Сасунци давид на армянском языке. Сюжетные различия между оригиналом и русским переводом

ОБ ЭПОСЕ "ДАВИД САСУНСКИЙ" И ОБ ЭТОЙ КНИГЕ

В 1874 году, в одной из типографий Константинополя, тогдашней столицы Оттоманской империи турок, была напечатана книга известного армянского ученого-фольклориста Гарегина Срвандзтянца «Гроц у броц ев Сасунци Давид кам Мгери Дур», что в переводе означает: «Из книг и из уст и Давид Сасунский или Дверь Мгера». Книга эта стала событием в истории армянской национальной культуры.

Она знакомила читателей с первой записью (первым вариантом) армянского героического эпоса, сохранившегося в устах сказителей под несколькими названиями: «Сасна црер» («Неистовые из Сасуна»), «Джоджанц тун» («Дом великих», «Дом исполинов»), «Каджанц тун» («Дом храбрых»), но более всего известного как «Давид Сасунский» – по имени главного героя третьей части («ветви») повествования.

В богатейшей сокровищнице духовных ценностей, созданных армянским народом на протяжении многих столетий, эпос «Давид Сасунский», конечно же, самое прекрасное творение, проникнутое сильным и неподдельным чувством любви к родине, утверждающее добро, красоту, благородство, верность и братство между людьми. Связанный с одной из горных областей Армении – Сасуном, эпос «Давид Сасунский» – наиболее полное выражение надежд и чаяний всего армянского народа, и потому его герои – герои не только Сасуна, но всей земли армянской, всей Армении.

Эпосу армян – тысяча лет. Его начали слагать в десятом веке, под впечатлением событий того времени – борьбы армянского народа против Багдадского халифата за свою свободу и независимость. Эпос изустно передавался из поколения в поколение сказителями, пользовавшимися огромным уважением у слушателей. Это были по преимуществу кочевавшие в поисках заработка ремесленники – шерстобиты, чесальщики, ткачи и крестьяне-земледельцы. Они не давали погибнуть эпосу, ревностно следили за точностью повествования, берегли чистоту и прозрачность его.

Память о героях эпоса была священна: их имена, как имена самых близких людей, сказители с особым чувством уважения произносили в зачине каждой «ветви» (части) эпоса… Но шли годы, пролетали десятилетия и века. На армянском языке, начиная с конца четвертого века, когда Месроп Маштоц создал армянскую письменность, были написаны сотни стихотворных, прозаических, научных книг, но эпос «Давид Сасунский» между тем существовал лишь в формах устных сказов.

Здесь хочется снова вспомнить о научном подвиге, совершенном Гарегином Срвандзтянцем. Более трех лет он посвятил поискам эпоса, его сказителей. В июне 1873 года пришла удача. Ученый из Константинополя познакомился с Крпо – деревенским церковным старостой из Арниста, который оказался на редкость интересным человеком. Он сообщил много любопытных сведений о среде, в которой распространялся эпос, о своем учителе и его двух учениках, знавших в совершенстве все повествования, и еще о многом другом. Целых три дня Крпо, на мушском диалекте армянского языка, «сказывал свой сказ», который и был записан, а в скоре и обнародован Г. Срвандзтянцем. Так произошло «письменное закрепление» первого варианта «Давида Сасунского». Спустя тринадцать лет, в 1886 году, крупнейший исследователь армянского народного творчества Манук Абегян записал второй, так называемый мокский, вариант эпоса. Еще через три года ученик Манука Абегяна Гарегин Овсепян в поселениях на склонах горы Арагац открыл сразу четыре варианта.

В это время страницы многих армянских журналов и сборников щедро отводились публикациям различных вариантов эпоса.

В 1920 году работы по собиранию и записи произведений народного творчества, в частности эпоса «Давид Сасунский», получили исключительно широкий размах. К середине тридцатых годов насчитывалось уже сорок пять записанных вариантов эпоса, а еще через пятнадцать лет их число достигло семидесяти.

Так, со времени Г. Срвандзтянца, «первооткрывателя» армянского героического эпоса, на волшебную нить повествования о богатырях из Сасуна были нанизаны десятки сказов, каждый из которых, подобно драгоценному камню, сверкает своими неповторимыми красками.

В 1939 году ученые Армении – М. Абегян, Г. Абов, А. Ганаланян – подготовили и издали сводный текст эпоса, содержащий свыше десяти тысяч строк; его перевели на русский язык поэты Владимир Державин, Александр Кочетков, Константин Липскеров, Сергей Шервинский, а мастер художественного чтения Сурен Кочарян стал как бы современным сказителем «Давида Сасунского» – его литературная композиция прозвучала на русском и армянском языках с эстрад и сцен сотен городов и сел.

Слава и известность «Давида Сасунского» пересекли границы Армении. Десять столетий не приглушили его звучания, не стерли его красок. К великому творению народа пришло подлинное бессмертие.

«Давид Сасунский» – не историческое повествование или хроника о далеком прошлом, это – живой отклик на события, имевшие место в Армении в девятом веке. Как и эпосы других народов, армянский эпос не был с самого же начала чем-то единым и цельным. По мнению профессора К. Мелик-Оганджаняна, он состоит из трех поначалу самостоятельно существовавших эпических произведений: сказания о братьях Санасаре и Багдасаре – основателях «сасунского дома», сказания о Мгере Старшем и Мгере Младшем (первоначально – один Мгер) и сказания о Давиде. Эти части («ветви») эпоса, дополняя друг друга, составляют одно целое, отражая представления народа о своей судьбе, его думы о мирной, счастливой жизни.

Давид – наиболее реальный, наиболее земной из всех героев эпоса. Подобно своим предкам – деду Санасару и отцу, Мгеру Старшему, – он наделен сверхчеловеческой, титанической силой, одарен многими доблестями, но он особенно привлекателен именно потому, что и людские слабости, людские переживания ему не чужды.

Каждая «ветвь» имеет присущие только ей композиционные, языковые, стилистические особенности. Вместе с тем в каждой из четырех можно найти своеобразное отражение всех других, так как Санасар – Мгер Старший – Давид – Мгер Младший связаны между собой не только родственными узами, но, что особенно важно, и общностью благородных устремлений и жизненных целей, общностью, которая сложилась исторически, в процессе освободительной борьбы армянского народа против Багдадского халифата. А борьба эта была поистине драматической, она длилась почти четыре столетия – с сороковых годов VII века вплоть до XI.

В 640, 642-643 и 650 годах отряды багдадского халифа трижды совершали набеги на армянские земли, разоряя страну, уничтожая ее материальные и духовные ценности. Общеармянского войска с единым командованием в Армении тогда не было, и это, конечно, играло на руку завоевателям, которым на первых порах победы давались быстро и легко. Но когда борьбу армянского народа возглавил талантливый полководец и умный политик князь Теодор Рштуни (в эпосе он выведен под именем Кери-Тороса), халиф в 652 году был вынужден заключить с Арменией мирный договор, согласно которому армяне сохраняли свою внутреннюю независимость, обязуясь вносить в казну халифата небольшие налоги и дань. Однако не прошло и двух лет, как халиф Осман нарушил соглашение – Армению снова топтали копыта арабских скакунов. То тут, то там вспыхивали народные восстания, для подавления которых халифат направлял в армянские земли новые и новые наемные отряды. Содержание этих отрядов, естественно, требовало больших расходов, а чтобы покрыть их, Багдадский халифат увеличивал прямые и косвенные налоги, подати и незаконные поборы. Это, в свою очередь, ожесточало население, и волнения не утихали.

Крупное восстание против халифата прокатилось по всему Сасунскому краю в 849 – 851 годах. Возглавили это восстание, по свидетельству армянских и арабских историков, «князь князей» Багарат Багратунии его сыновья – Ашот и Давид. Мы не будем касаться довольно сложных и драматических перипетий этой борьбы – истории пленения Багарата эмиром Юсуфом Абусетом и спасения сасунского князя его сыновьями, разгрома отрядов арабских наместников и прочего – отметим лишь, что период владычества Багдадского халифата в Армении и, в частности, восстание сасунцев нашли живое отражение в эпосе «Давид Сасунский», вернее, составили сюжетную канву центрального эпизода третьей «ветви», посвященного единоборству Давида с Мсра-Меликом (багдадским халифом) и изгнанию сборщиков дани из Сасуна. Конечно же, нельзя ставить знак равенства между историческими деятелями и героями эпоса, хотя и бесспорно, что многие факты биографии Багарата Багратуни и его сыновей нашли своеобразное преломление в биографии эпического Давида, деяния князя Теодороса Рштуни – в подвигах Кери-Тороса и так далее.

Сопоставление героев исторических с героями эпическими помогает с большей силой и очевидностью проникнуть в одну из тайн творческой деятельности гениальных создателей эпоса, проследить, как конкретная личность наделяется чертами, присущими всему народу, и, таким образом, перерастает в фигуру подлинно эпическую, способную пережить – и переживающую – своего исторического прародителя.

Отталкиваясь от конкретного события, от конкретного лица, эпизода, факта, народные сказители не фотографировали их и не снимали с них копий. Они создавали новые события, новые лица, новые факты, историческая достоверность которых обогащалась достоверностью художественной, и тогда герои эпоса, полнее и обобщеннее своих реальных предтеч, выражали существеннейшие черты народного характера и народного мировоззрения – бескорыстную любовь к отчизне, гуманизм и великодушие, жажду мира и созидательного труда, надежду и веру в будущее.

Открытый Гарегином Срвандзтянцем замечательный памятник армянской культуры привлек внимание не только ученых – фольклористов, историков, филологов, этнографов, – но и поэтов и художников, для которых эпос явился благодатным источником творческого вдохновения. Классики армянской литературы Ованес Туманян, Аветик Исаакян, Егише Чаренц создали по мотивам эпоса поэмы; драматург В. Вагаршян написал большую пятиактную трагедию; народный артист республики Сурен Кочарян составил литературную композицию; художник Акоп Коджоян сделал серию иллюстраций к эпосу, а скульптор Ерванд Кочар изваял фигуру Давида Сасунского на коне Джалали, украшающую привокзальную площадь в Ереване.

И вот теперь мы стали свидетелями нового художественного переложения всех четырех частей эпоса, сделанного выдающимся армянским писателем Наири Зарьяном.

Обращаясь к истории, Наири Зарьян всегда стремится постичь ее значение для современности.

Этот идейно-эстетический принцип с наибольшей полнотой осуществлен писателем в трагедии «Ара Прекрасный», написанной в 1944 году.

События седой древности – девятый век до нашей эры, – судьбы героев трагедии – благородного царя армян Ара и сладострастной владычицы Ассирии Шамирам, олицетворяющих противоборствующие жизненные начала – добро и зло, – глубоко взволновали современного читателя, стали близкими и понятными ему. Почему и как это случилось? Конечно же, прежде всего потому, что остро злободневным оказалось само содержание трагедии, в которой воспеты верность народу, нравственная чистота, одухотворенная любовь, святость и незыблемость супружеской клятвы, поэзия труда и осуждены насилие, ложь, коварство, измена, кровопролитие, необузданные вожделения владык.

Мотивы социальные и политические, нравственные и философские в этом произведении то и дело переплетаются, дополняя и проясняя друг друга. Но удача «Ара Прекрасного» не только в современном звучании его главной темы. Писатель исполнил свое произведение таким образом, что все его составные части предстали как гармоническая цельность, и древняя легенда обрела впечатляющую силу действительной жизни.

Точно так же создана эта книга – первое полное переложение четырех «ветвей» эпоса в прозе.

Работая над «Давидом Сасунским», Наири Зарьян изучил обширный историко-литературный материал, свидетельства летописцев времен покорения Армении Багдадским халифатом, десятки вариантов эпоса, исследования ученых, он обратился к опыту Туманяна, Исаакяна, Чаренца в поисках собственного художественного решения задачи.

Писатель избрал прозаическую форму повествования, как бы заявляя о своем стремлении подчеркнуть реальную, земную суть описываемых событий.

Он услышал и почувствовал живую музыку эпоса, его захватили многообразие дум и чаяний героев, наделенных разными характерами и разными темпераментами, он увидел их в любви и в ненависти, в страданиях и в радости, веселыми и грустными и такими, именно такими представил их на страницах своей книги. Проза, которой написан «Давид Сасунский» Наири Зарьяна, глубоко поэтична, и потому герои этой книги, наделенные живыми человеческими качествами, лишены какой-либо приземленности, это люди, какими увидел их автор сквозь века, в столь привычной для них эпической атмосфере. При этом Наири Зарьян избежал как внешней стилизации, так и искусственного «осовременивания» повествования. Писатель до конца верен духу эпоса, следуя которому он и рисует образы героев, десять столетий бережно хранимых в памяти народной.

Подлинному успеху этой книги, несомненно, будет способствовать блестящая работа ее переводчика – Н. Любимова, донесшего до русского читателя богатство мыслей, буйство красок и поэтическую одухотворенность оригинала.

Пусть будет добром помянут армянский царь Гагик!

Не добром пусть будет помянут жестокосердный халиф!

Мы добрым словом помянем праматерь Цовинар!

Пусть будет добром помянут доблестный Санасар!

Пусть будет добром помянут храбрый Багдасар!

Пусть будет добром помянут вещий Кери-Торос

И Дехцун-цам – красавица с льющимися золотом кос!

Часть первая

Цовинар

Багдадский халиф собрал войско и пошел на нас войной.

Взял город Берд-Капутин, много народу в плен взял, много добра захватил, много жилищ разгромил, многих поубивал.

Стала Армения халифу багдадскому дань платить.

Царь армянский Гагик был очень стар. Наследника у него не было. Была у него одна-единственная дочь, красавица дочь, по имени Цовинар.

Прошло некоторое время.

Халиф послал сборщиков дани в Армению.

Сборщики дошли до города Берд-Капутина. Стемнело. Во всем мире было темно, а в том городе свет горел.

Встретился сборщикам прохожий.

– Что это за свет горит в вашем городе? – спросили они. – Солнце зашло, ночь безлунная, а у вас в городе светло. Что это за свет?

– Это светится дочь нашего царя, – отвечал прохожий. – Каждый вечер, как солнце зайдет, Цовинар-ханум садится у окна и светит городу. И при ее свете все занимаются своими делами.

Когда сборщики проходили мимо дворца, то, увидев в окне Цовинар, пали без чувств. Царь за ними послал.

Сборщики открыли глаза, ни слова не говоря поднялись, пошли обратно в Багдад и предстали перед халифом.

– Принесли мне дань? – спросил халиф.

– Много лет тебе здравствовать, царь! – сказали они. – Какая там дань! Какая там брань! В Берд-Капутине мы девушку увидали и чуть не умерли от изумления.

– Истинная правда. Сидела она у окна и говорила солнцу: «Ты не всходи – я за тебя посвечу». Во всем мире было темно, в Берд-Капутине – светло.

Свет той девушки озарял город. Если б ты ее увидал, ты бы три месяца лежал

без чувств на земле.

– Чья она дочь? – спросил халиф.

– Царя Гагика, – отвечали сборщики.

– А дань почему мне не принесли?

– Много лет тебе здравствовать, царь! – воскликнули сборщики. – На что тебе дань и богатство! У тебя столько земли, столько золота, серебра, драгоценных камней! Полмира принадлежит тебе. Если же царь Гагик отдаст за тебя свою дочь – в ней ты еще полмира приобретешь.

Дума эта запала в голову халифа.

Послал он гонца к царю армянскому и велел сказать:

– Отдай за меня свою дочь. Царь Гагик ему на это ответил:

– Я – христианин, ты – язычник, как могу отдать за тебя свою дочь? Нет, не отдам!

А халиф сказал:

– Отдашь, царь Гагик, – не добром, так силой возьму. Не отдашь – я твой город Берд-Капутин сровняю с землей, твой народ истреблю, полоню, твой трон и престол в прах обращу.

А царь Гагик ему на это сказал:

– Буду воевать, а дочь не отдам.

Халиф своего полководца позвал.

– Собирай войско, иди на Берд-Капутин, – повелел он. – Отдаст за меня гяур свою дочь – хорошо.

Не отдаст – камня на камне у него не оставляйте, всё сметайте с лица земли, всё у него отбирайте. Полководец созвал войско, пришел в страну армян и сказал:

– Царь Гагик! Отдай свою дочь, и мы увезем ее в Багдад. А не то мы камня на камне у тебя не оставим, всё сметем с лица земли и царство твое упраздним.

Царь Гагик взглянул – и что же он увидел!.. Звездам на небе есть счет, воинам халифа нет счета. Схватились.

С обеих сторон много воинов полегло. Рать царя Гагика смешалась. Цовинар направилась к отцу.

– Что ты закручинился, отец? – спросила она.

– Неисчислимая эта рать пришла за тобой, – отвечал царь Гагик. – Если ты не будешь женой багдадского халифа, он вырежет наш народ, страну нашу разрушит, царство наше упразднит.

Цовинар подумала-подумала да и говорит:

– Лучше я одна погибну, – не погибать же из-за меня всей Армении…

Отец! Отдай меня за того язычника!

Царь Гагик созвал совет. На совет сам царский тесть, епископ Вардпатрикский, явился; пришел и семнадцатилетний Кери-Торос.

Царь созвал все свое семейство, всех мудрецов страны и повел с ними такую речь:

– Армяне! Что скажете? Отдать мою дочь тому язычнику или уж биться до конца? Что вы мне посоветуете?

Один из тех, кого он позвал, молвил:

– Нет больше сил воевать. Из-за одной девушки не стоит проливать столько крови. Отдадим ее, пусть халиф увезет ее к себе!

А другой сказал:

– Нет, будем воевать! Пусть лучше все мы погибнем, а Цовинар-ханум язычнику не отдадим!

И впрямь: что же может быть дороже чести народной? Наконец встал Кери-Торос и поклонился царю.

– Много лет тебе здравствовать, царь! – начал он. – Я знаю: народ готов сражаться до последней капли крови, лишь бы девушку не отдать иноверцам. Но я своим коротким умом так смекаю: лучше потерять одну девушку, чем целый народ. Давай отдадим Цовинар-ханум и тем избавимся от напасти. Вообрази, как будто у тебя никогда дочери не было. Епископ с ним согласился.

– Из-за одной души обречь на истребление целый народ? – воскликнул он. – Нет, джанум, пусть лучше погибнет одна душа!

Царь Гагик видит, что выхода нет, поневоле согласился и послал весть багдадскому халифу: приходи, мол, и увози мою дочь.

Халиф тотчас стал собираться в дорогу, взял с собой поезжан и пришел в Армению.

Цовинар направилась к отцу.

– Отец! – сказала она. – Передай халифу, чтоб он мне построил дворец и чтоб он целый год не приходил ко мне и к ложу моему не приближался. Ты же отправь со мной мамку и духовника, чтобы службы служил, а я буду молиться и вере своей не изменю.

Царь Гагик пришел в стан халифа и передал ему условия дочери. Халиф сказал:

– Хорошо, джанум. Будь по-твоему. Отдай за меня свою дочь, а я с тобой замирюсь и дани у тебя не возьму. С меня довольно и того, что я стану зятем армянского царя. Обещаю тебе: не то что год – целых семь лет не подойду я к Цовинар и к ложу ее не приближусь. Велю воздвигнуть для нее дворец как раз напротив моего дворца – пусть там и живет. Отправляй с ней мамку, отправляй и духовника – в том ты волен. И пусть твоя дочь исповедует свою веру, а я свою: ведь мы – арабы, а вы – армяне.

Халиф раскинул стан в Техтисе, а Гагик пребывал в долине Нора-гех.

Там у него среди цветущих лугов, среди благоуханных пастбищ стоял летний дворец. Там протекал Молочный родник. В этой самой долине разбили шатры и семь дней и семь ночей пировали на свадьбе.

Наконец Цовинар-ханум сказала отцу:

– Отец! Завтра вознесенье. Позволь мне с подружками пойти погулять.

Царь сказал:

– Ну что ж, погуляй.

Цовинар вместе с мамкой и подругами пошла к Молочному роднику.

Гуляли до вечерней зари.

Смотрит девушка – всюду солнце светит, каждый занят своим делом: один стадо пасет, другой землю поливает, третий пашет.

– Ах, как прекрасен Божий мир! – воскликнула она. – А я и не знала. Взобрались они на гору, сели на травку, попили-поели. Внизу было видно синее море. Спустились к морю, погуляли. Цовинар сказала:

– Девушки! Вы гуляйте, а я пойду искать ключ – всем хочется пить.

Взяла она с собой мамку и пошла по берегу. Потом взобрались они на скалу, смотрят – нет конца морю. Тут обе сели и заплакали. Обе устали от ходьбы, обеих мучила жажда. А в море вода соленая, а питьевой воды нет. И взмолилась Цовинар:

– Господи! Сотвори здесь источник, свет мне во тьме укажи!

И вот по милости Божьей море отхлынуло, обнажился покрытый белой пеной валун. Из того валуна бьет белопенный источник. Цовинар подставила под струю руку, набрала полную пригоршню воды, испила, еще подержала руку, но на этот раз полной пригоршни не набралось – иссяк родник. Цовинар испила еще полгорсти – и зачала.

То был источник живой воды!

Утром халиф со своим войском покинул страну армян и возвратился восвояси.

Царь Гагик собрал своей дочери приданое, и повезли ее в Багдад.

Халиф семь дней и семь ночей свадьбу праздновал, для Цовинар дворец построил, пищу ей туда послал, молвил:

– Ты сама этого хотела – вот я тебя здесь и заточу. Цовинар-ханум двери за собой заперла и погрузилась в скорбь.

Дети моря – Санасар и Багдасар

Немного спустя стало заметно, что Цовинар беременна.

– Что нам с ней делать? – спросил халиф.

– Много лет тебе здравствовать, халиф! Убить ее! – отвечали ему. Халиф позвал палача: – Иди вместе с визирем и отсеки этой женщине голову.

Визирь и палач пошли к Цовинар, объявили ей волю халифа. А Цовинар им сказала:

– Или у вашего царя нет закона? Нет правосудия? Отсечь голову беременной женщине – значит убить двух человек. Скажите халифу: пусть потерпит, пока родится ребенок, посмотрим, каков он, тогда пусть и голову велит мне отсечь. Знайте, – добавила Цовинар, – мой ребенок по воле божьей зачат от моря.

Визирь и палач пошли от нее к халифу.

– Много лет тебе здравствовать, халиф! Цовинар-ханум молвила то-то и то-то.

– Ну что ж, – согласился халиф. – Потерпим!

Прошло девять месяцев, девять дней, девять часов и девять минут, и тогда Цовинар-ханум двух мальчиков родила. Старший был крепыш, младший – послабей.

Священник Меликсед окрестил младенцев над тониром 1
печь для выпечки хлеба; устроена в земле

Старшему дали имя Санасар, младшему – Багдасар.

Халифа пришли поздравлять.

– Много лет тебе здравствовать, халиф! Тебе послана радость великая: у тебя родились мальчики-близнецы. Другие растут по годам, твои – по часам.

Халиф пошел посмотреть на мальчиков, – и в глазах у него потемнело от злости.

Позвал он визиря и сказал:

– Пойди с палачом к этой женщине – отсеките ей голову. Пошли визирь и палач к Цовинар-ханум. А Цовинар им сказала:

– Или у вашего царя нет закона? Или у него совести нет? Если вы убьете кормящую мать, кто же будет кормить детей? Скажите халифу: пусть подождет, пока подрастут мои детки, а тогда пусть убьет меня. Ведь мне отсюда не убежать.

Визирь передал слова Цовинар халифу.

– Что ты мне посоветуешь? – спросил халиф.

– Дай ей десять лет сроку, пока подрастут сыновья, – отвечал визирь. – Тогда и отрубим ей голову. Цовинар отсюда не убежать. Пусть сидит взаперти.

Прошло полгода. Цовинар-ханум послала к халифу сказать:

– Я не птица – почему же меня держат в клетке? Я не узница – почему же меня держат в темнице? Ты не позволяешь нам выйти на свет божий, взглянуть на солнечный лик.

Халиф сказал:

– Ну ладно, пусть погуляет с детьми.

Мальчуганы росли не по месяцам, а по дням; не по дням, а по часам. Исполнился им годик, а выглядели они пятилетними.

Прошло лет пять, а то и шесть. Стали Санасар и Багдасар могучими пахлеванами. Мать позвала священника и сказала:

– Учи моих детей, отче. Пусть они учатся читать и писать. Священник научил детей и читать и писать.

Однажды утром Санасар и Багдасар играли на улице с багдадскими детьми.

И вдруг те накинулись на них и стали дразнить:

– Приблудыши! Приблудыши!

Санасар сыну визиря дал оплеуху и свернул ему шею, а потом они с братом пошли домой и, обливаясь слезами, обратились к матери:

– Мать, скажи нам: кто наш отец?

– Ваш отец – халиф, дети мои, – отвечала им мать.

Сын визиря так и остался на всю жизнь кривошейкой. Визирь пошел к халифу.

– Наказанье Господне! – сказал он. – Христианские щенки каждый день калечат наших детей!

Халиф позвал к себе Санасара и Багдасара, речей их послушал, оглядел, испугался их богатырского вида и поскорей отослал к матери, а визирю сказал:

– Подрастут – в бороду мне вцепятся. Надо на них управу найти. Как-то утром Санасар и Багдасар опять играли с детьми. И опять задразнили их дети:

– Приблудыши, приблудыши, приблудыши, приблудыши, приблудыши!..

И опять оба брата с плачем вернулись домой и бросились к матери:

– Мать, скажи: кто наш отец, а не то мы бросимся в реку! Цовинар сказала служанке:

– Я пойду с детьми погулять к реке – тоску развеять. На берегу реки Санасар снова обратился к матери: – Мать, скажи: кто наш отец, иначе я утоплюсь! И тогда Цовинар рассказала все:

– Дитя мое! Как-то раз я пошла с мамкой к морю. Мне страх как захотелось пить. Вдруг море отхлынуло, и потекла вкусная вода. Я выпила сперва полную, а потом неполную пригоршню воды. Вы оба от нее родились: ты – от полной пригоршни, а бедокур Багдасар – от неполной. Вот как вы произошли.

– Теперь мы узнали, кто мы такие, – молвил Санасар. – А ты кто?

– Дети мои! – отвечала Цовинар. – Я армянского царя Гагика дочь.

Прошло много времени. Санасар и Багдасар стали замечать, что мать с каждым днем тает.

– Мать! Что с тобою? – спросили они. – Ты с каждым днем таешь, плачешь, не осушая глаз. Бог подарил тебе двух сыновей-пахлеванов, ты дочь армянского царя, царица Багдада, – чего тебе недостает? От какой кручины таешь ты с каждым днем?

А царица Багдада им на это сказала:

– Ах, дети мои! Как же мне не таять? Не сегодня-завтра халифовы палачи придут и отрубят головы мне и вам.

Санасар расхохотался:

– Так вот оно что? Ну хорошо, посмотрим, как это они отрубят нам головы!

И вот прошло десять лет. Халиф позвал палачей и велел:

– Ступайте отрубите им головы.

Санасар с Багдасаром сидят у себя на скамейке, покрытой ковром, шутят, хохочут, а в соседней комнате плачет мать. Палачи вошли к ней.

– Нынче будем головы вам рубить, – объявили они.

– А руки у вас поднимутся на моих деток? – спросила Цовйнар-ханум.

Главный палач ей на это сказал:

– Поднимутся не поднимутся, а что нам делать? Такова воля халифа.

– Тише! – сказала Цовинар. – Деток моих испугаете. Пусть еще немного поиграют и посмеются. А вы покуда сядьте да отдохните. – Нет, – сказал главный палач, – нам не велено садиться. Вставайте, идем во двор.

Если здесь отрубить вам головы, то мы кровью зальем дворец.

– Тише! – снова промолвила Цовинар. – Не пугайте деток!

– А мне что? – крикнул главный палач. – А ну пошевеливайтесь!

– Вы что за люди? Что вам здесь нужно? Цовинар шепотом сказала палачам:

– Не говорите моим деткам, что вы пришли отсечь им головы. Выведите их из комнаты, станьте по сторонам и рубите им головы так, чтобы они ничего не успели увидеть, чтобы они не успели испугаться.

– Ладно, – молвили палачи.

– И еще у меня есть к вам просьба: сначала убейте меня, а потом моих деток.

– Матушка! Куда ты? – спросил Санасар.

– Сейчас приду, моя деточка.

– Тут что-то не так. Куда они тебя ведут? Я не пущу…

– Хочешь правду знать, сынок? Халиф послал этих людей, чтобы они отсекли мне голову.

Санасар подошел к главному палачу:

– Это ты будешь рубить моей матери голову?

– Халиф велел всем вам головы с плеч долой, – отвечал палач.

– Ну так вот же тебе наши головы!..

И тут Санасар так хватил главного палача по лицу, что голова у палача отлетела – только туловище на ногах держится. А подручные наутек – и к халифу.

– Много лет тебе здравствовать, халиф! Твой сын так хватил главного

палача по лицу, что голова у него отлетела – только туловище на ногах держится.

Халиф послал против Санасара и Багдасара войско. Санасар с Багдасаром еще засветло успели перебить половину этого войска и вернулись домой.

На другой день халифова рать уже не появилась.

Халиф приказал полководцу: – Ударь на гяуров!

– Нет, падишах, – возразил полководец, – нам этих пахлеванов не одолеть. Они силачи, разрушат они твое царство, лучше с ними не связываться.

Понял халиф: выхода нет. Смягчился, сказал:

– Теперь я уверился: Цовинар невинна, а богатыри зачаты ею от моря. Цовинар мне жена, а ее дети будут моими детьми.

Бегство халифа

Протекли годы.

Халиф вновь собрал войско, чтобы идти войной на армянскую землю.

Цовинар сказала:

– Халиф, послушайся ты меня: не воюй!

– Почему?

– Я видела сон: мелкие звезды накинулись на большую звезду. Большая звезда блеснула – ниже, ниже и, наконец, упала возле наших ворот.

Халиф рассмеялся.

– Разумница моя Цовинар! Ты спишь в свое удовольствие, а сны за других видишь. Нет! Пока я молод, я должен воевать.

– Воля твоя, – молвила Цовинар, – но ведь ты же дал слово моему отцу.

– Я раздумал, – отвечал халиф. – Пойду на него войной, соберу дань за десять лет. …Пришел халиф со своею ратью, осадил Берд-Капутин.

Семь лет длилась война.

Ни людям, ни скоту нельзя было выйти из города. Поля оставались невспаханными, незасеянными, в целину превратились. Все в городе вздорожало. Цены так поднялись, что и за золотой хлеба не купишь. Люди умирали с голоду.

– О Господи! – говорили друг другу горожане. – Неужели мы когда-нибудь наедимся досыта?

Царь Гагик скорбел душой, думу тяжкую думал, наконец набрал отважных юношей, составил из них полки. Когда смерклось, он отдал тайное распоряжение:

– Без моего приказа в бой не вступать!

В полночь, когда все стихло, царь Гагик крикнул:

– С нами Бог! В бой!

И бой завязался. Вражеское войско дрогнуло. Передовые отряды противника побежали, тыловые части стали их рубить. Кери-Торос и все юные бойцы с мечами и пиками врезались в самую гущу вражеских войск, крушили их, крошили, уничтожали. В этой яростной сече арабы друг друга не узнавали – били, рубили, убивали своих же.

Халиф пребывал в одиночестве. Как увидел он, что его люди уничтожают своих и что бой приближается, сел на дамасского верблюда и пустился в бегство, взывая к идолам:

– Спасите меня, идолы мои, вырвите меня из рук армян, дайте мне благополучно возвратиться домой, а я своих сыновей Санасара и Багдасара в жертву вам принесу!

Вновь увидела сон Цовинар: будто в каждой руке у нее по свече, и те свечи, кажется, вот-вот погаснут, а то вдруг разгорятся еще жарче и ярче.

Цовинар встала в кромешной тьме, позвала сыновей и сказала:

– Халиф – в беде, и дал он обет своим идолам принести вас обоих в жертву. Спасайтесь, дети мои! Бегите в страну армян. Ночью укажет вам дорогу ясная звезда, днем спрашивайте, где страна армян, спрашивайте и мчитесь.

Санасар сказал:

– Едем, Багдасар. Мы могли бы одним ударом сразить и халифа и все его войско, да что в этом проку! Чужбина никогда не заменит нам родину.

Тут мальчики встали, взяли каждый по луку, палице и мечу, взяли с собой в дорогу еды, вывели двух ретивых коней, сели, подъехали к матери, поцеловали ее, сказали:

– Прощай, матушка! Пусть теперь халиф приносит нас идолам в жертву!

Помолились своему богу и ночью пустились в путь.

– Армянская земля, где ты?.. Мы спешим к тебе.

На утренней заре Цовинар поднялась на дворцовую кровлю поглядеть,

как далеко отъехали от города ее сыновья. И что же она видит! Едет халиф на дамасском верблюде, без войска, без полководцев. Почернел халиф, ровно смола. Вот он спрыгнул с верблюда и бросился прямо к воротам.

Цовинар-ханум молвила:

– Здравствуй, халиф! Ой, что это с тобою сталось? Семь лет о тебе добрая шла молва. Что же случилось? Где твое войско? Где полководцы?

Халиф ей на это ответил:

– Ох, жена! Гяуров я прижал к стенам города и уж думал: настал их последний час, город сдастся, как вдруг на заре посыпался огненный град на войско мое и на полководцев, огненный меч пламенел меж рядами, наши крушили друг друга, крошили, уничтожали, я сам чуть было в плен не попал, да сел на верблюда – и скорее домой.

Прошло еще некоторое время. Однажды халиф сказал:

– Знаешь что, царская дочь?

– Нет, не знаю, царь.

– Мои идолы жертвы хотят.

– За чем же дело стало? Экий ты недогадливый! Разве нет у тебя овец или жирных телок? Зарежь и принеси их в жертву!

– Нет, – молвил халиф, – мои идолы хотят человечины. Я в тот день обещал им за свое спасенье твоих детей.

– Бога ты не боишься! – сказала Цовинар. – Разве дети мои – не твои дети? Делай как знаешь. Возьми зарежь моих детей. Но только где сейчас Санасар, где Багдасар? Где твои идолы? Где мои дети?.. …Санасар с Багдасаром всё гнали и гнали коней, наконец приблизились к городу Мушу и предстали перед царем Мушегом. Семь раз склоняли они головы, затем сложили на груди руки и стали как вкопанные.

Царь Мушег спросил:

– Что вам, дети мои? В чем вы нуждаетесь?

– Мы ни в чем не нуждаемся, – отвечали они. – На небе заступник наш – Бог, а на земле – ты, государь. Прими нас под свою державу, оберегай нас, пусть взор твой будет покровителем нашим, а уж мы в долгу у тебя не останемся.

– Чьи же вы дети?

– Халифа багдадского, – отвечали они.

– Коли так, – рассудил царь Мушег, – я вас не смею задерживать. Отец ваш могуч. Он придет, добычу у нас возьмет, подданных моих в плен угонит. Нет, не могу я вас приютить. Ступайте с Богом!

Санасар и Багдасар покинули тот край и дорогой надумали, куда им идти.

Пришли они в Арзрум, к эмиру, стали перед ним, поклонились. Оба брата были широки в плечах, настоящие богатыри – любо-дорого было на них смотреть. Эмиру оба пришлись по душе, и спросил он:

– Что вы за люди? Какого племени? Из какого края?

– Мы сыновья халифа багдадского, – отвечал Санасар. Эмир насупился и сказал:

– Ай-ай-ай!.. Мы от их мертвецов бежали, а наткнулись на живых. Нет, я вам не покровитель! Ступайте туда, откуда пришли.

Дорогой Санасар сказал Багдасару:

– Слушай, брат: ведь мы от халифа бежим. Так зачем же мы его имя на шею себе навязали? Не будем больше называть поганое имя, а то мы так покровителя и не сыщем. Вперед, когда спросят, скажем: «Нет у нас никого – ни матери, ни отца, ни дома, ни отчизны».

И вот прибыли они в крепость Маназкерт. Сидел в той крепости царь Теваторос. Братья остановились у ворот. Царская стража окликнула их:

– Вы откуда? Чего вам надобно?

– Царю послужить хотим. Доложили о них царю.

Царь позвал братьев к себе. Семь поклонов отвесили они царю, сложили на груди руки и стали как вкопанные. Теваторосу приглянулись златокудрые эти красавцы, и он спросил их:

– Зачем вы сюда пришли, дети мои?

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Мнения

• «Эпос „Давид Сасунский“ подлинно велик в ряду других эпических сказаний создавшего его народа. Это - подлинно армянский народный эпос. Эnoc этот называется народным не только потому, что он живёт в народных толщах и ими сказывается, он народен прежде всего потому, что все мировоззрение его героев неразрывно связано с подлинно народными низами, что все его герои неразрывно связаны с народом, a не с теми, кто тысячелетия держал в своих руках судьбы армянского народа ».

Структура сводного варианта эпоса в оригинале и в русском переводе

Сосуществование различных вариантов эпоса не позволяет говорить о едином в деталях сюжете. Выделение наиболее характерных сюжетных линий позволило исследователям эпоса составить сводный вариант. Над его составлением работали М. Абегян , Г. Абов , А. Ганаланян . Сводный вариант эпоса был издан в 1939 году . Он состоит из четырёх частей («ветвей»):

1. Ветвь 1. Санасар и Багдасар
   • Часть 1. Битва с Багдадским Халифом
   • Часть 2. Женитьба Санасара и Багдасара
2. Ветвь 2. Мгер Старший
   • Часть 1. Мгер обустраивает Сасун
   • Часть 2. Бой Мгера Старшего с Мсра-Меликом
3. Ветвь 3. Давид Сасунский
   • Часть 1. Бой Давида с Мсра-Меликом
     • Песня 1. Давид-мальчуган во Мсыре
     • Песня 2. Давид-пастух
     • Песня 3. Давид-охотник восстанавливает отцовский храм и наказывает войско Холбаши
     • Песня 4. Давид карает сборщиков дани
     • Песня 5. Поединок с Мсра-Меликом
   • Часть 2. Давид и Хандут
     • Песня 6. Женитьба Давида
     • Песня 7. Смерть Давида
4. Ветвь 4. Мгер Младший
   • Часть 1. Мгер мстит за отца
   • Часть 2. Женитьба Мгера и его конец

Каждая из частей и песен делится на безымянные главки (1, 2, 3, …)

Параллельно с работой над составлением сводного варианта эпоса осуществлялся его перевод на русский язык. Эта работа выполнялась литераторами К. А. Липскеровым , В. В. Державиным , С. В. Шервинским , А. С. Кочетковым . В их совместном переводе сохранено деление эпоса на четыре ветви, однако, упразднено деление каждой ветви на две части. Вместо этого каждая ветвь делится на главы, названия которых даны переводчиками. Структура сводного варианта эпоса в указанном переводе такова:

1. Ветвь 1. Санасар и Багдасар
   • Рождение и детство близнецов
   • Близнецы строят Сасун
   • Санасар на дне морском
   • Борьба близнецов с халифом
   • Письмо Дехцун и ссора между близнецами
   • Близнецы в Медном городе
   • Близнецы в Зелёном городе
   • Женитьба близнецов
2. Ветвь 2. Мгер Старший
   • Мгер-охотник
   • Единоборство Мгера со львом
   • Борьба Мгера с дэвом и женитьба на Армаган
   • Мгер в Мсыре
   • Возвращение Мгера и рождение Давида
3. Ветвь 3. Давид Сасунский
   • Давид в Мсыре
   • Возвращение Давида в Сасун
   • Давид-пастушок
   • Давид-пастух
   • Давид-охотник
   • Давид строит храм Марута
   • Давид истребляет Мсырский отряд
   • Давид изгоняет сборщиков дани
   • Нашествие Мсра-Мелика и победа Давида
   • Давид и Хандут-хатун
   • Давид и Мгер
   • Смерть Давида и Хандут-хатун
4. Ветвь 4. Мгер Младший
   • Мгер мстит за отца
   • Женитьба Мгера и его странствия
   • Уход Мгера в скалу

Герои и персонажи

Главными героями эпоса являются

• Санасар и Багдасар - близнецы, чудесным образом рождённые армянской царевной, женой Багдадского Халифа, от плоти морской воды, строители крепости Сасун и основатели страны Сасун - центральные герои первой ветви эпоса
• Мгер Старший - третий (последний) сын Санасара, защитник крепости и страны Сасун - центральный герой второй ветви эпоса
• Давид Сасунский - второй (законный) сын Мгера Старшего и внук Санасара, защитник Сасуна, центральный герой третьей ветви, а также всего эпоса
• Мгер Младший - единственный сын Давида Сасунского, внук Мгера Старшего, правнук Санасара, защитник Сасуна - центральный герой четвёртой ветви эпоса

Заметную роль в эпосе также играют

• Царь Гагик - армянский царь, правитель города-крепости Берд-Капотин - общий предок всех главных героев эпоса
• Цовинар - дочь царя Гагика, жена Багдадского Халифа, мать Санасара и Багдасара
• Дядька Торос - воин царя Гагика, впоследствии сасунский князь. Образ Тороса появляется в эпосе ещё до чудесного рождения близнецов, затем сопутствует всем четырём поколениям главных героев. Пережив последнего героя, Мгера Младшего, Дядька Торос умирает от горя. Именно об этом сообщают заключительные строки эпоса.
• Голосистый Ован - второй сын Санасара, старший брат Мгера Старшего, родной дядя Давида Сасунского. Его образ противоречив, хотя в целом положителен. В ряде эпизодов, связанных с Ованом, последнему явно не хватает смелости, однако в некоторых других он действует наряду с богатырями. Выделяется удивительно громким голосом.
• Старая Огородница - оставшаяся безымянной в эпосе крестьянка, в молодости - любовница Мгера Старшего. Имеет единственную дочь (возможно, от Мгера Старшего). То и дело выступает в роли советчицы и наставницы для горячего и необузданного Давида. Возможно, её безымянность в эпосе - художественный приём, принуждение слушателя (читателя) к интуитивному обобщению образа, ассоциации его с женщиной вообще, а также с родной землёй.
• Госпожа Исмил - жена главного противника Старшего Мгера - Мсра-Мелика (старшего). По смерти последнего благодаря собственной интриге становится любовницей Мгера Старшего и матерью его первого (незаконного) сына - Мсра-Мелика (младшего). Именно она воспитывает Давида Сасунского, законного сына Старшего Мгера, поскольку Давид осиротел с первых дней жизни. Она неоднократно защищает мальчугана Давида от гнева уже взрослого Мсра-Мелика (младшего) и, в конце концов, ради безопасности мальчика отправляет его в Сасун.

Среди отрицательных персонажей наиболее значимы

• Багдадский Халиф - противник царя Гагика, а впоследствии Санасара и Багдасара
• Мсра-Мелик старший - противник Мгера Старшего
• Мсра-Мелик младший - единокровный брат Давида Сасунского и его противник

Стоит, однако, подчеркнуть, что в эпосе почти нет однозначно положительных и однозначно отрицательных персонажей. Багдадский Халиф, образ которого появляется уже в первой строке эпоса, - враждебный царь, заливший кровью Армению. Но он же проявляет определённую заботу о Цовинар, пока она вынашивает и пока растит детей. При этом он изначально уверен, что эти дети - не его. Мсра-Мелик старший - хитрый и жадный враг, но всё же, побратавшись с Мгером Старшим, он держит слово, не строит козней против Мгера. С другой стороны, Пачкун Верго, старший сын Санасара, - ни на что не годный, даже отвратительный человек. Но всё-таки не враг. Багдасар, Давид, Мгер Младший - не только положительные герои. Они ещё и сумасброды, доставляющие своим землякам немало головной боли. Примеры можно продолжить.

Жёны и любовницы главных героев:

• Сорокакосая Дехцун (буквально, «Персиковая», что, очевидно, значит «Светловолосая») - жена Санасара, мать, бабушка и прабабушка следующих поколений героев эпоса. Дочь царя мифической страны каджей.
• Сестра Дехцун - жена Багдасара, дочь царя каджей. В сводном варианте эпоса осталась безымянной. В некоторых вариантах эпоса у неё есть имя. Так, в переложении Наири Зарьяна , её зовут Луснтаг («Четверг»)
• Армаган - жена Мгера Старшего, мать его законного сына (Давида Сасунского), дочь царя Тевадороса
• Огородница - крестьянка, любовница Мгера Старшего, возможно, мать его дочери
• Госпожа Исмил - любовница Мгера Старшего, мать его сына Мсра-Мелика (младшего), главного врага Давида
• Хандут - жена Давида Сасунского, мать его законного сына Мгера Младшего, дочь царя Вачо-Марджо
• Чмшкик Султан - первоначально невеста Давида Сасунского, оставленная им ради Хандут, мать его дочери, ставшей причиной смерти Давида (дочь убила отца отравленной стрелой в отместку за мать)
• Гоар - жена Мгера Младшего, дочь царя Пачика. Умерла, не дождавшись возвращения странствовавшего мужа, не оставив ему наследника

Помимо названных здесь, в эпосе действуют ещё десятки персонажей, имеющих имя, а также множество безымянных.

Сюжет эпоса

Сюжет первой ветви

Часть 1

Багдадский Халиф узнаёт, что у его данника, армянского царя Гагика, есть необычайно красивая дочь, Цовинар. Он требует от Гагика отдать дочь ему, Халифу. Гагик вначале отказывает Халифу, но, будучи не в силах противостоять войскам Халифа, уступает. Ещё до отъезда в Багдад Цовинар выпивает две горсти воды из родника, который на короткое время возникает чудесным образом специально для неё. От этих двух горстей она зачинает двух младенцев, будущих героев первой ветви эпоса. По договору Халифа с Гагиком в Багдаде Цовинар живёт в отдельном дворце. Здесь она рождает двух мальчиков - Санасара и Багдасара. Чудеснорожденные близнецы отличаются силой и сметливостью, растут они необычайно быстро. Когда они взрослеют, Халиф принимает решение казнить Цовинар вместе с её детьми, но получает отпор от Санасара и Багдасара, с которыми не может справиться царское войско. Тогда Халиф отменяет свой приказ о казни. Через некоторое время он вновь идёт войной на Армению, однако на этот раз терпит поражение. Спасаясь, он обещает идолам принести в жертву Санасара и Багдасара в качестве платы. Узнав об этом от матери, увидевшей чудесный сон, близнецы покидают Багдад, уезжают в Армению. В заброшенном месте они закладывают будущую Сасунскую крепость, однако, не закончив строительство, отправляются странствовать. Найдя приют у царя Тевадороса, они через некоторое время оказываются вынужденными покинуть его. Следуя просьбе близнецов, царь даёт им в сопровождение «сорок домов» - своих беднейших подданных. Близнецы (вместе со спутниками) возвращаются к месту будущей крепости, основывают город и достраивают крепость. В своих странствиях Санасар опускается на морское дно, где находит чудесного коня Джалали, а также набор оружия, включая упавший с неба Меч-Молнию. Спустя какое-то время Багдасар признаётся брату, что не спит ночами: его призывает к себе Главный Идол Багдадского Халифа. Братья вместе едут в Багдад, вступают в противоборство с Халифом. Победив его, они освобождают свою мать, Цовинар и вместе с нею едут в Берд-Капотин («Голубую крепость») к своему деду - отцу Цовинар - царю Гагику. От Гагика они получают в подарок земли. Оставив деда, братья возвращаются в Сасун и постепенно расширяют свои владения. Сасун разрастается, становится большим городом.

Часть 2

О славе Санасара узнаёт Сорокакосая Дехцун - дочь правителя зачарованной страны каджей . Желая привлечь внимание богатыря, она посылает ему письмо, которое по ошибке попадает к другому брату - Багдасару. Между близнецами вспыхивает ссора, которая, однако, не перерастает во вражду. После примирения с братом Санасар отправляется за Дехцун в Медный город, столицу страны каджей. Пройдя два испытания царя каджей, Санасар получает третье - сразиться с шестьюдесятью пахлеванами (богатырями). Расправившись с сорока противниками, Санасар устаёт так, что не в силах продолжать бой. Ему на помощь мчится Багдасар и убивает остальных противников. Но царь каджей назначает новое испытание - побывать в Зелёном городе, который оказывается безводным. В Зелёном городе братья убивают злого вишапа (рыбу-змея), перекрывшего родник, и освобождают его намеченную жертву - девушку, которая впоследствии становится невестой, а затем и женой Багдасара. Возвратившись в Медный город, братья не ждут от царя каджей новых испытаний. Вместо этого они силой увозят Дехцун в свою страну. По пути их догоняет сестра Дехцун - невеста Багдасара. Прибыв в Сасун, братья одновременно справляют свои свадьбы. Багдасар со своей женой уезжает в Багдад. Санасар остаётся правителем Сасуна. У Санасара рождаются три сына - Верго, Ован, Мгер. Далее в эпосе их называют: Пачкун Верго, Голосистый Ован, Мгер Старший.

Сюжет второй ветви

Часть 1

Санасар умирает. Воспользовавшись этим, Мсра-Мелик, правитель соседней страны Мсыр, обкладывает Сасун данью. Мгер Старший постепенно подрастает. В пятнадцатилетнем возрасте он освобождает Сасун от льва-людоеда, вступая с ним в противоборство и раздирая льва голыми руками. Через какое-то время Дядька Торос отправляется в крепость Маназкерт к царю Тевадоросу сватать его дочь Армаган за Мгера. Тевадорос сообщает, что Армаган держит в плену царь города Хлата - Белый Дэв. Мгер отправляется в Хлат, побеждает в единоборстве Белого Дэва, освобождает его пленницу, привозит Армаган в Сасун, женится на ней.

Часть 2

Мсра-Мелик (старший) посылает Мгеру вызов. Мгер принимает вызов, прибывает в Мсыр. Однако, в его схватке с Мсра-Меликом никто не может взять верх. Мгер и Мсра-Мелик заключают мир и братаются. Сасун перестаёт быть данником Мсыра. Спустя какое-то время Мсра-Мелик умирает. Согласно данному зароку теперь Мгер обязан заботиться о его семье. Этим пользуется вдова Мсра-Мелика, Исмил. Под предлогом защиты от непокорства князей она призывает Мгера к себе. Ей удаётся привлечь Мгера на своё ложе. От Мгера она рождает сына - Мсра-Мелика (младшего). Через семь лет после отъезда Мгер возвращается в Сасун и, в конце концов, примиряется с женой. У него рождается наследник, законный сын - Давид Сасунский. Вскоре после рождения Давида Мгер и Армаган умирают.

Сюжет третьей ветви

Часть 1

У младенца Давида нет возможности выжить в Сасуне. Голосистый Ован (дядя младенца) отправляет его в Мсыр. Здесь Давида вскармливает и воспитывает Исмил. Однако подросший Давид доставляет много беспокойства своему единокровному брату - Мсра-Мелику (младшему), нынешнему правителю Мсыра. Тот неоднократно порывается убить Давида, этому каждый раз препятствует Исмил. В конце концов, желая спасти мальчика, она отправляет его в Сасун. Мсра-Мелик соглашается отпустить Давида, но даёт ему двух провожатых, которым тайно приказывает убить парня. Однако в схватке со своими спутниками Давид берёт верх. Прибыв в Сасун, Давид поначалу поселяется у дяди Ована и становится пастухом в Сасуне. Однако сасунцы им очень недовольны. Давиду приходится уйти из города. Его берёт к себе в дом Дядька Торос. Он сам обучает парня и определяет пастухом в селение Дашту Падриал. Здесь Давид совершает подвиг. Отправившись по следам сорока дэвов , угнавших стадо, он настигает дэвов и расправляется с ними. Затем зовёт всех окрестных жителей разделить казну дэвов. По совету Старой Огородницы Давид вынуждает своего дядю Ована показать ему Цовасар - бывшие охотничьи угодья его отца, Мгера Старшего. Здесь он восстанавливает отцовский храм Марута, когда-то разрушенный Мсра-Меликом. Мсра-Мелик отправляет Холбаши в сопровождении 500 всадников разграбить восстановленный храм. Холбаши справляется с заданием, но на обратном пути его настигает Давид и расправляется с мсырским войском. Мсра-Мелик высылает новый отряд, в 1000 воинов, во главе с Козбадином - усмирить сасунцев, собрать с них дань за семь лет. Давид расправляется с новыми противниками. Тогда Мсра-Мелик, созвав на помощь всех своих вассалов, собирает огромное войско и, лично возглавив его, идёт войной на Сасун. Ему противостоит Дядька Торос со своими сыновьями, а вскоре и Давид Сасунский. Давид вызывает Мелика на единоборство. Благодаря хитрости Мсра-мелика Давид едва не погибает, угодив в ловушку. Однако он выбирается из ловушки и принуждает Мсра-Мелика к поединку, из которого выходит победителем. После смерти царя мсырское войско убирается восвояси.

Часть 2

Голосистый Ован сватает за племянника правительницу Хлата Чмшкик Султан. Тем временем о Давиде узнаёт Хандут, дочь царя Вачо-Марджо, и решает завладеть его сердцем. Она отправляет в Сасун троих гусанов - воспеть перед Давидом её красоту. Гусаны, хотя и не сразу удачно, справляются с заданием. Давид отправляется в гости к Хандут. По пути его заманивает к себе Чмшкик Султан. Давид делит ложе со своей прежней невестой, однако уже наутро раскаивается в этом. Он продолжает путь к Хандут и прибывает к ней. Тем временем против её отца, Вачо-Марджо, собирается войско семи царей. Давид расправляется с нагрянувшим войском, нечаянно убивая при этом и своего двоюродного брата Парона Астхика - сына Пачкуна Верго. Давид увозит Хандут в крепость Сасун и женится на ней. Вскоре он отправляется странствовать и задерживается на несколько лет. Во время его отсутствия рождается и подрастает сын Давида - Мгер Младший. Подросший Мгер отправляется на поиски своего пропавшего отца. Едва отъехав от дома, он встречается с Давидом, возвращающимся на родину. Не зная своего отца, и не будучи узнанным им, Мгер вступает в единоборство с Давидом. В результате оба остаются живы, однако Давид проклинает своего сына, вступившего в бой с отцом. Рассерженный Мгер отправляется в Капуткох («Голубую крепость») - к своему деду Вачо-Марджо. Давид же, вспомнив о своей клятве, спешит к Чмшкик Султан, чтобы вступить с ней в поединок. Пока Чмшкик готовится к бою, Давид купается в озере. Здесь его убивает отравленной стрелой собственная дочь, мстя за обиду, нанесённую её матери. Тело Давида везут в Сасун. Узнав о смерти мужа, Хандут бросается наземь с высокой кровли и разбивается насмерть.

Сюжет четвёртой ветви

Часть 1

После смерти Давида Дядька Торос и Голосистый Ован, опасаясь за безопасность Сасуна, решают призвать в защитники города сына Давида - Мгера Младшего. Они отправляются в Капуткох и, в конце концов, находят Мгера. Взяв парня с собой, они возвращаются в Сасун, разбив по дороге войско прежних Давидовых врагов, обступившее их ночлег. В Сасуне Мгер надевает отцовы доспехи, выводит коня Джалали, который служит всем четырём поколениям сасунских героев. Он отправляется с Ованом и Торосом в Хлат - мстить за смерть отца. Разрушив город и убив Чмшкик Султан, сасунцы возвращаются домой.

Часть 2

Мгер отправляется странствовать. Он попадает во владения царя Пачика, женится на его дочери, красавице Гоар. Сразу после свадьбы Мгер отправляется биться с Западным царём, требующим дани от его тестя. Мгер побеждает Западного царя. Через некоторое время он получает письмо от Голосистого Ована, который просит у Мгера защиты от четырёх внуков Козбадина. Мгер возвращается в Сасун, расправляется с четырьмя врагами своего деда. Возвращаясь к жене, он встречает царевичей из Алеппо , изгнанных из родного города сестрой-людоедкой. Мгер отправляется в Алеппо, убивает людоедку, затем отправляется в Багдад - поклониться могиле Багдасара, наконец, вновь пускается домой. По пути он оказывает помощь городу Джзиру, неоднократно страдавшему от наводнений. Мгер сбрасывает в реку большую скалу и этим делит реку на два рукава. На этой самой скале он выстраивает Брджа-Балакн («Пёструю крепость»). Вернувшись домой, Мгер застаёт Гоар умершей. Он везёт тело жены в Сасун, где узнаёт о смерти Ована. Мгер хоронит Гоар рядом со своими родными, вспоминает всех умерших. Вскоре он замечает, что земля не держит его, - ноги Мгера вязнут в земле. Мгер отправляется к Вану , на берегу которого ему встречается Ворон-утёс. Ударив в скалу мечом, Мгер входит вместе с конём Джалали в расселину, образовавшуюся от его удара. Расселина закрывается, Мгер оказывается пленённым скалой. От горя умирает Дядька Торос, переживший последнего из героев эпоса.

Сюжетные различия между оригиналом и русским переводом

Некоторые из малозначительных эпизодов сводного варианта эпоса в русском переводе были опущены. Наиболее объёмный из таких фрагментов - сцена между Санасаром и дэвом Амдолом, привратником царевны Дехцун, закончившаяся бегством дэва (1-я ветвь, 2-я часть). Отсутствуют также эпизоды с «маловером» Кро (1-я ветвь, 1-я часть), путешествие Мгера Младшего в Багдад (4-я ветвь, 2-я часть). Есть и другие незначительные сокращения.

Кроме того, русские переводчики слегка откорректировали образ Давида в «щекотливом» вопросе: в их варианте Давид вступает в близкие отношения с Чмшкик Султан ещё до того, как впервые слышит о Хандут.

Источники эпоса

Эпос содержит напластования самых различных эпох - от исторических легенд и мифов I тысячелетия до н. э. до историй начала II тысячелетия н. э. Мифическая хронология эпоса, разумеется, не соотносима напрямую с реальной историей. Герои древних, дохристианских, мифов оказываются родителями, а то и детьми или внуками героев эпоса, реальные прототипы которых относятся к VIII-IX векам. У эпоса собственная хронология, собственная география, собственная правда. При этом историческое ядро эпоса несомненно: «Давид Сасунский» отражает борьбу армянского народа (и армянской знати) против арабского Халифата. Однако сколько-нибудь точные детали этой борьбы отыскать в эпосе едва ли возможно. Его рассказчики зачастую оставляли реальным историческим лицам только их имена, переиначивая как угодно биографии, судьбы, реальные исторические роли, возраст и даже пол. Так, возможно, отголосок имени византийского императора Иоанна Цимисхия слышится в имени первой невесты Давида - Чмшкик Султан, а Папа римский становится у сказителей эпоса царём Пап Френком (Папой «франков», то есть европейцев), соперничающим за вторую невесту Давида - Хандут. Амидский царь Бад становится сборщиком налогов Козбадином, арабский полководец Буга - посыльным Мсра-Мелика Батмана-Бугой и т. д. Подобная же «участь» уготована реальным армянским князьям, а также героям и персонажам древнеармянских мифов. Можно, с той или иной степенью правдоподобия, разглядеть следующие прообразы героев и персонажей (точнее, их имён):

• Цовинар (буквально «морская») - в древнеармянской мифологии огненная женщина, персонификация грозы, молнии, и одновременно богиня моря, воды, дождя (см. Армянская мифология). В эпосе - дочь армянского царя, мать первых сасунских героев, зачатых ею от моря.
• Мгер (Михр) - солнечное божество, связанное также с огнём и светом, соответствует древнеиранскому (и, в какой-то степени, древнеиндийскому) Митре . В эпосе образ Михра (Мгера) расщепляется на два: Мгера Старшего и Мгера Младшего, соответственно отца и сына Давида.
• Санасар и Багдасар (Сарасар и Аднамелик, либо Аслимелик, либо Абамелик) - герои близнечного мифа, отголосок которого прозвучал также в Библии (Четвёртая книга царств, гл. 19, ст. 36-37, Паралипоменон, книга 2, гл. 32, ст. 21). Библейский сюжет, разумеется, связан не с багдадским халифом - здесь речь идёт об ассирийском царе Сеннахириме, а убивших его сыновей зовут Шарецер (в армянском переводе Библии Сарасар) и Адрамелех. По-видимому, в эпос сюжет попал не из Библии, а из первоначального мифа.
• Давид Сасунский - возможно, образ Давида восходит к Давиду Багратуни , сыну сасунского князя Баграта.
• Голосистый Ован - возможно, этот образ восходит к Овану, предводителю восстания сасунцев (реальное лицо).
• Дядька Торос, а также царь Тевадорос - возможно, оба эти имени восходят к имени князя Теодороса Рштуни , образ которого расщепился в эпосе на двух героев (как и образ мифического Михра - Мгера).

Архаическая основа эпоса несомненна так же, как и его историческое ядро. Архаична вера в особую опасность, исходящую от близнецов, или в их особые возможности (см. подробнее статью «Близнечные мифы» в энциклопедии «Мифы народов мира »). Архаично представление о камне, как обиталище огня (в конце эпоса Мгер - Михр, персонификация огня и солнца, уходит в скалу; представление о связи огня с камнем основано на том, что из камня можно высекать искры). Архаичен миф о вишапах и отдаваемых им на съедение девушках, сказка о сестре-людоедке и многие другие детали и сюжеты эпоса. Читатель, хорошо знакомый с русскими сказками и былинами, найдёт в армянском эпосе немало знакомых мотивов. Например, Мгера Младшего перестаёт держать земля, как и русского Святогора ; Мсра-Мелик пытается сдуть с места подъехавшего к нему Давида - это напоминает попытку головы брата Черномора сдуть Руслана (известно, что А. С. Пушкин писал свою сказку, предварительно собрав обширный фольклорный материал); Голосистый Ован поочерёдно испытывает коней, опуская руку им на спины - так же поступает главный герой сказки об Иване-царевиче и Сером Волке ; эпизод, в котором Мгер Старший отвергает великолепных коней и выбирает невзрачного и нелепого с виду жеребёнка живо напоминает про Конька-Горбунка … Здесь, конечно, не идёт речи о прямых заимствованиях армянской мифологии у русской или наоборот - скорее, эти совпадения указывают на то, что армянская и русская мифология, по крайней мере, частично, восходят к каким-то общим источникам.

Дополнительные замечания (о названиях и именах)

Большинству русскоязычных читателей эпос известен под названием «Давид Сасунский». На родине эпоса, в Армении, более употребительно наименование «Сасна Црер» (Սասնա Ծռեր), что обычно переводят как «Неистовые сасунцы» или «Сасунские храбрецы». Слово «цур» (ծուռ), употреблённое применительно к человеку, труднопереводимо. Его буквальное значение - «кривой». По отношению к человеку оно может значить: «неудобный», «буйный», «лихой», «неистовый», «проблематичный», «придурковатый», даже «сумасшедший» - в зависимости от контекста. Такова ёмкая характеристика не только главных героев эпоса, такими, в той или иной мере, видят себя сасунцы.

Любопытно и присутствующее в эпосе объяснение слова «Сасун». Это - географическое название, но оно совпадает по звучанию и написанию с армянским словом «яростный» (если написать его с прописной буквы). Согласно эпосу, такое название даёт построенной крепости старик, приглашённый близнецами в качестве «крёстного отца»: «Как этому имя дать? Вы не крепость построили! Ужас вы построили, ярость построили вы!»

Вообще, попытки придать именам людей и названиям вещей конкретный смысл характерны для сказителей армянского эпоса. Так, Теодорос становится Тевадоросом («крылатым»), багдадский халиф и правитель Мсыра, по сути, остаются безымянными, их «имена» - Багдадский Халиф и Мсра-Мелик соответственно, одного из Мсра-Меликовых полководцев именуют Холбаши, а пришедший из древних мифов малопонятный уже символ Хач Патразин переосмысливается как Хач Патеразмин (Ратный Крест)…

Истоки такой «непосредственности» - в народности эпоса.

Эпос в литературе, изобразительном и прикладном искусстве, кино

К образу Давида Сасунского обращались классики армянской литературы. Наиболее известна переработка эпоса, сделанная Ов. Туманяном . Поэма Туманяна «Давид Сасунский» () соответствует первой части третьей ветви сводного варианта эпоса. Русскоязычному читателю она знакома в переводе С. В. Шервинского .

Значимо также прозаическое переложение эпоса, сделанное Н. Зарьяном () (русский перевод версии Зарьяна выполнен Н. М. Любимовым).

Попытки русского перевода эпоса осуществлялись и до издания его сводного варианта в 1939 году. Так, в 1916 году под редакцией В. Я. Брюсова вышла в свет объёмная антология «Поэзия Армении с древнейших времён до наших дней» (издание Московского Армянского Комитета). Эта книга содержала и брюсовский перевод фрагмента эпоса. К сожалению, этот перевод трудно признать удачным.

Наиболее известным воплощением образа Давида в изобразительном искусстве является бронзовая скульптура работы Е. Кочара на площади в Ереване (). Двадцатью годами раньше, в 1939 году , Кочар создал гипсовый вариант памятника. Тот простоял всего два года: в 1941 году художник был репрессирован, а его памятник разрушен. Ерванд Кочар создал также графические иллюстрации к эпосу, имитирующие изображения (реально не существующих) барельефов, и форзац к изданию эпоса, стилизованный под миниатюры Тороса Рослина .

Широко известна также работа 1922 года «Давид Сасунский» художника А. Коджояна (бумага, акварель), выполненная в виде концентрической композиции. Центр композиции - изображение Давида на коне Джалали с Мечом-Молнией в руках. Его окружают два круга сцен, иллюстрирующих различные эпизоды эпоса.

Иллюстрации к эпосу или к обобщённому образу сасунцев создавали также М. Абегян , С. Мурадян и многие другие художники.

Неожиданным решением образа сасунского героя служит шамотовый сосуд «Кери Торос» («Дядька Торос») - работа скульптора Р. Шавердяна 1970 года .

По свидетельству В. В. Катаняна , идеей экранизации «Давида Сасунского» был сильно увлечён С. И. Параджанов . Осуществлению этих планов помешала прогрессирующая болезнь и смерть кинорежиссёра.

В 2010 году Национальный киноцентр Армении выпустил полнометражный мультфильм «Сасна црер » (режиссёр А. Манарян , продолжительность - 80 минут).

Короткометражный (8,5 мин) фильм об эпосе представил в 2006 году телеканал «Культура » (программа «Сферы»).

Памятники и мемориальные события

Напишите отзыв о статье "Давид Сасунский"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Давид Сасунский

С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l"etat de ses troupes dans les differents corps d"annee que j"ai ete a meme d"observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l"esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l"interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu"on rallie l"armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l"artillerie qui n"est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l"on n"y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d"Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.

Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.

Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J"ai assez fait l"Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C"est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c"est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n"y a qu"un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n"y a qu"un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.

Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.

Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.