеко на восток и, действительно, является первым славянским поселением для идущих со стороны Волги путешественников, а по своим размерам (свыше 2 км по периметру оборонительного вала) городище равнялось одному из крупнейших городов Волжской Болгарии Сувару (Рыбаков 1969:194). Соглашаясь с гипотезой Б.А. Рыбакова о размещении Вантита в Лесостепном Подонье, занимавшиеся этой проблемой исследователи соотносят с ним другие археологические памятники: А.Н. Москаленко и А.З. Винников – городище Титчиху, А.П. Моця и А.Х. Халиков – Животинное городище, А.Д. Пряхин, помещающий Вантит в нижнем течение р. Воронеж, ранее предполагал в этой роли Животинное городище, сейчас же соотносит Вантит с комплексом памятников древнерусского времени у северной окраины современного г. Воронежа (Москаленко 1981: 79; Пряхин 1988: 95-96; Винников 1996: 72; Моця, Халиков 1997:136; Пряхин 1997:110).

Относительно этнической принадлежности обитателей славянских поселений Подонья большинство археологов считает, что основная их масса может быть соотнесена с представителями племенного союза вятичей (Ефименко П.П., Третьяков П.Н., Артамонов М.И., Арциховский А.В., Монгайт А.Л., Никольская Т.Н., Рыбаков Б.А., Винников А.З., Григорьев А.В.). Однако мы считаем, что правильней соотносить «Страну славян», не с Землёй вятичей, как это делали Ф. Вестберг, В.Ф.Минорский, Т.Левицкий и Б.А. Рыбаков, а с Северской землёй.

Одним из основных аргументов является анализ описанного Ибн Русте погребального обряда, археологическим аналогом которого является кремация на стороне с последующим помещением урны с прахом в верхней части курганной насыпи: «Когда умирает кто-либо из них, они сжигают труп его… На следующий день по сожжении покойника, отправляются на место, где оно происходило, собирают пепел и кладут его в урну, которую ставят затем на холм» (Хвольсон, 1869. С.29). Такой обряд не был характерен для вятичей, не известен он так же у южных (хорваты, уличи, тиверцы) или юго-западных (волыняне, древляне, поляне) племен восточных славян и у обитавших на Днепровском Левобережье радимичей. Д.А. Хвольсон, опираясь на прочтение имени царя славян как «Святблк», считал его моравским князем Святоплуком (870 – 894 гг.), а его подданных относил «частью к моравским славянам, частью к славянам, жившим на расстоянии около 350 верст на западе от печенегов», населявших земли между Хазарией и Византией (Хвольсон, 1869. С.49,140,144). Однако погребальный обряд населения Великой Морави так же не соответствует «Описанию» Ибн Русте, т.к. моравы приняли крещение ещё в 831 г. и во времена Святополка I (870 – 894 гг.) уже традиционно хоронили своих умерших по христианскому обряду (Седов 1995: 284-297).

Полное соответствие описанному Ибн Русте погребальному обряду мы находим лишь в захоронениях носителей роменской культуры Посеймья, Средней Десны и Верхней Сулы, в области проживания летописной «северы» , с которыми и должны быть соотнесены увиденные арабским путешественником обитатели «Страны славян».

Однако при соотнесении «Страны славян» с Северской землей остаётся непонятным, как на восточной границе ареала северян, простиравшегося в 820-х – 850-х гг. от Днепра на западе до верховьев Сейма на востоке, мог находится город Вантит, локализуемый большинством археологов на Дону и имя которого рядом исследователей достаточно аргументировано соотносится с содержащимся в письме Иосифа названием вятичей (в.н.н.тит). На наш взгляд, локализация Вантита на Среднем Дону, материальная культура славянского населения которого имела много общего с культурой верхнеокских вятичей вполне логична, а кажущееся противоречие между определением «Страны славян» как Северской земли и включением в неё территорий, населённых вятичами снимается, если принять во внимание мнение А.В. Григорьева, согласно которому активная колонизация в IX в. областей Верхней Оки и Среднего Дона населением, родственным северянам по облику материальной культуры, вероятней всего, шла со стороны Северской земли (Григорьев 2000: 177). Со временем отделившиеся от основного северянского массива переселенцы постепенно превратились в отдельное этнополитическое образование, принявшее в честь своего легендарного предводителя имя «вятичей». Однако во время составления описания «Славянской земли» они всё ещё могли признавать верховное главенство правителя северянского племенного союза, получая взамен помощь и поддержку при освоении новых земель.

Представляет интерес сообщение Ибн Русте о том, что правитель славян употребляет в пищу кобылье молоко. Это совершенно чуждо традиционному укладу земледельческих обществ, но характерно для кочевых культур и может указывать на то, что описываемыми у Ибн Русте славянами правил человек, придерживавшийся степных обычаев. Это мог быть некий представитель хазарской знати, которого северяне рассматривали, как своего законного правителя, одинаково равноудаленного от всех входящих в союз родоплеменных образований и поддерживающего тем самым необходимое равновесие внутри их объединения. Если верно предположение Д.А. Хвольсона о том, что “С.вит.м.л.к” является не титулом, а личным именем «С.вит.б.л.к», то свидетельство Ибн Русте не обязательно должно относится именно к Святополку I Великоморавскому (Хвольсон 1869:139 – 140). Среди славянских народов зафиксировано ещё несколько правителей с подобным именем, например, русский Святополк Окаянный или Святополк Поморский в Польше, т.е. имя Святополк входило в круг княжеских имён и соответственно его могли носить представители разных славянских династий. Что же касается сообщения Ибн Русте, то, возможно, он зафиксировал начало ассимиляции иноэтничного правящего рода Северской земли, которая нередко имела демонстративный характер. Ближайшей аналогией может служить русский князь Святослав, чьи родители носили скандинавские имена Игорь (Ингвар) и Ольга (Хельга).

При определении даты составления цитируемого Ибн Русте описания северных народов авторы исходят из того, что упоминаемые в нем мадьяры не могли появиться на территории Хазарии ранее 820-х гг., а отсутствие традиционного для более поздних арабских географов описания трех центров Руси (ас-Славийа, ас-Арсанийя и Куйаба) дает возможность определить его верхнюю хронологическую планку, так как «Куйаба», являвшаяся среднеднепровским анклавом руси, могла возникнуть только после того, как «бояре» Рюрика Аскольд и Дир захватили Киев перед своим походом на Константинополь в июне 860 г. Исходя из вышесказанного это описание можно датировать 2-й третью IX в.

Русь на Днепре.

В 1-й пол. IX в. гегемония Хазарии на Днепре и Волге начинает испытывать военно-торговое давление со стороны “руси”, политическое доминирование среди которой осуществляли выходцы из различных скандинавских регионов. Русь двигалась по Днепру и Волге с севера, из Поволховья и Приладожья – регионов, в которых североевропейские древности фиксируются с сер. VIII – сер. IX вв. (Кузьмин, Михайлова, Соболев 1997).

Первые походы на днепровском направлении, вероятно, носили разведывательный характер и были осуществлены в виде опустошительных, но кратковременных викингских набегов. Сведения о некоторых из них сохранились в византийской житийной литературе начала IX в. Так, “Житие св. Стефана Сурожского” сообщает, что в кон. VIII – первой четв. IX в. русская рать во главе с “новгородским князем” Бравлином опустошила крымские владения от Херсонеса до Керчи и после 10-дневной осады штурмом взяла Сурож (Гумилевский 1888: 21). Святой Стефан Сурожский умер в 787 г., нападение же произошло после того “через малое число лет”, что позволяет сузить его дату до промежутка между 790 и 820 гг. Исходным пунктом, откуда мог начаться этот поход, вероятно, был не Новгород (тогда еще не существовавший), а основанная скандинавскими переселенцами в середине VIII в. Ладога, в которой к временам легендарного Бравлина относятся III ярус Земляного городища (ок. 780 - ок. 810 гг.) и найденный в 1892 г. клад куфических монет 749 – 786 гг.

Однако основу процветания Ладоги составляли не только войны, но и сопутствующая им торговля. Именно посредническая роль в восточной торговле и обслуживание транзитного пути привели, по мнению Н.Е. Носова, к стремительному возвышению Ладоги во второй пол. VIII – IX вв. (Носов 1997). Согласно Ибн Русте, основными товарами русов были пушнина и рабы. “Их единственное занятие – торговля соболями, белками и другими мехами … Они производят набеги на славян, …захватывают их в плен, увозят их к хазарам и болгарам и продают” (Бартольд 1940: 21).

Осуществлявшие посредническую торговлю волжские болгары не были заинтересованы в установлении прямых контактов руси с арабскими купцами и, возможно, препятствовали продвижению русских караванов вниз по Волге через свои земли. Этим самым они вынуждали русь к поиску обходных путей проникновения на Каспий и прокладыванию маршрутов по Днепру и через византийские владения в Крыму. Именно так можно объяснить датируемое 880-ми гг. сообщение Ибн Хордадбеха, о том, что русские купцы “вывозят бобровый мех, мех черной лисицы и мечи из самых отдалённых (частей) страны славян к Румскому (Черному) морю, а с них десятину взимает царь Рума, и если они хотят, то они отправляются по Тнс (Танаис-Дон), реке славян, и проезжают проливом столицу хазар Хамлых (Итиль), и десятину с них взимает их (хазар) правитель. Затем они отправляются к Джурджанскому (Каспийскому) морю и высаживаются на любом его берегу... и иногда они привозят свои товары на верблюдах из Джурдана в Багдад” (Сведения 1985: 292).Материальным подтверждением ранних контактов руси с государственными образованиями Юго-Восточной Европы является Петергофский клад, состоявший из 82 куфических и сасанидских монет, младшая из которых была отчеканена в Балхе в 804/5 г. На двух десятках монет обнаружены распадающиеся на четыре самостоятельных системы письменных знаков граффити. Византийская представлена процарапанным в две строчки греческим именем “Захариас”, скандинавская - 12 дирхемами со скандинавскими рунами, в том числе именем “Убби” и словом “kiltR”, хазарская - 4 монетами с тюркскими рунами и арабская – 2 дирхемами со знаком “каф” и надписью “Хвала Аллаху” (Лебедев 2002: 22–23).

Вероятно, ранние контакты хазар и руси не ограничивались только торговыми операциями. На Битицком городище были обнаружены наконечники стрел «гнёздовского» типа и топор с щекавицами, которые могут свидетельствовать о присутствии в рядах штурмовавших Битицу воинов отряда русов (Комар, Сухобоков 2004: 166). Это могли быть наёмники, о практике привлечения которых на службу в воинские подразделения каганата говорят сообщения арабских авторов IX – X вв. и результаты археологических исследований памятников Поволжья (Балымерский могильник) (Измайлов 2000: 84).

Возможно, в 1-й пол. IX в. начинает складываться и успешно осуществляемая позднее древнерусскими правителями практика силового воздействия на Византию при отстаивании своих торговых интересов.
Об этом может свидетельствовать совпадение дат совершенного между 825 – 842 гг. нашествия, во время которого губительный “именем своим и делами народ Русь” опустошил малоазийские области от Боспора до Синопа, захватив находившуюся в нескольких переходах от Константинополя столицу Пафлагонии - Амастриду и известия о первых русско-византийских дипломатических контактах в конце 830-х гг.

Красочный рассказ о набеге руси на расположенный в Малой Азии византийский город Амастриду сохранился в житии св. Георгия Амастридского: «Было нашествие варваров, россов, - народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия … этот губительный и на деле, и по имени народ, начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул, наконец, и до отечества святого (Амастриды), посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку» (Древняя Русь 2003: 90 - 91).

Вероятно, этот поход затронул не только византийские владения, но и земли хазарских данников на Днепровском Левобережье и обитавшие по Днепру славянские союзы. О вспышке военной активности в первых десятилетиях IX в. свидетельствует достаточно значительная в количественном отношении группа кладов, укрытых примерно в одно и то же время в Верхнем Поднепровье (Могилев 815 г., Витебский р-н 822/23 гг.), на Псле (Новотроицкое 819 г. и Нижняя Сыроватка 813 г.), Десне (Нижние Новоселки 812 или 817 г.) и на Оке (Баскач, 1-я треть IX в., Хитровка 811 г., Борки 818 г., Лапотково 817 г.), а также серия кладов Верхнего Поволжья (Угодичи, Сарское городище, Углич, Загородье, Семенов Городок, Демянск, Набатово) (Ляпушкин 1968: 82,110-111; Кропоткин 1968: сноски; Кропоткин 1978: 113). В основной своей массе младшие монеты этих кладов датируются второй пол. 810-х – первой пол. 820-х гг., однако, нахождение в одном из жилищ Новотроицкого городища дирхема 833 г. может отодвинуть дату предполагаемого укрытия этой группы кладов к сер. – 2-й пол. 830-х гг., давая нам возможность связать факт их сокрытия с походом русской рати на Византию.

В связи с этим, интересна судьба расположенного на Псле Новотроицкого городища (Сумская обл., Украина). Исследовавший его И.И. Ляпушкин считал, что Новотроицкое было разгромлено печенегами в конце IX в. Однако более чем полувековой разрыв между датой чеканки младшей из обнаруженных на Новотроицком монет (833 г.) и временем появления печенегов в южнорусских степях (890-е гг.) представляется чрезмерным.

Прояснить вопрос об этнической принадлежности напавших на Новотроицкое врагов может помочь анализ обнаруженных при раскопках городища наконечников стрел. Из 19 найденных экземпляров 10 относятся к типам, распространённым в первую очередь на севере Руси, в основном среди финно-угорских племён (Прикамье и Среднее Поволжье, Сарское городище, Вятка). Ряд наконечников имеет аналогии также и среди дружинных древностей руси в Гнёздово, Шестовице, Гульбище, Чёрной Могиле (Ляпушкин 1958: рис.9: 1,3,4,7,10,11; рис.62: 5; рис.83: 1; табл.XCIII: 14). Согласно классификации А.Ф. Медведева они принадлежат к типам 2, 35, 39, 41, 42, 45, 50, 61, 63. Пять наконечников было обнаружено в заполнении сгоревших жилых построек. Особый интерес представляет наконечник из жилища 43 - плоский, втульчатый, двушипный (Ляпушкин 1958: 125). Согласно классификации А.Ф. Медведева, его следует отнести к типу 2, который применялся вдоль западных границ Руси с кон. VIII по сер. XIII вв. и был “несомненно, заимствован русскими у западных соседей. В Западной Европе двушипные наконечники … употреблялись и для зажигательных стрел, чтобы они цеплялись за кровлю и не падали на землю” (Медведев 1966: 56). Таким образом, с большой долей уверенности можно утверждать, что Новотроицкое городище было уничтожено не кочевниками, а отрядом русов, часть которого, предположительно, составляли лучники из числа союзных или подчинённых русам финно-угорских племён.

Взятое в плен население стало рабами, а непригодные к этому по возрасту или физическим данным жители – перебиты на месте. Об этом свидетельствуют останки семи погибших людей, обнаруженные в шести жилищах (№ 2, 4, 24, 30, 39, 43) Новотроицкого городища. Все они принадлежат женщинам зрелого возраста (около 40 лет, причем одна из них была, вероятно, горбатой) и маленьким детям в возрасте от 10 – 12 месяцев до 5 лет (Ляпушкин 1958: 54, 59, 95, 104, 118, 125). Это весьма напоминает «почерк» разорите-лей Амастриды. Там русы также действовали «не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев». Части человеческих скелетов были обнаружены и при исследовании культурного слоя, поэтому можно утверждать, что потери новотроицких северян не ограничились семью убитыми в полуземлянках старухами и детьми. В целом, судьба городища представляет яркую иллюстрацию к свидетельству Ибн Русте о том, что “когда они [русь] нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его всего. Женщинами побеждённых сами пользуются, а мужчин обращают в рабство” (Хвольсон 1869: 38-39).

Исходя из приведенных выше фактов, можно осторожно предположить, что сплавившаяся по Днепру русь (клады Верхнего Поднепровья) после разгрома византийских владений в Крыму и Малой Азии на обратном пути прошлась огнем и мечом по северо-западной окраине Хазарского каганата (Нижний Днепр, Десна, Ока) и, вызвав выпадение многочисленной группы кладов по Волге, вернулась в район Поволховья и Приладожья.

Одним из результатов Амастридского похода могло стать появление на северо-западе современной России государственного образования, объединившего под властью руси многочисленные славянские и финно-угорские племена, населявшие верхние течения Днепра и Волги. Это позволило правителю руси принять титул «кагана», тем самым заявив о своей независимости и равноправии по отношению к одному из могущественнейших восточноевропейских государств того времени.

Практика более позднего времени показывает, что итогом русских нашествий на Византию обычно становилось заключение мирного договора, содержавшего выгодные для руси торговые условия. Возможно, именно это и было целью миссии, направленной “каганом русов” к византийскому императору в конце 830-х гг. Сообщение о ней содержатся в составленных епископом Пруденцием “Бертинских анналах”. Согласно им, в состав прибывшего ко двору Людовика Благочестивого в 839 г. византийского посольства входили люди “которые говорили, что их зовут рос», правитель которых именовался «хакан» (Сахаров 1980: 36-37). Они посещали византийского императора, но не смогли вернуться домой прямой дорогой, “так как пути которыми они прибыли в Константинополь шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен”. Вероятно, под «варварами» подразумевались господствовавшие в Причерноморье с 829 г. венгры, нападавшие на преодолевавшие днепровские пороги торговые караваны, подобно тому, как это делали сменившие их печенеги.

Людовик расспросил послов и, узнав, что они являются “свеонами” (шведами), задержал до выяснения истинных целей их прибытия. Однако можно предположить, что все закончилось благополучно и послы вернулись на родину. С одним из участников этой миссии С.С. Ширинский связывает погребение из кургана 47 в Гнездове. По его мнению, об этом говорит и обрядность (трупосожжение в ладье), и состав находок, среди которых соотносимые им с посольскими дарами превращённый в подвеску золотой солид императора Феофила, массивная каролингская шпора из серебра и серебряное шитье (Ширинский 1997). Возможно, находка погребения «посла» в Гнёздово не случайно, т.к. в 1-й пол. IX в. Гнёздово являлось самой южной точкой продвижения руси на Днепре и, вероятно, маркировало границу “Русского каганата”, существование которого с конца 830-х годов фиксируют не только европейские, но и восточные источники.

Источники могут помочь и в определении точного местоположения страны русов. Согласно Ибн Русте русы жили “на острове, окруженном озером. Окружность этого острова… равняется трем дням пути; покрыт он лесами и болотами; нездоров и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясётся, по причине (рыхлости от) обилия в ней воды. Русь имеет царя, который зовётся Хакан-русь… Пашен Русь не имеет и питается лишь тем, что добывает в земле славян, … единственный промысел их - торговля соболиными, беличьими и другими мехами, которые и продают они желающим” (Хвольсон 1869: 34-36).

Пытаясь локализовать местонахождение острова русов, мы исходим из того, что образ обширного острова, окруженного огромным пресноводным водоемом, мог появиться в трудах мусульманских географов вследствие не совсем точно понятого или переданного описания одного из отрезков северной части Волжского пути (Балтийское море – Финский залив – Нева – Ладожское озеро – Волхов – озеро Ильмень – “Селигерский путь” – Верхняя Волга), ограниченного с двух сторон такими значительными пресноводными водоемами как Ладожское озеро и озеро Ильмень.

Подробное описание движения по этому отрезку оставил Адам Олеарий, посетивший Россию в составе голштинской дипломатической миссии 1634 г. После пересечения границы посольство проплыло по Ладожскому озеру 12 миль, утром 22 июля сделало остановку на Волховской губе, вечером прибыло в Ладогу, из которой отплыло во второй половине следующего дня. До вечера флотилия из 7 судов преодолела два порожистых участка и устроило ночевку у монастыря Николы на Посаде. В середине дня 24 июля с попутным ветром суда под парусами прошли 4 мили до д. Городище, откуда после полуночи еще 4 мили до д.Сольцы. Отдохнув весь день, посольство вечером прошло 6 миль до с. Грузино, откуда 26 июля в три часа утра прошло 4 мили до д. Высокой. Весь следующий день и ночь флотилия провела в движении и утром 28 июля к восходу солнца прибыла к д. Кречевице под Новгородом (Олеарий 1986: 297 – 301). На весь путь по Волхову, общая длина которого равняется 224 км, двигавшееся против течения немецкое посольство затратило около 7 суток, в среднем проходя за “день пути” 32 км, что почти укладывается в раннесредневековый норматив.

К сожалению, мы не смогли найти описания прохождения того же маршрута по течению, но если применить систему расчетов IX – X вв. , то сплав по реке протяженностью 224 км должен был занять у путешественников не более трех “дней” пути. Таким образом, лежащая по берегам Волхова местность вполне может быть соотнесена с “островом русов” Ибн Русте по своим размерам (210 – 225 км² – “три дня пути” в длину и ширину), топографии (земля, ограниченная крупными озерами), климату (нездоровый, сырой) и ландшафту (покрыт болотами и лесами).

Интересно сравнить описание Ибн Русте с исторической топографией приладожского региона во 2-й пол. VIII – 1-й пол. IX столетия. Согласно Е.Н. Носову, Ладога была основана “на самой северной окраине славянского мира, в двух сотнях километров от коренной территории славян у озера Ильмень. На запад от нее тогда тянулись сплошные незаселенные болотистые леса, а на восток лишь далеко на р.Сяси начинались районы расселения финно-язычных племен. В отличие от ильменского Поозерья с его плодородными почвами и широкими поймами р.Веряжи и озера Ильмень, в отличие от разработанных долин крупных рек Приильменья - Ловати, Полы, Мсты, никаких особых преимуществ для развития сельскохозяйственной деятельности низовья Волхова не давали. В окрестностях Ладоги не было плотного скопления сельских поселений и она не являлась центром аграрного района, обеспечивавшим и определявшим ее благосостояние. Известные поселки обнаружены лишь непосредственно вдоль Волхова и явно ощущается тяготение и приуроченность основных из них к наиболее сложным участкам водной артерии. В первую группу входит непосредственно сама Ладога и ее ближайшее окружение, вторая - расположена в 9 км выше по течению от нее у опаснейших гостинопольских порогов, третья в 30 км выше последних, у пчевских порогов. В каждой группе имелись укрепленные поселения, что знаменательно, поскольку городища этого времени в Приильменье и в Приладожье единичны… Имеющаяся картина говорит о приречной агломерации, а не о группировках населения в местах наиболее удобных для земледелия и скотоводства. Главным было обслуживание пути, а на втором плане аграрно-хозяйственная деятельность” (Носов 1997).

Если соотнесение “острова русов” с Приладожьем и Поволховьем верно, то именно здесь располагался административный центр “Русского каганата” и находилась резиденция его правителя. Отсюда русы отправлялись в далекие торговые походы и грабительские набеги на поселения славян, которые, согласно свидетельству Гардизи, для избежания плена и разорения “приходили к русам служить, чтобы этой службой приобрести для себя безопасность” (Бартольд 1940: 22). ПВЛ сообщает, что “варяги из заморья” взимали дань с кривичей, словен, чуди и мери, через земли которых проходила значительная часть Днепровского и Волжского путей. Определение Гардизи подданных русов как славян-“сакалибов” не должно нас смущать, так как под этим термином арабские географы нередко подразумевали не только этнических славян, но и другие северные народы Восточной Европы.
Под 862 г. ПВЛ сообщает, что платившие варягам дань племена “изъгнаша варяги за море и не даша им дани и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся” (ПВЛ 2007: 13). Вероятно, это событие должно быть отнесено ко 2-й пол. 850-х гг., поскольку «бояре Рюрика» Аскольд и Дир, появились под Константинополем в июне 860 г. Возможной причиной восстания могла стать смерть кагана русов, совершившего поход на Амастриду и организовавшего посольство 839 г. Кончина могущественного правителя неизбежно должна была вызвать борьбу за власть между его наследниками или преемниками, что привело к ослаблению руси и дало племенам-данникам шанс на успешное восстание. Причиной же возникшего внутри восставших конфликта могли стать притязания каждого из победителей на осуществление гегемонии вместо ушедших варягов. Результатом усобицы стало направление “за море” делегации чуди, словен, кривичей и веси, которая пригласила Рюрика с братьями “владеть и княжить нами”.

По мнению А.Н. Кирпичникова, археологически призвание варягов фиксируется в Ладоге появлением небольшой группы постоянно проживающих выходцев из Скандинавии, оставивших после себя обособленный курганный могильник (13 насыпей) в урочище Плакун, ряд особенностей которого роднит его с захоронениями Ютландии. Изменяется и характер городской застройки. В слоях 2-й пол. IX в. на Земляном городище обнаружены стандартные по размеру участки земли - парцеллы, аналогичные найденным при раскопках датского города Рибе (Кирпичников 1997). Учитывая, что послы, прибывшие в Ингельгейм, были «из рода свеонов», можно предположить, что к числу свеонов-шведов принадлежал и сам каган русов. В таком случае весьма логичным является призвание на его место дружины давних соперников шведов - данов.

Вероятно, Рюрик сохранил за собой титул “кагана”. Об этом может свидетельствовать сохранившаяся в Салернской хронике и датируемая 871 г. часть переписки императора Людовика II Немецкого и византийского императора Василия упоминающая народы, правители которых, по мнению византийцев, носят титул “хакан”, не употребляемый относительно этих правителей в западноевропейской терминологии: “хаганом мы называем государя авар, а не хазар или норманнов”. Это сообщение хорошо сочетается с записью в Бертинских анналах о русах-свеонах, прибывших из Византии. Кроме того, как отмечает А.В. Назаренко, «из ответа Людовика ясно, что в византийской императорской канцелярии около 870 г., как и в 839 г., древнерусского князя продолжали именовать «хаганом», к тому же явно соотнося этот титул с титулом хазарского кагана» (Древняя Русь 2003: 290).

Согласно источникам, титул “каган” наряду с титулом “великий князь” применялся к правителям Руси вплоть до конца XII в. Анонимный персидский автор “Худуд ал-Алам”, описывая в конце X в. страну Русов, к востоку от которой “ гора печенегов, на юг – река Рута, на запад – славяне, на север – ненаселённый север” сообщает, что ее правителя зовут “Рус-хакан” (Новосельцев 1965: 399). В XI в. создавший “Слово о законе и благодати” митрополит Илларион именует каганами Владимира I и Ярослава Мудрого, в “Слове о полку Игореве” так титулуется Олег Святославич, а одно из граффити XI – XII вв. из киевского Софийского собора содержит обращение “Спаси, господи, кагана нашего” (Артамонов 2001: 492 Сноска 1214).

Вскоре после прибытия Рюрика центр власти переносится из Ладоги к истокам Волхова и столицей государства становится Городище (Рюриково городище) - древнейший Новгород русских летописей. “Значительная плотность населения в Поозерье и к юго-западу от озера Ильмень, разветвленная речная сеть, охватывавшая обширные территории освоенные славянами создавали наилучшие возможности для административного управления всей землей и сбором дани. Кроме того, схождение здесь торговых путей также включало район истока Волхова в международную торговлю и способствовало его экономическому росту” (Носов 1997).

Этим же временем датируется и новое продвижение руси по Днепру. Оно связано с походом Аскольда и Дира, отпросившихся у Рюрика с “родом” своим в Царьград. Возможно, приближенные Рюрика увели с собой воинский контингент, ставший ненужным правителю Северной Руси после упрочнения его власти и распределения владений среди участвовавших в призвании “мужей”. В качестве аналогии можно привести действия Владимира Святославича, который в 980 г. выбрал из помогавших ему в захвате власти варяжских наемников “мужей добрых, умных и храбрых и роздал им города; остальные же отправились в Царьград к грекам” (ПВЛ 2007: 174).

Согласно византийским источникам, ночью 18 июня 860 г. столица империи была неожиданно блокирована несколькими сотнями русских боевых судов с восьмитысячным войском на борту и подвергнута осаде. «Венецианская хроника» сообщает, что «народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу и так с триумфом возвратились восвояси» (Древняя Русь 2003: 291).

Возникшая в результате этого нападения напряженность могла сохраняться в русско-византийских отношениях вплоть до воцарения императора Василия I Македонянина (866 – 886 гг.), который “народ россов, воинственный и безбожнейший, посредством щедрых подарков золота и серебра и шелковых одежд привлек к переговорам и, заключив с ними мирный договор, убедил сделаться участниками божественного крещения и устроил так, что они приняли архиепископа, получившего рукоположение от патриарха Игнатия”, чье второе патриаршество относится к 867 – 877 гг. Попытки обращения руси случались и раньше. Об этом свидетельствует сообщение о крещении князя Бравлина и факт нахождения Константином Философом во время его пребывания в Херсоне в 861 г. написанных русскими письменами Евангелия и Псалтыри, по которым будущий просветитель славян научился читать и говорить на русском языке (Артамонов 2001: 444 – 445).

Центром днепровской руси стал Киев, в котором Аскольд и Дир обосновались еще до своего похода на Царьград в 860 г. ПВЛ сообщает, что они захватили этот племенной центр незначительного (“притесняли полян древляне и иные окрестные люди”) правобережного объединения полян, не встретив особого сопротивления: “И поидоста по Днепру, и идуче мимо и оузреста на горе градо и оупрашаста и реста чии се градок. Они же реша была суть три братья Кий, Щек, Хоривъ иже сделаша градок сь и изгибоша и мы седим платяче дань родом их козаром. Аскольдо же и Дир остаста в граде сем и многи варяги съвокуписта и начаста владети польскою землею” (ПВЛ 2007: 13). Вероятно, именно тогда и могла быть выплачена хазарам демонстративная дань мечами, являвшихся излюбленным оружием «руси».

Это был прямой вызов Итилю, который в ответ мог попытаться блокировать движение идущих в Киевское Поднепровье караванов, так как жившие по Сожу радимичи и занимавшие Черниговское Подесенье северяне все еще признавали свою зависимость от кагана и выплачивали ему дань. О существовании запрета на ввоз восточных монет в прилегающие к Днепру районы может свидетельствовать зафиксированное В.Л. Яниным выпадение из ареала обращения дирхемов Верхнего Поднепровья, на территории которого в этот период «не зарегистрировано не только ни одного клада, но даже ни одной отдельной монеты» (Янин 1956: 105-106). Сходная ситуация наблюдается и в Киевском Поднепровье. М.К. Каргер, проанализировав киевские находки восточных монет сделал вывод о том, что «необходимо прежде всего категорически отбросить распространенное до недавней поры убеждение, что киевские клады восточных монет охватывают период с конца VIII до начала X в… Никаких кладов VIII и даже IX в. в Киеве не было обнаружено... наиболее известные нам по составу киевские клады восточных монет были зарыты: два не ранее первой четверти и один не ранее середины X в. Этот важный факт, подтверждающийся многочисленными наблюдениями за составом куфических монет в погребениях киевского некрополя, вносит существенное уточнение в датировку киевско-среднеазиатских торговых связей, которые, судя по нумизматическим данным, более характерны для X, чем для IX и тем более VIII в.» (Каргер 1958: 123-124).

Несмотря на достаточно активные действия предпринятые итильскими правителями они не смогли вынудить Аскольда и Дира оставить захваченное ими Киевское Правобережье, что свидетельствовало о появлении в Юго-Восточной Европе новой силы, которая не только открыто бросила вызов хазарской мощи, но и успешно осуществила захват и удержание за собой части входящих в состав Каганата земель.

Русь и племена Днепровского Левобережья в конце IX в.
Окончательно вытеснить хазар и установить полный контроль над Днепровским путем русы смогли лишь четверть века спустя, при приемнике Рюрика – Олеге Вещем. Летопись сообщает, что «в год 6390 (882) Поиде Олегъ, поимъ воя многи, варяги, чудь, словън, мерю, весь, кривичи, и приде къ Смоленьску съ кривичи, и прия градъ, и посади мужъ свои, оттуда поиде вниз, и взя Любецъ, и посади мужъ свои... И убиша Асколда и Дира… И съде Олегъ княжа в Киевъ, и рече Олегъ: "Се буди мати градомъ русьскимъ» (ПВЛ 2007: 14). Покончив с Аскольдом и Диром, Олег покоряет в 883 г. древлян, в 884 г. - северян, а в 885 г. - радимичей. Причём, если в первом случае летописец сообщает, что «поча Олег воевати деревляны и примучив а, имаша на них дань по чернъ кунъ», то во втором случае князь просто «победи съверяны и възложи на нь дань легъку», а в третьем и вовсе дело обошлось одними дипломатическими средствами: «посла к радимичем рька камо дань даете. Они же реша «Козаром» и рек им Олег не даите козаром но мне даите и въдаша Ольгови по щьлягу якоже и козаром даху» (ПВЛ 2007: 14). Вероятно, после произошедшего у них на глазах «примучивания» древлян и стремительного разгрома хазарских же данников северян, радимичи просто решили не искушать судьбу и подчиниться силе, признав власть Олега на тех же условиях, на которых раньше признавали власть хазарского кагана. Результатом этих походов стало появление Древнерусского государства и установление Рюриковичами полного контроля над путем “из варяг в греки”.

Ответом хазар на отторжение от кагана значительных территорий с проживавшим на них многочисленным населением могло стать распространение введённой при Аскольде и Дире торговой блокады и на волжские центры руси. По мнению В.Я. Петрухина, об этом свидетельствует прекращение в последней четверти IX в. притока арабского серебра в Восточную Европу и Скандинавию, возобновляемое в полной мере лишь после смерти Олега в 910-е гг., но уже из среднеазиатских владений Саманидов, через Волжскую Болгарию, в обход Хазарии (Петрухин 1996: 11).

Предпринять более решительные действия по защите своих интересов и подданных на Днепровском Левобережье хазары уже не могли. Испытанные союзники мадьяры в конце IX в. были изгнаны печенегами из Доно-Днепровского междуречья, а затем победители обрушились на северные и западные провинции каганата. Мощное государство с прочной экономикой, яркой культурой и сильной центральной властью развалилось. В руках хазар осталось несколько таманских и восточно-крымских портов, а также устье Волги и низовья Дона, по которым проходил оживленный торговый путь.

Вероятно, ещё одним восточнославянским союзом, втянутым в конфликт Олега с северянами и радимичами были родственные им вятичи, обитавшие в стратегически важном бассейне Оки.
О тесных связях вятичей с хазарами говорит не только летописное сообщение о выплате ими хазарской дани вплоть до 960-х гг., но и присутствие салтовских украшений среди находок, полученных при раскопках поселений и погребений вятичей. Однако письменные источники о столкновениях руси с вятичами молчат вплоть до походов Святослава в 960-х гг. Значит ли это, что их не было вовсе? Известно, что в походе Олега на Константинополь в 907 г. участвовали не только “множество варяг, и словен, и чюдь, и кривичи, и меря, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо”, но также хорваты, дулебы, тиверцы и вятичи. На каких условия и при каких обстоятельствах оказались воины этих племён в составе войска Олега - неизвестно.

В связи с Северской войной Олега и проблемой его отношений с вятичами значительный интерес представляет особая группа кладов, зарытых в конце IX в. в вятических землях на Верхней Оке. В их составе встречаются восточные монеты, славянские, финские, салтовские (хазарские) и скандинавские украшения. Среди них следует назвать клады у с. Мишнево Лихвинского у. Калужской губ. (101 дирхем с младшей датой 867 г., фрагмент серебряной цепи из рубчатой проволоки); с. Железница Зарайского у. Рязанской губ. (дирхемы с младшей датой 877/878 г., 2 шейные гривны вятского типа, браслеты, пяти- и семилучевые височные кольца, салтовские серьги, серебряный наконечник пояса); городище у с. Супруты Щекинского р-на Тульской обл., разгромленное при штурме (обнаружено уже более 100 костяков погибших жителей; опубликовано два клада: а) 20 дирхемов с наиболее поздней датой 866 г., 2 салтовские серьги, проволочное височное кольцо, серебряная тордированная гривна глазовского типа с гранёными головками, скрученная в спираль б) железные удила с бронзовыми фигурными псалиями (Скандинавия, стиль Борре), чеканные бляшки поясных наборов, возможно, железный сошник; клад находился в роменском лепном горшке (датировка вещей - конец IX в.); с. Бобыли. Тельченский р-н, Орловская обл. (337 дирхемов с младшей датой 875/876 г); с.Острогов (дирхемы с младшей датой 870 г.); с.Растовец (дирхемы с младшей датой 864 г.); с.Хитровка. Каширский у., Тульская губ. (1007 арабских и византийских монет с младшей датой 876/877 г.)

Любопытно отметить, что тем же периодом датируются и клады в соседнем с Верхней Окой северянском Посеймье, у д.Моисеево, Дмитриевского у., Курской губ. (р.Свапа): а) до 30 серебряных дирхемов с младшей датой 865 г. и одна византийская монета Михаила III Порфирородного (842 - 867 гг.) б) в глиняном сосуде клад арабских дирхемов IX в. .

Учитывая близость младших дат найденных в кладах монет, представляется маловероятным, чтобы это были простые “накопительные” клады. О том же свидетельствует и сам состав кладов. Как отмечали Т. Нунан и Р.К. Ковалёв, клады, попавшие в землю в конце IX в., “состояли преимущественно из более старших дирхамов, чеканенных до 860 г.”. Основываясь на анализе ряда кладов, в том числе из Хитровки, Бобылей и Погребного, они приходят к выводу, что “в течение периода около 860 – 880 гг., который можно назвать эпохой Рюрика, в циркуляции было огромное количество монет. Более половины дирхамов из кладов, зарытых в Восточной Европе между ок. 780 – 899 гг., было захоронено именно в это время”. Массовое выпадение этих сокровищ в виде кладов исследователи связывают со вспышкой “интенсивных войн в русских землях, в которые были вовлечены соперничающие между собой группы викингов и местные народы” (Нунан 2002: 156, 158; Нунан, Ковалёв 2002: 155–156).

Судя по всему, период выпадения верхнеокских и сопутствующих им посеймских кладов приходится на последние десятилетия IX в., скорее всего, на 880-е годы. Столь единовременное их выпадение, было, вероятно, связано с глубоким и опустошительным рейдом русов в страну враждебных славянских племён (северян и вятичей), а главной целью похода мог быть отвлекающий удар по восточным северянам и родственным им вятичам, не позволивший их отрядам оказать помощь воевавшим с Олегом деснинским сородичам.

Исходя из топографии кладов можно даже попытаться восстановить вероятный маршрут этого похода - из Ярославского Поволжья к устью Оки, вверх по её течению до устья Упы (клад у с. Мишнево), далее по Оке и её притокам (разгром Супрутского городища), затем вверх по Оке до Самодуровского озера, отсюда по Свапе мимо Моисеево (дирхем 865 г.). Возможно, поход завершился выходом на Сейм и Десну и соединением с войском Олега Вещего, но не исключено и другое. Разгромив вятичей, как потенциальных союзников северян, и создав угрозу для восточносеверянских земель (Посеймье), поволжская русь и её союзники вернулись на свои базы в районе Тимерёво. Проведение подобных сложных стратегических операций не является чем-либо необычайным для дружин руси того времени. Аналогичная по замыслу операция была осуществлена столетием позже, в 985 г., во время похода Владимира Святославича на Волжскую Булгарию. Силы самого Владимира и воеводы Добрыни, выступив соответственно из Киева и Новгорода, сошлись в заранее условленной точке Верхнего Поволжья и отсюда на ладьях двинулись в сторону Булгара. Одновременно с этим со стороны степей по булгарам ударили союзные Владимиру торки.

В связи с событиями рубежа IX – X вв. особый интерес представляют материалы разгромленного в то время городища Супруты в землях вятичей на Упе. Среди них обращает на себя внимание обилие материалов скандинавского и северного происхождения: котлы, весы, ланцетовидные наконечники стрел, роскошные удила в стиле Борре, гривны и фибулы с гранёными головками, ледоходные шипы, щитовидные подвески, ладейные заклёпки. Во всём этом видится яркая иллюстрация к высказыванию Т.С. Нунана относительно “соперничающих между собой групп викингов”, которые, опираясь на местные племена, вели между собой борьбу за контроль над богатствами Восточной Европы. Подобной точки зрения придерживается и В.В. Мурашёва, считающая, что совокупность материалов Супрутского городища отражает процесс «установления викингами контроля над важнейшими речными путями Восточной Европы». По мнению исследовательницы, городище являлось ключевым пунктом инфраструктуры этого участка пути» и было занято некоей варяжской дружиной, превратившей его в «административный центр и в пункт сбора дани» (Мурашёва.2006: 199). В таком случае не исключено, что поход в страну вятичей был вызван ещё и необходимостью покончить с опасным для Рюриковичей соперником скандинавского происхождения, опиравшегося на полиэтничную по своему составу дружину (население Супрут, судя по всему, имело смешанный славяно-балто-финский состав, в быту и культуре которого прослеживалось значительное хазарское влияние) (Воронцова 2002: 109-119).

Впрочем, более вероятно, что окруженные практически со всех сторон зависимыми от Каганата племенами супрутские русы являлись хазарскими наемниками, призванными охранять одно из ключевых звеньев важной торговой магистрали и присутствие которых было зафиксировано ал-Масуди в армии Каганата (“русы и славяне…также служат в войске царя”). Вероятно, отряды пехотинцев хазары использовали в условиях, когда действия степной кавалерии были бы не эффективны, например в сильно пересеченной, болотистой или лесистой местности. Одно из таких славяно-русских подразделений могло базироваться на Супрутском городище, контролируя переход из Дона в Оку и защищая эти земли от набегов балтских (голядь) и скандинавских отрядов. В таком случае ликвидация Супрут была для Олега необходимым условием укрепления собственных позиций на землях хазарских данников. В пользу подобного варианта говорит и заключение В.В. Мурашёвой относительно вещей из супрутского клада 1969 г.: «комплекс представляет собой редчайший для эпохи викингов «всаднический» клад (удила с псалиями, два ременных набора и серебряные пластины, которые можно интерпретировать, как накладки на переднюю и заднюю луки седла) … Происхождение поясного набора, детали которого отлиты из серебра, связаны с декоративно-прикладным искусством Хазарского Каганата» (Мурашёва 2006: 199). Таким образом данный клад мог принадлежать знатному русу - главе наёмного хазарского гарнизона.

Находка на Супрутском городище дирхемов, отчеканенных при Саманиде Исмаиле ибн-Ахмаде в 900 г. и 903/904 гг. (подражание) позволила А.В. Григорьеву выдвинуть гипотезу о том, что «нумизматический комплекс Супрутского городища мог сложится не ранее 904 г. и не позднее 1-й пол. 10-х гг. X в. Учитывая находку дирхема 906 г. на Щепиловском городище, датировка гибели поселений раннего периода может быть несколько сужена. Вероятно, разгром поселений и ликвидация торгового пути произошли в районе 910 – 915 гг.» (Григорьев 2005: 139). Однако встреченные в слое Супрутского городища (дирхем 900 г. раскопки С.А. Изюмовой, кв.96-97, 2-й пласт; подражание дирхему 903/904 гг., раскопки А.В. Григорьева, кв.102, дерн) единичные саманидские дирхемы (Григорьев 2005: 193-195), скорее всего не могут быть связаны с этим разгромом, поскольку во всех вышеперечисленных кладах (Мишнево, Железница, Супруты, Бобыли, Острогов, Растовец, Хитровка, Моисеево) были зафиксированы только аббасидские монеты, отчеканенные до 880-х гг. и попавшие в ареал роменской культуры по Доно-Окскому пути из Хазарии. Иные восточные монеты (аббасидские X в., саманидские, саффаридские и тахиридские дирхемы) начинают поступать в Восточную Европу из Волжской Болгарии лишь в 10-е годы X в., после прорыва блокады, введённой хазарами в последней четверти IX в. (Петрухин 1996: 11). То есть, разрыв между выпадением кладов с аббасидскими дирхемами и началом поступления саманидских дирхемов после организации соединявшего Среднее Поволжье и Киевское Поднепровье водного торгового пути составляет не менее 25 лет. Это в свою очередь указывает на то, что городище было вновь заселено спустя некоторое время после разгрома.

В любом случае, согласованные удары по Северским землям со стороны Киева в район Черниговского Подесенья и с севера через земли вятичей неминуемо должны были привести к быстрой капитуляции северян, что и зафиксировано в ПВЛ. Не имея возможности и, по-видимому, желания вступать в затяжную войну на обширных Северских территориях, Олег удовлетворился получением “лёгкой дани” и установлением жёсткого военного контроля над районом Чернигова, непосредственно примыкающего к Днепру и Днепровскому пути. Вполне вероятно, что здесь обосновался варяжский правитель, обладавший заметной автономией по отношению к Киеву. В таком случае можно предположить причину, по которой поволжские дружины остановились на северных границах Посеймья - Олегу необходимо было поддерживать на Левобережье определённый баланс сил, выступая в качестве третьей, решающей силы. Существование зависимой, но непокорённой Северской земли являлось гарантией против чрезмерного усиления Черниговского владетеля. А присутствие мощного воинского контингента руси под Черниговом (лагерь в Шестовицах) должно было сдерживать возможные непредсказуемые действия восточных северян. При этом оба владения являлись для Киева щитом против вероятного удара со стороны Хазарского каганата. Относительно вятичей можно предположить, что сокрушительный рейд руси произвёл на них известное впечатление, проявившееся в участии их отрядов в Царьградском походе Олега.

Русь на Волге и Каспии

Говоря о данной вспышке военной активности, следует обратить внимание и на любопытную закономерность, которая начинает прослеживаться именно с этого времени. Практически вслед за фиксируемыми ПВЛ войнами руси против славянских племён в конце IX в., восточные источники свидетельствуют о вторжении пиратских дружин русов на Каспий между 864 – 884 гг. Затем, в 907 г., следует поход Олега на Константинополь, а в 909 – 910 гг. русы, закрепившись на о. Абесгун, совершают набеги на берега Мазандерана и громят г. Сари. В 911 г. следует заключение договора между Олегом и Византией, а в 913 – 914 гг. русы вновь появляются на Каспии. Аналогичная ситуация прослеживается и позднее - русы вновь отмечены на Каспии в 943 – 944 гг., тотчас после завершения противостоянии князя Игоря с Византией.

Объяснить подобную последовательность может ситуация, сложившаяся в Киеве после захвата его Владимиром в 980 г. Собранная им для борьбы с Ярополком варяжская рать, не удовлетворённая окончанием войны, предъявила князю требование: “се града нашь и мъı прияхом єи да хочемь имати окуп на них по 2 гривне от человека и рече им Володемер пождете даже въı кунъı сберуть за месець и ждаша за месяць и не дасть им и реша Варязи сольстилъ єси нами да покажи нъı путь въ Греки. Он же рече им идете и избра от них мужи добръı смъıсленъı и добры и раздаша им градъı прочии же идоша Царюграду в Греки” (ПВЛ 2007: 37). Вероятно, после завершения каждой из серии войн, что вели киевские князья с помощью скандинавов (против славянских племён при Олеге, против Византии при Олеге и Игоре), у них на руках оказывался излишек военной силы, представлявший откровенную угрозу их собственной власти и благосостоянию государства. Способом избавиться от таких “излишков” было отправить их в новый, ещё более дальний самостоятельный поход. Владимиру же пришлось хитростью тянуть время, собирать собственные силы и, в конечном итоге, “сплавлять” варягов в Константинополь в качестве наёмников - вероятно, печальный исход большинства каспийских предприятий русов сделал это направление походов весьма непопулярным среди северных воинов. Еще одной причиной прекращения набегов русских дружин на Каспий был разгром Святославом иудейской Хазарии и появление в хазарских городах хорезмийских гарнизонов, вряд ли склонных пропускать военные отряды язычников в области, населенные единоверцами-мусульманами.
В связи с Каспийским направлением движения руси следует рассмотреть и роль Волжского пути в становлении Древнерусского государства. Арабские источники сообщают, как известно, о трёх центрах русов: Куяба, ас-Славийя и ас-Арсанийа. Первые два из них традиционно отождествляются с Киевом и Новгородом (землёй словен). Местоположение третьего, откуда привозят на продажу чёрных соболей и куда под страхом смерти не допускаются чужеземцы, остаётся спорным. Определить его местонахождение можно, рассмотрев места концентрации находок скандинавского происхождения. При этом следует отметить, что упоминание этих трёх центров относиться не ранее, чем к рубежу IX – Х вв. (860-е гг. - приход Аскольда и Дира в Киев).

Расположенное близ Смоленска, Гнёздово возникает в нач. IX в., в пользу чего говорит датировка ряда изученных курганов и нижнего слоя самого поселения. С самого начала оно имело смешанный состав населения, куда входили славяне, скандинавы, балты и, отчасти, финно-угры. Но примерно так же обстоит дело и с протогородскими центрами Ярославского Поволжья. Тимерёвский, Михайловский и Петровский комплексы возникают в IX в., достигая своего расцвета в середине Х в. Основанные в мерянских землях, эти центры контролировали Волжский торговый путь.

Таким образом, на IX в. археологически прослежены два центра, откуда могла исходить военно-торговая активность руси и которые могут претендовать на роль “ас-Арсании” арабских источников. Ибн Хаукаль пишет: «Что же касается Арсы, то я не слышал, чтобы кто-либо упоминал о достижении её чужеземцами, ибо они [её жители] убивают всех чужеземцев, приходящих к ним. Сами же они спускаются по воде для торговли и не сообщают ничего о делах своих и товарах своих и не позволяют никому следовать за собой и входить в страну свою» (Новосельцев 1965: 412).

От этого несколько отличается сообщение ал-Саведжи: «Русов три группы. Одна группа близко к Булгару, и царь их находится в городе, называемом Ку.а.на, и он [город] больше Булгара. [Другую] группу называют Аусани и царь их находится в месте, именуемом Арта. [Третья] группа, лучшая из всех, называется Джалаба (Джаба). И торговцы туда не ходят и не ходят дальше Булгара. И в Арту никто не приходит, так как всякого чужеземца, туда отправляющегося, убивают» (Новосельцев 1965: 413).

Интересно, что обычно «лучшей» или «высшей» группой русов именуют вторую из них, называемую ас-Славийа. В данном случае ал-Саведжи ставит её на третье место, называет её «Джалаба» и приписывает ей особенность, обычно относимую только к Арсе - убийство чужеземцев.

Но наиболее интересным тут является последнее утверждение, что торговцы, желающие иметь дело с обитателями «Джалаба» и, вероятно, Арты, “не ходят дальше Булгара”. Из этого следует, что путь в эти земли идёт именно через Булгар, то есть по Волге. Именно Булгар является точкой отсчёта для всех, желающих попасть в земли русов. Это недвусмысленно указывает на ближайшую точку концентрации варяго-русских древностей в Ярославском Поволжье - Тимерёво, Михайловское, Петровское. Видимо, это и является «Арсой», поскольку известно, что ас-Славийа (Новгород) это - “самая отдалённая из них группа”. Утверждение же, будто жители Арсы убивают чужестранцев (т. е. фактически мусульманских купцов), появилось, возможно, в момент очередного резкого противостояния между русью и мусульманами после очередного неудачного похода на Каспий, каким был, например, набег 909/910 г, закончившийся истреблением пришельцев (Древняя Русь 2003: 223).

Известие о данном разгроме не могло вызвать у Поволжской руси тёплых чувств к мусульманам, ближайшие из которых обитали в Булгаре. Вероятно, всякий мусульманин в тот период рассматривался, как вражеский лазутчик, с которым и поступали соответственно. Позднее же утверждение об избиении чужеземцев стало устойчивой легендарной характеристикой жителей третьего «центра» русов, начав кочевать по работам арабских географов. Кроме того, существовала ещё одна причина, из-за которой обитатели Верхнего Поволжья могли относиться к чужеземцам с подозрением и опаской. Появилась она во второй половине Х в., когда дружины хоросанских гази стали появляться в «землях сакалиба» за Булгаром, занимаясь захватом невольников. Они, «двигаясь по пути купцов, достигали пределов земли славян, нападали там на их поселения и немедленно уводили невольников за границу» (Мишин 2002: 182). Разумеется, что в свете таких визитов обитатели «земель сакалиба, а в первую очередь господствующая там русь, могли в любом мусульманине видеть потенциального охотника за рабами или их лазутчика.

Таким образом, сообщение о том, что жители Арты убивают чужестранцев, возможно, является свидетельством непростых взаимоотношений двух политических образований – Волжской Руси и Волжской Болгарии, в попытках установить свою гегемонию над проходящим по Итилю торговым путем. Предположительно, результатом этого противостояния стало определенное равновесие сил, когда правители Волжской Болгарии разрешали руси торговать на своих рынках, но блокировали их дальнейшее продвижение вниз по Волге, а контролировавшая Верхнее Поволжье русь пресекала всякое проникновение в подвластные ей земли возможных агентов своего «вероятного противника». Своего пика неприязнь к мусульманам могла достигать после неудачных походов на Каспий и следовавших за этим истреблением остатков возвращавшихся русских дружин мусульманским населением Нижней и Средней Волги

Нельзя сказать, что русы видели в Волжском пути лишь удобный путь для разбойничьих набегов. Судя по всему, события на Волге развивались по тому же сценарию, что и на Днепре. Различие состояло лишь в том, что, наткнувшись на волжских болгар и не сумев преодолеть установленную ими блокаду, русы находят обходной путь через византийские владения в Крыму и хазарские в Подонье и Нижней Волге, откуда затем всё же проникают на Каспий. После первых «разведывательных» рейдов (ок.884, в 909/910, 913 гг.), русь предпринимает полномасштабное вторжение с попыткой прочно обосноваться в этом регионе (поход 943/944 г.). О серьезности их намерений свидетельствует Ибн Мискавейх. Согласно ему, заняв важный в стратегически важный город Бердаа, русы заявили местным жителям, что гарантируют им безопасность и свободу вероисповедания, если те будут им подчиняться: «Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственно что мы желаем - это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас хорошо повиноваться». Примерно так же могли звучать речи русов по отношению к поднепровским славянам. В случае закрепления руси на каспийском побережье она взяла бы под свой контроль оба конца Волжского пути, а далее могло последовать поступательное «освоение» оказавшейся между ними территории по «приднепровскому варианту».

Однако, закрепиться среди устойчивых государственных образований Закавказья, с агрессивно настроенным мусульманским населением, лишенным постоянного притока свежих сил русам не удалось. Да и Хазария с Волжской Булгарией были более серьезными противниками, чем восточнославянские и финно-угорские племенные союзы Днепра и Верхнего Поволжья. Предпринятые при Святославе и Владимире попытки убрать с Волжского пути эти преграды привели лишь к ухудшению ситуации для самой Киевской Руси. Вследствие разгрома Хазарского каганата причерноморские степи превратились в источник постоянной угрозы для южнорусских рубежей, а войны с Волжской Болгарией лишь подтвердили доминирование болгар на Средней Волге, продолжавшееся вплоть до монгольского нашествия.

Подводя итоги, можно попытаться выстроить следующую картину развития событий в Восточной Европе на протяжении IX столетия.

1. В 1-й половине IX в. на территории Днепровского Левобережья складывается протогосударственное образование на основе племенного союза северян («Страна Славян» Ибн Русте) во главе которого, вероятно, стоят потомки хазарской знати, обосновавшиеся здесь после окончания гражданской войны в каганате на правах вассалов Итиля. Власть правителя «Страны славян» могла также распространяться на вятичей, радимичей и, возможно, полян.

2. Во 2-й трети IX в. на севере (земли кривичей, словен, мери и чуди) складывается протогосударственное образование («Русский каганат») во главе с «пришедшими из-за моря варягами», правитель которых принимает титул «каган». Его форпостами являются Гнездово на Днепре и Ярославское Поволжье на Волге. Дружины руси начинают совершать набеги по Днепровскому и Волжскому путям, стремясь поставить их под свой контроль. Свои торговые интересы на днепровском направлении русь подкрепляет демонстрацией военной мощи в виде походов на Византию (Сурож и Амастриду) и северные окраины Хазарского каганата (гибель Новотроицкого городища, появление группы укрытых во второй пол. 830-х гг. кладов на Десне, Нижнем Сейме и Оке). На Волге проводимая волжскими болгарами политика сдерживания русской активности привела к прокладыванию русами обходных магистралей через византийские и хазарские владения, позволяющими им проникнуть на Каспий и далее, в страны арабского Востока.

3.Середина – 2-я пол. IX в. - период военной активности на Днепровском Левобережье, в которой ведущую роль играет русь. Территория северян, вятичей и радимичей, - данников Хазарии, - подвергается набегам, о чём свидетельствует выпадение кладов в Посеймье и на Верхней Оке, разгром Супрутского городища. Это можно связать с походами Олега в борьбе за объединение северного «каганата руссов» и киевского анклава руси Аскольда и Дира в единое государство. В результате этих походов и серии войн руси со славянскими племенами Днепровский торговый путь «из варяг в греки» оказывается под полным контролем русских князей. Добиться такого же результата на Волге не удалось ни первым Рюриковичам, ни их наследникам, несмотря на громкие, но эфемерные успехи Святослава.

Полюдье

Ключом к пониманию ранней русской государственности является полюдье.

Для нас чрезвычайно важно установление существования полюдья на уровне

одного союза племен, то есть на более низкой ступени развития, чем "союз

союзов" -- Русь. Для племенного союза вятичей мы имеем сведения о полном

круговороте полюдья -- ежегодный объезд "светлым князем" всей подвластной

территории, сбор "одежд" (очевидно, пушнины) и сбыт собранных ценностей вниз

по Дону в Итиль, взамен чего вятическая знать получала в IX веке и большое

количество восточного серебра в монетах, и восточные украшения, повлиявшие

на местное племенное ремесло.

Рядом с племенным союзом вятичей ("славян") существовал одновременно с

ним суперсоюз Русь, объединивший пять-шесть отдельных племенных союзов,

аналогичных вятическому. Здесь тоже бытовало полюдье (русы везли свои меха

"из отдаленнейших концов славянства"), но оно существенно отличалось от

вятического прежде всего размерами подвластной территории, а следовательно,

должно было отличаться и иной, более высокой организацией сбора дани.

У Руси, как и у вятичей, второй задачей был сбыт результатов полюдья.

русов, значительно превышающих то, что мы можем предполагать для вятичей.

Русы сбывали свои товары и в Византию, и в земли Халифата, доходя до Рея,

Багдада и Балха (!).

Одни и те же явления, происходившие в каждом из самостоятельных

племенных союзов и в синхронном им суперсоюзе Руси, при всем их сходстве

отличаются тем, что происходившее в "союзе союзов" было на порядок выше

того, что делалось внутри отдельных союзов, еще не достигших высшей степени

интеграции.

Пожалуй, именно здесь и лежит точка отсчета новых

социально-экономических отношений, новой формации. Союз племен был высшей

ступенью развития первобытно-общинного строя, подготовившей отдельные

племена к предстоящей исторической жизни в больших объединениях, в которых

неизбежно и быстро исчезали древние патриархальные формы связи, заменяясь

новыми, более широкими. Создание союза племен было уже подготовкой к

переходу к государственности. "Глава глав", возглавлявший десяток племен и

называвшийся "светлым государем" или, в передаче иноземцев, "царем", был уже

не столько повелителем первобытных племен, сколько главой рождающегося

государства. Когда же общество поднимается на порядок выше и создает из

союзов племен новое (и количественно, и качественно) объединение, "союз

союзов" племен, то вопрос о государственности может решаться только

однозначно: там, где интеграция племен достигла такого высочайшего уровня,

государство уже сложилось.

Когда летописец детально перечислял, какие из восточнославянских

племенных союзов вошли в состав Руси, то он описывал своим читателям

государство Русь на одном из этапов развития (в первой половине IX века),

когда Русь охватила еще только половину племенных союзов. Полюдье -- первая,

наиболее обнаженная форма господства и подчинения, осуществления права на

землю, установления понятия подданства. Если в союзе племен полюдье еще в

какой-то мере может основываться на старых племенных связях, то в суперсоюзе

оно уже полностью абстрагировано и отделено от всяких патриархальных

воспоминаний.

В связи с теми фальсификациями, которые допускают в отношении русской

истории норманнисты, необходимо отметить, что в источниках полюдье предстает

перед нами как чисто славянский институт со славянской терминологией.

Полюдье известно, например, в Польше, где оно называлось "стан", а взимаемые

поборы -- "гощенье".

Русское слово "полюдье" мы встречаем и в летописях, и в грамотах.

Никакого отношения к варягам полюдье не имеет; напротив, в скандинавских

землях для обозначения этого явления употреблялось русское, славянское

слово. В скандинавской саге о Гаральде при упоминании подобных объездов

используется заимствованное славянское слово "poluta" ("polutasvarf"). Тем

же славянским словом обозначает круговой княжеский объезд и император

Константин Багрянородный.

Полюдье как объезд отдаленнейших славянских земель было известно

характерным для всего IX века (может быть, и для конца VIII века?) и для

первой половины X века, хотя как локальное пережиточное явление оно известно

и в XII веке. Подробное описание полюдья для середины X века оставил нам

император Константин, а один из трагических эпизодов -- убийство князя во

время сбора полюдья -- подробно описывает летопись под 945 годом.

Анализируя полюдье 940-х годов, мы должны распространять представление

о нем и на более раннее время (вплоть до рубежа VIII--IX веков; разница в

объеме земель, подвластных Руси, была, но она уже не создавала качественного

отличия. Суперсоюз начала IX века из пяти-шести племенных союзов и суперсоюз

середины X века из восьми -- десяти союзов принципиально не отличались один

от другого.

Начнем рассмотрение русского полюдья с описания императора Константина

(около 948 года), переставив некоторые разделы по тематическому принципу.

Константин Багрянородный.

"О русах, приезжающих из России на моноксилах в Константинополь".

"Зимний и суровый образ жизни этих самых Русов таков. Когда наступает

ноябрь месяц, князья их тотчас выходят со всеми Русами из Киева и

отправляются в полюдье, то есть круговой объезд и именно в славянские земли

Вервианов [Древлян] Другувитов [Дреговичей] Кривитеинов [Кривичей] Севернее

и остальных славян, платящих дань Русам. Прокармливаясь там в течение

целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепре, снова

возвращаются в Киев. Затем забирают свои однодревки, снаряжаются и

отправляются в Византию..."

"Однодревки, приходящие в Константинополь из Внешней Руси, идут из

Невогарды [Новгорода], в которой сидел Святослав, сын русского князя

Игоря, а также из крепости Милиниски [Смоленска] из Телюцы [Любеча] Чернигож

[Чернигова] и из Вышеграда [Вышгород близ Киева]. Все они спускаются по реке

Днепру и собираются в Киевской крепости, называемой "Самватас" (?). Данники

их, славяне, называемые Кривитеинами [Кривичами] и Ленсанинами [Полочанами],

и прочие славяне рубят однодревки в своих горах в зимнюю пору и, обделав их,

с открытием времени (плавания), когда лед растает, вводят в ближние озера.

Затем, так как они ("озера") впадают в реку Днепр, то оттуда они и сами

входят в ту же реку, приходят в Киев, вытаскивают лодки на берег для

оснастки и продают русам. Русы, покупая лишь самые колоды, расснащивают

старые однодревки, берут из них весла, уключины и прочие снасти и оснащают

Интереснейший рассказ о полюдье императора Константина, ежегодно

видевшего своими глазами русские "однодревки" -- моноксилы, давно известен

историкам, но ни разу не было сделано попытки воссоздать полюдье середины X

века во всем его реальном размахе как общерусское ежегодное явление. А без

этого мы не сможем понять и сущности государства Руси в VIII--X веках.

Начнем с "однодревок", в которых нередко видели маленькие утлые челноки

славян, выдолбленные из одного дерева, чем объяснялось их греческое

наименование -- "моноксилы". Маленькие челноки, вмещавшие всего лишь по три

человека, в то время действительно бытовали, как мы знаем по "Записке

греческого топарха", младшего современника Константина. Но здесь речь идет о

совершенно другом: уже из приведенного текста видно, что суда оснащались

уключинами и веслами, тогда как челноки управлялись одним кормовым веслом и

никогда не имели уключин и распашных весел: челнок был слишком узок для них.

Характер моноксилов выясняется при описании прохождения их через

днепровские пороги: люди выходят из судов, оставляя там груз, и проталкивают

суда через порожистую часть, "при этом одни толкают шестами нос лодки, а

другие середину, третьи -- корму". Везде множественное число; одну ладью

толкает целая толпа людей; в ладье не только груз, но и "закованные в цепи

рабы". Ясно, что перед нами не челноки-долбленки, а суда, поднимавшие по

20--40 человек (как мы знаем по другим источникам).

О значительном размере русских ладей свидетельствуют и слова

Константина о том, что, проделав самую тяжелую часть пути, протащив свои

суда через пороги, русы "опять снабжают свои однодревки недостающими

принадлежностями: парусами, мачтами и реями, которые привозят с собой".

Мачты и реи окончательно убеждают в том, что речь идет не о челноках, а о

кораблях, ладьях. Однодревками же они названы потому, что киль судна

изготавливался из одного дерева (10--15 метров длиною), а это позволяло

построить ладью, пригодную не только для плавания по реке, но и для далеких

морских путешествий.

Весь процесс ежегодного изготовления нескольких сотен кораблей уже

говорит о государственном подходе к этому важному делу. Корабли готовились

во всем бассейне Днепра ("озера", вливающиеся в Днепр) и даже бассейне

Ильменя. Названы обширные земли кривичей и полочан, где в течение зимы

работали корабелы.

Нам уже хорошо знакомо это огромное пространство днепровского бассейна,

все реки которого сходятся у Киева; еще в V--VI веках, когда началось

стихийное движение северных славянских племен на юг, Киев стал хозяином

днепровского судоходства. Теперь во всем этом регионе "данники" русов рубят

однодревки в "своих горах". Правда, Константин пишет о том, что

славяне-данники продают в Киеве свои свежеизготовленные ладьи. Но не

случайно император связал корабельное дело с подданством Руси; очевидно, это

было повинностью славян-данников, получавших за ее выполнение какую-то

О применении государственного принципа в деле изготовления торгового

флота говорит и то, что Константином указаны областные пункты сбора кораблей

на протяжении 900 километров: Новгород (бассейн Ильменя, Десны и Сейма),

Смоленск (бассейн Верхнего Днепра), Чернигов (бассейны Десны и Сейма), Любеч

(бассейн Березины, часть Днепра и Сожа), Вышгород (бассейн Припяти и

Тетерева). В Киеве было отведено специальное урочище (очевидно, Почайна?),

где окончательно оснащивались все ладьи, доставленные с этих рек. Название

этой крепости -- "Самватас" -- до сих пор не расшифровано учеными.

Итак, процесс изготовления флота занимал зимнее время и часть весны

(сплав и оснастка) и требовал усилий многих тысяч славянских плотников и

корабелов. Он был поставлен под контроль пяти областных начальников, из

которых один был сыном великого князя, и завершался в самой столице. К

работе мужчин, делавших деревянную основу корабля, мы должны прибавить труд

славянских женщин, ткавших паруса для оснастки флотилии.

Численность торгового флота нам неизвестна; военные флотилии

насчитывали до 2 тысяч судов. Ежегодные торговые экспедиции, вывозившие

результаты полюдья, были, очевидно, менее многочисленными, но не могли быть

и слишком малы, так как им приходилось пробиваться через земли печенегов,

грабивших русские караваны у Порогов.

Примем условно численность однодревок в 400--500 судов. На один парус

требовалось около 16 квадратных метров "толстины" (грубой, но прочной

двух ткачих на всю зиму. Учитывая, что после порогов ставили запасные

паруса, мы получаем такой примерный расчет: для изготовления всех парусов

требовалась работа 2 тысяч ткацких станов на протяжении всей зимы, то есть

труд женщин 80--100 тогдашних деревень. Добавим к этому выращивание и

прядение льна и конопли и изготовление примерно 2 тысяч метров "ужищь" --

корабельных канатов.

Все эти расчеты (дающие, разумеется, лишь приблизительные итоги)

показывают все же, что за лаконичными строками источника мы можем и должны

рассматривать упоминаемые в них явления во всем их реальном жизненном

воплощении. И оказывается, что только одна часть того социального комплекса,

который кратко именуется полюдьем, представляет собой значительную

повинность. Постройка станов, транспортировка дани в Киев, изготовление

ладей и парусов к ним -- все это первичная форма отработочной ренты, тяжесть

которой ложилась как на княжескую челядь, так и на крестьян-общинников.

Рассмотрим с таких же позиций само полюдье как ежегодное

государственное мероприятие, раскроем, насколько возможно, его практическую

организационную сущность. Трактат императора Константина содержит достаточно

данных для этого.

Во-первых, мы знаем земли тех племен (точнее, племенных союзов), по

которым проходило полюдье. Это область древлян (между Днепром, Горынью и

верховьями Южного Буга); область дреговичей (от Припяти на север до

водораздела с бассейном Немана и Двины, на востоке -- от Днепра

включительно); обширная область кривичей в верховьях Днепра, Двины и Волги

и, наконец, область северян, охватывающая Среднюю Десну, Посемье и бассейны

верховий Пела и Ворсклы.

Если мы изобразим эти четыре области на карте, то увидим, что они

охватывают пространство 700x1000 километров, почти соприкасаясь друг с

другом, но оставляя в середине большое "белое пятно" около 300 километров в

поперечнике. Оно приходится на землю радимичей. Радимичи не включены

Константином Багрянородным в перечень племен, плативших дань Киеву.

Император был точен: радимичи покорены воеводой Владимира Волчьим Хвостом

только в 984 году, после битвы на реке Песчане, спустя 36 лет после

написания трактата.

Во-вторых, мы знаем, что полюдье продолжалось 6 месяцев (с ноября по

апрель), то есть около 180 дней.

В-третьих, мы можем приложить к сведениям Константина скорость

перемещения полюдья (не забывая об ее условности), равную примерно 7--8

километрам в сутки.

В-четвертых, мы знаем, что объезд был круговым и, если следовать

порядку описания племен, двигался "посолонь" (по солнцу).

Помножив количество дней на среднюю суточную скорость (7--8

километров), мы получаем примерную длину всего пути полюдья -- 1200--1500

километров. Каков же мог быть конкретный маршрут полюдья? Объезд по

периметру четырех племенных союзов нужно сразу отвергнуть, так как он шел бы

по полному бездорожью лесных и болотистых окраин и в общей сложности

составил бы около 3 тысяч километров.

В летописном рассказе о "реформах" Ольги есть две группы точных

географических приурочении: на севере близ Новгорода -- Мета и Луга, а на

юге близ Киева -- Днепр и Десна. Полюдье, отправлявшееся осенью из Киева и

возвращавшееся по весне туда же, могло воспользоваться именно этими

киевскими реками, образующими почти полное кольцо: сначала путь вверх по

Днепру до Смоленска, а затем -- вниз по Десне до Ольгиного города Вышгорода,

стоявшего у устья Десны.

Проверим это подсчетом: путь от Киева до Смоленска вдоль берега Днепра

(или по льду) составлял около 600 километров. Заезд к древлянам до

Искоростеня, где Игорь собирал дань, увеличивал расстояние на 200--250

километров. Путь от Смоленска к Киеву, вдоль Десны на Ельню (город

упоминается в XII веке), Брянск и Чернигов составлял примерно 700--750

километров. Общее расстояние (1500--1600 километров) могло быть пройдено с

ноября по апрель.

Удовлетворяет он нас и в отношении всех четырех упомянутых Константином

племенных союзов. Первыми в его перечне стоят вервианы (древляне); вероятнее

всего, что княжеское полюдье начиналось с ближайшей к Киеву земли древлян,

лежавшей в одном дне пути от Киева на запад. На пути из Киева в столицу

древлянской земли -- Искоростень -- лежал городок Малин, не упомянутый

летописью, но, вполне вероятно, являвшийся резиденцией древлянского князя

Мала, сватавшегося к Ольге. Кроме Искоростеня полюдье могло посетить и

Вручий (Овруч), лежащий в 50 километрах к северу от Искоростеня.

Древлянская дань, собранная в ноябре, когда реки еще не стали, могла

быть сплавлена по Ужу в Днепр к Чернобылю и оттуда в Киев, чтобы не

отягощать предстоящего кругового объезда.

От древлянского Искоростеня (и Овруча) полюдье должно было двигаться в

северо-восточном направлении на Любеч, являвшийся как бы северными воротами

"Внутренней Руси" Константина Багрянородного. Следуя на север, вверх по

Днепру, полюдье попадало в землю другувитов (дреговичей), живших на обоих

соседствовали с радимичами.

В верхнем течении Днепра княжеский объезд вступал в обширную область

кривичей, проходя по ее южной окраине, и достигал кривичской столицы --

Брянска входил в северо-западную окраину Северской земли

(Новгород-Северский, Севск) и через Чернигов, лежавший уже вне Северщины,

приводил Десною к Киеву.

Этот круговой маршрут не пересекал поперек земли перечисленных племен,

а шел по внутренней кромке владений каждого из четырех племен, везде огибая

белое пятно радимичей, не упомянутых императором Константином в числе

подвластных Руси. Сдвинуть предложенный маршрут куда-либо в сторону не

представляется возможным, так как тогда неизбежно выпадет одно из племен или

сильно изменится скорость движения по сравнению с 1190 годом, когда, как

установлено, полюдье двигалось со средней скоростью 7--8 километров в день.

Средняя скорость перемещения полюдья не означает, разумеется, что

всадники и ездовые проходили в сутки всего лишь 7--8 километров. День пути в

таких лесистых областях обычно приравнивается к 30 километрам. В таком

случае весь княжеский объезд в 1500 километров может быть расчленен на 50

суточных отрезков: день пути и ночлег. Место ночлега, вероятно, и называлось

в X веке становищем. На более длительные остановки остается еще 130 дней.

Таким образом, мы должны представить себе полюдье как движение с

обычной скоростью средневековой конной езды, с остановками в среднем на 2--3

дня в каждом пункте ночлега. В крупных городах остановки могли быть более

длительными за счет сокращения пребывания в незначительных становищах.

Медленность общего движения давала возможность заездов в стороны от

основного маршрута; поэтому путь полюдья представляется не линией, а полосой

в 20--30 километров шириной, по которой могли разъезжать сборщики дани

(данники, вирники, емцы, отроки и т. п.).

В полосе движения "большого полюдья", описанного Константином

Багрянородным, нам по источникам X--XII веков известен целый ряд городов и

городков (по археологическим данным, нередко восходящих к X веку), которые

могли быть становищами полюдья:

Путь от Киева

Искоростень - Вручий - Чернобыль - Брягин - Любеч - Стрежев - Рогачев -

Копысь - Одрск - Клепля - Красный - Смоленск

Путь от Смоленска

Догобуж (?) Лучин (?) - Ельня - Рогнедино - Пацынь - Заруб - Вщиж -

Дебрянск - Трубеч - Новгород-Северский - Радогощ - Хороборь - Сосница -

Блестовит - Сновск - Чернигов - Моравийск - Вышгород - Киев

Пять городов (Киев, Вышгород, Любеч, Смоленск и Чернигов) из этого

списка названы Константином, остальные в разное время по разным поводам

упоминаются летописцами и грамотой Ростислава Смоленского.

В одном из городов, Копысе, память о полюдье сохранилась вплоть до XII

века. Среди большого количества пунктов, упоминаемых грамотой Ростислава

(1136 год), только в двух собирали подать, называемую полюдьем: "На Копысе

полюдья четыре гривны..."

Копысь расположен на Днепре, на пути нашего полюдья.

Смоленск был самым отдаленным и поворотным пунктом кругового княжьего

объезда, серединой пути. Где-то поблизости от Смоленска полюдье должно было

перейти в речную систему Десны. Возможен заезд в Дорогобуж, но деснинский

путь начинался, по всей вероятности, с Ельни. Смоленск обозначен

Константином как один из важных центров, откуда весной, после вскрытия рек,

идут ладьи-моноксилы в Киев. Вполне возможно, что дань, собранная в первой

половине полюдья, не возилась с собой, а оставалась в становищах до весны,

когда ее можно было легко сплавить вниз по Днепру. Главнейшим пунктом

хранения дани мог быть Смоленск, названный Константином крепостью.

Полюдье было, несомненно, многолюдным. Константин пишет, что князья

выезжают в ноябре "со всеми русами". Игорь выехал в деревскую землю со всей

своей дружиной и, собрав дань, отправил большую часть дружины с данью в

Киев, а сам остался во враждебной земле с "малой дружиной". Надо думать, что

эта меньшая часть дружины казалась князю все же достаточной, для того чтобы

поддержать престиж великого князя и оградить его безопасность.

Вместе с дружиной должны были ехать в полюдье конюхи, ездовые с обозом,

различные слуги, "кормильцы"-кашевары, "ремественники", чинившие седла и

сбрую, и т. п. Некоторое представление о численности полюдья могут дать

слова Ибн-Фадлана (922 год) о киевском князе: "Вместе с ним (царем русов) в

его замке находятся 400 мужей из числа богатырей, его сподвижников и

находящиеся у него надежные люди..." Даже если учесть, что князь должен был

оставить в Киеве какую-то часть "богатырей" для обороны столицы от

печенегов, то и в этом случае полюдье состояло из нескольких сотен

дружинников и "надежных людей". Всю эту массу должно было принять становище.

По зимнему времени в становище должны были быть "истьбы" -- теплые

помещения для людей, конюшни, амбары для склада и сортировки дани, сусеки и

сеновалы для заранее запасенного зерна и фуража. Становище должно было быть

оборудовано печами для выпечки хлеба, жерновами, кузницей для разных

оружейных дел.

Многое в обиходе становища должно было быть заготовлено заранее, до

нашествия самого полюдья. Должны были быть люди, исполнявшие разнообразные

работы по подготовке становища, по обслуге его во время полюдья и охранявшие

комплекс становища (может быть, с оставленной до весны данью) до следующего

приезда князя с его "богатырями".

То обстоятельство, что полюдье не проникало в глубинные области племен,

а шло лишь по самой границе территории каждого племенного союза, заставляет

нас задуматься над способом сбора дани. Надо думать, что механика сбора дани

непосредственно с крестьянского населения была уже достаточно разработана

местными князьями и определенное количество дани из отдаленных районов

заранее свозилось к пунктам, через которые проходило полюдье киевского

Мы не должны представлять себе полюдье как разгульный разъезд киевской

дружины по весям и городам без всякого разбора. Дань была тарифицирована

(это мы знаем по событиям 945 года), и, по всей вероятности, полюдье,

производившееся ежегодно, посещало из года в год одни и те же становища, к

которым местные князья заранее свозили обусловленную дань, то есть "везли

Маршрут полюдья отстоял на 200--250 километров от внешних границ

племенных союзов древлян, дреговичей, кривичей и северян. Без

предварительного "повоза", организованного местной племенной знатью, трудно

представить себе такой большой и громоздкий механизм, как полюдье. Ведь если

бы наездам прожорливой и жадной массы киевских дружинников постоянно

подвергались одни и те же местности по Днепру и Десне, то население этих

мест просто разбежалось бы, ушло в глубь племенной территории, подальше от

опасной трассы кругового объезда. Если этого не происходило, значит, местные

князья, оберегая свое положение в племени и стремясь к равномерному

распределению киевской дани, гарантировали привоз фиксированной дани в

становища полюдья.

Нарушение договоренности с Киевом могло привести к тому, что полюдье

превратилось бы в поход против того или иного племенного союза. Поэтому

полюдье следует представлять себе не как первичную форму сбора дани, а как

итоговую фазу этого процесса, охватившего и местные племенные дружины.

Самым обширным племенным союзом были кривичи. Дань, следуемая с них,

должна была стекаться в их столицу -- Смоленск. Он был перепутьем между

Новгородом и Киевом и, как уже выяснено, поворотным пунктом большого

полюдья. В силу этого нас не должно удивлять наличие под Смоленском

огромного лагеря -- города IX--X веков в Гнездове. Курганное кладбище IX--XI

Насонов имел все основания говорить: "Нет сомнения, что в старом Смоленске

IX--XI веков сложилась своя сильная феодальная знать, богатство которой

раскрывает содержимое гнездовских погребений. Она выросла на местном корню:

гнездовские курганы в массе своей принадлежали кривичам, как признают все

археологи. Можно думать, что богатство и могущество этой знати держалось на

эксплуатации зависимого и полузависимого населения". Вот эта выросшая на

местном корню племенная знать и могла быть промежуточным звеном между

кривичской деревней и полюдьем киевского князя, которое никоим образом не

могло охватить всей огромной территории кривичей.

Интересный и полный красочных подробностей рассказ о полюдье содержит

русская летопись под 945 годом. Князь Игорь Старый только что совершил два

похода на Византию. Во время первого морского похода 941 года Игорь

возглавлял эскадру в 10 тысяч кораблей. Цифра, вероятно, преувеличена, но

русский флот все же повоевал тогда все юго-западное побережье Черного моря:

Вифинию, Пафлагонию, Гераклею Понтийскую и Никомидию. Пострадал даже Босфор

("Суд весь пожьгоша"). Только знаменитые греческие огнеметы, стрелявшие "яко

же мълния", отогнали русских от Константинополя.

Сразу же после неудачи князь Игорь начал готовить новый поход. Киевским

князем были наняты заморские варяги и степные печенеги (у них даже

заложников взяли); были приглашены далекие северные дружины словен и

кривичей и южные войска днестровских тиверцев. Войско шло в 943 году и

сухопутьем, и по морю. Херсонесские греки извещали императора Романа: "Се

идуть Русь бес числа корабль -- покрыли суть море корабли!"

Когда Игорь стоял уже у Дуная, император прислал к нему послов о мире.

Игорь начал совещаться с дружиной, которая была рада без сражений получить

дань с империи: "...еда [едва ли] къто весть, къто одолееть -- мы ли, они

ли? Ли с морем къто советен? Се бо не по земли ходим, но по глубине морьстей

и обща съмерть вьсем..." Взяв откуп у греков, Игорь возвратился в Киев, а на

следующий год заключил с Романом и Константином Багрянородным договор,

разрешавший Руси посылать в Константинополь ради торга "корабля, елико

хотять... оже с миром приходять". Договор был утвержден в Киеве в соборной

церкви святого Ильи на Подоле и на холме у идола Перуна.

Двукратный нажим на Византию в 941 и 943 годах, возможно, был вызван

какими-то препятствиями, которые чинили греки русской торговле, несмотря на

договор 911 года, заключенный с отцом Романа и Константина. Ряд ограничений

содержится и в договоре 941 года, но путь русским кораблям в торговый центр

мира -- Царьград -- был открыт. Киевское правительство, сильно потратившееся

на организацию двух грандиозных флотилий (из которых одна сильно пострадала)

и экспортных в частности.

Появление в Киеве нанятых Игорем варяжских отрядов следует датировать

самым концом 930-х годов, когда упоминается варяжский воевода Свенельд. Для

войну этих племенных союзов с Киевом. Уличский город Пересечен (у Днепра)

три года сопротивлялся Игорю, но тот наконец "при-мучи Уличи, възложи на ня

дань и вдасть Свенделду".

Эту фразу часто понимают как пожалование, передачу права сбора дани, но

грамматическая форма фразы позволяет понять ее только в одном смысле: дань,

полученную Игорем, он, Игорь, отдал Свенельду в 940 году. Исключить участие

варяжских воинов в сборе древлянской или уличской дани нельзя, но речь идет

о правовой стороне. Когда пятью годами позже Игорь отправился собирать

древлянскую дань сам, летописец ни одним намеком не показал, что этим

попираются права Свенельда. У варяга их просто не было: он получал

В 942 году после разгрома русского войска греками, может быть, как

компенсацию варягам, участвовавшим в злосчастном походе, варяжский воевода

получил древлянскую дань, что вызвало ропот киевской дружины: "Се дал еси

единому мужеви много". Киевляне начали завидовать варягам: "Отроци Свенельжи

изоделися суть оружием и пърты, а мы -- нази. Да пойди, къняже с нами в дань

Да и ты добудеши и мы".

После заключения договора 944 года, упрочившего позиции Руси,

потребность в варяжском наемном войске значительно уменьшилась (Игорь княжит

"мир имея к всем странам"), и осенью 945 года киевский князь вернул землю

древлян в прежнюю систему своего киевского полюдья, когда князь начинал свой

круговой объезд именно с древлян.

945 год. "И приспе осень и нача мьслити на Древляны, хотя примыслити

большю дань... И послуша их [дружинников] Игорь -- иде в Дерева в дань и

примышляше к первой дани и насиляше им и мужи его. И възем дань, поиде в

свой град. Идущю же ему въспять, размыслив, рече дружине своей: "Идете с

данию домови, а яз възвращюся [ к Древлянам] и похожю еще". И, пусти дружину

свою домови, с малъмъ же дружины възвратися, желая больша имения".

Дань, очевидно, была издавна тарифицирована, так как Игорь увеличил ее,

примыслил новые поборы к "первой дани". Когда же Игорь появился вновь,

"желая больша имения", внутри древлянского общества происходит любопытная

консолидация всех слоев: против киевского князя выступили древляне и их

местные князья во главе с "князем князей" Малом.

"Слышавше же Древляне, яко опять идеть [Игорь] и съдумавъше Древляне с

кънязьмь своим Малъм: "Аще ся въвадить вълк в овьце, то выносить вьсе стадо,

аще не убиють его. Тако и сь -- аще не убием его, то вься ны погубить!"

И посълаша к нему, глаголюще: "Почто идеши опять -- поймал еси вьсю

дань". И не послуша их Игорь. И исшьдъше из града Искоростеня противу

древляне, убиша Игоря и дружину его, бе бо их мало. И погребен бысть Игорь;

и есть могыла его у Искоростеня града в Деревех и до сего дьне".

Византийский писатель Лев Дьякон сообщает одну деталь о смерти Игоря:

"...отправившись в поход на германцев (?), он был взят ими в плен, привязан

к стволам деревьев и разорван на две части..."

Древляне, казнившие Игоря по приговору веча, считали себя в своем

праве. Послы, прибывшие в Киев сватать за древлянского князя вдову Игоря

Ольгу, заявили ей:

"Бяше бо мужь твой акы вълк, въсхыщая и грабя. А наши кънязи добры

суть, иже распасли суть Деревьску землю..."

Перед нами снова, как и в случае с вятичами, выступает союз племен с

его иерархией местных князей. Князей много; в конфликте с Киевом они

несколько идеализируются и описываются как добрые пастыри. Во главе союза

стоит князь Мал, соответствующий "свет-малику", "главе глав" у вятичей. Он

чувствует себя чуть ли не ровней киевскому князю и смело сватается к его

вдове. Археологам известен его домениальный город в древлянской земле,

носящий до сих пор его имя -- Малин.

Примечательно, что в начале Игорева полюдья никто из этих князей не

протестовал против сбора дани, не организовывал отпора Игорю, все, очевидно,

было в порядке вещей. Добрые князья убили Игоря-беззаконника тогда, когда он

стал нарушителем установившегося порядка, преступил нормы ренты. Это еще раз

убеждает нас в том, что полюдье было не простым беспорядочным разъездом, а

хорошо налаженным важнейшим государственным делом, в процессе исполнения

которого происходила консолидация феодального класса и одновременно

устанавливалась многоступенчатая феодальная иерархия.

Местные князья разных рангов (сами жившие за счет "пасомых" ими племен)

содействовали сбору полюдья их сюзереном, великим князем Киева, а тот, в

свою очередь, не забывал своих вассалов в дипломатических представлениях

цесарям Византии. Игорь за год до смерти посылал посольство в

Константинополь от своего имени "великого кънязя Русьскаго и от вьсякая

къняжия и от вьсех людий Русьскые земля". Договор 944 года предусматривает

обычное для общества с феодальной иерархией своевольство вассалов и

аррьер-вассалов: "Аще ли же къто от кънязь или от людий русьскых...

преступит ее, еже писано на харатии сей -- будет достоин своимь оружиемь

умрети и да будет клят от бога и от Перуна!"

Полюдье существовало в каждом племенном союзе; оно знаменовало собой

отход от патриархальных племенных отношений и традиций, когда каждый член

племени знал своего племенного князя в лицо. Полюдье в рамках союза племен,

появляющееся, надо думать, одновременно с образованием самого союза, было

уже переходной формой к классовому обществу, к государственности. Власть

"князя князей" отрывалась от старинных локальных традиций и родственных

связей, становилась многоступенчатой ("князь князей", князь племени,

"старосты" родов).

Когда же несколько союзов племен вольно или невольно вошли в состав

Руси, то отрыв верховной власти от непосредственных производителей стал

полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю,

которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и

наследственным правом своего микроскопического "мира", теперь связывалось

уже с правом верховной (отчужденной) власти, с правом военной силы.

Феодальная иерархия как система в известной мере цементировала новое

общество, образуя цепь сопряженных друг с другом звеньев: высшие ее звенья

("светлые князья") были связаны, с одной стороны, с великим князем, а с

другой -- с князьями отдельных племен. Князья племен были связаны с

боярством. Вассалитет, выраставший из микроструктуры первобытного общества,

был естественной формой для феодального государства.

Сумма источников, восходящих к началу IX века, позволяет дать сводный

обзор социально-политической стратиграфии Руси:

1. "Великий князь Русский". "Хакан-Рус" (титул, равный императорскому).

2. "Главы глав", "светлые князья" (князья союзов племен).

3. "Всякое княжье" -- князья отдельных племен.

4. "Великие бояре".

5. "Бояре", "мужи", "рыцари" (персидское "моровват").

6. Гости-купцы.

7. "Люди". Смерды.

8. Челядь. Рабы.

Громоздкий и сложный механизм полюдья мог действовать при условии

слаженности и соподчиненности всех звеньев. Нарушение соподчиненности

приводило к войнам. Летопись многократно говорит о том, что тот или иной

союз племен "заратишася", "имяше рать" с киевским князем. Государственность

Руси как целого утверждалась в тяжелом противоборстве разных сил.

Константин Багрянородный описывал государство Русь в ту пору, когда

полюдье как первичная форма получения ренты уже доживало последние годы.

племен к суперсоюзам-государствам, то есть рубеж VIII--IX веков. Совершенно

закономерно, что именно это время и явилось временем зарождения широких

торговых связей Руси с Востоком и Византией: полюдье было не только

прокормом князя и его дружины, но и способом обогащения теми ценностями,

которых еще не могло дать зарождавшееся русское ремесло.

Полюдье полгода кормило киевскую дружину и ее прислугу; по всей

вероятности, полюдье гарантировало продовольственные запасы и на вторую,

летнюю, половину года, когда происходил сбыт наиболее ценной части дани,

собранной черными кунами, бобрами, чернобурыми лисами, веверицами-белками. С

полюдьем связано свидетельство, неверное понимание которого иногда приводило

исследователей к мысли о незнакомстве русов с земледелием:

"Русы не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли

славян" (Ибн-Русте). "Всегда 100--200 из них (русов) ходят к славянам и

насильно берут у них на свое содержание, пока там находятся" (Гардизи).

Все это прекрасно объясняется полюдьем. Экспортная часть полюдья

состояла из пушнины, воска и меда; к продуктам охоты и пчеловодства

добавлялась и челядь, рабы, охотно покупаемые на международных рынках и в

мусульманском Халифате, и в христианской Византии. Знакомство с системой

сбыта полюдья с особой убедительностью покажет государственный характер

действий Киевской Руси IX--X веков.

Сбыт полюдья

Центром международных торговых связей Восточной Европы был, несомненно,

Киев. Киев и русских купцов -- "рузариев" хорошо знали в Центральной и

Северной Европе, предоставляли им значительные льготы, так как они с оружием

в руках пробивались через кочевнические заслоны хазар, мадьяр, печенегов,

внутренних болгар и снабжали европейцев роскошью восточных базаров. Вплоть

до крестовых походов Киев не утратил своего значения важного торгового

центра Европы.

Наезженный путь вел от Киева на запад к Кракову и далее к Регенсбургу

на Дунае. Через Киев (и благодаря Киеву) шел путь "из Грек в Варяги",

соединявший Византию со Скандинавией. Важным и хорошо организованным был

путь из Киева в Булгар на Волге. Он был разделен на 20 станций,

расположенных примерно на расстоянии 70 километров друг от друга. Для

гонцов, скакавших налегке, это был день пути, а для купцов, шедших "с

бремены тяжкими", -- два дня пути и день отдыха в станционном пункте.

По русским землям на восток путь шел через такие города-станции: Киев

Городище на Сулое -- Прилук -- Ромен -- Вырь (?) -- Липицкое городище --

современные нам села сохранили архаичное имя старинных дорожных станций

IX--XI веков "Истобное" (от "истьба" -- теплое помещение, "теплый стан");

они находятся ровно в 70 километрах друг от друга.

Десятая станция, приходящаяся на середину пути между Булгаром и Киевом,

находилась где-то у Дона, южнее Воронежа. Здесь, по восточным источникам

(Джейхани, Идриси), находилась восточная граница Руси. Восточные

путешественники, двигавшиеся из Булгара на запад, сначала преодолевали

пустынные мордовские леса и луговины, а затем оказывались на Дону, где эта

сухопутная дорога пересекалась донским речным путем из вятичей в Волгу и

Итиль. Именно на этой дороге они делали свои наблюдения о жизни и быте

Добравшись через два месяца пути до западного конца своей дороги в 1400

километров, булгарские или иные восточные купцы оказывались в Киеве, на

берегах Днепра, который они называли то рекой "Дуна", то "Руса". Здесь, в

Среднем Поднепровье, поблизости от Киева, восточные авторы указывают три

русских города, ставших яблоком раздора между несколькими десятками

современных ученых. Один из наиболее надежных источников, Худуд ал-Алем,

сообщает:

"Есть еще река Руса (Дуна), вытекающая из глубины земли Славян и

текущая в восточном направлении вплоть до границы русов. Затем она проходит

по пределам Артаб, Салаб и Куяба (Киев), которые являются городами русов..."

Идриси, обладавший огромной библиотекой восточной географической

литературы IX--XI веков, единственный из всех авторов указывает расстояние

между этими тремя городами русов, расположенными на одной реке: от города

Артан до Киева -- 4 дня пути; до города Славия -- тоже 4 дня пути.

Игнорируя приведенные выше точные ориентиры, исследователи

рассматривали пресловутые "три центра Древней Руси" как некие

государственные объединения, охватывавшие каждое большое пространство. Киев

(Куяба, Куайфа и др.) не вызвал особых сомнений и обычно отождествлялся с

историческим Киевом, центром Южной Руси.

"Славия", как правило, сопоставлялась с новгородскими словенами и

Новгородом, хотя ни один источник -- ни русский, ни скандинавский, ни

греческий -- Новгород Славней не называл. В этом сказалось влияние

норманнизма, стремившегося искусственно создать какой-либо государственный

центр на севере. Способствовало таким широким построениям и то, что в

арабских текстах часто путались понятия "города" и "страны".

Особенно многообразным оказалось определение третьего города, имя

которого варьирует в двух десятках форм. Не менее разнообразны поиски

Артании или Арсании (обе формы крайне условны) на географической карте IX--X

веков. В Артании видели и мордву-эрзю, и Тмутаракань, и Рязань, и Ростов...

Не вдаваясь в рассмотрение огромной литературы, посвященной "трем

центрам", попытаемся наметить путь их поиска, исходя из приведенных выше

ориентиров:

1) все три города находятся на одной и той же реке, что и Киев, то есть

на Днепре;

2) все они расположены недалеко от Киева, на расстоянии, которое

колеблется от 140 до 280 километров.

Такое созвездие русских городов в Среднем Поднепровье нам очень хорошо

известно по документам X века, это упоминаемые договорами с греками города

Киев, Переяславль и Чернигов. Расстояние от Киева до Чернигова -- 140

километров; до Переяславля -- около 100 километров; от Переяславля до

Чернигова -- 170 километров. Эта триада постоянно упоминается в качестве

главных городов Русской земли в узком смысле. Город Славию не следует искать

на том севере, о котором восточные географы не имели никакого понятия.

Славия -- Переяславль (или Переслав), древний город, стоящий близ Днепра и

ближайший к "внутренним болгарам". В привлечении Чернигова есть только одно

несогласие с источником -- Чернигов расположен не на Днепре, а на Десне.

После ознакомления с характеристикой всех трех городов вместо Чернигова

может быть предложен иной вариант приурочения Артании.

В Худуд ал-Алем эти три города Руси охарактеризованы так:

"Куяба это город Руси, ближайший к странам ислама, приятное место и

резиденция царя. Из него вывозят различные меха и ценные мечи.

Слава -- приятный город, и из него, когда царит мир, ездят торговать в

Болгарский округ.

Артаб -- город, где убивают иностранцев, когда они попадают туда. Там

производят ценные клинки для мечей и мечи, которые можно перегнуть надвое,

но если отпустить их, они возвращаются в прежнее состояние".

Булгаром, отмечая, что Киев больше Булгара.

Для нас всегда очень важно выявить точку зрения информаторов.

Ибн-Хаукаль, один из наиболее ранних писателей, пишет: "И достигают люди с

торговыми целями Куябы и района его". Вот почему Киев считается наиболее

близким к странам ислама; вот почему его сравнивают с Булгаром -- это делали

купцы, шедшие знакомой нам дорогой в 20 станций, начинавшейся в Булгаре и

завершавшейся в Киеве.

Купцы попадают в Киев через город Ромен (современные Ромны, у Идриси --

"Армен"), действительно находящийся на этой магистральной дороге. Город

Славия описан у Идриси как самый главный. Быть может, здесь сказалось

осмысление имени города -- Преслав, "преславный", или же аналогия с

болгарской столицей Преславом?

Сложнее всего обстоит дело с третьим городом, условно называемым

Артанией, или, как его называет Персидский Аноним, Уртабом. Дополнения к

сказанному выше таковы: рассказав об убийстве чужеземцев, Идриси добавляет,

что в этот город "никому не позволяют входить с целью торговли... и вывозят

оттуда (меха и свинец) торговцы из Куябы". Ибн-Хаукаль тоже пишет, что

жители Арсы чужих не пускают, "сами же они спускаются по воде для торговли и

не сообщают ничего о делах своих и товарах своих и не позволяют никому

следовать за собой и входить в страну свою".

На Днепре, в 120 километрах (три с половиной дня пути по прямой) от

Киева, в устье реки Роси был город Родень (в предложном падеже в летописи "в

Родньи"), от которого ныне осталось городище на высокой горе -- Княжья Гора.

Город запустел с принятием христианства и на протяжении XI--XIII веков ни

разу не упоминается в летописях, хотя событий в его окрестностях было много.

Судя по местоположению в середине ареала древностей русов VI--VII веков,

Родень мог быть племенным центром русов и называться по имени главнейшего

бога древних славян -- Рода. Его сравнивали с Озирисом, Баад-Гадом и

библейским Саваофом. Это было божество более значительное, чем сменивший его

дружинно-княжеский Перун.

Такое допущение вполне объяснило бы летописную фразу (возможно, взятую

из греческих источников IX века) "Роди же, нарицаеми Руси...". Название

союза племен по общему божеству прослеживается и в имени кривичей, названных

так по древнему туземному (литовскому) богу Криве -- Кривейте. Русы на реке

Роси могли получить свое имя от бога Рода, местом культа которого был Родень

При Святославе здесь был, очевидно, княжеский домен, так как там

находился его "двор теремьный", Во время борьбы за киевский престол в 980

году здесь укрылся (возможно, рассчитывая на священность места?) князь

Ярополк, но после длительной осады был убит наемными варягами. Городок был,

по всей вероятности, широко известен на Руси, так как после этой тяжелой

осады о нем сложили поговорку, просуществовавшую более столетия: "и есть

притьча си и до сего дьне -- "беда, акы в Родьни", -- писал современник

Мономаха.

Бог Род был верховным божеством неба и вселенной. Ему приносили

бога-громовержца), документирован для славян района Родня календарем IV века

нашей эры, а в 983 году в этот срок был принесен в жертву молодой варяг,

проживавший в Киеве. Принесение своим богам в жертву чужаков, пленных,

побежденных врагов было обычным в древности у многих народов и носило

специальное название (греческое) "ксеноктонии". Очевидно, этот обычай

ежегодных жертвоприношений и породил у иностранных писателей те разделы их

сочинений, где говорится слишком расширительно об убийстве иноземцев вообще.

Запрет въезда в область Уртаба с целью торговли вполне объясним в том

случае, если мы отождествим Уртаб (Артанию) с Родием. Здесь, близ Витичева

(города, упоминаемого Константином в связи с полюдьем), скапливались

однодревки перед отплытием в Византию. Здесь в последнем, защищенном лесными

островами участке Днепра производилось, очевидно, окончательное снаряжение

флота и сортировка товаров, предназначенных для продажи на далеких

международных рынках. Купцы и соглядатаи здесь были не нужны. Уртаб-Родень

не исключался из торговли, но здешним торгом ведал Киев, люди "из Куябы";

недаром в этом городе почти у самой границы Руси находился "теремной двор"

князя Святослава.

Наиболее логичным представляется такое отождествление "трех городов

Куяба -- Киев

Слава -- Переяславль

"Арта" -- Родень на устье Роси.

Все три города на одной реке -- на Днепре.

Куяба, "ближайший к странам ислама" город, назван так потому, что

информаторы попадали в него по магистральной дороге из Булгара в Киев. Два

других города стояли уже в стороне от этой магистрали: Артания в 4 днях пути

(вниз по реке) от Киева, а Славия в 4 днях пути от Артании, если плыть вверх

по Днепру от устья Роси к Переяславлю.

Передаваемый из сочинения в сочинение рассказ о вывозе гибких стальных

мечей из Киева и Уртаба находит подтверждение в легенде хазар о попытке их

возложить дань на полян. В ответ на требование дани

"съдумавъше же Поляне и въдаша от дыма -- мечь... И реша старьци

козарьстии: "недобра дань, къняже... си имуть имати дань на нас и на инех

странах". Се же събысться вьсе".

Киевская легенда о хазарах могла быть известна и на хазарском востоке.

Славия торгует с болгарами. Переяславль расположен ближе других городов

к "внутренним болгарам" Левобережья, постоянно воюющим с русами; этим и

объясняется оговорка относительно торга тогда, "когда бывает мир".

Уртаб-Родень. Сюда, в место сосредоточения торгового флота с полюдьем,

в город, контролируемый самим великим князем киевским (и до сих пор

называемый Княжьей Горой), не пускают иностранных торговцев. Здесь в

святилище Рода (по имени которого назван город) приносили в жертву чужаков.

Все это вместе окутывало район Княжьей Горы различными легендами, созданию

которых Киев мог содействовать целенаправленно. Название этого города так

варьирует в арабской графике и такие разные города подставляются при

расшифровке, что приравнивание Уртаба Родню является, пожалуй, одним из

наиболее удачных вариантов.

Куяба, Славия и Уртаб -- это не три государства, не три "центра Руси",

а просто Киев и два соседних города, которые играли важную роль в жизни

Киевской Руси и интересовали восточных купцов, прибывавших в Киев из Булгар.

Наместников князей (или их сыновей) они принимали за "царей" и повторяли

легенды о самом удаленном городе Родне, куда путь им был заказан. Уже к

началу X века место Родня занял Чернигов, вошедший в триаду важнейших

русских городов.

Ежегодно весной Киевская Русь осуществляла свою вторую государственную

задачу -- вывоз огромного количества товаров, полученных за полгода

кругового объезда-полюдья. Сборщики дани превращались в мореплавателей и

караван-башей, в воинов, пробивавшихся через кочевнические заслоны, и в

купцов, продававших привезенное с собой и закупавших все, что производил

богатый Восток, ослеплявший тогдашних европейцев своей роскошью.

Ладьи, наполненные бочками с воском и медом, мехами бобров, чернобурых

лисиц и другим товаром, готовились к отплытию в далекие моря в самом Киеве и

соседних городах на Днепре -- Вышгороде, Витичеве, где была сигнальная

башня, извещавшая огнем о приближении печенегов, Переяславле Русском и

Родне. Самой южной гаванью-крепостью на пограничной реке Суле в 10

километрах от Днепра был город Желни (городище Воинь), своеобразное

сооружение, где вышедшие из Руси суда могли в случае неблагоприятных вестей

укрыться в прибрежном укреплении, внутрь которого ладьи входили прямо из

"В июне месяце, двинувшись по реке Днепру, они (однодревки русов)

спускаются в Витичев, подвластную Руси крепость. Подождав там два-три дня,

пока подойдут все однодревки, они двигаются в путь и спускаются по названной

реке Днепру" (Константин Багрянородный).

службы) тяжелый и опасный переход флотилии через днепровские пороги.

Названия порогов он приводит как по-славянски, так и по-русски, принимая

служебное положение современника Свенельда, служившего Руси, за его

национальность.

"Русские" -- названия порогов (действительно в ряде случаев

скандинавские) -- доставили большую радость норманнистам, но на самом деле

они не доказывают ничего большего, чем наличие варягов на службе у киевского

князя, что и без того известно как из договора Руси с тем же Константином,

так и из летописной справки о том, что Игорь в это самое время нанял варягов

для войны с греками.

"Первый порог называется Эссупи, что по-русски и по-славянски означает

"Не спи!". Этот порог настолько узок, что не превышает ширины ипподрома.

Посредине его выступают обрывистые и высокие скалы, наподобие островков.

Стремясь к ним и поднимаясь, а оттуда свергаясь вниз, вода производит

сильный шум и внушает страх".

Русы с трудом переволакивали свои суда через каждый порог, иногда даже

вытаскивая из них поклажу и волоча ладьи по берегу. Так они добирались до

"Крарийской переправы" (Кичкас), которой пользовались херсонесские купцы,

ходившие в Русь. Весь этот путь проходил под обстрелом печенегов.

Пройдя пороги, на острове Хортица (близ современного Запорожья)

"...русы совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный

дуб. Они приносят живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные кладут куски

хлеба, мяса...".

От Хортицы русы плывут к острову Березани близ устья Днепра и там

дополнительно оснащаются перед плаванием по морю. Далее их путь лежит к

устью Днестра, а оттуда к гирлу Дуная к Селине.

"Пока они не минуют реки Селины, по берегу за ними скачут печенеги. И

если море, что часто бывает, выбросит однодревки на сушу, то они все их

вытаскивают на берег, чтобы вместе противостоять печенегам".

Плавание вдоль западного берега Черного моря (к которому нам еще

придется вернуться) завершалось в Константинополе, где русские "гости"

проводили все лето, возвращаясь на Русь лишь для нового полюдья.

От устья Днепра или от острова Березани предстоящий морской маршрут

русов раздваивался: одним направлением был указанный путь в Царырад, а

Халифата, о чем мы уже знаем из рассказа Ибн-Хардадбега середины IX века.

"Русы-купцы -- один из разделов славян. Они возят меха белок,

чернобурых лисиц и мечи из крайних пределов славянства к Черному

("Римскому") морю, и берет с них десятину византийский властелин. А то они

отправляются по Дону ("Танаису"), славянской реке, проходят до (Хамлиджаса

(хазарской столицы), и берет с них десятину ее властелин".

Интересным вариантом является сообщение Ибн-ал-Факиха:

"...владетель Византии берет с них десятину. Затем идут по морю к

Самкушу-Еврею, после чего они обращаются к Славонии. Потом они берут путь от

Славянского моря (Азовского), пока не приходят к Хазарскому Рукаву, где

владетель хазар берет с них десятину. Затем идут к Хазарскому морю по той

реке, которую называют Славянской рекой..."

Здесь важно отметить, во-первых, проход русского флота через Керченский

пролив, который принадлежал хазарам, принявшим иудаизм ("Самкуш-Еврей"), а

во-вторых, обилие "славянских" определений: Азовское море -- Славянское;

низовья Танаиса-Дона -- Славянская река, Северное Приазовье -- Славония(?) и

даже Нижняя Волга в ее, несомненно, хазарском течении -- тоже "река славян".

Не пытаясь внести четкость в эти определения, отметим лишь, что Приазовье и

Нижний Днепр, очевидно, действительно были наводнены в ту эпоху славянами.

Ежегодные экспедиции русов через Керченский пролив мимо Керчи и

Тмутаракани привели к появлению новых географических названий (если не у

местных жителей, то у иноземных географов), связанных с Русью:

Керчь -- "город Русия",

Керченский пролив -- "река Русия",

участок Черного моря близ Тмутаракани (в пяти днях плавания от

Трапезунда) -- "Русское море".

Неудивительно, что с этим районом ученые нередко связывали еще одну

загадку восточных географических сочинений -- "Остров русов", в котором

хотят видеть Тмутаракань. Не подлежит сомнению, что Киевской Руси при

значительном размахе ее торговых операций на юге были крайне необходимы

какие-то опорные пункты на Черном море, но Тмутаракань, находившаяся до

960-х годов во власти хазар, едва ли подходит под определение "Острова

русов" (хотя ее и называли островом).

Совершив трудный и дорогой по сумме пошлин путь по Хазарии (300

километров по Азовскому морю, 400 километров вверх по Дону и волоками и 400

километров вниз по Волге), русская флотилия выходила в Каспийское море,

называвшееся то Хазарским, то Хорезмийским (в летописи "Хвалисским"), то

Джурджанским, то Хорасанским.

Ибн-Хордадбег, продолжая свое повествование о русах, сообщает

интереснейшие сведения о далеких морских и сухопутных маршрутах русских

Из Хазарии "они отправляются к Джурджанскому морю и высаживаются на

каком угодно берегу. И диаметр этого моря 500 фарсангов. (Ибн-Факих сохранил

еще одну подробность этого текста: "...и продают все, что у них с собою; и

все это доходит до Рея"). И иногда они привозят свои товары на верблюдах из

Джурджана в Багдад, где переводчиками для них служат славянские рабы. И

выдают они себя за христиан и платят подушную подать". Вариант: "...они идут

в Джурджанское море, затем до Балха и Мавераннахра, затем до кочевий

тогуз-гузов, затем до Китая".

Мы должны вполне доверять сообщению Ибн-Хор-дадбега, так как сам он

находился в Рее, а путь русских купцов от Рея до Багдада (около 700

километров) проходил по области Джебел, над которой Ибн-Хордадбег

начальствовал в качестве управителя почт. Русские караваны ежегодно

Кроме этих дальних дорог, связанных с заморскими поездками, существовал

еще один сухопутный трансъевропейский маршрут, одним из важнейших звеньев

которого был Киев. Он начинался на восточном краю Европы, на Волге, в

столице Волжской Болгарии, в городе Булгаре. Из Мавераннахра и Хорасана

через "ворота гузов" на север вели караванные пути к Булгару. Сюда приводил

северных купцов волжский речной путь. От Булгара в Итиль и далее к Каспию

текла Волга.

Информаторы восточных географов очень часто точкой отсчета брали

Булгар. Нумизматы считают, что одним из важнейших пунктов распространения

восточных монет IX--X веков был Булгар.

Мы уже видели, какую важную магистраль представлял собой хорошо

наезженный, тщательно измеренный и снабженный "манзилями" ("станами гонцов")

путь из Булгара в Киев, по данным Джейхани. Но этот путь не обрывался в

Киеве; Киев был лишь пределом знаний восточных географов X века. Вероятно,

здесь, в столице Руси, активная роль переходила к русским купцам, которых в

Западной Европе называли "рузарии".

Путь из Киева на запад едва ли был только путем сбыта дани, собранной с

русских земель; по всей вероятности, к русским мехам, вывозимым на запад,

добавлялась и доля восточных товаров, привозимых мусульманскими купцами из

Булгара в Киев или закупленных русами во время их заморских путешествий.