На кого поступить чтобы стать ученым. Работа после получения образования

Я вернулся в Москву из эвакуации в июне 1943 года. Мне было 17 лет, и я окончил 9 классов. Передо мной встал вопрос: что делать дальше? Продолжать учиться в школе не имело смысла: в следующем году мне исполнялось 18 лет, и меня должны были взять в армию. А такие юноши, как я, не имеющие опыта и малоприспособленные к жизни, попавшие на фронт, как правило, погибали в первой же атаке. (Я знал это, потому что в 1942 году полгода работал в госпитале.)

В это время, летом 1943 года, в ряде московских вузов открылись подготовительные отделения, куда принимали школьников, окончивших 9 класс. За несколько месяцев они проходили программу 10 класса, сдавали экзамены и поступали на первый курс вуза. Студентам давалась броня — отсрочка от призыва в армию: уже в 43-м году правительство понимало, что после войны стране будут нужны инженеры. В университете подготовительного отделения не было, в энергетическом и авиационном институтах прием уже был закрыт. Единственным институтом, куда можно было поступить на подготовительное отделение, был Московский электро-механический институт инженеров транспорта. Я стал его студентом и в 1944 году окончил 1-й курс.

Летом 44-го года студентов 1 курса МЭМИИТа послали на месяц на лесозаготовки под Конаково, около канала Москва-Волга. Нас, четырех человек, поселили в маленькой комнате в деревенской избе. Мы были подготовлены к тому, что нас ожидает, захватили с собой пиретрум -порошок от клопов — и посыпали им пол и стены до примерно 1 м высоты. Ночью, когда мы проснулись и зажгли фонарик, оказалось, что выше этой линии вся стена шевелилась -по ней сплошь ходили клопы. Далее выяснилось, что туалетов в деревне не существует, ни в доме, ни во дворе — всего лишь в 100 км от Москвы мы попали в средневековье.

Столовая, где нас кормили два раза в день, находилась в 3−4 км в одну сторону от деревни, а лес, где мы работали, в 3−4 км в другую сторону. То-есть нам надо было помимо работы проходить в день около 20 км. Если человек выполнял норму, он получал в день 600 г хлеба, утром кашу, вечером суп и кашу с мясом или рыбой; если не выполнял, норма хлеба снижалась на 200 г; если перевыполнял, то ему полагались «стахановские»: норма хлеба увеличивалась на 200 г и выдавалось дополнительное второе. На валке леса, чем мы занимались, выполнить норму было невозможно. Поэтому мы поступали следующим образом: один день мы сдавали десятнику лишь 20−30% нормы, а остальное прятали — ведь было неважно, насколько не выполнишь норму, зато на следующий день мы перевыполняли норму и получали «стахановские».

Перспектива стать железнодорожником меня не воодушевляла, мне хотелось заниматься физикой. Я решил поступить на заочное отделение физфака МГУ. Для этого нужно было получить разрешение в МЭМИИТе, и я легко его получил, поскольку был там на хорошем счету. Более того, мне дали свободное (не обязательное) посещение лекций, что было большой редкостью. Я поступил на заочное отделение физфака осенью 1944 года и успешно сдал зимнюю сессию, получив все пятерки.

В марте-апреле на физфаке был объявлен набор в специальную группу, куда принимали студентов из других институтов без всяких экзаменов. Причем если человек был зачислен в эту группу, то его в обязательном порядке должны были отпустить из его прежнего института и он освобождался от призыва в армию. Теперь ясно, что это был набор для атомного проекта, и происходил он до появления информации о взрыве атомной бомбы. Я попытался попасть в эту специальную группу, но получил отказ, хотя у меня было преимущество над всеми остальными студентами других институтов — я сдал первую сессию на физфаке. Также получил отказ Давид Абрамович Киржниц, будущий член-корреспондент РАН, у которого была рекомендация от Ландау.

Интересно, как он получил эту рекомендацию. Киржниц учился в МАИ. У них была преподавательница физики, которая заметила его неординарные способности. Она была знакома с Ландау, сказала ему об этом способном студенте, и Ландау пригласил его для беседы. После разговора Ландау сказал: «Я напишу письмо-рекомендацию декану физфака Предводителеву». Он взял лист бумаги, перо, сел и задумался. «Я не могу написать „Дорогой Александр Саввич“, — сказал Ландау. — Он мне вовсе не дорог. Я не могу написать „Уважаемый …“ — я его не уважаю». Он подумал еще немного, потом воскликнул: «О, я напишу ему: „Dear“ — это по-английски ничего не значит».

Весной мне пришлось сдавать экзамены в МЭМИИТе и на физфаке. Я решил экзамены по железнодорожным дисциплинам в МЭМИИТе сдать на тройку, чтобы мне потом было легче уйти. У нас был предмет «Топливо, вода и смазка», ТВС. Я его почти не учил, лишь в течение нескольких часов перед экзаменом проглядел учебник. На экзамене мне задали вопрос: «Есть смесь воды с керосином. Как отделить одно от другого?» У меня просто не повернулся язык сказать что-либо иное, чем: дать постоять, сверху будет керосин, внизу вода. Я получил пять.

Весеннюю сессию на заочном отделении физфака я сдал на пятерки и получил очень хорошие рекомендации от тамошних профессоров — Градштейна и Моденова. С осени я снова стал предпринимать попытки перейти с заочного отделения на очное. При этом я не говорил, что учусь в МЭМИИТе, а только о том, что хочу перейти с одного отделения физфака на другое.

Я пошел в Министерство просвещения, к заведующему отделом университетов. И тут мне повезло! Заведующий отделом Зацепин (увы, я не знаю его имени и отчества) оказался порядочным человеком, он сказал: «Вы хотите перейти с заочного отделения на очное? Ну и переходите». — «А Вы подпишете бумагу о том, что Вы не возражаете?» — спросил я.-«Конечно», — ответил он и тут же продиктовал текст бумаги машинистке. С этой бумагой я пошел на физфак, и тут мне опять повезло: Георгий Петрович находился в отпуске, и вместо него был другой человек. Глядя на него невинными глазами, я сказал: «Георгий Петрович обещал мне, что если у меня будет письмо из Министерства просвещения о том, что оно не возражает против моего перевода с заочного отделения на очное, то он меня зачислит студентом на физфак. Вот это письмо». — «Я оформлю приказ», — был ответ. Когда Георгий Петрович вернулся из отпуска, он уже ничего не мог поделать. Надо было уйти из МЭМИИТа, и уйти без скандала — иначе на меня были бы направлены бумаги в военкомат. Мне удалось этого добиться после семи визитов к декану и директору МЭМИИТа — железнодорожному генералу Федоренко.

Так я стал физиком. Но прошло еще много времени, пока у меня появилась надежда, что я могу стать физиком-теоретиком. Я долго колебался, но потом решился и стал сдавать Ландау теоретический минимум. Первые экзамены — вступительный по математике, механику и теорию поля — я сдал сравнительно легко. Но при подготовке квантовой механики я застрял: некоторые вопросы были мне непонятны, их надо было изучать по оригинальным статьям, книги «Квантовая механика» Ландау и Лифшица еще не было.

На 4-м курсе студентов распределяли по кафедрам. Я подал заявление на кафедру теоретической физики и был зачислен. Но вскоре пришло новое распоряжение, и меня перевели на кафедру «Строение вещества». Это было зашифрованное название, на самом деле оно означало кафедру ядерной физики и физики элементарных частиц. Тогда я очень огорчился такому переводу и пытался добиться его отмены, но потом понял, что мне опять повезло. Дело в том, что на этой кафедре разрешалось, чтобы руководителем дипломной работы был любой физик, участвующий в атомном проекте, тогда как на остальных кафедрах требовалось, чтобы он преподавал на физфаке.

На кафедре «Строение вещества» студенты предпочитали сами найти себе руководителя и с ним договориться. Киржниц и я хотели взять себе руководителя из школы Ландау. Один старшекурсник — Б. В. Медведев — дал Киржницу два телефона — Померанчука и Компанейца. И мы решили, что сначала будет звонить Киржниц, и если ему удастся договориться, то по второму телефону буду звонить я. Киржниц стал звонить Померанчуку, звонил несколько раз, но все неудачно — Померанчука не было. Тогда он позвонил Ком-панейцу, и тот легко согласился взять его своим дипломником. Мне оставалось звонить Померанчуку. Я сделал много таких звонков, и каждый раз мужской голос мне отвечал: «Померанчука здесь нет»! Уже потом, когда я стал работать в ИТЭФ, я понял, в чем было дело. Телефон, номер которого мне дали, стоял не в кабинете Померанчука, а в холле, и за ним сидел солдат. Наконец, один раз — о чудо! — тот же голос позвал Померанчука. По-видимому, в тот момент Померанчук проходил через холл или, может быть, стоял в холле и с кем-то разговаривал. Мне опять повезло! Я сказал, что я студент университета, сдал 3 курса из минимума Ландау и хочу делать у него дипломную работу. Для Померанчука тот факт, что я сдал Ландау три экзамена из теорминимума, был достаточен, чтобы взять меня в дипломники (в то время сдавших теорминимум было мало — человек 10), и он пригласил меня к себе домой для окончательного разговора. Я пришел. В тот день был сильный мороз. У меня не было шубы или пальто: я был в короткой летной курточке, под которую моя мама подшила беличий мех из старой бабушкиной шубы. Эта курточка решила мою судьбу — впоследствии Померанчук сам сказал мне об этом — я стал его дипломником.

Померанчук мне сильно помог в подготовке к экзамену по квантовой механике: он дал мне верстку тех глав готовящейся к печати «Квантовой механики», где было изложены непонятные мне вопросы. После этого квантовая механика была сдана, сдано еще несколько курсов. Я начал делать дипломную работу, тему которой мне дал Померанчук. Но у меня не было уверенности, что из меня получится физик-теоретик. Скорее наоборот, не было даже и надежды. Как говорил один из героев в книге Синклера Льюса «Эроусмит»: «Не всякий, кто работает в науке, — ученый. Лишь очень немногие». Еще в большей степени это относится к теоретической физике: одно дело — сдавать экзамены и решать задачи и совсем другое — работать творчески.

Впервые надежда, что я смогу стать физиком-теоретиком, появилась у меня во время работы над задачей, поставленной Померанчуком. Я ясно помню это мгновение -звездное мгновение в моей жизни.

Померанчук предложил мне вычислить поляризацию медленных (резонансных) нейтронов при их рассеянии на ядрах. Такая поляризация возникает за счет интерференции ядерного рассеяния с взаимодействием магнитного момента нейтрона с кулоновским полем ядра (релятивистский эффект). Амплитуда взаимодействия магнитного момента с кулоновским полем — чисто мнимая. Поэтому интерференция возможна только тогда, когда ядерная амплитуда содержит мнимую часть. Подобную задачу ранее решил Швингер, который рассмотрел рассеяние нейтронов при высоких энергиях, когда ядерное рассеяние носит диффракционный характер и его амплитуда чисто мнимая. В случае Швингера рассеяние происходило на малые углы, передаваемые импульсы были намного больше обратных размеров атома и взаимодействие магнитного момента нейтрона с атомными электронами можно было не учитывать. Померанчук предложил мне рассмотреть рассеяние нейтронов низких энергий в области резонансов, где ядерная амплитуда также имеет мнимую часть. Здесь, однако, рассеяние происходило на большие углы. Я пытался найти область, где можно было применить метод Швингера, т. е. не учитывать взаимодействие магнитного момента нейтрона с атомными электронами, но результаты были неубедительными, и я был в унынии. И сидя в читальном зале библиотеки МГУ — я ясно помню это мгновение,-я вдруг сообразил, что могу провести вычисления точно, не используя никаких приближений, — мне нужно лишь учесть атомный формфактор, и я могу это сделать.

Это была моя идея, ее не было у Швингера! И тут у меня впервые появилась надежда, что я смогу стать физиком-теоретиком.

Борис Иоффе

Согласно социологическим опросам за 2015-й год, в России около двух третей родителей не одобрили бы выбор ребенка стать ученым, в то время как в США и Израиле поддержать сына или дочь в решении построить научную карьеру отказались бы менее четверти респондентов. Действительно ли в нашей стране профессия ученого больше не считается престижной, какие стереотипы о научном сообществе безбожно устарели и почему не каждому исследователю дано совершить великое открытие – разбираемся вместе с экспертами, преподавателями Ассоциации Репетиторов.

Тот, кто жил при Советском Союзе, помнит, что в 50-70-е годы слово «ученый» звучало внушительно, а у некоторых даже вызывало благоговейных трепет. В научной сфере было задействовано около миллиона работников, она получала стабильное, весьма щедрое финансирование и породила добрый десяток лауреатов Нобелевской премии, а научно-популярные журналы издавались миллионными тиражами.

«Привлекательность профессии ученого драматично упала в 90-е годы, - считает , преподаватель математики, физики, информатики и экономики, выпускница механико-математического факультета имени М.В. Ломоносова, кандидат физико-математических наук. - Тогда из привилегированной касты физики были низвергнуты в самый низ социальной лестницы. Наука, образование казались бесполезными с точки зрения соотношения затраты/доход. Однако в последнее время я вижу противоположную тенденцию. Возможно, голодный и меркантильный человек 90-х наконец наелся и заработал достаточно денег, и теперь хочет жить интересно, творчески реализовываться. А научная деятельность как раз это предполагает. Немаловажно и то, что в настоящее время работа критично важных научных направлений финансируется хорошо (и в России, и за рубежом). Качественное фундаментальное образование стало вновь востребованным. Я это хорошо вижу в последние годы по изменению потребностей моих учеников, особенно тех, кто обучается в европейских вузах».

«Давайте начнем с того, что социальный престиж той или иной профессии определяется отношением к ней общества, а не тем, насколько хорошо ученый или, например, преподаватель выполняет свою работу, - говорит , преподаватель обществознания и истории, выпускник юридического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, кандидат юридических наук. - В последнее десятилетие Россия вступила в активную фазу постиндустриального развития, а постиндустриальное общество – это прежде всего общество, которое оказывает услуги: медицинские, туристические и другие, в том числе образовательные. Потребность в последних неуклонно растет, а значит, и статус профессии ученого постепенно повышается, пусть и небольшими темпами».

Претерпевает изменения и путь, ведущий в науку: если раньше ученый по определению должен был защитить диссертацию, получить звание кандидата, а потом и доктора наук, опубликовать строго определенное количество статей и монографий и регулярно отчитываться перед руководством о своей преподавательской деятельности, то теперь требования становятся все менее жесткими.

«Пока некоторое влияние советской образовательной парадигмы все еще сохраняется, но, на мой взгляд, спустя десять лет для нынешних студентов звания кандидатов и докторов наук уже не будут играть никакой роли, - уверен . - Это связано с присоединением России к Болонскому процессу, который подразумевает создание единого европейского образовательного пространства. Теперь в вузах учат на бакалавров, магистров, выдают соответствующие дипломы, аспирантура же рассматривается как отдельная форма обучения, необязательно подразумевающая защиту диссертации. Более того, мне вообще кажется, что диссертация и успешная научная карьера не связаны напрямую: чтобы быть выдающимся ученым, необязательно быть кандидатом или доктором наук. Получая научную степень сегодня, мы скорее отдаем дань старым образовательным принципам, но эта тенденция уже начала себя изживать».

Не так страшен ученый, как его малюют

В то же время, до сих пор широко распространен ряд стереотипов, связанных с профессиональной деятельностью ученого, - как позитивных, так и негативных. Некоторые из них не лишены оснований, другие имеют весьма далекое отношение к реальности:

• Стереотип первый: быть ученым – значит днями напролет сидеть в лаборатории. Физикам-теоретикам или фармакологам действительно нечасто приходится работать в полевых условиях. С другой стороны, геологи и историки выезжают на раскопки. Кроме того, жизнь ученого предполагает участие в конференциях, которые проходят не только в других городах, но и в других странах.
• Стереотип второй: ученым может стать лишь тот, кому легко даются естественнонаучные дисциплины и математика. Массовая культура, конечно, изображает ученого всклокоченным мужчиной средних лет, который чертит на доске формулы или что-то смешивает в пробирках. Однако филологи, культурологи, искусствоведы, исследователи в области педагогики и психологии очень удивятся, когда узнают, что им отказано в праве считаться «настоящими» учеными.
• Стереотип третий: ученый – мужская профессия. Хотя имена Ковалевской, Склодовской-Кюри и Лавлейс сегодня почитаются наравне с именами Ньютона, Менделеева и Лобачевского, женщин в науке действительно меньше, чем мужчин. Виной тому – патриархальный уклад: вспомним, что в России женщины получили доступ к высшему образованию только во второй половине XIX века – более, чем на полтора столетия позже мужчин. Мнимая неприспособленность женского мозга к интеллектуальной деятельности – оскорбительный миф.
• Стереотип четвертый: результаты деятельности ученого не приносят практической пользы. Вообще-то мы успешно лечим некоторые формы рака и почти победили полиомиелит благодаря как раз-таки неустанному ведению научных разработок.
• Стереотип пятый: если ты выбрал карьеру ученого, пути назад уже не будет. Отчасти это так: далеко не из каждой сферы науки можно с легкостью уйти в индустрию. Но ведь менять профессию, в целом, непросто: чтобы переквалифицироваться из инженера в повара, также нужно потратить много сил и времени, и не факт, что в итоге получится.
• Стереотип шестой: все ученые – немного сумасшедшие. Нам хорошо известно, что у Теслы было обсессивно-компульсивное расстройство, Тьюринг боролся с аллергией с помощью противогаза, а Перельман ведет затворнический образ жизни. Но что мы знаем о совершенных ими открытиях? Почти ничего. Когда мы в новостях слышим, что британские ученые выяснили, почему утки любят дождь, а божьи коровки страдают от венерических заболеваний, приходит ли нам в голову выяснить, какие еще задачи решает наука в Великобритании? Почти никогда. Если СМИ пытаются представить научное сообщество как горстку чудаков, не стоит этому безоговорочно верить: просто сюжеты и статьи о людях без выраженных странностей привлекают значительно меньший процент аудитории.

Бедность – не порок?

- считает .

- продолжает .

Бедность – не порок?

Есть и седьмой, весьма правдивый применительно к современной российской действительности стереотип: ученый – беден. Сотрудники НИИ порой влачат почти нищенское существование, размер стипендии аспиранта в крупном московском вузе часто не превышает 5000 рублей, а профессорам приходится искать дополнительный источник заработка, чтобы прокормить семью.

«В России наука – не коммерциализирована. Более того, на мой взгляд, государство поддерживает ее не на должном уровне, - считает . - При распределении бюджетов вопрос у нас обычно ставится следующим образом: пусть ученые сперва докажут, что от их исследований будет прок, и только тогда в науку можно вкладывать деньги. На самом деле должно быть наоборот: если государство изначально будет инвестировать в науку большие средства, это станет залогом процветания общества в будущем. В западных странах происходит именно так, поэтому утечка мозгов продолжается. Многие российские ученые – особенно те, кто специализируется в области естественных наук и прикладных технологий, – уезжают за рубеж, поскольку там у них есть возможность прилично зарабатывать своим трудом».

Конечно, можно с жаром рассуждать о том, что деньги – презренный металл, и духовные ценности важнее материальных. Да и вообще, тот факт, что сегодня в глазах подрастающего поколения высокий достаток часто становится самоцелью и главным критерием успешности, весьма печален. Вместе с тем, прав тот человек, который хочет, чтобы его работа достойно оплачивалась.

«Сайт сайт – пример того, как ученый может зарабатывать деньги, - продолжает . - Однако стоит понимать, что репетиторы осуществляют не научную деятельность: они преподают науки. Понятия «ученый» и «педагог» не тождественны, хотя ученые действительно часто занимаются преподаванием. В целом, на мой взгляд, люди идут в российскую науку ради самой науки, движимые искренним интересом к той или мной сфере, а не в надежде обогатиться или получить какие-то социальные выгоды».

Романтические идеалы против суровой действительности

Но даже если допустить, что человек собирается стать ученым по призванию и готов пожертвовать заработком ради воплощения в жизнь возвышенных идеалов, его все равно нередко ждет горькое разочарование. Прежде всего, стоит понимать, что, несмотря на все вышесказанное, конкуренция в научном сообществе велика, а рабочих мест относительно мало, поэтому юноше бледному со взором горящим порой приходится годами обивать пороги, чтобы устроиться в какой-нибудь захудалый НИИ.

Табель о рангах

Ещё несколько веков назад было намного проще: обложись книгами, поэкспериментируй у себя дома, рано или поздно что-то да откроешь — и ты официально признан учёным. Именно поэтому наукой занимались только те, у кого были свои сбережения, или нашедшие себе спонсора, как Дарвин, например.

Современное научное общество давно структурировано, и просто «с улицы» туда уже не попасть. Хочешь считаться учёным? Будь добр, получи образование, напиши диссертацию, сдай экзамены, выступай на конференциях, занимайся преподаванием — и это только краткий список обязанностей.

Забавно, но научная сфера, которая «спасает» наших студентов от армии, безумно на неё похожа. Сравните сами: студенческие общежития и казармы, обучение, которое занимает несколько лет, даже система званий есть!

Начинается всё с «призыва» — поступления в вуз. Конечно, студента учёным ещё не назвать, он пока только рядовой в нашей научной «армии», чтобы получить повышение, ему придётся отслужить несколько лет. Есть у студентов и свои «сержанты» — старосты групп (слишком уж совпадают их полномочия).

Бакалавр

Это самая первая академическая степень, её можно приравнять к младшему офицерскому званию — лейтенанту. Сроки подготовки бакалавров — от 3 до 6 лет, но чаще всего — 4 года. Получив заветный диплом, большинство решает на этом покончить с наукой и поспешно «демобилизуется».

Хочешь дорасти до звания «майора» — продолжай служить науке. Правда, защищать придётся не Родину, а диссертацию, но сделать это будет крайне нелегко. На подготовку к этой миссии у нас и в США даётся 2 года, а вот в Европе — всего один.

Доктор философских наук, PhD

Это высшая учёная степень в США и большей части Европы, можно сказать — настоящий «генерал». Пусть название вас не смущает, с философией оно связано только исторически. Дело в том, что в средневековье было только 4 типа факультетов: медицина, юриспруденция, богословие и философия, которая включала в себя всё, что нельзя было отнести к первым трём. Вот и получают сейчас звание доктора философии по физике или по литературе, и никому не кажется это абсурдным.

Кроме того, оценивается и результативность ученого. Раньше ее оценивали по количеству статей, потом по цитируемости. Наконец, в 2005 г. был введен индекс Хирша, то есть индекс цитируемости научных работ, обозначается буквой h. Высокий индекс цитирования в определенной степени служит официальным признанием конкретного ученого научным сообществом и подтверждением его приоритета.

В других странах пока не пришли к единому мнению о том, кого считать научным «генералом». Учёные России и отдельных стран Содружества Независимых Государств имеют степени кандидата наук (часто приравнивают к Ph.D.) и доктора наук (ценится даже выше). Во Франции и Германии их заменяет одна степень — доктор. Возможно, впереди нас ещё ждут реформы.

Многие почему-то не задумываются, сколько лет и сил потратил на обучение персонаж, так легко и непринуждённо колдующий над колбами и чашками Петри в голливудском фильме. Не показывают на экране и бумажную работу — кто бы на это смотрел?

Стоит ли посвящать свою жизнь науке только потому, что вы с детства без ума от дока или Отто Октавиуса? Скорее, нет, с реальной наукой эти персонажи мало связаны. Но, уверены, от этого вы ни в коем случае не перестанете их любить.

• Во-первых, это углубленное изучение интересующего предмета,
• во-вторых – участие в различных предметных конкурсах, олимпиадах (школьных, городских, областных и так далее),
• а в третьих – возможность заниматься научной работой уже со старших классов.

Важно сделать первые научные шаги уже в школе. В старших классах самые лучшие из учащихся могут быть зачислены в «Малую академию наук». Это тот первый шаг, который поможет школьнику испытать себя в качестве настоящего ученого, исследователя. Результатом обучения здесь станет защита своей первой научной работы. А для победителей конкурса научных работ – возможность поступить в университет на льготных правах.
Настоящий ученый должен иметь широкий кругозор, прочесть большое количество книг. Конечно же, особенно важна литература «по теме». Однако нужно не просто прочесть многое, а как говорится «пропустить все это через себя», усвоив все тонкости изложенной информации.
Необходима также практическая работа в лабораториях (сперва школьной, затем в вузе) по выбранному направлению.

• Проявлять любопытство. Настоящий ученый всегда дотошен до мелочей в том, что касается поиска правды. Его интересует все на свете.
• Проверять и сомневаться. Настоящий ученый никогда слепо не верит какой-либо информации, особенно, если она кажется ему недостоверной. Всегда все проверять самостоятельно – важное качество для ученого.
• Не останавливаться на пути познания. Постоянное самообразование, поиск новой информации, интерес к новинкам науки и техники – то чем постоянно занимается ученый.
• Открывать дополнительные возможности. Освоение других видов деятельности, приобретение новых знаний и навыков пригодятся ученому. Для этого можно получить дополнительное высшее образование или окончить какие-либо специальные курсы.
• Изучать иностранные языки. Знание многих языков - это преимущество, которое позволит черпать информацию не только из отечественных научных источников. В других странах часто проводятся интересные научные исследования с получением значимых результатов.
• После школы будущий ученый обязательно должен поступить в достойный вуз и успешно его окончить. Там под руководством опытных преподавателей, уже состоявшихся ученых, можно узнать все тонкости и подробности в выбранной сфере познания. Важно обратить внимание, что именно в вузе открываются широкие возможности для проявления своей научной индивидуальности, для проведения самостоятельной научной работы.
• В вузе необходимо стремиться принимать участие в работе научных кружков, подготовить научные работы, участвовать в научных конкурсах. Также желательно принять в студенческих научных конференциях, которые проводятся в вузе. Так можно получить представление о наиболее актуальных направлениях исследований в данной области.
• Самые лучшие студенты принимают участие сначала в университетских, а затем в более крупных (в масштабе всей страны) олимпиадах по выбранной специальности. Победителям открыта зеленая дорога в студенческую науку.
  Взрослая наука

Как стать ученым физиком, химиком или математиком

Каждая из областей науки по-своему захватывающая, но зависит это от индивидуальных предпочтений и наклонностей каждого.

• Например, чтобы стать ученым-физиком, нужно хорошо разбираться в свойствах материалов, механике их движения, особенностях взаимодействия и уметь объяснять все это с точки зрения законов физики – вплоть до мельчайшего уровня, то есть до элементарных частиц.
• Чтобы стать ученым-химиком необходимо иметь углубленное представление о химических элементах, о строении атомов и молекул, реакциях, которые происходят между различными веществами.
• Чтобы стать настоящим ученым-математиком нужно любить числа и разнообразные расчеты так, чтобы видеть их даже во сне.

Как стать ученым биологом или ученым генетиком

• Будущему ученому-генетику пригодятся знания в области математики, а также биологии, медицины. Если вам интересно, почему все живое выглядит именно так, почему так или иначе протекают процессы жизнедеятельности, в чем причина подверженности заболеваниям - то генетика именно та сфера, которой будущий ученый сможет посвятить себя.
• Ученому-биологу открывается живой мир во всей своей красе. Необыкновенное многообразие животных, птиц, насекомых, растений, грибов, а также история их происхождения и развития – лишь немногое из того, что может заинтересовать биолога.

Как стать ученым астрономом

И наконец, одна из самых загадочных отраслей науки, которая влечет нас с детства. Это астрономия. Наверное, каждый из нас, где-то в глубине души, не раз устремлялся к звездам, неизведанным мирам и планетам. Все это открывается ученому-астроному, который изучает космос.

Для начала – интерес к изучению далеких галактик. Вот, что нужно начинающему ученому-астроному.

Как стать соискателем ученой степени

Но время обучения в вузе составляет, в среднем, всего 5 лет. А что же дальше? Науке конец?

Нет. Лучшим выпускникам вуза предоставляется право поступить в аспирантуру. Результатом здесь будет получение научной степени. Но это очень серьезный путь, так сказать «наука по-взрослому». Чтобы пройти его, нужно:

• выбрать научного руководителя, который будет вести молодого ученого к заветной цели;
• выбрать новую, важную, ранее не изученную тему;
• досконально изучать выбранную тему;
• излагать отдельные результаты своей работы в виде научных статей и докладов на крупных научных конференциях;
• обмениваться опытом с другими учеными;
• сотрудничать с научным руководителем, перенимать его опыт;
• подготовить диссертационную работу, где будут изложены все подробности исследования;
• успешно защитить эту работу перед ученым советом, в который входят самые передовые ученые в данной сфере.

Новые горизонты

1. Передавать опыт. После защиты диссертации перед ученым открывается следующий аспект деятельности – преподавание. Так можно передать весь свой накопленный опыт другим начинающим ученым.
2. Продолжать исследования . Необходимо найти такой вуз, где возможно совмещать преподавание и дальнейшие научные разработки.
3. Не прекращать самообразование. Научно-технический прогресс не стоит на месте. Поэтому получив научную степень, ни в коем случае нельзя расслабляться. Настоящий ученый всегда осведомлен обо всех новостях в своей сфере, а также в смежных областях науки.

Возможно Вас заинтересуют.

Российская наука становится женским делом. Это стало следствием падения престижа профессии как таковой, многочисленными скандалами с диссертациями, невысокой заработной платы и медленным карьерным ростом.

Добавьте к этому возможность альтернативной воинской службы, которую прежде молодые люди пережидали в аспирантуре, высокую плату за проживание в студенческих общежитиях и экономические трудности семей, которым теперь не по средствам поддерживать будущего ученого в чужом городе.

Конечно, научная степень придает дополнительный вес любой профессии, однако теперь, когда цена обмана слишком велика, а реальная работа кропотлива и требует времени, ее получение не представляется столь желанным.

Однако и прежде существовали направления, в которых по большей части работали женщины. Этот факт учли организаторы международного проекта L’OREAL-UNESCO «For Women in Science». По условиям конкурса соискательницами национальной стипендии могут стать женщины-ученые, кандидаты и доктора наук в возрасте до 35 лет, работающие в научных институтах и вузах в области физики, химии, медицины и биологии. Впервые в 2007 году на международной церемонии в Париже премии была удостоена российский профессор Татьяна Бирштейн – за ее исследования в области науки о полимерах. В 2015 году она вошла в состав российского жюри наряду с заведующим кафедрой физики полимеров и кристаллов физического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова Алексеем Хохловым, заведующей лабораторией физико-химии модифицированных поверхностей ИФХЭ им. А.Н.Фрумкина РАН Ольгой Виноградовой и другими.

Как женщины становятся учеными и что такое для них успех в науке Радио Свобода рассказали победительницы последних лет Мария Борисова (Институт фундаментальных проблем биологии, Пущино), Ольга Булавченко (Институт катализа им. Г.К. Борескова СО РАН, НГУ, Новосибирск), Анна Вологжанина (Институт элемента органических соединений им. А.Н.Несмеянова РАН, Москва), Маргарита Ремизова (МГУ им. М.В.Ломоносова, Москва) и Наталия Миропольская (Институт молекулярной генетики РАН, Москва).

Призвание

Маргарита Ремизова

Не могу сказать, что с детства только и мечтала о том, что стану заниматься наукой. Правда, у меня был общий интерес, скажем так, естественнонаучной направленности. Нравилась и ботаника, и позже биология, география, история. А еще ходила в музыкальную школу.

Когда пришло время поступать в институт, выбор было трудно сделать. С одной стороны, мне хотелось что-то такое биологической направленности, включая врача, ветеринара. С другой стороны, географом тоже быть неплохо. Еще меня очень интересовала археология. А еще тянуло к языкам - на филологию с лингвистикой. Но выбрала все-таки биологию.

в конце концов, от меня отстали, и я занималась тем, чем хотела – ничем

Ольга Булавченко

У меня не было тяги к физико-химическим исследованиям, и химию я не особо любила. Мама пыталась найти во мне какой-то талант и развить его. Одно время она со мной музыкой занималась, потом отдала меня в художественную школу, затем в секцию дзюдо. Правда, она меня никогда не заставляла делать то, что мне не нравилось. Соответственно, на всех этих поприщах я не преуспела. В конце концов, от меня отстали, и я занималась тем, чем хотела – то есть ничем.

Наталия Миропольская , старший научный сотрудник Института молекулярной генетики РАН:

Моя научная карьера сложилась по воле случая. В начальной школе я любила кружки рукоделия, и до сих пор занимаюсь этим в свободное время. Музыкой занималась 3,5 года, пока не надоело. Что касается биологии, то в школе особо ею не интересовалась. А с химией вообще был полный провал, поскольку учителя все время менялись.

В 10 классе я задумалась о выборе специальности. Мама сказала: "Так классно быть психологом". Я согласилась: "Да, наверное, хорошо". Начала учить биологию и подумала - о, да биология сама по себе интересна. И стала готовиться на биофак.

Мария Борисова

Я училась в городе Йошкар-Ола, это республика Марий-Эл. Первую половину школы занималась плаванием, а вторую половину мечтала о том, чтобы стать врачом, хирургом. Но тогда были сложные времена, и моя мама одна воспитывала троих детей. А в нашем городе не было высшего учебного заведения по медицине, и отправить меня в другой город мы тогда не могли себе позволить. Поэтому я поступила на биолого-химический факультет дома.

Анна Вологжанина

Я выросла в Самаре, сначала училась в совершенно обычной школе, а дополнительно ходила в художественную. И после 9-го класса почти собралась поступать в художественное училище. Однако после долгих раздумий, консультаций с родителями, я решила, что я все-таки буду продолжать учиться, поэтому нужно найти школу уровнем повыше. И я поступала в одну из лучших школ Самары - 1-у гимназию. Там-то выяснилось, что языковое направление, на которое мне очень хотелось пойти, я не потяну, потому что у них два языка, а я учила только один, да и уровень его оказался весьма скромным. Поэтому поступила на физико-математическое направление. И с удивлением обнаружила, что у меня очень хорошая химическая подготовка.

Про науку

я очень благодарна людям, которые настояли и заставили меня сделать неосознанный выбор

Мария Борисова , ведущий научный сотрудник Института фундаментальных проблем биологии РАН (Пущино):

Многие мои родственники по линии отца занимаются наукой. Но, честно говоря, к науке меня стимулировало не это. Научная руководительница моей дипломной работы когда-то защищала кандидатскую диссертацию в Пущино. И ей очень понравилось, как я работаю. Поэтому она сказала, что даст мне рекомендацию для поступления в аспирантуру, но я отказывалась, потому что хотела быть врачом. Но тогда моя руководительница позвонила маме, и, несмотря на то, что мы уже нашли мне работу в одном из медицинских учреждений города, она согласилась на новую перспективу. И теперь они уже вдвоем очень настоятельно упрашивали меня поехать в Пущино поступать в аспирантуру. В общем, сейчас, по прошествии многих лет, я очень благодарна этим двум женщинам, которые настояли и заставили меня сделать неосознанный выбор.

Маргарита Ремизова, ассистент биологического факультетаМГУ имени М.В. Ломоносова, Москва:

При поступлении в университет я ничего про науку не понимала. Мне кажется, что люди, которые поступают на первый курс, очень слабо представляют, что такое - заниматься наукой. Многие поступают по принципу - МГУ хороший вуз, неплохо бы получить его диплом. И когда я поступала в университет, то в аспирантуру совершенно не собиралась и про науку не думала. Но как-то так пошло, начиная с 3-го курса, и я поняла, что это такая творческая деятельность - что-то делаешь руками, где-то подумаешь головой.

Анна Вологжанина , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:

Я с первого курса начала заниматься научной работой, потому что уже знала преподавателей кафедры, которые приходили к нам в школу, рассказывали что-то интересное по химии, иногда помогали готовиться к олимпиадам. Поэтому я пошла сразу к ним на кафедру. И к 5-му курсу было жаль просто уйти, не защитив при этом кандидатскую диссертацию, раз уже столько сделано, и уже есть печатные работы.

Ольга Булавченко , научный сотрудник Института катализа РАН, Новосибирский госуниверситет:

В университете я училась средненько. А то, что начала заниматься наукой, было, скорее, связано с научным руководителем. На 3-5 курсе университета у нас практика происходит в НИИ катализа, и меня увлек сам процесс – получение нового знания, размышления, почему так происходит, а не по-другому. Я решила остаться и продолжить образование в аспирантуре.

Карьера

Маргарита Ремизова , ассистент биологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, Москва:

Если понимать карьеру как продвижение по административной лестнице, то это не про меня. Про меня, скорее, исследовать и публиковать больше статей. Вот в этом заключается моя карьера.

Что касается продвижения по должностной лестнице. Тут есть некий подвох. Докторскую диссертацию защитить, несомненно, хорошо. Есть такой тезис, что в науке все деньги начинаются с доктора, т. е. докторам активнее и гранты дают и другие преференции. Но как только человек защищает докторскую диссертацию, ему автоматически садятся на шею и говорят – ты будешь делать такую, такую и такую административную работу. Я еще ни разу не видела, чтобы на человек, который защитил докторскую, не навесили чего-нибудь такого.

как только человек защищает докторскую диссертацию, ему автоматически садятся на шею

К тому же, защитить докторскую диссертацию в России дело довольно сложное. Это не по совокупности работ, как в некоторых странах, когда ты набрал стопочку из 100 своих статей, отнес в комиссию, а они посмотрели и сказали – о, да, достоин! Все-таки надо сесть, написать большей или меньшей толщины том, потом пройти некие бюрократические процедуры. Если человек задался целью это сделать, будет у него докторская степень. У меня пока времени нет, ребенок все отнимает.

Наталия Миропольская , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:

Я могу сказать, что я не карьерный человек. Про докторскую мы шутим, что после 35 возможно придется это сделать, потому что есть много программ, сделанных под молодых ученых. А молодой ученый кандидат наук - до 35 лет, тогда как молодой доктор – уже до 40. Часто бывает, что люди не хотели, но им пришлось защищать докторскую, потому что это нужно для показателей учреждения, для показателей научных групп. Мне же нравится моя работа сама по себе.

Ольга Булавченко , научный сотрудник Института катализа РАН, Новосибирский госуниверситет:

Довольно сложно понять, что такое карьера в науке. Какого признания ты хочешь? Не факт, что когда ты станешь начальником, ты сможешь заниматься тем же, чем ты занимаешься сейчас, что тебе нравится. Мне кажется, система в российской науке так построена, что от начальника-ученого требуют много административной работы, а не способности быть генератором идей.

Анна Вологжанина , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:

Еще один критерий научной успешности и признания – это приглашения на конференции в качестве устных докладчиков, а еще замечательней – приглашенных докладчиков. Я поняла, что административной карьеры мне точно не хочется. В глубине души мечтается, что когда-нибудь тебя заметят настолько, что иностранное жюри, награжденное всякими премия и т. д., пригласит именно тебя с твоими работами. Но я думаю, что для этого мало делать хорошее дело – публиковаться в правильных журналах, надо еще и уметь общаться с этими людьми лично.

Мария Борисова, ведущий научный сотрудник Института фундаментальных проблем биологии РАН (Пущино):

Несколько дней назад я разговаривала со своими коллегами. И мне говорят: "Твои заслуги – это потому что ты изначально была настроена на то, что надо идти в науку идти, надо думать о карьере". Я говорю – стоп, минуточку! Это как раз то, о чем я никогда не думала - что надо что-то делать для карьеры в науке! Честно говоря, послушав всех нас, складывается такое впечатление, что это один из ключевых моментов, который помог нам стать теми, кем мы являемся на сегодняшний день - успешными учеными.