Григорьев геннадий. «Геннадий Григорьев

Генна́дий Анато́льевич Григо́рьев (14 декабря 1950, Ленинград - 13 марта 2007, Санкт-Петербург) - российский поэт, драматург и анаграммист.

Биография

Родился Геннадий Григорьев в семье крупного строительного начальника. Гена был первенцем в семье и с раннего детства был окружён любовью и заботой. Родители поддерживали его во всех начинаниях, включая поэтические. Григорьев начал говорить и писать стихи почти одновременно.

В качестве поэта Геннадий Григорьев сформировался в Ленинградском дворце пионеров, в творческом литературном кружке «Дерзание». Его преподавателем в кружке была Нина Алексеевна Князева.

Когда он появился здесь, он удивил всех теми абсолютно зрелыми стихами и той неожиданной, чрезвычайно весёлой манерой, которая и оставалась его манерой всю жизнь, он как бы не вышел из юности.

В конце 60-х годов Геннадий Григорьев покидает Дворец пионеров и поступает на филологический факультет Ленинградского университета, из которого был исключён после первой же сессии.

Виктор Топоров вспоминает:

Я из институтских дел помню только рассказ о том, что в свою единственную сессию, которую он пытался сдать, Григорьев провёл сто сорок кулачных поединков, из них сто тридцать девять проиграл нокаутом, а в сто сороковом его противник просто сам упал пьяный.

Он вышел из клуба «Дерзание» и навсегда остался человеком клуба. Только теперь это не поэтический клуб во Дворце пионеров, а знаменитые кафетерии того времени - «Академичка» и «Сайгон». Здесь его слушатели, почитатели, приятели и учителя.

Не доучившись на филологическом факультете ЛГУ, Григорьев поступает на заочное отделение Литературного института, где находит множество знакомых в литературном кругу. В дальнейшем Геннадий Анатольевич продолжает «безбытное» существование, не задумываясь о дальнейшей судьбе своего творчества. Работает в «Метрострое», на «Радио России», пишет для самых разных изданий (например, для газеты «Спорт-Экспресс»).

Имел пять неудачных попыток суицида, которые часто заканчивались курьёзно, например, во время попытки повеситься оборвалась люстра и Григорьев сломал себе копчик.

В 1999 году награждён премией «Золотое перо» (совместно с Сергеем Носовым) за цикл радиопередач «Литературные фанты» на «Радио России».

В стихах Геннадия Григорьева как раз и была эта выверенность, то, что Мандельштам называл «не прихоть полубога, но хищный глазомер простого столяра». Геннадий Григорьев выстраивал стихи. Поэтому он обожал сочинять чайнворды и кроссворды. Поэтому он, ненавидевший работу на заказ, однако же, сочинил для детского отдела петербургского «Радио России» более 200 радиопьес. Ведь в литературе для детей куда как важен «хищный глазомер простого столяра», соединенный со странной свободой настоящего поэта.

Эстетику Геннадия Григорьева Виктор Топоров пытался определить как насквозь романтическую и инфантильную.

начало цитатыГригорьев не разделял явь и выдумку, ему казалось, что раз мне так хочется, то так оно и есть. Собственно, об этом все его стихи.

В самом начале поэтической «карьеры» Григорьев напишет стихотворение «…Мы построим скоро сказочный дом», которому будет верен всю жизнь.

Геннадий Григорьев был отцом двух сыновей и дочери. Был небогат. Одним из последних его приобретений стал участок в Феодосии, купленный всего за несколько десятков долларов, который он называл «своей ветреной любовницей».

При жизни вышло нескольких книжек и публикаций.

В 2010 году учреждена Международная поэтическая премия им. Геннадия Григорьева.

Награды и звания

• 1999 - «Золотое перо»

Книги

• Алиби: Сборник стихов. - Ленинград, 1998.
• Свидание со СПИДом. - Ленинград, 1990
• Нет бездельников у нас. (В соавторстве с Николаем Голем)
• Мы болеем за «Спартак». 1997
• Доска, или Встречи на Сенной: Поэма-быль. - СПб., «ЛИК», 1998 (переиздание 2003) (В соавторстве с Сергеем Носовым)
• Выдержка: Сборник стихов. - СПб.: МобиДик, 2007 (посмертно).

Радиопередачи

• Профессор Синицын и академик Пятитомов. Радио России
• Литературные фанты. Радио России
• Однажды в библиотеке. Радио России
• Волшебный компьютер. Радио России

Лев Лурье: Гена Григорьев был настоящий поэт, а осталась от него только одна маленькая книжечка под названием «Алиби». Он умер в марте этого года, смерть его прошла незаметно. Но, я вам гарантирую, что книжки его еще будут изданы, а стихи Григорьева будут известны каждому образованному русскому человеку.

«Моя любовь и молодость совпали с зарей социализма развитого» - писал Геннадий Григорьев. Он родился в 1949 году и свои главные стихи написал в молодости, на рубеже 60-70-х. Григорьев - один из самых талантливых поэтов своего поколения, однако при жизни его считали скорее городской достопримечательностью и часто путали с более известным однофамильцем Олегом. Он жил во внешне благополучную, но совершенно не созданную для поэзии эпоху.

Мы - поколение, которое прожило относительно легкую жизнь в социальном смысле, но с некоторыми ограничениями, которые ощущались. Границы возможностей были обозначены, но в пределах этих границ ты мог жить, как хотел. Эта лирическая вялотекущая эйфория, так или иначе связанная с алкогольными напитками, довела это поколение до Перестройки. Вдруг оказалось, что все можно. Перестройка была фактически революцией, она заменила ту войну, которую мы не видели в свои юные годы.

Говорить и сочинять стихи Гена Григорьев начал одновременно. Его врожденный, органический талант не нуждался в шлифовке. Детские стихи Григорьева по форме не уступают взрослым: звонкий ритм, классическая рифма, злободневное содержание.

Просто у него какой-то дар был. Никто его ничему не учил. Он сам взял и сочинил:
Как у дедушки Ивана,
И корова, и сметана.
А теперь коровы нет,
На то хрущевский декрет или запрет.

Лев Лурье: Геннадий Григорьев как поэт сформировался в Ленинградском дворце пионеров, в знаменитом литературном клубе «Дерзание». Как только он здесь появился, он удивил всех теми абсолютно зрелыми стихами и той неожиданной, чрезвычайно веселой манерой, которой он был верен всю жизнь.

Николай Голь, поэт: Это из стихотворения 1968 года:
Кого-то бьют по морде,
Кого-то взяли в плен,
На стихотворном фронте
Пока без перемен.

Педагог «Дерзания» Нина Алексеевна Князева не столько учит, сколько любит учеников и поэзию. Григорьев сразу становится звездой, его в лицо называют гением и водят по компаниям и квартирам как первоклассного поэта-импровизатора.

Клуб «Дерзание» скорее оказался средой, сформировавшей его как молодого наглого мужчинку. Хотя это изначально было в нем заложено генетически. Это была среда, в которой он понял, что стихи - это важное и ответственное, самое важное дело на свете. Этот урок он получил там. Он пронес это через всю свою жизнь.

Еще в «Дерзании», в 19 лет Григорьев пишет «Этюд с предлогами» - настоящую поэтическую и жизненную программу:
И пока в руке не дрогнет перо,
И пока не дрогнет сердце во мне,
Буду петь я и писать про...
Чтоб остаться навсегда вне...
И, конечно же, не вдруг и не к нам
В закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
Я прекрасно обойдусь без…

Этой программе он не изменит - прекрасно будет обходиться без любых материальных благ и останется вне любых объединений и определений. Но в 1968 году это поэтическое заявление кажется юношеской бравадой. Ни стихи, ни мировоззрение, ни социальное положение не вызывают сомнения в его успехе.

Лев Лурье: У Гены была необычайно счастливая юность. Две младшие сестры, обожавшая его мама, Тамара Николаевна, и очень уважительно относившийся к нему отец, Анатолий Иванович, крупный строительный начальник. Помню, на первом курсе мы с Геной и еще с одним его одноклассником выпивали здесь на Новосибирской улице. Меня поразила деликатность домочадцев - никто не заходил, не тревожил. Поздно вечером приходит отец, приоткрывает дверь и говорит: «Геша, выпиваешь с приятелями? Вот тебе от папы!». Он кидает нам связку бананов - вещь тогда чрезвычайно редкую.

Галина Григорьева, кузина Геннадия Григорьева: Маленький Геня был очень красивым, почти женственной красотой. Поэтому все от него без ума были: и баба Феня, и тетя Тамара.

Тамара Николаевна произносила слово «Гена» как «гений». Очевидно то, что его в семье считали неординарной личностью, баловали, ну он и был несколько несамостоятельным в своих поступках.

В конце 60-х годов Геннадий Григорьев покидает Дворец пионеров и поступает на филологический факультет Ленинградского университета. Но вскоре становится ясно: учебная дисциплина и академическая наука - не для него. Он вышел из клуба «Дерзание» и навсегда остался человеком клуба. Только теперь это не поэтический клуб во Дворце пионеров, а знаменитые кафетерии того времени - «Академичка» и «Сайгон». Здесь его слушатели, почитатели, приятели и учителя.

Лев Лурье: Как сладко в час душевного отлива,
Забыв, что есть и недруг, и недуг,
Пить медленное мартовское пиво,
В столовой Академии наук.
Академичка! Кладбищем надежд
Мальчишеских ты стала для кого-то.
Местечко, расположенное меж
Кунсткамерой и клиникою Отто.

«Академичка» -- это такая дешевая столовая. Здесь Геннадий Григорьев проводил гораздо больше времени, чем в университетских аудиториях.

На смену романтическим шестидесятым приходят унылые семидесятые. Перед поколением стоит выбор: либо долгая, утомительная, подчас бессмысленная служба, либо интеллектуальное подполье: создание стихов, музыки, картин для узкого круга знакомых - путь дворников и сторожей. Перед Геннадием Григорьевым открываются прекрасные перспективы и там, и там. В кругах, близких к Союзу писателей, его выделяют и правоверные коммунисты, и тайные либералы. Непризнанные сайгонские мэтры тоже благоволят к молодому таланту. Но он не вписывается ни в какие рамки, остается чужим и в Союзе писателей, и в андеграунде.

Владимир Рекшан, музыкант, писатель: Нужно сразу понять, что Геннадий Григорьев никогда не был гонимым диссидентом. Гена с точки зрения литературной формы классический советский поэт, но в нем было такое несоветское хулиганство. Я думаю, что ничего бы ему не помешало печататься в те времена, потому многое из его поэтической лирики вполне укладывается в советские, в хорошем смысле, формы.

Виктор Топоров, переводчик, литературный критик: Это была насквозь романтическая поэзия. Романтизм был связан с инфантилизмом, Григорьев не разделял явь и выдумку, ему казалось, что раз мне так хочется, то так оно и есть. Собственно, об этом все его стихи.

Не окончив филфак, Григорьев, к этому времени молодой отец семейства, приходит работать корреспондентом в ведомственную газету «Ленинградский метростроитель». Работник Гена был не слишком дисциплинированный, зато изобретательный и невероятно веселый. Его поэзия у метростроевцев пользуется не меньшим успехом, чем у литературной богемы Невского проспекта.

Виктория Путятина, сотрудница газеты «Ленинградский метростроитель»: Благодаря такому неформальному общению он мог себе позволить написать репортаж, не являясь на шахту.

В начале восьмидесятых у Григорьева, разменявшего четвертый десяток, появляется шанс стать профессиональным литератором. Писатель в СССР - это тот, кто окончил Литературный институт. Григорьева неожиданно берут на заочное отделение этого престижного ВУЗа. Здесь появляется возможность обрасти нужными связями в редакциях и издательствах. Но все это не для него: общежитие Литературного института он превращает в подмостки для собственного поэтического театра.

Виктор Топоров, переводчик, литературный критик: Я из институтских дел помню только рассказ о том, что в свою единственную сессию, которую он пытался сдать, Григорьев провел сто сорок кулачных поединков.

Литературный институт дал Геннадию новых знакомых, но он не изменил его профессионального статуса. Писатели, родившиеся в сороковые и пятидесятые, обречены на полуподпольное богемное существование. Это относится не только к Григорьеву, но и к гораздо более известным Ерофееву, Рубцову, Довлатову. Официальная литература тех лет напоминает плохую воинскую часть, где никого не интересуют результаты стрельб, а только выполнение устава. Публикуют или чиновников, или тех, кто успел войти в литературу в эпоху оттепели. А Григорьева интересует то, что для официальной литературы как бы не существует.

Лев Лурье: Геннадий Григорьев был человек площадный, городской, это был человек толпы. А в Ленинграде 1970-80-х с толпами было довольно плохо, это был чинный город. Единственным таким местом был замечательный стадион имени Кирова на Крестовском острове. У Григорьева есть поэма, которая называется «День «Зенита» - она рассказывает о том, как встречаются два таинственных человека. Один из них русский, другой - кавказец, они охотятся на уток. Потом выясняется, что это Киров и Сталин, они устраивают здесь этот замечательный стадион. В этой же поэме появляется новый городской тип:
Фанаты, подонки, пострелы,
Вояки, герои, орлы!
И курточки их сине-белы,
И шарфики сине-белы.

Тогда, в 1986 году, надо было быть поэтом, чтобы заметить этот новый тип - тип болельщика «Зенита».

У меня есть очень большое желание - сделать из этой вещи комикс, иллюстрированный комикс. Ведь сейчас «Зенит» снова станет чемпионом, безусловно, к этому все идет. Отец очень этого хотел, он мечтал об этом.

С Григорьевым многие охотно выпивают, повторяют его шутки, поэтические экспромты. Но воспринимают его как пожилого ребенка, обаятельного неудачника. Тем более что инфантильность Григорьева бросается в глаза. Он ничего не стремится достичь: ни материальных благ, ни карьерного положения. Поэзия для него - игра, а больше всего на свете, как и в детстве, он хочет играть и выигрывать.

Анатолий Григорьев, сын Геннадия Григорьева: Батька всегда играл. Он играл, как актер, как спортсмен, даже когда собирал грибы. Он собирал грибы не просто так, а на счет. Белый гриб - десять очков, подберезовик - пять. Он был очень азартным человеком, он всегда играл насмерть. Ему надо было выигрывать всегда.

Виктор Топоров, переводчик, литературный критик: Я все время вспоминаю, как мы с ним играли в «Эрудит». Играли на какие-то копейки. На столе лежала очень дорогая буква «Ю». В этот момент вторая буква «Ю» выпала у Гены из рукава. Он припас ее заранее. Вот такой был человек.

Сергей Носов, писатель: Более радостных людей я вообще не встречал. Его радовало абсолютно все. Все могло быть источником для вдохновения. Он из ничего мог сделать что-то изящное. Он жил по сути в бочке, как Диоген.

Перестройка, а вместе с ней и популярность, приходят, когда Григорьеву было за пятьдесят. История меняется каждый день и требует литературы быстрого реагирования. В моде рок-музыканты, журналисты и снова, как в шестидесятые, поэты. Григорьева печатают в газетах, показывают по телевизору, он превращается в популярного городского персонажа. Стихотворения «Сарай» и «Ламбада о Собчаке» становятся ленинградскими шлягерами Перестройки.

Николай Голь, поэт: Он гением был всегда, а в тот момент Гена достиг славы и признания. Его стихотворение «Сарай» незнакомые люди пели под гитары, не имея ни малейшего представления, кто автор этого текста.

На рубеже бурных восьмидесятых и девяностых писатели сбивались в стайки. Кто-то становился прорабом Перестройки, кто-то, наоборот, обличал Горбачева и Ельцина как агентов международной закулисы. Поэзия Геннадия Григорьева - это поэзия стороннего наблюдателя, который с иронией и некоторым пессимизмом смотрит на окружающую суету. Для него не авторитет даже безумно популярный в те годы Нобелевский лауреат Иосиф Бродский.

Геннадия Григорьева принимают в Союз писателей в пятьдесят два года. Впрочем, Союз к этому времени уже почти разрушился и занимается в основном не литературой, а сварами и политикой. В эти же годы ближайший друг Григорьева и восторженный поклонник его поэзии Олег Козлов находит средства на выпуск его первого и до сих пор единственного стихотворного сборника «Алиби».

Николай Голь, поэт: Книгу «Алиби» по сути делал Олег Козлов. Он занимался всей организацией, включая один из сложнейших моментов - надо было Гешу поймать, посадить, взять у него тексты, заставить сложить их в стопочку.

Виктор Топоров, переводчик, литературный критик: Он многократно говорил: «Вот гады, вот сволочи! Не даете, никуда меня не пускаете!». Но как только ему предлагали что-то конкретное, хотели куда-то пустить, он исчезал. Стоило сказать: «Приходи, Геша, завтра - я тебе дам работу или возьму твои стихи к себе в журнал», - и он пропадал на два месяца с гарантией.

Короткий перестроечный успех заканчивается в девяностые. Геннадий Григорьев живет литературной поденщиной, всегда талантливой, но мало кому известной: радиопередачи, детские журналы-однодневки, написанная в соавторстве с Сергеем Носовым поэма «Доска, или встречи на Сенной». Григорьев не нажил ничего, кроме нескольких тоненьких книжек, двух сыновей и дочери. Последним его приобретением стал участок в Феодосии, которую он назвал своей ветреной любовницей.

Евгений Мякишев, поэт: Может, за месяц или за два месяца до смерти Гены я пришел к нему и предложил: «Давай я тебя сниму на видео». Я не могу сказать, что он отнесся с большим энтузиазмом к этому. Тем не менее он прочитал стихотворение. К сожалению, выглядел он уже не очень хорошо.

Лев Лурье: Стихи печатают, стихи читают, поэтов много. Пастернак говорил о позиции поэта - о таком месте, которое занимает поэт. Поэт - это человек, который транслирует шум времени. 13 марта 2007 года ушел из жизни Гена Григорьев, в некотором смысле, последний поэт. Последний человек, стихи которого запоминались людьми сразу и расходились на пословицы и поговорки.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Генна́дий Анато́льевич Григо́рьев (14 декабря , Ленинград - 13 марта , Санкт-Петербург) - российский поэт , драматург. По мнению различных критиков и поэтов, «последний российский народный поэт», т.е. поэт, на чьи стихи складывались песни, чьи строчки сразу же расходились на поговорки .

Был женат. Есть сын.

Биография

Геннадий Григорьев родился в семье крупного строительного начальника. Как поэт стал формироваться в литературном клубе «Дерзание» (недоступная ссылка) , где «удивил всех теми абсолютно зрелыми стихами и той неожиданной, чрезвычайно весёлой манерой, которая и оставалась его манерой всю жизнь, он как бы не вышел из юности...» .
По словам Виктора Топорова (критика, переводчика, одного из руководителей клуба «Дерзание»), Григорьев «вышел из клуба "Дерзание" и навсегда остался человеком клуба. Только теперь это не поэтический клуб во Дворце пионеров, а знаменитые кафетерии того времени - "Академичка" и "Сайгон". Здесь его слушатели, почитатели, приятели и учителя».
Геннадий Григорьев учился на филфаке ЛГУ, был популярной личностью СПбГУ начала 1970-х, одно из самых известных его стихотворений, «Академичка», посвящена столовой Академии наук СССР, где студенты и преподаватели часто устраивали неформальные диспуты. Был отчислен с третьего курса после чего начался его «трудовой» путь, ему пришлось исписать свою трудовую книжку самыми разнообразными профессиями и должностями: матрос-моторист, проходчиком на «Ленметрострое», слесарь-сантехник. Большую часть своей официальной трудовой биографии времен «застоя» он был журналистом в газете «Ленинградский метростроитель». Халтурил, писал сценарии КВН, сотрудничал с детскими журналами, занимался поэтическими переводами.

В начале 1980-х вместе со своим другом, Носовым Сергеем поступил в Литературный институт им. Горького, где продержался в качестве студента три года.

В начале 1990-х совместно с Николаем Голем вёл в Санкт-Петербургской газете «Смена» рубрику «Поэтерий "Гамбургский счёт"». В соавторстве с писателем Сергеем Носовым создал развлекательную радиопередачу «Литературные фанты», за которую получил премию журналистского профессионального конкурса «Золотое перо-98».
Популярность приходит к Григорьеву во время перестройки, когда, благодаря таким стихотворениям, как «Сарай» и «Баллада об испорченном телевизоре», поэме «День Зенита», ставшими ленинградскими шлягерами, он приобрел любовь широкой публики, на его поэзконцерты собирались полные залы.
В 52 года Геннадия Григорьева принимают в Союз писателей Санкт-Петербурга.

Характеристика творчества

Геннадий Григорьев был, бесспорно, лучшим поэтом своего поколения. Геннадий Григорьев на рубеже 80–90-х прошлого века был самым популярным поэтом нашего города. Геннадий Григорьев был единственным (наряду и наравне с Глебом Горбовским) поэтом, творчество которого в равной мере привлекало и искушенных знатоков, и широкую публику. Геннадий Григорьев был королём питерских поэтических подмостков, пока существовали сами подмостки. Наконец, Геннадий Григорьев, поэт-традиционалист, был автором нескольких шедевров любовной, философской и гражданственной лирики, место которым – в самой краткой и самой взыскательной по отбору антологии отечественной поэзии.

Гена Григорьев был настоящий поэт, а осталась от него только одна маленькая книжечка под названием "Алиби". Он умер в марте этого года, смерть его прошла незаметно. Но я вам гарантирую, что книжки его еще будут изданы, а стихи Григорьева будут известны каждому образованному русскому человеку.

Он гением был всегда, а в тот момент Гена достиг славы и признания. Его стихотворение "Сарай" незнакомые люди пели под гитары, не имея ни малейшего представления, кто автор этого текста.

Его "двойное виденье" позволяло ему всегда оставаться "над". "Этюд с предлогами" – одно из лучших Гениных стихотворений – написанный так рано (ему было всего 20 лет), обернулся его жизненным кредо, очертив ту жизненную позицию, которой автор останется верен до конца. Пример сам по себе уникальный.
Мы построим скоро сказочный дом
с расписными потолками внутри.
И, возможно, доживем – до…
Только вряд ли будем жить при…
И, конечно же, не вдруг и не к нам
в закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
я прекрасно обойдусь без…
Погашу свои сухие глаза
и пойму, как безнадежно я жив.
И как пошло умирать за…
если даже состоишь в…
И пока в руке не дрогнет перо,
и пока не дрогнет сердце во мне,
буду петь я и писать про…
чтоб остаться навсегда вне…
Поднимаешься и падаешь вниз,
как последний на земле снегопад …
Но опять поют восставшие из…
И горит моя звезда – над!

("Выдержка", 2007, с. 71.)

Это стихотворение можно было написать и вчера. Оно абсолютно современно, что само по себе и есть свидетельство высшей пробы.

Награды и звания

• 1998 - Премия профессионального конкурса журналистов «Золотое перо» за развлекательную передачу года «Литературные фанты» (Радио России), созданную в соавторстве с Сергеем Носовым .

Книги

• Алиби: Сборник стихов. - Л., 1990.
• Свидание со СПИДом. - Л., 1990.
• Нет бездельников у нас. (В соавторстве с Николаем Голем)
• Мы болеем за «Спартак». - 1997.
• Доска, или Встречи на Сенной: Поэма-быль. - СПб.: «ЛИК», 1998 (переиздание 2003). (В соавторстве с