В 1867 году Тургенев завершил работу над очередным романом «Дым», опубликованным в «Русском вестнике» в марте 1887 года. Роман глубоких сомнений и слабо теплящихся надежд, «Дым» резко отличается от всех предшествующих романов писателя. Прежде всего в нем отсутствует типичный герой, вокруг которого организуется сюжет. Литвинов далек от своих предшественников - Рудина, Лаврецкого, Инсарова и Базарова, Это человек не выдающийся, не претендующий на роль общественного деятеля первой величины. Он стремится к скромной к тихой хозяйственной деятельности в одном из отдаленных уголков России. Мы встречаем его за границей, где он совершенствовал свои агрономические и экономические знания, готовясь стать грамотным землевладельцем.

Рядом с Литвиновым - Потугин. Его устами как будто бы высказывает свои идеи автор. Но не случайно у героя такая неполноценная фамилия: он потерял веру и в себя и в мир вокруг. Его жизнь разбита безответной, несчастной любовью.

Наконец, в романе отсутствует и типичная тургеневская героиня, способная на глубокую и сильную любовь, склонная к самоотвержению и самопожертвованию. Ирина развращена светским обществом и глубоко несчастна: жизнь людей своего круга она презирает, но в то же время не может сама от нее освободиться.

Роман необычен и в основной своей тональности, В нем играют существенную роль не очень свойственные Тургеневу сатирические мотивы. В тонах памфлета рисуется в «Дыме» широкая картина жизни русской революционной эмиграции. Много.страниц отводит автор сатирическому изображению правящей верхушки русского общества в сцене пикника генералов в Баден-Бадене.

Непривычен и сюжет романа «Дым». Разросшиеся в нем сатирические картины, на первый взгляд, сбиваются на отступления, слабо связанные с сюжетной линией Литвинова. Да и потугинские эпизоды как будто бы выпадают из основного сюжетного русла романа.

После выхода «Дыма» в свет критика самых разных направлений отнеслась к нему холодно: ее не удовлетворила ни идеологическая, пи.художественная сторона романа. Говорили о нечеткости авторской позиции, называли «Дым» романом антипатий, в котором Тургенев выступил в роли пассивного, ко всему равнодушного человека.

Революционно-демократическая критика обращала внимание на сатирический памфлет по адресу революционной эмиграции и упрекала Тургенева в повороте вправо, зачисляя роман в разряд антинигилистических произведений.

В романе «Дым» Тургенев изображает особое состояние мира, периодически повторяющееся: люди потеряли ясную, освещавшую их жизнь цель, смысл жизни заволокло дымом. Герои живут и действуют как будто бы впотьмах: спорят, ссорятся, суетятся, бросаются в крайности. Им кажется, что они попали во власть каких-то темных стихийных СИЛ. Как отчаявшиеся путники, сбившиеся с дороги, они мечутся в поисках ее, натыкаясь друг на друга и разбегаясь в стороны. Их жизнью правит слепой случаи. В лихорадочной скачке мыслей одна идея сменяет другую, но никто не знает, куда примкнуть, на чем укрепиться, где бросить якорь.

В этой сутолоке жизни, потерявшей смысл, и человек теряет уверенность в себе, мельчает и тускнеет. Гаснут яркие личности, глохнут духовные порывы. Образ «дыма» - беспорядочного людского клубления, бессмысленной духовной круговерти - проходит через весь роман и объединяет все его ЭПИЗОДЫ В симфоническое художественное целое. Развернутая его метафора дается к концу романа, когда Литвинов, покидающий Баден-Баден, наблюдает из окна вагона за беспорядочным кружением дыма и пара.

В романе действительно ослаблена единая сюжетная линия. От нее в разные стороны разбегается несколько художественных ответвлений: кружок Губарева, пикник генералов, история Потугина и его «западнические» монологи. Но эта сюжетная рыхлость по-своему содержательна. Вроде бы уходя в стороны, Тургенев добивается широкого охвата жизни в романе. Единство же книги держится не на фабуле, а на внутренних перекличках разных сюжетных мотивов. Везде проявляется ключевой образ «дыма», образ жизни, потерявшей смысл. Отступления от основного сюжета, значимые сами по себе, ОТНЮДЬ не нейтральны ПО отношению к нему: они многое объясняют в любовной истории Литвинова и Ирины. В жизни, охваченной беспорядочным, хаотическим движением, трудно человеку быть последовательным, сохранить свою целостность, не потерять себя.

Сначала мы видим Литвинова уверенным в себе и достаточно твердым. Он определил для себя скромную жизненную цель - стать культурным сельским хозяином. У него есть невеста, девушка добрая и честная, из небогатой дворянской семьи. Но захваченный баденским вихрем, Литвинов быстро теряет себя, попадает во власть неотвязных люден С их противоречивыми мнениями, с их духовной сутолокой и метаниями. Тургенев добивается почти физического ощущения того, как баденекмн «дым» заволакивает сознание Литвинова: «С самого утра комната Литвинова наполнилась соотечественниками: Бамбаев, Ворошилов, Пищалкин, два офицера, два гейдельбергские студента, все привалили разом...» И когда после бесцельной и бессвязной болтовни Литвинов остался один и «хотел было заняться» делом, «ему точно копоти в голову напустили». И вот герой с ужасом замечает, «что будущность, его почти завоеванная будущность, опять заволоклась мраком».

Постепенно Литвинов начинает задыхаться в окружающем его и проникающем В пего хаосе. В состоянии потерянности герой и попадает во власть трагически напряженной любви, Она налегает как вихрь, и берет в плен, всего человека. II дли Литвинова, и для Ирины в этой страсти- единственный живой исход и спасение от духоты окружающей жизни. Ирина признается, что ей «стало уже слит-ком невыносимо, нестерпимо, душно в этом свете», что, встретив «живого человека посреди этих мертвых кукол», она обрадовалась ему, «как источнику в пустыне». Сама катастрофичность, безрассудность и разрушительность этого чувства-не только следствие трагической природы любви, но и результат особой общественной атмосферы, этот трагизм усугубляющей.

Мы видим среду, в которой живет Ирина: придворный генералитет, цвет правящей страной партии. В сцене пикника генералов Тургенев показывает политическую и человеческую ничтожность этих людей. Пошлые, трусливые и растерянные, они открыто выступают против реформ, ратуя за возвращение России назад, и чем дальше, тем лучше.

Их лозунг; «Вежливо, но в зубы!»

На фоне баденского «дыма» роман Литвинова и Ирины прекрасен своей порывистостью, безоглядностью к какой-то огненной, разрушительной, опьяняющей красотой. Но с Первых страниц понимаешь, что эта связь - на мгновение, что она тоже плод клубящейся бессмыслицы, царящей вокруг. Литвинов смутно сознает, что его предложение Ирине начать с ним новую жизнь и безрассудно, и утопично: оно продиктовано не трезвым умом, а безотчетным порывом. Но и Ирина понимает, что в ее характере произошли необратимые перемены. «Ах! мне ужасно тяжело!- воскликнула она и приложилась липом к краю картона, Слезы снова закапали из ее глаз... Она отвернулась: слезы могли попасть на кружева». Светский образ жизни стал уже второй" натурой героини, и эта вторая натура берет верх над живым чувством любви в решительную минуту, когда Ирина отказывается бежать с Литвиновым.

Тургенев И.С., Дым.
Жизнь Баден-Бадена, модного германского курорта, 10 августа 1862 г. мало чем отличалась от жизни в другие дни сезона. Публика была веселой и пестрой. Впрочем, наших соотечественников выделить в ней не составляло труда, особенно возле "русского дерева".
Именно здесь, у кофейни Вебера, обнаружил Литвинова его московский знакомый Бамбаев, громко и на "ты" окликнувший его. С ним был Ворошилов, молодой человек с серьезным лицом. Бамбаев сразу предложил отобедать, если у Григория Михайловича найдутся деньги заплатить за него.
После обеда он потащил Литвинова в гостиницу к Губареву ("это он, тот самый"). Сходившая по гостиничной лестнице высокая, стройная дама в шляпе с темной вуалью обернулась на Литвинова, вспыхнула, провожая глазами, потом побледнела.
Кроме Губарева, в номере оказались Суханчикова и немолодой плотный человек, весь вечер промолчавший в углу. Разговоры перемежались со сплетнями, обсуждением и осуждением знакомых и товарищей. Ворошилов, как и во время обеда, густо сыпал научными сведениями. Пришел с товарищем Тит Биндасов, по виду террорист, по призванию квартальный, и гаму с бестолковщиной прибавилось так, что у Литвинова к десяти разболелась голова и он вернулся к Веберу.
Через некоторое время рядом оказался тот молчаливый человек, что сидел в углу у Губарева. Представился: Потугин Созонт Иванович, надворный советник. И поинтересовался, как понравилось Вавилонское столпотворение. Сойдутся десять русских - мигом всплывет вопрос о значении, о будущем России, да все в самых общих чертах, бездоказательно. Достается и гнилому Западу. Только бьет он нас по всем пунктам, хоть и гнилой. И заметьте: ругаем и презираем, а только его мнением и дорожим.
Тайна несомненного влияния Губарева - воля, а перед ней мы пасуем. Нам всюду нужен барин. Видят люди: большого мнения о себе человек, приказывает. Стало быть, прав и надо слушаться. Все унывают, повесивши нос ходят, и в то же время живут надеждой. Все, мол, непременно будет. Будет, а в наличности ничего нет. В десять веков ничего не выработали, но... будет. Потерпите. А пойдет все от мужика. Так и стоят друг перед другом: образованный кланяется мужику (вылечи душу), а тот - образованному (научи: пропадаю от темноты). И оба ни с места, А пора бы давно перенять, что другие придумали лучше нас.
Литвинов возразил на это, что нельзя перенимать, не сообразуясь с народными особенностями. Но Созонта Ивановича сбить непросто: вы только предлагайте пищу добрую, а народный желудок переварит по-своему. Петр I наводнил нашу речь чужими словами. Сперва вышло чудовищно, а потом понятия привились и усвоились, чужие формы испарились. То же будет и в других сферах. Бояться за свою самостоятельность могут только слабые народы. Да, Потугин западник и предан цивилизации. Это слово и чисто, и понятно, и свято, а народность, слава - кровью пахнут! Родину же он любит и... ненавидит. Однако скоро поедет домой: хороша садовая земля, да не расти на ней морошке.
Расставаясь, Литвинов спросил у Потугина его адрес. Оказалось, к нему нельзя: он не один. Нет, не с женой. (Литвинов понимающе потупил глаза.) Да нет, не то: ей всего шесть лет, она сирота, дочь одной дамы.
В гостинице Литвинов обнаружил у себя большой букет гелиотропов. Слуга сказал, что принесла их высокая и прекрасно одетая дама. "Неужели ОНА?" Это восклицание относилось вовсе не к его невесте Татьяне, которую Литвинов ждал в Бадене вместе с её тетушкой. Он понял, что это Ирина, старшая дочь обедневших князей Осининых. В пору их знакомства это была семнадцатилетняя красавица с изысканно правильными чертами лица, дивными глазами и густыми белокурыми волосами. Литвинов влюбился в нее, но долго не мог преодолеть её враждебность. Потом в один день все изменилось, и они уже строили планы на будущее: трудиться, читать, но главное - путешествовать. УВЫ, ничему не суждено было осуществиться.
Той зимой двор посетил Москву. Предстоял бал в Дворянском собрании. Осинин счел необходимым вывезти Ирину. Она, однако, воспротивилась. Литвинов же высказался в пользу его намерения. Она согласилась, но запретила ему быть на балу и добавила: "Я поеду, но помните, вы сами этого желали". Придя с букетом гелиотропов перед её отъездом на бал, он был поражен её красотой и величественной осанкой ("что значит порода!"). Триумф Ирины на балу был полным и ошеломляющим. На нее обратила внимание важная особа. Этим сразу решил воспользоваться родственник Осининых граф Рей-зенбах, важный сановник и царедворец. Он взял её в Петербург, поселив в своем доме, сделал наследницей.
Литвинов бросил университет, уехал к отцу в деревню, пристрастился к хозяйству и отправился за границу учиться агрономии. Через четыре года мы и застали его в Бадене на пути в Россию.
На другое утро Литвинов набрел на пикник молодых генералов. "Григорий Михайлыч, вы не узнаете меня?" - донеслось из группы веселящихся. Он узнал Ирину. Теперь это была вполне расцветшая женщина, напоминающая римских богинь. Но глаза остались прежними. Она познакомила его с мужем - генералом Валерианом Владимировичем Ратмировым. Прерванный разговор возобновился: мы, крупные землевладельцы, разорены, унижены, надо воротиться назад; думаете, сладка народу эта воля? "А вы попытайтесь отнять у него эту волю..." - не выдержал Литвинов. Однако говоривший продолжал: а самоуправление, разве кто его просит? УЖ лучше по-старому. Вверьтесь аристократии, не позволяйте умничать черни...
Литвинову все более дикими казались речи, все более чужими люди, И в этот мир попала Ирина!
Вечером он получил письмо от невесты. Татьяна с тетушкой задерживаются и прибудут дней через шесть.
Наутро в номер постучал Потугин: он от Ирины Павловны, она хотела бы возобновить знакомство. Г-жа Ратмирова встретила их с явным удовольствием. Когда Потугин оставил их, без предисловий предложила забыть причиненное зло и сделаться друзьями. В глазах её стояли слезы. Он заверил, что радуется её счастью. Поблагодарив, она захотела услышать, как он жил эти годы. Литвинов исполнил её желание. Визит длился уже более двух часов, как вдруг вернулся Валериан Владимирович. Он не выказал неудовольствия, но скрыть некоторую озабоченность не сумел. Прощаясь, Ирина упрекнула: а главное вы утаили - говорят, вы женитесь.
Литвинов был недоволен собой: он ждет невесту, и не следовало бы ему бежать по первому зову женщины, которую он не может не презирать. Ноги его больше у нее не будет. Поэтому, встретившись с ней, он сделал вид, что не заметил её. Однако часа через два на аллее, ведущей в гостиницу, вновь увидел Ирину. "Зачем вы избегаете меня?" В голосе её было что-то скорбное. Литвинов откровенно сказал, что их дороги так далеко разошлись, что понять им друг друга невозможно. Ее завидное положение в свете... Нет, Григорий Михайлович ошибается. Несколько дней назад он сам видел образчики этих мертвых кукол, из которых состоит её нынешнее общество. Она виновата перед ним, но еще больше перед самой собою, она милостыни просит... Будем друзьями или хотя бы хорошими знакомыми. И она протянула руку: обещайте. Литвинов пообещал. По дороге в гостиницу ему повстречался Потугин, но на занимавшие его вопросы о г-же Ратмировой ответил только, что горда как бес и испорчена до мозга костей, но не без хороших качеств. Когда Литвинов вернулся к себе, кельнер принес записку. Ирина сообщала, что у нее будут гости, и приглашала поглядеть поближе на тех, среди кого она теперь живет. Комичного, пошлого, глупого и напыщенного Литвинов нашел в гостях еще больше, чем в предыдущий раз. Только теперь, почти как у Губарева, поднялся несуразный гвалт, не было разве пива да табачного дыма. И... бросающееся в глаза невежество. После ухода гостей Ратмиров позволил себе пройтись насчет нового Иринина знакомца: его молчаливости, очевидных республиканских пристрастий и т. п. и насчет того, что он, видно, очень её занимает. Великолепное презрение умной женщины и уничтожающий смех были ответом. Обида въелась в сердце генерала, тупо и зверски забродили глаза. Это выражение походило на то, когда еще в начале карьеры он засекал бунтовавших белорусских мужиков (с этого начался его взлет). У себя в номере Литвинов вынул портрет Татьяны, долго смотрел на лицо, выражавшее доброту, кротость и ум, и наконец прошептал: "Все кончено". Только сейчас он понял, что никогда не переставал любить Ирину. Но, промучившись без сна всю ночь, он решил проститься с ней и уехать навстречу Татьяне: надо долг исполнить, а потом хоть умри. В утренней блузе с широкими открытыми рукавами Ирина была очаровательна. Вместо слов прощания Литвинов заговорил о своей любви и о решении уехать. Она сочла это разумным, однако взяла с него слово не уезжать, не попрощавшись с нею. Через несколько часов он вернулся выполнить свое обещание и застал её в той же позе и на том же месте. Когда он едет? В семь, сегодня. Она одобряет его стремление скорее покончить, потому что медлить нельзя. Она любит его. С этими словами она удалилась в свой кабинет. Литвинов было последовал за ней, но тут послышался голос Ратмирова... У себя в номере он остался наедине с невеселыми думами. Вдруг в четверть седьмого дверь отворилась. Это была Ирина. Вечерний поезд ушел без Литвинова, а утром он получил записку: "...Я не хочу стеснять твою свободу, но если нужно, я все брошу и пойду за тобой..." С этого момента исчезли спокойствие и самоуважение, а с прибытием невесты и её тетушки Капитолины Марковны ужас и безобразие его положения сделались для него еще нестерпимее. Свидания с Ириной продолжались, и чуткая Татьяна не могла не заметить перемены в своем женихе. Она сама взяла на себя труд объясниться с ним. Держалась с достоинством и настоящим стоицизмом. Состоялся и откровенный разговор с Потугиным, попытавшимся предостеречь его. Сам Созонт Иванович давно разрушен, уничтожен любовью к Ирине Павловне (это ждет и Литвинова). Бельскую он почти не знал, и ребенок не его, он просто взял все на себя, потому что это было нужно Ирине. Страшная, темная история. И еще: Татьяна Петровна - золотое сердце, ангельская душа, и завидна доля того, кто станет её мужем. С Ириной тоже все было непросто. Оставить свой круг она не в силах, но и жить в нем не может и просит не покидать её. Ну, а любовь втроем неприемлема для Григория Михайловича: все или ничего. И вот он уже у вагона, минута - и все останется позади. "Григорий!" - послышался за спиной голос Ирины. Литвинов едва не бросился к ней. Уже из окна вагона показал на место рядом с собой. Пока она колебалась, раздался гудок и поезд тронулся. Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и темные - дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизнь России. Куда подует ветер, туда и понесет её. Дома он взялся за хозяйство, кое в чем тут успел, расплатился с отцовскими долгами. Однажды заехал к нему его дядя и рассказал о Татьяне. Литвинов написал ей и получил в ответ дружелюбное письмо, заканчивающееся приглашением. Через две недели он отправился в путь. Увидев его, Татьяна подала ему руку, но он не взял её, а упал перед ней на колени. Она попыталась поднять его. "Не мешай ему, Таня, - сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, - повинную голову принес".

Дым
И. С. Тургенев

Жизнь Баден-Бадена, модного германского курорта, 10 августа 1862 г. мало чем отличалась от жизни в другие дни сезона. Публика была веселой и пестрой. Впрочем, наших соотечественников выделить в ней не составляло труда, особенно возле «русского дерева».

Именно здесь, у кофейни Вебера, обнаружил Литвинова его московский знакомый Бамбаев, громко и на «ты» окликнувший его. С ним был Ворошилов, молодой человек с серьезным лицом. Бамбаев сразу предложил отобедать, если у Григория Михайловича найдутся деньги заплатить за него.

После обеда он потащил Литвинова в гостиницу к Губареву («это он, тот самый»). Сходившая по гостиничной лестнице высокая, стройная дама в шляпе с темной вуалью обернулась на Литвинова, вспыхнула, провожая глазами, потом побледнела.

Кроме Губарева, в номере оказались Суханчикова и немолодой плотный человек, весь промолчавший в углу. Разговоры перемежались со сплетнями, обсуждением и осуждением знакомых и товарищей. Ворошилов, как и во время обеда, густо сыпал научными сведениями. Пришел с товарищем Тит Биндасов, по виду террорист, по призванию квартальный, и гаму с бестолковщиной прибавилось так, что у Литвинова к десяти разболелась голова и он вернулся к Веберу.

Через некоторое время рядом оказался тот молчаливый человек, что сидел в углу у Губарева. Представился: Потугин Созонт Иванович, надворный советник. И поинтересовался, как понравилось Вавилонское столпотворение. Сойдутся десять русских - мигом всплывет вопрос о значении, о будущем России, да все в самых общих чертах, бездоказательно. Достается и гнилому Западу. Только бьет он нас по всем пунктам, хоть и гнилой. И заметьте: ругаем и презираем, а только его мнением и дорожим.

Тайна несомненного влияния Губарева - воля, а перед ней мы пасуем. Нам всюду нужен барин. Видят люди: большого мнения о себе человек, приказывает. Стало быть, прав и надо слушаться. Все унывают, повесивши нос ходят, и в то же время живут надеждой. Все, мол, непременно будет. Будет, а в наличности ничего нет. В десять веков ничего не выработали, но… будет. Потерпите. А пойдет все от мужика. Так и стоят друг перед другом: образованный кланяется мужику (вылечи душу), а тот - образованному (научи: пропадаю от темноты). И оба ни с места, А пора бы давно перенять, что другие придумали лучше нас.

Возразил на это, что нельзя перенимать, не сообразуясь с народными особенностями. Но Созонта Ивановича сбить непросто: вы только предлагайте пищу добрую, а народный желудок переварит по-своему. Петр I наводнил нашу речь чужими словами. Сперва вышло чудовищно, а потом понятия привились и усвоились, чужие формы испарились. То же будет и в других сферах. Бояться за свою самостоятельность могут только слабые народы. Да, Потугин западник и предан цивилизации. Это слово и чисто, и понятно, и свято, а народность, слава - кровью пахнут! Родину же он любит и… ненавидит. Однако скоро поедет домой: хороша садовая земля, да не расти на ней морошке.

Расставаясь, Литвинов спросил у Потугина его адрес. Оказалось, к нему нельзя: он не один. Нет, не с женой. (Литвинов понимающе потупил глаза.) Да нет, не то: ей всего шесть лет, она сирота, дочь одной дамы.

В гостинице Литвинов обнаружил у себя большой букет гелиотропов. Слуга сказал, что принесла их высокая и прекрасно одетая дама. «Неужели ОНА?» Это восклицание относилось вовсе не к его невесте Татьяне, которую Литвинов ждал в Бадене вместе с её тетушкой. Он понял, что это Ирина, старшая дочь обедневших князей Осининых. В пору их знакомства это была семнадцатилетняя красавица с изысканно правильными чертами лица, дивными глазами и густыми белокурыми волосами. Литвинов влюбился в нее, но долго не мог преодолеть её враждебность. Потом в один день все изменилось, и они уже строили планы на будущее: трудиться, читать, но главное - путешествовать. УВЫ, ничему не суждено было осуществиться.

Той зимой двор посетил Москву. Предстоял бал в Дворянском собрании. Осинин счел необходимым вывезти Ирину. Она, однако, воспротивилась. Литвинов же высказался в пользу его намерения. Она согласилась, но запретила ему быть на балу и добавила: «Я поеду, но помните, вы сами этого желали». Придя с букетом гелиотропов перед её отъездом на бал, он был поражен её красотой и величественной осанкой («что значит порода!»). Триумф Ирины на балу был полным и ошеломляющим. На нее обратила внимание важная особа. Этим сразу решил воспользоваться родственник Осининых граф Рей-зенбах, важный сановник и царедворец. Он взял её в Петербург, поселив в своем доме, сделал наследницей.

Литвинов бросил университет, уехал к отцу в деревню, пристрастился к хозяйству и отправился за границу учиться агрономии. Через четыре года мы и застали его в Бадене на пути в Россию.

На другое утро Литвинов набрел на пикник молодых генералов. «Григорий Михайлыч, вы не узнаете меня?» - донеслось из группы веселящихся. Он узнал Ирину. Теперь это была вполне расцветшая женщина, напоминающая римских богинь. Но глаза остались прежними. Она познакомила его с мужем - генералом Валерианом Владимировичем Ратмировым. Прерванный разговор возобновился: мы, крупные землевладельцы, разорены, унижены, надо воротиться назад; думаете, сладка народу эта воля? «А вы попытайтесь отнять у него эту волю…» - не выдержал Литвинов. Однако говоривший продолжал: а самоуправление, разве кто его просит? УЖ лучше по-старому. Вверьтесь аристократии, не позволяйте умничать черни…

Литвинову все более дикими казались речи, все более чужими люди, И в этот мир попала Ирина!

Вечером он получил письмо от невесты. Татьяна с тетушкой задерживаются и прибудут дней через шесть.

Наутро в номер постучал Потугин: он от Ирины Павловны, она хотела бы возобновить знакомство. Г-жа Ратмирова встретила их с явным удовольствием. Когда Потугин оставил их, без предисловий предложила забыть причиненное зло и сделаться друзьями. В глазах её стояли слезы. Он заверил, что радуется её счастью. Поблагодарив, она захотела услышать, как он жил эти годы. Литвинов исполнил её желание. Визит длился уже более двух часов, как вдруг вернулся Валериан Владимирович. Он не выказал неудовольствия, но скрыть некоторую озабоченность не сумел. Прощаясь, Ирина упрекнула: а главное вы утаили - говорят, вы женитесь.

Литвинов был недоволен собой: он ждет невесту, и не следовало бы ему бежать по первому зову женщины, которую он не может не презирать. Ноги его больше у нее не будет. Поэтому, встретившись с ней, он сделал вид, что не заметил её. Однако часа через два на аллее, ведущей в гостиницу, вновь увидел Ирину. «Зачем вы избегаете меня?» В голосе её было что-то скорбное. Литвинов откровенно сказал, что их дороги так далеко разошлись, что понять им друг друга невозможно. Её завидное положение в свете… Нет, Григорий Михайлович ошибается. Несколько дней назад он сам видел образчики этих мертвых кукол, из которых состоит её нынешнее общество. Она виновата перед ним, но ещё больше перед самой собою, она милостыни просит… Будем друзьями или хотя бы хорошими знакомыми. И она протянула руку: обещайте. Литвинов пообещал.

По дороге в гостиницу ему повстречался Потугин, но на занимавшие его вопросы о г-же Ратмировой ответил только, что горда как бес и испорчена до мозга костей, но не без хороших качеств.

Когда Литвинов вернулся к себе, кельнер принес записку. Ирина сообщала, что у нее будут гости, и приглашала поглядеть поближе на тех, среди кого она теперь живет. Комичного, пошлого, глупого и напыщенного Литвинов нашел в гостях ещё больше, чем в предыдущий раз. Только теперь, почти как у Губарева, поднялся несуразный гвалт, не было разве пива да табачного дыма. И… бросающееся в глаза невежество.

После ухода гостей Ратмиров позволил себе пройтись насчет нового Иринина знакомца: его молчаливости, очевидных республиканских пристрастий и т. п. и насчет того, что он, видно, очень её занимает. Великолепное презрение умной женщины и уничтожающий были ответом. Обида въелась в сердце генерала, тупо и зверски забродили глаза. Это выражение походило на то, когда ещё в начале карьеры он засекал бунтовавших белорусских мужиков (с этого начался его взлет).

У себя в номере Литвинов вынул портрет Татьяны, долго смотрел на лицо, выражавшее доброту, кротость и ум, и наконец прошептал: «Все кончено». Только сейчас он понял, что никогда не переставал любить Ирину. Но, промучившись без сна всю ночь, он решил проститься с ней и уехать навстречу Татьяне: надо долг исполнить, а потом хоть умри.

В утренней блузе с широкими открытыми рукавами Ирина была очаровательна. Вместо слов прощания Литвинов заговорил о своей любви и о решении уехать. Она сочла это разумным, однако взяла с него слово не уезжать, не попрощавшись с нею. Через несколько часов он вернулся выполнить свое обещание и застал её в той же позе и на том же месте. Когда он едет? В семь, сегодня. Она одобряет его стремление скорее покончить, потому что медлить нельзя. Она любит его. С этими словами она удалилась в свой кабинет. Литвинов было последовал за ней, но тут послышался голос Ратмирова…

У себя в номере он остался наедине с невеселыми думами. Вдруг в четверть седьмого дверь отворилась. Это была Ирина. Вечерний поезд ушел без Литвинова, а утром он получил записку: «…Я не хочу стеснять твою свободу, но <…> если нужно, я все брошу и пойду за тобой…»

С этого момента исчезли спокойствие и самоуважение, а с прибытием невесты и её тетушки Капитолины Марковны ужас и безобразие его положения сделались для него ещё нестерпимее. Свидания с Ириной продолжались, и чуткая Татьяна не могла не заметить перемены в своем женихе. Она сама взяла на себя труд объясниться с ним. Держалась с достоинством и настоящим стоицизмом. Состоялся и откровенный разговор с Потугиным, попытавшимся предостеречь его. Сам Созонт Иванович давно разрушен, уничтожен любовью к Ирине Павловне (это ждет и Литвинова). Бельскую он почти не знал, и ребенок не его, он просто взял все на себя, потому что это было нужно Ирине. Страшная, темная история. И ещё: Татьяна Петровна - золотое сердце, ангельская душа, и завидна доля того, кто станет её мужем.

С Ириной тоже все было непросто. Оставить она не в силах, но и жить в нем не может и просит не покидать её. Ну, а любовь втроем неприемлема для Григория Михайловича: все или ничего.

И вот он уже у вагона, минута - и все останется позади. «Григорий!» - послышался за спиной голос Ирины. Литвинов едва не бросился к ней. Уже из окна вагона показал на место рядом с собой. Пока она колебалась, раздался гудок и поезд тронулся. Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и темные - дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизнь России. Куда подует ветер, туда и понесет её.

Дома он взялся за хозяйство, кое-в чем тут успел, расплатился с отцовскими долгами. Однажды заехал к нему его дядя и рассказал о Татьяне. Литвинов написал ей и получил в ответ дружелюбное письмо, заканчивающееся приглашением. Через две недели он отправился в путь.

Увидев его, Татьяна подала ему руку, но он не взял её, а упал перед ней на колени. Она попыталась поднять его. «Не мешай ему, Таня, - сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, - повинную голову принес».

Иван Сергеевич Тургенев

«Дым»

Жизнь Баден-Бадена, модного германского курорта, 10 августа 1862 г. мало чем отличалась от жизни в другие дни сезона. Публика была весёлой и пёстрой. Впрочем, наших соотечественников выделить в ней не составляло труда, особенно возле «русского дерева».

Именно здесь, у кофейни Вебера, обнаружил Литвинова его московский знакомый Бамбаев, громко и на «ты» окликнувший его. С ним был Ворошилов, молодой человек с серьёзным лицом. Бамбаев сразу предложил отобедать, если у Григория Михайловича найдутся деньги заплатить за него.

После обеда он потащил Литвинова в гостиницу к Губареву («это он, тот самый»). Сходившая по гостиничной лестнице высокая, стройная дама в шляпе с тёмной вуалью обернулась на Литвинова, вспыхнула, провожая глазами, потом побледнела.

Кроме Губарева, в номере оказались Суханчикова и немолодой плотный человек, весь вечер промолчавший в углу. Разговоры перемежались со сплетнями, обсуждением и осуждением знакомых и товарищей. Ворошилов, как и во время обеда, густо сыпал научными сведениями. Пришёл с товарищем Тит Биндасов, по виду террорист, по призванию квартальный, и гаму с бестолковщиной прибавилось так, что у Литвинова к десяти разболелась голова и он вернулся к Веберу.

Через некоторое время рядом оказался тот молчаливый человек, что сидел в углу у Губарева. Представился: Потугин Созонт Иванович, надворный советник. И поинтересовался, как понравилось Вавилонское столпотворение. Сойдутся десять русских — мигом всплывёт вопрос о значении, о будущем России, да все в самых общих чертах, бездоказательно. Достаётся и гнилому Западу. Только бьёт он нас по всем пунктам, хоть и гнилой. И заметьте: ругаем и презираем, а только его мнением и дорожим.

Тайна несомненного влияния Губарева — воля, а перед ней мы пасуем. Нам всюду нужен барин. Видят люди: большого мнения о себе человек, приказывает. Стало быть, прав и надо слушаться. Все унывают, повесивши нос ходят, и в то же время живут надеждой. Все, мол, непременно будет. Будет, а в наличности ничего нет. В десять веков ничего не выработали, но… будет. Потерпите. А пойдёт все от мужика. Так и стоят друг перед другом: образованный кланяется мужику (вылечи душу), а тот — образованному (научи: пропадаю от темноты). И оба ни с места, А пора бы давно перенять, что другие придумали лучше нас.

Литвинов возразил на это, что нельзя перенимать, не сообразуясь с народными особенностями. Но Созонта Ивановича сбить непросто: вы только предлагайте пищу добрую, а народный желудок переварит по-своему. Петр I наводнил нашу речь чужими словами. Сперва вышло чудовищно, а потом понятия привились и усвоились, чужие формы испарились. То же будет и в других сферах. Бояться за свою самостоятельность могут только слабые народы. Да, Потугин западник и предан цивилизации. Это слово и чисто, и понятно, и свято, а народность, слава — кровью пахнут! Родину же он любит и… ненавидит. Однако скоро поедет домой: хороша садовая земля, да не расти на ней морошке.

Расставаясь, Литвинов спросил у Потугина его адрес. Оказалось, к нему нельзя: он не один. Нет, не с женой. (Литвинов понимающе потупил глаза.) Да нет, не то: ей всего шесть лет, она сирота, дочь одной дамы.

В гостинице Литвинов обнаружил у себя большой букет гелиотропов. Слуга сказал, что принесла их высокая и прекрасно одетая дама. «Неужели ОНА?» Это восклицание относилось вовсе не к его невесте Татьяне, которую Литвинов ждал в Бадене вместе с её тётушкой. Он понял, что это Ирина, старшая дочь обедневших князей Осининых. В пору их знакомства это была семнадцатилетняя красавица с изысканно правильными чертами лица, дивными глазами и густыми белокурыми волосами. Литвинов влюбился в неё, но долго не мог преодолеть её враждебность. Потом в один день все изменилось, и они уже строили планы на будущее: трудиться, читать, но главное — путешествовать. УВЫ, ничему не суждено было осуществиться.

Той зимой двор посетил Москву. Предстоял бал в Дворянском собрании. Осинин счёл необходимым вывезти Ирину. Она, однако, воспротивилась. Литвинов же высказался в пользу его намерения. Она согласилась, но запретила ему быть на балу и добавила: «Я поеду, но помните, вы сами этого желали». Придя с букетом гелиотропов перед её отъездом на бал, он был поражён её красотой и величественной осанкой («что значит порода!»). Триумф Ирины на балу был полным и ошеломляющим. На неё обратила внимание важная особа. Этим сразу решил воспользоваться родственник Осининых граф Рей-зенбах, важный сановник и царедворец. Он взял её в Петербург, поселив в своём доме, сделал наследницей.

Литвинов бросил университет, уехал к отцу в деревню, пристрастился к хозяйству и отправился за границу учиться агрономии. Через четыре года мы и застали его в Бадене на пути в Россию.

На другое утро Литвинов набрёл на пикник молодых генералов. «Григорий Михайлыч, вы не узнаете меня?» — донеслось из группы веселящихся. Он узнал Ирину. Теперь это была вполне расцветшая женщина, напоминающая римских богинь. Но глаза остались прежними. Она познакомила его с мужем — генералом Валерианом Владимировичем Ратмировым. Прерванный разговор возобновился: мы, крупные землевладельцы, разорены, унижены, надо воротиться назад; думаете, сладка народу эта воля? «А вы попытайтесь отнять у него эту волю…» — не выдержал Литвинов. Однако говоривший продолжал: а самоуправление, разве кто его просит? УЖ лучше по-старому. Вверьтесь аристократии, не позволяйте умничать черни…

Литвинову все более дикими казались речи, все более чужими люди, И в этот мир попала Ирина!

Вечером он получил письмо от невесты. Татьяна с тётушкой задерживаются и прибудут дней через шесть.

Наутро в номер постучал Потугин: он от Ирины Павловны, она хотела бы возобновить знакомство. Г-жа Ратмирова встретила их с явным удовольствием. Когда Потугин оставил их, без предисловий предложила забыть причинённое зло и сделаться друзьями. В глазах её стояли слезы. Он заверил, что радуется её счастью. Поблагодарив, она захотела услышать, как он жил эти годы. Литвинов исполнил её желание. Визит длился уже более двух часов, как вдруг вернулся Валериан Владимирович. Он не выказал неудовольствия, но скрыть некоторую озабоченность не сумел. Прощаясь, Ирина упрекнула: а главное вы утаили — говорят, вы женитесь.

Литвинов был недоволен собой: он ждёт невесту, и не следовало бы ему бежать по первому зову женщины, которую он не может не презирать. Ноги его больше у неё не будет. Поэтому, встретившись с ней, он сделал вид, что не заметил её. Однако часа через два на аллее, ведущей в гостиницу, вновь увидел Ирину. «Зачем вы избегаете меня?» В голосе её было что-то скорбное. Литвинов откровенно сказал, что их дороги так далеко разошлись, что понять им друг друга невозможно. Её завидное положение в свете… Нет, Григорий Михайлович ошибается. Несколько дней назад он сам видел образчики этих мёртвых кукол, из которых состоит её нынешнее общество. Она виновата перед ним, но ещё больше перед самой собою, она милостыни просит… Будем друзьями или хотя бы хорошими знакомыми. И она протянула руку: обещайте. Литвинов пообещал.

По дороге в гостиницу ему повстречался Потугин, но на занимавшие его вопросы о г-же Ратмировой ответил только, что горда как бес и испорчена до мозга костей, но не без хороших качеств.

Когда Литвинов вернулся к себе, кельнер принёс записку. Ирина сообщала, что у неё будут гости, и приглашала поглядеть поближе на тех, среди кого она теперь живёт. Комичного, пошлого, глупого и напыщенного Литвинов нашёл в гостях ещё больше, чем в предыдущий раз. Только теперь, почти как у Губарева, поднялся несуразный гвалт, не было разве пива да табачного дыма. И… бросающееся в глаза невежество.

После ухода гостей Ратмиров позволил себе пройтись насчёт нового Иринина знакомца: его молчаливости, очевидных республиканских пристрастий и т. п. и насчёт того, что он, видно, очень её занимает. Великолепное презрение умной женщины и уничтожающий смех были ответом. Обида въелась в сердце генерала, тупо и зверски забродили глаза. Это выражение походило на то, когда ещё в начале карьеры он засекал бунтовавших белорусских мужиков (с этого начался его взлёт).

У себя в номере Литвинов вынул портрет Татьяны, долго смотрел на лицо, выражавшее доброту, кротость и ум, и наконец прошептал: «Все кончено». Только сейчас он понял, что никогда не переставал любить Ирину. Но, промучившись без сна всю ночь, он решил проститься с ней и уехать навстречу Татьяне: надо долг исполнить, а потом хоть умри.

В утренней блузе с широкими открытыми рукавами Ирина была очаровательна. Вместо слов прощания Литвинов заговорил о своей любви и о решении уехать. Она сочла это разумным, однако взяла с него слово не уезжать, не попрощавшись с нею. Через несколько часов он вернулся выполнить своё обещание и застал её в той же позе и на том же месте. Когда он едет? В семь, сегодня. Она одобряет его стремление скорее покончить, потому что медлить нельзя. Она любит его. С этими словами она удалилась в свой кабинет. Литвинов было последовал за ней, но тут послышался голос Ратмирова…

У себя в номере он остался наедине с невесёлыми думами. Вдруг в четверть седьмого дверь отворилась. Это была Ирина. Вечерний поезд ушёл без Литвинова, а утром он получил записку: «…Я не хочу стеснять твою свободу, но <…> если нужно, я все брошу и пойду за тобой…»

С этого момента исчезли спокойствие и самоуважение, а с прибытием невесты и её тётушки Капитолины Марковны ужас и безобразие его положения сделались для него ещё нестерпимее. Свидания с Ириной продолжались, и чуткая Татьяна не могла не заметить перемены в своём женихе. Она сама взяла на себя труд объясниться с ним. Держалась с достоинством и настоящим стоицизмом. Состоялся и откровенный разговор с Потугиным, попытавшимся предостеречь его. Сам Созонт Иванович давно разрушен, уничтожен любовью к Ирине Павловне (это ждёт и Литвинова). Бельскую он почти не знал, и ребёнок не его, он просто взял все на себя, потому что это было нужно Ирине. Страшная, тёмная история. И ещё: Татьяна Петровна — золотое сердце, ангельская душа, и завидна доля того, кто станет её мужем.

С Ириной тоже все было непросто. Оставить свой круг она не в силах, но и жить в нем не может и просит не покидать её. Ну, а любовь втроём неприемлема для Григория Михайловича: все или ничего.

И вот он уже у вагона, минута — и все останется позади. «Григорий!» — послышался за спиной голос Ирины. Литвинов едва не бросился к ней. Уже из окна вагона показал на место рядом с собой. Пока она колебалась, раздался гудок и поезд тронулся. Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и тёмные — дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизнь России. Куда подует ветер, туда и понесёт её.

Дома он взялся за хозяйство, кое-в чем тут успел, расплатился с отцовскими долгами. Однажды заехал к нему его дядя и рассказал о Татьяне. Литвинов написал ей и получил в ответ дружелюбное письмо, заканчивающееся приглашением. Через две недели он отправился в путь.

Увидев его, Татьяна подала ему руку, но он не взял её, а упал перед ней на колени. Она попыталась поднять его. «Не мешай ему, Таня, — сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, — повинную голову принёс».

На модном курорте Баден-Баден в августе 1862 года, ожидая приезда невесты Татьяны, Литвинов встречается случайно с женщиной, которую когда-то любил. Еще он знакомится с молчаливым Потугиным Созонтом Ивановичем, надворным советником.

Потугин оказался западником, преданным цивилизации, любящий и ненавидящий родину одновременно. Он воспитывает 6-летнюю девчонку, сироту, дочку одной дамы. Литвинов ждет в Бадене свою невесту Татьяну с ее теткой. Ему присылает цветы Ирина, княгиня Осинина, случайно встретившая Литвинова в гостинице. Когда-то они любили, строили планы о совместных путешествиях. Но состоялся бал, где Ирина имела ошеломляющий успех, на нее обратила внимание важная особа, поэтому родственник Осининых царедворец граф Рейзенбах забрал ее в Петербург и сделал наследницей. Литвинов бросил университет, поехал в деревню к отцу, потом поехал учиться за границу агрономии. И вот он в Бадене, на пути в Россию.

На следующее утро на пикнике генералов Литвинов увидел Ирину. Она познакомила его со своим мужем генералом Валерианом Владимировичем Ратмировым. Разговор шел о народе и земле. Литвинову эти люди казались чужими, а речи их дикими, но больше всего угнетало то, что Ирина попала в такой мир. Невеста Литвинова задерживалась на 6 дней.

Ирина прислала наутро Потугина. Она хотела возобновления знакомства. Проговорили 2 часа, пока не пришел муж Ирины. Потом он начал избегать Ирину. Объяснил ей, что их дороги разошлись, но она сожалеет, ведь теперь живет среди мертвых кукол. Она просит его быть ей другом. Пригласила на званый прием, чтобы Литвинов увидел, в каком кругу невежд ей приходится быть. Литвинов понял, что так и не перестал любить Ирину. Женщина тоже поняла ошибку, совершенную много лет назад. Проведя вместе время, Ирина согласна все бросить ради Литвинова. Он не решился уехать. Прибыла невеста с теткой. Литвинов встречается с Ириной. Его предостерегает Созонт Иванович, который давно уже разрушен любовью к Ирине. Это ради нее он взялся воспитывать дочь Бельской. Ирина не могла оставить свой круг, и жить так ей плохо.

Литвинов уезжает в Россию. Дым несся мимо окон. Ему дымом казалось все: жизнь его, жизнь России. Дома взялся налаживать хозяйство, расплатился с долгами отца. Когда Татьяна пригласила его, поехал и упал на колени с повинной.

53 0

Жизнь Баден-Бадена, модного германского курорта, 10 августа 1862 г. мало чем отличалась от жизни вдругие дни сезона. Публика была веселой и пестрой. Впрочем, наших соотечественников выделить в нейне составляло труда, особенно возле «русского дерева».Именно здесь, у кофейни Вебера, обнаружил Литвинова его московский знакомый Бамбаев, громко и на«ты» окликнувший его. С ним был Ворошилов, молодой человек с серьезным лицом. Бамбаев сразупредложил отобедать, если у Григория Михайловича найдутся деньги заплатить за него.После обеда он потащил Литвинова в гостиницу к Губареву («это он, тот самый»). Сходившая погостиничной лестнице высокая, стройная дама в шляпе с темной вуалью обернулась на Литвинова,
вспыхнула, провожая глазами, потом побледнела.Кроме Губарева, в номере оказались Суханчикова и немолодой плотный человек, весь вечерпромолчавший в углу. Разговоры перемежались со сплетнями, обсуждением и осуждением знакомых итоварищей. Ворошилов, как и во время обеда, густо сыпал научными сведениями. Пришел с товарищем ТитБиндасов, по виду террорист, по призванию квартальный, и гаму с бестолковщиной прибавилось так,
что у Литвинова к десяти разболелась голова и он вернулся к Веберу.Через некоторое время рядом оказался тот молчаливый человек, что сидел в углу у Губарева.
Представился: Потугин Созонт Иванович, надворный советник. И поинтересовался, как понравилосьВавилонское столпотворение. Сойдутся десять русских - мигом всплывет вопрос о значении, обудущем России, да все в самых общих чертах, бездоказательно. Достается и гнилому Западу. Толькобьет он нас по всем пунктам, хоть и гнилой. И заметьте: ругаем и презираем, а только его мнением идорожим.Тайна несомненного влияния Губарева - воля, а перед ней мы пасуем. Нам всюду нужен барин. Видятлюди: большого мнения о себе человек, приказывает. Стало быть, прав и надо слушаться. Все унывают,
повесивши нос ходят, и в то же время живут надеждой. Все, мол, непременно будет. Будет, а вналичности ничего нет. В десять веков ничего не выработали, но… будет. Потерпите. А пойдет все отмужика. Так и стоят друг перед другом: образованный кланяется мужику (вылечи душу), а тот -образованному (научи: пропадаю от темноты). И оба ни с места, А пора бы давно перенять, что другиепридумали лучше нас.Литвинов возразил на это, что нельзя перенимать, не сообразуясь с народными особенностями. НоСозонта Ивановича сбить непросто: вы только предлагайте пищу добрую, а народный желудок переваритпо-своему. Петр I наводнил нашу речь чужими словами. Сперва вышло чудовищно, а потом понятияпривились и усвоились, чужие формы испарились. То же будет и в других сферах. Бояться за своюсамостоятельность могут только слабые народы. Да, Потугин западник и предан цивилизации. Этослово и чисто, и понятно, и свято, а народность, слава - кровью пахнут! Родину же он любит и…ненавидит. Однако скоро поедет домой: хороша садовая земля, да не расти на ней морошке.Расставаясь, Литвинов спросил у Потугина его адрес. Оказалось, к нему нельзя: он не один. Нет, не сженой. (Литвинов понимающе потупил глаза.) Да нет, не то: ей всего шесть лет, она сирота, дочь однойдамы.В гостинице Литвинов обнаружил у себя большой букет гелиотропов. Слуга сказал, что принесла ихвысокая и прекрасно одетая дама. «Неужели ОНА?» Это восклицание относилось вовсе не к его невестеТатьяне, которую Литвинов ждал в Бадене вместе с её тетушкой. Он понял, что это Ирина, старшая дочьобедневших князей Осининых. В пору их знакомства это была семнадцатилетняя красавица с изысканноправильными чертами лица, дивными глазами и густыми белокурыми волосами. Литвинов влюбился в нее,
но долго не мог преодолеть её враждебность. Потом в один день все изменилось, и они уже строилипланы на будущее: трудиться, читать, но главное - путешествовать. УВЫ, ничему не суждено былоосуществиться.Той зимой двор посетил Москву. Предстоял бал в Дворянском собрании. Осинин счел необходимымвывезти Ирину. Она, однако, воспротивилась. Литвинов же высказался в пользу его намерения. Онасогласилась, но запретила ему быть на балу и добавила: «Я поеду, но помните, вы сами этого желали».
Придя с букетом гелиотропов перед её отъездом на бал, он был поражен её красотой и величественнойосанкой («что значит порода!»). Триумф Ирины на балу был полным и ошеломляющим. На нее обратилавнимание важная особа. Этим сразу решил воспользоваться родственник Осининых граф Рей-зенбах,
важный сановник и царедворец. Он взял её в Петербург, поселив в своем доме, сделал наследницей.Литвинов бросил университет, уехал к отцу в деревню, пристрастился к хозяйству и отправился заграницу учиться агрономии. Через четыре года мы и застали его в Бадене на пути в Россию.На другое утро Литвинов набрел на пикник молодых генералов. «Григорий Михайлыч, вы не узнаетеменя?» - донеслось из группы веселящихся. Он узнал Ирину. Теперь это была вполне расцветшаяженщина, напоминающая римских богинь. Но глаза остались прежними. Она познакомила его с мужем -генералом Валерианом Владимировичем Ратмировым. Прерванный разговор возобновился: мы, крупныеземлевладельцы, разорены, унижены, надо воротиться назад; думаете, сладка народу эта воля? «А выпопытайтесь отнять у него эту волю…» - не выдержал Литвинов. Однако говоривший продолжал: асамоуправление, разве кто его просит? УЖ лучше по-старому. Вверьтесь аристократии, не позволяйтеумничать черни…Литвинову все более дикими казались речи, все более чужими люди, И в этот мир попала Ирина!Вечером он получил письмо от невесты. Татьяна с тетушкой задерживаются и прибудут дней черезшесть.Наутро в номер постучал Потугин: он от Ирины Павловны, она хотела бы возобновить знакомство. Г-жаРатмирова встретила их с явным удовольствием. Когда Потугин оставил их, без предисловийпредложила забыть причиненное зло и сделаться друзьями. В глазах её стояли слезы. Он заверил, чторадуется её счастью. Поблагодарив, она захотела услышать, как он жил эти годы. Литвинов исполнил еёжелание. Визит длился уже более двух часов, как вдруг вернулся Валериан Владимирович. Он невыказал неудовольствия, но скрыть некоторую озабоченность не сумел. Прощаясь, Ирина упрекнула: аглавное вы утаили - говорят, вы женитесь.Литвинов был недоволен собой: он ждет невесту, и не следовало бы ему бежать по первому зовуженщины, которую он не может не презирать. Ноги его больше у нее не будет. Поэтому, встретившись сней, он сделал вид, что не заметил её. Однако часа через два на аллее, ведущей в гостиницу, вновьувидел Ирину. «Зачем вы избегаете меня?» В голосе её было что-то скорбное. Литвинов откровенносказал, что их дороги так далеко разошлись, что понять им друг друга невозможно. Её завидноеположение в свете… Нет, Григорий Михайлович ошибается. Несколько дней назад он сам виделобразчики этих мертвых кукол, из которых состоит её нынешнее общество. Она виновата перед ним, ноещё больше перед самой собою, она милостыни просит… Будем друзьями или хотя бы хорошимизнакомыми. И она протянула руку: обещайте. Литвинов пообещал.По дороге в гостиницу ему повстречался Потугин, но на занимавшие его вопросы о г-же Ратмировойответил только, что горда как бес и испорчена до мозга костей, но не без хороших качеств.Когда Литвинов вернулся к себе, кельнер принес записку. Ирина сообщала, что у нее будут гости, иприглашала поглядеть поближе на тех, среди кого она теперь живет. Комичного, пошлого, глупого инапыщенного Литвинов нашел в гостях ещё больше, чем в предыдущий раз. Только теперь, почти как уГубарева, поднялся несуразный гвалт, не было разве пива да табачного дыма. И… бросающееся в глазаневежество.После ухода гостей Ратмиров позволил себе пройтись насчет нового Иринина знакомца: егомолчаливости, очевидных республиканских пристрастий и т.п. и насчет того, что он, видно, очень еёзанимает. Великолепное презрение умной женщины и уничтожающий смех были ответом. Обида въелась всердце генерала, тупо и зверски забродили глаза. Это выражение походило на то, когда ещё в началекарьеры он засекал бунтовавших белорусских мужиков (с этого начался его взлет).У себя в номере Литвинов вынул портрет Татьяны, долго смотрел на лицо, выражавшее доброту,
кротость и ум, и наконец прошептал: «Все кончено». Только сейчас он понял, что никогда непереставал любить Ирину. Но, промучившись без сна всю ночь, он решил проститься с ней и уехатьнавстречу Татьяне: надо долг исполнить, а потом хоть умри.В утренней блузе с широкими открытыми рукавами Ирина была очаровательна. Вместо слов прощанияЛитвинов заговорил о своей любви и о решении уехать. Она сочла это разумным, однако взяла с негослово не уезжать, не попрощавшись с нею. Через несколько часов он вернулся выполнить свое обещаниеи застал её в той же позе и на том же месте. Когда он едет? В семь, сегодня. Она одобряет егостремление скорее покончить, потому что медлить нельзя. Она любит его. С этими словами онаудалилась в свой кабинет. Литвинов было последовал за ней, но тут послышался голос Ратмирова…У себя в номере он остался наедине с невеселыми думами. Вдруг в четверть седьмого дверьотворилась. Это была Ирина. Вечерний поезд ушел без Литвинова, а утром он получил записку: «…Я нехочу стеснять твою свободу, но если нужно, я все брошу и пойду за тобой…»С этого момента исчезли спокойствие и самоуважение, а с прибытием невесты и её тетушкиКапитолины Марковны ужас и безобразие его положения сделались для него ещё нестерпимее. Свиданияс Ириной продолжались, и чуткая Татьяна не могла не заметить перемены в своем женихе. Она самавзяла на себя труд объясниться с ним. Держалась с достоинством и настоящим стоицизмом. Состоялся иоткровенный разговор с Потугиным, попытавшимся предостеречь его. Сам Созонт Иванович давноразрушен, уничтожен любовью к Ирине Павловне (это ждет и Литвинова). Бельскую он почти не знал, иребенок не его, он просто взял все на себя, потому что это было нужно Ирине. Страшная, темнаяистория. И ещё: Татьяна Петровна - золотое сердце, ангельская душа, и завидна доля того, кто станетеё мужем.С Ириной тоже все было непросто. Оставить свой круг она не в силах, но и жить в нем не может ипросит не покидать её. Ну, а любовь втроем неприемлема для Григория Михайловича: все или ничего.И вот он уже у вагона, минута - и все останется позади. «Григорий!» - послышался за спиной голосИрины. Литвинов едва не бросился к ней. Уже из окна вагона показал на место рядом с собой. Пока онаколебалась, раздался гудок и поезд тронулся. Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и темные -дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизньРоссии. Куда подует ветер, туда и понесет её.Дома он взялся за хозяйство, кое-в чем тут успел, расплатился с отцовскими долгами. Однаждызаехал к нему его дядя и рассказал о Татьяне. Литвинов написал ей и получил в ответ дружелюбноеписьмо, заканчивающееся приглашением. Через две недели он отправился в путь.Увидев его, Татьяна подала ему руку, но он не взял её, а упал перед ней на колени. Она попыталасьподнять его. «Не мешай ему, Таня, - сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, - повинную головупринес».