Август Коцебу. Эскиз к портрету честолюбца

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

А́вгуст Фри́дрих Фе́рдинанд фон Коцебу́ (нем. August Friedrich Ferdinand von Kotzebue ; 3 мая - 23 марта ) - немецкий драматург и романист, газетный агент на русской службе в Остзейском крае (издавал в Берлине ряд газет, где проводил прорусскую пропаганду); потом в Германии , был директором придворного театра в Вене и написал ряд драм, завоевавших популярность благодаря сценичности и пониманию вкусов толпы. В своё время он был даже популярнее Гёте или Шиллера .

Биография

Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу родился 3 мая 1761 года в городе Веймар , столице Герцогства Саксен-Веймар .

Август фон Коцебу лишился отца в 1763 году и получил воспитание под руководством матери. Учился в Веймарской гимназии, где в числе учителей находился его дядя, Музеус, писатель, обращавший особенное внимание на развитие в своих учениках способности к самостоятельному творчеству.

В 1777 году поступил в Йенский университет , где изучал латинский и греческий языки и поэзию; участвовал в спектаклях общества артистов-любителей, исполняя, ввиду своей молодости, женские роли ingenues. Он занимался стихотворством и в 1777 году его стихотворение «Ralph und Guido» было напечатано в издании Виланда «Der deutsche Mercur». Пробыв год в Йенском университете, Коцебу перешел, по обычаю того времени, в другой университет, в Дуйсбурге , где тотчас же составил любительскую труппу и начал давать спектакли в католическом монастыре, так как протестантское население отказалось дать помещение для такого дела. В 1779 году Коцебу возвратился в Йенский университет, и продолжал здесь своё юридическое образование. Сдав окончательный экзамен, он вернулся в Веймар и занялся адвокатурой.

Осенью 1781 года, по указанию прусского посланника при русском дворе, он отправился в Санкт-Петербург , был секретарём генерала Ф. Бауэра и стал его помощником по дирекции существовавшего в Петербурге немецкого театра, для которого написал несколько пьес. В 1783 году, после смерти Ф. Бауэра перешёл на службу в Остзейский край асессором апелляционного суда. В 1785 году назначен президентом Ревельского магистрата. В 1786 году он основал для Эстляндии и Лифляндии ежемесячное издание, просуществовавшее, впрочем, один только год: «Für Geist und Herz. Eine Monatsschrift für die nordischen Gegenden, Reval, 1786». В 1790 году Коцебу отправился на воды в Пирмонт , а затем в Веймар, где ждала его жена, которая вскоре умерла в родах.

В Пирмонте Коцебу познакомился с доктором фон Циммерманом , корреспондентом Екатерины II и противником господствовавшей в Германии партии Aufklärung. Бардт, основатель общества, известного под именем «Двадцати двух» или «Германского союза» и имевшего задачей пропаганду философских идей, противником которых был Циммерман, написал про Циммермана брошюру «Mit dem Herrn Zimmermann deutsch gesprochen von D. C. F. Bahrdt». Коцебу, прочитав брошюру, решил отомстить за Циммермана и издал памфлет, в виде драмы «Doktor Bahrdt mit der eisernen Stirn oder die deutsche Union gegen Zimmermann. 1790» и подписал это произведение фамилией барона Книгге, писателя, который был одним из противников Циммермана. Успех памфлета был необычайный, но подлог этот не прошел для Коцебу безнаказанно. Один из выведенных в памфлете лиц, ганноверский полицейский чиновник, подал в ганноверскую полицию жалобу с просьбой официально расследовать дело. Суд объявил награду в несколько сот талеров тому, кому удастся открыть настоящего автора памфлета. Коцебу понял, в какую неприятную историю он впутался и сначала решился на полупризнание. 18 августа (н. ст.) 1791 года он объявил, что, под влиянием дружбы своей с Циммерманом, он принимал участие в составлении памфлета, но что он совершенно непричастен ко всему тому, что касается Ганновера и выведенных в памфлете персонажей. Дальнейшие разоблачения он обещал сделать тогда, когда будут наказаны памфлетисты, годами преследовавшие Циммермана. Не желая признаться в авторстве и видя, что истина неминуемо откроется благодаря энергическим расследованиям, Коцебу решил уехать обратно в Россию. Этот скандал скомпрометировал Коцебу в глазах всей Германии, которая не простила ему его поступка, несмотря на публичное покаяние, принесенное им в брошюре «An das Publikum von A. von Kotzebue, 1794», которую он поручил раздавать бесплатно по всей Германии.

В 1795 году Коцебу вышел в отставку, и поселился, со своей второй женой в своем имении Фриденталь, в 40 верстах от Нарвы, и занимался творчеством. В 1798-1799 - секретарь императорского театра в Вене . Получив от императора ежегодную пенсию в тысячу флоринов, титул придворного поэта и разрешение поселиться, где ему угодно, с одним лишь обязательством отдавать венскому театру первенство в представлении своих новых произведений, сохраняя, право ставить их в то же время и на других сценах, - Коцебу пропутешествовал весну 1799 г. по южной Германии, а в начале лета поселился на родине, в Веймаре.

10 апреля (н. ст.) 1800 года фон Коцебу выехал из Веймара в Россию, для свидания с родственниками своей жены и детьми от первого брака, воспитывавшимися в Петербурге, но по Высочайшему повелению был арестован на границе, так как попал под подозрение, что он - «якобинец » и сослан в Сибирь . 30 мая 1800 года прибыл в Тобольск . Тобольский губернатор Д. Р. Кошелев определил местом жительства ссыльного город Курган Курганского округа Тобольской губернии . 11 июня 1800 года в сопровождении унтер-офицера Тюкашева отправлен из Тобольска в Курган, куда прибыл через 6 дней. Коцебу снял небольшой домик на Береговой улице (ныне ул. А.П. Климова) за 15 рублей в месяц. Вскоре император Павел I прочитал драму «Der alte Leibkutscher Peter des Dritten (Лейб-кучер Петра III)» в переводе Николая Краснопольского (СПб., 1800). Павел I был настолько восторжен, что 15 июня 1800 года помиловал Коцебу в срочном порядке и даже одарил поместьем в Лифляндии (на территории современной Эстонии) с четырьмя сотнями душ и пожаловал чин надворного советника . 7 июля 1800 года Коцебу в сопровождении нарочного Деева выехал из Кургана в Тобольск. В 1801 году поставлен во главе немецкого театра в Петербурге. Император приказал Коцебу перевести на немецкий язык свой вызов европейским государям, составленный им собственноручно на французском языке. Перевод понравился Императору и он пожаловал Коцебу табакерку с бриллиантами и поручил ему составить описание вновь выстроенного Михайловского дворца. После смерти императора Павла I надворный советник Коцебу вновь вышел в отставку и 29 апреля (н. ст.) 1801 выехал в Пруссию, поселился в Веймаре.

С 1802 года жил в Берлине, где выступил горячим противником романтизма и политических идеалов молодой Германии. Коцебу был назначен членом Прусской Академии Наук (Берлин) и получил за свои сочинения каноникат, связанный с материальными выгодами. С 1803 года издавал драматический альманах «Almanach dramatischer Spiele», который просуществовал 18 лет. В 1803 году Коцебу потерял свою вторую жену. В 1803 и 1804 годах он путешествовал по Франции, был в Лифляндии, где женился в третий раз, и оттуда проехал в Италию.

Редактировал еженедельник «Ernst und Scherz» (в 1803-1806 вместе с Гарлибом Меркелем). Издавая в Веймаре и Мангейме крайне реакционный «Литературный еженедельник» («Literarisches Wochenblatt»).

Во время подчинения Пруссии Наполеону Коцебу бежал в Россию. В 1813 году он последовал за русскими войсками и в 1814 году в Берлине издавал газету «Русско-немецкий народный листок». 4 октября (ст. ст.) 1815 года избран в члены-корреспонденты Императорской Академии Наук (Санкт-Петербург). В 1816 году назначен русским генеральным консулом в Кёнигсберге. С 1817 года он состоял при министерстве иностранных дел в России и считался командированным в Германию, с содержанием в 15000 рублей в год, проживал в Веймаре. Будучи непопулярным человеком в Германии и подозреваемым в шпионаже в пользу России, он был принужден переселиться из Веймара в Мангейм, где и был заколот студентом Карлом Людвигом Зандом 23 февраля 1819 года . По одной из версий, он убит за свою прорусскую деятельность. Косвенным образом к этому убийству была причастна организация немецкого студенчества - Буршеншафт . Это убийство послужило предлогом для запрета Буршеншафт и отказа от введения конституции в Пруссии и других германских государствах.

А. Коцебу похоронен в городе Мангейм . На кладбище его могила находится на самом видном месте напротив ворот под надгробием, на котором выбита следующая надпись:

Мир безжалостно преследовал его,

клевета избрала его мишенью,

счастье он обретал лишь в объятиях жены,

а покой обрел лишь в смерти.

Зависть устилала путь его шипами,

Любовь - расцветшими розами.

Да простит его небо,

как он простил землю.

Свыше двадцати пьес А. Коцебу и повесть «Опасный заклад» перевёл на русский в начале XIX века Н. П. Краснопольский . Также часть пьес переводил в 1820-х гг. Ф.А. фон Эттингер. Имя Коцебу стало нарицательным для обозначения низкопробной драматургии, засилье которой на русской сцене в первой четверти XIX века вызывало протесты критиков и насмешки сатириков, а называлась она «коцебятиной» . Интересно, что впоследствии сын А. Коцебу Павел служил начальником штаба командующего русской армии в Крыму М. Д. Горчакова , сына автора термина «коцебятина» Д. П. Горчакова , а другой сын А.Коцебу был новороссийским губернатором.

Август фон Коцебу оставил целый ряд интересных сочинений мемуарного жанра, среди которых наиболее известны Записки об убийстве Павла I . Также написал 211 драматических произведений, 10 романов, 3 сборника рассказов, 2 сборника стихотворений, 5 исторических трудов, 4 автобиографических сочинения и 9 сочинений полемического характера, кроме того, им переведено пять сочинений с иностранных языков и в том числе стихотворения Г. Р. Державина; он был редактором и издателем 10 периодических изданий, значительная часть текста которых принадлежит его перу. 98 пьес Коцебу изданы в 28 томах (Лейпциг 1797-1823); полное собрание его сочинений вышло в 40 томах (Лейпциг 1840-41).

Семья

• 1 жена (с 1785) по Фредерика Юлия Эссен (дочь генерала русской службы Ф. Эссена; 16 августа 1763, Ревель - 26 ноября 1790, Веймар)
  • Сын Вильгельм Фридрих (12 мая 1785, Ревель - 1813, Полоцк)
  • Сын Отто (17 (30) декабря 1788, Ревель - 3 февраля 1846, Ревель)
  • Сын Маврикий (30 апреля 1789, Ревель - 22 февраля 1861, Варшава)
  • Дочь Каролина Фридерика Элен (11 ноября 1790, Веймар - ?)
• 2 жена (с 1794) Кристина Гертруда фон Крузенштерн (25 апреля 1769, Ревель - 8 августа 1803, Берлин)
  • Дочь Амалия Софи Фридерика Генриетта (27 апреля 1795, Ревель - 8 сентября 1866)
  • Дочь Элизабет Эмилия (21 марта 1797 - 2 сентября 1866, Ревель)
  • Сын Август Юлиус (7 июня 1799, Йена - 16 апреля 1876, Ревель)
  • Сын Павел (10 августа 1801, Берлин - 19 апреля 1884, Ревель)
  • Дочь Луиза (21 мая 1803 - 2 февраля 1804)
• 3 жена (с 1804) Вильгельмина Фридерика фон Крузенштерн (30 июля 1778, Лоху - 22 января 1852, Хайдельберг)
  • Сын Карл Фердинанд Константин Вальдемар (13 октября 1805, Ярлепа - 9 июля 1896 Таормина)
  • Сын Адам Фридрих Людвиг (10 октября 1806-31 марта 1807)
  • Сын Фридрих Вильгельм (11 декабря 1808, Шварцен - 20 июля 1880, Тифлис)
  • Сын Георг Отто (13 апреля 1810, Шварцен - 15 мая 1875, Дрезден)
  • Дочь Вильгельмина Фридерика (в замужестве фон Крузенштерн, 30 ноября 1812, Ревель - 7 марта 1851, Баден-Баден)
  • Сын Вильгельм (Василий) (7 марта 1813, Ревель - 24 октября 1887, Ревель)
  • Сын Александр Фридрих Вильгельм Франц Фердинанд (28 мая (9 июня) 1815, Кёнигсберг - 12 (24) августа 1889, Мюнхен)
  • Сын Эдуард (11 января 1819, Мангейм - 19 октября 1852, Кутаис)

Избранная библиография

Список сочинений

• «Erz ä hlungen» (Лейпциг, 1781)
• «Ich. Eine Geschichte in Fragmenten» (Эйзенах, 1781).
• Пьеса «Мизантропия и раскаяние» (Menschenhaas und Reue, пост. 1787, опубл. 1789).
• Комедия «Провинциалы» (Kleinstädter, 1802)
• Автобиографическая проза «Мое бегство в Париж зимой 1790 года» (Meine Flucht nach Paris im Winter 1790, 1791)
• Автобиографическая проза «О моем пребывании в Вене» (Über meinen Aufenthalt in Wien, 1799).
• Повесть «Опасный заклад»
• Древнейшая история Пруссии («Preussens ä ltere Geschichte», Рига, 1808-9).
• Die Indianer in England. Lustspiel in drey Aufzügen . Leipzig 1790
• Der weibliche Jacobiner-Clubb. Ein politisches Lustspiel in einem Aufzuge . Frankfurt und Leipzig 1791
• Armuth und Edelsinn. Lustspiel in drey Aufzügen . Leipzig 1795.
• Der Wildfang. Lustspiel in 3 Acten . Leipzig 1798
• Die Unglücklichen. Lustspiel in einem Akte . Leipzig 1798
• Der hyperboräische Esel oder Die heutige Bildung. Ein drastisches Drama und philosophisches Lustspiel für Jünglinge. In einem Aufzuge . Leipzig Mai 1799
• Ueble Laune. Lustspiel in 4 Acten . Leipzig 1799
• Das Epigramm. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1801
• Das neue Jahrhundert. Eine Posse in einem Akt . Leipzig 1801.
• Der Besuch, oder die Sucht zu glänzen. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1801
• Die beiden Klingsberg. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1801
• Die deutschen Kleinstädter. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1803
• Der Wirrwarr, oder der Muthwillige. Posse in vier Akten . Leipzig 1803
• Der todte Neffe. Lustspiel in einem Akt . Leipzig 1804
• Der Vater von ohngefähr. Lustspiel in einem Akt . Leipzig 1804
• Pagenstreiche. Posse in 5 Aufzügen . Leipzig 1804
• Blinde Liebe. Lustspiel in drey Akten . Leipzig 1806
• Das Geständnis, oder die Beichte. Ein Lustspiel in einem Akt . Berlin 1806
• Die Brandschatzung. Ein Lustspiel in Einem Akt . Leipzig 1806
• Die gefährliche Nachbarschaft. Ein Lustspiel in Einem Akt . Wien 1806
• Die Organe des Gehirns. Lustspiel in drey Akten . Leipzig 1806
• Der Citherschläger und das Gaugericht. Ein altdeutsches Lustspiel in zwei Acten . Leipzig 1817
• Der Deserteur. Eine Posse in einem Akt . Wien 1808
• Die Entdeckung im Posthause oder Das Posthaus zu Treuenbrietzen. Lustspiel in einem Akt . Wien 1808
• Das Intermezzo, oder der Landjunker zum erstenmale in der Residenz. Lustspiel in 5 Akten . Leipzig 1809
• Der häusliche Zwist. Lustspiel . Riga 1810
• Der verbannte Amor, oder die argwöhnischen Eheleute. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1810
• Des Esels Schatten oder der Proceß in Krähwinkel . . Riga 1810
• Die Zerstreuten. Posse in 1 Akt . Riga 1810
• Blind geladen. Lustspiel in einem Akt . Leipzig 1811
• Das zugemauerte Fenster. Lustspiel in einem Akt . Leipzig 1811
• Die Feuerprobe. Lustspiel in Einem Akt . Leipzig 1811
• Max Helfenstein. Lustspiel in 2 Akten . Leipzig 1811
• Pachter Feldkümmel von Tippelskirchen. Fastnachtsposse in 5 Akten . Leipzig 1811
• Die alten Liebschaften. Lustspiel in Einem Akt . Leipzig
• Das getheilte Herz. Lustspiel . Riga 1813
• Zwei Nichten für Eine. Lustspiel in zwei Acten . Leipzig 1814
• Der Rehbock, oder die schuldlosen Schuldbewußten. Lustspiel in 3 Acten . Leipzig 1815
• Der Shawl. Ein Lustspiel in Einem Akt . Leipzig 1815
• Die Großmama. Ein Lustspiel in einem Aufzuge . Leipzig 1815
• Der Educationsrath. Ein Lustspiel in einem Aufzuge . Leipzig 1816
• Bruder Moritz, der Sonderling, oder die Colonie für die Pelew-Inseln. Lustspiel in drey Aufzügen . Leipzig 1791
• Der gerade Weg der beste. Lustspiel in Einem Act . Leipzig 1817
• Die Bestohlenen. Ein Lustspiel in Einem Act . Leipzig 1817
• Die Quäker. Dramatische Spiele zur geselligen Unterhaltung Leipzig 1812
• Der alte Leibkutscher Peter des Dritten. Eine wahre Anekdote. Schauspiel in 1 Akte . Leipzig 1799
• Der arme Poet. Schauspiel in einem Act . Riga 1813
• Bayard, oder der Ritter ohne Furcht und ohne Tadel. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1801
• Die barmherzigen Brüder. Nach einer wahren Anekdote. Schauspiel in einem Akt . (in Knittelversen). Berlin 1803
• Die Corsen. Schauspiel in 4 Akten . Leipzig 1799
• Die deutsche Hausfrau. Ein Schauspiel in drey Akten . Leipzig 1813
• Die Erbschaft. Schauspiel in einem Akt . Wien 1808
• Falsche Scham. Schauspiel in 4 Akten . Leipzig 1798
• Graf Benjowsky oder die Verschwörung auf Kamtschatka. Ein Schauspiel in fünf Aufzügen . Leipzig 1795
• Der Graf von Burgund. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1798
• Gustav Wasa. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1801
• Der Hahnenschlag. Schauspiel in Einem Akt . Berlin 1803
• Des Hasses und der Liebe Rache. Schauspiel aus dem spanischen Kriege in fünf Acten . Leipzig 1816
• Hugo Grotius. Schauspiel in 4 Akten . Leipzig 1803
• Die Hussiten vor Naumburg im Jahr 1432. Ein vaterländisches Schauspiel mit Chören in fünf Acten . Leipzig 1803
• Johanna von Montfaucon. Romantisches Gemälde aus dem 14. Jh. in 5 Akten . Leipzig 1800
• Das Kind der Liebe, oder: der Straßenräuber aus kindlicher Liebe. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1791
• Die kleine Zigeunerin. Schauspiel in 4 Akten . Leipzig 1809
• Der Leineweber. Schauspiel in einem Aufzug. Wien 1808
• Lohn der Wahrheit. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1801
• Menschenhass und Reue. Ein Schauspiel in 5 Aufzügen . Berlin 1789
• Octavia. Trauerspiel in 5 Akten [(in fünffüßigen Jamben)]. Leipzig 1801
• Der Opfer-Tod. Schauspiel in 3 Akten . 1798
• Der Papagoy. Ein Schauspiel in drey Akten . Frankfurt und Leipzig 1792
• Die Rosen des Herrn von Malesherbes. Ein ländliches Gemälde in einem Aufzuge . Riga 1813
• Rudolph von Habsburg und König Ottokar von Böhmen. Historisches Schauspiel in 6 Acten . Leipzig 1816
• Das Schreibepult, oder die Gefahren der Jugend. Schauspiel in 4 Akten . Leipzig 1800
• Der Schutzgeist. Eine dramatische Legende in 6 Acten nebst einem Vorspiele. Leipzig 1815
• Die silberne Hochzeit. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1799
• Die Sonnenjungfrau. Ein Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1791 (zum ersten Male aufgeführt auf dem Liebhabertheater zu Reval am 19. Decbr. 1789).
• Die Spanier in Peru oder Rolla’s Tod. Romantisches Trauerspiel in fünf Akten . Leipzig 1796
• Die Stricknadeln. Schauspiel in 4 Akten . Leipzig 1805
• Ubaldo. Trauerspiel in fünf Akten . Leipzig 1808
• Die Unvermählte. Drama in vier Aufzügen . Leipzig 1808
• Die Versöhnung. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1798
• Die Verwandtschaften. Schauspiel in 5 Akten . Leipzig 1798
• Die Wittwe und das Reitpferd. Eine dramatische Kleinigkeit . Leipzig 1796
• Don Ranudo de Colibrados. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1803
• Fanchon, das Leyermädchen. Vaudeville in 3 Akten . Leipzig 1805
• Die französischen Kleinstädter. Lustspiel in 4 Akten . Leipzig 1808
• Der Mann von vierzig Jahren. Lustspiel in einem Aufzug . Leipzig 1795
• Die neue Frauenschule. Lustspiel in drey Akten . Leipzig 1811
• Der Schauspieler wider Willen. Lustspiel in einem Akt . Leipzig 1803
• Der Taubstumme, oder: der Abbé de l’ Épée. Historisches Drama in 5 Akten . Leipzig 1800
• Der Westindier. Lustspiel in 5 Acten . Leipzig 1815

Напишите отзыв о статье "Коцебу, Август фон"

Примечания

Литература

• Заиченко О. В. Август фон Коцебу: история политического убийства // Новая и новейшая история. - 2013. - № 2. - С. 177-191.
• Кирпичников А. И. Коцебу, Август Фридрих Фердинанд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Мичатек Н. Коцебу, Август-Фридрих-Фердинанд // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.

Ссылки

• в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Коцебу, Август фон

Я показала ей свою защиту и, к моему величайшему удивлению, она сделала это очень легко, даже не задумываясь. Я очень обрадовалась, так как это сильно облегчало наш «поход».
– Ну что, готовы?.. – видимо, чтобы её подбодрить, весело улыбнулась Стелла.
Мы окунулись в сверкающую мглу и, через несколько коротких секунд, уже «плыли» по серебристой дорожке Астрального уровня...
– Здесь очень красиво...– прошептала Изольда, – но я видела его в другом, не таком светлом месте...
– Это тоже здесь... Только чуточку ниже, – успокоила её я. – Вот увидите, сейчас мы его найдём.
Мы «проскользнули» чуть глубже, и я уже готова была увидеть обычную «жутко-гнетущую» нижнеастральную реальность, но, к моему удивлению, ничего похожего не произошло... Мы попали в довольно таки приятный, но, правда, очень хмурый и какой-то печальный, пейзаж. О каменистый берег тёмно-синего моря плескались тяжёлые, мутные волны... Лениво «гонясь» одна за другой, они «стукались» о берег и нехотя, медленно, возвращались обратно, таща за собой серый песок и мелкие, чёрные, блестящие камушки. Дальше виднелась величественная, огромная, тёмно-зелёная гора, вершина которой застенчиво пряталась за серыми, набухшими облаками. Небо было тяжёлым, но не пугающим, полностью укрытым серыми, облаками. По берегу местами росли скупые карликовые кустики каких-то незнакомых растений. Опять же – пейзаж был хмурым, но достаточно «нормальным», во всяком случае, напоминал один из тех, который можно было увидеть на земле в дождливый, очень пасмурный день... И того «кричащего ужаса», как остальные, виденные нами на этом «этаже» места, он нам не внушал...
На берегу этого «тяжёлого», тёмного моря, глубоко задумавшись, сидел одинокий человек. Он казался совсем ещё молодым и довольно-таки красивым, но был очень печальным, и никакого внимания на нас, подошедших, не обращал.
– Сокол мой ясный... Тристанушка... – прерывающимся голосом прошептала Изольда.
Она была бледна и застывшая, как смерть... Стелла, испугавшись, тронула её за руку, но девушка не видела и не слышала ничего вокруг, а только не отрываясь смотрела на своего ненаглядного Тристана... Казалось, она хотела впитать в себя каждую его чёрточку... каждый волосок... родной изгиб его губ... тепло его карих глаз... чтобы сохранить это в своём исстрадавшемся сердце навечно, а возможно даже и пронести в свою следующую «земную» жизнь...
– Льдинушка моя светлая... Солнце моё... Уходи, не мучай меня... – Тристан испуганно смотрел на неё, не желая поверить, что это явь, и закрываясь от болезненного «видения» руками, повторял: – Уходи, радость моя... Уходи теперь...
Не в состоянии более наблюдать эту душераздирающую сцену, мы со Стеллой решили вмешаться...
– Простите пожалуйста нас, Тристан, но это не видение, это ваша Изольда! Притом, самая настоящая...– ласково произнесла Стелла. – Поэтому лучше примите её, не раньте больше...
– Льдинушка, ты ли это?.. Сколько раз я видел тебя вот так, и сколько терял!... Ты всегда исчезала, как только я пытался заговорить с тобой, – он осторожно протянул к ней руки, будто боясь спугнуть, а она, забыв всё на свете, кинулась ему на шею и застыла, будто хотела так и остаться, слившись с ним в одно, теперь уже не расставаясь навечно...
Я наблюдала эту встречу с нарастающим беспокойством, и думала, как бы можно было помочь этим двум настрадавшимся, а теперь вот таким беспредельно счастливым людям, чтобы хоть эту, оставшуюся здесь (до их следующего воплощения) жизнь, они могли бы остаться вместе...
– Ой, ты не думай об этом сейчас! Они же только что встретились!.. – прочитала мои мысли Стелла. – А там мы обязательно придумаем что-нибудь...
Они стояли, прижавшись друг к другу, как бы боясь разъединиться... Боясь, что это чудное видение вдруг исчезнет и всё опять станет по-старому...
– Как же мне пусто без тебя, моя Льдинушка!.. Как же без тебя темно...
И только тут я заметила, что Изольда выглядела иначе!.. Видимо, то яркое «солнечное» платье предназначалось только ей одной, так же, как и усыпанное цветами поле... А сейчас она встречала своего Тристана... И надо сказать, в своём белом, вышитом красным узором платье, она выглядела потрясающе!.. И была похожа на юную невесту...
– Не вели нам с тобой хороводов, сокол мой, не говорили здравниц... Отдали меня чужому, по воде женили... Но я всегда была женой тебе. Всегда была суженой... Даже когда потеряла тебя. Теперь мы всегда будем вместе, радость моя, теперь никогда не расстанемся... – нежно шептала Изольда.
У меня предательски защипало глаза и, чтобы не показать, что плачу, я начала собирать на берегу какие-то камушки. Но Стеллу не так-то просто было провести, да и у неё самой сейчас глаза тоже были «на мокром месте»...
– Как грустно, правда? Она ведь не живёт здесь... Разве она не понимает?.. Или, думаешь, она останется с ним?.. – малышка прямо ёрзала на месте, так сильно ей хотелось тут же «всё-всё» знать.
У меня роились в голове десятки вопросов к этим двоим, безумно счастливым, не видящим ничего вокруг, людям. Но я знала наверняка, что не сумею ничего спросить, и не смогу потревожить их неожиданное и такое хрупкое счастье...
– Что же будем делать? – озабочено спросила Стелла. – Оставим её здесь?
– Это не нам решать, думаю... Это её решение и её жизнь, – и, уже обращаясь к Изольде, сказала. – Простите меня, Изольда, но мы хотели бы уже пойти. Мы можем вам ещё как-то помочь?
– Ой, девоньки мои дорогие, а я и забыла!.. Вы уж простите меня!..– хлопнула в ладошки стыдливо покрасневшая девушка. – Тристанушка, это их благодарить надо!.. Это они привели меня к тебе. Я и раньше приходила, как только нашла тебя, но ты не мог слышать меня... И тяжело это было. А с ними столько счастья пришло!
Тристан вдруг низко-низко поклонился:
– Благодарю вас, славницы... за то, что счастье моё, мою Льдинушку мне вернули. Радости вам и добра, небесные... Я ваш должник на веки вечные... Только скажите.
У него подозрительно блестели глаза, и я поняла, что ещё чуть-чуть – и он заплачет. Поэтому, чтобы не ронять (и так сильно битую когда-то!) его мужскую гордость, я повернулась к Изольде и как можно ласковее сказала:
– Я так понимаю, вы хотите остаться?
Она грустно кивнула.
– Тогда, посмотрите внимательно на вот это... Оно поможет вам здесь находиться. И облегчит надеюсь... – я показала ей свою «особую» зелёную защиту, надеясь что с ней они будут здесь более или менее в безопасности. – И ещё... Вы, наверное, поняли, что и здесь вы можете создавать свой «солнечный мир»? Думаю ему (я показала на Тристана) это очень понравится...
Изольда об этом явно даже не подумала, и теперь просто засияла настоящим счастьем, видимо предвкушая «убийственный» сюрприз...
Вокруг них всё засверкало весёлыми цветами, море заблестело радугами, а мы, поняв, что с ними точно будет всё хорошо, «заскользили» обратно, в свой любимый Ментальный этаж, чтобы обсудить свои возможные будущие путешествия...

Как и всё остальное «интересненькое», мои удивительные прогулки на разные уровни Земли, понемногу становились почти что постоянными, и сравнительно быстро угодили на мою «архивную» полочку «обычных явлений». Иногда я ходила туда одна, огорчая этим свою маленькую подружку. Но Стелла, даже она если чуточку и огорчалась, никогда ничего не показывала и, если чувствовала, что я предпочитаю остаться одна, никогда не навязывала своё присутствие. Это, конечно же, делало меня ещё более виноватой по отношению к ней, и после своих маленьких «личных» приключений я оставалась погулять с ней вместе, что, тем же самым, уже удваивало нагрузку на моё ещё к этому не совсем привыкшее физическое тело, и домой я возвращалась измученная, как до последней капли выжатый, спелый лимон... Но постепенно, по мере того, как наши «прогулки» становились всё длиннее, моё, «истерзанное» физическое тело понемногу к этому привыкало, усталость становилась всё меньше, и время, которое требовалось для восстановления моих физических сил, становилось намного короче. Эти удивительные прогулки очень быстро затмили всё остальное, и моя повседневная жизнь теперь казалась на удивление тусклой и совершенно неинтересной...
Конечно же, всё это время я жила своей нормальной жизнью нормального ребёнка: как обычно – ходила в школу, участвовала во всех там организуемых мероприятиях, ходила с ребятами в кино, в общем – старалась выглядеть как можно более нормальной, чтобы привлекать к своим «необычным» способностям как можно меньше ненужного внимания.
Некоторые занятия в школе я по-настоящему любила, некоторые – не очень, но пока что все предметы давались мне всё ещё достаточно легко и больших усилий для домашних заданий не требовали.
Ещё я очень любила астрономию... которая, к сожалению, у нас пока ещё не преподавалась. Дома у нас имелись всевозможные изумительно иллюстрированные книги по астрономии, которую мой папа тоже обожал, и я могла целыми часами читать о далёких звёздах, загадочных туманностях, незнакомых планетах... Мечтая когда-нибудь хотя бы на один коротенький миг, увидеть все эти удивительные чудеса, как говорится, живьём... Наверное, я тогда уже «нутром» чувствовала, что этот мир намного для меня ближе, чем любая, пусть даже самая красивая, страна на нашей Земле... Но все мои «звёздные» приключения тогда ещё были очень далёкими (я о них пока ещё даже не предполагала!) и поэтому, на данном этапе меня полностью удовлетворяли «гуляния» по разным «этажам» нашей родной планеты, с моей подружкой Стеллой или в одиночку.
Бабушка, к моему большому удовлетворению, меня в этом полностью поддерживала, таким образом, уходя «гулять», мне не нужно было скрываться, что делало мои путешествия ещё более приятными. Дело в том, что, для того, чтобы «гулять» по тем же самым «этажам», моя сущность должна была выйти из тела, и если кто-то в этот момент заходил в комнату, то находил там презабавнейшую картинку... Я сидела с открытыми глазами, вроде бы в полностью нормальном состоянии, но не реагировала ни на какое ко мне обращение, не отвечала на вопросы и выглядела совершенно и полностью «замороженной». Поэтому бабушкина помощь в такие минуты была просто незаменимой. Помню однажды в моём «гуляющем» состоянии меня нашёл мой тогдашний друг, сосед Ромас... Когда я очнулась, то увидела перед собой совершенно ошалевшее от страха лицо и круглые, как две огромные голубые тарелки, глаза... Ромас меня яростно тряс за плечи и звал по имени, пока я не открыла глаза...
– Ты что – умерла что ли?!.. Или это опять какой-то твой новый «эксперимент»? – чуть ли не стуча с перепугу зубами, тихо прошипел мой друг.
Хотя, за все эти годы нашего общения, уж его-то точно трудно было чем-то удивить, но, видимо, открывшаяся ему в этот момент картинка «переплюнула» самые впечатляющие мои ранние «эксперименты»... Именно Ромас и рассказал мне после, как пугающе со стороны выглядело такое моё «присутствие»...
Я, как могла, постаралась его успокоить и кое-как объяснить, что же такое «страшное» со мной здесь происходило. Но как бы я его бедного не успокаивала, я была почти стопроцентно уверенна, что впечатление от увиденного останется в его мозгу ещё очень и очень надолго...
Поэтому, после этого смешного (для меня) «инцидента», я уже всегда старалась, чтобы, по возможности, никто не заставал меня врасплох, и никого не пришлось бы так бессовестно ошарашивать или пугать... Вот потому-то бабушкина помощь так сильно мне и была необходима. Она всегда знала, когда я в очередной раз шла «погулять» и следила, чтобы никто в это время, по возможности, меня не беспокоил. Была и ещё одна причина, по которой я не очень любила, когда меня насильно «вытаскивали» из моих «походов» обратно – во всём моём физическом теле в момент такого «быстрого возвращения» чувствовалось ощущение очень сильного внутреннего удара и это воспринималось весьма и весьма болезненно. Поэтому, такое резкое возвращение сущности обратно в физическое тело было очень для меня неприятно и совершенно нежелательно.
Так, в очередной раз гуляя со Стеллой по «этажам», и не находя чем заняться, «не подвергая при этом себя большой опасности», мы наконец-то решили «поглубже» и «посерьёзнее» исследовать, ставший для неё уже почти что родным, Ментальный «этаж»...
Её собственный красочный мир в очередной раз исчез, и мы как бы «повисли» в сверкающем, припорошенном звёздными бликами воздухе, который, в отличие от обычного «земного», был здесь насыщенно «плотным» и постоянно меняющимся, как если бы был наполнен миллионами малюсеньких снежинок, которые искрились и сверкали в морозный солнечный день на Земле... Мы дружно шагнули в эту серебристо-голубую мерцающую «пустоту», и тут же уже привычно под нашими стопами появилась «тропинка»... Вернее, не просто тропинка, а очень яркая и весёлая, всё время меняющаяся дорожка, которая была создана из мерцающих пушистых серебристых «облачков»... Она сама по себе появлялась и исчезала, как бы дружески приглашая по ней пройтись. Я шагнула на сверкающее «облачко» и сделала несколько осторожных шагов... Не чувствовалось ни движения, ни малейшего для него усилия, только лишь ощущение очень лёгкого скольжения в какой-то спокойной, обволакивающей, блистающей серебром пустоте... Следы тут же таяли, рассыпаясь тысячами разноцветных сверкающих пылинок... и появлялись новые по мере того, как я ступала по этой удивительной и полностью меня очаровавшей «местной земле»....
Вдруг, во всей этой глубокой, переливающейся серебристыми искрами тишине появилась странная прозрачная ладья, а в ней стояла очень красивая молодая женщина. Её длинные золотистые волосы то мягко развевались, как будто тронутые дуновением ветерка, то опять застывали, загадочно сверкая тяжёлыми золотыми бликами. Женщина явно направлялась прямо к нам, всё так же легко скользя в своей сказочной ладье по каким-то невидимым нами «волнам», оставляя за собой длиннющие, вспыхивающие серебряными искрами развевающиеся хвосты... Её белое лёгкое платье, похожее на мерцающую тунику, также – то развевалось, то плавно опускалось, спадая мягкими складками вниз, и делая незнакомку похожей на дивную греческую богиню.
– Она всё время здесь плавает, ищет кого-то – прошептала Стелла.
– Ты её знаешь? Кого она ищет? – не поняла я.
– Я не знаю, но я её видела много раз.
– Ну, так давай спросим? – уже освоившись на «этажах», храбро предложила я.
Женщина «подплыла» ближе, от неё веяло грустью, величием и теплом.
– Я Атенайс, – очень мягко, мысленно произнесла она. – Кто вы, дивные создания?
«Дивные создания» чуточку растерялись, точно не зная, что на такое приветствие ответить...
– Мы просто гуляем, – улыбаясь сказала Стелла. – Мы не будем вам мешать.
– А кого вы ищете? – спросила Атенайс.
– Никого, – удивилась малышка. – А почему вы думаете, что мы должны кого-то искать?
– А как же иначе? Вы сейчас там, где все ищут себя. Я тоже искала... – она печально улыбнулась. – Но это было так давно!..
– А как давно? – не выдержала я.
– О, очень давно!... Здесь ведь нет времени, как же мне знать? Всё, что я помню – это было давно.
Атенайс была очень красивой и какой-то необычайно грустной... Она чем-то напоминала гордого белого лебедя, когда тот, падая с высоты, отдавая душу, пел свою последнюю песню – была такой же величественной и трагичной...
Когда она смотрела на нас своими искристыми зелёными глазами, казалось – она старее, чем сама вечность. В них было столько мудрости, и столько невысказанной печали, что у меня по телу побежали мурашки...
– Можем ли мы вам чем-то помочь? – чуточку стесняясь спрашивать у неё подобные вопросы, спросила я.
– Нет, милое дитя, это моя работа... Мой обет... Но я верю, что когда-нибудь она закончится... и я смогу уйти. А теперь, скажите мне, радостные, куда вы хотели бы пойти?
Я пожала плечами:
– Мы не выбирали, мы просто гуляли. Но мы будем счастливы, если вы хотите нам что-нибудь предложить.
Атенайс кивнула:
– Я охраняю это междумирье, я могу пропустить вас туда, – и, ласково посмотрев на Стеллу, добавила. – А тебе, дитя, я помогу найти себя...
Женщина мягко улыбнулась, и взмахнула рукой. Её странное платье колыхнулось, и рука стала похожа на бело-серебристое, мягкое пушистое крыло... от которого протянулась, рассыпаясь золотыми бликами, уже другая, слепящая золотом и почти что плотная, светлая солнечная дорога, которая вела прямо в «пламенеющую» вдали, открытую золотую дверь...
– Ну, что – пойдём? – уже заранее зная ответ, спросила я Стеллу.
– Ой, смотри, а там кто-то есть... – показала пальчиком внутрь той же самой двери, малышка.
Мы легко скользнули внутрь и... как будто в зеркале, увидели вторую Стеллу!.. Да, да, именно Стеллу!.. Точно такую же, как та, которая, совершенно растерянная, стояла в тот момент рядом со мной...
– Но это же я?!.. – глядя на «другую себя» во все глаза, прошептала потрясённая малышка. – Ведь это правда я... Как же так?..
Я пока что никак не могла ответить на её, такой вроде бы простой вопрос, так как сама стояла совершенно опешив, не находя никакого объяснения этому «абсурдному» явлению...
Стелла тихонько протянула ручку к своему близнецу и коснулась протянутых к ней таких же маленьких пальчиков. Я хотела крикнуть, что это может быть опасно, но, увидев её довольную улыбку – промолчала, решив посмотреть, что же будет дальше, но в то же время была настороже, на тот случай, если вдруг что-то пойдёт не так.
– Так это же я... – в восторге прошептала малышка. – Ой, как чудесно! Это же, правда я...
Её тоненькие пальчики начали ярко светиться, и «вторая» Стелла стала медленно таять, плавно перетекая через те же самые пальчики в «настоящую», стоявшую около меня, Стеллу. Её тело стало уплотняться, но не так, как уплотнялось бы физическое, а как будто стало намного плотнее светиться, наполняясь каким-то неземным сиянием.
Вдруг я почувствовала за спиной чьё-то присутствие – это опять была наша знакомая, Атенайс.
– Прости меня, светлое дитя, но ты ещё очень нескоро придёшь за своим «отпечатком»... Тебе ещё очень долго ждать, – она внимательнее посмотрела мне в глаза. – А может, и не придёшь вовсе...

О.В. ЗАИЧЕНКО

АВГУСТ ФОН КОЦЕБУ:

ИСТОРИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО УБИЙСТВА

23 марта 1819 г. в 10 часов утра в Мангейм из Дармштадта с почтовой каретой прибыл молодой человек, который, как и многие его сверстники, был одет в старонемецкую одежду: черный костюм с красным жилетом и открытым воротником. В его скромном багаже находились Евангелие от Иоанна, томик стихов Т. Кёрнера "Лира и меч", а также два кинжала. Приезжий остановился в гостинице "У виноградника" под именем господина Генрихса из курляндского города Митавы и тотчас же отправился на поиски квартиры статского советника Коцебу. Открывшему ему дверь слуге молодой человек объяснил, что прибыл из русской Курляндии и хотел бы передать господину статскому советнику письмо от его матери. Слуга попросил его зайти позже, и молодой человек возвратился в гостиницу, где он с большим аппетитом съел обильный обед за оживленной беседой с остальными постояльцами. Около пяти часов вечера юноша снова появился перед дверью Коцебу и был немедленно впущен. В боковой комнате он прождал несколько минут; наконец, вошел статский советник, приблизился к посетителю и спросил: "Вы прибыли из Митавы?". После нескольких любезных слов юноша вытащил спрятанный в левом рукаве сюртука кинжал и со словами: "Ты - предатель отечества!" три раза ударил хозяина в грудь, нанеся ему смертельные ранения в легкое, сердце и легочную артерию. Коцебу умер почти мгновенно. Убийца хотел немедленно скрыться, но в этот момент в дверном проеме неожиданно появился четырехлетний Александр - сын хозяина дома. Юноша попытался покончить с собой с помощью второго маленького кинжала, но не смог попасть в сердце. В состоянии аффекта он выбежал из дома, упал на колени перед случайным прохожим и со словами: "Я благодарю Тебя, Господи, за эту победу!" снова ударил себя в грудь кинжалом и потерял сознание. Доставленный в близлежащий госпиталь, молодой человек вскоре пришел в себя. Его крепкая конституция позволила ему выжить после тяжелых ран, хотя с тех пор он страдал от невыносимых болей и был частично парализован. Вскоре убийца предстал перед следователем, держась на допросах спокойно и дружелюбно.

Детально восстановленная картина преступления, зачастую украшенная несущественными, но яркими подробностями, больше года не сходила со страниц немецких и европейских изданий, а впоследствии стала кульминационной сценой для многих художественных произведений1.

Убийцей оказался 24-летний студент теологии из Йены Карл Людвиг Занд, который начал готовить свое покушение еще весной 1818 г. Его жертвой стал известный немецкий писатель, драматург, статский советник, дослужившийся до высокого чина

Заиченко Ольга Викторовна - кандидат исторических наук, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

1 Dumas A. Karl Sand. Historische Skizze. - Sämmtliche Schriften. Leipzig, 1847; Schreckenbach P. Eiserne Jugend. Ein Burschenschaftsroman aus Jena. Leipzig, 1921; Handel-Mazzetti E. Das Rosenwunder. Sand-Trilogie. München, 1924-1926; SchoenfeldH. Karl Ludwig Sand. Berlin, 1926; Ring M. Sand und seine Freunde. Roman aus der Zeit der alten Burschenschaft. Berlin, 1973; Röhrig T. Sand oder der Freiheit eine Gasse. Bergisch Glachbach, 1993.

за долгие годы безупречной службы на благо Российской империи, Август фон Коцебу (1761-1819).

Коцебу был самым успешным немецкоязычным публицистом своего времени, издателем литературно-политических журналов, таких, как "Простодушный или серьезность и шутка", выходивший в 1803-1807 гг. в Берлине и посвященный литературной полемике с И.В. Гёте и немецкими романтиками, или журнал "Пчела", печатавшийся в Кёнигсберге и направленный против Наполеона.

Когда Пруссия оказалась в руках французов, Коцебу бежал в Лифляндию. В 1813 г., находясь на русской службе при армии генерала П.Х. Витгенштейна, Коцебу издавал "Русско-немецкий народный листок", целью которого было распространение на германских территориях достоверной информации о ходе военных действий. 28 марта 1813 г. "в награду оказанного усердия к пользам Отечества, в поощрение на будущее время и в воздаяние за службу детей" он получил чин статского советника. С 1813 по 1816 г. он был назначен генеральным консулом России в Кёнигсберге. С 1817 г. Коцебу являлся литературным корреспондентом российского министерства по делам культуры и религии. Однако современники знали его не как чиновника высокого ранга, а как автора более чем 200 пьес, благодаря которым он был самым востребованным драматургом, царствовавшим на европейской театральной сцене эпохи Гёте. В литературных кругах художественные достоинства его пьес оценивались или очень высоко, или предельно низко. Философ и литератор Ф. Шлегель называл Коцебу "позором немецкой сцены". Великий Гёте считал творчество Коцебу "гнусным вздором", признавая за Коцебу наличие "превосходного, но неглубокого таланта", а поэт и драматург З. Вернер упрекал его в "бесстыдстве, равным которому может быть только французская безнравственность"2. За негативными отзывами многие современники видели, прежде всего, проявление затаенной зависти. Гёте, несмотря на свое демонстративное пренебрежение, поставил на сцене Веймарского театра 87 пьес Коцебу.

Противоречивой была и личная репутация Коцебу. Многие видели в нем бесстрашного полемиста, бескомпромиссного борца с французской оккупацией. Одна из гамбургских газет в 1818 г. писала: "1806 год изгнал Коцебу из Пруссии. Он бежал в Россию, где он с тех пор не прекращал бороться с французами и их императором всеми средствами, доступными для остроумного писателя. Немецкая публика тем жаднее расхватывала его листки, чем меньше могла услышать в Германии под гнетом французской полиции свободное или смелое слово"3.

Однако один из авторов многочисленных сочинений, посвященных Коцебу, появившихся в 1819 г. после его убийства, дал ему иную характеристику: "Если где-нибудь назовут Коцебу немецким Вольтером, то это имя он заслужил, прежде всего, из-за своего тщеславия, жажды славы, любви к деньгам, в жертву которым он в своих пьесах и других сочинениях приносил религию, нравственность, честь и доброе имя других людей, а не благодаря легкости и умению, с которыми он обращался с самыми разнообразными материалами во всяческих формах, не благодаря своим искрометным, часто очень злобным шуткам, своей творческой изобретательности и проницательности, короче не благодаря разнообразию его талантов при некоторой банальности и поверхностности суждений"4.

Бессмысленное и жестокое убийство столь яркого и известного человека ужаснуло Германию. Напуганные обыватели, лояльные верховной власти, всюду видели заговоры, ведущие страну к краху. Очаги безнравственности и волнений они заметили в университетах. Каждого студента в старонемецком платье они принимали за убийцу, под

2 Schulz G. Die deutsche Literatur zwischen Französischer Revolution und Restauration. T. 2: 1806-1830. München, 1989, S. 120.

3 Die Staats- und gelehrte Zeitung des Hamburger unparteiischen Korrespondenten, 1818, № 15, S. 320.

4 Hundt-Radowsky H. Kotzebues Ermordung, in Hinsicht ihrer Ursachen und ihrer wahrscheinlichen literarischen Folgen für Deutschland. Berlin, 1819, S. 1.

черным сюртуком которого им мерещился "блеск смертоносной стали мятежа". Страх перед заговорщиками дал правительствам ряда германских государств повод выступить против свободы печати и самоуправления университетов. Народ на рыночных площадях с удовольствием слушал романтические баллады о подвиге благородного юноши Занда, которые распевали бродячие музыканты. Было немало и тех, кто осуждал убийство Коцебу, но, тем не менее, пытался объяснить его благородными мотивами, которые якобы двигали Зандом. Профессора на университетских кафедрах спорили по поводу нравственного оправдания убийств тиранов и приводили героические примеры из античной истории. Массовые издания сообщали все новые подробности преступления и давали свои интерпретации.

Общественная дискуссия вокруг убийства Коцебу пролила яркий свет на состояние умов складывающейся немецкой нации. В этом вопросе существенную роль играло отношение к России, подданным которой был убитый немецкий писатель. Коцебу, немцу, рожденному в Веймаре, удалось послужить трем русским монархам: Екатерине II, Павлу I и Александру I, о которых он всегда отзывался в своих сочинениях с большим почтением. Немец Коцебу всю жизнь служил России - иностранной державе, с которой у германских государств складывались разные, не всегда дружественные, отношения. Это обстоятельство позволяло многим немцам, даже тем, кто осуждал насилие, полагать, что Коцебу заслужил свою участь, предав немецкое отечество. Иллюстрирует эту позицию дневниковая запись эрцгерцога И.Б. фон Габсбурга: "Убийство Коцебу наделало много шума. Жаль этого талантливого человека - он безвременно погиб, так как он, будучи вначале врагом Наполеона, после падения тирана в качестве эмиссара России в Германии предоставил свое перо для продвижения идей этой державы. Он - немецкий Вольтер, который без всякого воодушевления подвергал все осмеянию, что абсолютно противоречит немецкому сознанию. За это его ничуть не жаль"5.

Что подвигло Занда на это преступление? Почему его жертвой стал именно Коцебу? Какова "российская составляющая" среди причин, приведших к убийству?

Занд в юридическом смысле был преступником-одиночкой. Однако были правы публицисты и политики, которые видели идейные истоки этого бессмысленного убийства в движении студенческих корпораций. Обширный материал для анализа нам дают дневники и письма Занда, письма и публикации Коцебу в его "Литературном еженедельнике", материалы уголовного расследования, опубликованные в течение года после преступления, воспоминания очевидцев и современников, а также жизнеописания Занда и Коцебу, вышедшие в 1819-1820 гг.6

Прежде российские исследователи почти не обращались к этому пласту источников, дающих возможность пролить свет на развитие антирусских настроений в Германии после окончания освободительных войн, сформировавших позитивный образ русских как "братьев по оружию". Россия принесла немцам освобождение от францу

РОЖКОВА Е.Ю. - 2009 г.

ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА В ВОСПРИЯТИИ РУССКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ XIX - НАЧАЛА XX В

БУЙНОВА КРИСТИНА РОМАНОВНА - 2015 г.

Геннадий Литвинцев

Ничем не восторгаются так сильно, как словами, не имеющими ясного смысла.

Август Коцебу

Каждый человек может убить другого, а потому все люди равны.

Карл Занд

В любом сборнике Пушкина, хотя бы и школьном, встретишь стихотворение «Кинжал» (1821 г.). Если попытаться прочесть его глазами современного человека, не особенно отягощенного литературно-историческими ассоциациями, останется впечатление архаичной и многословной патетики, не особенно внятной по смыслу. Превозносится кинжал, колющее оружие, достающее обидчиков всюду, хотя бы и «на ложе сна, в семье родной». В густой замеси античной мифологии возникают имена Брута, неизвестной «девы Эвмениды», за ней – некоего Занда . Последнему посвящены целых две строфы, причём наиболее пафосные. Автор славит Занда как «юного праведника», «избранника», т. е. почти как мессию. Но кто же этот носитель «добродетели святой», вдохновивший юного тогда, но уже прославленного поэта на столь громкие дифирамбы? Чем он заслужил их? Откроем комментарии в пушкинском томе: «Карл Занд , немецкий студент, в 1819 году заколол кинжалом реакционного писателя Августа Коцебу . Повсюду в Европе убийство было воспринято как подвиг борьбы за свободу, как патриотически-революционный акт. Впоследствии Занду в Германии был поставлен памятник».

За преступление – памятник?! За убийство – нет, не тирана, не чужеземного поработителя родины, даже не сановного политика, а «всего лишь» сочинителя – венчающий лаврами бессмертия гимн?! Может быть, объяснение столь поразительному отношению современников (да и потомков) к убийству Коцебу в слове «реакционный»? Может, таких «реакционных»- то тогда и положено было резать, как собак? Нет, по приговору городского суда убийце отсекли голову. Тем не менее осталась за ним и держится вот уже почти два столетия слава прогрессивного патриота, беззаветного борца за свободу. Что ни говори, а для непредубежденного восприятия здесь какая-то загадка, тайна. Главное, вся эта история в наше время взвинчивания политического террора приобретает неожиданную остроту, а потому нуждается, на мой взгляд, в новом прочтении.

НЕМЕЦКИЙ ПИСАТЕЛЬ С РУССКОЙ БИОГРАФИЕЙ

23 марта 1819 года в немецком городке Мангейме произошло событие, которому суждено было стать приметной вехой истории Европы, одним из символов наступившего нового времени. В тот день студент Карл Людвиг Занд , войдя в дом к писателю Августу Фридриху-Фердинанду фон Коцебу , с криком: «Изменник отечества!» нанес ему три удара кинжалом в грудь. Вбежали напуганные дети. Потерявший от их плача самообладание Занд тут же, не сходя с места, вонзил кинжал в самого себя. На улице он нанес себе и второй удар. Раны оказались не смертельными. Убийцу схватили и отправили сначала в госпиталь, затем в смирительный дом.

Весть о злодеянии облетела всю Европу, громким эхом отозвалась и в России. И не удивительно: жертвой стал 57-летний издатель «Литературного еженедельника» («Das Literarische Wochenblatt »), популярнейший в Европе романист и драматург, создавший свыше двухсот пьес и почти столько же прозаических произведений, – романов, рассказов, исторических исследований и мемуаров.В мирной, даже несколько сонной тогда Германии, «под небом Шиллера и Гете», было совершено политическое убийство, положившее начало серии подобных преступлений во многих странах.

Август Коцебу был признанным главой целого литературного направления, сформировавшегося в конце XVIII века и получившего название сентиментализма. Отличительной чертой его был культ чувства и глубокий интерес к частной жизни человека. Драматургия Коцебу , пришедшая на смену классицизму, ориентировавшемуся на античность, героику и возвышенную трагедийность, отвечала интересам и вкусам представителей «среднего класса», предпочитавших более современные темы и средства их изображения. И в Европе, и в России это явление выходило за рамки литературной тенденции: возвышенно-грустное, «плачущее» настроение публики являлось отчасти защитной реакцией на грозные вихри французской революции и долгих наполеоновских войн. «Трогательные» сентиментальные пьесы, как правило, с благополучным концом, компенсировали средствами искусства боль утрат и пережитые разочарования, утешали и пробуждали новые надежды. Выводя на сцену героев, чьи естественные чувства любви и свободы побеждали предрассудки и деспотизм, Коцебу тем самым популяризировал идеи просвещения, выступал за равноправие всех людей.

На протяжении более чем сорока лет (1790-1830) драматургия Коцебу не сходила со сцены, его проза, поэзия и мемуары издавались огромными тиражами почти на всех европейских языках. «Кто двадцать лет владел общим вниманием публики германской, французской, английской, русской, тот не может не иметь каких-нибудь достоинств, и, по крайней мере, он угадал тайну увлекать свой век», – утверждал Н. А. Полевой. «Теперь в страшной моде Коцебу , – писал Н. М. Карамзин. – Наши книготорговцы требуют от переводчиков и самих авторов Коцебу , одного Коцебу ! Роман, сказка, хорошее или дурное – всё одно, если на титуле имя славного Коцебу ».

Особенная популярность этих сочинений у русских читателей и зрителей отчасти объясняется тем, что их автор был «не чужим» для нашей страны человеком. В 1781 году двад-цатилетний адвокат, выпускник Йенского университета, попадает в Россию и по представлению прусского посланника становится домашним секрета-рем начальника артиллерийского корпуса инженер-генерала Ф. А. Бауера . В Петербурге Коцебу прожил три го-да, женился вторым браком на обрусевшей писательнице Христине Крузенштерн, сестре знаменитого российского мореплавателя И. Ф. Крузенштерна (а всего у Коцебу от трёх браков было шестнадцать детей, из них двенадцать сыновей). Спустя два года он назначается асессором апелляционного су-да в Ревеле , а затем прези-дентом тамошнего магистра-та. В 1795 году, уже известным писателем, Коцебу выходит в отставку и вскоре покидает Россию ради Вены, где становится режиссером придворного «Бургтеатра », позднее – Веймарского театра.

Превосходно знавший русский язык, Коцебу многое сделал для знакомства немецких читателей с русской литературой, политикой и хозяйством России. Дважды издавал он свои переводы стихов и од Гавриила Державина. В 1801 г. появилось в переводе Коцебу «Слово о полке Игореве». Внимание немецких промышленников и купцов привлек изданный им же «Краткий обзор мануфактур и фабрик России». За деятельность по укреплению немецко-русских культурных связей в октябре 1815 г. Коцебу был избран иностранным членом Петербургской Академии наук. Конец формы

В 1800 году Коцебу надумал вновь посетить Петербург, где в Сухопутном шляхетном корпусе воспитывались его сыновья. В путь отправился со всеми домо-чадцами – женой, тремя ма-лыми детьми, семидесятилетней нянькой, горничной и двумя слугами. Однако на российской границе Коцебу неожиданно арестовывают, разлучают с семейством и без всяких объяснений отправляют в Сибирь как «сек-ретного государственного преступника». На то была воля самого Павла I – императору доложили, что драматург сочинил пьесу под названием «Старый лейб-кучер Петра III». Привыкший к постоянным поношениям своего отца и его недолгого царствования в европейской печати, Павел заподозрил в пьесе очередной пасквиль – и решил проучить автора. Ссылка, к счастью, оказалась недолгой: спустя два месяца в Курган, ставший конечной точкой подневольного путешествия, пришло высочайшее повеление освободить «нещастного » и немедля доставить его в столицу империи. За это время «подозрительная» пьеса была переведена с немецкого и прочитана самим Павлом. Оказалось, что героем в ней старый кучер и слуга Петра III, который спустя тридцать лет после его смерти живёт в нищете, скудности и забвении, но трогательно сохраняет любовь к покойному императору. А взошедший на престол Павел находит старого слугу и награждает его за службу и верность. Пьеса столь понравилась Павлу, что он повелел не только срочно вернуть писателя в Петербург, но и назначить его директором придворного немецкого теат-ра с чином надворного совет-ника и с жалованьем 2200 рублей.

При Александре I Август Коцебу вышел в отставку и снова вернулся в Германию, однако продолжал активно служить русской политике своим пером, за что получил чин статского советника и звание русского генерального консула в Кенигсберге. За годовое содержание от царского правительства в 4500 талеров писатель должен был писать обзоры внешней и внутренней политики немецких государств. Коцебу много ездил по стране и видел нарождающуюся в ней революционную ситуацию. После освобождения от наполеоновского господства Германия была охвачена либерально-патриотическим движением. Центрами недовольства стали университеты, радикально настроенные студенты организовали студенческие союзы – Burschenschaft . В своих отчетах и публицистических сочинениях Коцебу нелицеприятно отзывался о «людях либерального направления», критиковал проникшие в германское общество демократические идеи, отстаивал монархический принцип правления и консервативные духовные устои.

«С УЖАСОМ ОЩУЩАЮ В СЕБЕ МЕФИСТОФЕЛЯ»

А кто же убийца? Карл Людвиг Занд , студент богословия протестантского Эрлангенского университета, один из вожаков "Германского студенческого союза" ("Буршеншафт ") и тайного общества "Тевтония ", выделялся грубоватым нравом, по любому пустяку дрался и вызывал на дуэли. Презирал и ненавидел всё "иностранное". Отдадим должное: 19-летним юношей Занд мужественно встал в ряды борцов со сбежавшим с Эльбы и повторно пришедшим на немецкую землю Наполеоном, был участником битвы при Ватерлоо и победного похода союзников на Париж. «Все эти молодые люди, воодушевленные своими монархами, поднялись во имя свободы, но вскоре поняли, что оказались всего лишь орудием европейского деспотизма, который воспользовался ими, чтобы укрепиться... По возвращении он, как и остальные, был обманут в своих лучезарных надеждах», – характеризует настроения Занда Александр Дюма, посвятивший ему одну из глав своей «Истории знаменитых преступлений». «В убежденности доходивший до ослепления, а в энтузиазме до фанатизма», Занд стал одним из организаторов сожжения студентами-буршами и их либеральными профессорами «реакционных» книг в замке Вартбург . В числе первых в костер полетела «История немецкой империи от истока до заката» («Geschichte des Deutschen Reiches von dessen Ursprunge bis zu dessen Untergange », Leipzig , 1814) Августа Коцебу . Ненависть националистов вызывало само допущение конца немецкой империи. От сожжения книги до приговора автору оставался один шаг.

«Каждый человек может убить другого, потому все люди равны», – славный этот афоризм принадлежит четырнадцатилетнему гимназисту. Сбежав из гимназии, Карл Занд записал в дневнике: «Я не могу жить в одном городе с Наполеоном и не попытаться убить его, но чувствую, что рука еще недостаточно тверда для этого». Юношу с ранних лет не оставляет маниакальное желание прославиться каким-либо способом, стать героем и примером для немецкого юношества, даже «Христом для Германии». Он пишет: «Всякий раз удивляюсь, почему среди нас не нашелся хотя бы один мужественный человек и не перерезал глотку Коцебу или любому другому предателю». Занд изо дня в день пытает себя: «Кто же, если не я? А смогу ли я? Хватит ли сил и решимости?»

При чтении Зандовых записей невольно вспоминаются лихорадочно-возбужденные восклицания другого студента, из другой страны, другого времени, но мучившегося тем же «проклятым» вопросом: «Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу!.. Тварь ли я дрожащая или право имею...» И цели у двух студентов схожие: «Свобода и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником!.. Вот цель!» При этом ориентир для Раскольникова – Наполеон, признанно «необыкновенный человек». Занд же вблизи видел этого «властителя дум», горячо ненавидел его как осквернителя отчизны и страстно желал убить. Но и его, как Раскольникова, чаровало всесилие власти, не признающей над собой «обычной» морали, человеческого суда. Они искали ответ на «проклятый вопрос»: почему «необыкновенным» всё разрешается, почему люди им «ставят кумиры»?

После прочтения «Фауста» Гете Занд записывает в дневнике: «О, жестокая борьба человека и дьявола! Только сейчас я ощущаю, что Мефистофель живет и во мне, и ощущаю это с ужасом, Господи! К одиннадцати вечера я закончил чтение этой трагедии и увидел, почувствовал дьявола в себе, так что когда пробило полночь, я, плача, исполнясь отчаяния, сам себя испугался».

Исследователи полагают, что окончательное решение убить известного писателя и общественного деятеля созрело у Занда после того, как по оплошности дипломатов публике стала известна служебная «Записка о нынешнем положении Германии», составленная чиновником российского министерства иностранных дел А. С. Стурдзой для участников Аахенской конференции держав Европейской директории (четверного союза России, Австрии, Англии и Пруссии). Не предназначавшаяся для печати записка содержала резкую, хотя и не вполне обоснованную критику в адрес германских университетов как рассадников свободомыслия, из-за чего вызвала взрыв возмущения радикально настроенной немецкой молодежи. После того, как документ попал в газеты, за Стурдзой в Германии развернулась настоящая охота: группы молодых людей обходили квартал за кварталом, разыскивая предполагаемого автора. Предусмотрительные домохозяева даже вывешивали объявления: «Стурдза здесь не проживает». Возмущённый травлей дипломата, Август Коцебу публично выступил в его защиту. И тогда в некоторых горячих головах возникло подозрение, что автором анонимной записки был сам Коцебу и что это по его вине Аахенская конференция приняла неблагоприятные для Германии решения.

Суд Мангейма приговорил Занда к смертной казни через обезглавливание. Приговор был утвержден великим герцогом Баденским и 20 мая 1820 года приведён в исполнение. Немецкие студенты называли смерть Занда «вознесением». Казненный стал героем, о нем издавались воспоминания, его подвиг прославлялся в поэтических произведениях, всюду распространялись его портреты.

Спустя восемнадцать лет, в сентябре 1838 года в Мангейме побывал Александр Дюма, чтобы собрать сведения о произошедшей здесь драме. В «Истории знаменитых преступлений» Дюма описал по воспоминаниям очевидцев казнь Занда : «Цепь солдат была прорвана, мужчины и женщины бросились к эшафоту и вытерли всю кровь до последней капли своими носовыми платками; скамью, на которой сидел Занд , разломали в щепки и разделили их между собой; те же, кому их не досталось, отрезали кусочки окровавленных досок эшафота. Тело и голову казненного положили в задрапированный черным гроб и под сильным военным эскортом доставили в тюрьму. В полночь труп Занда тайно, без факелов и без свечей, перевезли на протестантское кладбище, где за год и два месяца до этого был погребен Коцебу . Тихо вырыли могилу, опустили в нее гроб, и все присутствовавшие при погребении поклялись на Евангелии не открывать места, где похоронен Занд , пока их не освободят от этой клятвы. На могилу уложили предусмотрительно снятый дерн, чтобы не было видно свежей земли, после чего ночные могильщики разошлись, оставив у входа караул. И вот так на расстоянии шагов двадцати друг от друга покоятся Занд и Коцебу . Коцебу – напротив ворот, на самом видном месте кладбища под надгробием, на котором выбита следующая надпись:

Мир безжалостно преследовал его,
клевета избрала его мишенью,
счастье он обретал лишь в объятиях жены,
а покой обрел лишь в смерти.
Зависть устилала путь его шипами,
Любовь – расцветшими розами.
Да простит его небо,
как он простил землю.

Могилу Занда надо искать напротив, в дальнем углу кладбища. Над ней никакой надписи и растет только дикая слива, с которой каждый посетитель срывает на память несколько листков. А луг, где был казнен Занд , еще и сейчас в народе называется Sands Himmelfartswiese , что переводится как «луг, где Занд вознесся на небо»… Многие из тех, кто омочил свой платок в крови, стекавшей с эшафота, занимают теперь государственные должности, находятся на жаловании у правительства, и нынче только иностранцы время от времени просят разрешить им увидеть могилу».

Спустя ещё тридцать лет отношение властей к памяти Занда резко изменилось. В 1869 году, накануне Франко-прусской войны и создания Германской империи, в Мангейме на месте казни был сооружен памятник Занду . Убийца Коцебу взошёл в официальный патриотический пантеон.

ОТ ЗАНДА ДО БРЕЙВИКА

Где ни встретишь у нас имя Августа Коцебу – в энциклопедиях ли, литературных ли справочниках и исследованиях, как советских, так и новейших – всюду он значится «крайним реакционером», агентом «Священного союза», а то и просто шпионом русского царя. То же самое утверждали в XIX веке, в период борьбы за объединение Германии, да и позднее, большинство немецких историков. Лишь сравнительно недавно немецкими же исследователями было доказано, что ни шпионом, ни тайным агентом Коцебу никогда не был.

В современных понятиях, пожалуй, допустимо назвать его агентом влияния, поскольку своей публицистикой он действительно внушал «чувства добрые» к России, обличал её противников, доказывал, что германским государствам жизненно необходим союз с государством, положившим конец многолетнему наполеоновскому нашествию на немецкие земли и способствовавшему установлению мира в Европе. Коцебу знакомил своих соотечественников с Россией, публикуя в своём еженедельнике наиболее яркие отрывки из “Истории” Н. М. Карамзина, сочинений современных ему русских писателей. Коцебу , несомненно, был патриотом своей страны, только её благо и путь к нему понимал иначе, чем Занд и его друзья из "Буршеншафта ". Выступления Коцебу против радикально настроенных студенческих союзов, возможно, и были службой писателя, но они отражали и его внутренние убеждения, искреннее беспокойство о судьбе расколотой Германии, о безопасности и путях развития всей послебонапартовской Европы. Он стремился соединить путь к свободе с соблюдением законности и порядка. Фактически писатель поплатился за свои взгляды, которые имел смелость открыто выражать и которые «прогрессивные» студенты сочли «реакционными».

«Ничем не восторгаются так сильно, как словами, не имеющими ясного смысла», – написал как-то Август Коцебу . Эта мысль, по-моему, наилучшим образом подходит к понятиям «прогрессивного» и «реакционного». Мы-то знаем, сколь часто эти слова на очередных виражах истории просто меняются местами: то, что было «прогрессивным», в глазах следующего поколения, а то и спустя всего несколько лет, становится «реакционным», и наоборот. Прогресс с некоторых пор вообще на особенном подозрении мыслящего человечества, как причина экологической и социальной энтропии, путь в никуда, мотор всё более вероятной глобальной катастрофы. А по ненависти к свободной личности, преследованиям инакомыслящих, физическому и моральному террору, запретам, цензуре и всему подобному «прогрессисты» и «реакционеры», революционеры и реставраторы, либералы и консерваторы, когда входят в силу, стоят друг друга.

Генрих Гейне, младший современник Занда , сам известный либерал и свободолюбец, писал в «Письмах о Германии»: «Каким фанатичным тоном произносятся порой эти антирелигиозные проповеди! У нас есть теперь «монахи», которые живьём бы зажарили г-на Вольтера за то, что он закоренелый деист». О да! И в Германии Занда и Гейне, и в последующей истории разных стран, вплоть до наших дней, встретилось немало Инквизиторов с мандатом атеизма и вольномыслия, как и Деспотов свободы, Вельмож равенства, Каинов братства.

Родиной политического террора на Западе часто называют Россию. Однако Карл Занд , невротический тип, не перешагнувший в психологическом развитии подростковый возраст, стал апостолом революционного индивидуального насилия задолго до Сергея Нечаева и народовольцев. Пример воспетого и вознесённого прогрессивной общественностью студента-недоучки оказался заразительным: на другой год в Париже Лувель заколол герцога Беррийского с целью прервать династию Бурбонов. В 1835 году Фиески пытался взорвать Луи-Филиппа на бульваре Тампль – при этом было убито и ранено сорок человек. Перечисления террористов-индивидуалов XIX и XX веков заняли бы слишком много места. Перешагнём сразу в XXI: норвежец Андерс Брейвик , автор «Декларации независимости Европы», застрелил сразу 77 человек, своих соотечественников. Свои действия он, как и Занд , назвал «ужасным, но необходимым предупреждением для государственных изменников».

Нет, не сон разума порождает чудовищ, а сам разум, когда в невротическом бодрствовании домысливается до безбожного «всё позволено!», до революционной решимости «преобразовывать» мир по своему усмотрению, когда присягает «прогрессу» и грозит расправой всему «неразумному» и «реакционному». Мир много раз стоял и продолжает стоять под угрозой разрушения «революционными» идиотами вроде Занда . Особенно опасен и страшен «культурный», «образованный» идиот , опирающийся на авторитет «прогрессивного» общественного мнения. Самолюбие его безмерно, моральных ограничителей никаких. Он способен сделать всё, что угодно, особенно сильна его страсть к преобразованию, к переделке мира, его «освобождению». Он не всегда с кинжалом или бомбой, нынче он чаще с микрофоном и калькулятором. Его питает дыхание улицы, дыхание человеческой массы. Но этого мало – более всего он, как вампир, жаждет крови. И аплодисментов «передовой» публики. Крови и аплодисментов. Аплодисментами его щедро одаривает загипнотизированная толпа.

«ИНАЯ, ЛУЧШАЯ ПОТРЕБНА МНЕ СВОБОДА»

Современники отмечали, что император Александр I воспринял убийство Коцебу как знак приближения европейской революции к границам России. Действительно, имя и дело Занда тотчас было взято на вооружение тайными союзами будущих декабристов, ему посвятил «вольнолюбивую» оду Пушкин. Известно, что руководители тайных обществ, распространяя «тираноборческие» идеи, активно пользовались поэтическими произведениями, в том числе пушкинскими. Декабрист И.Д.Якушкин, говоря о «вольнолюбивых» стихотворениях поэта, в том числе о «Кинжале», свидетельствовал, что «не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть». М. П. Бестужев-Рюмин, агитируя членов Общества соединенных славян вступать в отряд цареубийц, на одном из собраний читал «Кинжал» наизусть и после распространял его в списках. К. Ф. Рылеев, готовя П. Г. Каховского на роль цареубийцы, представлял ему в пример Брута и Занда . Кинжал у декабристов становится обязательным атрибутом и символом тираноборства , всего освободительного движения.

Но был ли поэт сторонником политического террора, почитал, хотя бы и какое-то непродолжительное время, способность к «карающему» убийству одной из высших гражданских добродетелей? Или приведенные стихи являлись лишь юношеской бравадой, быстро проходящей нервической реакцией баловня ранней славы и петербургских салонов на обидную кишиневскую ссылку? Советские литературоведы, особенно ранней поры, настаивали на этом, жирно подчеркивая известные мотивы цареубийства в стихах поэта, называя его «пожизненным декабристом».

Есть такая слабость у пушкиноведов: любые, даже явно не похвальные, поступки поэта комментировать с почтительной снисходительностью, а то и с умилением, как позволительные шалости. Сами же произведения объявлять безупречными от первой до последней строки. Однако Пушкин – человек, а не идеал – обладал не только исключительными достоинствами, но и характерными недостатками, сказавшимися на его судьбе и творчестве. Представляется, что масштабы и значимость пресловутого пушкинского вольномыслия оказались непомерно раздутыми – сначала либеральными дореволюционными исследователями, затем советскими, теми и другими по понятным политическим причинам.

Да, подобно немецким студентам, молодой Пушкин возмущался конференцией великих держав в Аахене , видел в драматических происшествиях в Германии и убийстве Коцебу естественную реакцию на политику возглавляемого Россией Священного союза. Однако последующие события в западной Европе (убийство герцога Беррийского во Франции, карбонарская революция в Неаполе и некоторые другие) побудили поэта задуматься о природе террористических актов и их роли в освободительной борьбе. Ещё задолго до декабрьского восстания, в июне 1823 года, поэт решительно изменил свои политические воззрения, в частности отверг цареубийственнные планы заговорщиков, полагая их средствами «ничтожными», то есть политически бессмысленными и безнравственными. Раздумья о горьких плодах европейских революционных движений, о судьбе отечества, о душе народной, явно не готовой к «дарам свободы», напрочь вытеснили у поэта незрелые мысли о политических убийствах «а ля Занд », лишив их былой романтической привлекательности. Пушкин расставался с иллюзиями молодости, надеясь, что «братья, друзья, товарищи погибших успокоятся временем и размышлением, поймут необходимость и простят оной в душе своей» («О народном воспитании»).

Но глубина и многомерность Пушкина не были восприняты русской демократической интеллигенцией. Признание и популярность получили только «вольнолюбивые», преимущественно ранние мотивы. На политической арене России волна за волной являются «новые люди» — нечаевцы , землевольцы , народовольцы, эсеры, целые поколения «бомбистов», фанатиков политического террора. Мотив «топора», мести, крови стал почти обязательным в «гражданской» поэзии ХI Х – начала ХХ века. Даже такой глубокий народный поэт, как Н. Некрасов, убеждал, что «дело прочно, когда под ним струится кровь». Изысканный К. Бальмонт, звавший стихами «быть как солнце», призывал в парижских изданиях к цареубийству. Дальнейшее слишком хорошо известно. Вековая мечта народолюбцев о казни «самовластительного злодея» и его детей исполнилась в самом ужасном и кровавом виде, разрушив Россию и принеся неисчислимые страдания её народу. Индивидуальный террор сменился кошмаром террора государственного.

Вернёмся к Августу Коцебу . Судьба его творческого наследия мне напоминает, хотя и в каком-то вывернутом, извращённом варианте, судьбу творений композитора Антонио Сальери. Потомки обвинили того в отравлении Моцарта – и негласно постановили нигде и никогда не исполнять его музыки. И хотя давно доказано исследователями, что обвинение это – поклёп, нелепость, а музыки Сальери, за редкими исключениями, так и не услышишь. Коцебу никого не убивал, даже в виде предания, его самого убили без всякой вины, из-за политических предрассудков. Тем не менее произведениям его был объявлен негласный бойкот. Либеральная общественность не только не осудила убийства писателя, но и оказалась способной дискредитировать его творчество. Имя Коцебу почти забыто, его произведения ушли в запасники библиотек.

Началось это ещё при жизни Коцебу . Уничижительное слово «коцебятина », введенное в оборот в России во времена Пушкина, дожило до наших дней, отбивая желание изучать и ставить пьесы, не знавшие себе равных по силе своего влияния и месту, которые они заняли в репертуаре всей Европы. В советские времена пересмотра значения Коцебу не могло быть из-за его пресловутой «реакционности». В результате к концу ХХ века возникло заметное несовпадение оценки творчества писателя русскими и западноевропейскими культурными кругами. На Западе, прежде всего в Германии, проявляют всё больше интереса к немецкому драматургу и его произведениям. Очевидно, что сегодня и в России есть возможность посмотреть на «театр Коцебу » объективно, без политических предубеждений, давно изжитых. Дело не только в восстановлении исторической справедливости – драматургия Коцебу сыграла видную роль в формировании русской сцены рубежа XVIII – XIX веков.

Как только ни называли современники и потомки Августа Коцебу – реакционером и монархистом, честолюбцем и карьеристом – и всё за его «реакционный», немодный образ мыслей. Но мода проходит, и часто «отсталые», «несовременные» взгляды, пройдя горнило времени, оказываются очень даже «передовыми», «правильными», необходимыми и востребованными современностью. Мир, потрясенный ужасами и бедствиями XX века, всё более присматривается к «немодным» консервативным учениям, отвергающим революции и потрясения, настаивающим на компромиссах и примирении интересов во всех областях, отстаивающим спокойный путь реформирования социальной и политической обстановки. Настало время отдать должное немалому вкладу в развитие мирового театра и установление немецко-русских культурных связей, который внёс забытый ныне в России немецкий драматург и общественный деятель.

Карл Занд Август Коцебу

Коцебу (August-Friedrich-Ferdinand von Kotzebue) - популярнейший в свое время немецкий драматург и романист (1761-1819). Был адвокатом в Веймаре. В 1781 г., по указанию прусского посланника при русском дворе, он отправился в Петербург, был секретарем генерал-губернатора ф. Бауэра, а в 1783 г. г. перешел на службу в Остзейский край. Еще в Веймаре он написал: «Erzählungen» (Лпц., 1781) и «Ich. Eine Geschichte in Fragmenten» (Эйзенах, 1781). В 1785 г. он издал роман: «Leiden der Ortenbergischen Familie» (СПб., на русск. яз. переведен под заглавием: «Все счастие одна лишь мечта или страдания ортенбергской фамилии», Смоленск, 1802 г.; 2-е изд. Орел, 1823 г.); в 1787 г. издал собрание своих сочинений («Kleine Gesammelte Schriften» , Лейпциг), а в 1789 г. выступил с знаменитейшей из своих драм: «Ненависть к людям и раскаяние» («Menschenhass und Reue»; в первый раз переведена на русск. яз. в 1792 г. Иваном Репьевым), которая держалась на всех европейских сценах многие десятки лет. После смерти своей первой жены (дочери генерала русской службы ф. Эссена, родство с которым много помогло его служебной карьере) К. вышел в отставку и в короткое время сочинил около 20 драм, которые почти все имели большой успех потому, что, по справедливому замечанию Шерера, «никто так хорошо не умел понять пошлые инстинкты массы, никто не умел так искусно льстить им и никто так ловко не доставлял эффекты для актера, как К.». Идеи, проводимые К., были именно по плечу толпе, диалог был жив и местами остроумен, знание сцены стояло вне всякого сомнения; немногие чувствовали деланность характеров и фальшивую сентиментальность. В 1798 г. К. принял место директора придворного театра в Вене, но скоро его оставил. В 1800 г. Коцебу задумал ехать в Петербург, где в кадетском корпусе воспитывались его сыновья, но на русской границе был арестован и сослан в Сибирь. Скоро имп. Павлу Петровичу попала в руки небольшая пьеса К.: «Лейб-кучер Петра Великого», и драматург был возвращен из изгнания, осыпан милостями и поставлен в главе управления нем. театром. После смерти имп. Павла К. снова вышел в отставку и в 1802 г. поселился в Берлине, где стал издавать журнал, который вступил в полемику с зарождавшейся романтической школой. С 1803 г. К. начал издавать драматический альманах («Almanach dramatischer Spiele» ), который просуществовал 18 лет. В 1803 и 1804 гг. он путешествовал по Франции, был в Лифляндии и оттуда проехал в Италию; свои путешествия изложил он со свойственным ему умением заинтересовывать публику. Затем он снова отдался драматургии, а в 1806 г. начал работать над древнейшей историей Пруссии («Preussens ältere Geschichte» , Рига, 1808-9). Во время подчинения Пруссии Наполеону К. бежал в Эстляндию и воевал оттуда с французами литературным оружием. В 1813 г. он последовал за русской главной квартирой и в 1814 г. в Берлине издавал газету «Русско-немецкий народный листок». Назначенный русским генеральным консулом в Кенигсберге, он, как литератор, явился не только горячим приверженцем идеи священного союза, но и врагом всякого проявления свободы мысли. С 1817 г. он состоял при министерстве иностранных дел в России и считался командированным в Германию, с содержанием в 15000 рублей в год. Так как он преследовал злыми насмешками немецкую молодежь за ее патриотизм и мечты о свободе, то сделался самым непопулярным человеком в Германии (хотя роль его в ретроградном движении того времени вовсе не была значительна), принужден был переселится из Веймара в Мангейм и там пал под кинжалом Занда (см.) . Смерть его послужила сигналом к открытой борьбе между узко-консервативной и либерально-патриотической партиями в Германии. К., может быть, самый типичный (для близкого к нам времени) из тех литераторов, которые при жизни производят большой шум и будто бы имеют огромное влияние (на самом деле они сами всецело под влиянием толпы), а после смерти забываются почти немедленно; тайна их успеха и причина скорого забвения в том, что они идут в уровень с веком, но не с лучшими его элементами. Всех пьес К. 98; они изданы в 28 томах (Лпц. 1797-1823); полное собрание его сочинений вышло в 40 томах (Лпц. 1840-41). Материалы для его биографии в его собственных сочинениях: «Selbstbiographie» (Вена, 1811); «Das merkwürdigste Jahr meines Lebens» , Берл., 1801 - история его ссылки в Сибирь и возвращения) и др.; все это написано очень легко и занимательно, но не без «романических» украшений. Из новейших работ см. книгу W. v. Kotzebue: «A. v. K., Urtheile der Zeitgenossen und der Gegenwart» (Дрезд., 1881; составлена далеко не беспристрастно, но заключает массу нового материала) и Charles Rabany, «К., sa vie et son temps, ses oeuvres dramatiques» (Париж-Нанси, 1893, не вполне удачная попытка объективного исследования личности К. и его литературного значения). В России в начале нынешнего столетия К. был так популярен, что в каталоге Смирдина 1829 г. числится более ста тридцати его произведений в переводе (при чем иные из них выдержали ряд изданий); в тридцатых годах так наз. коцебятина возбуждала насмешки всех знатоков и истинных любителей; в сороковых его драмы производят впечатление только на провинциальных сценах, а в 50-х К. совсем забыт. См. о нем «Рус. Архив» (1869, № 4, сообщение бар. Корфа). См. Мамеев, «Документы, относящиеся к ссылке Августа К. в Сибирь» (Тобольск, 1894).

Коцебу, Август Фридрих Фердинанд

Известный драматург, род. в Веймаре 3 мая нов. ст. 1761 года, убит Зандом, в Мангейме, 23 марта н. ст. 1819 г. - Лишившись отца в 1763 г., он получил воспитание под ближайшим руководством матери. Женщина образованная, одаренная литературным и художественным вкусом, она внушила сыну с малых лет сильнейшую любовь к чтению; он зачитывался сначала историей Ромео и Юлий, затем Дон-Кихотом и, особенно, Робинзоном Крузо. Это увлечение мать умеряла, читая с ним Эзопа, Геллерта, Галлера, Бодмера, Глейма, Уца и Гагедорна. Чтение этих писателей, бывших тогда в моде, внушило мальчику желание подражать им и он шести лет от роду уже пишет стихотворения и даже пытается сочинить комедию. Увидав в Веймаре представление труппы странствующих артистов, Коцебу увлекся театром. Когда мальчику подошло время учиться, его отдали в Веймарскую гимназию, где в числе учителей находился его дядя, Музеус, писатель, обращавший особенное внимание на развитие в своих учениках способности к самостоятельному творчеству. В это время Коцебу впервые увидел Гете. Великий поэт, посещавший дом m-me Коцебу, обратил внимание на даровитого мальчика, позволял ему приходить к себе и подолгу с ним беседовал, побуждая его трудиться; Гете даже удостоил мальчика чести играть вместе с ним в любительском спектакле, в своей пьесе "Брат и сестра". Это был первый театральный дебют Коцебу. К гимназическому периоду жизни Коцебу относится и его знакомство с Клингером, автором знаменитой драмы "Sturm und Drang"; с Клингером и Музеусом мальчик пешком совершил путешествие из Веймара в Готу.

Не имея полных 16 лет, Коцебу в 1777 г. поступил в Йенский университет, где изучал латинский и греческий языки и поэзию; в то же время он постоянно участвовал в спектаклях общества артистов-любителей, исполняя, ввиду своей молодости, женские роли ingenues. Он продолжал заниматься стихотворством и в 1777 г. его стихотворение "Ralph und Guido" было напечатано в издании Виланда "Der deutsche Mercur". Пробыв год в Йенском университсте, Коцебу перешел, по обычаю того времени, в другой университет, в Дуйсбурге, где тотчас же составил любительскую труппу и начал давать спектакли в католическом монастыре, так как протестантское население отказалось дать помещение для такого дела. В 1779 г. Коцебу возвратился в Йенский университет, и продолжал здесь свое юридическое образование. Сдав окончательный экзамен, он вернулся в Веймар и занялся адвокатурой. В это время он написал первую свою комедию (не появившуюся, впрочем, в печати) "Модные женщины", сюжет которой заимствован из современной скандальной хроники. В Веймаре Коцебу нашел Музеуса, и стал подражать ему в своих произведениях, как до тех пор подражал Гете, Виланду и Бюргеру. Ежедневно он приходил к Музеусу, и по несколько часов они за одним и тем же письменным столом проводили за литературной работой. Первый результатом этих занятий у Музеуса был первый появившийся в печати труд Коцебу: "Ich. Eine Geschichte in Fragmenten zu Nutz und Frommen der mannbaren Jugend. Eisenach, 1781". Затем, в короткое время последовали: "Erzählungen von A. von Kotzebue. Leipzig, 1781", "Das dreifache Gelübde. Weimar, 1781", и "Er und Sie. Vier romantische Gedichte. Eisenach, 1781". Такая быстрота творчества уже предвещала в лице Коцебу писателя, который впоследствии написал несколько сот литературных произведений.

Осенью 1781 г. Коцебу покинул отечество и прибыл в Россию. Благодаря рекомендательным письмам к графу Ф. Герцу, тогдашнему прусскому посланнику при русском дворе, Коцебу получил место секретаря у генерала Баура и сделался помощником его по дирекции существовавшего в Петербурге немецкого театра. Для этого театра Коцебу написал пятиактную трагедию "Demetrius Zaar von Moscau" (СПб. 1782), и комедию "Die Nonne und das Kammermädchen", написанную по случаю притеснения монастырей в Австрии в царствование Иосифа II. В 1783 г. Баур умер и Коцебу получил в Ревеле место асессора аппеляционного суда - очень хорошее при его молодых годах. Через два года, в 1785 г., Коцебу был назначен президентом Ревельского магистрата. На таком, сравнительно высоком, месте Коцебу, по молодости, позволял себе иногда мальчишеские проказы, что в значительной степени подорвало его авторитет в глазах местного населения. Авторитет его еще более пал, когда он основал любительский театр и стал лично участвовать в платных спектаклях, хотя и с благотворительной целью. В это время он написал первые две драмы, которым сам придавал некоторое значение: "Der Eremit auf Formentera. Reval, 1787" и "Adelheid von Wulfmgen. Leipzig, 1788". Ободренный сценическим успехом этих произведений, Коцебу быстро написал ряд пьес: свою саму известную драму: "Menschenhass und Reue. Berlin 1789", затем "Das Kind der Liebe", "Die Sonnenjungfrau", "Die Spanier in Peru oder Rolla"s Tod", "Die Indianer in England", "Bruder Moritz der Sonderling oder Die Colonie für Pelew-Inseln". Все эти пьесы, за исключением "Menschenhass und Reue", встретили в немецкой публике восторженный прием; но "Menschenhass und Reue" вызвала немало разных нападок; вообще же драмы Коцебу давали полные сборы, и он воцарился на германской сцене. В это же время Коцебу задумал написать историю царствования Генриха Льва. Он собрал значительный материал по этому вопросу в архивах Ганновера и Вольфенбюттеля и уже приступил к отделке своего труда, но в то же самое время появились в печати два сочинения об этом государе; тогда Коцебу оставил свой труд. В 1786 г. он основал для Эстляндии и Лифляндии ежемесячное издание, просуществовавшее, впрочем, один только год: "Für Geist und Herz. Eine Monatsschrift für die nordischen Gegenden, Reval, 1786". Коцебу задумал около этого времени большое философское сочинение, но напечатал только отрывок из него: "Vom Adel. Bruchstücke eines grösseren historisch-philosophischen Werks, über Ehre und Schande, Ruhm und Nachruhm aller Völker, aller Jahrhunderte. Leipzig, 1792", где Коцебу превозносит социальную полезность знати; этот отрывок посвящен Екатерине II. В этот же период Коцебу напечатал сентиментальный роман "Die Leiden der Ortenbergischen Familie (I-ая часть St.-Petersburg, 1785, 1 и 2 чч. Leipzig 1787-1788 и новое издание Leipzig, 1792), исторический рассказ "Zaïde oder die Entthronung Muhameds des Vierten. Leipzig, 1786", poман "Die gefährliche Wette. Leipzig, 1790", издал "Nachgelassene Schriften des verstorbenen Profersors Musaeus. Leipzig, 1791" и свой перевод (с французского) сочинения маркиза Жозефа де Буа-Робер де ла Валле "Philosophisches Gemälde der Regierung Ludwigs des XIV-ten. Leipzig, 1791". Издание этого перевода причинило Коцебу немало неприятностей. Его заподозрили в том, что он разделяет взгяды французского автора, отъявленного приверженца революции.

В 1790 г. Коцебу отправился на воды в Пирмонт, а затем в Веймар, где ждала его жена, которая вскоре умерла в родах; эту потерю Коцебу с приторной откровенностью оплакал в своем сочинении "Meine Flucht nach Paris im Winter 1790. Leipzig, 1791", написанном по поводу кратковременного пребывания автора во Франции с 12 декабря 1790 по 7 января 1791 года (по новому стилю), в самый разгар революции.

Еще в Пирмонте Коцебу познакомился с небезызвестным доктором Циммерманом, корреспондентом Екатерины II и противником господствовавшей тогда в Германии партии Aufkläung. Бардт, основатель общества, известного под именем "Двадцати двух" или "Германского союза" и имевшего задачей пропаганду философских идей, непримиримым противником которых был Циммерман, написал по адресу Циммермана язвительную брошюру "Mit dem Herrn Zimmermann deutsch gesprochen von D. C. F. Bahrdt". Коцебу, которому попала в руки эта брошюра, задумал отомстить за Циммермана и издал переходящий всякие границы памфлет, в виде драмы "Doktor Bahrdt mit der eisernen Stirn oder die deutsche Union gegen Zimmermann. 1790" и подписал это произведение не своим именем и не псевдонимом, а фамилией барона Книгге, писателя, который был одним из противников Циммермана. Успех этого памфлета был необычайный, но подлог этот не прошел для Коцебу безнаказанно. Один из выведенных в памфлете лиц, ганноверский полицейский чиновник, подал в ганноверскую полицию формальную жалобу с просьбой официально расследовать дело. Суд объявил награду в несколько сот талеров тому, кому удастся открыть настоящего автора памфлета. Коцебу понял, в какую неприятную историю он впутался и сначала решился на полупризнание. 18 августа (н. ст.) 1791 г. он объявил, что, под влиянием дружбы своей с Циммерманом, он принимал участие в составлении памфлета, но что он совершенно непричастен ко всему тому, что касается Ганновера и выведенных в памфлете персонажей. Дальнейшие разоблачения он обещал сделать тогда, когда будут наказаны памфлетисты, годами преследовавшие Циммермана. Эти недомолвки только укрепили в публике уверенность, что Коцебу был автором памфлета. Не желая признаться в авторстве и видя, что истина, тем не менее, неминуемо откроется благодаря энергическим расследованиям, Коцебу решил уехать обратно в Россию. Этот скандал скомпрометировал Коцебу в глазах всей Германии, которая не простила ему его поступка, несмотря на публичное покаяние, принесенное им в брошюре "An das Publikum von A. von Kotzebue, 1794", которую он поручил раздавать бесплатно по всей Германии. Как отразилась эта история на служебной карьере Коцебу в России, в точности не известно. Впрочем, служебное его положение было и без того не особенно прочно, как это можно заключить из отзывов о нем Екатерины II, которая в письмах в Гримму в 1791 г. говорит: "Коцебу не думает о своих обязанностях: берет жалование, а другие делают за него дело. Он находится под непосредственным покровительством Циммермана, который его хвалит; но за всем тем я предвижу минуту, когда Сенат ему пришлет отставку за то, что он не исполняет своей должности", а в другом месте - "Г. Коцебу мне надоел. Я не имею чести его знать, но знаю одно, что он всех заставляет ко мне писать, а сам везде, только не там, где бы ему следовало быть... У нас он слывет завзятым пруссаком; он был в сношениях с Густавом".

В 1795 г. Коцебу вышел в отставку, и поселился, со своей молодой второй женой в своем имении Фриденталь, в 40 верстах от Нарвы, занимаясь исключительно литературными трудами. Через два года он получил приглашение в Вену на должность секретаря императорского театра. 30 января (н. ст.) 1798 г. Коцебу прибыл в Вену, был на другой же день весьма милостиво принят императором Францем и немедленно вступил в отправление своей новой должности. Через несколько месяцев по своем прибытии в Вену, Коцебу, благодаря своей литературной известности, сделался чуть ли не первым лицом в венском театре. Авторитет Коцебу был так высок, что Шиллер, присылая для Венского театра свою трилогию "Валленштейн", уполномочивал Коцебу сделать в трилогии все изменения, которые он признает полезными. Во время пребывания в Вене Коцебу написал поражающее количество театральных пьес - комедий и "фарсов для пищеварения", по его собственному выражению. Желая поднять театр на возможную высоту, Коцебу требовал от артистов серьезного труда и при распределении ролей не щадил самолюбия артистов; последние подали на Коцебу коллективную жалобу директору театров; следствие оправдало Коцебу, но он, не желая повторения подобных историй, отказался от должности. Получив от императора ежегодную пенсию в тысячу флоринов, титул придворного поэта и разрешение поселиться, где ему угодно, с одним лишь обязательством отдавать венскому театру первенство в представлении своих новых произведений, сохраняя, впрочем, право ставить их в то же время и на других сценах, - Коцебу пропутешествовал весну 1799 г. по южной Германии, а в начале лета поселился на родине, в Веймаре.

10 апреля (н. ст.) 1800 г. Коцебу выехал из Веймара в Россию, для свидания с родственниками своей жены и детьми от первого брака, воспитывавшимися в Петербурге в кадетском корпусе. Но в Полангене Коцебу был неожиданно по Высочайшему повелению арестован и отправлен в Сибирь. По дороге он пытался бежать, но неудачно. Местожительством ему был назначен город Курган. Однако, в ссылке Коцебу пробыл недолго: уже в начале июля 1800 г. ему была возвращена свобода. Этим он обязан своей, в общем посредственной, пьеске "Лейб-кучер Петра III", появившейся впервые в Лейпциге в 1799 г. (Der alte Leibkutscher Peter des Dritten") и представляющей из себя изображение одного великодушного поступка отца Императора Павла. Прочтя случайно эту пьеску в русском переводе Краснопольского, Павел был очень растроган, вспомнил о сосланном им авторе, приказал его немедленно освободить, пожаловал ему имение в Лифляндии с 400 душ, чин надворного советника и назначил, сверх всего, директором петербургского Императорского немецкого театра. Кроме того, Император избрал Коцебу для перевода на немецкий язык известного своего вызова европейским государям, составленного им собственноручно на французском языке. Перевод очень понравился Императору и он пожаловал Коцебу табакерку с бриллиантами и поручил ему составить описание вновь выстроенного Михайловского дворца ("Краткое описание Императорского Михайловского дворца, 1801 г."). За составлением этого описания застала Коцебу смерть Императора Павла. По вступлении на престол Александра I, Коцебу подал Императору прошение об увольнении его от должности директора театра и о разрешении выехать за границу. Пршение это было удовлетворено, и Коцебу 29 апреля (н. ст.) 1801 г. выехал из Петербурга за границу. Рассказанные только что приключения Коцебу описал в автобиографическом сочинении, появившемся одновременно на немецком и французском языках: "Das merkwürdigste Jahr meines Lebens. Berlin, 1801", и "Une année mémorable de la vie d"Auguste do Kotzebue". Paris, 1801"; в рукописи сохранились значительно более подробные воспоминания Коцебу об этом пребывании его в России.

Покинув Россию, Коцебу поселился в Веймаре; частью личное соперничество, частью противоположность взглядов, каких придерживался он, и тех, какие тогда все более и более распространялись в германском обществе, поставили его в неприязненные отношения к общепризнанным тогда руководителям умов Германии; Гете и Шиллер, учители идеалистической школы, упрекали реалиста Коцебу в том, что он играет на низменных сторонах человеческой природы, что он гонится за внешними эффектами; Шлегель назвал пьесы Коцебу "позором немецкой сцены". Такие нападки задели Коцебу за живое и он написал ядовитую сатиру на бестактный роман Ф. Шлегеля "Lüinde" - "Der hyperboraeische Esel oder die heutige Bildung. Ein classisches Drama und philosophisches Lustspiel für Jünglinge in l Aufzuge. Leipzig, 1799". Вильгельм Шлегель решил отомстить за брата и написал в ответ на комедию Коцебу сатирический сборник эпиграмм, сонетов, од и т. п., под заглавием "Ehrenpforte und Triumphbogen für den Theaterpraesidenten von Kotzebue, bei seiner gehofften Rückkehr in"s Vaterland. 1800". Сборник этот, однако, не имел такого успеха, как сатира Коцебу и общественное мнение осталось на этот раз на стороне Коцебу. Вскоре Коцебу встал в неприязненные отношения к Гете, который отказался, ввиду несдержанности и порывистости Коцебу, принимать его у себя на интимных вечерах. К этим неприятностям для Коцебу присоединилась еще одна. К сочинению своему "Das merkwürdigste Jahr meines Lebens" он приложил разбор "Секретных мемуаров о России Массона", в котором заключалась защита памяти Императора Павла от нападок Массона. Последний ответил Коцебу книгой "Nöthige Erläuterungen zu der Schrift des Н. von Kotzebue etc., von einem Freund der Wahrheit. Leipzig, 1802". Здесь Массон не столько возражает Коцебу по существу, сколько старается опозорить его, как человека, в глазах немецкой публики. Все эти происшествия вооружили в конце концов общественное мнение Веймара против Коцебу, и он счел за лучшее удалиться оттуда, и переселился в Берлин в 1802 г.

Находясь уже в Берлине, Коцебу напечатал "Kurze und gelassene Antwort des Н. von Kotzebue auf eine lange und heftige Schmähschritt des Н. von Masson. Berlin, 1802". Около этого времени было удовлетворено самолюбие Коцебу: он был назначен членом Берлинской Академии Наук и получил за свои сочинения каноникат, связанный с материальными выгодами. Нападки противников Коцебу, однако, не прекращались. Главным их органом была "Zeitung für die elegante Welt". Чтобы иметь возможность защищаться, Коцебу основал свою газету "Der Freimüthige. Berlin, 1803-1806", которую издавал сначала один, а потом в товариществе с Гарлибом Меркелем; в этом издании Коцебу вел ожесточенную литературную войну с Гете и, в особенности, со Шлегелями и всей романтической школой.

В 1803 г. Коцебу потерял свою вторую жену; чтобы рассеяться, он поехал в Париж, а оттуда в Лифляндию и здесь женился в третий раз на m-lle Крузенштерн, родственнице своей второй жены. С молодой женой Коцебу совершил путешествие в Италию, которое описал в "Erinnerungen von einer Reise aus Liefland nach Rom und Neapol. Berlin, 1805". По возвращении в Берлин он, продолжая издавать свою газету, предпринимает издание "Almanach dramatischer Spiele zur geselligen Unterhaltung auf dem Lande. Berlin, Riga und Leipzig, 1803-1819", издает "Almanach der Chroniken für das Jahr 1804. Leipzig, 1803", пишет рассказы и массу драм и комедий, оригинальных и подражательных. В это же время он написал " Preussens ältere Geschichte. Riga, 1809", "Geschichte Ludwigs des Vierten. Leipzig, 1812" и "Geschichte des deutschen Reichs, von dessen Ursprung bis zu dessen Untergange. Leipzig, 1814-1815"; научной ценности эти труды не имеют.

После йенского сражения Коцебу переехал сначала в Кенигсберг, а когда французы начали угрожать этому городу, - в Россию, в свои эстляндские поместья. Здесь, не покидая своих чисто литературных занятий, он взялся за перо политического писателя, с целью писать против Наполеона. Для этого он основал небольшой сатирический листок "Die Biene", 1808-1809 (11 выпусков), а затем издавал последовательно в том же духе "Geist aller Journale. Riga, 1809" (6 вып.), "Clio"s Blumenkörbchen. Darmstadt, 1810-1812", "Die Grille. Königsberg, 1811-1312" и "Politische Flugblätter. Königsberg, 1814-1815".

В 1813 г. Коцебу за русскими войсками возвратился в Берлин и исключительно занялся политическим писательством. В это время ему поручено было Александром I редактировать выходивший при главной квартире полуофициальный журнал "Russich-deutsches Volksblatt" (вышло 39 №№). В воздаяние услуг, оказанных Коцебу общему делу, он, независимо от избрания 4 октября (ст. ст.) 1815 г. в члены-корреспонденты Императорской С.-Петербургской Академии Наук, был в 1816 г. назначен русским консулом в Кенигсберге. В этой должности Коцебу пробыл недолго, но успел все-таки издать брошюру "Kurze Uebersicht der Manufacturen und Fabriken in Russland. Königsberg, 1816", имеющую целью ознакомить Германию, с успехами русской промышленности.

Время борьбы союзников с Наполеоном было периодом усиленной авторской деятельности Коцебу. Он составлял от имени союзников воззвания к немецкому народу ("An die Deutschen und an die deutschen Blätter. Leipzig, 1814"), редактировал политические журналы, перевел с русского книгу Стурдзы ("Betrachtungen über die Lehre und Geist der orthodoxen Kirche Leipzig, 1817"), издал свою "Geschichte des deutschen Reichs". В этом последнем труде были усмотрены откровенно реакционные идеи и общественное мнение Германии поднялось против Коцебу; особенно непопулярен сделался Коцебу среди студенчества. На известном Вартбургском празднике студенты торжественно предали сожжению сочинение Коцебу "Geschichte des deutschen Reichs", вместе с кодексом Наполеона и прусским указом о жандармерии. Коцебу стал выставлять это сожжение, как стремление поколебать принцип авторитета власти; но не одно только студенчество было враждебно настроено по отношению к Коцебу, все сторонники либеральных идей видели в нем заклятого врага.

Император Александр I поручил Коцебу представлять ему ежемесячные отчеты о движении новых идей, занесенных из Франции в Германию и касающихся политики, статистики, финансов, народного просвещения и т. п.; в 1816 г. Коцебу поселился в Веймаре, расположенном недалеко и от книжного центра - Лейпцига, и начал составлять свои отчеты. Однажды его переписчик, затруднившись разобрать оригинал, просил помочь ему некоего доктора Линднера, который заинтересовался рукописью, сделал из нее выписки и показал их своему приятелю, йенскому профессору Лудену, издававшему журнал "Nemesis", Луден усмотрел в этих донесениях Кодебу шпионство и, желая обличить его перед германской публикой, напечатал в своем журнале сообщенные ему Линднером выписки и этим восстановил против Коцебу тех писателей, о сочинениях которых последний давал отзывы в своем отчете. Всеобщая ненависть к Коцебу и подозрение его в русском шпионстве привели к тому, что один из фанатиков либерализма, студент богословия Карл-Фридрих Занд, считая Коцебу главнейшим тормозом к распространению либеральных идей Германии, убил его кинжалом 23 марта 1819 г. в Маннгейме. Убийство Коцебу не на шутку встревожило германских государей и послужило как бы сигналом к начавшейся вскоре реакции.

Как писатель, Коцебу поражает своей плодовитостью: он написал 211 драматических произведений, 10 романов, 3 сборника рассказов, 2 сборника стихотворений, 5 исторических трудов, 4 автобиографических сочинения и 9 сочинений полемического характера, кроме того, им переведено пять сочинений с иностранных языков и в том числе стихотворения Г. Р. Державина; он был редактором и издателем 10 периодических изданий, значительная часть текста которых принадлежит его перу. Его известность зиждется на его драматических произведениях, остальные же его труды не возвышаются над уровнем посредственности и никогда не имели серьезного значения; впрочем, его периодическим изданиям нельзя отказать в некотором политическом значении. Драматические произведения Коцебу несомненно имели значительное влияние на историю немецкой драматургии, хотя большинство немецких историков литературы старается донельзя умалить это влияние и отводят Коцебу в истории театра самое ничтожное место. Такой взгляд трудно согласить с тем фактом, что Коцебу господствовал на немецкой сцене в течение более полустолетия. Указывают, что пьесы Коцебу поверхностны, не продуманы, не облагораживают зрителей, а иногда даже просто вредны, и, вообще, не выдерживают серьезной критики; в этих утверждениях есть значительная доля правды, но при всем том нельзя не заметить, что даже и теперь, несмотря на изменившиеся вкусы, некоторые комедии Коцебу кажутся весьма забавными, а некоторые его драмы производят довольно сильное впечатление. Кроме того, Коцебу можно упрекнуть за некоторую неоригинальность его пьес: сюжеты для них заимствованы иногда у Мольера, Пикара, Мармонтеля, Шамфора и др.; типы - у Дидро и Руссо; в драматических мотивах заметно иногда подражание Гете; в стихотворной форме его пьес чувствуется влияние Шиллера; даже у осмеиваемых им романтиков Коцебу заимствовал святых и духов-хранителей и веру в предопределение; наконец, кое-чем Коцебу попользовался и у более мелких немецких писателей. В своих драматических произведениях Коцебу особенно любил противополагать культуре природу, хотя часто при этом смешивал первую с неестественным. Французская революция и германомания, жеманство и ханжество, масонство и суеверие, френология и романтика, - послужили ему объектом для насмешки; также не избегли его злого пера веймарские классики и прославленные писатели, к которым Коцебу относился, конечно, не без зависти. Глубокого наблюдения жизни, основательного изучения окружавшего мира у Коцебу нет; но ему прекрасно удавались отдельные комические типы. При составлении своих пьес Коцебу пользовался старинными рецептами, вроде переодеваний, недоразумений и т. п. В общем, необыкновенной популярностью своих произведений Коцебу обязан всего более умению понять более низменные инстинкты массы, ее потребность в развлечении, умению свободно пользоваться литературными образцами, отличным знанием условий сцены, своей ловкости в применении средств и способности создавать для артистов благодарные роли. На русской сцене пьесы Коцебу появились в последние годы ХVIII столетия, когда так называемая "мещанская драма" уже несколько сократила неограниченное господство над русским театром французско-классической трагедии и комедии. Драмы Коцебу быстро завоевали симпатии русской публики и заняли преобладающее место в репертуаре. Некоторые из них, напр. "Ненависть к людям и раскаяние", "Сын любви", давались очень часто и всегда с чрезвычайным успехом, и оставались на сцене в течение с лишком тридцати лет, не теряя интереса для зрителей. Собрание его театральных произведений вышло в нескольких переводах и каждый перевод имел по несколько изданий. Коцебу явился для русского театра виднейшим представителем того "мещанского" направления, которое вывело русское драматическое искусство из безусловного подчинения французскому псевдоклассицизму и на путь дальнейшего прогресса. Поклонники старого направления, наполнившие "Беседу", в своем органе "Драматический вестник" начали настоящий поход против нового направления, направляя свои стрелы по преимуществу на Коцебу. Но поход этот был неудачен: пьесы Коцебу продолжали восхищать и забавлять публику. Завоевав таким образом симпатии публики на сторону мещанской драмы, Коцебу приобрел тем громадное значение в истории русского театра, так как своими пьесами дал, сказавшееся на деле весьма могущественным, орудие новому направлению в его борьбе с поработившим русскую сцену ложноклассицизмом.

Литература о жизни и деятельности Коцебу чрезвычайно обширна; указываем важнейшее. A. Kotzebue: "Meine Flucht nach Paris im Winter 1790"; "Die jüngsten Kinder meiner Laune", B. V. Leipzig, 1796; "Das merkwürdigste Jahr"; "Erste und letzte Beilage zu dem Buche: Das merkwürdigste Jahr meines Lebens". Berlin, 1802; "Kurze und gelassene Antwort Herrn v. Masson", Berlin, 1802; "Erinnerungen aus Paris im Jahre 1804", Berlin, 1804; "Erinnerungen von einer Reise aus Liefland nach Rom und Neapel". Berlin, 1805. - Allgemeine Literatur-Zeitung" 1792, B. 3, № 234, стр. 497; "Kritische Bibliothek der schönen Wissenschaften", Kothen, 1795. B. 2, стр. 339; "A. v. Kotzebue als Knabe, Jüngling, Schriftsteller und Exulant", Breslau, 1802; "Ueber A. v. Kotzebue in den vorzüglichsten und interessantesten Verhältnissen als Mensch, Dichter und Geschäftsmann", Frankfurt, 1802; I. G. Eichhorn, "Geschichte der Literatur von ihrem Anfang bis auf die neuesten Zeiten", B. IV; - K. Н. Jördens, "Lexicon deutscher Dichter und Prosaisten", B. 3, 1808; - "Kotzebuana", Hamburg, 1809; "Kotzebues Tod am 23 März 1819"; "Kotzebues Leben, Wirken und tragisches Ende"; 1819; K. Nikolai, "Kotzebues litterarisches und politisches Wirken", Tobolsk, 1819; "Kotzebues vollständige Biografie", 1819; "Kotzebue aus seinen eignen schriftlichen Mittheilungen wahrhaft und treu dargestellt von einem seiner Jugendfreuden, Weimar", 1819; - "Ausführliche Lebensbeschreibung Kotzebues", 1819; "Joh. v. Hundt-Radowsky, "Aug. v. Kotzebues Ermordung, in Hinsicht ihrer Ursachen und ihrer wahrscheinlichen literarischen Folgen", 1819; Fr. Kramer, "Kotzebues Leben", 1820; Bar. Fr. de la Motte Fouqué, "Der Mord Augusts v. Kotzebue", 1820; "Dramaturgische Blätter" von Lndwig Tieck. Theil 1; Recke und Napiersky, "Allgem. Schriftsteller-und Gelehrten-Lexicon der Provinz Liv, Est und Kurland", B. 2; "Nachträge", l Band; Н. Döring. "Aug. v. Kotzebues Leben", 1830. - О нем в историях немецкой литературы: - W. Menzel"я, Н. Laube, A. Vilmar"а, Jul. Schmidt"а, K. Goedeke, Н. Kurz"а. - "Das Inland 1853, № 42 - E. Winkelmann, "Bibliotheeca Livoniae historlca", Berlin, 1878. Wilhelm v. Kotzebue "August von Kotzebue, Urtheile der Zeitgenossen und der Gegenvart", Dresden, 1881. - "Allgemeine deutsche Biographie", 16, стр. 772-780. - C. Schäffer und G. Hartmann, "Die königlichen Theater in Berlin". Berlin, 1886; Charles Rabany, "Kotzebue, sa vie et son temps, ses oeuvres dramatiques" 1893; "Göttingische gelehrte Anzeigen", 1894, № 1, стр. 34-62, Ludwig Geiger, "Berlin 1688-1840. Geschichte des geistigen Lebens der preussisehen Hauptstadt", B. 2. Berlin; 1895. Index. "Москов. Журнал", 1792 г., ч. VII; "Вестник Европы" 1804 г., ч. 13, 1819 г., ч. 104; "Pyc. Инвалид", 1819 г. №№ 77-103; "Соревнов. Просвещ." 1821 г., ч. XIV, "Репертуар русского театра", 1840 г., кн. 12, "Pyccкий Архив" 1863, 1869, 1870, 1876, 1878, 1879. "Сочинения Державина", 2-е академическое издание, т. 5. - "Русская Старина", 1876 г., т. 16, 1898, т. 94. Геннади, "Справочный словарь". - Август Коцебу, "Достопамятный год моей жизни". Приложение к "Древн. и нов. России" на 1879 г. - Записки П. А. Каратыгина; В. П. Шемиот, "Общий список членов Императорской Академии Наук" СПб. 1873; Мамеев, "Документы, относящиеся к ссылке Августа Коцебу в Сибирь". Тобольск, А. Галахов. "История русской словесности древней и новой", т. II.

Н. Мичатек.

{Половцов}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .