Драма на охоте содержание.

Антон Павлович Чехов

Драма на охоте

(Истинное происшествие)

В один из апрельских полудней 1880 года в мой кабинет вошел сторож Андрей и таинственно доложил мне, что в редакцию явился какой-то господин и убедительно просит свидания с редактором.

Попроси его прийти в другое время, - сказал я. - Сегодня я занят. Скажи, что редактор принимает только по субботам.

Он и третьего дня приходил, вас спрашивал. Говорит, что дело большое. Просит и чуть не плачет. В субботу, говорит, ему несвободно… Прикажете принять?

Я вздохнул, положил перо и принялся ждать господина с кокардой. Начинающие писатели и вообще люди, не посвященные в редакционные тайны, приходящие при слове «редакция» в священный трепет, заставляют ждать себя немалое время. Они, после редакторского «проси», долго кашляют, долго сморкаются, медленно отворяют дверь, еще медленнее входят и этим отнимают немало времени. Господин же с кокардой не заставил ждать себя. Не успела за Андреем затвориться дверь, как я увидел в своем кабинете высокого широкоплечего мужчину, державшего в одной руке бумажный сверток, а в другой - фуражку с кокардой.

Человек, так добивавшийся свидания со мной, играет в моей повести очень видную роль, Необходимо описать его наружность.

Он, как я уже сказал, высок, широкоплеч и плотен, как хорошая рабочая лошадь. Всё его тело дышит здоровьем и силой. Лицо розовое, руки велики, грудь широкая, мускулистая, волосы густы, как у здорового мальчика. Ему под сорок. Одет он со вкусом и по последней моде в новенький, недавно сшитый триковый костюм. На груди большая золотая цепь с брелоками, на мизинце мелькает крошечными яркими звездочками бриллиантовый перстень. Но, что главнее всего и что так немаловажно для всякого мало-мальски порядочного героя романа или повести, - он чрезвычайно красив. Я не женщина и не художник. Мало я смыслю в мужской красоте, но господин с кокардой своею наружностью произвел на меня впечатление. Его большое мускулистое лицо осталось навсегда в моей памяти. На этом лице вы увидите настоящий греческий нос с горбинкой, тонкие губы и хорошие голубые глаза, в которых светятся доброта и еще что-то, чему трудно подобрать подходящее название. Это «что-то» можно подметить в глазах маленьких животных, когда они тоскуют или когда им больно. Что-то умоляющее, детское, безропотно терпящее… У хитрых и очень умных людей не бывает таких глаз.

От всего лица так и веет простотой, широкой, простецкой натурой, правдой… Если не ложь, что лицо есть зеркало души, то в первый день свидания с господином с кокардой я мог бы дать честное слово, что он не умеет лгать. Я мог бы даже держать пари.

Проиграл бы я пари или нет - читатель увидит далее.

Каштановые волосы и борода густы и мягки, как шёлк. Говорят, что мягкие волосы служат признаком мягкой, нежной, «шёлковой» души… Преступники и злые, упрямые характеры имеют, в большинстве случаев, жесткие волосы. Правда это или нет - читатель опять-таки увидит далее… Ни выражение лица, ни борода - ничто так не мягко и не нежно в господине с кокардой, как движения его большого, тяжелого тела. В этих движениях сквозят воспитанность, легкость, грация и даже - простите за выражение - некоторая женственность. Не много нужно усилий моему герою, чтобы согнуть подкову или сплющить в кулаке коробку из-под сардинок, а между тем ни одно его движение не выдает в нем физически сильного. За дверную ручку или за шляпу он берется, как за бабочку: нежно, осторожно, слегка касаясь пальцами. Шаги его бесшумны, рукопожатия слабы. Глядя на него, забываешь, что он могуч, как Голиаф, что одной рукой может поднять он то, чего не поднять пяти редакционным Андреям. Глядя на его легкие движения, не верится, что он силен и тяжел. Спенсер мог бы назвать его образцом грации.

Войдя ко мне в кабинет, он сконфузился. Его нежную, чуткую натуру, вероятно, шокировал мой нахмуренный, недовольный вид.

Извините, ради бога! - начал он мягким, сочным баритоном. - Я врываюсь к вам не в урочное время и заставляю вас делать для меня исключение. Вы так заняты! Но видите ли, в чем дело, г. редактор: я завтра уезжаю в Одессу по одному очень важному делу… Имей я возможность отложить эту поездку до субботы, то, верьте, я не просил бы вас делать для меня исключение. Я преклоняюсь перед правилами, потому что люблю порядок…

«Как, однако, он много говорит!» - подумал я, протягивая руку к перу и тем давая знать, что мне некогда. (Уж больно надоели мне тогда посетители!)

Я отниму у вас одну только минуту! - продолжал мой герой извиняющимся голосом. - Но прежде всего позвольте представиться… Кандидат прав Иван Петрович Камышев, бывший судебный следователь… К пишущим людям не имею чести принадлежать, но, тем не менее, явился к вам с чисто писательскими целями. Перед вами стоит желающий попасть в начинающие, несмотря на свои под сорок. Но лучше поздно, чем никогда.

Очень рад… Чем могу быть полезен?

Желающий попасть в начинающие сел и продолжал, глядя на пол своими умоляющими глазами:

Я притащил к вам маленькую повесть, которую мне хотелось бы напечатать в вашей газете. Я вам откровенно скажу, г. редактор: написал я свою повесть не для авторской славы и не для звуков сладких… Для этих хороших вещей я уже постарел. Вступаю же на путь авторский просто из меркантильных побуждений… Заработать хочется… Я теперь решительно никаких не имею занятий. Был, знаете ли, судебным следователем в С - м уезде, прослужил пять с лишком лет, но ни капитала не нажил, ни невинности не сохранил…

Камышев вскинул на меня своими добрыми глазами и тихо засмеялся.

Надоедная служба… Служил-служил, махнул рукой и бросил. Занятий у меня теперь нет, есть почти нечего… И если вы, минуя достоинства, напечатаете мою повесть, то сделаете мне больше, чем одолжение… Вы поможете мне… Газета не богадельня, не странно-приимный дом… Я это знаю, но… уж вы будьте так добры…

«Лжешь»! - подумал я.

Брелоки и перстень на мизинце плохо вязались с письмом ради куска хлеба, да и по лицу Камышева пробежала чуть заметная, уловимая опытным глазом тучка, которую можно видеть на лицах только редко лгущих людей.

Какой сюжет вашей повести? - спросил я,

Сюжет… Как бы вам сказать? Сюжет не новый… Любовь, убийство… Да вы прочтете, увидите… «Из записок судебного следователя»…

Я, вероятно, поморщился, потому что Камышев сконфуженно замигал глазами, встрепенулся и проговорил быстро:

Повесть моя написана по шаблону бывших судебных следователей, но… в ней вы найдете быль, правду… Всё, что в ней изображено, всё от крышки до крышки происходило на моих глазах… Я был и очевидцем и даже действующим лицом.

Дело не в правде… Не нужно непременно видеть, чтоб описать… Это не важно. Дело в том, что наша бедная публика давно уже набила оскомину на Габорио ц Шкляревском. Ей надоели все эти таинственные убийства, хитросплетения сыщиков и необыкновенная находчивость допрашивающих следователей. Публика, конечно, разная бывает, но я говорю о той публике, которая читает мою газету. Как называется ваша повесть?

- «Драма на охоте».

Гм… Несерьезно, знаете ли… Да и, откровенно говоря, у меня накопилась такая масса материала, что решительно нет возможности принимать новые вещи, даже при несомненных их достоинствах…

А уж мою-то вещь примите, пожалуйста… Вы говорите, что несерьезно, но… трудно ведь назвать вещь, не видавши ее… И неужели вы не можете допустить, что и судебные следователи могут писать серьезно?

Всё это проговорил Камышев заикаясь, вертя между пальцами карандаш и глядя себе ноги. Кончил он тем, что сильно сконфузился и замигал глазами. Мне стало жаль его.

Хорошо, оставьте, - сказал я. - Только не обещаю вам, что ваша повесть будет прочтена в скором времени. Вам придется подождать…

Не знаю… Зайдите месяца… этак через два, через три…

В апрель-ский полдень 1880 года в кабинет редак-тора вошёл высокий, широ-ко-плечий человек лет 40-ка. Он был очень красив, одет модно и со вкусом. От его лица с грече-ским носом, тонкими губами и голу-быми глазами, в которых свети-лась доброта, веяло простотой. У него были густые кашта-новые волосы и борода, движения его боль-шого тела отли-ча-лись лёгко-стью и грацией. Он пред-ста-вился канди-датом прав Иваном Петро-вичем Камы-шевым.

Камышев привёз в изда-тель-ство свою руко-пись, уверяя, что вынужден просить о публи-кации ради хлеба насущ-ного. Редактор ему не поверил, но руко-пись взял и попросил посе-ти-теля зайти месяца через два-три. Камышев преду-предил, что повесть напи-сана от первого лица, но он фигу-ри-рует в ней под вымыш-ленной фами-лией.

Прочитав повесть два месяца спустя, редактор не спал всю ночь. Ему каза-лось, что он «открыл страшную тайну одного чело-века». В газету повесть Камы-шева так и не попала.

«Драма на охоте»

Жарким летним днём меня разбудил крик попугая: «Муж убил свою жену!». Эту птицу я купил у матери моего пред-ше-ствен-ника, преды-ду-щего судеб-ного следо-ва-теля, вместе со всем остальным хозяй-ством. «Я оставил квар-тиру такой же, какою и принял. Я слишком ленив для того, чтобы зани-маться собственным комфортом».

В этот день какой-то мужик привёз мне письмо от старого прия-теля, графа Алексея Корнеева, который после двух-лет-него отсут-ствия вернулся в своё поме-стье. «Граф любил меня и искрен-нейше навя-зы-вался ко мне в друзья, я же не питал к нему ничего похо-жего на дружбу». В письме граф звал меня в гости. Для меня это озна-чало снова окунуться в пьян-ство и загулы, но у меня не хватило силы воли отка-заться. Вскоре я уже ехал верхом вдоль озера к поме-стью графа. Алексей Корнеев был очень богат. Он тоже был юристом, но давно утопил в алко-голе всё, что когда-либо знал. Слабый и мягкий человек, он искал моей дружбы, я же его презирал.

У графа я застал его нового знако-мого, толстого, призе-ми-стого чело-века, поляка по нацио-наль-ности, и граф-ского управ-ля-ю-щего Урбе-нина, немо-ло-дого, плот-ного и призе-ми-стого, с отто-пы-рен-ными ушами. Лакей Кузьма доложил графу, отъяв-лен-ному бабнику, какие девушки появи-лись в округе за последние два года. Была упомя-нута и некая Оленька, дочь нового лесни-чего Сквор-цова. Я заметил, что это очень не понра-ви-лось Урбе-нину.

После обеда мы отпра-ви-лись на прогулку. По дороге я расспра-шивал графа о поляке. Алексей сказал, что позна-ко-мился с Каэтаном Кази-ми-ро-вичем Пшехоцким в Москве, и попросил не расспра-ши-вать об остальном. Во время прогулки мы встре-тили Оленьку Сквор-цову, стройную, бело-курую девушку лет 19-ти, с добрыми голу-быми глазами, одетую в ярко-красное платье.

К вечеру нача-лась гроза, которую нам пришлось пере-жи-дать в домике лесни-чего. Сам лесничий, Николай Ефимыч, оказался сума-сшедшим стариком, который всё время боялся, что его ограбят. Я заметил, что Урбенин ревнует Оленьку ко всем присут-ству-ющим. Возвра-щаясь в поме-стье, Алексей пред-по-ложил, что Урбенин взял на работу сума-сшед-шего старика только ради его дочери.

За обедом граф поведал мне, что приехал в своё поме-стье лечить больную печень. Врач запретил ему спиртное, поэтому сегодня он пьёт со мной в последний раз. После обеда граф послал за цыган-ским хором. «Далее мои воспо-ми-нания прибли-жа-ются к хаосу».

Очнув-шись, я обна-ружил в своей комнате уезд-ного врача Павла Ивано-вича Возне-сен-ского. Это был высокий, худо-щавый человек с длинным носом. За привычку близо-руко щуриться весь уезд называл его «щуром». Павел Иванович сообщил, что в пьяном угаре я ударил веслом по голове какого-то корне-ев-ского мужика Ивана Осипова, который был гребцом во время нашего кутежа на озере. Теперь из-за этого мужика я мог поте-рять место.

Доктор Возне-сен-ский был един-ственным чело-веком, кото-рому позво-ля-лось «запус-кать иссле-ду-ющую руку в дебри моей души». Мы были очень хоро-шими прия-те-лями, хотя между нами «как чёрная кошка, прошла женщина». У доктора было две страсти: давать взаймы и выпи-сы-вать товары по газетным объяв-ле-ниям. И в том, и в другом его посто-янно обма-ны-вали.

На следу-ющий день я отпра-вился в Тенево, где проходил престольный праздник. По дороге я встретил дочь лесни-чего, которая тоже ехала на праздник в тяжёлом шара-бане. На службе в церкви я снова увидел Оленьку Сквор-цову. Она пыта-лась протис-нуться вперёд, чтобы стоять среди «чистой публики», а не среди простого народа. Я провёл её к амвону, где собра-лись сливки уезд-ного обще-ства. Там я заметил дочь миро-вого судьи Кали-нина, Надежду Нико-ла-евну — женщину, которая поме-шала моей дружбе с доктором. Павел Иванович и сейчас стоял рядом с ней.

Прогу-ли-ваясь после службы со мной по ярмарке, Павел Иванович упрекнул меня за непо-ря-дочный поступок. Я несколько месяцев подряд каждый день ездил в дом Кали-ниных. Все были убеж-дены, что у меня самые серьёзные наме-рения по отно-шению к Надежде. Она сама была влюб-лена в меня. Но внезапно я пере-стал к ним ездить, а когда меня спро-сили о причине, я ответил: «Боюсь, что меня женят». Павел Петрович никак не мог понять моего поступка. Я объяснил, что заметил его влюб-лён-ность и уступил ему место, но Павла Ивано-вича моё объяс-нение не удовле-тво-рило.

Проходя мимо почто-вого отде-ления, мы с доктором зашли туда, и я увидел, как Каэтан Кази-ми-рович отсылал куда-то крупную сумму денег. Павел Петрович тем временем пытался заста-вить меня пого-во-рить с Надеждой Нико-ла-евной, но я отка-зался. Насто-ящей причиной моего поступка была глупая гордость. Придя однажды к Кали-ниным, я услышал, как мировой судья назы-вает меня женихом. «Всё рухнуло под напором дьяволь-ской гордыни, взбу-до-ра-женной глупой фразой простака-отца». Не помогло даже то, что я уже привя-зался к Надежде и тосковал о ней. Я сразу же уехал, оправ-ды-ваясь тем, что Наденьку любит Павел Иванович.

Домой меня подвезла Оленька. Она радостно сооб-щила мне, что выходит замуж за Урбе-нина, потому что он богат, обещал дать денег на лечение Олень-ки-ного отца, а саму Оленьку одевать в шёлковые платья. Я был так непри-ятно поражён, что не заметил, как мы подъ-е-хали к усадьбе графа. В гостях у графа был мировой судья. Он надо-умил Алексея устра-и-вать вечера, и тот охотно ухва-тился за это сред-ство от скуки. Я поздравил Урбе-нина, который был вне себя от счастья, и никак не мог пове-рить, что эта юная краса-вица согла-си-лась стать его женой и матерью двоих его детей.

Свадьба состо-я-лась прекрасным летним утром. Граф Карнеев восполь-зо-вался случаем и устроил вечер, поэтому на свадьбе присут-ствовал весь уездный бомонд. Я держал венец над Ольгой, и бесёнок ревности терзал меня. Несмотря на своё тщеславие, Ольга была бледна, в её глазах был страх. Начался свадебный обед в доме графа. После поцелуя под крики «горько», глаза Оленьки напол-ни-лись слезами, и она выбе-жала из комнаты. Она долго не возвра-ща-лась, и я пошёл её искать.

Я нашёл Оленьку в одном из старых гротов, давным-давно устро-енных в парке. Только теперь она осознала, какую страшную ошибку совер-шила. Оказа-лось, что Оленька мечтала обо мне, но я казался ей недо-ступным. Оленька обняла меня, повисла на шее, и я не устоял. Оленька стала моей любов-ницей. Моё чувство к ней нельзя было «назвать ни жало-стью, ни состра-да-нием, потому что оно было сильнее этих чувств». Я попы-тался угово-рить Оленьку уйти жить ко мне, но она отка-за-лась. Она слишком доро-жила обще-ственным мнением. Оленька была весела до конца свадеб-ного обеда. Её уже не пугали поцелуи мужа.

Я был раздражён. С трудом дождав-шись окон-чания обеда, я подошёл к графу и, чтобы выме-стить на ком-то своё плохое настро-ение, потре-бовал, чтобы он немед-ленно выгнал Пшехоц-кого. Я поставил графа перед выбором: или я, или поляк. Этим я оказывал графу хорошую услугу, так как дога-ды-вался, что Пшехоцкий шанта-жи-рует Карнеева. Видя нере-ши-тель-ность графа, я решил уехать. Проходя через сад, я встретил Надежду Кали-нину. Она сказала мне, что больше не может терпеть эту неопре-де-лён-ность в наших отно-ше-ниях. Ей необ-хо-димо было знать, есть ли ещё надежда вернуть всё назад. Я был настолько жесток, что не ответил ей, а махнул рукой и ушёл.

Три дня я никуда не выезжал и старался не думать об Ольге. Я понимал, что «наша даль-нейшая связь не могла бы ей дать ничего, кроме гибели». Я сочув-ствовал Ольге, меня сильно влекло к ней, и в то же время я с ужасом думал, что она может принять моё пред-ло-жение. Граф слал мне письма, умоляя забыть всё и вернуться. Когда я уже почти решил уехать куда-нибудь подальше, Ольга сама пришла ко мне. Мы дого-во-ри-лись о встрече возле дома лесни-чего. Вечером Павел Иванович изве-стил меня, что Надя больна. Она окон-ча-тельно отка-зала доктору.

Прошёл май, а вместе с ним отцвела и наша с Ольгой любовь. Граф Карнеев начал одновре-менно воло-читься и за Ольгой, и за Надеждой. Ольга по-преж-нему любила меня, но между нами не было взаи-мо-по-ни-мания. Она словно чувство-вала за собой какую-то вину. Однажды вечером Оленька, полу-одетая, ворва-лась в дом графа и заявила, что муж избил её, и она к нему больше не вернётся. С тех пор Ольга посе-ли-лась в усадьбе Карнеева и стала его любов-ницей.

После этих событий насту-пило затишье. Я работал с утра до ночи. Об Ольге я не хотел думать. Изредка вспо-миная о ней, я ощущал щемящую боль. Граф мне опро-тивел окон-ча-тельно, я больше не общался с ним. Не выдержав одино-че-ства, граф явился ко мне сам и сообщил, что уволил Урбе-нина. Это Ольга расска-зала графу, что Урбенин крал у него гусей, хотя на самом деле граф-ский управ-ля-ющий был чест-нейшим чело-веком. Через несколько дней я узнал, что Урбе-нины пере-ехали жить в город.

Тёплым авгу-стов-ским днём граф Карнеев решил устроить охоту, на которую пригласил всю знать уезда. Оленька Урбе-нина играла роль хозяйки дома. От Нади Кали-ниной я узнал, что Урбенин тяжело запил. Я спросил Надю, почему она позво-ляет графу ухажи-вать за собой. Надя мне отве-тила, что хочет выйти замуж за графа с един-ственной целью — испра-вить и спасти его.

Когда мы оста-но-ви-лись отдох-нуть, я заго-ворил с Ольгой. Она не захо-тела со мной разго-ва-ри-вать и презри-тельно отвер-ну-лась. Я был в бешен-стве. Вскоре нашу охоту догнал Каэтан Кази-ми-рович. С ним была дама лет 23-х, которая оказа-лась женой графа Карнеева, Сози, и сестрой Пшехоц-кого. Кали-нину сдела-лось дурно, а Надя не могла подняться с места. Я встал и пошёл в сторону леса, куда глаза глядят.

Здесь в руко-писи зачёрк-нуто 140 строк и нари-со-вана женская головка с иска-жён-ными от ужаса чертами. Разо-брать можно только одно слово: «висок».

Вернув-шись домой, я не помнил, где бродил, и что делал. Закричал попугай. Я схватил клетку с птицей и швырнул её в угол. Вскоре я обна-ружил, что попугай мёртв. Нача-лась гроза. Кто-то постучал ко мне в окно. В свете молний я узнал Павла Ивано-вича. Он сообщил, что Надя отра-ви-лась, и её едва удалось спасти. Щур умолял меня жениться на ней. В это время принесли письмо от графа, в котором сооб-ща-лось, что Ольга убита.

Приехав в усадьбу, я выслушал рассказ графа. Минут через 30 после моего ухода с пикника из леса послы-шался страшный женский крик. Потом на опушке появился бледный и растрё-панный Урбенин. Руки его были в крови. Вскоре в лесу нашли и Ольгу в порванном окро-вав-ленном платье. Войдя в комнату Ольги, я увидел, что она без сознания. В углу непо-движно сидел Урбенин. Павел Иванович сумел нена-долго привести её в чувства. Я попросил Ольгу назвать имя напав-шего на неё чело-века, обещая, что он понесёт тяжёлую кару. Ольга только отри-ца-тельно пока-чала головой. Под утро она скон-ча-лась.

После смерти Ольги я начал рассле-до-вание. Обыскал слуг, допросил графа и Урбе-нина, составил протокол, в котором описал одежду Ольги и все её ранения. То, что она не назвала преступ-ника, дока-зы-вало, что он был ей дорог. Она не убежала, встретив его в лесу, а неко-торое время разго-ва-ри-вала с ним, значит, убийца был ей знаком. Ольга не была ограб-лена — убийцей руко-во-дили не корыстные цели. Под эти условия подхо-дило три чело-века: сума-сшедший отец Ольги, граф Карнеев и Урбенин. У лесни-чего и графа было твёрдое алиби. Я был уверен, что Ольгу убил Урбенин.

На другой день из города приехал товарищ проку-рора Полу-градов. Он упрекнул меня за то, что я до сих пор не был на месте преступ-ления и даже не поставил там сторожа. Я считал, что дождь, который лил не пере-ставая, смыл все следы. Снова всех допросив, товарищ проку-рора удалился.

Через несколько дней, «когда я запе-ча-тывал пакет, чтобы отпра-вить с ним Урбе-нина в город, в тюремный замок, я услышал страшный шум». Оказа-лось, что объездчик Трифон, проезжая около озера, увидел граф-ского слугу Кузьму, который смывал с одежды пятна крови. Решив, что Кузьма и есть убийца, дворня прита-щила его ко мне. Кузьма рассказал, что в день убий-ства он, пьяный, спал в лесу под кустом. Он смутно помнил, как к нему подошёл какой-то барин, и вытер окро-вав-ленные руки о его одежду. Лица этого барина он никак не мог вспом-нить. «След-ствие затя-ну-лось. Урбенин и Кузьма были заклю-чены в арестант-ский дом, имев-шийся в дере-веньке, в котором нахо-ди-лась моя квар-тира».

В конце ноября Кузьма передал, что он вспомнил лицо преступ-ника. Когда же его привели ко мне, он отка-зался гово-рить, попросив на раздумье ещё один день. В тот же день я обманул Урбе-нина, сказав, что Кузьма узнал его. Поскольку одиночное заклю-чение повлияло на здоровье Урбе-нина, я приказал сторожам пускать его гулять по кори-дору в любое время суток. Утром Кузьму нашли заду-шенным в его собственной камере. Теперь я не сомне-вался в том, что убийца — Урбенин. На другой день я получил приказ подать в отставку и сдать дело следо-ва-телю по особо важным делам. Урбенин был приго-ворён «к лишению всех прав состо-яния и ссылке в каторжные работы на 15 лет».

С тех пор прошло 8 лет. Граф Карнеев окон-ча-тельно спился, всё его состо-яние ушло в руки жены и Пшехоц-кого. Теперь граф беден и живёт за мой счёт. «Граф для меня по-преж-нему гадок, Ольга отвра-ти-тельна, Калинин смешон своим тупым чван-ством». Но на моём столе до сих пор стоит портрет Ольги в красном платье.

Конец.


Прочитав роман Камы-шова, редактор заметил, сколько грубых ошибок совершил следо-ва-тель Сергей Петрович Зино-вьев в процессе рассле-до-вания убий-ства. Он зачем-то обыс-кивал слуг, вместо того, чтобы осмот-реть место преступ-ления. Допра-шивая умира-ющую Ольгу, он протянул время, и она не успела назвать имя убийцы. Когда Кузьма вспомнил лицо убийцы, Зино-вьев не стал его допра-ши-вать, а отправил обратно в камеру.

Ровно через три месяца Камышов снова пришёл к редак-тору. Тот изложил Камы-шову свои сооб-ра-жения. Редактор считал, что Камышов хотел ошибиться в этом деле, и что на самом деле Ольгу убил сам следо-ва-тель. К удив-лению редак-тора, Камышов не отрицал своей вины. Все эти годы его мучила не совесть, а страшная тайна, в которой он не мог никому признаться. Именно поэтому он и написал эту повесть, и теперь ему стало легче.

Камышов рассказал редак-тору, как всё было на самом деле. Когда он встретил Ольгу в лесу, она стала клясться ему в любви, а потом сказала: «Как я несчастна! Не выйди я за Урбе-нина, я могла бы выйти теперь за графа!». Камы-шовым овла-дело чувство отвра-щения, и он убил Ольгу, а после убил Кузьму и свалил вину на Урбе-нина, который умер по дороге на каторгу. На лице Камы-шова редактор не заметил ни раска-яния, ни сожа-ления.

После ухода Камы-шова, редактор «сел за стол и предался горьким думам». Ему «было душно».

«Драма на охоте» – одна из самых знаменитых повестей Антона Павловича Чехова. Она написана в несвойственном для него детективном жанре и повествует «истинную» историю юной красавицы Оленьки Скворцовой, ее жизни, любви и смерти.

«Драма на охоте» относится к числу ранних повестей Чехова. Она публиковалась частями в журнале «Новости дня» в период с 1884 по 1885 годы. Позднее без авторских правок вошла в сборник «Сумерки» (1887). Во время написания повести в русской литературе особой популярностью пользовался уголовный роман, однако в большинстве своем это было дешевое однодневное чтиво.

Современников несколько удивило известие о том, что Чехов, написавший десятки талантливых рассказов, решил обратиться к столь сомнительной области литературы. Одни видели в «Драме на охоте» пародию на современный уголовный роман, другие – простенькую мелодраму «с чрезвычайно безвкусными страницами», но третьи все же наблюдали поразительную метаморфозу газетного романа в полноценное литературное произведение.

Сам Антон Павлович не любил комментировать свою «Драму на охоте», пытаясь сохранить тайну вокруг произведения и его замысла. Исследователи творчества Чехова до сих пор расходятся во мнении, был ли у Камышева реальный прототип, или все описанное в повести есть плод воображения писателя. После изучения чеховской переписки стало известно, что в период работы над повестью Антон Павлович в самом деле был знаком с неким судебным следователем Василием Мамышевым из Звенигорода (обратим внимание на созвучность фамилий Мамышев-Камышев). Некоторое время он поддерживал с Мамышевым общение и называл его в письме Суворину «звенигородским Лекоком». Вспомним, что граф Корнеев обращался к Камышеву не иначе как «Милый Лекок!» (прим. Лекок – агент сыскной полиции, главный герой детективов французского писателя Эмиля Габорио, чьи произведения вдохновили Конана Дойля при создании его знаменитого Шерлока Холмса).

Правда, на этом история Мамышева-Камышева и сведения о нем заканчиваются. Романтически настроенная публика все же верит в то, что писатель стал тайным поверенным криминальной истории. Ведь не зря его редактор, он же первый рассказчик, получил инициалы самого Чехова – А. Ч.

Чехов «Драма на охоте»: краткое содержание

Главный герой повести Иван Петрович Камышев – красивый статный мужчина около сорока лет, работает судебным следователем. Читатель знакомится с Иваном Петровичем, когда он входит в кабинет газетного редактора. Имени редактора-повествователя мы не знаем, только лишь инициалы – А. Ч. Камышев просит реактора опубликовать написанную им повесть, в которой он, Камышев, играет немаловажную роль и фигурирует под именем Сергея Петровича Зиновьева. Редактор берется за чтение повести и вскоре понимает, что это не просто литературная выдумка, а реальная криминальная история, произошедшая несколько лет назад. Далее повествование ведется от лица Камышева-Зиновьева.

Драматические события повести разворачиваются в усадьбе графа Алексея Карнеева, человека слабого, апатичного, состоятельного и, как водится среди русской интеллигенции, скучающего. Карнеев приглашает своего приятеля Ивана Петровича Камышева, судебного следователя, немного погостить у него. Камышев не питает особой симпатии к Карнееву, но из скуки принимает приглашение. Тем более, что времяпровождение в усадьбе Карнеева всегда сопряжено со множественными кутежами.

По приезду Камышев знакомится с новыми обитателями карнеевской усадьбы – это лесник Николай Ефимович Скворцов и его дочка Оленька. Старик Скворцов абсолютно выжил из ума, ему постоянно кажется, что его хотят обокрасть. А вот девятнадцатилетняя белокурая Оленька – настоящая прелесть. Задорная, веселая, юная, она, явившаяся посреди лесной опушки в ярко-красном платье, производит на Камышева неизгладимое впечатление. Правда, на сердце Оленьки уже есть претендент – пятидесятилетний управляющий графа Петр Егорович Урбенин, приземистый, коренастый, большеголовый. Урбенин вдовец, сам воспитывает двоих детей – пятилетнюю Сашу и четырнадцатилетнего Гришу. Управляющий без ума от Оленьки Скворцовой. Это замечают все, в том числе и Камышев.

Безусловно Урбенин не мог составить конкуренцию для пышущего красотой и здоровьем судебного следователя, пойти на попятную его заставила сама Оленька. Лесная нимфа повергла нашего героя в шок, когда всерьез заявила о том, что принимает предложение Урбенина. Он добрый, он даст денег на лечение папы и будет покупать ей шелковые платья. Так, полушутя, полусмеясь, Оленька Скворцова круто изменила свою судьбу и судьбы многих действующих лиц этой истории.

Не трудно догадаться, что брак Ольги с Урбениным был коротким и несчастливым. Еще во время свадебного торжества Оленька в белоснежном платье призналась Камышеву в своих чувствах и стала его любовницей. Их роман продлился недолго, а когда Иван Петрович в очередной раз приехал в усадьбу, Оленька уже была любовницей графа. Бедолагу Урбенина отослали в город, где он медленно спивался от горя.

Скворцова мечтает стать женой графа, но во время пикника на охоте выясняется, то Карнеев уже женат. Его супруга – полячка по имени Созя – неожиданно заявляется на праздник. Камышеву противно находиться в этом обществе, видеть падение Ольги, наблюдать за безвольным графом и его наглой женушкой. Не попрощавшись ни с кем, он уезжает.

На следующий день Камышев получает известие о том, что Ольга умирает. Ее нашли окровавленной в лесу неподалеку от того места, где проходил пикник. Иван Петрович пытается узнать у Оленьки, кто ее убийца, но умирающая только качает головой и улыбается. К утру ее не стало.

Камышев берется расследовать дело об убийстве. Все указывает на то, что Оленьку зарезал обезумевший от горя и ревности Урбенин. Расследование проводится быстро, скомкано. Урбенина осуждают на 15 лет каторги.

Чем больше редактор вчитывается в повесть, тем очевиднее становится, что Ольгу убил не бывший супруг, а сам Камышев. Услышав обвинение, Иван Петрович не отрицает своей вины, но сознаваться в содеянном не собирается… Его повесть так и не опубликовали в газете.

Главная идея произведения

В «Драме на охоте» Чехов параллельно развивает два сюжета – детективный и мелодраматичный. Главная тема детективной линии – исповедь преступника. Прием исповеди неоднократно использовался в произведениях детективного жанра, однако Антон Павлович несколько видоизменяет его. У чеховского Камышева есть исповедь, но нет покаяния. Он не признается в убийстве Оленьки и мужика Кузьмы, ставшего случайным свидетелем преступления. Камышев не собирается отбывать наказание. Он хочет выговориться, но не готов искупить вину.

Приступление без наказания

Таким неожиданным финалом автор нарушает законы формульной литературы, по канонам которой в детективе наблюдается неизменный переход от напряжения к гармонизации конфликта. В «Драме на охоте» конфликт не исчерпан: обвинен невиновный (Урбенин скончался по дороге на каторгу), убийца на свободе и не кается.

Литературная формула – это комбинация, синтез ряда специфических культурных штампов и более универсальных повествовательных форм либо архетипов.

Главными проблемами мелодраматической линии являются проблемы брака и любви. На примере драматической истории юной Оленьки Скворцовой автор показывает, что брак без любви уже есть грех, ведь рано или поздно он провоцирует на греховные переступи.

«Драма на охоте» – уникальное для своего времени произведение. Создав уголовный роман по форме, Чехов выдвинул на первый план не детективную коллизию, а любовные и экзистенциальные переживания героев (прим. экзистенциальные переживания то есть те, что относятся к сфере существования, бытия, рассуждения о жизни и ее смысле). Для автора не важны технические моменты по типу, как преступник спланировал убийство, как избавился от улик, как повел следствие по ложному пути. Для Чехова важно, что спровоцировало человека совершить убийство, как он пришел к духовному падению.

Как отмечают многие современные исследователи, подобная смена смысловых векторов использовалась Чеховым для того, чтобы повысить статус «низкого жанра» детектива не за счет псевдодокументальности, а при помощи усложнения внутренней структуры текста.

При анализе произведения следует обратить внимание на композицию. Повесть «Драма на охоте» построена по принципу «рассказ в рассказе», причем, вставной текст является самостоятельным художественным произведением главного героя. Рамочная композиция обусловила необходимость в двух рассказчиках. Первый – редактор А. Ч. – появляется в начале и конце повести, он единственный, кто может дать оценку Камышеву и происходящим событиям; второй рассказчик – Иван Петрович Камышев, чье литературное альтер-эго предстало в повести под именем Сергея Петровича Зиновьева.

Антон Павлович Чехов


Драма на охоте

(Истинное происшествие)

В один из апрельских полудней 1880 года в мой кабинет вошел сторож Андрей и таинственно доложил мне, что в редакцию явился какой-то господин и убедительно просит свидания с редактором.

Попроси его прийти в другое время, - сказал я. - Сегодня я занят. Скажи, что редактор принимает только по субботам.

Он и третьего дня приходил, вас спрашивал. Говорит, что дело большое. Просит и чуть не плачет. В субботу, говорит, ему несвободно… Прикажете принять?

Я вздохнул, положил перо и принялся ждать господина с кокардой. Начинающие писатели и вообще люди, не посвященные в редакционные тайны, приходящие при слове «редакция» в священный трепет, заставляют ждать себя немалое время. Они, после редакторского «проси», долго кашляют, долго сморкаются, медленно отворяют дверь, еще медленнее входят и этим отнимают немало времени. Господин же с кокардой не заставил ждать себя. Не успела за Андреем затвориться дверь, как я увидел в своем кабинете высокого широкоплечего мужчину, державшего в одной руке бумажный сверток, а в другой - фуражку с кокардой.

Человек, так добивавшийся свидания со мной, играет в моей повести очень видную роль, Необходимо описать его наружность.

Он, как я уже сказал, высок, широкоплеч и плотен, как хорошая рабочая лошадь. Всё его тело дышит здоровьем и силой. Лицо розовое, руки велики, грудь широкая, мускулистая, волосы густы, как у здорового мальчика. Ему под сорок. Одет он со вкусом и по последней моде в новенький, недавно сшитый триковый костюм. На груди большая золотая цепь с брелоками, на мизинце мелькает крошечными яркими звездочками бриллиантовый перстень. Но, что главнее всего и что так немаловажно для всякого мало-мальски порядочного героя романа или повести, - он чрезвычайно красив. Я не женщина и не художник. Мало я смыслю в мужской красоте, но господин с кокардой своею наружностью произвел на меня впечатление. Его большое мускулистое лицо осталось навсегда в моей памяти. На этом лице вы увидите настоящий греческий нос с горбинкой, тонкие губы и хорошие голубые глаза, в которых светятся доброта и еще что-то, чему трудно подобрать подходящее название. Это «что-то» можно подметить в глазах маленьких животных, когда они тоскуют или когда им больно. Что-то умоляющее, детское, безропотно терпящее… У хитрых и очень умных людей не бывает таких глаз.

От всего лица так и веет простотой, широкой, простецкой натурой, правдой… Если не ложь, что лицо есть зеркало души, то в первый день свидания с господином с кокардой я мог бы дать честное слово, что он не умеет лгать. Я мог бы даже держать пари.

Проиграл бы я пари или нет - читатель увидит далее.

Каштановые волосы и борода густы и мягки, как шёлк. Говорят, что мягкие волосы служат признаком мягкой, нежной, «шёлковой» души… Преступники и злые, упрямые характеры имеют, в большинстве случаев, жесткие волосы. Правда это или нет - читатель опять-таки увидит далее… Ни выражение лица, ни борода - ничто так не мягко и не нежно в господине с кокардой, как движения его большого, тяжелого тела. В этих движениях сквозят воспитанность, легкость, грация и даже - простите за выражение - некоторая женственность. Не много нужно усилий моему герою, чтобы согнуть подкову или сплющить в кулаке коробку из-под сардинок, а между тем ни одно его движение не выдает в нем физически сильного. За дверную ручку или за шляпу он берется, как за бабочку: нежно, осторожно, слегка касаясь пальцами. Шаги его бесшумны, рукопожатия слабы. Глядя на него, забываешь, что он могуч, как Голиаф, что одной рукой может поднять он то, чего не поднять пяти редакционным Андреям. Глядя на его легкие движения, не верится, что он силен и тяжел. Спенсер мог бы назвать его образцом грации.

Войдя ко мне в кабинет, он сконфузился. Его нежную, чуткую натуру, вероятно, шокировал мой нахмуренный, недовольный вид.

Извините, ради бога! - начал он мягким, сочным баритоном. - Я врываюсь к вам не в урочное время и заставляю вас делать для меня исключение. Вы так заняты! Но видите ли, в чем дело, г. редактор: я завтра уезжаю в Одессу по одному очень важному делу… Имей я возможность отложить эту поездку до субботы, то, верьте, я не просил бы вас делать для меня исключение. Я преклоняюсь перед правилами, потому что люблю порядок…

«Как, однако, он много говорит!» - подумал я, протягивая руку к перу и тем давая знать, что мне некогда. (Уж больно надоели мне тогда посетители!)

Я отниму у вас одну только минуту! - продолжал мой герой извиняющимся голосом. - Но прежде всего позвольте представиться… Кандидат прав Иван Петрович Камышев, бывший судебный следователь… К пишущим людям не имею чести принадлежать, но, тем не менее, явился к вам с чисто писательскими целями. Перед вами стоит желающий попасть в начинающие, несмотря на свои под сорок. Но лучше поздно, чем никогда.

Очень рад… Чем могу быть полезен?

Желающий попасть в начинающие сел и продолжал, глядя на пол своими умоляющими глазами:

Я притащил к вам маленькую повесть, которую мне хотелось бы напечатать в вашей газете. Я вам откровенно скажу, г. редактор: написал я свою повесть не для авторской славы и не для звуков сладких… Для этих хороших вещей я уже постарел. Вступаю же на путь авторский просто из меркантильных побуждений… Заработать хочется… Я теперь решительно никаких не имею занятий. Был, знаете ли, судебным следователем в С - м уезде, прослужил пять с лишком лет, но ни капитала не нажил, ни невинности не сохранил…

Камышев вскинул на меня своими добрыми глазами и тихо засмеялся.

Надоедная служба… Служил-служил, махнул рукой и бросил. Занятий у меня теперь нет, есть почти нечего… И если вы, минуя достоинства, напечатаете мою повесть, то сделаете мне больше, чем одолжение… Вы поможете мне… Газета не богадельня, не странно-приимный дом… Я это знаю, но… уж вы будьте так добры…

«Лжешь»! - подумал я.

Брелоки и перстень на мизинце плохо вязались с письмом ради куска хлеба, да и по лицу Камышева пробежала чуть заметная, уловимая опытным глазом тучка, которую можно видеть на лицах только редко лгущих людей.

Какой сюжет вашей повести? - спросил я,

Сюжет… Как бы вам сказать? Сюжет не новый… Любовь, убийство… Да вы прочтете, увидите… «Из записок судебного следователя»…

Я, вероятно, поморщился, потому что Камышев сконфуженно замигал глазами, встрепенулся и проговорил быстро:

Повесть моя написана по шаблону бывших судебных следователей, но… в ней вы найдете быль, правду… Всё, что в ней изображено, всё от крышки до крышки происходило на моих глазах… Я был и очевидцем и даже действующим лицом.

×
  • Редактор. Изложение идёт от первого лица «дважды»: в прологе и эпилоге - от лица редактора, к которому попадает рукопись И. П. Камышева, а в остальных частях повести - от лица самого Камышева. В эпилоге редактор выступает в роли разоблачителя преступления: двойного убийства, хотя, разумеется, на основании косвенных улик и умозаключений.
  • Иван Петрович Камышев, судебный следователь. Автор рукописи, в которой он, по мнению редактора, изобличил сам себя. В рукописи называет себя Сергеем Петровичем Зиновьевым. Высокий, широкоплечий, красивый мужчина около 40 лет. Богат, изыскано одевается. Чехов редко описывает внешность персонажей так подробно, в данном случае он подчёркивает противоречие наружности и внутренней сущности человека. По словам Вознесенского, «способен на всякую гадость».
  • Алексей Карнеев, граф. Приятель Камышева, который, впрочем, не питает к нему никаких тёплых чувств. Владелец обширной усадьбы, которой он практически не занимается. Маленький, худой, слабый, апатичный и вялый.
  • Пётр Егорович Урбенин, управляющий графа, дворянин, 50 лет, вдовец. Дочь Саша, пяти лет, и сын Гриша, гимназист 14-ти лет. Плотный, приземистый человек с жирным затылком и оттопыренными ушами. Говорит мягким басом. Сильно пьёт. Обожает Ольгу.
  • Николай Ефимович Скворцов, лесничий графа. Вдовец. Психически болен.
  • Ольга Николаевна Скворцова, дочь лесничего. Красивая белокурая, голубоглазая девушка 19-ти лет. По первому впечатлению, естественна и легка, как «ангел во плоти», однако скоро выясняется, что она по житейски расчётлива и тщеславна.
  • Тина, цыганка из хора. Бывшая возлюбленная Камышева.
  • Каэтан Казимирович Пшехоцкий, друг Карнеева. Говорит с сильным польским акцентом. Камышев без видимых причин ненавидит и третирует Пшехоцкого.
  • Павел Иванович Вознесенский, уездный врач. Молод, честен. Влюблен в Надежду Николаевну.
  • Николай Игнатьевич Калинин, мировой судья.
  • Надежда Николаевна Калинина, его дочь, брюнетка, мечтательна, умна. Тайно влюблена в Камышева, хотя тот оскорбил её.
  • Бабаев, богатый помещик, непременный член уездного по крестьянским делам присутствия.
  • Полуградов, товарищ прокурора.
  • Кузьма, мужик, у графа на посылках.
  • Иван Осипов, крестьянин.
  • Поликарп, слуга Камышева. Безуспешно пытается наставить его на нравственный путь.
  • Иван Демьяныч, попугай Камышева. Любимая фраза: «Муж убил свою жену».

Читать «Драма на охоте» в кратком содержании

В апрельский полдень 1880 года в кабинет редактора вошёл высокий, широкоплечий человек лет 40-ка. Он был очень красив, одет модно и со вкусом. От его лица с греческим носом, тонкими губами и голубыми глазами, в которых светилась доброта, веяло простотой. У него были густые каштановые волосы и борода, движения его большого тела отличались лёгкостью и грацией. Он представился кандидатом прав Иваном Петровичем Камышевым.

Камышев привёз в издательство свою рукопись, уверяя, что вынужден просить о публикации ради хлеба насущного. Редактор ему не поверил, но рукопись взял и попросил посетителя зайти месяца через два-три. Камышев предупредил, что повесть написана от первого лица, но он фигурирует в ней под вымышленной фамилией.

Прочитав повесть два месяца спустя, редактор не спал всю ночь. Ему казалось, что он «открыл страшную тайну одного человека». В газету повесть Камышева так и не попала.

«ДРАМА НА ОХОТЕ»

Жарким летним днём меня разбудил крик попугая: «Муж убил свою жену!». Эту птицу я купил у матери моего предшественника, предыдущего судебного следователя, вместе со всем остальным хозяйством. «Я оставил квартиру такой же, какою и принял. Я слишком ленив для того, чтобы заниматься собственным комфортом».

В этот день какой-то мужик привёз мне письмо от старого приятеля, графа Алексея Корнеева, который после двухлетнего отсутствия вернулся в своё поместье. «Граф любил меня и искреннейше навязывался ко мне в друзья, я же не питал к нему ничего похожего на дружбу». В письме граф звал меня в гости. Для меня это означало снова окунуться в пьянство и загулы, но у меня не хватило силы воли отказаться. Вскоре я уже ехал верхом вдоль озера к поместью графа. Алексей Корнеев был очень богат. Он тоже был юристом, но давно утопил в алкоголе всё, что когда-либо знал. Слабый и мягкий человек, он искал моей дружбы, я же его презирал.

У графа я застал его нового знакомого, толстого, приземистого человека, поляка по национальности, и графского управляющего Урбенина, немолодого, плотного и приземистого, с оттопыренными ушами. Лакей Кузьма доложил графу, отъявленному бабнику, какие девушки появились в округе за последние два года. Была упомянута и некая Оленька, дочь нового лесничего Скворцова. Я заметил, что это очень не понравилось Урбенину.

После обеда мы отправились на прогулку. По дороге я расспрашивал графа о поляке. Алексей сказал, что познакомился с Каэтаном Казимировичем Пшехоцким в Москве, и попросил не расспрашивать об остальном. Во время прогулки мы встретили Оленьку Скворцову, стройную, белокурую девушку лет 19-ти, с добрыми голубыми глазами, одетую в ярко-красное платье.

К вечеру началась гроза, которую нам пришлось пережидать в домике лесничего. Сам лесничий, Николай Ефимыч, оказался сумасшедшим стариком, который всё время боялся, что его ограбят. Я заметил, что Урбенин ревнует Оленьку ко всем присутствующим. Возвращаясь в поместье, Алексей предположил, что Урбенин взял на работу сумасшедшего старика только ради его дочери.

За обедом граф поведал мне, что приехал в своё поместье лечить больную печень. Врач запретил ему спиртное, поэтому сегодня он пьёт со мной в последний раз. После обеда граф послал за цыганским хором. «Далее мои воспоминания приближаются к хаосу».

Очнувшись, я обнаружил в своей комнате уездного врача Павла Ивановича Вознесенского. Это был высокий, худощавый человек с длинным носом. За привычку близоруко щуриться весь уезд называл его «щуром». Павел Иванович сообщил, что в пьяном угаре я ударил веслом по голове какого-то корнеевского мужика Ивана Осипова, который был гребцом во время нашего кутежа на озере. Теперь из-за этого мужика я мог потерять место.

Доктор Вознесенский был единственным человеком, которому позволялось «запускать исследующую руку в дебри моей души». Мы были очень хорошими приятелями, хотя между нами «как чёрная кошка, прошла женщина». У доктора было две страсти: давать взаймы и выписывать товары по газетным объявлениям. И в том, и в другом его постоянно обманывали.

На следующий день я отправился в Тенево, где проходил престольный праздник. По дороге я встретил дочь лесничего, которая тоже ехала на праздник в тяжёлом шарабане. На службе в церкви я снова увидел Оленьку Скворцову. Она пыталась протиснуться вперёд, чтобы стоять среди «чистой публики», а не среди простого народа. Я провёл её к амвону, где собрались сливки уездного общества. Там я заметил дочь мирового судьи Калинина, Надежду Николаевну - женщину, которая помешала моей дружбе с доктором. Павел Иванович и сейчас стоял рядом с ней.

Прогуливаясь после службы со мной по ярмарке, Павел Иванович упрекнул меня за непорядочный поступок. Я несколько месяцев подряд каждый день ездил в дом Калининых. Все были убеждены, что у меня самые серьёзные намерения по отношению к Надежде. Она сама была влюблена в меня. Но внезапно я перестал к ним ездить, а когда меня спросили о причине, я ответил: «Боюсь, что меня женят». Павел Петрович никак не мог понять моего поступка. Я объяснил, что заметил его влюблённость и уступил ему место, но Павла Ивановича моё объяснение не удовлетворило.

Проходя мимо почтового отделения, мы с доктором зашли туда, и я увидел, как Каэтан Казимирович отсылал куда-то крупную сумму денег. Павел Петрович тем временем пытался заставить меня поговорить с Надеждой Николаевной, но я отказался. Настоящей причиной моего поступка была глупая гордость. Придя однажды к Калининым, я услышал, как мировой судья называет меня женихом. «Всё рухнуло под напором дьявольской гордыни, взбудораженной глупой фразой простака-отца». Не помогло даже то, что я уже привязался к Надежде и тосковал о ней. Я сразу же уехал, оправдываясь тем, что Наденьку любит Павел Иванович.

Домой меня подвезла Оленька. Она радостно сообщила мне, что выходит замуж за Урбенина, потому что он богат, обещал дать денег на лечение Оленькиного отца, а саму Оленьку одевать в шёлковые платья. Я был так неприятно поражён, что не заметил, как мы подъехали к усадьбе графа. В гостях у графа был мировой судья. Он надоумил Алексея устраивать вечера, и тот охотно ухватился за это средство от скуки. Я поздравил Урбенина, который был вне себя от счастья, и никак не мог поверить, что эта юная красавица согласилась стать его женой и матерью двоих его детей.

Свадьба состоялась прекрасным летним утром. Граф Карнеев воспользовался случаем и устроил вечер, поэтому на свадьбе присутствовал весь уездный бомонд. Я держал венец над Ольгой, и бесёнок ревности терзал меня. Несмотря на своё тщеславие, Ольга была бледна, в её глазах был страх. Начался свадебный обед в доме графа. После поцелуя под крики «горько», глаза Оленьки наполнились слезами, и она выбежала из комнаты. Она долго не возвращалась, и я пошёл её искать.

Я нашёл Оленьку в одном из старых гротов, давным-давно устроенных в парке. Только теперь она осознала, какую страшную ошибку совершила. Оказалось, что Оленька мечтала обо мне, но я казался ей недоступным. Оленька обняла меня, повисла на шее, и я не устоял. Оленька стала моей любовницей. Моё чувство к ней нельзя было «назвать ни жалостью, ни состраданием, потому что оно было сильнее этих чувств». Я попытался уговорить Оленьку уйти жить ко мне, но она отказалась. Она слишком дорожила общественным мнением. Оленька была весела до конца свадебного обеда. Её уже не пугали поцелуи мужа.

Я был раздражён. С трудом дождавшись окончания обеда, я подошёл к графу и, чтобы выместить на ком-то своё плохое настроение, потребовал, чтобы он немедленно выгнал Пшехоцкого. Я поставил графа перед выбором: или я, или поляк. Этим я оказывал графу хорошую услугу, так как догадывался, что Пшехоцкий шантажирует Карнеева. Видя нерешительность графа, я решил уехать. Проходя через сад, я встретил Надежду Калинину. Она сказала мне, что больше не может терпеть эту неопределённость в наших отношениях. Ей необходимо было знать, есть ли ещё надежда вернуть всё назад. Я был настолько жесток, что не ответил ей, а махнул рукой и ушёл.

Три дня я никуда не выезжал и старался не думать об Ольге. Я понимал, что «наша дальнейшая связь не могла бы ей дать ничего, кроме гибели». Я сочувствовал Ольге, меня сильно влекло к ней, и в то же время я с ужасом думал, что она может принять моё предложение. Граф слал мне письма, умоляя забыть всё и вернуться. Когда я уже почти решил уехать куда-нибудь подальше, Ольга сама пришла ко мне. Мы договорились о встрече возле дома лесничего. Вечером Павел Иванович известил меня, что Надя больна. Она окончательно отказала доктору.

Прошёл май, а вместе с ним отцвела и наша с Ольгой любовь. Граф Карнеев начал одновременно волочиться и за Ольгой, и за Надеждой. Ольга по-прежнему любила меня, но между нами не было взаимопонимания. Она словно чувствовала за собой какую-то вину. Однажды вечером Оленька, полуодетая, ворвалась в дом графа и заявила, что муж избил её, и она к нему больше не вернётся. С тех пор Ольга поселилась в усадьбе Карнеева и стала его любовницей.

После этих событий наступило затишье. Я работал с утра до ночи. Об Ольге я не хотел думать. Изредка вспоминая о ней, я ощущал щемящую боль. Граф мне опротивел окончательно, я больше не общался с ним. Не выдержав одиночества, граф явился ко мне сам и сообщил, что уволил Урбенина. Это Ольга рассказала графу, что Урбенин крал у него гусей, хотя на самом деле графский управляющий был честнейшим человеком. Через несколько дней я узнал, что Урбенины переехали жить в город.

Тёплым августовским днём граф Карнеев решил устроить охоту, на которую пригласил всю знать уезда. Оленька Урбенина играла роль хозяйки дома. От Нади Калининой я узнал, что Урбенин тяжело запил. Я спросил Надю, почему она позволяет графу ухаживать за собой. Надя мне ответила, что хочет выйти замуж за графа с единственной целью - исправить и спасти его.

Когда мы остановились отдохнуть, я заговорил с Ольгой. Она не захотела со мной разговаривать и презрительно отвернулась. Я был в бешенстве. Вскоре нашу охоту догнал Каэтан Казимирович. С ним была дама лет 23-х, которая оказалась женой графа Карнеева, Сози, и сестрой Пшехоцкого. Калинину сделалось дурно, а Надя не могла подняться с места. Я встал и пошёл в сторону леса, куда глаза глядят.

Здесь в рукописи зачёркнуто 140 строк и нарисована женская головка с искажёнными от ужаса чертами. Разобрать можно только одно слово: «висок».

Вернувшись домой, я не помнил, где бродил, и что делал. Закричал попугай. Я схватил клетку с птицей и швырнул её в угол. Вскоре я обнаружил, что попугай мёртв. Началась гроза. Кто-то постучал ко мне в окно. В свете молний я узнал Павла Ивановича. Он сообщил, что Надя отравилась, и её едва удалось спасти. Щур умолял меня жениться на ней. В это время принесли письмо от графа, в котором сообщалось, что Ольга убита.

Приехав в усадьбу, я выслушал рассказ графа. Минут через 30 после моего ухода с пикника из леса послышался страшный женский крик. Потом на опушке появился бледный и растрёпанный Урбенин. Руки его были в крови. Вскоре в лесу нашли и Ольгу в порванном окровавленном платье. Войдя в комнату Ольги, я увидел, что она без сознания. В углу неподвижно сидел Урбенин. Павел Иванович сумел ненадолго привести её в чувства. Я попросил Ольгу назвать имя напавшего на неё человека, обещая, что он понесёт тяжёлую кару. Ольга только отрицательно покачала головой. Под утро она скончалась.

После смерти Ольги я начал расследование. Обыскал слуг, допросил графа и Урбенина, составил протокол, в котором описал одежду Ольги и все её ранения. То, что она не назвала преступника, доказывало, что он был ей дорог. Она не убежала, встретив его в лесу, а некоторое время разговаривала с ним, значит, убийца был ей знаком. Ольга не была ограблена - убийцей руководили не корыстные цели. Под эти условия подходило три человека: сумасшедший отец Ольги, граф Карнеев и Урбенин. У лесничего и графа было твёрдое алиби. Я был уверен, что Ольгу убил Урбенин.

На другой день из города приехал товарищ прокурора Полуградов. Он упрекнул меня за то, что я до сих пор не был на месте преступления и даже не поставил там сторожа. Я считал, что дождь, который лил не переставая, смыл все следы. Снова всех допросив, товарищ прокурора удалился.

Через несколько дней, «когда я запечатывал пакет, чтобы отправить с ним Урбенина в город, в тюремный замок, я услышал страшный шум». Оказалось, что объездчик Трифон, проезжая около озера, увидел графского слугу Кузьму, который смывал с одежды пятна крови. Решив, что Кузьма и есть убийца, дворня притащила его ко мне. Кузьма рассказал, что в день убийства он, пьяный, спал в лесу под кустом. Он смутно помнил, как к нему подошёл какой-то барин, и вытер окровавленные руки о его одежду. Лица этого барина он никак не мог вспомнить. «Следствие затянулось. Урбенин и Кузьма были заключены в арестантский дом, имевшийся в деревеньке, в котором находилась моя квартира».

В конце ноября Кузьма передал, что он вспомнил лицо преступника. Когда же его привели ко мне, он отказался говорить, попросив на раздумье ещё один день. В тот же день я обманул Урбенина, сказав, что Кузьма узнал его. Поскольку одиночное заключение повлияло на здоровье Урбенина, я приказал сторожам пускать его гулять по коридору в любое время суток. Утром Кузьму нашли задушенным в его собственной камере. Теперь я не сомневался в том, что убийца - Урбенин. На другой день я получил приказ подать в отставку и сдать дело следователю по особо важным делам. Урбенин был приговорён «к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 15 лет».

С тех пор прошло 8 лет. Граф Карнеев окончательно спился, всё его состояние ушло в руки жены и Пшехоцкого. Теперь граф беден и живёт за мой счёт. «Граф для меня по-прежнему гадок, Ольга отвратительна, Калинин смешон своим тупым чванством». Но на моём столе до сих пор стоит портрет Ольги в красном платье.

Прочитав роман Камышова, редактор заметил, сколько грубых ошибок совершил следователь Сергей Петрович Зиновьев в процессе расследования убийства. Он зачем-то обыскивал слуг, вместо того, чтобы осмотреть место преступления. Допрашивая умирающую Ольгу, он протянул время, и она не успела назвать имя убийцы. Когда Кузьма вспомнил лицо убийцы, Зиновьев не стал его допрашивать, а отправил обратно в камеру.

Ровно через три месяца Камышов снова пришёл к редактору. Тот изложил Камышову свои соображения. Редактор считал, что Камышов хотел ошибиться в этом деле, и что на самом деле Ольгу убил сам следователь. К удивлению редактора, Камышов не отрицал своей вины. Все эти годы его мучила не совесть, а страшная тайна, в которой он не мог никому признаться. Именно поэтому он и написал эту повесть, и теперь ему стало легче.

Камышов рассказал редактору, как всё было на самом деле. Когда он встретил Ольгу в лесу, она стала клясться ему в любви, а потом сказала: «Как я несчастна! Не выйди я за Урбенина, я могла бы выйти теперь за графа!». Камышовым овладело чувство отвращения, и он убил Ольгу, а после убил Кузьму и свалил вину на Урбенина, который умер по дороге на каторгу. На лице Камышова редактор не заметил ни раскаяния, ни сожаления.

После ухода Камышова, редактор «сел за стол и предался горьким думам». Ему «было душно».

Скачать книгу «Драма на охоте» в кратком содержании

Книга Драма на охоте в кратком содержании доступна в 17 форматах Doc , Docx , RTF , TXT , ODT , PDF , DjVu , FB2 , HTML , JAVA , ePub , LIT , LRF , RB , TCR , Mobi , PDB (для телефона, планшета, компьютера и ридера для электронных книг)

Скачать Драма на охоте в кратком содержании в Doc, Docx, RTF, TXT, ODT, PDF, DjVu, FB2, HTML, JAVA, ePub, LIT, LRF, RB, TCR, Mobi, PDB