11 Сатира сия, первый опыт стихотворца в сем роде стихов, писана в конце 1729 года, в двадесятое лето его возраста. Насмевается он ею невежам и презирателям наук, для чего и надписана была "На хулящих учения". Писал он ее для одного только провождения своего времени, не намерен будучи обнародить; но по случаю один из его приятелей, выпросив ее прочесть, сообщил Феофану, архиепископу Новгородскому, который ее везде с похвалами стихотворцу рассеял и, тем не доволен, возвращая ее, приложил похвальные сочинителю стихи и в дар к нему прислал книгу "Гиралдия о богах и стихотворцах". Тому архипастырю следуя, архимандрит Кролик многие в похвалу творцу стихи надписал (которые вместе с Феофановыми в начале книжки приложены), чем он ободрен, стал далее прилежать к сочинению сатир.

2 Уме недозрелый, плод и проч. Тут наука значит наставление, действо того, кто другого кого учит. Так, в пословице говорим: Плеть не мука, да впредь наука.

3 Творцом не слыти. Творец - то ж, что сочинитель или издатель книги, с латинского - автор.

4 Нетрудные в наш век. Слова в наш век посмешкою вставлены. Путь к истинной славе всегда бывал весьма труден, но в наш век легко многими дорогами к ней дойти можно, понеже не нужны нам уже добродетели к ея приобретению.

5 Всех неприятнее тот, что босы проклали девять сестр. Всего труднее славы добиться чрез науки. Девять сестр - музы, богини и изобретательницы наук, Юпитера и Памяти дочери. Имена их: Клио, Урания, Евтерпе, Ератон, Фалия, Мелпомене, Терпсихоре, Каллиопе и Полимния. Обычайно имя муз стихотворцы за самые науки употребляют. Босы, сиречь убогие, для того, что редко ученые люди богаты.

6 Расцвеченна марморами саду. Украшенного статуями или столбами и другими зданиями мраморными.

7 Овцу не прибавит. Человек чрез науки не разбогатеет; каков от отца ему оставлен доход, таков останется, ничего к нему не прибавит.

8 В нашем молодом монархе. О Петре Втором говорит, который вступал тогда в пятое на десять лето своего возраста, рожден быв 12 октября 1715 года.

9 Музам. Смотри примечание под стихом 7.

10 Аполлин. Сын Юпитера и Латоны, брат Дианы, у древних за бога наук и начальника муз почитан.

11 Чтяща свою свиту видел его самого. В Аполлиновой свите находятся музы. Петр II собою показал образ почитания наук, понеже сам, пока не был обременен правлением государства, обучался приличным такой высочайшей особе наукам. Прежде восшествия на престол его величество имел учителя Зейкана, родом венгерца; а потом, в 1727 году, взят для наставления его величества Христиан Гольдбах, Санктпетербургской Академии наук секретарь. По прибытии своем в Москву его величество изволил подтвердить привилегии Академии наук, учредив порядочные и постоянные доходы профессорам и прочим служителям того училища.

12 Жителей парнасских. Парнас есть гора в Фоциде, провинции греческой, посвященна музам, на которой они свое жилище имеют. Ученые люди фигурально парнасскими жительмн называются. Сим стихом стихотворец припоминает великодушие монарха к учителям, которые на его величества иждивении тщатся приумножить науки и ученых людей.

13 Расколы и ереси. Хотя то правда, что почти все ересей начальники были ученые люди, однако ж от того не следует, что тому причина была их наука, понеже много ученых, которые не были еретики. Таков есть святой Павел - апостол, Златоустый, Василий Великий и прочие. Огонь служит и нагревать и разорять людей вконец, каково будешь его употреблять. Пользует он, ежели употребление добро; вредит - ежели употребление зло. Подобно и наука; однако для того ни огонь, ни наука не злы, но зол тот, кто их употребляет на зло. Между тем и то приметно, что в России расколы больше от глупости, чем от учения рождаются; суеверие же есть истое невежества порождение.

14 Приходит в безбожие. Обыкновенное невежд мнение есть, что все, которые многому книг чтению вдаются, напоследок не признают бога. Весьма то ложно, понеже сколько кто величество и изрядный порядок твари познает, что удобнее из книг бывает, столько больше чтить творца природным смыслом убеждается; а невежество приводит в злые весьма о божестве мнения, как, наприклад, богу уды и страсти человеческие приписывать.

15 Критон с четками в руках ворчит. Вымышленным именем Критона (каковы будут все в следующих сатирах) означается тут притворного богочтения человек, невежда и суеверный, который наружности закона существу его предпочитает для своей корысти.

16 Силван другую вину. Под именем Силвана означен старинный скупой дворянин, который об одном своем поместье радеет, охуждая то, что к распространению его доходов не служит.

17 Гораздо в невежестве больше хлеба жали. Не гораздо ли смешно приписывать наукам в вину то, что от одной леность земледельцев или от непорядочного воздуха происходить может.

18 Довод, порядок в словах. Тому учат витийство и наипаче логика, которыя дело есть право о вещи какой рассуждать и то другому ясными доказать доводами.

19 Кто души силу и пределы. В сем стихе о метафизике говорится, которая рассуждает о сущем вообще и о свойствах души и духов.

20 Строй мира и вещей выведать премену иль причину. Физика или естествословие испытает состав мира и причину или отменение всех вещей в мире.

21 Чтоб вызнать руд свойства. Химия тому учит. Слово руда значит металл, каково есть золото, сребро, медь, железо и прочая.

22 Трав, болезней знание. То есть медицина или докторство.

23 Ищет в руке знаки. Докторы, желая узнать силу болезни, щупают в руке больного ударение жилы, от чего познают, каково течение крови и, следовательно, слабость или жестокость болезни.

24 Внутрь никто видел живо тело. То есть, хотя анатомисты и знают тела состав и состояние, однако нельзя от того рассудить о тех непорядках, которые в живом человеке случаются, понеже еще никто не видал, каково есть движение внутренних человека.

25 К чему звезд течение числить. О астрономии тут слово идет.

26 За одним пятном. В солнце и в планетах астрономы пятна с любопытством примечают, по оным признавая время, в которое они круг своего центра вертятся. При соединении двух планет живет то, что нижний пятном кажется в вышнем планете. В луне усматриваются подвижные пятна, которые чаятельно суть тени ея высоких гор. Смотри Фонтенелла "О множестве миров".

27 Солнце ль движется, или мы с землею (Фонтенелл "О множестве миров", вечер 1-й). Два мнения имеют астрономы о системе (состав) света. Первое и старое есть, в котором Земля вместо средоточия всего система имеется и неподвижна стоит, а около ея планеты Солнце, Сатурн, Юпитер, Марс, Меркурий, "Пула и Венус вертятся, всякий в известное время. Система сие, по Птоломею, своему вымыслителю, называется Птолемаическою; другое есть, которое Солнце неподвижно (но около самого себя обращающееся) поставляет, а прочие планеты, между которыми есть и Земля, в учрежденное всякому время около его вертятся. Луна уже не планета, но сателлес есть Земли, около которой круг свой совершает в 29 дней. Система сие выдумал Коперник, немчин, и для того Коперническою называется. Есть и третие система, Тихона Брахея, датчина родом, которое, однако ж, из прежних двух составлено, понеже он с Птоломеем согласуется в том, что Земля стоит и что солнце около ея вертится, но с Коперником всех прочих планет движение около солнца поставляет.

28 В четверти делить без Евклида смыслим. Четверть есть часть земли или пашни в 20 сажен ширины и 80 длины. Евклид был славный математик александрийский, где во время Птоломея Лага математическое училище держал в лето по создании Рима 454. Трудов его у нас, между прочим, остались "Елементы", содержащие в 15-ти книгах основание всей геометрии.

29 Без алгебры. Алгебра есть часть математики весьма трудная, но и преполезная, понеже служит в решении труднейших задач всея математики. Можно назвать ее генеральною арифметикою, понеже части их по большей мере между собою сходны, только что арифметика употребляет для всякого числа особливые знаки, а алгебра генеральные, которые всякому числу служат. Наука сия, сказывают, в Европу пришла от арап, которых мнят быть ея изобретательми; имя самое алгебры есть арапское, которые ее называют Алжабр Валмукабала, то есть наверстать или соравнять.

30 Румяный, трожды рыгнув, Лука. Лука - пьяница, с вина румяный и с вина, часто рыгая, говорит и проч.

31 К сообществу божия тварь стали. Бог нас создал для сообщества.

32 Для мертвых друзей. То есть для книг.

33 Вино - дар божественный. Гораций нечто подобное говорит в следующих стихах своего V письма, книги I: Quid non ebrietas designat? operta recludit: Spes jubet esse ratas: in praelia trudit inermem; Sollicitis animis onus eximit: addocet artes Fecundi calices quem non fecere disertum! Contracta quern non in paupertate solutum!

34 Любовник легче вином в цель свою доходит. Свидетельство сему есть Лотова история, которого дочери, его вином упоивши, похоть свою исполнили. Святый Павел говорит: Не упивайтеся вином, в нем же есть блуд.

35 Когда по небу. Подражание из следующих Овидиевых стихов 7-й его Элегии: In caput alta suum labentur ab aequore retro Flumina, conversis solque recurret equis: Terra feret stellas, coelum findetur aratro, Unda dabit flammas, et dabit ignis aquas. 36 Медор. Щеголь тем именем означен.

37 Завертеть завитые кудри. Когда хотим волосы завивать, то по малому пучку завиваем, и, обвертев те пучки бумагою, сверх нея горячими железными щипцами нагреваем, и так прямые волосы в кудри претворяются.

38 Не сменит на Сенеку. То есть не сменит на книгу Сенекову фунт пудры. Сенека был философ секты стоической, учитель Нерона - императора римского, от которого убит лета Христова 65. Сего Сенеки имеются многие, и почти лучшие из древних, нравоучительные книги.

39 Пред Егором Виргилий. Егор был славный сапожник Москве, умер 1729 г. Виргилий, стихотворец латинский, был сын некоего горшечника из города Аиды в провинции Мантуанской, где родился 15 октября в 684 лето по создании Рима, то есть в 27-е пред рождеством Христовым. В Рим приехав, за его превосходный ум охотно с ним дружбу свели многие из знатнейших города, между которыми были первые император Август, Меценат и Поллион. Весь свет дивится стихам его, которыми у всех достал себе имя князя стихотворцев латинских. Умер в Бринде, городе Калаврии, возвращаяся с Августом из Греции в лето по создании Рима 735, в 51 своего возраста, и погребен близ Неаполя.

40 Рексу - не Цицерону. Рекс был славный портной в Москве, родом немчин; Марко Туллий Цицерон был сын римского некоего всадника из поколения Тита Тация, короля сабинского. Еще в юношестве своем Цицерон речи говорил в сенате, столь дерзновенны против друзей Катилиновых, что, убоявся за то на себя нападения, уехал в Грецию, где у знатнейших учителей обучився, в такое совершенство привел латинское сладкоречие, что отцом того назван. В 691 лето по создании Рима выбран он с Антонином Непотом в консулы. Антониевым повелением убит в лето по создании 711, в 43 прежде пришествия Спасителева и 64 своего возраста, рожден быв 3 числа января лета по создании Рима 648.

41 Когда нет пользы, ободряет к трудам хвала. Всех наших действ два повода: польза или похвала. Не обыкли люди или редко следуют добродетели держаться для того, что добродетель собою красна.

42 Нежли купцу. Имя купца значит посадского: известно, что они великие пиволюбцы и охотники к крепкому пиву, которого часто и в 5 пуд хмеля варю варят.

43 Твой суд. Твое рассуждение.

44 Ключари святые. Церковные пастыри, епископы.

45 Им же Фемис вески вверила златые. То есть судьи. Фемис - богиня правосудия, дочь Земли и Неба, пишется с весками в руках.

46 Мало любят, чуть не все, истинну украсу. Истинною украсою называет стихотворец науку; и подлинно, невежество голо и срамно.

47 Риза полосата. Епанча из шелковой парчи безрукавна, сшита на подоле и разных цветов полосами поперек расшита, которую сверх всего платья архиереи надевают. Обыкновенно мантиею называют.

48 Цепь от злата. Архиереи повседневно сверх рясы, а в священнослужении сверх саккоса повешену имеют на шее цепочку золотую или серебряную, к которой привешен образ, на финифти написанный, Спасителя, богоматери или какого святого. Обыкновенно цепочку тую с образом панагиею зовут, от греческого слова??????? - пресвятая, прилагательное, которым обыкновенно богородица означается.

49 Брюхо - бородою. Широкую бороду и по брюху распущенну невежды священническому чину за особливую украсу приписуют. Димитрий, митрополит Ростовский (писатель жития святых), целую книжицу сочинил против суеверия простолюдных о бороде. Напечатана в Москве в 1714 году. Раскольщики бороду брить в грех ставят.

50 Клюку пред тобою. То есть патерицу. Когда архиерей выезжает с двора, один из его певцов верхом везет патерицу епископскую в знак его церковной власти.

51 Праву и леву. Разумеется: руку.

52 Выпись позабудет. Выпись есть письмо приказное, которым судья удостоверяет, что товар какой чист и что с него в государственную казну пошлина взята, или подтверждает владение земли, деревни, двора и проч.

53 Кто просит с пустыми руками. То есть челобитчик, который подарков не дает, который ничего, прося, не подносит.

54 Граждански уставы, иль естественный закон, иль народны правы. - Гражданские уставы суть законы, учрежденные от государей, для расправы в судах, каково у нас Уложенье. Закон естественный есть правило, от самой природы нам предписанное, которое всегда неотменно и без которого никакое сообщество устоять не может. Народны правы суть законы, которые содержать должны народы разных властей для удобного взаимного сообщения и взаимной пользы.

55 Лезть на бумажны горы. То есть шевелить, читать такое множество книг.

56 К нам не дошло время то и проч. Не дошло к нам то время, когда от одной мудрости ожидать было должно человеку свое награждение и повышение в вышние чины.

57 Златой век. Стихотворцы разделяют времена на четыре века, а именно: на золотой, серебряный, медный и железный, и говорят, что в златом веке люди все одной только добродетели прилежали, отдаляяся всяких злостей.

58 Мудрость одолело. В сем месте мудрость есть винительного падежа.

59 Под митрой. Митра есть шапка архиерейская, в священнослужении употребляема.

60 Судит за красным сукном. Во всех приказах стол, за которым судьи заседают, покрыт обычайно красным сукном.

61 На дудочке песни три играет. Дудочка тут значит косой флейт, который был, когда сатира сия писана, в славе, и почти все молодые люди на нем играть обучалися.

62 Семи мудрецов. Славные в Греции семь мудрецов были: Фалес, Питакус, Биас, Солон, Клеобул, Минос и Хилон. Некоторые вместо трех последних кладут Периандра, Анахарса и Эпаминонда; иные же -Писистрата, Трасибула, милетского тирана, и Феницида Сирийского. Смотри де Ларея в житии семи мудрецов, лист 1-й.

63 Часовник - книга, содержащая повседневные молитвы греческой церкви.

64 Псалтырь и послания. То есть книгу царя Давида и апостолов послания.

65 В Златоусте не запнусь. В Златоустовом толковании на Евангелие, которое переведено с греческого весьма неясно.

66 Писец. То есть подьячий.

67 Письмом ясным. Наши подьячие, когда пишут, об одном только тщатся, чтоб письмо их было четко и красиво; что же до правописания касается, так мало к тому прилежат, что и не нужно то чают; для того, если желаешь какую книгу не разуметь, отдай ее подьячему переписать.

68 Семь бояр. Известно есть, что боярский чин бывал в великом почтении; потому знать, что благородным звать себя может тот, из чьего роду семеро честь боярскую на себе носили.

69 Мудрость всеблагая. То есть бог, понеже он не только мудр, но самая премудрость, к тому ж и всеблаг.

К УМУ СВОЕМУ

Уме недозрелый, плод недолгой науки!
Покойся, не понуждай к перу мои руки:
Не писав летящи дни века проводити
Можно, и славу достать, хоть творцом не слыти.
Ведут к ней нетрудные в наш век пути многи,
На которых смелые не запнутся ноги;
Всех неприятнее тот, что босы проклали
Девять сестр. Многи на нём силу потеряли,
Не дошед; нужно на нём потеть и томиться,
И в тех трудах всяк тебя как мору чужится,
Смеётся, гнушается. Кто над столом гнётся,
Пяля на книгу глаза, больших не добьётся
Палат, ни расцвеченна марморами саду;
Овцу не прибавит он к отцовскому стаду.

Правда, в нашем молодом монархе надежда
Всходит музам немала; со стыдом невежда
Бежит его. Аполлин славы в нём защиту
Своей не слабу почул, чтяща свою свиту
Видел его самого, и во всём обильно
Тщится множить жителей парнасских он сильно.
Но та беда: многие в царе похваляют
За страх то, что в подданном дерзко осуждают.
«Расколы и ереси науки суть дети;
Больше врёт, кому далось больше разумети;
Приходит в безбожие, кто над книгой тает, –
Критон с чётками в руках ворчит и вздыхает,
И просит, свята душа, с горькими слезами
Смотреть, сколь семя наук вредно между нами;
Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,
Праотческим шли следом к божией проворны
Службе, с страхом слушая, что сами не знали,
Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали;
Толкуют, всему хотят знать повод, причину,
Мало веры подая священному чину;
Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,
Не прибьёшь их палкою к солёному мясу;
Уже свечек не кладут, постных дней не знают;
Мирскую в церковных власть руках лишну чают,
Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали,
Поместья и вотчины весьма не пристали».

Силван другую вину наукам находит.
«Учение, – говорит, – нам голод наводит;
Живали мы преж сего, не зная латыне,
Гораздо обильнее, чем мы живём ныне;
Гораздо в невежестве больше хлеба жали;
Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли.
Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину,
Ни связи, – должно ль о том тужить дворянину?
Довод, порядок в словах – подлых то есть дело,
Знатным полно подтверждать иль отрицать смело.
С ума сошёл, кто души силу и пределы
Испытает; кто в поту томится дни целы,
Чтоб строй мира и вещей выведать премену
Иль причину, – глупо он лепит горох в стену.
Прирастёт ли мне с того день к жизни, иль в ящик
Хотя грош? могу ль чрез то узнать, что приказчик,
Что дворецкий крадёт в год? как прибавить воду
В мой пруд? как бочек число с винного заводу?
Не умнее, кто глаза, полон беспокойства,
Коптит, печась при огне, чтоб вызнать руд свойства,
Ведь не теперь мы твердим, что буки, что веди –
Можно знать различие злата, сребра, меди.
Трав, болезней знание – голы всё то враки;
Глава ль болит – тому врач ищет в руке знаки;
Всему в нас виновна кровь, буде ему веру
Дать хочешь. Слабеем ли – кровь тихо чрезмеру
Течёт; если спешно – жар в теле; ответ смело
Даёт, хотя внутрь никто видел живо тело.

А пока в баснях таких время он проводит,
Лучший сок из нашего мешка в его входит.
К чему звёзд течение числить, и ни к делу,
Ни кстати за одним ночь пятном не спать целу,
За любопытством одним лишиться покою,
Ища, солнце ль движется, или мы с землёю?
В часовнике можно честь на всякий день года
Число месяца и час солнечного всхода.
Землю в четверти делить без Евклида смыслим,
Сколько копеек в рубле – без алгебры счислим».
Силван одно знание слично людям хвалит:
Что учит множить доход и расходы малит;
Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет,
Гражданству вредным весьма безумством звать смеет.
Румяный, трожды рыгнув, Лука подпевает:
«Наука содружество людей разрушает;
Люди мы к сообществу божия тварь стали,
Не в нашу пользу одну смысла дар прияли.
Что же пользы иному, когда я запруся
В чулан, для мёртвых друзей – живущих лишуся,
Когда всё содружество, вся моя ватага
Будет чернило, перо, песок да бумага?
В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:
И так она недолга – на что коротати,
Крушиться над книгою и повреждать очи?
Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?
Вино – дар божественный, много в нём провору:
Дружит людей, подаёт повод к разговору,
Веселит, все тяжкие мысли отымает,
Скудость знает облегчать, слабых ободряет,
Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит,
Любовник легче вином в цель свою доходит.
Когда по небу сохой бразды водить станут,
А с поверхности земли звёзды уж проглянут,
Когда будут течь к ключам своим быстры реки
И возвратятся назад минувшие веки,
Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, –
Тогда, оставя стакан, примуся за книгу».
Медор тужит, что чресчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть завитые кудри;
Не сменит на Сенеку он фунт доброй пудры;
Пред Егором двух денег Виргилий не стоит;
Рексу – не Цицерону похвала достоит.
Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши;
Вот для чего я, уме, немее быть клуши
Советую. Когда нет пользы, ободряет
К трудам хвала, – без того сердце унывает.
Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети!
Трудней то, неж пьянице вина не имети,
Нежли не славить попу святую неделю,
Нежли купцу пиво пить не в три пуда хмелю.
Знаю, что можешь, уме, смело мне представить,
Что трудно злонравному добродетель славить,
Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобны
Науку должны хулить, – да речи их злобны
Умным людям не устав, плюнуть на них можно;
Изряден, хвален твой суд; так бы то быть должно,
Да в наш век злобных слова умными владеют.
А к тому ж не только тех науки имеют
Недрузей, которых я, краткости радея,
Исчёл иль, правду сказать, мог исчесть смелея.
Полно ль того? Райских врат ключари святые,
И им же Фемис вески вверила златые,
Мало любят, чуть не все, истинну украсу.
Епископом хочешь быть – уберися в рясу,
Сверх той тело с гордостью риза полосата
Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата,
Клобуком покрой главу, брюхо – бородою,
Клюку пышно повели везти пред тобою;
В карете раздувшися, когда сердце с гневу
Трещит, всех благословлять нудь праву и леву.
Должен архипастырем всяк тя в сих познати
Знаках, благоговейно отцом называти.
Что в науке? что с неё пользы церкви будет?
Иной, пиша проповедь, выпись позабудет,
Отчего доходам вред; а в них церкви права
Лучшие основаны, и вся церкви слава.
Хочешь ли судьёю стать – вздень перук с узлами,
Брани того, кто просит с пустыми руками,
Твёрдо сердце бедных пусть слёзы презирает,
Спи на стуле, когда дьяк выписку читает.
Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы,
Иль естественный закон, иль народны правы –
Плюнь ему в рожу, скажи, что врёт околёсну,
Налагая на судей ту тягость несносну,
Что подьячим должно лезть на бумажны горы,
А судье довольно знать крепить приговоры.
К нам не дошло время то, в коем председала
Над всём мудрость и венцы одна разделяла,
Будучи способ одна к высшему восходу.
Златой век до нашего не дотянул роду;
Гордость, леность, богатство – мудрость одолело,
Науку невежество местам уж посело,
Под митрой гордится то, в шитом платье ходит,
Судит за красным сукном, смело полки водит.
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех почти домов с ругательством сбита;
Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы,
Как, страдавши на море, корабельной службы.
Все кричат: «Никакой плод не видим с науки,
Учёных хоть голова полна – пусты руки».
Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает,
Танцует, на дудочке песни три играет,
Смыслит искусно прибрать в своём платье цветы,
Тому уж и в самые молодые леты
Всякая высша степень – мзда уж невелика,
Семи мудрецов себя достойным мнит лика.
«Нет правды в людях, – кричит безмозглый церковник, –
Ещё не епископ я, а знаю часовник,
Псалтырь и послания бегло честь умею,
В Златоусте не запнусь, хоть не разумею».
Воин ропщет, что своим полком не владеет,
Когда уж имя своё подписать умеет.
Писец тужит, за сукном что не сидит красным,
Смысля дело набело списать письмом ясным.
Обидно себе быть, мнит, в незнати старети,
Кому в роде семь бояр случилось имети
И две тысячи дворов за собой считает,
Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает.
Таковы слыша слова и примеры видя,
Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя.
Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,
Кто в тихом своём углу молчалив таится;
Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,
Весели тайно себя, в себе рассуждая
Пользу наук; не ищи, изъясняя тую,
Вместо похвал, что ты ждёшь, достать хулу злую.

Сатира сия, первый опыт стихотворца в сем роде стихов, писана в конце 1729 года, в двадесятое лето его возраста. Насмевается он ею невежам и презирателям наук, для чего и надписана была «На хулящих учения». Писал он ее для одного только провождения своего времени, не намерен будучи обнародить; но по случаю один из его приятелей, выпросив ее прочесть, сообщил Феофану , архиепископу Новгородскому, который ее везде с похвалами стихотворцу рассеял и, тем не доволен, возвращая ее, приложил похвальные сочинителю стихи и в дар к нему прислал книгу «Гиралдия о богах и стихотворцах». Тому архипастырю следуя, архимандрит Кролик многие в похвалу творцу стихи надписал (которые вместе с Феофановыми в начале книжки приложены), чем он ободрен, стал далее прилежать к сочинению сатир.

Виктор Матюк

Плод недолгой науки

Приморили гады, приморили суки, обагрили кровью свои бесстыжие руки,
Отобрали всё, не осталось ничего, но ещё хотят последнее забрать –
Плод недолгой науки! Трудно против бесноватой толпы устоять,
Вспомнились отец и мать, пришлось слезу на землю ронять,
Но не бывать тому, к чему я пришёл благодаря таланту и уму!
Не покаюсь никогда! Пусть буду брошен в волчью яму навсегда,
Всё равно дрожащая рука прикована к перу на века, ни ветер, ни пурга
Не разгонят сгустившиеся над головой завидущие облака! Пусть люди злющие
Восполнят мысли недостающие из моего письма, их яркая бахрома упала на дома!
Вокруг тьма кромешная, люди местные в переулках тесных говорят слова нелестные,
Матерятся матом, как и подобает фельдфебелям и солдатам! Мысли строгие
Запинаются за едва плетущиеся ноги, но они ползут и на север, и на юг!
Их тянет к себе домашний уют, они мотают головой прежде, чем отправиться в бой!
Пусть небеса нам на истину открою глаза и раздуют её паруса, взвесив всё против и за,
Понимаю, что нужна проливная гроза, нашла коса на камень, высекается пламень,
Я же верчусь как егоза, очи отворачиваю от стыда, а на мою звезду упала утренняя роса!
Плачут даже святые образа, грешить нельзя, но подлеца не волнует красота слога,
Он мыслит скудно и убого, у него одна дорога, а у бога их очень много! Нужно попотеть,
Много бед перетерпеть, чтобы на завтрак и на обед собирался весь здешний свет,
Никого из них рядом нет, дрова рубит хмельной сосед! Он греха не чуждается,
Хотя над его головой тучи сгущаются! С этого все напасти начинаются,
Былые измены не забываются, мысли с карьера в галоп срываются! Они жизнь клянут,
В их руках поводья и кнут! Там и тут одна и та же жуть кромешная,
Оболочка внешняя лопнет вот-вот, обнажится промежность и толстый живот,
Покажется маленький фаллос или то, что от него осталось! Всему виною старость!
Коль так сталось, тут же с уст пара матерных фраз стремглав совалась,
Душа на десять лет помолодела, слыханное ли дело, дева в платье белом
Раздевалась так нагло и смело, что чувство сразу же охладело, во рту занемело,
Всё в тартарары полетело! Тело кричит оголтело, что ему с душой воевать надоело!
Пялю на книгу глаза, рядом жужжит стрекоза, но никто овцу не прибавит
К нашему стаду! Нет в душе отрады, ну и не надо, нам бы одну бабу на двоих,
А потом нырнуть вниз, дабы легче было пережить гипертонический криз! Ветер затих,
Но возобновился через краткий миг, ищу защиту среди ветреной свиты! Не входи ты
В чёлн разбитый, свою слабость вовремя учуял, но подумал всуе,
Что не проиграю вчистую! Вот и веселюсь напропалую, готов полюбить бабу любую,
Нет ничего краше женщины нашей, которая сеет и пашет и сказку на сон тебе расскажет!
Разве я сказал что-то не так? Я же – не дурак, а на бабе яркий лак,
Но она не соглашается никак шлюхой стать на одну ночь и бедному милостыней помочь!
Пусть вертится на одном каблуке где-то вдалеке, я же птицу счастья хочу держать в руке!
Её бабы за красоту осуждают, мужики восхваляют, собаки лают, а караван идёт,
Не только назад, но и вперёд! Простой народ жаждет свобод! Его грехи не счёт!
Баба врёт, что страсть поперёк её стези встаёт, мне тут же вспомнился известный анекдот,
Где словоблудием занимался народ, он готов праведно жить, но ему некого боготворить!
Детородный орган как полено стоит и гудит, как на старте ракета,
Мысль возвращается с того света, она в белое платье одета и грехов рядом нету!
Судьба ворчит и вздыхает, она все грехи исподволь припоминает,
Но души не чает в бабе той, что была когда-то чужой женой! Нынче вернулась домой!
Не ленись, дорогой, трудись вместе со мной в час ночной! Погоди! Не спеши! Подумай,
Каково оно идти с тяжкой думой наперевес, приходится пробираться среди толпы повес,
Надо заранее было качать свой пресс! Просит святая душа с горькими слезами,
Чтобы мир и дружба воцарились между нами! Люди перебрасываются словами,
А потом сталкиваются лбами, тяжба - не за горами! Они пораскинули мозгами
И начали стучать о землю ногами, устав после дороги, ходили и обивали ноги,
Добиваясь правды святой, и святые образа таскали следом за собой!
Дело происходило весной! Люди были тихи и покорны,
Свою прыть приберегли на день чёрный, их мысли проворные
Готовы воевать с нечистью сорной! Повернитесь! Улыбнитесь, а теперь посторонитесь!
Пройдитесь! Никуда вы не годитесь! Япона мать, надо было эти слова бабе в лицо сказать,
А уж потом обнимать! Скрипит кровать в углу, она первой начала любовную игру,
Авось, к утру кончится она, на столе пустая бутылка от домашнего вина!
Мы истину не признавали, пока библию читать по ночам не стали!
Ученье нам голод несёт, ведь безбожники водят хоровод и не смотрят вперед!
Запретный плод сладок, кто на него из грешников не падок? Упадок морали везде,
Мы сами проморгали очень мелкие детали своего бытия, за что страдаю я?
Женщины и мужчины хотят знать причину, почему мы ничего не смыслим в латыни?
Нас тянет к копченому мясу, опосля хочется квасу, мы от Европы отстали, хлеба жали,
Но свою духовность потеряли! Речь моя слаба, ничего не пил с утра, пусть толпа
Не думает, что ей труба! Не от великого ума, пришлось перекручивать мысли и слова!
Служу согласно чину службу свою, как гражданину мне бездари подкладывают свинью
И усаживают на скамью подсудимых, ветром гонимых, но неумолимых в решениях своих!
Чего же правящий клан достиг? Его план в воздухе завис и канет в небытие через миг!
Поторопись! На кону жизнь! Утром ранним козыря достану из кармана!
Мне не дано подтверждать или отрицать, что любимая женщина - ****ь!
Сможет ли она меня тот миг понять или же сама начнёт обвинять?
Зачем зазря врагов на стороне искать? Они рядом, и надо истреблять этих гадов!
Они подносчики чужих снарядов! Плод недолгой науки посещают последние потуги,
Он издаёт жуткие звуки, но умывает собственные руки, он счастлив и рад,
Что может без преград вернуться назад, там - стольный град, а здесь - тюрьма
И обветшалые стоят дома! Как не сойти с ума? Иду по стопам святого Петра,
Вот-вот нагрянет зима и выгонит святость со двора, а без неё нам никак нельзя!
Из всех ноздрей пар идёт, нам перекрывают кислород и вот барыга пеняет на себя,
Но о деньгах не думают любя! Во бля! Из-под ног уходит матушка-земля!
Как вам не стыдно во всём потакать быдлу, неужто завидно? Очевидно так,
Это явный факт! Мы проституток покупаем за рубли, о, денежки мои!
Мы бы могли своим жёнам кланяться до земли! Прости! Трудно меняются мозги!
Ё - моё! Планов громадьё всерьёз не воспринимает никто! Зажав волю в узду,
Дальше едва-едва ползу, и вдруг перехожу пограничную полосу, говорю цинично про то
Далёкое время, когда иной у нас была общественная система! Навстречу ветру бросив,
Океан страстей, как сноп колосьев, я остался ни с чем, тогда зачем было надо
Отрывать от своей души боль и отраду! В воздухе зависли сказанные слова и тирады,
А стойкий запах женских духов и помады освежает бабьи наряды, но преграды малы
И они выглядывают из-за крепостной стены, развожу руками и шевелю мозгами,
Болят душевные раны, невзирая на прохладу! Славится изба пирогами,
А баба стройными ногами, мужик – усами и мускулистыми телесами,
Но его душа под амбарными замками! Я же клацаю зубами, шевелю ушами,
Но грозовое облако зависло над нами, и одаривает толпу забияк сказочными дарами!
Уже который год народ своего счастья ждёт, хоть бери и подавай с судьбой на развод,
Дел невпроворот, каждый мужик трудится, как крот, тем и живёт, что бог ему даёт!
Что господь подаст, тем и утихомирит голод и страсть! Бог не даст ниже плинтуса упасть
И заживо грешнику пропасть! Его власть беспредельна, об этом мы поговорим отдельно!
Коль страсти в грешную плоть ворвутся, тут же спермой захлебнутся!
Я пишу об этом всерьёз, и если мне хочет возразить какой-то барбос,
Тогда не обойтись без взаимных упрёков и угроз, прольётся немало слёз,
А наверх сразу всплывёт многолетний и утрамбованный временем навоз!
Чистая ложь, словно в сердце обоюдоострый нож, ей цена – медный грош
В базарный день, зыбкая тень в пригожий день может сбить человека с колен,
Если ему трудиться лень! Тогда зачем наводить тень на старый и покосившийся плетень?
Мне один хрен: куда, кого и с кем, но зачем? Этот вопрос заставляет задуматься всерьёз
О том, что жизненный узор, словно лавина с гор, там тоска и позор
Никого не видят в упор! Не выносите сор из избы, остановитесь в двух минутах ходьбы
От вездесущей борьбы, коль не созданы для полночной борьбы и духом квёлы и слабы,
Уж лучше позаимствуйте мощь и силу у деревенской бабы, чтобы греха масштабы
Были не столь велики! Коль мужик – мудак и никак не реагирует, даже на голых баб,
Тогда он продастся за пятак, ему конец, ведь он - разъёба и подлец!
Хотя он конченный паскуда, но не выходец из Голливуда, он верит в чуда,
Но откуда должно появиться оно, коль, вокруг темным-темно? Мы ждём свободу,
Но стальная воля и величие народа - всё в раках Господа – бога,
Мы страдаем от недорода и суровой и снежной погоды,
Проходят годы бытия, но жизнь одна и та выглядывает из-за придорожного куста,
Она – наивна и пуста, словно настенная картина из дешёвого полотна!
Приношу прощение за нелитературные выражения, не они – камень преткновения
На нашем пути, нам бы до великой цели неспешно дойти и при этом не сбиться с пути!
Буду ползком ползти, чтобы истину на землю низвести,
Буду кушать прошлогодние консервы, но попытаюсь сберечь свои нервы,
Хотя сейчас не сорок первый год, разгульно живёт простой народ!
Он хочет в Евросоюз и в НАТО, возникает вопрос: не рановато?
Мы – выходцы из СССР и это плохой для нас пример!
Почтенный сэр забил на нас огромный хер уже давно, но нам не всё равно: смешно ли это,
Или время пришло скрыть голову под шерстяным пледом?
Пусть кто-то другой следит за сюжетом? Мне же стыдно и до боли обидно,
Что просвета в земной жизни не видно! Не падаю духом, ведь в деле святом
Надо разобраться досконально во всём, нельзя идти напролом и разбивать стену лбом!
Перед глазами тихий затон, на месте пустом стоит старый родительский дом,
Жизнь ещё теплится в нём! Мы комментарии по этому поводу не даём!
Славянскую душу умом не понять, приходится особняком среди всех стран стоять
И слёзы наземь тихо и скромно ронять! Не отдам ни пяди родимой земли,
Все её дороги и пути в горячей крови, страна, прозри и освежи свои мозги!
Неучи у власти, у них есть долгожданное счастье, но его нет у нас,
Всему - своё время, всему – свой час! Ядрёна мать! Я же отказываюсь понимать,
Ведь каждая мать пыталась нас одинаково воспитывать! Родину нам дарит судьба,
Она у нас одна, вокруг неё и тлен, и суета, но она кричит с кондачка, что наша цель ясна!
Хватит смотреть на весь мир свысока! Все причуды славянской совести
Нельзя описать в коротенькой повести! Ну и новости?! Зуб сломался в ротовой полости!
Люди хреновые будоражат толпу снова и снова, предлагают ей обнову, а зачем она,
Коль суть важна, но где же она? Впереди река и у неё кисейные берега, посреди – острова,
А по бокам – заливные луга, здесь когда-то наша сокровенная мечта жила,
Она тут для себя гнездо свила! Радость на помине легка, кто-то наставил ей рога,
Одна нога - здесь, а вторая - там, ничего не остаётся делать нам,
Как идти за милостыней в чужой храм! Братва, айда по домам!
Здесь нечего делать нам, простым пацанам! На душе тоска, вдали видны стога,
Их вот-вот заметут метели и снега и что тогда? Останется одна и та же хреновина,
Что создавалась ещё во времена Бетховена! Она в цепи была два столетия закована,
Трудно её судьбу предугадать, нам сердцем родину не понять,
Приходится наверх братву свистать, и пивные кружку до краёв наливать!
Размах задуманного поражает, но мысли растут, то там, то тут, кто-то их нам насаждает,
Но он толпу не уважает! Слышу, как растёт трава, как разговаривают речные берега
И тихо шепчется опавшая листва на Покрова! В былые времена эта страна
По своим традициям жила, нынче другие времена в наши головы втемяшились,
Трудно поднять свой взгляд ввысь, там боги и бесы в битве сошлись! Брысь!
На чужой стул не садись! Посторонись! Нами правил всю жизнь
Подающий надежды плешивый тракторист, нынче правит авантюрист!
Ну, что за жизнь?! Она кричит: «Из последних сил держись, в этом есть смысл!
Молодым не женись, не торопись! Любовь надо заслужить, она рядом кружит
И на одном месте никогда не стоит! Уж лучше о былых грехах забыть,
Чем с ними поблизости жить! Проводи их подальше от пенатов родных!
Они воедино слились и двумя руками ухватились за скользкий карниз,
Себя заботами окружи и зла на своих любовниц никогда не держи!
Посмотри, они и вправду хороши, в этой связи ты с ними дружи!
Это известные типажи, никто не застрахован от поражений
Во время любви и полового сношения! На всё воля проведения!»
Открываю очи от изумления посредине холодной и промозглой ночи,
Чтобы увидеть воочию тире и многоточие после миражей туманных
И признаний далеко не идеальных, таких пространных, что иногда кругом идёт голова!
Ересь покоя не даёт, ведь не каждая бабы на заведомую ложь клюёт!
Кому- то даёт, если ему повезёт, а кому-то скажет в ответ громкое – «Нет!»
Ну ладно пока, товарищи и господа! Над головой зависли грозовые облака, кажись, труба!
Душа обалдела, сделано полдела, ей бы перекурить, но трудно жить среди обалдуев,
Их не осуждаю даже всуе, по прежним временам неистово тоскую, страсть оборвал,
Малость бабе соврал, но лучше, чем есть, не стал! Свободен мужской пьедестал!
Хожу без узды, баба в двух минутах ходьбы лежит нагишом, без мужика не мил ей дом!
Холод за окном и тоска без пьяного мужика!
Он уехал на рыбалку и не поставил бабе палку!
Теперь буду себя мучить и терзать, что остывает горячая кровать!
Можно рассуждать о философии в будуаре с красивой женщиной на пару,
Поддать бы пару, если бы не деревянные нары! Банька не удалась,
Ванька ударил лицом в грязь, а курочка снеслась, подарила яичко непростое, а золотое!
Нас двое и больше нет никого, мы уединились инкогнито, молчание – золото,
Но член стучит как долото о берёзовое бревно, дальше этого дело не пошло!
За что такое наказание? Вновь звучат слова признания,
Но они вызывают у баб негодование! Льщу себя надеждой,
Что не погибну прежде, чем не предоставлю удовольствие всем,
Кто верит мне! Их портреты висят на обшарпанной стене,
Неловко мне потешать своё сердце с думой о тоскливом перце!
Он достался мне от прадедов в наследство! Бедное детство и бурная младость
Пошли мне не в радость, какая гадость этот секс, написал короткий текст
И заново воскрес, появился к бабам интерес, даже всесильный Зевс любил гротеск,
Но у меня заторможенный рефлекс на тех,
Кто совершает грех в кругу разгильдяев и повес!
Мы всех своих достоинств до конца не знаем, долго запрягаем, но ездим быстро,
Совесть должна быть чистой, иначе нет смысла ****е кланяться низко
И вместо члена размахивать маленьким огрызком! Без доли риска нельзя добиться любви,
Что не говори, но что-то бесовское есть в женской груди! Надейся и жди!
Страсть разрывает плоть по частям и посылает совесть ко всем чертям!
Я же упрям, как червь земляной, говорю друзьям,
Что сам построю златоглавый храм весной, его контуры очертя, ищу центр и его края,
У меня есть семья, верность, ей храня, не устаю повторять,
Что до самой смерти буду истину искать, но найду ли её,
Этого не знает никто! То-то и оно! Проходит всё, пройдёт и это!
Весну сменяет лето, моя совесть за живое крыло задета! Вопросы остаются без ответа!
Бабы, строгие в девицах, неспешно раздвигают пышные ягодицы,
Есть к чему стремиться, и есть чем им гордиться! Их за руки не станет мать
Из последних сил держать! Вдали мерцает благодать! Пора жару поддать
В огонь любви! Мы бы могли без него умереть от тоски, страсть теплится внутри,
Боже, на грех благослови и не дай утонуть во лжи! Не хочу сворачивать со своей стези!
Даже люди богатые носят одежду в заплатах, когда-то местные дегенераты
Говорили фразами крылатыми, но мужики патлатые обходили стороной божье распятье!
Кто-то недоспал своё и на три буквы послал надоевшее житьё,
Трудно втягиваться в славянский быт, когда детородный орган стоит
И на всю округу кричит, что через миг он будет убит наповал! Он эти слова промычал,
А потом замертво на колени перед образами упал! Никто его грехов не считал!
У него недосып, он для общения всегда открыт! У него нервы слабые,
В этом виноваты бабы! Они на передок слабы, на то они и бабы,
Чтобы на скаку подобно седоку преодолевать рытвины и ухабы!
С течением времени умнеет подрастающее поколение,
Оно забывает Сталина и Ленина, решает про то, откуда зло по этой земле гулять пошло?
Не мне судить, кто из нас должен праведно жить?
Злая судьбина нас может забросить на далёкую чужбину,
И укротить гордыню в миг единый! Холодно зимою, не очень жарко весною,
Но девки рядом и пронизывают сердце страстным взглядом!
Если бы их не стало, желание любить мигом бы пропало!
Неужели они так горячи в постели? Свет страсти едва различимой,
Словно зов любви неуловимой, проносится мимо, он вырывает надежду с корнями,
Но из грешной души низвергается яркое пламя! Кто-то свистит, а кто-то молчит,
Но вдруг раздаётся звериный рык, он в воздухе повис и жизнь теряет всякий смысл!
Остановись! Оглянись, но не суетись под клиентом, поделись с ним дивидендами!
В такие моменты произносятся пылкие комплименты, а те, кто живут в Киеве и в Москве,
Верят только самим себе! Простые люди живут в нужде, то есть так себе! Что ни указ,
То в бровь иль в глаз! Не жизнь, а малина для любого господина, а каково рабам?
Их не пускают даже в православный храм, хотя перед богом все равны,
Но туда ходят только те, кто никогда не жил в нищете! На тебе, боже, то, что негоже!
Народ каменья в сторону своих господ швыряет и их намерения всерьёз не воспринимает!
Не суетись, иначе жизнь потеряет всякий смысл! Проснись, народ!
Пусть поп святую речь на майдане произнесёт, на носу - потоп!
Уж лучше правда в лоб, чем наоборот!
Господь нам поможет, если захочет! Под ногами не вертись,
Одним словом, заткнись раз и навсегда! Темны не только наши мысли, но и веси и города,
Беда, везде одна и та беда! Не без толики труда вновь воссияет путеводная звезда!
Наш народ груб, но стоит, словно столетний дуб на своём, пусть грянет небесный гром
И пронзит молния землю огнём! Закон один для всех,
А грех предстоит разделать под орех! Наши мысли и руки тому опора и порука!

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений Серов Вадим Васильевич

Уме недозрелый, плод недолгой науки!

Из начала первой сатиры «На хулящих учения. К уму своему» (1729) русского поэта Антиоха Дмитриевича Кантемира (1708-1744), которая до своей первой публикации (1762) ходила только в списках:

Уме недозрелый, плод недолгой науки!

Покойся, не понуждай к перу мои руки...