Обычаи запорожской сечи.

Описывает события происходящие, в среде запорожских казаков. Запорожская Сечь представляется казацкой республикой со своими порядками и обычаями. Это своеобразное царство свободы и равенства. Автор на протяжении всей повести прославляет законы этой земли. Он называет Сечь «гнездом», откуда появляются гордые и крепкие воины, а также местом, откуда на всю Украину распространяется воля и казачество.

Запорожская Сечь в повести описана как место праздного существования. Здесь все время проходят пиршества и гуляния, но при этом сохраняются строгие и справедливые законы. Казаки считались народом вольным и разгульным, и место, где они могли по-настоящему чувствовать себя как дома, было именно в Запорожье. Сюда со всей Украины приезжали казаки в поисках приюта. Старые казаки приезжали провести время со старыми друзьями. А молодые здесь могли набраться опыта у старшего поколения.

Так поступили и главные герои пьесы – Тарас Бульба с сыновьями Остапом и Андрием . Старый казацкий полковник давно не видел давних боевых товарищей и очень соскучился по ним. Для сыновей же он считал Запорожье лучшей «школой жизни». Сечь встретила их дружелюбно трудовыми буднями. Сразу при въезде они увидели более двадцати кузниц, откуда издавался оглушительный стук кузнечных молотов. Это и понятно. Ведь для того, чтобы обмундировать сотни тысяч казаков требовалась работа многих кузнецов.

Помимо кузнецов на улицах встречались и кожемяки, мывшие своими сильными руками воловьи шкуры. Были и добытчики руды, и торговцы порохом, и строители судов. Сам же город представлял собой суровую крепость, где готовили молодых воинов. Здесь не давалось много времени на обучения. Молодые казаки сразу приступали к сражениям, которые здесь почти не прекращались. В перерывах они не любили браться за учебные дисциплины, только за стрельбу и иногда за лошадиные гонки. К тому же им нужно было овладеть саблей, меткой стрельбой, рукопашным боем и прочими полезными умениями.

Запорожская Сечь отличалась суровыми нравами и законами. Так, например, за кражу казака могли забить насмерть, за долги могли приковать цепями, пока кто-нибудь из товарищей не выкупит или не отдаст долг. Однако самое страшное наказание было предусмотрено за смертоубийство. За это казака могли заживо похоронить с гробом убитого им человека. Считалось, что такие суровые законы учили молодых воинов уважать друг друга, быть мужественными и стойкими. Именно эти качества были необходимы настоящему казаку. Жестокое наказание ждало и изменника веры и родины. По этой причине Тарас Бульба собственноручно убил своего младшего сына Андрия.

В наше время Запорожская Сечь ассоциируется с былинными богатырями, вошедшими в историю своей храбростью и преданностью родине. Всем известно, как героически они проявляли себя в борьбе с захватчиками. В какой-то мере именно казачество повлияло на формирование национального менталитета. Многие казацкие обычаи не мешало бы восстановить, так как они являются достойным примером наследования.

Романтика казацкого быта и обычаев нашла свое отображение в повести Н. Гоголя «Тарас Бульба». По словам В. Белинского, Гоголь в повести «исчерпал всю жизнь исторической Малороссии и в странном художественном творении навсегда воссоздал ее духовный образ». «Тарас Бульба» - часть книги «Миргород», в которую также вошли «Старосветские помешики» (описание старинной помещичьей жизни), «Ресницы» (фантастическая история) и «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (быт и обычаи судейства). В сборнике «Миргород», как в зеркале, отражена давняя украинская жизнь с ее идеалами и неурядицами. В повести «Тарас Бульба» Гоголь выразил идеал казацкой жизни, народное стремление к национальной и социальной свободе. Он называет казачество незаурядным явлением русской силы, которое вышло из народа под огнем беды. Изображая Запорожье и жизнь казаков на Сечи, Гоголь описывает жестокий мужской быт казачества, знаменитого воинства. Он не идеализирует грозные казацкие поселения и куренях, которые возникли для обороны перед общей бедой.

Тарас родственный со своими товарищами-казаками не по крови, а душой. Он любит обоих свои сыновей, гордится обоими, но требует от них жить по-казацки. «Добрый будет казак!» - говорит он о каждом из своих сыновей. Тарас надеется в боях воспитать сыновей, а не в семинарии. Чистое поле и добрый конь - вот воспитатели для его детей. «Видите вот эту саблю?» - спрашивает он у сыновей, - вот ваша мать!» Он считает воспитание в академиях за «невесть что» - все эти книжки, буквари и философию. Суровый и бескомпромиссный, Тарас ведет казаков на Польшу, чтобы отомстить за зло и поругание над верой и казацкой славой. Избранный кошевым атаманом, он объясняет свои суровые требования: не брать много одежды и пищи, а в бою приказывает брать только оружие, червонцы и серебро. Поведение Тараса в бою - это пример для всех казаков. Его ненависть к ляхам, которые прельстили Андрея, доходит до того, что он возвращается за колыбелью, которую потерял в битве: «Не хочу, чтобы колыбель досталась проклятым ляхам!»

Тарас страдает, но морально поддерживает своего сына Остапа во время его гибели. Он отказывается от сына-предателя Андрея, который полюбил прекрасную дочь польского воеводы и ради нее предал своих товарищей и веру. «Я тебя породил, я тебя и убью», - говорит Тарас и стреляет в младшего сына, которым недавно так гордился. Гоголь, в отличие от казака Бульбы, жалеет Андрея, проговаривая: «И гибнет казак! Пропал для всего казацкого рыцарства! Не видеть ему больше Запорожья, родительских хуторов своих, церкви Божьей! Украине не видеть, найхрабрейшего из своих детей, которые взялись защищать ее…»
Бульба гибнет. Его подвергли наказанию ляхи, сожгли на костре за то, что погуляв по Польше, сжег восемнадцать городков, около сорока костелов, грабил богатейшие земли и замки и в результате было потеряно много шляхты. Но старый казак не боится смерти. И его последние слова - к нам, читателям, к нашему сердцу: «Думаете, есть что-нибудь в мире, чего бы боялся казак? Подождите, придет время и вы узнаете, что такое православная русская вера!». Бескомпромиссный богатырь Бульба, всегда готов к новым победам, походам, делам, для защиты веры православной и казацкого общества. Он может стать образцом для тех, кто воспитывает в себе любовь к отчизне и мечтает о подвиге. Прислушайтесь, и вы услышите громовой голос Тараса: «Есть ли еще порох в пороховницах? Не затупились ли сабли? Не устала ли казацкая сила?…»

Гоголь изображает быт разнообразных слоев казаков, которые приходили в войско, когда их звали «приобретать казацкую славу». Не связанные друг с другом, казаки могли за восемь дней собрать такое войско, которое не мог собрать польский король через рекрутские наборы. После похода казаки снова становились теми, кем были, - рыбачили, варили пиво, торговали или работали на земле. «Не было работы, которой бы не знал казак», - утверждает Гоголь. Смастерить телеги, сделать порох, выполнить кузнечную или слесарную работу - все это было для казаков знакомыми делами. Умели казаки и отдыхать: гуляли, пили так, «как может один только русский».

По повести Гоголя можно изучать историю казацких имен, которых писатель приводит очень много: Шампиньон, Долото, Густой, Ремень, Бородавка, Шило, Метелица, Закрутигуба, Вертихвост, Кукубенко, Перекати-поле, Писаренко и прочие. Высочайшая хвала им из уст Бульбы звучит так: «Добрые были казаки!» По рассказу Гоголя, Сечь представляла собой бесконечный банкет, бал, который уже начался и никак не мог закончиться. Но банкет не был толпой пьяниц, в нем Гоголь находит что-то волшебное, такую волю и общительность, которых больше нигде не было. Все казаки молились в одной церкви за одну веру и готовы были защищать Сечь до последней капли крови. Первой честью для казака считалось защитить общество, поэтому помощь пленным казакам считалась обязательной.

Сечь состояла из шестидесяти куреней. Вся власть была сосредоточена у кошевого атамана, которого называли отцом. В его руках были деньги, одежда, продовольствие. Он руководил жизнью в куренях, даже потасовками с другими куренями. В Сечи - казацкой республике, жестоко наказывались измена, мошенничество, кража. Тех, кто провинился, привязывали к столбу и клали возле него дубинку, чтобы всякий, кто проходил мимо, мог подвергнуть наказанию нарушителя. Убийц ждало наистрашнейшее наказание: убийцу живьем закапывали в землю вместе с убитым. Все должности в Сечи были выборными. Выбрав нового атамана, казаки брали в руки землю, сыпали ее на голову новоизбранного в знак его незыблемой связи с родной землей и поколениями казаков.

О наилучших добродетелях казака рассказывает Гоголь, описывая смерть казака Кукубенко. «Ты бесчестного дела не сделал, человека в беде не бросил, защищал и сохранял мою церковь», - будто говорит Христос. Такие поступки и сегодня являются важнейшими для украинца.

В «Тарасе Бульбе» главной силой исторических событий выступает прежде всего народ, а не отдельные герои. Это для писателя было вопросом принципиальной важности. Гоголь на первый план выдвигает образ героического народа, поднимающегося на борьбу за свободу, равенство и независимость. Вот что было дорого писателю, вот источник появления людей высоких моральных качеств, воспитанных в духе товарищества и братства. Целая галерея сильных и смелых людей проходит перед читателем. Это и Шило, и Кукубенко, завещавший перед смертью: «Пусть же после нас живут еще лучше, чем мы» , и бесстрашный Остап, и Степан Гуска, в последнюю минуту жизни обращающийся к товарищам с пламенными словами: «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля» . Больше всего места в повести уделено Тарасу Бульбе, который безраздельно предан служению товариществу, Запорожской Сечи, отчизне. Его сила в том, что он воплощает стремления всего народа, что он идет на битву не во имя какого бы то ни было своекорыстия, а только для того, чтобы не пропала даром козацкая сила. Он не может даже допустить мысли, «чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы…» . Повесть Гоголя во многом связана с традициями романтизма. Но главные герои отнюдь не возвышаются над толпой, как это было принято в романтических произведениях. Тарас, Остап, запорожцы не выделяются в повести как личности. В этом-то и заключается их величие и сила. А. Гуковский справедливо заметил, что почти о каждом запорожце можно было бы рассказать то, что рассказывается в повести о подвигах Тараса, его, мужестве и героизме. тве и героизме. Об Остапе просто написано больше, чем о Кукубенко, например, - больше, но не иначе. Разница здесь количественная, а не качественная. Но особое место в образной системе повести занимает Андрий. Он выбивается из своей простой и естественной среды. На него сильнее воздействует иная среда - польское панство. Поддавшись этой среде, Андрий приобретает черты, резко отделяющие его от других запорожцев. Они поистине свободны во всем, а он стал рабом страсти, игрушкой изнеженной польской красавицы, ради которой он предает товарищей и родину. По традиции он-то и мог бы быть полноправным романтическим героем, который презирает «толпу» , нарушает нравственные законы своей среды, отвергает кровные узы родства. Ведь даже в свой смертный час он шепчет не имя отчизны или матери, а имя прекрасной полячки. Но Гоголь последовательно ведет Андрия к гибели - не просто физической, а нравственной, и гибель его - не укор среде, как бывало, например, в ранних поэмах Лермонтова, а закономерное следствие предательства самого Андрия. Эмоционально-приподнятое повествование в «Тарасе Бульбе» ведется с использованием особенностей интонации и образов украинского фольклора. Духом народного словесно-художественного творчества проникнуты авторские отступления, лирические обращения к героям, оценка событий и характеров. Авторское начало в повести сливается с мироощущением самих запорожцев, с их переживаниями, их ценностными ориентирами. Эпическому характеру повествования соответствует стилистика «Тараса Бульбы» - широкие, развернутые поэтические сравнения, придающие рассказу о событиях и героях эмоциональность и патетическую приподнятость.

Сохранилось несколько преданий о том, каким испытаниям подвергались кандидаты в казаки. «Сманят, бывало, Запорожцы к себе в Сечь какого-нибудь парня из Гетманщины, то сперва пробуют, годится ли он в Запорожцы. Прикажут ему, например, варить кашу: „Смотри же ты: вари так, чтоб не была и сыра, чтоб и не перекипела. А мы пойдем косить. Когда будет готова, так ты выходи на такой-то курган и зови нас; мы услышим и придем“. Возьмут косы и пойдут как будто бы косить. А кой чорт хочется им косить! Залезут в камыш и лежать. Вот парень сварит кашу, выходит на курган и начинает звать. Они и слышать, но не откликаются. Зовет он их, зовет, а потом в слезы: „Вот занесла меня нечистая сила к этим Запорожцам! Лучше было бы сидеть дома при отце, при матери. Еще перекипит каша; придут и поколотят вражьи дети! О, бедная моя головушка! Кой чорт занес меня к этим Запорожцам!“ А они, лежа в траве, выслушают все это и говорят: „Нет, это не наш!“ Потом воротятся в курень, дадут тому парню коня и денег на дорогу и скажут: „Ступай себе к нечистому! Нам таких не надо!“

Но который молодец удастся расторопный и сметливый, тот, взошедши на курган, крикнет раза два: „Эй, паны молодцы! идите каши есть!“ и как не откликнутся, то он: „Ну, так чорт с вами, когда молчите! Буду я и один есть кашу“. Да еще перед отходом приударит на кургане гопака (танец): „Ой тут мне погулять на просторе!“ И, затянувши на всю степь казацкую песню, идет к куреню и давай уплетать кашу. Тогда Запорожцы, лежа в траве, и говорят: „Это наш!“ и, взявши косы, идут и себе к куреню. А он: „Где вас чорт носил, господа? Звал я вас, звал, и охрип, да потом, чтоб не простыла каша, начал сам есть“. Переглянутся между собой Запорожцы и скажут ему: „Ну, чура (слуга), вставай! полно тебе быть хлопцем (мальчиком, парнем): теперь ты равный нам козак“. И принимают его в товарищество».

Как видим, многие испытания носили шутливый характер.

Несерьезны вроде бы авторитетные свидетельства современников-иностранцев типа Боплана и Шевалье о том, что у казаков существовал обычай принимать в свои круги только того, кто проплывал все пороги против течения Днепра, несерьезны. Яворницкий писал: «Но эти свидетельства кажутся неправдоподобными по двум причинам: с одной стороны потому, что едва ли запорожцы, всегда нуждавшиеся в пришлых людях для увеличения своих сил, могли предъявлять им подобные требования, а с другой стороны потому, что проплыть все пороги, хотя бы даже в лодке, против течения реки, на расстоянии 65 верст, в большую полую воду, нет никакой возможности ни теперь, ни тем более в то время: плыть же в порогах против течения реки в малую воду, лавируя у самых берегов, нет никакого геройства, а только вопрос в нескольких неделях времени».

Видимо, казаки немного пошутили над развесившими уши иностранцами.

В административно-территориальном отношении весь район Войска Запорожского был разделен на «паланки» (области). Сначала их было 5, а впоследствии - 8.

Центром «паланки» была слобода - местопребывание всего административно-военного аппарата: полковник, писарь, его помощник - «подписарий» и атаман «паланки». Этот аппарат сосредоточивал в себе всю власть: административную, судебную, финансовую, военную.

Благодаря наплыву переселенцев с севера, вскоре в слободах, кроме казаков, появляются и крестьяне-«посполитые», которые в «паланке» были организованы в «громады» и имели, по примеру казаков, своего атамана. Все должности были выборные, а выборы производились ежегодно (1 января) на казацких радах, причем право участия в выборах на «посполитых» не распространялось. Они выбирали только своего атамана. Переход же из «посполитых» в казаки и обратно был свободным, как на Гетманщине в первые десятилетия после воссоединения с Россией.

Административным и военным центром являлась Сечь, состоявшая из крепости и предместья. В крепости, вокруг площади, на которой собиралась рада, кроме церкви, войсковой канцелярии, пушкарни, складов, мастерских, старшинских домов и школы, находилось 38 «куреней» - длинных бревенчатых зданий-казарм. В предместья располагались лавки, шинки, частные мастерские и др.

Сами запорожцы в XVI веке создали миф о равноправии и братстве всех запорожских казаков и старались поддерживать его в последующие века. Да, чисто формально все казаки были равны. Выборы атаманов и гетманов действительно были более демократичнее, чем сейчас наши президентские и думские выборы. Однако реальная власть, большей частью скрытная, находилась в руках «знатных старых» казаков.

Древние мифы запорожского казачества крайне пригодились в ХХ веке как советским, так и националистическим историкам. Первые доказывали, что действия казаков были исключительно элементом классовой борьбы крестьян против феодалов, а вторые утверждали, что как запорожские, как и реестровые казаки представляли собой особый класс украинского народа, который боролся за национальную независимость «вильной Украины» в границах 1991 года. Как видим, цели у «совков» и националистов были разные, а мифологию они создавали примерно одинаковую.

Вот, к примеру, идеалистическое описание историка XIX века Яварницкого: «войдя в курень, казаки находили кушанья уже налитыми в „ваганки“ или небольшие деревянные корыта и расставленные по краям стола, а около „ваганков“ разные иапитки - горилку, мед, пиво, брагу, наливку - в больших деревянных „кановках“. При этом чарки запорожцев, по словам Яварницкого, были такие, „що и собака не перескоче“….

А, о жизни в зимовниках, Яварницкий пишет так: „большую часть продукции собственник зимовника, из присущего ему чувства товарищества, отправлял в Сечь, на потребы сечевых казаков и лишь незначительную долю оставлял себе. Всех, проезжающих людей хозяин зимовника приглашал садиться и предлагал разные угощения - напитки и кушанья. Погуляв весело и довольно несколько дней, гости благодарили ласкового хозяина за угощение, хлопцы подавали им накормленных лошадей, и сечевики, вскочив на коней, уносились от зимовника“. (История Запорожск. ч. 1, стр. 295)».

На самом деле крестьяне или даже солдаты, пришедшие в Сечь, в большинстве случаев попадали «в чрезвычайно тяжелое положение, нередко более тяжелое чем было там, откуда они бежали. Если они решали остаться в курене, то должны были жить в казармах, нести тяжелую гарнизонную службу и исполнять разные хозяйственные работы, не получая за это никакого вознаграждения, кроме более чем скудного пропитания, состоящего, в главном, из „cаламахи“, которая „варилась густо из ржаной муки на квасе или рыбной ухе“, как описывает очевидец С. Мышецкий. Все остальное добавлялось на „собственные деньги“, добыть которые было не легко. Деньги добывались только в результате походов и связанных с ними грабежей или путем найма за деньги к зажиточным казакам и старшине, которые, на правах собственности, владели хуторами-зимовниками, нередко несколькими».

Несладко было и семейным казаком. Им разрешалось жить только вблизи Сечи по балкам, луговинам, берегам рек, лиманов и озер, где появлялись или целые слободы, или отдельные зимовники и хутора. Жившие в них казаки занимались хлебопашеством, скотоводством, торговлей, ремеслами и промыслами и потому назывались не «лыцарями» и «товарищами», а подданными или посполитыми сичевых казаков, «зимовчиками», «сиднями», «гниздюками».

Все националистические историки - Яворницкий, Грушевский и др. - старательно обходят вопрос об эксплуатации сечевиками «зимовчиков». Запорожцы никогда не вели финансовой отчетности, и привести какие либо цифры невозможно. Но то, что «зимовчики» кормили сечевиков, не поддается сомнению.

«Официально зимовные козаки назывались сиднями или гнездюками, в насмешку - баболюбами и гречкосиями; они составляли поспильство, т. е. подданное сословие собственно сичевых Козаков. Турки называли запорожцев, живших хуторами на границе между Запорожьем и владением Оттоманской империи, почему-то именем „черун“. Гнездюки призывались на войну только в исключительных случаях, по особому выстрелу из пушки в Сичи или по зову особых гонцов-машталиров от кошевого атамана, и в таком случае, несмотря на то, что были женаты, обязаны были нести воинскую службу беспрекословно; в силу этого каждому женатому козаку вменялось в обязанность иметь у себя ружье, копье и „прочую козачью сбрую“, а также непременно являться в Кош „для взятья на козацство войсковых приказов“; кроме воинской службы, они призывались для караулов и кордонов, для починки в Сичи куреней, возведения артиллерийских и других козацких строений. Но главною обязанностью гнездюков было кормить сичевых козаков. Это были в собственном смысле слова запорожские домоводы: они обрабатывали землю сообразно свойству и качеству ее; разводили лошадей, рогатый скот, овец, заготовляли сено на зимнее время, устраивали пасеки, собирали мед, садили сады, возделывали огороды, охотились на зверей, занимались ловлею рыбы и раков, вели мелкую торговлю, промышляли солью, содержали почтовые станции и т. п. Главную массу всего избытка зимовчане доставляли в Сичь на потребу сичевых Козаков, остальную часть оставляли на пропитание самих себя и своих семейств. Сохранившиеся до нашего времени сичевые архивные акты показывают, что и в каком количестве доставлялось из замовников в Сичь: так, в 1772 году, 18 сентября, послано было из паланки при Барвенковской-Стенке восемь волов, три быка, две коровы с телятами и т. п…

…Как велико было у запорожских козаков количество лошадей, видно из того, что некоторые из них имели по 700 голов и более… Однажды кошевой атаман Петр Калнишевский продал разом до 14 000 голов лошадей, а у полковника Афанасия Колпака татары, при набеге, увели до 7000 коней…

…В одинаковой мере с коневодством и скотоводством развито было у запорожских козаков и овцеводство: у иного козака было до 4000 даже по 5000 голов овец: „рогатый скот и овцы довольно крупен содержат; шерсти с них снимают один раз и продают в Польшу“».

Может ли один человек без жены и детей, пусть даже не занятый походами и пьянством, обслуживать 700 лошадей или 5000 овец? Понятно, что нет. Кстати, и Яворницкий пишет: «…овечьи стада назывались у запорожеских казаков отарами, а пастухи - чабанами, - названия, усвоены от татар; чабаны, одетые в сорочки, пропитанные салом, в шаровары, сделанные из телячьей кожи, обутые в постолы из свиной шкуры и опоясанные поясом, с „гаманом“ через плечо, со швайкой и ложечником при боку, зиму и лето тащили за собой так называемые коши, т. е. деревянные, на двух колесах, котыги, снаружи покрытые войлоком, внутри снабженные „кабицей“: в них чабаны прятали свое продовольствие, хранили воду, варили пищу и укрывались от дурной погоды».

Увы, в трех томах «Истории запорожских казаков» Яворницкого (всего 1671 страница!) не говорится о социальном статусе «чабанов». То, что они не казаки, ясно из текста. А тогда кто? Тут может быть только два варианта: или рабы, или крепостные, принадлежавшие, скорей всего, богатым сечевикам, а в отдельных случаях работавшие на все Запорожское войско.

Кроме сидней (гнездюков) «на зимовниках было немало работников „без найму“ - так назывались работавшие без денег, только за кров и пищу, преимущественно слабосильные, старики, подростки. Из многочисленных, сохранившихся „описей“ зимовников, видно, что таковых было до 7 % общего числа рабочих зимовников. Заработать можно было также на рыбных промыслах и в „чумацких“ обозах. Как первые, так и вторые, вовсе не были артелями равноправных участников, как это утверждают многие историки. Сохранившиеся „расчеты“ неопровержимо доказывают, что среди чумаков были и собственники десятков пар телег с наемными „молодиками“ и чумаки-одиночки с одной - двумя воловьими запряжками. Такое же смешение было и на рыбных промыслах, где наряду с собственниками сетей (невод стоил тогда до 100 рублей) работали за деньги и „наймиты“ или, очень часто, „с половины“, т. е. половина всего улова шла собственнику сетей, а вторая половина делилась между рабочими, которые в этом случае, не получали никакой денежной платы.

Положение живших от продажи своего труда было не легкое, но они имели свободу и могли свободно менять работодателя, чего тогда уже не было в остальной России, в том числе и на Гетманщине и Слободщине. Были также формально ничем не ограниченные возможности выбиться в более зажиточные группы, быть выбранными в старшины, организовать свой зимовник или какое другое собственное предприятие».

Нравится нам это или нет, но в сичевом «равноправном братстве» имела место… классовая борьба. Так, «1-го января 1749 г. при выборе должностных лиц „серома“ (бедняки) изгнали из Сечи зажиточных казаков, которые разбежались по своим зимовникам, и выбрали свою старшину, из бедняков, с И. Водолагой во главе. Есаулом, по свидетельству производившего расследование секунд-майора Никифорова, был избран казак „не имевший на себе одежды“. Бунт был скоро усмирен и засевшая в Сечи „серома“ (бедняки) капитулировали.

Гораздо большие размеры имел бунт в 1768 г., во время которого взбунтовавшаяся „серома“ несколько дней была господином положения и разграбила дома и имущество старшины и зажиточных казаков, бежавших за помощью в „паланки“ и к русским, соседним с Запорожьем, гарнизонам. Сам кошевой атаман, как он описывает в своем показании, спасся только благодаря тому, что спрятался на чердак и бежал через дыру в крыше.

Казаками из „паланок“ и сорганизовавшейся старшиной и этот бунт был подавлен, а его зачинщики жестоко наказаны. Посланные для усмирения Киевским генерал-губернатором Румянцевым 4 полка, не понадобились. В архивах сохранились „описи“ разграбленного имущества, поданные пострадавшей старшиной и казаками. „Опись“ одного из высших старшин занимает несколько страниц перечислением разграбленного, например, 12 пар сапог новых, кожаных, 11 пар сапог сафьяновых, три шубы, серебряная посуда, 600 локтей полотна, 300 локтей сукна, 20 пудов риса, 10 пудов маслин, 4 пуда фиников, 2 бочки водки и т. д.

„Опись“ не занимавшего никакой должности „заможнего“ (зажиточного) казака, значительно скромнее: одна шуба, два тулупа, 4 кафтана, разное оружие и наличными деньгами (которые не успел унести) 2500 руб. крупной монетой, 75 червонцев и 12 руб. 88 коп. медной монетой. Сумма огромная по тому времени.

Кроме этих двух бунтов немало было и более мелких бунтов в „паланках“ и слободах, о чем сохранилось множество документов. Например: в Калмиусской „паланке“ в 1754 г., в Великом Луге в 1764 г., в Кодаке в 1761 г. и во многих других местах».

Разумеется, тут не следует преувеличивать ни те, ни другие моменты - была и казацкая демократия, были и привилегированная старшина. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что имущественное расслоение в Сечи с середины XVI века и до самого ее разорения было сходно с ситуацией у донских казаков в середине XVII века: были богатые - «корнилы яковлевы», была голытьба, и, разумеется, хватало своих «стенек разиных».

Запорожских казаков принято считать ревнителями православной веры. В целом это так, но были и определенные нюансы. Так, в ходе походов в Московское государство или в пределы Речи Посполитой в Малой и Белой Руси запорожцы постоянно грабили и жгли церкви и монастыри, убивали попов и монахов. Зато обязательно потом каялись перед своим духовенством, а многие, как минимум сотни казаков, уходили в монастыри, причем большей частью в Россию.

«Духовенство в Запорожье пользовалось добровольными приношениями. В материальном положении оно было поставлено лучше духовенства малороссийского, потому что Запорожцы любили содержать свое духовенство самым приличным образом. „Кроме обыкновенных пожертвований, - говорит г. Скальковский, - войско, при разделе жалованья, провианта, доходов с питейных домов, лавок, рыбных и звериных ловель, даже воинской добычи, одну часть, обычаем узаконенную, отдавало на церковь!“ По всей вероятности из этой добычи некоторая часть шла и на духовенство. Вероятность восходит на степень несомненности, когда вспомним, что Запорожцы имели „благочестивое“ обыкновение поминать всех умерших и убитых на сражении, и для этой цели присылали список убитых и умерших. За поминовение они всегда платили духовенству. Притом, „как люди холостые, говорит г. Скальковский, козаки хотя и отдавали свое имущество родным или куренным братьям, но часть непременно отказывали в пользу церкви и духовенства“. Как бы ни был беден казак, он непременно требовал, чтоб его хоронили „честно“ и на то представлял часть своего достояния. Каковы были добровольный приношения духовенству, можно видеть из того, что один казак, оставивши после себя 9 руб. и 2 лошади, завещал 1 руб. и одну лошадь священнику.

В истории князя Мышецкого прямо говорится, что „Запорожцы при смерти все свое имущество отписывают, бывало, на церковь Сечевую и на монастырь“. - При всем однако ж желании поставить как можно лучше духовенство в материальном положении, Запорожье и по отношению к духовенству сохраняло также выборное начало. Так, подобно всем другим чинам и званиям в Коше, духовные лица могли занимать свою должность только один год. Они присылались исключительно из Киевского Межигорского монастыря - по одному священнику и по два дьякона, или и по несколько человек. Присылаемые вновь духовные лица обыкновенно занимали место прежде бывших, которые возвращались в Межигорский монастырь, впрочем только в том случае, если нравились Запорожцам; но иногда случалось так, что Запорожцы „з ласки войсковой“ удерживали прежних духовных лиц и отсылали вновь прибывших. Это называлось переменою звычаиною.

Посредством выборного начала и требования беспрекословного исполнения определений старшины и товариства, поставляя духовные лица в зависимость к себе („духовные чины и сами войсковой старшине повинны бывают и делают все по поведению их, прочие же казаки над ними попечете имеют“), Запорожье стремилось и изъявляло притязания на независимость своей церкви и духовенства от общей русской иерархии, или от митрополита Киевского. Так, когда Киевский митрополит Гедеон в 1686 г. приказал вместо Межигорского монастыря церкви войска Низового Запорожского подчинить своей кафедре, Запорожье так отвечало на это требование: „не будет церковь Божия и наша отлучена от монастыря общежительного Межигорского, пока в Днепре воды и нашего войска Запорожского будет“. „В Сечи 29 Мая 1686 г.“

Мало этого, питая глубокое уважение к церкви и духовенству, кошевое начальство даже и игумену Межигорского монастыря не повиновалось, и главой войсковой своей церкви считало только себя и товариство.

В 1773 г Кошевой Калишневский считает себя в праве делать выговор игумену Межигорского монастыря за присланного им священника и требует, чтобы отозвал последнего. Он, прислал на Запорожье другого иеромонаха, который был бы столь хорошего учения, что мог бы и проповеди говорить. В 1774 г. когда Киевский митрополит Гавриил требовал доставления в консисторию сведений о числе Запорожских церквей, духовенстве, доходах его, грамотах и т. п. кошевой отвечал, что так как церкви Запорожские „искони древних времен ведущимся порядком построены войском, содержатся от оного, и в главном и совершенном ведоме войска находятся“,? то и не считает нужным занимать этим предметом митрополию».

Несколько слов надо сказать и о вооружении запорожских казаков. Боплан писал: «…каждый козак, отправляясь в поход, брал одну саблю, две пищали, шесть фунтов пороху, причем тяжелые боевые снаряды складывал в лодку, легкие оставлял при себе».

Если же это был конный поход, то запасные две-три пищали (мушкета) находились на конной повозке. Практически все казаки были великолепными стрелками. Кроме того, они владели дорогими и точными пищалями или мушкетами. Ведь качество выделки гладкоствольного оружия существенно влияет на меткость и дальность стрельбы. Поэтому казаки могли вести эффективный огонь из ружей в два и более раз дальше, чем польская, шведская и русская регулярная пехота, снабженная ружьями серийного производства.

Важная роль у запорожцев отводилась и холодному оружию. Так, копья «делались из тонкого и легкого древка, в пять аршин длины, окрашенного спирально красной и черной краской и имеющего на верхнем конце железный наконечник, и на нижнем две небольшие, одна ниже другой, дырочки для ременной петли, надеваемой на ногу. На некоторых древках копий делалась еще железная перепонка для того, чтобы проткнутый копьем враг сгоряча не просунулся по копью до самых рук козака и не схватился бы снова драться с ним, ибо случалось, что иному и живот распорют, а у него кровь не брызнет, он даже не слышит и продолжает лезть в драку. Некоторые копья делались с остриями на обоих концах, которыми можно было и сюда класть врагов и туда класть. Часто у запорожских козаков копья служили во время переходов через болота вместо мостов: когда дойдут они до топкого места, то сейчас же кладут один за другим два ряда копий - в каждом ряду копье и вдоль и поперек, да по ним и переходят: когда пройдут через один ряд, то сейчас же станут на другом, а первый снимут и из него помостят третий; да так и переберутся. Сабли употреблялись не особенно кривые и не особенно длинные, средней длины пять четвертей, но зато очень острые: „как рубнет кого, то так надвое и рассечет, - одна половина головы сюда, а другая туда“… Сабли носились у левого бока и привязывались посредством двух колец, одного вверху, другого ниже средины, узеньким ремнем под пояс. Сабля столь необходима была для запорожских козаков, что в песнях их она называется всегда „шаблей-сестрицей, ненькою-ридненькой, панночкою молоденькою“.

„Ой, панночка наша шаблюка!

З бусурменом зустривалась,

Не раз, не два цилувалась“ ».

Особый интерес представляет собой артиллерия запорожских казаков. На вооружении казаков были медные, железные кованые и чугунные пушки, а также медные и чугунные мортиры. Точной даты появления у казаков первых орудий нет, но судя по казнозарядным орудиям (в том числе со вкладными каморами) конца XIV–XV веков, это произошло не позднее середины XV века.

При осаде городов запорожские казаки эффективно применяли осадную артиллерию, но почти всегда это были тяжелые орудия, захваченные у неприятеля или переданные союзниками. Тут следует заметить, что малороссийские умельцы лили в Глухове и других местах превосходные тяжелые осадные орудия.

Какое-то количество орудий среднего калибра использовалось запорожцами для обороны Сечи и других укреплений. Однако в походах ударной силой казаков была легкая артиллерия - пушки и фальконеты калибра 0,5–3 фунта и легкие мортиры калибра до 4-12 фунтов. Такая артиллерия легко вьючилась на лошадей, а на поле боя переносилась вручную. Не менее легко она устанавливалась на челнах (большей частью на вертлюгах), а в обороне - на возах, образующих табор (вагенбург). Из пушек и фальконетов стрельба велась ядрами и картечью, а из мортир - разрывными гранатами. Малая артиллерия запорожцев наносила большой урон противнику.

Весьма экзотической была и запорожская фемида. Главными преступлениями казаки считали убийство, воровство, неплатеж денег, взятых в займы, слишком дорогая цена товаров или вина - вопреки постановленной цены, а также гомосексуализм или скотоложство.

Тут сделаю маленькое лирическое отступление. Обычно титулованные авторы солидных исторических книг тщательно обходят вопросы, на которые не могут дать внятных ответов. Но я предпочитаю в этих случаях ответить «не знаю», нежели умалчивать факт или заниматься фантазиями. Например ответить на вопрос, как уживался гомосексуализм среди запорожцев со строгим наказанием за оное деяние - я не знаю! Равно как не представляю, почему в Северную войну в обеих армиях процветали «голубые», хотя и у русских, и у шведов за это официально полагалась смертная казнь. Мало того, Петр I был бисексуалом (вспомним Алексашку Меншикова и чухонку Марту Трубачеву), а Карл XII вообще был геем «в законе».

Но вернемся к запорожской фемиде. «Убийцу живого кладут в один гроб вместе с убитым и зарывают в землю; освобождается от такой казни разве весьма уважаемый казак, - его всенародно избавляют от смерти и наказывают большим штрафом. За воровство привявают к столбу, на площади, где держат до тех пор, пока укравший не заплатить всего украденного; непременно трое суток продержат его на столбе даже и в том случае, если он скоро заплатить за все украденное, а попадавшегося несколько раз в воровстве или вешают, или убивают до смерти. Наказание привязывания к столбу увеличивается потому, что всякий проходящий имеет право не только бранить, но и бить привязанного, сколько кому вздумается. Иногда при этом выходит такая история. Несколько пьяниц, проходя мимо столба, пристанут к привязанному и станут угощать его горелкою; когда же тот не захочет пить, они приговаривают: „Пый, скурвый сыну, злодею! Як не будешь пыть, будем скурвого сына быть“. Как скоро тот напьется, пьяницы скажут ему: „Дай же мы, брате, трохи тебе побьем“, и хотя тот просит у них милости, пьяницы, не обращая внимания на его просьбу и мольбу, говорят: „А за щож, скурвый сыну, мы тебя поили? Як тебе треба поить, то треба и быть“, и часто случается, что привязанный к столбу умирает чрез сутки. - Участвующий в воровстве и скрывающий украденное подвергаются одинаковой участи с вором. Не желающего уплачивать взятого в долг - взаймы - приковывали к пушке и держали до тех пор, пока не выплатит займа. - За самую тягчайшую вину считается мужеложство и скотоложство; впадшего в какое-нибудь из этих преступлений привязывают к столбу и убивают до смерти, а имущество и богатство его берут на войско.

Преступники, говорит князь Мышецкий, если поимаются в воровстве, грабеже, или убийстве, то суд им короток и недолго с ними возятся по судам, а вдруг решают их и казнят в Сечи, или по паланкам, смотря по преступлениям: иных вешают на прибатину, иных убивают киями до смерти, иных сажают на колья, а иных отсылают на Сибирь. Воровство же и грабеж, если по жалобам открывается и виновного поймают, то пополняет курень, к которому он принадлежит, а если он у себя достатка не имеет, а от наказания не освобождается по праву приговора, чего достоин и тем обиженного по жалобе довольствуют, а убийство также заменяют убийством и убивают преступника до смерти, какая казнь будет положена, тоже по приговору начальства.

Первая казнь шибаницы [виселицы], которые устроены были на разных мостах под большими шляхами, почти во всякой паланке, и преступника верхом подвезши лошадью под шибаницу и накинувши на его голову сельцо, лошадь ударяют плетью и она оттудова выскочить, а преступник повиснет; а иного вешали до горы ногами, а иного за ребро крюком железным и висит преступник, пока кости его рассыплются, в пример и страх другим, и никто его оттуда снять не смеет под казнью смертною.

Вторая казнь: острая паля, на столб деревянный вышиною 6 аршин и более, а на верху пали воткнутый был железный шпиль тоже острый в два аршина вышиною, на который тоже насаживали преступников, так что шпиль выходил на под аршина в потылицу выше его головы и сидит на том шпиле преступник дотоле, пока иссохнет и выкоренится як вяла рыба, так что когда ветер повеет, то он кружится кругом як мельница и шорохтят все его кости, пока упадут на землю.

Третья казнь: „кии“ запорожские; они не так велики и толсты, и подобны бичам, что у цепов, коими хлеб молотят, дубовые, или из другого крепкого дерева нарубленные. Преступника вяжут или куют до столба в Сечи, или в паланках на площади или в базари, потом поставляют около его разные напитки в кинвах, как то: горилку, мед, пиво и брагу, и накладут так же довольно калачей и наконец принесут также несколько оберемков и киив и положат около столба, где преступник, и принуждают его есть, пити, сколько хочет, и когда наестся и напьется, тогда козаки начанают его бить киями, так что всякий козак, кто только идет мимо его выпивши коряк горилки, или пива, непременно должен ударить его по разу кием и когда ударит (де кто як попав, по голове или по ребрах), тогда так ему приговаривает: „От тоби, сучий сыну, щоб ты не крав и не ризбивав, мы все тебя куренем платили“. И потуда сидит или лежит преступник около столба, пока убьют его до смерти. Четвертая казнь: отсылка в Сибирь, по обычаю, як и Россия отсылает преступников».

С переходом запорожцев в русское подданство царские власти категорически запретили им приводить в исполнение смертные приговоры. Однако запорожцы игнорировали это и казни производились до самого разгрома Запорожской Сечи.

Любопытно, что запорожцы чтили древний славянский обычай - приговоренный к смерти должен был быть помилован, если невинная девушка пожелает выйти за него замуж. Правда, иной раз случались и конфузии. Везут приговоренного на лобное место. Вдруг из толпы зрителей выбегает покрытая покрывалом девица, «которая всенародно объявляет свое желание выйти за осужденного замуж. Разумеется, все остановились и замолкли; осужденный требуете снять с девицы покрывало, чтобы посмотреть на нее. Взглянул и заговорил: „Ну, когда уже да такой жениться, лучше умереть; ведите меня“. Что и последовало. Происшествие сие было в г. Новомосковске, в тогдашней Запорожской паланке, где некоторые из жителей, помня еще места шибаниц и прочих казней, указывают их любопытным».

Закончу вопросом, на который у меня также нет четкого ответа: соблюдали ли запорожцы обет безбрачия? Формально - да, если говорить о сечевых. Зимовчики и сидни не в счет. Действительно, по запорожским законом каждый, кто приведет женщину в Сечь, хотя бы и родную сестру, подлежит смертной казни. Но кто мешал богатым казакам в зимовниках и хуторах, где у них находились сотни коней и крупного рогатого скота, содержать еще и гарем?

В середине XIX века Пантелеймон Кулиш записал рассказ старика-запорожца о былых временах. Среди прочего старик рассказал, как тогдашние «повесы» (брачные аферисты) промышляли тем, что соблазняли девушек, обещая жениться, увозили в Запорожье, а там продавали и возвращались назад за новой жертвой. Украинофил Кулиш вставил в текст в скобках [татарам]. Но мне что-то не вериться, чтобы в Сечи татарам позволялось скупать к себе в Крым православных девушек. Так что красны девицы жили в гаремах богатых казаков.

Запорожские и малороссийские казаки только в XVII веке увели в плен сотни тысяч женщин из Прибалтики, Крыма и приморских турецких городов. Куда же они делись? Ну, допустим, часть, не более 10 процентов, была продана панам и евреям, а остальных-то поселили если не открыто в местечках, то без огласки по хуторам, да во многих случаях и сочетались законным браком. И в любом случае рождались дети, даже очень много детей!

Я умышленно акцентирую внимание на смешении кровей в Малороссии в XIII–XVIII веках. Вопрос тут не сексуальный и даже не этнографический, а, увы, политический. Мне уже осточертело повсеместно читать мудрые высказывания самостийников, от форумов в Интернете до трудов членов Академии наук, о том, что де настоящие русские - это укры, а «москали» - это помесь племен угрофиннов и татар. Риторический вопрос: кого на московском рынке скорее обзовут «черными» - уроженцев Архангельской или Вологодской областей или жителей юга Украины?

Примечания:

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Киев: Наукова думка, 1990. Т. 1. С. 27.

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 53.

Боплан Гийом (Guillaume le Vasseur de Beauplan) - инженер-строитель, автор «Описания Украйны», родом француз. Он служил более 17 лет в польской службе при королях Сигизмунде III и сыне его Владиславе IV в звании старшего капитана артиллерии и королевского инженера. Большую часть этого времени он провел в Малороссии, занимался здесь постройкою слобод и крепостей, в 1637 г. участвовал в сражении между поляками и казаками под Кумейками (возле Корсуня).

В своих разъездах по Украйне Боплан хорошо ознакомился с украинскими степями и течением Днепра (от Киева до Александровска, ныне г. Запорожье), произвел множество измерений и близко наблюдал как самих казаков, так крымцев и буджакских татар. Около 1649 г. вернулся на родину, во Францию, и в следующем году издал свою книгу: «Description d"Ukraine, qui sont plusieurs provinces du Royaume de Pologne, contenues depuis les confins de la Moscovie jusques aux limites de la Transilvanie. Ensemble leurs moeurs, faç ons de vivre et de faire la guerre». В 1660 г. вышло 2-е «Описание Украйны» издание, а через два года оно появилось в латинском переводе, в известном сборнике «Geographia Blaviana», во 2-м томе.

Все сочинение делится на 7 глав: в 1-й («Описание Украйны») описаны физические свойства страны, города и замечательные места, в особенности Днепровские пороги, и затем нравы и обычаи запорожских казаков. Во 2-й главе («Описание Крыма»)дается подробное описание Таврического полуострова, в 3-й («О крымских татарах») - описание их образа жизни, набегов и сражений с казаками и Польшей; в 4-й («Об украинских казаках») говорится о житье украинских казаков, их нравах и обычаях, а также о морских их походах и разорении ими малоазийских городов (по рассказам казаков); 5-я глава («Об избрании королей польских») посвящена рассказу об избрании польских королей, о составе сеймов, о коренных законах и правах королевских; в 6-й главе («О вольностях польского дворянства») указываются права и привилегии польских дворян; и, наконец, в 7-й («О нравах польского дворянства») описывается образ жизни поляков.

Марковин И. Шумов С., Андреев А. История Запорожской Сечи. С. 95–96.

Яворницкий Д. И. Очерки по истории запорожского казачества. // Шумов С., Андреев А. История Запорожской Сечи. С. 391.

Корж Н. Л. Устное повествование бывшего запорожца. // Шумов С., Андреев А. История Запорожской Сечи. С. 255–256.

Марковин И. Очерк истории запорожского казачества. // Шумов С., Андреев А. История Запорожской Сечи. С. 131.

В 1980 году широкой публике была представлена последняя модель из семейства "Запорожцев", компактный ЗАЗ-968М. Автомобиль выпускался в течение 14 лет, последняя машина сошла с конвейера осенью 1994 года.

ЗАЗ-968М, технические характеристики

Отличие модели 968М от своего предшественника заключалось во внешнем оформлении. Исчезли выступающие воздухозаборники на задних крыльях, на их месте появились вентиляционные прорези. Аналогичные продольные отверстия на крышке моторного отделения пропускали поток воздуха к работающему двигателю. Круглые задние фонари уступили место более современным прямоугольным комбинированным, включающим в себя стоп-сигнал, стояночный свет и поворотники.

Передок также стал более изящным, фары получили ободки из черной матовой резины, сигналы поворота разместились на некотором расстоянии от главной оптики, а между ними протянулась черная декоративная полоска. Достаточно примитивные бамперы предыдущей модели заменили на комбинированные.

Габаритно-весовые параметры ЗАЗ-968М:

• чистый вес автомобиля - 840 кг;
• масса с полной загрузкой - 1160 кг;
• длина машины - 3730 мм;
• высота - 1400 мм;
• ширина - 1570 мм;
• дорожный просвет, или клиренс - 190 мм;
• колея передняя - 1220 мм;
• задняя колея - 1200 мм.

Двигатель ЗАЗ-968М

Мощность силового агрегата "Запорожца" последней модели составляет 40 л.с. при объеме цилиндров в 1197 куб./см, что вполне отвечает потребностям компактной машины малого класса. В ходе производства модели ЗАЗ-968М на автомобиль поочередно устанавливались три мотора: МеМЗ-968Э, МеМЗ-968БЭ и МеМЗ-968ГЭ. Базовым двигателем является МеМЗ-968Э мощностью 41 л.с., который в итоге и стал серийным агрегатом на конвейерной сборке.

Мотор марки 968ГЭ отличается тягой в 45 л.с. и двухкамерным карбюратором 2101-20. Еще более мощный двигатель МеМЗ-968БЭ мощностью 50 л.с. с минимизированными камерами сгорания и повышенной степенью сжатия считался перспективным силовым агрегатом, но его тяга была излишней для маленького "Запорожца", и мотор оставили для других разработок.

Двигатель "ЗАЗ-968М" характеристики имеет следующие:

• марка мотора - МеМЗ 968/968Н;
• производство - Мелитопольский моторный завод;
• тип - бензиновый;
• количество цилиндров - 4;
• расположение - V-образное;
• диаметр цилиндра - 76 мм;
• ход поршня, мм - 66 ;
• степень компрессии - 7,2;
• топливный расход - 8 л в смешанном режиме;
• питание - карбюратор К-125;
• охлаждение - принудительное воздушное.

Отопление

Моторы с воздушным охлаждением не оснащаются устройствами для отбора тепла, поэтому автомобиль ЗАЗ-968М нуждается в автономном отопителе. Такой отопительный агрегат установлен на панели, разделяющей салон и багажник. Печка представляет собой теплообменник сложной конструкции, работающий на бензине, со своей карбюраторной системой, жиклерами и поплавковой камерой. Запуск отопителя осуществляется с помощью свечи накаливания, а горячий воздух подается в салон посредством электромотора с двойной крыльчаткой.

Интерьер

Внутреннее пространство модели "ЗАЗ-968М" выглядит просторным, несмотря на скромные габариты автомобиля. Водителю и пассажирам удается разместиться с относительным комфортом. Спинки передних сидений слегка откинуты назад, что позволяет занять полулежачую позу. Такому расположению способствуют и глубокие ниши в ногах, уходящие далеко вперед под багажник. Эргономические данные сидений и салона ЗАЗ-968М намного превосходят аналогичные параметры многих легковых автомобилей.

Рулевое управление не имеет гидроусилителя, поскольку поворотный механизм рассчитан на среднестатистическую силу вращения, и его сопротивляемость незначительна.

Ходовая часть

Передняя подвеска автомобиля полностью независимая, рычажная с шаровыми опорами и стабилизатором поперечной устойчивости, который включается только в момент особо интенсивной раскачки. Стальные пружины, совмещенные с гидравлическими амортизаторами, принимают на себя все нагрузки при движении машины.

Задняя подвеска независимая, активная. Вращение от двигателя передается на колеса посредством редуктора, от которого отходят две полуоси с механизмами ШРУС на внешних концах. Конструкция задней подвески - рычажно-маятниковая, оснащенная балкой-балансиром. Усиленные спирали с амортизаторами играют роль гасителей колебаний.

Вся задняя часть машины достаточно тяжелая, в первую очередь за счет двигателя, коробки передач и редуктора. Благодаря заднемоторной компоновке ЗАЗ-968М обладает высокой проходимостью. Автомобиль легко преодолевает снежные заносы и размытые дороги при условии, что в багажнике нет груза, и передние колеса вращаются свободно.

Тормозная система

Автомобиль оснащается стандартными колесами R16, в которых поддерживается рабочее давление 1,8 атмосферы. Тормоза на всех колесах барабанного типа, с автоматической регулировкой зазоров. Схема подачи тормозной жидкости двухконтурная, диагонального действия. Переднее левое колесо сообщается с задним правым, а левое заднее - с передним правым.