Какая скука… Почему нам всем хотя бы иногда нужно испытывать это ощущение.

Разве это не мертвецы?

Целые дни, - ворчал Обломов, надевая халат, - не снимаешь сапог: ноги
так и зудят! Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь! - продолжал он,
ложась на диван.
- Какая же тебе нравится? - спросил Штольц.
- Не такая, как здесь.
- Что ж здесь именно так не понравилось?
- Все, вечная беготня взапуски, вечная игра дрянных страстишек,
особенно жадности, перебиванья друг у друга дороги, сплетни, пересуды,
щелчки друг другу, это оглядывание с ног до головы; послушаешь, о чем
говорят, так голова закружился, одуреешь. Кажется, люди на взгляд такие
умные, с таким достоинством на лице, только и слышишь: "Этому дали то, тот
получил аренду". - "Помилуйте, за что?" - кричит кто-нибудь. "Этот
проигрался вчера в клубе; тот берет триста тысяч!" Скука, скука, скука!..
Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на
всякую мелочь?
- Что-нибудь да должно же занимать свет и общество, - сказал Штольц, -
у всякого свои интересы. На то жизнь...
- Свет, общество! Ты, верно, нарочно, Андрей, посылаешь меня в этот
свет и общество, чтоб отбить больше охоту быть там. Жизнь: хороша жизнь!
Чего там искать? интересов ума, сердца? Ты посмотри, где центр, около
которого вращается все это: нет его, нет ничего глубокого, задевающего за
живое. Все это мертвецы, спящие люди, хуже меня, эти члены света и общества!
Что водит их в жизни? Вот они не лежат, а снуют каждый день, как мухи, взад
и вперед, а что толку? Войдешь в залу и не налюбуешься, как симметрически
рассажены гости, как смирно и глубокомысленно сидят - за картами. Нечего
сказать, славная задача жизни! Отличный пример для ищущего движения ума!
Разве это не мертвецы? Разве не спят они всю жизнь сидя? Чем я виноватее их,
лежа у себя дома и не заражая головы тройками и валетами?
- Это все старое, об этом тысячу раз говорили, - заметил Штольц. - Нет
ли чего поновее?
- А наша лучшая молодежь, что она делает? Разве не спит, ходя,
разъезжая по Невскому, танцуя? Ежедневная пустая перетасовка дней! А
посмотри, с какою гордостью и неведомым достоинством, отталкивающим взглядом смотрят, кто не так одет, как они, не носят их имени и звания. И воображают несчастные, что еще они выше толпы: "Мы-де служим, где, кроме нас, никто не служит; мы в первом ряду кресел, мы на бале у князя N, куда только нас пускают"... А сойдутся между собой, перепьются и подерутся, точно дикие! Разве это живые, не спящие люди? Да не одна молодежь: посмотри на взрослых. Собираются, кормят друг друга, ни радушия.. ни доброты, ни взаимного влечения! Собираются на обед, на вечер, как в должность, без веселья, холодно, чтоб похвастать поваром, салоном, и потом под рукой осмеять, подставить ногу один другому. Третьего дня, за обедом, я не знал, куда смотреть, хоть под стол залезть, когда началось терзание репутаций отсутствующих: "Тот глуп, этот низок, другой вор, третий смешон" - настоящая травля! Говоря это,
глядят друг на друга такими же глазами: "вот уйди только за дверь, и тебе то
же будет"... Зачем же они сходятся, если они таковы? Зачем так крепко жмут
друг другу руки? Ни искреннего смеха, ни проблеска симпатии! Стараются
залучить громкий чин, имя. "У меня был такой-то, а я был у такого-то", -
хвастают потом... Что ж это за жизнь? Я не хочу ее. Чему я там научусь, что
извлеку?
- Знаешь что, Илья? - сказал Штольц. - Ты рассуждаешь, точно древний: в
старых книгах вот так все писали. А впрочем, и то хорошо: по крайней мере,
рассуждаешь, не спишь. Ну, что еще? Продолжай.
- Что продолжать-то? Ты посмотри: ни на ком здесь нет свежего,
здорового лица...
- Климат такой, - перебил Штольц. - Вон и у тебя лицо измято, а ты и не
бегаешь, все лежишь.
- Ни у кого ясного, покойного взгляда, - продолжал Обломов, - все
заражаются друг от друга какой-нибудь мучительной заботой, тоской,
болезненно чего-то ищут. И добро бы истины, блага себе и другим - нет, они
бледнеют от успеха товарища. У одного забота: завтра в присутственное место
зайти, дело пятый год тянется, противная сторона одолевает, и он пять лет
носит одну мысль в голове, одно желание: сбить с ног другого и на его
падении выстроить здание своего благосостояния. Пять лет ходить, сидеть и
вздыхать в приемной - вот идеал и цель жизни! Другой мучится, что осужден
ходить каждый день на службу и сидеть до пяти часов, а тот вздыхает тяжко,
что нет ему такой благодати...
- Ты философ, Илья! - сказал Штольц. - Все хлопочут, только тебе ничего
не нужно!
- Вот этот желтый господин в очках, - продолжал Обломов, - пристал ко
мне: читал ли я речь какого-то депутата, и глаза вытаращил на меня, когда я
сказал, что не читаю газет. И пошел о Людовике-Филиппе, точно как будто он
родной отец ему. Потом привязался, как я думаю: отчего французский посланник
выехал из Рима? Как, всю жизнь обречь себя на ежедневное заряжанье
всесветными новостями, кричать неделю, пока не выкричишься?
Сегодня Мехмет-Али послал корабль в Константинополь, и он ломает себе
голову: зачем? Завтра не удалось Дон-Карлосу - и он в ужасной тревоге. Там
роют канал, тут отряд войска послали на Восток; батюшки, загорелось! лица
нет, бежит, кричит, как будто на него самого войско идет. Рассуждают,
соображают вкривь и вкось, а самим скучно - не занимает это их; сквозь эти
крики виден непробудный сон! Это им постороннее; они не в своей шапке ходят. Дела-то своего нет, они и разбросались на все стороны, не направились ни на что. Под этой всеобъемлемостью кроется пустота, отсутствие симпатии ко
всему! А избрать скромную, трудовую тропинку и идти по ней, прорывать
глубокую колею - это скучно, незаметно; там всезнание не поможет и пыль в
глаза пустить некому.
- Ну, мы с тобой не разбросались, Илья. Где же наша скромная, трудовая
тропинка?- спросил Штольц.
Обломов вдруг смолк.
- Да вот я кончу только... план... - сказал он. - Да бог с ними! - с
досадой прибавил потом. - Я их не трогаю, ничего не ищу; я только не вижу
нормальной жизни в этом. Нет, это не жизнь, а искажение нормы, идеала жизни,
который указала природа целью человеку...
- Какой же это идеал, норма жизни?
Обломов не отвечал.

Десятки тысяч лет назад неприятное чувство заставляло первобытных волосатых ребят расселяться по континентам, пробовать тереть друг о друга палочки или рисовать на стенах пещеры обидные для соседнего племени граффити.

Нашим мозгам нужна стимуляция: получение нового опыта высвобождает дофамин (нейромедиатор, важный элемент системы вознаграждения). А он, в свою очередь, заставляет нас хотеть исследовать райончик дальше: вдруг там за забором неизвестный аутлет?

Ученым даже удалось обнаружить специальный кусок мозга, «центр новизны».

И неспроста эта область связана с зонами, ответственными за обучение и память, такими, например, как гиппокамп. Так эволюция завещала нам учиться, учиться и еще листать ленту друзей.

Скука - сигнал, что рядом нет ничего нового. Все радости в этом отеле мы уже попробовали, так что вместо приятного дофаминового возбуждения человек раздраженно оглядывается, чешет подбородок и…

Скука - ключ к мотивации

Вспомните ощущение, когда едешь в поезде в Иркутск, смотришь сквозь пыльное окно вдаль, а там леса и леса. Или, например, случайно забрел в кино на артхаусный фильм, прошло уже 40 минут, все это время персонаж курит, шевеля усами, а уйти неловко. Или заглянул в гости, а хозяин стал показывать фотографии из отпуска. Все подобные ситуации связаны со скукой.

Ученые считают, что в этом состоянии человек не просто пассивно томится, но и проявляет определенную активность, которая состоит в желании избавиться от дискомфорта. Такому индивиду важно делать хоть что-то, лишь бы пережить виды полей и фотки из отпуска, даже если это «что-то» угрожает здоровью.

Журнал Science описал эксперименты , в которых участникам пришлось четверть часа сидеть в комнате и ничего не делать. То есть предаваться размышлениям, погружаться в мечты, вздыхать о былом - все это не возбранялось. Однако вместо фантазий подопытные предпочли угощать себя слабыми электрическими разрядами, что вносило хоть какое-то разнообразие.

Есть и другие исследования , говорящие о том, что, стараясь избежать монотонности, люди принимаются вытворять странные вещи - поглощать конфеты или делать себе больно, причем с одинаковым рвением. Ученые смотрят в самую суть: чем сильнее скучает человек, тем больше ему нужно новизны, даже если само происходящее будет на любителя - на мазохиста, например. Тут, конечно, напрашивается масса не вполне научных выводов о судьбе нашей страны, где девять месяцев зима, делать нечего, триста верст скачи, а пейзаж все тот же… Но не будем о грустном.

Если же электрошокера и шоколадных конфет под рукой не оказалось, на выручку может прийти кое-что посильнее: никотин, алкоголь и наркотики.

В американском исследовании пятнадцатилетней давности скучающие подростки выбирали вовсе не пепси - и их можно понять. Собственно, так же поступают и взрослые, когда оказываются на скучной вечеринке: они просто стараются как-то освежить происходящее, добрать впечатлений. Добирают, добирают - и перебирают. Таким образом унылое мероприятие превращается в веселое. Хотя и не всегда.

Тут родители тех самых подростков согласятся с учеными: скука - это не отсутствие мотивации, а, скорее, ее излишек. Даже когда мама или внутренний голос говорит нам: «Стой! Не делай этого! Положи бокал с конфетами назад!» - мы отказываемся. Скука же невыносимая!

Сбой в работе

Разумеется, мы не всегда можем разнообразить свою жизнь экстремальными развлечениями, допингом и просмотром кино про убийства. Иногда приходится как-то выживать без этого. Например, на работе. Зевающий офисный трудяга будет бесконечно таскаться за кофе из автомата и, глядя на коллег, сокрушаться из-за отсутствия электрошокера.

В книге «Поток. Психология оптимального переживания» известный психолог и исследователь счастья Михай Чиксентмихайи обращает внимание на следующий парадокс: с одной стороны, работа (иногда вместе с начальником Алексеем) ставит перед нами задачи, требующие проявления знаний и навыков, а это автоматически делает людей сильными и довольными («Спасибо, Алексей! Пока я ваял презентацию, ощущал невиданную мощь и могущество!»). А вот в свободное время никакие блистательные способности человека не задействованы. То есть, следя безжизненным взором за сюжетом сериала, мы должны казаться самим себе слабыми и печальными. И это то, к чему культура заставляет нас стремиться. Ведь отдыхать - здоровско, а работа - досадная необходимость, принуждение. И если избавиться от этого никак нельзя, то нужно хотя бы скинуть часть годового отчета на младшего менеджера.

Попытки сломать культурный стереотип, конечно, предпринимаются - например, когда красивая девушка фотографируется на фоне принтера со стопкой бумаги и пишет в инстаграм: «Я люблю свою работу». Но уже то, что она отвлеклась от прямых обязанностей и какое-то время искала нужный ракурс с папками документов, смартфоном и офисной техникой, намекает, что сама работа (в отличие от постинга) - процесс не особо-то захватывающий.

О той же проблеме - вылета из потокового состояния, симуляции деятельности вместо самой деятельности - говорит и Чиксентмихайи. Это может происходить из-за несоответствия задачи уровню исполнителя.

Сложность работы должна быть такой, чтобы человек чувствовал, что он способен с ней справиться - надо только слегка поднажать и напрячься. Если же дело, которым вас наградил начальник Алексей (поднять продажи пряников в Тульской области), кажется вам не по зубам, радости от свершений не появится. Будет мешать тревога. И наоборот - когда задача слишком проста и однообразна (переложить пряники из одной тары в другую), всякий может вылететь в скуку. Если, конечно, у него нет под рукой телефона, чтобы снимать себя на фоне коробок и выпечки. В идеале хорошо бы представлять, что сложность ваших проектов все время возрастает и вы, соответственно, прокачиваетесь. Если перекладывать пряники скучно - попробуйте бросать их в прыжке через плечо.

Психология считает, что у человека есть все шансы настроить сознание таким образом, чтобы получить удовольствие от работы.

Скука и творчество

В который раз ученые доказывают, что ничего бессмысленного в мире не бывает: и у брюхоногих моллюсков, и у концертов Стаса Михайлова, и у скуки - у всего есть свое предназначение. Психолог Санди Манн провела несколько экспериментов, в которых участникам пришлось сначала переписывать номера из телефонной книги, а затем придумывать применение двум бумажным стаканчикам. Потом - зачитывать эти цифры вслух и опять изобретать способы использования одноразовой тары.

Манн обнаружила , что чем больше мучить людей скучными цифрами, тем креативнее они впоследствии подходят к стаканчикам.

С бухты-барахты мы не выдумаем особенно изощренных способов включить в жизнь эти простые предметы: «Эээ, пить из них? Ок, еще туда можно посадить цветок». Однако серьги, музыкальные инструменты, лифчики для Мадонны и прочие нетривиальные вещи появляются после томительных встреч с телефонной книгой. Оказывается, удивительные озарения хорошо произрастают на серой почве скуки и тягомотины. Каким образом это происходит, до конца не понятно, но есть версии.

Например, разглядывая узор из трещин на подоконнике, мы запускаем наше воображение в полет к дальним мирам, мозг стремительно ищет бодрящий стимул, перепрыгивая от созерцания подоконника в глубины подсознания, спутанных воспоминаний и туманных ассоциаций.

Так в нашей голове создаются различные неожиданные связи - например, между стаканчиками и грудью Мадонны, между ближайшим ужином и креветками, между запуском ракеты и красным кабриолетом.

Этот полезный мыслительный процесс описан в книге Мануш Зомороди Bored and Brilliant.

Связь между креативностью и скукой не кажется такой уж странной, если представить мир, в котором все выглядит волнующим и искрящимся: покрываешься мурашками, видя странную форму лужи, ликуешь, услышав клаксон велосипеда, бьешься в экстазе, учуяв запах из булочной.

Если человек ощущает все так остро, то потом по всем законам жанра он должен впасть в длительное апатическое уныние.

И наоборот - творческий подход как особое видение и чувствование мира зреет в коконе скуки. Но сегодня есть гораздо больше шансов убиться электрошокером, чем хотя бы пять минут поскучать. Индустрия развлечений вознамерилась наполнить все наше свободное время радостями и удовольствиями. И чем дальше, тем спрессованнее и ярче становятся эти радости. Мы оказываемся, по выражению Чиксентмихайи, в роли «жертв инфляции удовольствия, сопровождающей эскалатор растущих ожиданий». Он движется с ускорением: еще немного - и шлемы виртуальной реальности вовсе лишат нас возможности отправлять выгуливать мозг куда-то в сторону подсознания.

Вместе с этой тревогой появляются новые вопросы к науке. Например, те ребята, которые от скуки причиняли себе боль, делали это из-за неразбуженной креативности или, наоборот, из-за слишком творческого подхода к досугу?

Сон и сдача крови

В старых мультфильмах скучающие персонажи непременно вставляли себе в глаза спички, и сегодня японские нейрофизиологи подтверждают, что их действия были обоснованы. Ученые экспериментировали на мышах, а заодно изучали поведение добровольцев и обнаружили вполне материальную связь между скукой и готовностью погрузиться в сон. В мозге грызунов есть особый участок, который заставляет животное смыкать веки, когда кто-то начинает излагать свою экономическую программу. Ловким исследователям удалось даже управлять этими клетками: то лишать грызунов сна, то, наоборот, мгновенно отправлять их в объятия к Морфею.

Так вот, оказалось, что погрузить в сон мышь, к которой в ее апартаменты забежал симпатичный зверек противоположного пола, гораздо сложнее. Такой же бодрящий эффект оказывала шоколадка или игрушка. Выводов отсюда несколько: во-первых, скука - отличный помощник, когда нам надо заснуть. Во-вторых, возможно, не за горами изобретение лекарств, которые будут прицельно действовать на найденные клетки мозга и помогут не задремать ни в консерватории, ни на собрании директоров.

Такие пилюли можно будет выдавать не только людям, нуждающимся в часах скуки, чтобы изобрести новаторский продукт или написать книгу, но и другим товарищам - тем, кто просто не знает, чем заняться.

Согласно исследованиям 2011 года, тоска зеленая выявляет в нас особую жажду смыслов, целенаправленных и содержательных действий.

«Что на самом деле имеет значение?» - как бы спрашивает себя человек, которого не пустили в кинотеатр. И - вот ведь удивительно! - вероятность того, что он примется заниматься просоциальной деятельностью, серьезно возрастает. Донорство крови, благотворительность и волонтерство - все это помогает человеку обрести смысл и значимость и в какой-то мере провоцируется ску-у-учным времяпрепровождением. Так что если в мире есть что-то неимоверно унылое, нельзя исключать, что оно на самом деле приносит пользу обществу.

(Из письма)

Там, где все кажется безутешным, утешение уже стоит у порога. Прислушайся, оно стучится в дверь… Открой ему без промедления, ибо оно несет тебе самое лучшее - самое себя.

Что может быть безутешнее скуки? Кто знает, откуда она берется? Но вот она уже здесь. Жизнь становится внезапно такой бедной, такой бесцветной, такой сухой и такой чужой. Ничто не привлекает, ничто не радует, ничто не приветствует меня ни тут, ни там. Всюду только увядшая трава, серые камни, мертвая пустыня жизни. Время становится пустым и тянется медленно. Все сущее оставляет меня равнодушным; а то, что должно занять его место - неопределенно: я этого не знаю… Напрасно я брожу в потемках: все «не то»-. Но ведь я остался тем же самым; значит, это мир, это он сделался скучным. Мир банален и низок; слишком банален и слишком низок для меня; он ничего не может мне предложить. И моя скука только подтверждает мое «духовное превосходство»…

О, жалкое утешение! Едва ты почувствовал радость от собственного превосходства, как скука тут же исчезает, между тем она утверждается навсегда, уплотняясь, делается жизненной установкой и мрачно светится из твоих глаз высокомерием и жестокой душевной депрессией. Нет, истинное утешение приходит из глубин твоего собственного духа!

Источник скуки - не в мире, а в тебе. На какое-то время ты устал от жизни; оставь, не принуждай себя, любовь проснется сама по себе… Может быть, ты слишком сильно любил? Или твоя любовь не находила ответа? Или ты сам помешал своей любви? Или у тебя не хватило воли для любви?.. Короче, твоя любовь ушла; она повернулась к миру спиной и больше не дарит себя. Молчат желания; сердце не хочет больше петь - ни Богу, ни идолу, и кажется, мир потерял свою прелесть.

Душа без желаний всматривается в мир, глядит на него без любви и именно поэтому находит его жалким и скучным.

Но мир совсем не таков: природа, как всегда, полна чудесных тайн; человек, как всегда, полон страсти и стремлений, запутан, божествен и инфернален одновременно, в целом - несравненное зрелище! Мир остался таким же, что и был. Бездеятельно только твое желание; и ты называешь это бездействие «скукой». Но в действительности скука лишь только взгляд вокруг в поисках утешения, исцеления, нового желания, новых ценностей. И прежде всего - новой любви к ближнему, к твоему народу, к Богу.

Надо прежде всего найти в себе мужество перенести скуку: переноси ее спокойно, она исчезнет сама по себе, когда возродится любовь.

Но это не должно быть слишком долгим… Скука должна быть краткой, ведь и сама жизнь слишком коротка для долгой скуки.

Скука подобна темным очкам; она искажает мир, однако дает отдохновение оку сердца. Но довольно, око отдохнуло, прочь очки, чтобы снова смеялись солнце и краски! Смотри и радуйся!

Есть особое искусство: примириться с сущим, творчески соединиться с ним, вновь найти отправную точку и отдаться ему.

Есть особое искусство: преобразиться и всегда находить новое в старом, ценность в, казалось бы, обесцененном, любимое в безразличном.

Есть особое искусство: всегда что-то любить и чего-то хотеть. И это должно быть тем, что не может разочаровать.

Этому учит скука. Это - средство от скуки. Это ее утешение: ведь скука сама утешение.