Камилло кавур что сделал для италии кратко. Смотреть что такое "Кавур Камилло Бенсо" в других словарях

КАВУР, Камилло (Cavour, Camillo, 1810–1861), граф,премьер-министр Сардинского королевства,первый глава правительства объединенной Италии (1861)1Свободная церковь в свободном государстве.Речь в парламенте Сардинского королевства 27 марта 1861 г.Те же слова Кавур произнес перед смертью, 6

Вокруг улицы Кавур

Вокруг улицы Кавур С точки зрения планировки, Рим – загадочный город. Где именно у него центр – решительно непонятно. По мнению Сикста V, центр должен был находиться в тылу базилики Санта-Мария-Маджоре на площади Эсквилина (Piazza dell Esquilino) – там, где папа водрузил египетский

24 июня 1859 года австрийская армия потерпела от италь-янцев поражение под Сольферино, в результате чего очерта-ния Италии на географической карте приобрели практически свой нынешний вид. Это были последние годы Рисорджименто – периода борьбы за единство и независимость Италии, в ходе которого о себе за-явили такие яркие личности, как Гарибальди или Мадзини. В этой блестящей когорте выделяется один тучный господин, который не участвовал ни в одном бою, любил поесть и вы-пить, а также женщин и карты. Речь о графе Камилло Бенсо ди Кавуре, который не был ни народным вождем, ни генера-лом, но зато обожал бизнес и политэкономию, а потому сыг-рал ключевую роль в создании современной Италии.

Гранит политэкономии

Человек, которому было суждено объединить Италию, родился 10 августа 1810 года в Турине – в те годы столице Сардинского королевства, извес-тного также под названием Пьемонт, самого неитальянского государства на территории совре-менной Италии. Помимо областей вокруг Турина и Генуи в состав королевства входили так-же франкоязычные Савойя и Ницца, а Женева была чем-то вроде ближнего зарубежья, так что пьемонтцев можно было считать в той же степени итальянцами, в какой французами и швейцарцами.

Камилло Бенсо ди Кавур всю жизнь был везучим человеком. В первый раз ему повезло, когда он родился в одной из самых богатых и родовитых семей Пьемонта: его род вел свою историю от рыцаря Хуберта, который сражался под знаменами Барбароссы, а отец, маркиз Михеле ди Кавур, ссужал деньги самому королю. Зато Камилло не повезло в дру-гом – земли и титул должны были достаться старшему сыну маркиза Густаво, а потому по семейной традиции Кавура-младшего ждала военная карьера. Впрочем, благодаря высокому происхождению и богатству она обещала быть стремительной.

Юный Камилло Кавур, которого определили в Туринскую военную академию, казалось, имел все данные для того, чтобы стать блестящим офицером: он был практичен, педанти-чен, смел и совершенно лишен фантазии.

Однако Кавур выбрал другой путь. Его привле-кала молодая наука, обещавшая полностью изменить жизнь человечества, даровав ему бо-гатство и процветание. «Среди всех гуманитарных наук есть лишь одна, которую я глубоко изучил, – политическая экономия», – писал Камилло одному из своих приятелей. И с года-ми его страсть к ней неуклонно росла.

Маркиз ди Кавур выхлопотал для сына престижную должность пажа при дворе короля Карла Альберта, однако с придворной карьерой у Камилло не заладилось. В армии ему то-же не понравилось. В 1831 году Кавур оставил военную службу в чине младшего лейтенан-та инженерных войск и никогда не жалел о своем решении. Круг интересов молодого чело-века в те годы составляли вино, женщины, лошади и прежде всего карты. При этом Камилло не за-бывал бравировать своими либеральными взглядами.

Утомленный консервативным Турином, Кавур пред-почитал путешествовать по Франции, свободолюбием которой искренне восхищался. В Париже он продолжал сорить деньгами, играл в вист и сделался любовником бывшей пассии Александра Дюма-старшего поэтессы Мелани Вальдор. Но все это не мешало ему зани-маться самообразованием – молодой пьемонтский аристократ серьезно изучал экономику и политическую систему Франции.

Однако куда больше Кавура порази-ла переживавшая экономический бум Англия, где он побывал в 1835 году. Камилло посещал английские доки, фабрики и даже тюрьмы, в которых заключенных содержали в чистых комфортабельных камерах и обу-чали чтению и письму. Он увидел реальные результаты применения политэкономической теории, и ему не тер-пелось самому применить полученные знания на прак-тике. Такая возможность ему вскоре представилась.

На родину Кавур вернулся законченным англома-ном, причем с годами эта его привязанность только уси-ливалась: уже будучи премьер-министром, Кавур выпи-сывал Times , Economist и Morning Post , а об учебнике английской истории говорил, что эта книга «возбужда-ет, как завтрак с бокалом шампанского».

Сеятель прогресса

В 1835 году маркиз ди Кавур получил должность вика-рия Турина. Название должности звучало несколько по-церковному, но на практике это означало, что отец Камилло становился начальником политической поли-ции королевства, а значит, должен вылавливать либе-ралов и реформистов, то есть как раз таких, как его не-путевый отпрыск. Маркиз вызвал Камилло из Англии и поручил ему управлять поместьем Лери, до которого ни у самого маркиза, ни у его старшего сына Густаво руки не до-ходили. Наконец-то Камилло получил возмож-ность экспериментировать с настоящим хозяйствую-щим субъектом!

Поместье располагалось в 25 милях к северо-востоку от Турина, в сырой, нездоровой местности. На 3 тыс. ак-ров лесистой и заболоченной земли находились четыре фермы, которые надлежало превратить в образцовые прибыльные хозяйства. К своей задаче жаждущий нас-тоящего дела Кавур-младший подошел с величайшей серьезностью. Правда, опыта поначалу катастрофичес-ки не хватало.

Однако опыт – дело наживное, а немалые семейные капиталы позволяли Кавуру рисковать. Для начала он улучшил ирригационную систему и свел не-нужные леса. Но душа его требовала масштабных перемен. В биз-нес-план Кавура входила переориентация хозяйства на производство сахарной свеклы с последующим строи-тельством сахарного завода, однако эксперимент не увенчался успехом: ввозить свеклу из колоний оказа-лось дешевле.

Решив, что вокруг достаточно сыро для того, чтобы выращивать рис, Кавур перешел к возде-лыванию этой культуры и наконец-то добился неплохих результатов. Рис с полей шел на откорм свиней и коров, а также на продажу. Разводить скот Кавуру понрави-лось, и он даже выписывал овец из Англии и Испа-нии. Прогресса будущий объединитель Италии не боял-ся: он первым в округе стал ввозить из Америки удобре-ние гуано (разложившийся в особых условиях птичий помет) и, убедившись в его эффективности, стал с боль-шой выгодой перепродавать заморское чудо-средство окрестным хозяйствам.

За эти годы Кавур абсолютно уверился в своей эко-номической гениальности и начал играть на бирже: всякий раз, когда появля-лись признаки плохого урожая, он за-купал большие объемы зерна.

Великих барышей это не принесло, и вскоре Кавур заинтересовался транспор-том.В 1839 году он вошел в совет директоров Савойской компании, которая собиралась соединить железной до-рогой долину Роны и Женеву. Компа-ния вскоре лопнула, но Кавур не собирался отступать: он занял денег и скупил акции разорившегося предпри-ятия. Более того, уговорил многих состоятельных зна-комых тоже вложить средства в это дело. Камилло решил сде-лать ставку на инновационные технологии, а потому на-нял молодых инженеров, которые обещали оснастить его паровозы каким-то необыкновенным новым двига-телем. Но тот оказался далеко не таким хорошим, как это поначалу казалось, и Савойская компания вновь обанкротилась. Кавур, как честный человек, попытался возместить убытки всем своим инвесторам, но даже его состояния для этого не хватало.

В этой ситуации Камилло поступил, как и подобает бывалому картежнику: поставил все на одну карту. В 1840 году в воздухе в очередной раз запахло войной между Англией и Францией из-за неурегулированных ближневосточных дел. Парижскую биржу залихоради-ло, один лишь Кавур оставался спокоен, ведь в его распоряжении был инсайдерский источник информа-ции – любовница английского посла в Париже, с кото-рой он установил более чем доверительные от-ношения. Дама была уверена, что война будет, и Кавур сделал соответствующие распоряжения, хотя брокер его и отговаривал.

Войны не случилось, и перед Камилло замаячила реальная перспектива полного разорения. Маркиз ди Кавур разобрался с долгами сына, но взамен взял с него слово впредь заниматься только сельским хо-зяйством. Формально Камилло Кавур сдержал слово, поскольку химический завод, в который он вскоре вло-жился, производил удобрения, а те потом попадали на поля в Лери, однако фактически все закончилось, как и раньше: завод пришлось закрыть как убыточный.

Несмотря на все старания, Кавур так и не разо-рился, поскольку семейные капиталы были слишком велики, чтобы испариться из-за пары провальных ин-вестиционных проектов или какого-нибудь карточного долга. Кроме того, у семьи были неплохие связи по всей Европе. Когда старинный деловой партнер Кавуров швейцарский банкир Эмиль де ла Рюэ в 1848 году осно-вал банк в Турине, Камилло вошел в совет директоров.

Добиться серьезного положения в обществе Кавуру помогла не столько политэкономия, сколько умение интриговать, а богатство принесли не инвестиции, а своевременная смерть родственников, которые оставили ему весьма приличное наследство: в 1846 году во Франции умерла его тетя Виктория, а в 1850-м скончался отец.

Камилло Кавур приобрел репутацию едва ли не единственного грамот-ного экономиста в королевстве, и его амбиции менед-жера росли день ото дня. К концу 40-х годов Кавур, по слухам, был самым богатым человеком в Пьемонте, и ему уже хотелось поуправлять чем-то большим, нежели поместьем, состоящим из четырех ферм.

Премьер от сохи

Общественная деятельность интересовала Кавура не меньше, чем бизнес, однако его благородное стремление перестроить Пьемонт по англо-французскому образцу натыкалось на сопротивление консерваторов.

Репрессивный режим в королевстве тоже мало по-ходил на установленные Парижем и Лондоном свободы. В итоге Кавур решил бороться за перемены, а когда он что-нибудь решал, отговорить его бывало весьма трудно. В 1842 году Камилло Кавур стал одним из основате-лей Аграрной ассоциации – лоббистской организации, которая защищала интересы крупных земельных собственников. Трибуну ассоциации он использовал для пропаганды своих экономических взглядов.

Но, к большому неудовольствию Кавура, многие его принципы были отвергнуты, причем не только его не-вежественными соотечественниками, но и просвещен-ными французскими аграриями. В одной из своих статей Кавур констатировал, что, «судя по действиям большинства правительств, политэ-кономия, утверждая свое влияние в интеллектуальном мире, утрачивает позиции в политике». И далее он с горечью восклицал: « Прискорбно видеть, как нации следуют путем, противоположным тому, ко-торый им был указан их интеллектуальными светила-ми!». Что касается пьемонтцев, то они не спешили сле-довать за Камилло Кавуром, а потому светилу пришлось заняться журналистикой, а затем и политикой, чтобы разъяснить неразумным, как и в чем они заблуждаются.

Статьи Кавура печатали газеты Пьемонта, Швейца-рии, Англии и Франции, однако настоящая журналис-тская известность пришла к нему в 1847 году, когда он начал сотрудничать с газетой графа Бальбо, которая на-зывалась II Risorgimento («Возрождение»). В 1848 году он уже был ее главным редактором и мог высказывать-ся по любым вопросам, гарантированно имея достаточ-но широкую аудиторию. Впрочем, газета не пользова-лась особой популярностью, поскольку для консерва-торов была слишком либеральной, а для революционе-ров и демократов – консервативной. Кроме того, II Risorgimento приносила сплошные убытки, но это нисколько не смущало Кавура, который не собирался ради какого-то там коммерческого успеха отказывать-ся от своего политического кредо – «золотой середины».

По Кавуру, суть этого принципа состояла в готов-ности проводить реформы, но лишь в том случае, если без них нельзя обойтись. При том, что одна часть об-щества мечтала вернуться чуть ли не во времена инкви-зиции, а другая жаждала построить социалистическую республику, вербовать сторонников Кавуру было не-легко.

Между тем к 1848 году Италия все больше напоминала пороховую бочку с подожженным фити-лем, и Кавур не преминул окунуться в политику. Перед Италией в ту пору стояли две главные задачи – изгна-ние иностранных оккупантов и политическое объеди-нение. На территории современной Италии в те време-на существовало несколько государств, самыми круп-ными были Пьемонт на северо-западе, Неаполитанское королевство на юге и Папская область со столицей в Ри-ме. Они были независимыми, хотя и не играли самосто-ятельной роли в мировой политике. Парма же, Модена и в меньшей степени Тоскана находились в прямой зависимости от Австрии, которой принадлежала вся северо-восточная часть Ита-лии, включая Милан и Венецию. Любая попытка про-вести либеральные реформы или начать объединение страны неминуемо блокировалась ультраконсерватив-ной Австрией. Светлые головы в Италии не сомнева-лись, что прогрессивные реформы невозможны без обретения независимости, а независимость, в свою очередь – без военной победы над Австрией.

В освободительном движении ведущая роль принад-лежала организации «Молодая Италия» во главе с Джузеппе Мадзини, которая добивалась создания единой де-мократической Итальянской республики. Кавур предпо-читал не говорить о единой Италии, его больше прельща-ла идея создания великого Пьемонта. К тому же об Ита-лии южнее Пармы он имел крайне расплывчатое пред-ставление, так как никогда там не бывал и даже не очень интересовался, что там происходит. Политика же Пьемонта Кавура весьма занимала. А поскольку его ви-дение будущего страны чаще всего совпадало с королев-ским, политическая карьера Кавура пошла на взлет.

В 1847 году король Карл Альберт объявил, что хочет отказаться от абсолютизма, что, естественно, породи-ло бурю восторга в либеральном лагере. В январе 1848 года на собрании журналистов Камилло Кавур сообщил, что стране нужна конституция, а революция не нужна. Король был с этим вполне согласен, и 4 мар-та того же года Пьемонт получил конституцию. Став депутатом парламента, Кавур потребовал воевать с Австрией, заручившись поддержкой Франции. Карл Альберт снова его послушался и уже в 1849 году пошел войной на ав-стрийцев, однако был ими бит и благо-родно отрекся от престола. Новый король, Виктор Эм-мануил II , тоже благоволил Кавуру, и в октябре 1850 года лучшему экономисту королевства досталось министерство торговли и сельского хозяйства, а в 1852-м он получил пост премьер-министра и с не-большим перерывом оставался главой кабинета до са-мой своей смерти в 1861 году.

Крепкий хозяйственник

Кавур, безусловно, любил власть, однако власть ему была нужна как инструмент для достижения своих це-лей, а главной целью он считал реванш в противостоя-нии с Австрией, ведь часть вины за прошлые пораже-ния лежала и на нем. Чтобы победить австрийцев, Сар-динскому королевству требовалась сильная армия и международная поддержка. И то и другое было недос-тижимо без экономического процветания, и Кавур взялся за дело.

Новый премьер считал необходимым повышение де-ловой активности в стране, а для этого было нужно раз-вивать коммуникации. Кавур начал со связи: уже в 1852 году за счет правительственных субсидий была построена телеграфная линия между Турином и Генуей. В ту пору многим в Пьемонте казалось, что телеграф ляжет непосильным грузом на госбюджет, однако, как выяснилось, новые средства связи могли приносить до-ход, и вскоре телеграфное строительство развернулось по всему королевству. Кавур пошел на удешевление поч-товых марок, что сначала сделало государственную поч-ту убыточной, но вскоре количество корреспонденции возросло, и почта начала давать прибыль.

Наконец-то исполнилась давняя мечта Кавура – он начал строить сеть железных дорог, что дало мощный тол-чок всей экономике. За годы пребывания Кавура у власти их протяженность в королевстве выросла почти в десять раз, и к концу 50-х годов в Пьемонте было около 1 тыс. км железнодорожных путей.

Правительство Кавура урезало таможенные тарифы, что привело к временному падению доходов казны, од-нако торговля оживилась, и налоги компенсировали уменьшение таможенных сборов. На пользу деловой ак-тивности пошло и некоторое сокращение налогов, кото-рое коснулось, прежде всего, предпринимателей, помещи-ков и других крупных собственников. При этом прави-тельство оставалось верным принципу невмешательства в рыночную экономику: даже в неурожайные годы власти не шли на фиксирование цен на продовольствие.

Чтобы финансировать свои проекты, Кавур брал кре-диты у Ротшильда и Лафита, а также выпускал внутрен-ние займы. В результате к концу 50-х годов националь-ный долг королевства вырос в десять раз, однако прави-тельство расплачивалось аккуратно, и кредитный рей-тинг Пьемонта только увеличивался. Государственные об-лигации стали надежным средством аккумулирования сбережений, а сами граждане выказывали доверие госу-дарству, вкладываясь в его ценные бумаги.

Годы проб и ошибок в бизнесе не пропали для Кавура даром. Он управлял экономикой весьма эффективно, что позволило Пьемонту выйти на первое место в Италии по уровню экономического развития. Кавур отказался от непродуманных действий со ставкой на удачу и вел себя

уже не как азартный игрок в казино, но как дальновид-ный стратег.

Большой политик

Настоящего прорыва удалось достичь во внешней поли-тике. Камилло Кавур прекрасно понимал, что без под-держки со стороны Франции и как минимум нейтрали-тета Англии с Австрией справиться не получится. Меж-ду тем союза с Пьемонтом никто из великих держав не искал, поскольку эта страна имела одновременно силь-ного врага, слабую армию и непомерные амбиции. Слу-чай заручиться поддержкой Запада представился в 1854 году, когда Англия и Франция вступили в войну против России. Несмотря на протесты весьма влия-тельных особ, Кавур, отправил 15 тыс. солдат на осаду Севас-тополя. После войны состоялся Парижский конгресс, на который поехал и Кавур. Кавур потребовал наградить Пьемонт Пармой и Моденой или еще какими-нибудь территориями в Италии, однако по-лучил отказ. Тем не менее, на конгрессе стало ясно, что император Франции Наполеон III не против союза с Ту-рином, а Россия на Пьемонт почти не сердится.

Особую проблему для Кавура представляли отноше-ния с королем. Виктор Эммануил был достаточно эк-сцентричен и порой вел себя скорее как провинциаль-ный аристократишка, а не европейский монарх. Так, Кавур с трудом уговорил короля не ездить в Крым, ког-да тот решил помахать саблей под Севастополем. И это был не единственный случай, когда премьеру приходи-лось гасить неумеренную воинственность своего госу-даря. Король то утверждал, что Австрия – его естес-твенный союзник в борьбе против революционеров, то заявлял, что пойдет на нее войной. В Париже пьемонтский монарх говорил, что казнит Мадзини, а королеве Виктории рассказывал, что вот-вот «изничтожит» ав-стрийцев и «перебьет попов» в своей стране.

Другой проблемой были революционеры. Камилло Кавур являлся сторонником умеренных перемен и конституционной монархии, а потому не собирался покупать единство Италии ценой революции. С сорат-никами Мадзини Кавур поступал так: активистов «Мо-лодой Италии» грузили на корабли и отправляли в США на вечное поселение. Однако со временем пьемонтский премьер решил, что революционерами мож-но неплохо манипулировать, используя их против глав-ного врага – Австрии.

В 1856 году Кавур заключил союз с Джузеппе Гари-бальди, на счету которого бы-ли подвиги в Латинской Америке, героическая оборо-на Рима, аресты, побеги и путешествия. Этот человек был кумиром всех подростков Европы и имел неп-ререкаемый авторитет среди итальянских револю-ционеров. Кавур обещал Гарибальди негласную под-держку оружием и деньгами при условии, что тот бу-дет воевать против австрийцев, не раскрывая своей связи с пьемонтским правительством. Таким образом, революционеры занялись полезным делом, однако для решительной схватки с Австрией нужен был союзник посильнее.

В 1858 году некий Орсини совершил покушение на императора Франции Наполеона III . Теракт получился кровавым – бомба взорвалась в толпе зевак, а импе-ратор остался цел. На допросе Орсини заявил, что яв-ляется членом итальянского подполья, а Наполеона III хотел убить, потому что тот мешает воссоединению Италии. Кавур сумел убедить французскую сторону, что он, с одной стороны, способен контролировать тер-рористов, а с другой, не несет ответственности за их спонтанные действия. Вот если бы Франция помогла ему объединить Италию на здоровых монархических началах, с терроризмом было бы покончено, но до тех пор, пока Франция ничего не делает для Пьемонта, су-ществует опасность, что Италию объединят револю-ционеры, республиканцы и террористы вроде Орси-ни, Мадзини и Гарибальди.

Дипломатия Кавура дала результат – он тайно встретился с императором Наполеоном III во француз-ском Пломбьере, и Франция с Пьемонтом заключили оборонительный союз против Австрии. В случае напа-дения последней и победы союзников Пьемонт должен был получить всю Северную Италию, уступив при этом Франции Ниццу и Савойю. Оставалось только сделать так, чтобы Австрия напала первой.

После заключения тайного союза с Францией Кавура словно подменили. Казалось, он собрался пе-рессорить все мировые державы. «Мы, итальянцы, – говорил он, – однажды уже завоевали мир и снова смо-жем это сделать».

Кавур откровенно «сливал» всем возможным шпио-нам информацию о своих агрессивных намерениях, при этом велись реальные приготовления к войне, кото-рые не могли не заметить иностранные разведки.

В Пьемонте появился Гарибальди, к которому стали сте-каться добровольцы. Естественно, подразумевалось, что добровольцев будет очень много. Сам Кавур писал в мемуарах, что «Гарибальди должен стать приманкой для волонтеров, должен появляться и исчезать». Наконец нервы австрийцев не выдержали, и 23 апреля 1859 года Вена предъявила Турину ультиматум с требованием сок-ратить армию до численности мирного времени и ра-зогнать войско Гарибальди. Разумеется, Кавур ультима-тум отверг, Австрия начала войну, и верная союзничес-кому долгу Франция пришла на помощь Пьемонту.

Австрийцы воевали неудачно, причем после сраже-ния при Сольферино 24 июня поражение Австрии в войне стало неминуемым. В результате Пьемонт полу-чил Ломбардию, отдав, как и планировалось, Франции Савойю и Ниццу, а Вена окончательно утратила кон-троль над большей частью Италии. На этом возмож-ности Пьемонта легально расширять свою террито-рию были исчерпаны, и тогда Кавуру пригодился союз с Гарибальди.

В апреле 1860 года на Сицилии началось восстание под лозунгом присоединения к Пьемонту, а уже в мае на острове высадилась так называемая «тысяча» – от-ряд боевиков-«краснорубашечников» под командова-нием Гарибальди. Официально Пьемонт не имел ни-какого отношения к вторжению, но, когда Гарибальди вступил в Неаполь, Кавур послал войска на юг Италии, которые оккупировали провинции, еще не занятые пьемонтцами. После этого Гарибальди передал власть над югом Италии Виктору Эммануилу. Так коварство и деловая сметка Камилло Кавура помогли объедине-нию Италии.

14 марта 1861 года Виктор Эммануил был провозгла-шен королем нового государства – Италии, а 29 мая Ка-вур слег с неизвестной болезнью и уже 6 июня скончал-ся. Одним из последних изречений премьера было зна-менитое «Мы создали Италию, теперь должны создать итальянцев».

Граф Камилло Кавур не был героем в том смысле, в каком им был тот же Гарибальди. Кавура можно назвать талантливым менеджером, который умел выдвигать смелые идеи и реализовывать их. Пока другие взрывали бомбы, он создал экономический фундамент для будущего государства и ушел из жизни в зените вполне заслуженной славы.

Второй сын маркиза Микеле Бенсо, графа ди Кавур (1781-1850). Во время обучения в Военной королевской академии в Турине Кавур был пажом наследного принца (впоследствии короля Сардинии-Пьемонта) Карла-Альберта. Рано проявившаяся независимость характера заставляла его тяготиться этим положением: окончив курс академии и получив чин лейтенанта корпуса инженеров, он открыто выражал своё удовольствие тем, что сбросил с себя «ливрею», чем навлек на себя недовольство принца. Первые годы служебной деятельности Кавура были посвящены возведению военных укреплений. Мечтая о лучшем будущем для своей родины, Кавур надеялся на подъём патриотических настроений в Италии под влиянием Июльской революции во Франции; разочарованный в своих надеждах, он с горечью выражал осознание того, что его страна, сдавленная с одной стороны австрийскими штыками, с другой - папскими отлучениями, неспособна сама справиться со своими бедами.

Его политические взгляды привели к отправке его в форт Бар для наблюдения за простыми работами по возведению стен. В 1831 году он вышел в отставку и занимался главным образом сельским хозяйством в имениях своего отца. В 1834 году он посетил Швейцарию, Францию и Англию. Пребывание во Франции поселило в нём уверенность в неизбежности торжества демократии, а Англия возбудила в нём глубокое преклонение перед её свободным политическим строем и хорошо развитым духом частной инициативы.

В 1837-1839 годах Кавур с большой энергией занимался устройством школ и приютов, а в 1842 году принял участие в основании Associazione agraria, значительно содействовавшей оживлению общественной деятельности.

Первой литературной работой Кавура была статья о налоге в пользу бедных в Англии (1834); затем он написал ряд статей по агрономическим вопросам, по английскому законодательству в области хлебной торговли, по железным дорогам.

Когда в 1847 году обнаружилась готовность короля Карла-Альберта приступить к реформам, Кавур тотчас явился в Турин и здесь, при содействии Чезаре Бальбо и других реформистов, основал газету «Il Risorgimento».

В январе 1848 года на собрании журналистов и политических деятелей, созванном для поддержания ходатайства генуэзцев об основании национальной гвардии и изгнании иезуитов, Кавур выступил с заявлением о том, что прежде всего нужна конституция, которая укрепила бы власть, дав ей новую основу. Требование Кавура было поддержано влиятельными реформистами, которым удалось положить конец нерешительности Карла-Альберта. В марте 1848 года конституция была опубликована; Кавур был назначен членом комиссии по разработке избирательного закона. После революции в Милане Кавур решительно высказывался за войну с Австрией.

На первых выборах в представительное собрание в апреле 1848 года Кавур потерпел неудачу, но на дополнительных (в июне) был избран по четырём округам. Не обладая блестящим ораторским талантом, Кавур не замедлил, однако, приобрести влиятельное положение в парламенте благодаря своим основательным знаниям в различных вопросах управления. Принадлежа к правым, в неспокойное время военных неудач он горячо поддерживал правительство в парламенте и в печати, поэтому многим казался реакционером. На выборах в январе 1849 года Кавур был забаллотирован, но вскоре снова избран от Турина. Выступив с решительной защитой свободы печати, Кавур собрал вокруг себя значительное число сторонников либеральной политики и стал главой группы умеренных правых.

В 1850 году он занял пост министра земледелия и торговли и заключил торговые договоры с Францией, Бельгией и Англией, основанные на принципах свободной торговли. Приняв в апреле 1851 года и управление финансами, Кавур получил заём в Англии и провёл реформу таможенных тарифов. Фактически мало-помалу он стал главным лицом в кабинете Д"Адзельо и сблизился с умеренными левыми.

В мае 1852 года правительство подало в отставку, и Д"Адзельо сформировал новый кабинет, без участия Кавура. Это правительство не нашло, однако, поддержки у либералов и вынуждено было подать в отставку; после тщетных попыток образовать консервативное правительство король вынужден был обратиться к Кавуру, который и стал (4 ноября 1852 года) президентом совета министров и министром финансов. Во внутренней политике первые годы работы Кавура ознаменовались ещё большим сближением его с либералами, установлением полной свободы хлебной торговли, реформой уголовного кодекса, расширением сети железных дорог и т. д.

Главное внимание Кавура было направлено на международную политику. В феврале 1853 года, когда Австрия наложила арест на имения ломбардо-венецианских эмигрантов, натурализированных в Сардинии, в меморандуме, разосланном иностранным державам, Кавур протестовал против этой меры и требовал, чтобы Австрия доказала виновность эмигрантов. Последствием этого решительного шага была приостановка дипломатических сношений с Австрией. Вместе с тем, Кавур испросил у парламента кредит для оказания помощи эмигрантам. Результатом принятых мер было усиление нравственного авторитета Пьемонта в глазах патриотов всей Италии. Заботясь о поднятии международного значения Сардинии, Кавур склонил Виктора-Эммануила принять вместе с Францией и Англией активное участие в Крымской войне 1854-1855 г.

Приняв под своё непосредственное начало министерство иностранных дел, Кавур, не без усилий, добился от парламента согласия на заключение союза с Францией и Англией, после чего в Крым был отправлен 15-тысячный корпус под командой Ла-Марморы.

Благодаря этому Пьемонт в лице Кавура был допущен к участию в Парижском конгрессе. Ближайшей целью политики Кавура стало затем сближение с Францией, при помощи которой он намеревался вытеснить Австрию из Италии, а внутри страны - усиление армии и флота, возведение укреплений и усовершенствование путей сообщения с целью подготовки к войне с Австрией. Отношения к последней продолжали быть натянутыми; несмотря на то, что в январе 1857 года она сняла секвестр с имений эмигрантов, через два месяца вновь произошёл полный дипломатический разрыв с Сардинией.

В июле 1858 года - при личном свидании в Пломбьере между Наполеоном III и Кавуром было заключено соглашение, по которому Франция обязывалась содействовать присоединению к Пьемонту ломбардо-венецианских провинций вплоть до Адриатического моря, при условии уступки Франции Савойи и Ниццы. Решив начать действия против Австрии весной 1859 года, Кавур был сильно смущен, когда Наполеон обнаружил нерешительность и готовность избежать столкновения с Австрией.

Наполеон склонялся к принятию предложения России о созвании конгресса и требовал немедленного согласия на то Сардинии. Кавур желал, чтобы по крайней мере Сардиния была допущена на этот конгресс на одинаковых с Австрией условиях; но за ней признавался лишь совещательный голос, на что Кавур не мог согласиться. Одно время Кавур пришёл в такое отчаяние, что был близок к самоубийству; но обстоятельства неожиданно приняли иной оборот.

Австрия решила обратиться к Сардинии с ультиматумом, который был получен 23 апреля, а 26 Кавур отверг его; война стала неизбежной.

В июне, после битвы при Мадженте, Кавур был вызван королём в Милан, население которого устроило ему восторженный приём. Кавур был до крайности поражен Виллафранкским миром и тотчас же подал в отставку. Совершив непродолжительную поездку в Савойю и Швейцарию, Кавур вернулся (в августе 1859 года) в Пьемонт с твердой решимостью идти к осуществлению своих планов.

Говорил он.

Неспокойные настроения в стране не затихали, и Кавур воспользовался им для того, чтобы развить движение в пользу присоединения к Сардинии Эмилии и Тосканы.

Нация продолжала видеть в Кавуре выразителя своих стремлений и открыто выражала желание снова видеть его у власти. Правительство Ла-Марморы и Раттацци подало в отставку, и Кавур в январе 1860 года опять стал во главе правительства. Через несколько дней он разослал дипломатическим агентам циркуляр, в котором заявлял, что правительство не в силах остановить естественное и неизбежное течение событий.

Королевские декреты 18 и 22 марта возвестили о присоединении Эмилии и Тосканы. Вслед за тем Кавур и французский уполномоченный подписали трактат об уступке Франции Савойи и Ниццы при условии согласия парламента и самого населения этих областей. Хотя Венеция оставалась за Австрией, и таким образом принятое Наполеоном в Пломбьере обязательство не было исполнено полностью, Кавур счёл нужным уступить Савойю и Ниццу ввиду состоявшегося присоединения двух провинций, не предусмотренного пломбьерским соглашением.

Предпринятая Гарибальди экспедиция на Сицилию в мае 1860 года создала Кавуру немалые затруднения. Гарибальди, питая неприязнь к Кавуру, главным образом из-за уступки Ниццы, не желал выполнять его требований и в порыве увлечения успехом, особенно после овладения Неаполем, настаивал на необходимости идти на Рим, чтобы там провозгласить Виктора-Эммануила королём независимой и единой Италии. Это неизбежно привело бы к разрыву с Францией, которого Кавур находил нужным избежать. Кавур признавал необходимым, чтобы регулярное правительство закончило дело, начатое революцией, и поэтому решил овладеть папскими провинциями, отделявшими Северную Италию от Южной, чего и удалось достигнуть после непродолжительной кампании. Национальный парламент, созванный в Турине 2 октября 1860 года, высказался за политику Кавура.

Став во главе армии, Виктор-Эммануил 15 октября вступил на неаполитанскую территорию, население которой вслед за тем высказалось в пользу присоединения. В феврале 1861 года в Турине собрались представители всех областей Италии, за исключением Рима и Венеции, а 4 марта Виктор-Эммануил был единогласно провозглашен королем Италии. Последним актом политической деятельности Кавура было провозглашение необходимости сделать Рим столицей Италии. Едва Кавур начал переговоры с французским правительством по вопросу о Риме, как 29 мая он заболел, а 6 июня 1861 года скончался.

Граф Ками́лло Бенсо ди Каву́р (итал. Camillo Benso conte di Cavour ; 10 августа (18100810 ) , Турин - 6 июня , Турин) - итальянский государственный деятель, премьер-министр Сардинского королевства , сыгравший исключительную роль в объединении Италии под властью сардинского монарха. Первый премьер-министр Италии .

Биография

Ранние годы

Камилло Бенсо ди Кавур родился 10 августа 1810 года в городе Турине, второй сын маркиза Микеле Кавура .

На первых выборах в представительное собрание в апреле 1848 года Кавур потерпел неудачу, но на дополнительных был избран по четырём округам. Не обладая блестящим ораторским талантом, Кавур не замедлил, однако, приобрести влиятельное положение в парламенте благодаря своим основательным знаниям в различных вопросах управления. Принадлежа к правым, в неспокойное время военных неудач он горячо поддерживал правительство в парламенте и в печати, поэтому многим казался реакционером. На выборах в январе 1849 года Кавур был забаллотирован, но вскоре снова избран от Турина. Выступив с решительной защитой свободы печати, Кавур собрал вокруг себя значительное число сторонников либеральной политики и стал главой группы умеренных правых.

Приняв под своё непосредственное начало министерство иностранных дел, Кавур, не без усилий, добился от парламента согласия на заключение союза с Францией и Англией, после чего в Крым был отправлен 15-тысячный корпус под командой Ла-Марморы .

Война за объединение Италии

Ещё в 1830-е годы Кавур пришел к убеждению о необходимости «скорейшего освобождения итальянцев от угнетающих их варваров» (то есть австрийцев). Однако он полностью отвергал путь народной революционной борьбы за независимость, а создание единой Италии казалось ему делом столь отдаленного и туманного будущего, что ещё в 1856 году он считал призывы к объединению страны «глупостью». Реальную цель Кавур усматривал в изгнании австрийцев из Ломбардии и Венеции и включении их, а также Пармы и Модены в состав Сардинского королевства. Однако начавшаяся Австро-итало-французская война в конечном итоге способствовала объединению Италии.

Нация продолжала видеть в Кавуре выразителя своих стремлений и открыто выражала желание снова видеть его у власти. Правительство Ла-Марморы и Раттацци подало в отставку, и Кавур в январе 1860 года опять стал во главе правительства. Через несколько дней он разослал дипломатическим агентам циркуляр, в котором заявлял, что правительство не в силах остановить естественное и неизбежное течение событий.

Королевские декреты 18 и 22 марта возвестили о присоединении Эмилии и Тосканы. Вслед за тем Кавур и французский уполномоченный подписали трактат об уступке Франции Савойи и Ниццы при условии согласия парламента и самого населения этих областей. Хотя Венеция оставалась за Австрией, и таким образом принятое Наполеоном в Пломбьере обязательство не было исполнено полностью, Кавур счёл нужным уступить Савойю и Ниццу ввиду состоявшегося присоединения двух провинций, не предусмотренного пломбьерским соглашением.

Противостояние с Гарибальди

Противоборство либералов-монархистов и демократов вылилось в острый конфликт между Кавуром и Гарибальди . Предпринятая Гарибальди экспедиция на Сицилию в мае 1860 года создала Кавуру немалые затруднения. После освобождения Сицилии Кавур признал, что «Гарибальди оказал Италии величайшие услуги, какие только человек может оказать родине»; когда же Гарибальди отказался от немедленного присоединения Сицилии к Пьемонту, Кавур стал обвинять его в том, что он сомкнулся с «людьми революции» и «сеет на своем пути беспорядок и анархию». Гарибальди же, питая взаимную неприязнь к Кавуру, главным образом из-за уступки Ниццы, не желал выполнять его требований и в порыве увлечения успехом, особенно после овладения Неаполем, настаивал на необходимости идти на Рим , чтобы там провозгласить Виктора-Эммануила королём независимой и единой Италии. Это неизбежно привело бы к разрыву с Францией, которого Кавур находил нужным избежать.

Чтобы не допустить марша Гарибальди в Центральную Италию и дальнейшего усиления демократов, Кавур, которому крушение Бурбонов придало смелости и заставило его поверить в возможность скорого объединения Италии, решил опередить демократов и частично осуществить выдвинутые ими же задачи. Таким образом, Кавур признавал необходимым, чтобы регулярное правительство закончило дело, начатое революцией, и решил овладеть папскими провинциями, отделявшими Северную Италию от Южной, чего и удалось достигнуть после непродолжительной кампании. Он убедил Наполеона III в необходимости быстрых действий для предотвращения революции в Папском государстве. С согласия французского императора пьемонтские войска спустя три дня после вступления Гарибальди в Неаполь вторглись в папские владения и заняли их большую часть - провинции Марке и Умбрию. В октябре, после того как Гарибальди нанес поражение бурбонским войскам у Вольтурно, пьемонтская армия вступила на неаполитанскую территорию, преградив Гарибальди путь на Рим. Национальный парламент , созванный в Турине 2 октября 1860 года , высказался за политику Кавура.

Став во главе армии, Виктор-Эммануил 15 октября вступил на неаполитанскую территорию, население которой вслед за тем высказалось в пользу присоединения. В феврале 1861 года в Турине собрались представители всех областей Италии, за исключением Рима и Венеции , а 4 марта Виктор-Эммануил был единогласно провозглашен королём Италии. Последним актом политической деятельности Кавура было провозглашение необходимости сделать Рим столицей Италии. Едва Кавур начал переговоры с французским правительством по вопросу о Риме, как 29 мая он заболел, а 6 июня 1861 года скончался.

См. также

• Cavour (550) - авианосец XXI века, названный в честь Кавура.
• Артом, Исаак - итальянский государственный деятель, на протяжении долгих лет занимавший пост главного секретаря Кавура.

Напишите отзыв о статье "Бенсо ди Кавур, Камилло"

Примечания

Литература

• «Lettere edite ed inedite di Cammillo Cavour» (Турин, 1884-1887);
• Bonghi, «Cammillo Benso di Cavour» (Typ., );
• Edward Dicey, «Cavour» (Кембридж , );
• G. Massori, «Il conte di-Cavour» (Typ., );
• Ch. de Mazade, «Le Comte de Cavour» (Пар., );
• Добролюбов , в собрании его сочинений.

Ссылки

• Дерюжинский В. Ф. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Бенсо ди Кавур, Камилло

Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…

Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г"афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г"афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво"ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п"ощайте, г"афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого.внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».

Начало деятельности Кавура

Граф Камилло Бенсо ди Кавур (1810-1861) – знаменитый сардинский политик, один из главнейших творцов объединения Италии на рубеже 1850-60-х гг. Он родился в Турине (тогда – Сардинское королевство) в семье маркиза Микеле Кавура. Камилло окончил Военную королевскую академию. С молодых лет он проявлял большой ум и независимость характера.

Италия в первой половине XIX века оставалась раздробленной страной, находившейся под сильнейшим австрийским влиянием. Когда во Франции началась Июльская революция 1830 , молодой Камилло Кавур, надеялся, что за ней последует патриотический взрыв в Италии. Но его надежды на широкое движение не оправдались. «Опасный» образ мысли Кавура стал между тем известен правительству, которое предпочло «сослать» его в форт Бар, для наблюдения за каменными работами.

Портрет Камилло Бенсо ди Кавура. Художник Ф. Айец, 1864

В 1831 г. Кавур ушёл с военной службы и стал заниматься сельским хозяйством в отцовских имениях. В 1834 г. он совершил поездку в Швейцарию, Францию и Англию, где проникся уверенностью в грядущем торжестве «свободных» учреждений. Особенно Англия возбудила в нем глубокое преклонение перед парламентским строем и духом частной инициативы. По возвращении на родину Кавур отдался общественной деятельности и написанию статей на экономические и юридические темы, благодаря чему приобрёл широкую известность.

Тем временем приближалась новая европейская революция 1848. Уже в 1847 г. сардинский король Карл-Альберт обнаружил готовность приступить к реформам. Камилло Кавур стал одним из вождей преобразовательной партии и начал выпускать в Турине газету «Возрождение» («Il Risorgimento»). Её название стало синонимом состоявшегося чуть позже объединения Италии. В январе 1848 г. Кавур потребовал ввести в Сардинском королевстве конституцию, ограничить влияние церкви и изгнать иезуитов . В марте 1848 г. король Карл-Альберт издал конституционный статут, и Кавур стал членом комиссии для выработки избирательного закона. Революционные события охватили и другие области Италии. Желая на волне революции добиться национального объединения страны, Кавур выступил за войну с препятствовавшей этому Австрией.

Летом 1848 Камилло Бенсо ди Кавур был избран депутатом палаты и благодаря своим дарованиям вскоре приобрёл в ней большое влияние. Противник крайней революционной демократии, он старался сохранить сильную власть в руках правительства и объединить Италию «сверху», а не «снизу». Революция вскоре потерпела поражение. Итальянцы проиграли войну с Австрией , но Кавур не терял решимости завершить начатое дело. В 1850 г. он получил должность сардинского министра земледелия и торговли, а в апреле 1851 г. – еще и министерство финансов. В тогдашнем правительстве Адзельо именно Кавур, а не его номинальный руководитель являлся основным лицом.

Кавур во главе сардинского правительства

В 1852 г. политические противники сделали попытку изгнать Камилло из министерства, но дело кончилось роспуском кабинета, после чего Кавур (4 ноября 1852 г.) уже и формально стал его главой.

Кавур вслед за этим ещё сильнее сблизился с либералами, ввёл полную свободу хлебной торговли, реформировал законодательство, строил железные дороги, укреплял армию и отобрал в казну имущества монастырей. Не доверяя ни народным силам, ни популярному у революционеров лозунгу «Italia farà da se» (Италия объединится сама, т. е. без посторонней помощи), Камилло Кавур искал для слабой Сардинии помощи в борьбе против Австрии у крупных европейских держав. Сначала он думал получить поддержку от Англии, но после того, как во Франции пала установленная революцией 1848 республика , стал искать сближения с Наполеоном III . В 1852 г. Кавур съездил в Париж.

В феврале 1853 г. Австрия конфисковала имения ломбардо-венецианских эмигрантов, бежавших после неудачной войны 1848-49 в Сардинию. Протестуя против этой меры, Кавур на время порвал дипломатические сношения с Австрией и провёл через палату закон о кредите в помощь эмигрантам. Это сильно подняло популярность Сардинского правительства в глазах итальянских патриотов. Чтобы ещё теснее сблизиться с Францией, Кавур (не без усилий) склонил нового короля Виктора-Эммануила и сардинский парламент принять участие на стороне французов и англичан в Крымской войне против России (1854 – 1855). Из Сардинии в Крым был отправлен 15-тысячный корпус генерала Ламарморы. По окончании войны Камилло Кавур принимал участие в Парижском мирном конгрессе.

Кавур втайне сошелся с вождями радикально-демократических патриотов Италии, сказав им, однако: «делайте, что можете, но знайте, что перед другими я отрекусь от вас, как Петр от Спасителя». Весной 1857 вновь произошел полный дипломатический разрыв Сардинии с Австрией. В июле 1858 г. на тайном личном свидании в Пломбьере Наполеон III и Кавур заключили соглашение, по которому Франция обязалась содействовать присоединению к Пьемонту ломбардо-венецианских провинций (то есть, Северной Италии до Адриатического моря). Взамен сардинцы обещали уступить французам Савойю и Ниццу. Наполеон III мечтал повторить деяния своего дяди, Наполеона Бонапарта , сделав Францию гегемоном Европы. Он рассчитывал поставить свою страну во главе союза «латинских рас» (Италии, Испании и Португалии) – и так, чтобы остальные его участники, кроме самой Франции, оставались в политической слабости, которая и позволяла бы Парижу удерживать первенство над ними. Следуя этому плану, Наполеон III собирался изгнать австрийцев из Италии, но оставить её и после этого полураздробленной. Такой проект далеко не соответствовал планам Камилло Бенсо ди Кавура, однако слабой Сардинии не предоставлялось никаких лучших вариантов поддержки. Кавур надеялся переиграть Наполеона в дальнейшей политической партии, что ему потом и удалось.

Решив начать действия против Австрии весной 1859 г., Кавур был сильно смущен, когда в Наполеоне обнаружилась нерешительность и готовность избежать столкновения с Австрией. Австрию требовалось саму вызвать на объявление войны, ибо в случае нападения на австрийцев им, по существующим договорам, должен был помочь весь Германский союз . Одно время Кавур пришел в такое отчаяние, что был близок к самоубийству, но потом благодаря своей изворотливости сумел устроить дело так, что формально инициатива войны вышла от Австрии. 23 апреля Австрия предъявила Сардинии ультиматум, 26-го Кавур отверг его, и началась итальянская война 1859 года с участием Франции.

Объединение Италии 1859-1870

Кавур и объединение Италии

В начале июня 1859 г. победа над австрийцами при Мадженте доставила союзникам Ломбардию. Через несколько дней Виктор Эммануил и Наполеон III въехали в Милан. Наполеон объявил, что целью войны является освобождение Италии до Адриатики и лично принял в боях участие. В конце июня над Австрией была одержана новая, еще более блестящая победа – при Сольферино . Однако Наполеон, опасаясь международных осложнений и чрезмерного усиления Сардинии, которой в его планах полагалась вассальная роль, поспешил окончить войну Виллафранкским миром . Сардинцы получили Ломбардию, но австрийский император удержал за собой Венецианскую область – следовательно, цель присоединить всю Италию до Адриатического моря достигнута не была. За приобретение Ломбардии пришлось ещё и расплатиться уступкой французам Савойи и Ниццы. До крайности пораженный Кавур сразу подал в отставку.

Но национальное возбуждение в Италии не затихало, и Кавур принялся всячески раздувать его. «Меня обвиняют в том, что я – революционер, – говорил он, – но нужно идти вперед, и мы пойдем вперед». В Италии требовали вернуть Кавура к власти. Сменившее его министерство Ламарморы и Ратацци вскоре подало в отставку, и в январе 1860 г. Кавур вновь стал во главе сардинского правительства, разослав дипломатическим агентам циркуляр, где заявлял, что он не в силах остановить естественное и неизбежное течение итальянских событий. Королевские декреты 18 и 22 марта 1860 возвестили о добровольном присоединении к Сардинии областей Эмилии и Тосканы, а в мае 1860 известный революционный вождь при тайной поддержке Кавура высадился с отрядом в 1000 человек на Сицилии, где республиканцы восстали против короля Франциска (Франческо) II. Гарибальди быстро завладел всем островом, переправился на материк. Франциску пришлось бежать из своей столицы, Неаполя. Овладев Южной Италией, Гарибальди двинулся на Рим, но Кавур по соглашению с Наполеоном III направил через папские владения к неаполитанской границе сардинскую армию. Наполеон III боялся за светскую власть папы, а Кавур – за монархическое объединение Италии, которому могла повредить республиканская революция. Гарибальди, бывший в Неаполе настоящим диктатором, некоторое время колебался между присоединением завоеванного им королевства к Сардинии и превращением его в республику. За этот последний исход сильно ратовал радикал Мадзини , который начал теперь собственную игру против Виктора Эммануила II и Кавура. Дело, однако, было решено самим народом, проголосовавшим в октябре 1860 за присоединение к Сардинии. Гарибальди сложил с себя диктатуру, передал власть Виктору-Эммануилу II и даже сопровождал его при торжественном въезде в Неаполь.

Джузеппе Гарибальди. Фото ок. 1861 г.