Канкрин известен проведением. Политическая реакция и реформы Николая I

Е. Ф. Канкрин. Его жизнь и государственная деятельность Сементковский Р И

Глава VI

Революция 30-го года. – Канкрин и император Николай Павлович. – Меншиков, Киселев и Канкрин. – Cmpacmь Канкрина к музыке, архитектуре и поэзии. – Его беллетристические произведения. – Его строительная деятельность

Французская революция 1830 года произвела, как известно, сильнейшее впечатление на императора Николая. Он тотчас же хотел приступить к вооружениям, чтобы в союзе с другими правительствами восстановить законный порядок во Франции. Но вмешательство России не состоялось, и мы узнаем из различных источников, что ему главным образом воспротивился Канкрин. Он в почтительных выражениях обратил внимание государя на то, что после громадных жертв на войны с Персией и Турцией Россия нуждается в отдыхе и в сбережениях. Соображения Канкрина повлияли на государя, и новая война была предотвращена.

Вообще надо заметить, что император Николай относился с чрезвычайным уважением к Канкрину. Нельзя сказать, чтобы он всегда охотно подчинялся его советам. В сохранившихся письменных документах ясно видны следы раздражения, с каким император Николай относился подчас к несговорчивости Канкрина в финансовых вопросах. Государь был озабочен могущественным положением России среди европейских держав, а это требовало значительных денежных жертв, на которые Канкрин по большей части не соглашался. Но в общем советы Канкрина одерживали верх, конечно главным образом потому, что результаты его деятельности говорили сами за себя. Еще в царствование Александра I Канкрин успел в течение двух лет поправить финансы России и ко всеобщему удивлению, по-видимому, навсегда покончить с тем печальным положением, до которого их довели прежние министры финансов. С таким деятелем надо было считаться: он оказывался слишком полезным, чтобы его можно было легкомысленно устранить. Таким образом, отношения между императором Николаем и Канкриным противоречат тому общему представлению, что император лично руководил всеми отраслями управления и не терпел самостоятельного почина со стороны своих помощников. Но Канкрин был действительно единственным государственным деятелем николаевской эпохи, имевшим возможность вполне самостоятельно руководить доверенной ему обширной отраслью управления. Если бы результаты деятельности Канкрина не были так блестящи, если бы его дух бережливости, его гениальная даровитость не преодолевали многочисленных и сложных препятствий, с которыми он встречался на каждом шагу, если бы войны – персидская, турецкая, польская, следовавшие одна за другой через двухлетние промежутки, неурожаи, страшная холера хотя временно поколебали положение русских финансов, то, вероятно, Канкрин немедленно перестал бы быть министром финансов или по крайней мере утратил бы ту самостоятельность, которую он, единственно благодаря своей железной энергии, своему трудолюбию и своей даровитости, сохранил даже тогда, когда физические силы ему, видимо, изменяли. Он сумел сделаться человеком необходимым, вызвать общее убеждение, что без него Россия в финансовом отношении погибнет, как прежде при вступлении его в должность думали, что Россия погибнет вследствие странного, непонятного назначения его министром финансов. Уже в 1840 году Канкрин просился в отставку. Это был не каприз, не кокетство, а настоятельная потребность. Шестидесятисемилетний старик, всю свою жизнь работавший до изнурения сил, чувствовал себя уже неспособным с успехом исполнять свои тяжелые обязанности. “Ах, – писал он в частном письме от 25 августа 1841 года, – почему император не принял в прошлую зиму настойчивой моей просьбы об отставке? Теперь я вынужден жертвовать последними моими силами, и я охотно ими жертвую для страны, но все ведь имеет границы”. После этого письма Канкрин еще почти три года заведовал министерством. Здоровье ему решительно изменяло; он то и дело вынужден был ездить за границу для восстановления своих сил. Делами министерства заведовал в его отсутствие его помощник по его инструкциям, и, тем не менее, государь его не только не увольнял, но даже не вмешивался в его министерство, убежденный, что и отсутствующий Канкрин остается надежным министром финансов. Но как только Канкрин вышел в отставку, император Николай уже никому не доверял: как остальные отрасли управления, он взял и финансы в свои руки.

Мы видим, следовательно, каким огромным влиянием пользовался Канкрин в избранной им сфере деятельности. Интрига против Канкрина велась постоянно, иногда она ослабевала, иногда усиливалась, но враги Канкрина никогда не дремали. Он сам очень хорошо сознавал опасность своего положения, говоря, что сидит на “огненном стуле” русского министра финансов. Тенгоборский, Мордвинов, князь Друцкой-Любецкий, князь Меншиков, Киселев – все это были недоброжелатели или прямо враги Канкрина, по разным соображениям и мотивам подкапывавшиеся под него. С другой стороны, все, кто нуждался в деньгах и имел сильную руку при дворе, старались поколебать положение такого министра финансов, который беспощадно урезывал все незаконные расходы. Однако все эти попытки свергнуть министра ни к чему не приводили, потому что даже при желании заменить его кем-нибудь другим такая попытка должна была казаться слишком рискованной. Император Николай, видимо, понимал, что как ни тяжел и неудобен Канкрин во многих отношениях, лучшего министра финансов он не найдет. Мордвинов писал обстоятельную критику на каждую роспись министра финансов. Руководствуясь благими намерениями, но редко выходя из области чисто теоретической и постоянно требуя довольно рискованных опытов на основании того принципа, что и “казенная копейка должна гореть”, он старался доказать, что Канкрин управляет финансами нецелесообразно, что можно было бы достигнуть лучших результатов. Император делал на его записках надпись, что во всей этой критике видно лишь одно “опорочивание министра финансов”. Князь Друцкой-Любецкий то и дело доказывал, что финансовая система Канкрина несостоятельна, но он оказывался бессильным заменить ее на практике более целесообразной и дельной. Князь Меншиков не скупился на едкие остроты по адресу Канкрина, и эти остроты переходили из уст в уста при дворе, в столице и по всей России. Меншиков не щадил даже больного Канкрина. Встречаясь на Невском со знакомыми, сообщавшими ему, что известия о болезни Канкрина гораздо благоприятнее, он отвечал: “А до меня дошли самые худые вести: ему, говорят, лучше”. Гуляя по набережной Невы и видя, что матросы несут дрова на пароход, предназначенный для отъезда Канкрина за границу, он спрашивает их: “К чему эти дрова?” – “Топить пароход г-на министра финансов”. – “Вы бы лучше, – острит Меншиков, – затопили его, когда министр финансов будет на нем”. Наконец после отставки Канкрина Меншикову удалось попасть в финансовый комитет вместе с графом Левашовым и князем Друцким-Любецким. Тут великий князь Михаил Павлович отплатил Меншикову за его остроты против Канкрина. “Мы разменяли Канкрина на мелкую монету”, – заметил он. Но Меншиков не остался в долгу. “Теперь по крайней мере мы знаем, – ответил он, – что стоит немец в России: двух русских и одного поляка”.

Впрочем, надо сказать, что Канкрин сам умел постоять за себя. Намекая на своих недоброжелателей, он однажды сказал: “Ругают такого-то государственного человека за то, что его встречаешь на всех обедах, балах, спектаклях и что у него нет времени заниматься делами; а я скажу: слава Богу! Другого хвалят: вот настоящий государственный человек; нигде не встретишь его; целый день сидит в кабинете и занимается делами; а я скажу: избави Боже!” Под первым государственным человеком Канкрин, вероятно, подразумевал Меншикова, под вторым – Друцкого-Любецкого. В государственном совете он то и дело сражал своих противников едкими и остроумными выходками. Так, например, министр юстиции, граф Панин, пожелал назначить ко всем начальникам отделений помощников-редакторов на том основании, что у начальников отделений не хватает времени обрабатывать слог, да и не все они хорошие стилисты. Большинство министров отнеслось в государственном совете к этому предложению весьма сочувственно, думая воспользоваться им и для своих ведомств. Но Канкрин, предвидя значительный денежный расход, воспротивился и едко спросил: “Не лучше ли в таком случае назначить самих редакторов начальниками отделений?” Последовал общий шумный протест. Тогда Канкрин сказал: “Несколько лет тому назад Сперанский также потребовал помощников-редакторов. Я ему сказал то, что говорю и вам теперь. Он, как умный человек, согласился со мной, а вы, братушки мои, как себе хотите”.

Понятно, что такими выходками Канкрин увеличивал число своих врагов. Но император Николай по большей части держал сторону Канкрина. В конце концов он занял такое влиятельное положение, так удачно справлялся со своими недоброжелателями и так успешно отражал все покушения на казенный сундук, что в обществе, светских и придворных кругах установилось общее убеждение в невозможности добиться через Канкрина каких-либо подачек из казенных денег. Тогда начали действовать через императора. Очень характерны в этом отношении письма Пушкина к Афанасию Николаевичу Гончарову, деду его жены, Натальи Николаевны. В одном из них он пишет:

“Осмелюсь повторить вам то, что я говорил Золотову: главное дело – не вооружить против себя Канкрина, а никак не вижу, каким образом вам без него обойтиться. Государь, получив просьбу вашу, отдаст ее непременно на рассмотрение министра финансов; а министр, уже раз отказавши, захочет и теперь поставить на своем. Временное вспоможение (двумя или тремястами тысяч), хотя вещь и затруднительная, но все легче, ибо зависит единственно от произвола государева”.

Такие попытки обойти Канкрина встречались сплошь и рядом, но они по большей части успеха не имели. Канкрин был неумолим, а государь чувствовал, что если будет вмешиваться в дела, то потеряет незаменимого министра, которого, как выразился Кутузов, и за миллионы приобрести нельзя. Но подчас государю было трудно мириться с неумолимостью Канкрина. Так, когда Киселев стал приобретать доверие государя и решено было образовать министерство государственных имуществ, нередко происходили столкновения между государем и Канкриным. Киселев хотел распоряжаться совершенно бесконтрольно доходами с государственных имуществ, а Канкрин этого не допускал. Еще до образования нового министерства начались пререкания. Киселев хотел завладеть домом департамента государственного казначейства, но Канкрин и этому решительно воспротивился, оберегая интересы своих недостаточно обеспеченных чиновников, имевших в этом доме казенные квартиры. На поданной по этому поводу Канкриным записке государь написал: “Заключаю, что не хотите уважить как мне, так и новому моему учреждению”.

Однако в общем, повторяем, государь уступал Канкрину и позволял ему многое, чего он не позволял ни одному из своих приближенных. За громадные услуги, оказанные Канкриным нашему финансовому хозяйству, за бесконечные миллионы, сбереженные им в течение его долголетней деятельности, он получил, как видно из его формулярного списка, два имения в аренду: одно в Курляндии на 50 и другое в Киевской губернии на 12 лет и 30 тысяч десятин в Бессарабии в потомственное владение. Кроме того, ему выдано в разное время деньгами, независимо, конечно, от министерского содержания, 440 тысяч руб. серебром. Сам Канкрин в одном из своих путевых дневников говорит, что он приехал в Россию бедным человеком, а “уезжает теперь из нее если не богатым, то достаточным”. Но другие приближенные Николая Павловича награждались щедрее, особенно если принять во внимание, что они не отличались такой безупречной честностью, какой отличался Канкрин. Смело можно сказать, однако, что ни к кому из них Николай Павлович не относился с таким уважением, как к Канкрину. Это уважение проявлялось даже в мелочах. Канкрин почти никогда не выпускал изо рта дешевой сигары отечественного производства или трубки, из которой он курил вакштаф или кнастер. В интимном разговоре с Дибичем, героем турецкой кампании 1829 года, он ему заметил, что его несчастная привычка к табаку очень его стесняет во время докладов у государя. Дибич рассказал об этом Николаю Павловичу, и вот в первый же после этого доклад к Канкрину выходит императрица Александра Федоровна с зажженной свечой в одной руке и с трубкой, набитой кнастером, в другой и, подавая ее Канкрину, говорит: “Церемонии по отношению к такому заслуженному государственному деятелю, как вы, неуместны”. С тех пор Канкрин постоянно один курил в присутствии Николая Павловича, который, как известно, сам не курил и терпеть не мог, когда курили в его присутствии. В другой раз, когда Канкрин определил одного из своих сыновей в пажеский корпус, ему было объявлено от имени императора, что его сын принимается туда на казенный счет. По этому поводу сохранилось письмо Канкрина к военному министру Чернышеву, в котором значится:

“Будучи поставлен щедротами государя императора в возможность пещись сам о воспитании моих детей, я желал бы, чтобы назначенная на воспитание моего сына сумма была обращена для другого, более нуждающегося в таковом пособии”.

Это было как бы ответом на поступок Николая Павловича. Когда сгорел Зимний дворец, Канкрин, чтобы утешить государя и предвидя огромные расходы по отстройке дворца, явился к нему и вызвался выдать из государственного казначейства несколько миллионов, но в то же время просил поручить ему работы, так как он исполнит их дешевле подрядчиков. Государь отклонил предложенные деньги, но Канкрина назначил членом комиссии по отстройке дворца, заметив ему, что он не может доверить своих денежных интересов более надежному человеку.

Приведем еще для характеристики отношений между Николаем Павловичем и Канкриным следующий документ. Больного Канкрина однажды потревожили ночью для незначительной справки будто бы по высочайшему повелению. По этому поводу государь обратился к Канкрину со следующим письмом:

“Сегодня только узнал я, любезный Егор Францевич, что нехотя я был причиною одного обстоятельства, которое справедливым образом должно было вас огорчить. Не видав вас столь долго, лишен я был возможности условиться с вами о намерении моем ближе узнать порядок дел департамента государственных имуществ, для чего полагал начало года самым удобным временем. Приказав С. С. Танееву уведомить вас о сем намерении, мне и в мысль не приходило, чтобы для сообщения сего стали вас тревожить без всякой нужды среди ночи, тогда как ничто не мешало исполнить сие в обыкновенное время, но так как начальник отвечать должен за своих подчиненных, то я охотно принимаю грех на себя и винюсь искренно пред вами в невольной вине. Но не менее того вы должны были принять сие странное объявление моей воли как некий знак неудовольства моего, и это всего бы мне было прискорбнее. Вы, надеюсь, знаете с давних времен мое к вам уважение; одиннадцать лет наших личных сношений обратили оное, могу сказать по истине, в искреннюю к вам дружбу и благодарность, – и в этом ли расположении к вам мог бы я решиться нанести вам какую-либо неприятность? Надеюсь, что вы меня довольно хорошо знаете, чтоб к моим слабостям и недостаткам не причитать гнуснейшего из всех пороков – неблагодарности. Надеюсь, что после сего чистосердечного объяснения удалось мне рассеять в вас тень сомнения в тех искренних чувствах дружбы и признательности, с которыми навсегда пребуду к вам искренно доброжелательный Н. – 5 января 1837”.

Надо заметить, что это письмо относится к тому времени, когда учреждалось министерство государственных имуществ, когда Киселев начал пользоваться особенным расположением государя, и вместе с тем у Канкрина могло зародиться сомнение, что его деятельность не встречает уже прежнего сочувствия.

Между тем Канкрин именно в это время подготовлялся к одной из серьезнейших реформ, к восстановлению у нас металлического обращения, доставившему его имени наибольшую славу, хотя, как мы видели, его деятельность и помимо этой реформы увековечила бы навсегда его имя в истории нашей государственной жизни. Однако прежде чем очертить эту знаменитую реформу Канкрина, мы должны еще отметить, что, несмотря на свои трудные и сложные обязанности, он находил время заниматься и литературой, правда сравнительно мало, так как за все время управления министерством финансов он написал один лишь труд также на немецком языке, как все прочие свои сочинения. Книга эта озаглавлена: “Элементы прекрасного в зодчестве” (“Die Elemente des Schonen in der Baukunst”) и появилась в Петербурге в 1836 году. Сам автор в своих путевых дневниках говорит, что книга эта не имела успеха, потому что вопрос обсуждался в ней слишком отвлеченно. Но мы заметим, что в книге разбросано очень много метких, дельных и подчас глубоких замечаний. Это наводит нас на разъяснение еще одной характерной черты даровитой натуры Канкрина. Несмотря на небрежность в костюме, на мало изящную внешность, на ум, преимущественно направленный к удовлетворению практических требований, несмотря даже на то, что Канкрин почти всю свою жизнь посвятил бесконечным вычислениям, расчетам, он был в то же время натурою и художественною, во всяком случае тонко воспринимал красоту во всех ее проявлениях. Говорят, что он был большим любителем женской красоты и считал себя знатоком в этом деле, хотя в то же время был примерным семьянином, любящим и любимым мужем и отцом. Кроме того, он любил поэзию. В редкие часы отдыха он охотно беседовал с писателями; Жуковский и Крылов часто бывали у него, хотя он жил вообще затворником; бывал у него и Пушкин. Многие литераторы служили под его начальством. Назовем для примера князя Вяземского, Бенедиктова, А. К. Жуковского (Бернета), который, помнится, почти двадцать лет после смерти Канкрина отзывался о нем в беседах со мною в таком восторженном тоне, как будто Канкрин был жив еще вчера. Его пристрастие к поэзии доходило до того, что, когда под старость разговор заходил об его преемнике и перечислялись всевозможные кандидаты, он мысленно устранял некоторых из них, говоря, что они не могут быть хорошими министрами финансов, так как в поэзии ничего не смыслят. Кроме того, мы уже видели, что Канкрин начал свою литературную деятельность с романа, писал театральные рецензии, а затем во время управления министерством писал и беллетристические вещи, – повести и рассказы, которые появились под общим заглавием “Фантазии слепого” в Берлине в год смерти автора. По поводу этих “Фантазий” рассказывают, что Канкрин, будучи в Берлине, разговорился о них с г-жою Паальцовой, известной немецкой беллетристкой, романы которой имели тогда небывалый успех, просил ее прочесть, как он выразился, эти “пустячки” и высказать о них свое мнение. По прочтении “Фантазий” г-жа Паальцова, встретившись с Канкриным, дипломатично воскликнула: “Теперь только я вполне поняла, почему ваша жена так любит вас!” Но этот приговор слишком строг. “Фантазии” Канкрина, конечно, не могли иметь такого успеха, как сенсационные романы г-жи Паальцовой, но они представляют несомненный интерес: много в них оригинальных и глубоких мыслей, и, кроме того, они бросают довольно яркий свет на душевную жизнь такого замечательного человека, каким был Канкрин.

Его художественное настроение проявлялось также в его речах: он так и сыпал образами, метафорами, меткими сравнениями и сопоставлениями. Сухая, отвлеченная речь была ему несвойственна. В полемике он донимал, сражал противника сарказмом, в основании которого лежало всегда меткое, образное сравнение, иногда грубое, тривиальное, скабрезное, но почти всегда приводившее к желанной цели. Он в этом отношении даже нисколько не стеснялся в заседаниях государственного совета и весьма часто ловким сопоставлением поднимал своих противников на смех и заставлял их умолкнуть. Ходит масса анекдотов по этому поводу. Приведем здесь один, чтобы охарактеризовать манеру Канкрина. Как-то Канкрин жаловался императору Николаю в присутствии многих членов государственного совета на неудобства нового наказа губернаторам, в обсуждении которого сам Канкрин принимал участие. Государь спросил его, почему он не возражал против наказа во время его обсуждения?

– Ваше величество, – ответил Канкрин, – читали так скоро, точно охотились за бекасами: параграфы, как бекасы, летели во все стороны. Один, другой подметил и подстрелил на лету, а прочие пролетели мимо.

Это образная и меткая характеристика законодательных работ государственного совета, конечно, не увеличила число друзей Канкрина, тем более, что он иногда прибегал к сравнениям, которые выставляли его противников просто в смешном виде. Многие из его острот неудобны в печати. Но великий князь Михаил Павлович весьма справедливо заметил, что Канкрин “даже в своей поль-де-коковщине всегда остается государственным человеком”.

Его художественными наклонностями и эстетическим вкусом объясняется и то обстоятельство, что он питал страсть к зодчеству. Ему, видимо, хотелось украсить русскую столицу изящными зданиями, хотя и тут в нем одновременно сказывался и практик, и эстетик. Одно стремление мешало другому, но в то же время они придали всем его постройкам своеобразный характер. Их немало. Технологический и Лесной институты носят один и тот же характер и составляют монументальные постройки, представляющие собой как бы целые самостоятельные селения, отделенные от всех соседних построек. Красота, удобство, гигиенические соображения, – все тут соединено. Здание биржи несомненно красиво. То же можно сказать и относительно собора Смольного монастыря, оставленного недоконченным знаменитым архитектором графом Растрелли и завершенного Канкриным. Прекрасный каменный пол и перила у алтаря задуманы и выполнены под непосредственным наблюдением Канкрина. Он же разбил сквер у биржи, устроил парк при Петропавловской крепости, привел Петровский остров в благоустройство, создал центральную физическую обсерваторию в Петербурге с ее многочисленными провинциальными отделениями, задумал и осуществил заведение минеральных вод. Вообще он много заботился о красоте нашей столицы и об удобствах ее жителей. Ему первому принадлежит мысль об устройстве в Петербурге водопроводов с проведением невской воды при помощи паровых двигателей на все главные площади. Эта мысль возникла у него в то время, когда император Николай задумал воздвигнуть московские триумфальные ворота, сооруженные также под непосредственным наблюдением Канкрина. Но Канкрин хотел сперва устроить водопровод, как предприятие более необходимое; однако государь на это не согласился.

Не менее страстно любил Канкрин музыку. Он сам играл на скрипке. Посетители Летнего сада нередко слышали летом упражнения министра финансов, которые он позволял себе в минуты отдыха. Вот что рассказывает по этому поводу в своих воспоминаниях сын одного из чиновников Канкрина:

“В Летнем-то дворце отец мой очень часто бывал у министра с докладом в мае и июне 1826 года. По окончании доклада Канкрин любил рассуждать с отцом о музыке... Это доводило иногда Егора Францевича до такого увлечения, что он брался за скрипку и выделывал на ней какой-нибудь пассаж... Дня за два до отъезда нашего из Петербурга в Орел через Москву Егор Францевич пригласил отца моего к себе на вечернюю беседу, дал ему много специальных и технических наставлений по предметам, сопряженным с его новою должностью; но не утерпел страстный музыкант и разыграл с моим отцом какой-то дуэт на скрипках. “Фи, батушка, любите и понимаете музыку; это мне ручательство за вас и за ваше дело”. Засим Канкрин поцеловался и простился с моим отцом”.

Впоследствии, когда Канкрин усиленными трудами расстроил себе зрение, он играл на скрипке в темной комнате. Его тонкое музыкальное чутье нашло себе ясное выражение в его путевых дневниках. Приведем несколько выдержек.

“Сегодня мы были на “Пуританах”. Музыка этой оперы признается всеми хорошей, но в общем такая опера – абсурд... Истинно музыкальное! Большие музыкальные творения мне иногда представляются красноречивою, очень грамматическою, последовательною, обработанною и риторическою речью, основному смыслу которой, однако, не достает глубокой, новой, задушевной мысли... Я не могу примириться с серьезными операми; хорошее оперное либретто должно быть взято из мира сказочного... Вечером мы были на “Тите” Моцарта с его оригинальными речитативами. Это – мощная музыка, и тут речитативы производят действительно музыкальное впечатление”.

Как метко охарактеризованы в этих словах многие большие оперы с их напускною деланностью и отсутствием серьезного музыкального содержания, как верно замечание, что либретто всякой оперы должно быть взято из сказочного мира (в этом отношении Канкрин предрешает мысль Вагнера), как правильно оценены красоты моцартовской оперы. Словом, повторяем, у Канкрина было много эстетического чутья, и это соединение в нем художественных наклонностей с чрезвычайно трезвой и практической мыслью составляет особенность его столь даровитой натуры.

Из книги Бирон автора Курукин Игорь Владимирович

Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности. М. М.

Из книги Настоящая книжка Фрэнка Заппы автора Заппа Фрэнк

ГЛАВА 9. Глава для моего отца На военно-воздушной базе Эдвардс (1956–1959) у отца имелся допуск к строжайшим военным секретам. Меня в тот период то и дело выгоняли из школы, и отец боялся, что ему из-за этого понизят степень секретности? а то и вовсе вышвырнут с работы. Он говорил,

Из книги Моя профессия автора Образцов Сергей

Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально

Из книги Бутлеров автора Гумилевский Лев Иванович

Глава пятая ГЛАВА ШКОЛЫ РУССКИХ ХИМИКОВ

Из книги Даниил Андреев - Рыцарь Розы автора Бежин Леонид Евгеньевич

Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА Адриан, старший из братьев Горбовых, появляется в самом начале романа, в первой главе, и о нем рассказывается в заключительных главах. Первую главу мы приведем целиком, поскольку это единственная

Из книги Мои воспоминания. Книга первая автора Бенуа Александр Николаевич

ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера Приблизительно через месяц после нашего воссоединения Атя решительно объявила сестрам, все еще мечтавшим увидеть ее замужем за таким завидным женихом, каким представлялся им господин Сергеев, что она безусловно и

Из книги Петербургская повесть автора Басина Марианна Яковлевна

«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ» О личности Белинского среди петербургских литераторов ходили разные толки. Недоучившийся студент, выгнанный из университета за неспособностью, горький пьяница, который пишет свои статьи не выходя из запоя… Правдой было лишь то, что

Из книги Записки гадкого утёнка автора Померанц Григорий Соломонович

Глава Десятая Нечаянная глава Все мои главные мысли приходили вдруг, нечаянно. Так и эта. Я читал рассказы Ингеборг Бахман. И вдруг почувствовал, что смертельно хочу сделать эту женщину счастливой. Она уже умерла. Я не видел никогда ее портрета. Единственная чувственная

Из книги Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом автора Жуков Андрей Валентинович

Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр Обстоятельства последнего месяца жизни барона Унгерна известны нам исключительно по советским источникам: протоколы допросов («опросные листы») «военнопленного Унгерна», отчеты и рапорты, составленные по материалам этих

Из книги Страницы моей жизни автора Кроль Моисей Ааронович

Глава 24. Новая глава в моей биографии. Наступил апрель 1899 года, и я себя снова стал чувствовать очень плохо. Это все еще сказывались результаты моей чрезмерной работы, когда я писал свою книгу. Доктор нашел, что я нуждаюсь в продолжительном отдыхе, и посоветовал мне

Из книги Петр Ильич Чайковский автора Кунин Иосиф Филиппович

Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ Теперь мне кажется, что история всего мира разделяется на два периода, - подтрунивал над собой Петр Ильич в письме к племяннику Володе Давыдову: - первый период все то, что произошло от сотворения мира до сотворения «Пиковой дамы». Второй

Из книги Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества автора Соловьев Владимир Исаакович

Из книги Я, Майя Плисецкая автора Плисецкая Майя Михайловна

Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ Так вот она – настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Мандельштам Все злые случаи на мя вооружились!.. Сумароков Иногда нужно иметь противу себя озлобленных. Гоголь Иного выгоднее иметь в числе врагов,

Из книги автора

Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним

Из книги автора

Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском) Вопрос о том, почему у нас не печатают стихов ИБ – это во прос не об ИБ, но о русской культуре, о ее уровне. То, что его не печатают, – трагедия не его, не только его, но и читателя – не в том смысле, что тот не прочтет еще

Из книги автора

Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ Какое название дать этой главе?.. Рассуждаю вслух (я всегда громко говорю сама с собою вслух - люди, не знающие меня, в сторону шарахаются).«Не мой Большой театр»? Или: «Как погиб Большой балет»? А может, такое, длинное: «Господа правители, не

Егор Францевич Канкрин- 4-й министр финансов России, государственный деятель и писатель.

Семья

Родился 27 ноября 1774 года в городе Ханау. Отец - Франц Людвиг Канкрин, получив выгодное предложение от Российского правительства, переехал жить в Россию, но сына оставил на Родине. Впоследствии женился на Екатерине Захаровне Муравьевой, которая родила ему двоих сыновей - Александра и Валерьяна.

Образование

Образование Канкрин получил в Германии, в основном интересовался и изучал юридические науки. Обучался в Гессенском и Марбургском университетах, закончив обучение в 1794 году.

Начальная карьера

В 1797 году Канкрин приезжает в Россию к отцу, и сразу назначается его помощником. Поссорившись с отцом, он долгое время перебивался на мелких должностях, работал бухгалтером у скупщика, не брезговал никакой низкой работой. Настоящим шансом выбиться в люди для него стала война 1812 года, там, поступив в штаб, он быстро обратил на себя внимание высшего начальства, в том числе и самого императора, потому что был человеком честным и умным.

Начав заведовать продовольствием одной части, он вскоре был переведен на должность генерала-провиантмейстера всей Российской армии. И справлялся со своей должностью блестяще, не нашлось подобного ему и в союзнической армии, поэтому за советом все обращались к Канкрину. За свои достижения во время войны Канкрин получил звания генерал-лейтенанта.

Работа в министерстве

В 1822 году министра финансов Гурьева после громкого скандала снимают с должности, и на его место Александр, по рекомендации , ставит Канкрина. В начале пребывания на посту министра финансов, Канкрин совершенствовал и управлял таможенными тарифами. В 1822 году при содействии Канкрина выходит новый тариф, который немного ущемлял свободную торговлю.

Как дальновидный человек, Канкрин понимал, что на тот момент Россия не может, позволить себе попасть под влияние иностранной торговли. Кроме того, он увеличивал пошлины, считая, что именно с таможни можно выжать значительные средства для восстановления государственной казны, которая к тому времени находилась в упадке. И уже в первые годы его правления это дало свои результаты, внеся в казну вместо 11 млн рублей 26 млн рублей серебром.

В отличие от своего предшественника Гурьева, Канкрин был против различных займов, под огромные проценты. Он не раз говорил о том, что собирается улучшать не состояние казны, а благосостояние народных масс. Поэтому проводил политику жесткой экономии, запрещал займы, а самое главное не позволял поднимать налоги. Так, он обрел себе немало врагов среди чиновников, но это его никогда не смущало.

Денежная реформа Канкрина

Главным достижением 4-го министра финансов стала его денежная реформа. Она привела к девальвации ассигнаций, но Канкрин ставил совсем другую цель. В то время курс рубля колебался, и даже имелось несколько курсов. И больше всего страдали от этого крестьяне, потому что их простонародный курс сильно отличался от казенного, выходило, что они продавали товары по низкой цене, а подати платили по очень высокой.

Канкрин решил создать единый курс, в июне 1839 года выходит закон о том, что все сделки должны осуществляться по одному курсу, так он положил конец плутовству среди мошенников, и улучшил положение крестьян. Но главным плюсом, денежной реформы стал ввод бумажных денег, в первый же год в казну на серебро было выменяно 27 млн рублей бумажными деньгами, которые по курсу были равны серебряному рублю.

Затем совместно с он выпустил кредитные карты, которые также быстро были введены в оборот. Вся операция по замене серебра на бумажные деньги прошла успешно. И имя Канкрина навсегда было связано с денежной реформой в России.

Вывод

Канкрин остался в памяти как талантливый финансист и общественный деятель, пробыв на посту министра финансов срок с 1822 по 1844 года, единственный человек, который продержался такой продолжительный промежуток времени. Умер в 1845 году, через год после отставки, о которой просил царя еще в 1840 году.

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Р. И. Сементковский
Е. Ф. Канкрин
Его жизнь и государственная деятельность
Биографический очерк
С портретом Канкрина, гравированным в С.-Петербурге К. Адтом

“Фарисей благодарит Бога за то, что у него больше, чем у других, и успокаивается на этом, но у меня сердце обливается кровью: все еще существуют рабы, крепостные, ирландские крестьяне, английские фабричные рабочие и пролетарии более или менее везде... Я сделал что мог”.

Канкрин

Введение

Граф Егор Францевич Канкрин признается самым замечательным из русских министров финансов. Эту славу он приобрел недаром. Достаточно указать на две его заслуги, чтобы понять, какое громадное значение он имел для русской государственной и народной жизни: во-первых, благодаря его финансовым и административным способностям, Отечественная война – эта грандиозная катастрофа в жизни русского народа – обошлась в денежном отношении неимоверно дешево, и поэтому графа Канкрина несомненно следует причислить к героям нашей Отечественной войны наряду с теми героями, которые на полях битвы стяжали себе благодарность потомства; во-вторых, он совершил то, чего не удалось совершить ни до, ни после него ни одному из русских министров финансов: он восстановил денежную нашу систему, расстроенную до последней крайности и вызывавшую бесчисленные жертвы в народном хозяйстве, – восстановил ценность нашего рубля после беспримерного его падения. Этих двух заслуг было бы достаточно, чтобы увековечить его имя в русской истории. Но его жизнь и деятельность чрезвычайно интересны и глубоко поучительны еще и в других отношениях. Граф Канкрин жил и действовал в такое время, когда личная инициатива играла весьма слабую роль, когда, казалось, весьма трудно было занимать на государственной службе видный пост и при этом сохранить полную свою самостоятельность. В этом отношении Канкрин представляет собой деятеля совершенно исключительного. В николаевское время он не только остался верен себе с начала до конца, ни на йоту не изменил своим убеждениям, но сумел добиться их торжества в жизни, не подчиняясь никому, а, напротив, заставляя других подчиняться себе. Глубокая поучительность жизни и деятельности Канкрина выяснится еще более, если мы прибавим, что он в течение всей своей жизни боролся не из-за личных выгод, а для идеи, для народной пользы, как он ее понимал, и никогда не прибегал к каким бы то ни было недостойным приемам, к лести, интригам. Напротив, он всегда был правдив и честен не только в целях, которые преследовал, но и в средствах, которые применял. С этой точки зрения Канкрина можно назвать идеальным деятелем. Когда он был министром финансов, все подкапывались под него, все против него интриговали: этим интригам и козням он противопоставлял дело, и этот аргумент оказался столь непреложным и сильным, что Канкрин сохранил свое влиятельное положение до той минуты, когда старость и болезнь вычеркнули его из рядов работников на пользу народную. Все это заставляет нас причислить Канкрина к замечательнейшим деятелям первой половины XIX века. Он был не только выдающимся министром финансов, но и цельным характером в лучшем значении этого слова, никогда не вступавшим в сделки со своею совестью и горячо, по своему разумению, защищавшим благо народа. В этом отношении личность его заслуживает особенного внимания: политические, экономические и финансовые его теории во многом оказавшиеся несостоятельными, были уже несостоятельны в его время и поэтому могут быть без всякого вреда для потомства забыты; его экономическая деятельность, основанная на этих теориях, также оказывается несостоятельной во многом, хотя в других отношениях она, как мы видели, и дала блестящие результаты; но его преданность народному делу, его умение служить ему, его выдержка, поистине заслуживающая названия железной, приемы, при помощи которых он добивался своей цели в самое трудное и неблагоприятное для проявления личной инициативы время, будут еще долго, если не всегда, служить достойным подражания примером. Если же принять еще во внимание, что он был иностранец и до конца своей жизни даже не научился правильно писать и говорить по-русски, то деятельность его представится нам поучительной еще и в другом отношении: мы увидим, что может сделать для России даже человек, лишенный чувства патриотизма в физиологическом значении этого слова, когда его воодушевляет идея народного блага, когда он умеет служить ей и готов жертвовать для нее всеми другими интересами. Вот с этой точки зрения я и постараюсь познакомить читателей с жизнью и деятельностью Егора Францевича Канкрина.

Представить полную его характеристику в тесных рамках общедоступной биографии – задача нелегкая. Канкрин ждет еще своего биографа: ему в этом отношении посчастливилось меньше, чем Сперанскому и Мордвинову, нашедших себе более или менее компетентных биографов. Жизнеописания Канкрина, весьма немногочисленные, отличаются краткостью, односторонностью, скудостью данных. Чтобы ознакомить читателей с литературою этого вопроса и дать им возможность ориентироваться в ней, мы коснемся здесь тех трудов, которыми мы сами пользовались при составлении этого биографического очерка. Первое место тут занимают, понятно, сочинения самого Канкрина. Мы приводим их в хронологическом порядке, потому что до сих пор полного списка их в нашей литературе нет.

1. Dagobert, eine Geschichte aus dem jetzigen Freiheitskriege, в двух частях, Altona, 1797 и 1798 (“Дагобер, роман из теперешней войны за освобождение”).

2. Fragmente uber die Kriegskunst nach Gesichtspunkten der Militarischen Philisophi, St.-Petersburg, 1809; второе издание вышло в Брауншвейге (“Отрывки, касающиеся военного искусства с точки зрения военной философии”).

3. Weltreichrum, Nationalreichtuin und Staatswirtschaft, Munchen, 1821 (“Мировое богатство, национальное богатство и государственное хозяйство”).

4. Ueber die Militar-Oekonomie im Frieden und Kriege und ihr Wech-selverhaltniss zu den Operationen, St.-Petersburg, 1820 – 1823 (“О военной экономии во время мира и войны и ее отношении к военным операциям”).

5. Die Elemente des Schonen in der Baukunst, St.-Petersburg, 1836 (“Элементы прекрасного в зодчестве”).

6. Phantasiebilder eines Blinden, Berlin, 1845 (“Фантазии слепого”).

7. Die Oekonomie der menschlichen Gesellschaft und das Finanzwesen, von einem ehemaligen Finanzminister, Stuttgart, 1845 (“Экономия человеческого общества и финансов, соч. бывшего министра финансов”. Это единственное сочинение Канкрина, под предисловием которого поставлена фамилия автора).

8. Aus den Reisetagebuchern des Grafen Kankrin. Aus den Jahren 1840 – 1845. Mit einer Lebensskizze Kankrin"s, herausgegeben von A. Grafen Keyserling, Braunschweig, 1865 (“Из путевых дневников графа Канкрина 1840 – 1845 гг. с биографическим очерком Канкрина. Издание графа А. Кейзерлинга”).

9. Im Ural und Altai. Brifewechsel zwischen A. Humboldt und dem Grafen Kankrin, aus den Jahren 1827 – 1832, Leipzig, 1869 (“На Урале и Алтае, переписка между А. Гумбольдтом и графом Канкриным, 1827 – 1832”).

10. Из числа более обстоятельных записок, составленных Канкриным, особенного внимания заслуживают: a) “Recherches sur Torigine et Tabolition du vasselage ou de la feodalite des cultivateurs, surtout en Russie”, 1816 (“Исследование о происхождении и отмене крепостного права, или зависимости земледельцев, особенно в России”. “Русский архив” за 1865); б) Записка “относительно походов против турок от 21-го августа 1819 г.”. “Военный сборник”, т. 99; в) “Замечания министра финансов графа Канкрина” на проект учреждения для управления губернии 1825 г. в “Материалах, собранных для комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений”, 1870, ч. 1.

Во всей русской и иностранной литературе существует только одно сколько-нибудь обстоятельное жизнеописание Канкрина, составленное его зятем, графом Кейзерлингом. Оно изложено на пятидесяти страницах, разгонисто напечатанных, и, конечно, несколько односторонне, так как принадлежит близкому родственнику. К тому же оно неполно: объять и оценить обширную научную, литературную и государственную деятельность Канкрина на немногих страницах немыслимо. Биография графа Кейзерлинга помещена, как указано, в виде предисловия к путевым дневникам самого Канкрина. Краткое извлечение из этой биографии с немногими дополнениями читатель найдет в “Русском архиве” за 1866 год. Вторая, несколько более подробная, оценка деятельности графа Канкрина (но не биография) принадлежит неизвестному автору и помещена в “Journal de St. Petersbourg” за 1860 год (№ 137 – 143) под заглавием “George Cancrine”. Наконец третья, опять-таки очень краткая, биография вошла в книги г-на Скальковского: “Наши государственные и общественные деятели” и “Les ministres des finanses de la Russie”, 1891 года, пользовавшегося преимущественно двумя первыми жизнеописаниями с присоединением весьма неполных данных из наших исторических журналов. Все остальные жизнеописания Канкрина (“Очерк жизни и деятельности графа Канкрина”, СПб., 1866 г., и разные некрологи и статьи, помещенные в русских журналах и газетах: в “Библиотеке для чтения” за 1864 год, в “Отечественных записках” за 1865 и 1866 годы, в “Иллюстрированной газете” за 1866 год, во “Всемирной иллюстрации” за 1874 год, в “С.-Петербургских ведомостях” за 1865 и 1866 годы, в “Русском архиве” за 1867 год, в “Деятельности” за 1868 год и т.д.) не содержат почти никаких новых данных или соображений, кроме тех, которые встречаются в вышеупомянутых биографиях. Отсюда видно, как неполна работа по освещению жизни Канкрина. Оценка его финансовой деятельности, в частности, имеет более обширную литературу, но и она должна быть признана весьма недостаточной. Внимательное чтение по возможности всех журнальных и газетных статей, посвященных этому вопросу, убедило нас, что при критике финансовой деятельности Канкрина имелись главным образом в виду только две точки зрения: одни осуждали, другие хвалили Канкрина за его протекционные стремления. С этой стороны и писали преимущественно о Канкрине. Вопрос о восстановлении металлического обращения имеет также очень скромную литературу. Самый полный труд принадлежит остзейскому немцу, г-ну Шмидту. Это – его магистерская диссертация: “Das russische Geldwesen wahrend der Finanzverwaltung des Grafen Cancrin”1
“Русские финансы во времена финансового правления графа Канкрина” (нем.).

СПб., 1875 г. Затем мы можем указать на статью проф. Бунге: “Мысли графа Канкрина о бумажных деньгах”, помещенную в “Русском вестнике” за 1864 год, и на общие исследования по нашему денежному обращению (Горлова, Кауфмана, Гольдмана, Безобразова, Бунге, Брикнера и др.). Совершенно не разработан вопрос о деятельности Канкрина по продовольствованию нашей армии во время Отечественной войны. Эта деятельность, доставившая Канкрину видное место в ряду наших администраторов, осталась покрытой густым мраком. Наконец ни один из биографов графа Канкрина не попытался еще сколько-нибудь всесторонне осветить общее его миросозерцание и его личность, представить объективную ее характеристику, так что приходится собирать отрывочные данные, разбросанные понемногу везде, чтобы составить себе более или менее ясное представление о личных качествах и недостатках этого выдающегося русского государственного деятеля первой половины XIX века. Попытаемся же объединить все эти материалы и, устранив из них все непроверенное или очевидно ложное, представить, насколько возможно, полную характеристику жизни и деятельности самого замечательного из русских министров финансов.

Глава I

Происхождение Канкрина. – Его отец. – Детство и студенческие годы. – Роман Канкрина. – Его приезд в Россию. – Жизненные невзгоды. – Канкрин и Аракчеев. – Кто, собственно, составил план кампании 1812 года. – Назначение Канкрина генерал-интендантом

Канкрин родился 16 ноября 1774 года, хотя он сам праздновал день своего рождения 26 ноября, соединяя его с именинами. Родиной его был немецкий городок Ганау в тогдашнем Гессенском курфюршестве. О происхождении Канкрина существуют две версии: Вигель в своих “Воспоминаниях”, Рибопьер в своих “Записках”, Дизраэли в своем знаменитом романе “Coningsby” приписывают ему еврейское происхождение; Вигель даже прямо утверждает, что дед его был ученый раввин. На самом деле Канкрин был не еврей, а немец. Дед его был горным чиновником, предки – пасторами и офицерами. Догадка о еврейском происхождении Канкрина сложилась, вероятно, отчасти вследствие естественной склонности евреев причислять к своим соплеменникам кого только можно, отчасти вследствие того, что Канкрин действительно соединял в себе много характеристических черт еврейского племени: у него был живой темперамент, чрезвычайно острый ум, он любил науку и литературные занятия и в то же время отлично уяснял себе требования реальной жизни, был чрезвычайно практичен, расчетлив и вместе с тем увлекался поэзией, искусством, любил прекрасное во всех его проявлениях, а сам производил далеко не эстетическое впечатление как своими резкими, угловатыми манерами, так, главным образом, небрежностью в костюме.

Отец его, Франц Людвиг Канкрин, был очень видным деятелем своего времени, хотя и в узкой только специальности. Его сочинения по технологии, архитектуре, горному делу, юридическим вопросам составляют маленькую библиотеку, – так они многочисленны. Из них некоторые сохранили значение и до сих пор, как, например, его труд о “Горном соляном деле” и о “Правах владельцев земли на прилегающие к ним водные пространства” (“Abhandlung vom Wasserrecht”).2
“Трактат о водном законодательстве” (нем.).

Благодаря своим глубоким знаниям, теоретическим и практическим, он скоро выдвинулся в служебной иерархии своего отечества, Гессенского курфюршества, но резкий и суровый его нрав повредил дальнейшей его карьере. Он плохо уживался с порядками, господствовавшими при мелких германских дворах. Между одной из придворных дам, любимицей курфюрста, и женой Канкрина-отца произошла размолвка, кончившаяся тем, что он подал немедленно в отставку и перебрался на службу к маркграфу в Ансбах, где заведовал горным, соляным и строительным делами: многочисленность германских дворов служила, как известно, до некоторой степени коррективом “отеческих” отношений, господствовавших при этих дворах. Впрочем, Канкрин-отец отличался, должно быть, по выражению его сына, уж очень “строптивым нравом”, потому что он и в Ансбахе плохо ужился и, несмотря на крайнее нерасположение переселиться в “отдаленную и варварскую” Россию, воспользовался сделанным ему русским правительством предложением и в 1783 году переселился в наше отечество, оставив малолетнего сына на родине.

Предложение ему было сделано блестящее, что свидетельствовало о том, что он приобрел громкую известность как замечательный техник: ему назначено было жалованье в 2 тысячи руб., подъемных – 3 тысячи и на случай его смерти вдове – пенсия в 2 тысячи руб. По тогдашнему времени это были значительные деньги. Есть указание, что в России, тотчас по приезде Канкрина-отца, его знания ценились высоко. Так, например, в бумагах Н. В. Сушкова сохранилась собственноручная записка Екатерины II Храповицкому следующего содержания: “1784 г. 21 декабря. Канкрейну показать лесной заготовленный устав”. Отсюда можно вывести заключение, что Канкрин-отец привлекался к участию в работах по изданию нашего законодательства технического характера. С другой стороны, граф Безбородко писал о нем его начальнику, новгородскому наместнику Архарову: “Чтобы мнения и представления его как человека, исполненного обширных по соляной части знаний, уважаемы были”. На видное положение, которое он занимал в России, указывают и льготы, которыми он пользовался. Так, несколько лет спустя после переезда в Россию он мог с сохранением своего содержания уехать для поправления здоровья и для ученых работ на родину и прожить там восемь лет, так что окончательное его переселение в наше отечество состоялось только в 1796 году, а в 1797 году переселился в Россию и его знаменитый сын.

О том, как жил, развивался и учился последний в школьном возрасте, известно весьма мало. Мне не удалось даже собрать сведения о том, где он, собственно, учился и жил. Известно только, что до восьмилетнего возраста он жил в Ганау, то есть в городке, где и родился. Я отмечаю это обстоятельство, потому что оно, по моему мнению, имеет немаловажное значение. Впечатления ранней молодости и детства бывают обыкновенно очень сильны, особенно у таких нервных и впечатлительных людей, каким был Канкрин. Ганау в конце прошлого столетия был городком, насчитывавшим, вероятно, не больше трех-четырех тысяч жителей. Он отличался от других городков только чрезвычайно развитой промышленностью. В конце XVI века искали в нем убежища от религиозных преследований многие фламандцы и валлоны, трудолюбивое и промышленное население, основавшее в Ганау, как и в других немецких городах, многие отрасли промышленности, процветающие и до сих пор. На родине нашего Канкрина они занимались преимущественно изготовлением серебряных и золотых изделий, шерстяных и шелковых тканей. Их кипевшие жизнью мастерские распространяли в городе и окрестной местности благосостояние, и, конечно, картина этой кипучей деятельности трудолюбивого населения глубоко врезалась в память впечатлительного ребенка. Кроме того, не следует упускать из виду, что отец Канкрина постоянно занимался техническими вопросами горного, соляного, монетного и строительного дела. Таким образом, вероятно, тут кроется уже источник того пристрастия, которое Канкрин всю свою жизнь питал к развитой промышленности, к горному, монетному и строительному делу и которое легло в значительной степени в основание его замечательной государственной деятельности. Где обучался Канкрин в возрасте от 8 до 13 лет, остается неизвестным; когда же ему было 13 лет, отец его вернулся на родину и прожил в Гессене восемь почти лет, то есть захватил все то время, когда Канкрин кончал гимназический и университетский курс. Нет, впрочем, сомнения, что Канкрин получил классическое образование, так как он до старости не забыл латинского языка. Он поступил сперва в Гессенский университет, но, очевидно, остался недоволен преподаванием в этом университете и записался в число студентов Марбургского университета, где и окончил блестящим образом курс в 1794 году. Изучал он в университете преимущественно юридические и камеральные науки и оставил в своих товарищах самые лучшие воспоминания: они передают, что Канкрин стремился ко всему прекрасному и благородному и даже основал товарищеский кружок с целью поддерживать в его членах любовь к идеальным благам. О его тогдашнем настроении лучше всего свидетельствует написанный им еще в студенческое время и появившийся в 1797 году роман под заглавием: “Дагобер, роман из теперешней войны за освобождение”. Мы не станем передавать содержания этого романа молодого Канкрина, потому что он по фабуле своей мало отличается от других романов того бурного времени, когда стремление к свободе выражалось в героических действиях и патетических возгласах, когда людьми овладевали страстные порывы, и те, кто сам не участвовал в грандиозных событиях того времени, изливали соответственное настроение на бумагу. Как во всех романах, любовь в “Дагобере” играет, конечно, главную роль. Она имеет брата, а он нечаянно убивает его; отсюда трагический элемент; кончается же дело тем, что возлюбленные решаются жить по толстовскому рецепту, как брат и сестра. Но это оказывается неудобоисполнимым, и, когда страсть заставляет их броситься в объятия друг другу, роковой выстрел лишает их одновременно жизни. Но любопытна в этом романе, конечно, не фабула, а то, что автор вплетает в него много рассуждений и сентенций, в которых сказывается уже недюжинный ум. Чрезвычайно интересна, например, характеристика философии Канта, относительно которой автор говорит, что она нам истины не открывает, но что она нас приближает к ней и, как гениальный порыв в этом направлении, возбуждает к себе сочувствие; чрезвычайно любопытно и то, что автор, воодушевленный горячим стремлением к свободе, как бы уже задается одновременно вопросом о способах наиболее верного ее достижения, что он, признавая свободу и безопасность целью государства, в то же время проводит мысль, что его усилия должны быть направлены к достижению не столько счастья граждан, сколько величия страны, что счастье является понятием слишком неопределенным, что надо стремиться к тем условиям, которые, обеспечивая благосостояние масс, в то же время обеспечивают и процветание государства. Словом, в этом первом литературном произведении Канкрина встречаются уже те мысли, которые он впоследствии развил в других более зрелых своих литературных трудах и в значительной степени осуществил в своей замечательной государственной деятельности.

Мы отметили все эти факты из детства и молодости Канкрина, чтобы выяснить зачатки того душевного настроения, которое сделало из Канкрина чрезвычайно оригинальную личность, соединяющую в себе черты, редко встречающиеся в одном человеке: на чисто идеалистической почве вырастает крупный практик, не только стремящийся к идеальным благам, но и способный осуществлять их в жизни с редкою энергией и умением. Уже в молодом Канкрине поклонник красоты, сторонник добра, автор романа, в котором прославляется свобода и стремление бороться за благополучие народных масс, соединяются с холодным и внимательным наблюдателем промышленной жизни и с деятелем, горячо преданным трезвому знанию, науке. Все эти черты сохранились в Канкрине до конца его дней, до тех печальных недель и месяцев, когда он, живой труп, все еще со страстным вниманием и с неослабевшею умственною ясностью следил за всем, что волновало и заботило лучших деятелей его времени.

На первых порах он натолкнулся на значительные жизненные невзгоды. Отцу удалось выхлопотать для него чин “правительственного советника”, но место Канкрин получить на родине не мог, несмотря даже на блестящие дарования, которые он проявил, будучи студентом. “Суровый нрав” отца, безусловно честного, но малосговорчивого и непокладистого деятеля, не способного на сделки с совестью, повредил и сыну. В 1796 году Канкрин-отец вернулся в Россию и снова вступил в отправление своих обязанностей в качестве директора старорусских солеварен. В следующем же году он выписал в Россию и своего сына, страдавшего на родине от бездеятельности и недостатка материальных средств. Таким образом, наш будущий министр финансов приехал в Россию в 1797 году, в царствование императора Павла Петровича.

Вид Петербурга (Канкрин, понятно, приехал морем) произвел на него тягостное впечатление. Нева, украсившаяся впоследствии, отчасти благодаря его стараниям, красивыми и даже величественными зданиями, представляла тогда довольно пустынный вид. Незнакомая обстановка, чужие люди, чуждые ему и по языку, и по нравам, и по костюму, настроили его так уныло, что он готов был все бросить и с первым же случаем возвратиться на родину. Предчувствие его вначале не обмануло: ему пришлось испытать горькие разочарования, тяжелые лишения, вызвавшие даже весьма опасную болезнь. Отцу удалось выхлопотать для сына видный чин. Двадцатитрехлетний Канкрин был сразу переименован из “правительственных” в “надворные” советники, но должности он никакой не получил. Напротив, чин-то ему главным образом и повредил, потому что надворного советника нельзя было определить на какую-нибудь мелкую должность, а сколько-нибудь видный пост он, вследствие полного незнакомства с нашими административными порядками и русским языком, получить не мог. Молодой человек страшно бедствовал, терпел нужду и голод, сам чинил себе платье и сапоги, вынужден был отказаться от курения табака. Вероятно, в это время, то есть в течение шести лет, которые он провел в большой бедности, от окончания университетского курса до получения хорошего места, в нем выработалась привычка к бережливости, которую он сохранил в течение всей своей жизни: простой и умеренный образ жизни составлял одну из отличительных черт Канкрина в сравнении с его товарищами по службе. Он даже пересаливал в этом отношении: так, например, впоследствии, будучи министром финансов, Канкрин изгнал из употребления сургуч, заменив его клейстером, и этим вызвал банкротство нескольких сургучных фабрик; в домашнем быту проявлял также чрезвычайную экономию, что навлекло на него упрек в скупости, – упрек, впрочем, совершенно незаслуженный, так как, когда дело шло о том, чтобы помочь бедным и нуждавшимся, он всегда первым протягивал руку помощи. В нем не было черствости души, этого отличительного признака скупого человека, напротив, душа у него, как мы увидим, всегда была сострадательная, отзывчивая к чужому горю. Не совсем выясненным остается, однако, то обстоятельство, почему Канкрин терпел такую сильную нужду. Вот что говорится об этом в его путевых дневниках: “Бедственное положение моих родителей (однако отец его, как мы видели, получал хорошее жалованье) – мой отец был раньше приглашен в Россию, но плохо уживался в стране, – неопределенное будущее, домашние неприятности, в которых я, впрочем, не был виноват, повергли меня в долголетние, опасные для жизни болезни. Счастливая случайность, аномалия (eine Anomalie) изменили мою судьбу”. В чем заключался этот странный счастливый случай, остается неизвестным. Мы знаем только, что до 1800 года бедственное положение Канкрина не прекращалось. В это время он пробовал учительствовать, был комиссионером, поступил бухгалтером в контору богатого откупщика, – словом, занимался чем попало.

Жизненные его невзгоды прекратились до некоторой степени в 1800 году, когда он был назначен помощником к своему отцу, продолжавшему состоять директором старорусских солеварен. При нем он оставался три года, помог ему привести их в образцовый порядок и в то же время ближе знакомился с нашим отечеством и с русским народом. Поступил молодой Канкрин на действительную службу и получил место с определенным содержанием благодаря покровительству тогдашнего вице-канцлера, графа Остермана, которому он представил записку об улучшении овцеводства в России и который сразу оценил знания и способности будущего министра. Вероятно, благодаря покровительству того же Остермана, он в 1803 году был переведен в министерство внутренних дел, в экспедицию государственных имуществ по соляному отделу. В своих воспоминаниях Вигель следующим образом характеризует Канкрина того времени: “Он ни над кем не начальствовал, а служащие изъявляли ему особенное уважение”. Эту крайнюю простоту в обращении Канкрин сохранил и впоследствии, заняв положение влиятельнейшего государственного деятеля, как он сумел сохранить за собой и уважение бесчисленного множества лиц, с которыми сталкивала его судьба при исполнении его обширных и ответственных обязанностей. Должно быть, его знания и способности бросались всем в глаза и производили такое сильное впечатление, что даже унаследованные им от отца суровость нрава и резкость обхождения с людьми не могли затемнить или скрыть его достоинств. Мы действительно видим, что на Канкрина как правительством, так и частными лицами, возлагаются разные поручения, что в его услугах начинают нуждаться. На первых порах к нему обращаются по делам его специальности, то есть по лесному и соляному делу. К нему, между прочим, обратился в это время и позднейший знаменитый временщик, граф Аракчеев. Их встреча бросает довольно яркий свет на Канкрина. Рекомендован он был Аракчееву, кажется, бароном Пирхом, начальником нашей артиллерии в Финляндии и преподавателем Аракчеева. Последний потребовал к себе Канкрина через его начальника, министра внутренних дел Козодавлева. Канкрин явился, и Аракчеев обратился к нему на “ты”, предлагая ему заняться лесоустройством в своем имении. Канкрин выслушал его, посмотрел ему резко в глаза и, ничего не ответив, повернулся и ушел. Тогда Аракчеев потребовал от министра внутренних дел, чтобы он прикомандировал к нему Канкрина. Это было исполнено, и Канкрину пришлось явиться к своему начальнику в качестве лица подчиненного. “Ты мною недоволен, – обратился Аракчеев к нему, – но не сердись; мы пообедаем вместе и потом займемся делами”. Урок подействовал, и Аракчеев всегда очень любезно и предупредительно обращался впоследствии с Канкриным.

Но и правительство давало ему разные поручения сначала по его специальности, а потом и по другим делам. Таким образом он объездил многие губернии для ревизии или устройства лесного хозяйства и соляных промыслов. Все поручения Канкрин исполнял так хорошо, что на него посыпались награды. Но он не только добросовестно исполнял возложенные на него поручения, а, кроме того, внимательно знакомился с Россией, с ее естественными богатствами и народом. Тогда уже Канкрин научился бегло, хотя и не вполне правильно говорить по-русски и в своих речах постоянно начал прибегать к метким русским пословицам. О том, какие впечатления он вынес из своих командировок, свидетельствует следующий факт. Между прочим, Канкрин был прикомандирован к сенатору Поликарпову, очень светлой личности того времени, посланному в некоторые губернии с поручением помочь голодающим. Поликарпов утверждал, что если ему удалось с успехом исполнить это поручение, то, главным образом, благодаря редкой распорядительности молодого Канкрина. Канкрин же впоследствии, когда уже состоял министром финансов, узнав, что вдова покойного Поликарпова находится в Петербурге, поспешил к ней, чтобы приветствовать ее, и при этом сказал ей, что он хранит самое лучшее воспоминание о ее покойном муже, который первый научил его любить русский народ. Тогда уже сложилось в Канкрине то чувство преданности второму своему отечеству, которое заставило его впоследствии отклонить самые блестящие предложения других правительств. В душе его не осталось и следа того впечатления, которое он вынес, подъезжая к Петербургу, и которое чуть было не заставило его бросить все и вернуться на родину. Он уже тогда чувствовал себя русским и твердо решил посвятить себя России.

В 1809 году Канкрин был назначен инспектором всех петербургских иностранных колоний уже в чине статского советника. Сохранились данные, свидетельствующие о том, что и тут он был вполне на месте, но, очевидно, деятельность эта показалась ему слишком узкой. Проживал Канкрин тогда зимой в Петербурге, летом – в Стрельне, и мы имеем известия, что он в это время возвратился к своим прежним литературным трудам, посещал немецкий театр и писал обстоятельные рецензии, помещая их в газетах. Но, кроме того, он тогда же задумал и написал один чрезвычайно интересный труд, имевший несомненный успех и сильно повлиявший на дальнейшую его карьеру. Как почти все сочинения Канкрина, и этот труд – “Отрывки, касающиеся военного искусства с точки зрения военной философии” – вышел анонимно, причем выдержал два издания и обратил на Канкрина внимание всего тогдашнего военного мира, между прочим военного министра Барклая-де-Толли и преподавателя императора Александра I, генерала Пфуля. Автор “Войны и мира” изображает генерала Пфуля сухим военным теоретиком, лишенным практического смысла. Таким он был, по-видимому, в действительности, потому что сооруженный им лагерь при Дриссе, по отзыву военных специалистов, производил впечатление, как выразился маркиз Паулуччи, дела рук “сумасшедшего или изменника”. Но, с другой стороны, окончательно выяснилось, что идея пользования естественными условиями (обширностью территории, климатом) для одержания победы над Наполеоном, идея беспрерывного отступления исходила от генерала Пфуля и вообще немецкой военной партии, в отличие от русской, требовавшей натиска, смелого нападения на вторгшегося в пределы России неприятеля. И вот что интересно: тотчас после появления упомянутого труда Канкрина, в котором также проводится эта идея, он был приглашен к генералу Пфулю и начал с ним работать ежедневно по вечерам. Мало того, сам император живо заинтересовался личностью Канкрина и потребовал точной справки о нем. Ему было доложено, что Канкрин “очень знающий и способный человек, но un peu dur”3
жесткий, бескомпромиссный (фр.)


?Национальный исследовательский университет
Высшая школа экономики.
Факультет государственного и муниципального управления.

Реферат.
Е.Ф. Канкрин как администратор.

Выполнил: Котович Роман, 294 группа
Проверил: Кудюкин Павел Михайлович

Москва 2011

Содержание:
Введение.
Глава 1. Начало карьеры.
Первые годы в России.
Отечественная война.
Крестьянский вопрос.


«Гурьевская каша».


Мировая торговля.



Заключение.
Список литературы.


Введение.

Тема данной работы звучит следующим образом: «Егор Францевич Канкрин как администратор». Мой выбор этой темы обусловлен большим интересом к его деятельности в качестве министра финансов Российской Империи, а также к его идеям о реформировании и реорганизации других сфер нашей страны в то время. В соответствии с моим представлением, методы его работы до сих пор не потеряли своей актуальности и могут быть использованы при решении различных государственных задач и сегодня. Более того, сама личность Канкрина представляет собой большой интерес, так как он радикально отличался от представителей государственной администрации своего времени.
По поводу личности Канкрина и его вклада в развитие Российской Империи до сих пор существуют абсолютно противоречивые мнения. Вследствие этого необходимо рассмотреть наиболее популярные позиции и на основе исторических фактов оценить их справедливость.
Итак, целью моей работы является рассмотрение личности Егора Францевича Канкрина как государственного деятеля и администратора.
Поэтому задачей данной работы будет:
1. Рассмотрение идей и представлений Канкрина о развитии и модернизации различных сфер жизни общества;
2. Изучение его деятельности в качестве государственного служащего и администратора;
3. Оценка эффективности принятых им мер и полученных в результате его деятельности результатов.
Данная работа написана с использованием различной научной, публицистической, а также учебной литературы.

Этот внешний блеск будет напоминать потомству достопамятное время, когда под вашим руководством русские финансы процветали, несмотря на грозную войну.
Гумбольдт о Канкрине.
Нет у нас во всем государстве человека способнее Канкрина быть министром финансов.
Сперанский о Канкрине

Каким достойнейшим человеком нужно быть, чтобы заслужить одобрение таких великих людей своего времени, как немецкий ученый Александр фон Гумбольдт и государственный деятель Михаил Михайлович Сперанский. И ведь они ни сколько не преувеличивали. Граф Егор Францевич Канкрин абсолютно достоин всех тех хвалебных слов, которые о нем были сказаны в течение его службы на благо нашей родины, и звучат до сих пор. Живой темперамент, чрезвычайно практичный и острый ум, распорядительность, преданность своему второму отечеству, глубокое сострадание к народным бедствиям, а главное – честность – вот те черты, с помощью которых можно охарактеризовать Канкрина как человека и верного слугу России. Чем же он заслужил так много благодарности к своей персоне? Его секрет был просто – он мало говорил и много делал. Только лишь благодаря блестящим результатам своей деятельности и предельной честности он заслужил признание императора Николая I. Итак, какой же жизненный путь прошел он? Какие преграды встречались на пути его деятельности? Какими способами он преодолевал их? Рассмотрим великий путь великого человека.

Глава 1. Начало карьеры.

Первые годы в России.

Самой первой ступенькой лестницы, которая положила начало его блестящей карьере, стал переезд в Россию в 1797 году. Этому поспособствовал его отец, который, обладая достаточно строптивым нравом, не мог уживаться с теми порядками, которые тогда царили при мелких германских дворах, хотя был достаточно видным деятелем своего времени. Первое впечатление о Петербурге произвело на него тягостное и унылое впечатление. Однако впоследствии, объездив многие города России, он полностью изменил свое мнение об этой стране и полюбил русский народ. Это, вероятно, оказало большое влияние на его дальнейшую деятельность, когда даже в самых тяжелых ситуациях он умел отстоять интересы государства, заботясь о благосостоянии русских людей.
И все же первое время молодой человек терпел нужду в чужой тогда для него стране. Причиной этому стал, как ни парадоксально, видный чин, который отец выхлопотал для него. Как «надворного» советника, его не могли принять на мелкую должность, а к более высокому посту он был еще не готов – он не знал ни административных порядков, ни даже русского языка. Первой более или менее серьезной должностью стало для него назначение помощником к своему отцу, директору старорусских солеварен. И уже там он проявил себя, сделав хозяйство процветающим и приведя его в образцовый порядок. После этого, благодаря содействию графа Остермана, который, изучив его записку об улучшении овцеводства в России, сразу оценил даровитого молодого человека, Канкрин был принят в министерство внутренних дел, в экспедицию государственных имуществ по соляному отделу. Здесь он становится специалистом, к которому обращаются за советом, чье мнение уважают. Однако, говорить о нем начинают именно тогда, когда к нему обращается за советом граф Аракчеев.
Все это время Канкрин усердно учится. Он изучает русский язык, русские традиции, знакомится с богатствами нашей страны, ближе узнает ее народ. С каждым днем он все больше проникается русским духом и, в конце концов, твердо решает посвятить себя служению этой стране. Такая позиция в дальнейшем поможет ему принимать важные решения и при этом не идти на сделки с совестью. Можно только желать, чтобы каждый, кто занимается службой государству, относился к своим обязанностям с такой же ответственностью, усердием и честностью.
В 1809 году Канкрина назначают инспектором петербургских иностранных колоний, в это время он уже занимает чин статского советника. В то же время он успевает писать. Его идеи привлекут внимание генерала Пфуля, а впоследствии и самого императора. В ответ на запрос его о личности Канкрина, Александру I ответят, что Канкрин «много знающий, деятельный человек, но немного жесток». Действительно, Канкрин выделялся среди всех прочих своей жесткостью, принципиальностью и крутым нравом, чем он нажил на протяжении всей своей жизни множество врагов.

Отечественная война.

А тем временем движение Канкрина вверх продолжается. Он был назначен помощником генерал-провиантмейстера в 1811 году, а после начала войны с Наполеоном – генерал-интендантом действующих войск. На его плечи легла чрезвычайно ответственная задача – обеспечение продовольствием армии. Здесь необходимо заметить, что основная проблема заключалась даже не в том, чтобы найти необходимое количество жизненно необходимых средств, но чтобы доставить их без потерь до солдат. К сожалению, большая доля того, что направлялось для обеспечения армии, расхищалась. И если одни жертвовали последним в порыве воодушевления против неприятеля, то другие без зазрения совести присваивали себе все это. В порыве отчаяния историк Николай Михайлович Карамзин на вопрос императора: «Что происходит в моей стране?», воскликнул: «Воруют!». Более того, такую сложившуюся «традицию» очень сложно было изменить, любые попытки наталкивались на непонимание со стороны многих административных деятелей. И все же, с присущим ему бескорыстием, Канкрин смог организовать поставки таким образом, чтобы армия на протяжении войн 1812 – 1815 годов не испытывала ни в чем нужды. Он настолько экономно и рачительно распорядился выделенными средствами, что сумма расходов оказалась очень малой в сравнении с затратами на другие войны. По окончании войны Барклай-де-Толли сообщит, что Отечественная война обошлась стране порядка 157,5 миллионов рублей, тогда как уже в начале крымской кампании было израсходовано 300 миллионов, а в турецкой войне – 1200 миллионов. Еще одним его достижением в этот период стали переговоры с союзными правительствами, которым он выплатил 60 миллионов из требуемых 360, при помощи квитанций и чеков доказав, что их претензии завышены в шесть раз.

Крестьянский вопрос.

По окончании войны, после того, как обеспечение армии уже не стало являться первостепенным вопросом, о блестящих результатах деятельности Канкрина, да и о нем самом, начинают постепенно забывать. Однако деятельная натура Канкрина не позволяет ему сидеть сложа руки. Утомленный бездействием, он пишет. Главной темой его трудов становится крестьянский вопрос. Проведя достаточно долгое время в Белоруссии, где он наблюдал постоянное варварское разорение крестьян, он убеждается в необходимости изменения существующих порядков, а в первую очередь - в необходимости отмены крепостного права. Он становится ярым сторонником крестьянской реформы.
Хотя нельзя сказать, что его всегда считали сторонником отмены крепостного права. В советский период такие видные историки как Боровой С. Я. и Рындзюнский П. Г. Писали, что Канкрин был сторонником сохранения крепостного права и защитником помещичьих интересов. Он сознательно задерживал развитие промышленности, так как видел в рабочем классе угрозу существующему строю, а так же сохранял протекционистские таможенные тарифы, в которых были заинтересованы владельцы заводов, пользовавшиеся крепостным трудом, а также промышленная буржуазия.
В своей записке Канкрин изложил поэтапный план, построенный «…на медленном выкупе крестьянами земли у помещиков в достаточном количестве… и предусматривающий реорганизацию не только поземельных отношений, но управления и суда в сельской местности». Если бы предложенные Канкриным меры были бы претворены в жизнь, возможно, тех тяжелейших лет, которые пережила страна после 1861 года, не было бы в нашей истории. В действительности, император Александр I задумывался об отмене крепостного права. Однако любые действия, на это направленные, находили лишь непримиримое сопротивление у интеллигенции тогдашней России, большинство которой составляли помещики. Интересно то, что некоторые шаги все же были сделаны. Например, курляндские и эстляндские крестьяне получили право владения собственностью. В целом, реформа, хоть и медленно, но двигалась в направлении защиты крестьян от произвола помещиков, улучшения их материального состояния и обеспечения права на собственность. Однако Канкрин не считает это достаточным. Он пишет: «Составление новых постановлений, которые, не уничтожая крепостного права, клонились бы лишь к точному определению отношений обеих сторон, равняется увековечиванию крепостной зависимости». Поэтому Канкрин описывает схему постепенной отмены крепостного права. Его план заключается в следующем:
1819 год – учреждение комиссии по наблюдению за ходом реформы.
1820 год – право собственности крестьян на дома и движимое имущество.
1822 год – деление земли государственных крестьян на общины и дворы; то же деление для помещичьих крестьян; замена подушной подати подворной.
1825 год – определение повинности крестьян; покровительство лиц, назначенных правительством.
1827 год – упразднения вотчинного суда.
1830 год – право первородства в имениях, имеющих менее 250 душ.
1835 год – установление быта дворовых людей.
1840 год – назначение цены за выкуп крестьян; учреждение заемного банка.
1845 год – определение повинности крестьян.
1850 год – передача земли в собственность каждой семьи; право перехода.
По моему мнению, одним из наиболее интересных пунктов здесь является право первородства в имениях, имеющих менее 250 душ. Такое положение должно было предотвратить чрезмерное дробление земли. А, как известно, именно это ошибка была совершена при принятии реформы 1861 года, когда нехватка земли стала причиной малоземелья крестьян, что впоследствии привело к аграрному кризису в первой половине XX века.
Не менее интересной является идея о назначении государством лиц, покровительствующих крестьянам. Эта мера могла бы предотвратить негативное последствие отмены крепостного права 1861 года. Тогда наделение определенными властными полномочиями сельских общин сыграло злую шутку над крестьянами. Вместо того, чтобы стать настоящим полноправным хозяином своей земли, он должен был подчиняться коллективным настроениям, царящим в общине. Все это затрудняло проявления предпринимательских способностей крестьянина и препятствовало модернизации сельского хозяйства. В этом случае передача властных протекционистских полномочий представителям государства могла бы разрешить эту проблему и сделать из крестьянина настоящего собственника своей земли. Он был бы заинтересован в повышении своей производительности, что положительно сказалось бы на состоянии сельского хозяйства в стране.
Но, как показывает практика, достойные проекты и эффективные меры зачастую не находят поддержки и так и остаются лишь на бумаге.

Экономические взгляды Канкрина.

Еще один не менее значимый труд, который создал Канкрин, будучи отстраненным от дел, было опубликованное в 1821 году сочинение «Мировое богатство, национальное богатство и государственное хозяйство». И все же результаты финансовой деятельности Канкрина – это не столько экономические модели, сколько честность и твердый характер. В подтверждение можно привести слова биогрофа Сементковского: «Политические, экономические и финансовые его теории во многом ока­зываются несостоятельными, были уже несостоятельными в его время и поэтому могут быть без всякого вреда для потомства забыты; его эконо­мическая деятельность, основанная на этих теориях, также оказывается несостоятельной во многом, хотя в других отношениях она... и дала блес­тящие результаты».
Несмотря на такое скептицизм многих по отношению к его экономическим воззрениям, Канкрин для себя принял свою теорию как программу в течение всего дальнейшего его пребывания в должности министра финансов. Он ни на шаг не отступал от выбранных им методов управления, тем самым показав, что теория может быть применима на практике. Шаг за шагом, пунктуально претворяя в жизнь каждую, казалось бы, несущественную деталь, он добился образцового порядка в финансах станы, чем уберег ее от полнейшего разорения.

Глава 2. Канкрин на посту министра финансов.

«Гурьевская каша».

И все же, вернемся к тому, как обстояло дело с российскими финансами до назначения Канкрина министром финансов. В течение тринадцати лет государственным бюджетом нашей страны заведовал граф Гурьев. Этот человек был, безусловно, настоящим сыном своего времени. Он умел держать себя в обществе, был обходителен и любезен, а также щедр по отношению к нужным людям. Все эти качества помогли ему достичь такого высокого поста и добиться признания в кругах тогдашней интеллигенции. Однако, судя по всему, он занимал не ту должность. Для эффективного руководства финансами ему не хватало той скрупулезности, бережливости и холодного ума, который был присущ Канкрину. К сожалению, угодливость Гурьева играла на руку лишь ему, но никак не народу. Казна была разорена практически до основания не только теми бедствиями, которые выпали на долю России в тот момент, но и огромными растратами в самых различных целях, но только не на пользу государству.

Канкрин и отношение к нему современников

Сложно представить, в какую финансовую яму могла попасть наша страна, если бы у руля в 1823 году не встал такой практичный, расчетливый и бережливый человек, как Егор Францевич Канкрин. Далеко не сразу общество оценило его как человека, способного решить проблему финансов, а некоторые сопротивлялись очевидному и после получения великолепных результатов и списывали все на случай. Почему же интеллигенция так резко отвергала и критиковала? Неужели никто не помнил его деятельности в период войн 1812 – 1815 годов? Все намного проще. В действительности, в те времена о человеке, в первую очередь, судили по тому, как он умеет держать себя в обществе, а потом уже по всем остальным его качествам. При этом обходительность была ключевым фактором. Канкрин же не считал нужным уделять внимание «нужным» людям, вести светские беседы, посещать мероприятия. Он предпочитал не на словах, а на деле доказывать свою правоту, посвящая работе все свое время даже тогда, когда был тяжело болен.
Однако не все отнеслись отрицательно к выбору императора. Вот что пишет о назначении Канкрина один из видных деятелей того времени А.П. Ермолов: «Какое внезапное падение Гурьева! И многих, я думаю, удивило назначение Канкрина. Но финансы, без сомнения, будут в лучшем состоянии, судя по его знаниям и способностям… От Канкрина, как человека умного, можно ожидать большой пользы и по расстройству финансов наших как не желать того?»

Деятельность Канкрина на посту министра финансов.

Итак, встав во главе управления бюджетом государства, Канкрин начал планомерно и поэтапно выправлять финансовую систему, направлять в нужное русло финансовые потоки, решительно пресекать все ненужные и нерациональные расходы казенных денег. Примечательно, что, несмотря на бедственное положение российского рубля, министр не сразу принялся за активные изменения в этой сфере. Он очень осторожно и вдумчиво подходил к этому вопросу, долго не решаясь начать реформирование. Во главу всех целей он ставил улучшение жизни населения страны, которое было измотано многочисленными налогами, бедствиями и лишениями. Вот как он формулирует свою позицию: «Коренное условие доброго финансового управления - пишет Канкрин, - содействовать благосостоянию народа разными облегчениями и пр. Богатый народ может давать и большие доходы, вымогать оный у бедного значит срубать дерево для получения плодов».
Необходимо привести некоторые факты, которые лучше громких слов скажут о том, что сделал Канкрин для нашей страны. За многолетнюю финансовую деятельность он смог уменьшить расходы по многим статьям государственного бюджета, в том числе расходы своего министерства на 24 миллиона рублей, а военные расходы – на 36 миллионов. Не сложно подсчитать, сколько средств удалось сберечь ему за 12 лет пребывания в должности.

Мировая торговля.

У Канкрина был свой взгляд на международную торговлю. Это может показаться на первый взгляд странным, но он выступал резко против свободной торговли. Видя в этом лишь несчастья для русского народа, он еще до назначения его министром финансов поспособствовал установлению высокого покровительственного тарифа в 1822 году. Эта протекционистская мера была направлена не только на то, чтобы ограничить ввоз иностранных товаров в Россию, но и на пополнение казны. Уже будучи в должности министра финансов он смог увеличить таможенные доходы на 50 миллионов рублей. При этом сильного сокращения внешних торговых оборотов не произошло, а в 1823 году они даже начали расти.
Что же стало причиной такой нелюбви к иностранцам и их товарам? Канкрин обосновывал такую радикальную позицию тем, что русская промышленность и русский народ еще не готов конкурировать на уровне других стран в производстве товаров. Появление иностранных товаров на внутреннем рынке страны сделало бы отечественные товары неконкурентоспособными и окончательно подорвало бы отечественную промышленность.
Однако единого мнения по отношению к такой протекционистской политике в торговле с другими странами до сих пор не существует. Одни благодарят Канкрина за предусмотрительность, а другие – осуждают в препятствовании модернизации. Вот что пишет историк Майкл Курран: «Политика назначения высоких тарифов защитила отечественную промышленность, но ее главной целью был доход, а никак не развитие промышленности».
В действительности, трудно сказать, как отразилась бы свободная торговля на нашей промышленности. В том, чтобы защитить внутренний рынок от наводнения его иностранными товарами, был здравый смысл. Однако не стоило слишком долго держать экономику страны закрытой для внешнего рынка. Конкуренция с иностранными производителями могла бы заставить отечественные предприятия улучшать свою продукцию. А если все же было решено бездействовать, дабы на время защитить свою экономику, стоило сразу же начать развивать производство. При этом не только в таких сферах, как например, горнодобывающая промышленность, но и в сфере потребительских товаров, которая, к сожалению, была упущена из виду.

Промышленность и железные дороги.

Промышленность – еще один вопрос в политике Канкрина, до сих пор вызывающий споры Излюбленным подтверждением несостоятельности всей его промышленной политики стала нелюбовь Канкрина к железным дорогам. Зачастую отрицание необходимости их строительства становилось поводом для обвинения Канкрина в научной отсталости. «Политика Канкрина, которая вменяется ему в заслуги, очевидно, была анти промышленной: он отказывался давать прямые государственные кредиты промышленным организациям, что уже тогда можно было обеспечить через государственные банки... Что касается железных дорог, Канкрин не видел в них пользы. Они отлучают человека от природы, - он полагал, - и разрушают классовые барьеры (которые он хотел сохранить)».
Однако такое обобщение не является верным. Именно на развитие промышленности – мануфактурной и горной – он обращал особое внимание, считая их главными источниками доходов страны. Он не только способствовал развитию фабрик, но и способствовал распространению промышленного образования. Среди принятых мер можно назвать издание мануфактурных журналов и газет, обучение молодых людей заграницей, привлечение в Россию иностранных мастеров, учреждение в Петербурге технологического института, проведение выставок с присвоением наград.
На мой взгляд, наиболее дальновидным решением было учреждение технологического института, так как давало перспективу обучения множества молодых отечественных специалистов для развития промышленности. При поддержке Канкрина было создано (или же воссоздано) множество других учебных заведений. Это, в том числе, Лесной институт, Горный институт, Горыгорецкий земледельческий институт, коммерческое училище и другие. Итак, отсюда можно понять, что обвинять Канкрина в противостоянии прогрессу и модернизации совершенно несправедливо.

Восстановление откупной системы.

Канкрин с самого начала был ярым противником обложения налогом народного порока – пьянства. Он настаивал, что необходимо всячески стараться снизить влияние этой пагубной привычки в народе. И все же, в конце концов, рассмотрев все возможные варианты пополнения казны, он пришел к выводу, что питейный налог будет иметь наименьшее количество отрицательных последствий для страны и для народа. Он, отчасти, ссылался на мнение народа. Он имеет на это право, так как ежедневно принимал посетителей и поэтому имел возможность лично узнать мнение представителей из народа по любому вопросу. И все же, сколько людей – столько и мнений. Канкрин же принял за основание своей политики положение, что именно отмена откупной системы привела к развитию пьянства. Что же собой представляла откупная система, и какие альтернативные варианты рассматривал Канкрин?
Откупом являлась определенная система налоговых сборов, сбор которых осуществлялся откупщиками за определенное вознаграждение. В данном случае налоги взимались с доходов от монополии на винную продукцию.
Чем же не угодили Канкрину такие альтернативные способы пополнения казаны, как казенное управление и гуртовый платеж по губерниям? Дело в том, что, успев уже изучить природу российских административных деятелей, он более всего (даже, видимо, более усугубления пьянства) страшился взяточничества и коррупции. Он осознавал, что доходы казны могут не только не увеличиться, но даже уменьшиться при учреждении казенного управления за счет безнравственности чиновников. Поэтому он выбрал наименьшее из всех зол – акцизную систему. Он сам осознавал возможные последствия своих действий и говорил о том, что «…желательнее всего было бы заменить питейный сбор другими налогами, но ни один из них не может дать столько, сколько дает казне питейный доход, а увеличение существующих налогов может вызвать большие неудовольствия»
И все же, стоит ли считать, что введение любого из питейных сборов являлось столь необходимым для поддержания государственного бюджета. Действительно, казна нуждалась в средствах. Но, как уже было сказано ранее, Канкрин вполне успешно смог сократить многие статьи расходов, что привело к существенному пополнению казны. С другой стороны, как коррупция, так и пьянство были существенными проблемами в России. Поэтому, по моему мнению, в восстановлении откупной системы не было такой жесткой необходимости.

Глава 3. Денежная реформа 1839 – 1843 года.

Наконец, мы подошли к событию, которое достойно венчает карьеру Канкрина на посту министра финансов. Это денежная реформа 1839 – 1843 года. Несмотря на то, что положительный эффект от проведенной реформы очевиден, существуют мнения, указывающие на несостоятельность принятых Канкриным мер. Например, профессор истории в Университете Беркли в США, Калифорния, Николай Рязановский считает: «Финансовая политика министра Егора Канкрина и, в частности, предпринятые им меры по стабилизации национальной валюты, которые зачастую причисляют к наиболее прогрессивным мерам во времена правления Николая I, доказали свою несостоятельность в долгосрочном периоде в сравнении с работой Сперанского и Киселева». Однако автор не подтверждает свое мнение фактами, которые действительно свидетельствовали бы в пользу его точки зрения. Я же постараюсь обоснованно доказать обратное.
Канкрин прошел длинный путь к этой реформе, постепенно, но целенаправленно подготавливая страну к восстановлению курса национальной валюты. Проблема заключалась в том, что ассигнационный рубль уже давно не признавался равным железному, резко упав в своей реальной стоимости. Серебряный рубль стоил в полтора раза дороже, чем ассигнационный. Однако все расчеты было установлено производить именно в ассигнациях, что затрудняло расчеты, а так же порождало многочисленные злоупотребления и обман. Обдумав все возможные варианты восстановления рубля, Канкрин пришел к выводу, что ни государственные займы, ни расходы на погашение ассигнаций с помощью средств государственного бюджета не будет целесообразно. Все это стало бы тяжелым бременем для населения, на которое были бы возложены еще более высокие налоги. Вместо этого Канкрин предпринял чрезвычайно дальновидный шаг – он прекратил выпуск ассигнаций, тем самым зафиксировав их курс на продолжительное время.
Поворотным событием в истории стал указ от 1 июня 1839 года, в котором было сказано: «Серебряная монета впредь будет считаться главной мерой обращения. Ассигнации будут считаться впредь второстепенными знаками ценностей и их курс против серебряной звонкой монеты один раз навсегда остается неизменным, считая рубль серебра за 3 р. 50 к. ассигнациями».
Через некоторое время была открыта депозитная касса, которая предлагала обмен металлических монет на новые денежные знаки – депозитные билеты. Как ни странно, эта услуга пользовалась большой популярностью у населения, и казна начала активно пополняться металлом. Очень важно было именно заручиться народной поддержкой, так как без нее реформа не принесла бы всех тех результатов, которые до сих пор считаются главной заслугой Канкрина. К сожалению, из истории можно видеть, что далеко не все администраторы, как до, так и после Канкрина, полагали, что необходимо считаться с мнением народных масс. И в большинстве случаев такие реформы, не поддерживаемые большинством, проваливались, даже имея самые благие цели и высокую вероятность успеха. В качестве примеров здесь могут быть взяты преобразования последнего десятилетия существования Советского Союза. Канкрин же сделал очень правильных ход – для начала он стабилизировал ситуацию, показав, что нашей денежной единице можно доверять. И только после того, когда народная поддержка была заполучена, начал проводить реформу.
В итоге, «на первом этапе получили хождение три вида денег: металлическая монета, ассигнации… и депозитные билеты – новая русская бумажная единица, которая беспрепятственно обменивалась на металлические деньги». Канкрин не стал сразу же отказываться от ассигнаций, так как простая их отмена породила бы обнищание части населения, которые имели преимущественно этот вид наличных денег. Обмен же ассигнаций на монеты или депозитные билеты в предельно сжатые сроки породил бы ажиотаж и панику среди населения. Как мы видим, осторожность и предусмотрительность Канкрина здесь стала наилучшим вариантом из всех возможных. Но все же от ассигнаций необходимо было отказываться, как от денежной единицы, потерявший народное доверие. Поэтому через четыре года после первого указа о нашем денежном обращении начался второй этап реформы.
В 1841 году были выпущены новые денежные знаки – кредитные билеты 50-рублевого достоинства, которые обращались параллельно с серебряным рублем и разменивались на серебряную монету. А через два года были окончательно выведены из обращения и уничтожены все ассигнации.
Интересен тот факт, что разменный фонд депозитной кассы, по достижению им 100 миллионов рублей, была прилюдно проверен, что еще раз доказывает стремление Канкрина к поддержке со стороны населения страны. Было прилюдно доказано, что теперь денежное обращение обеспечено металлом.
Результатом реформы стало благоустройство финансов, твердое металлическое обращение, устойчивый вексельный кредит. «Опираясь на идеи, разработанные Сперанским в период правления Александра I, министр финансов Егор Канкрин преуспел в снижении темпов инфляции с помощью закрепления курса ассигнаций по отношению к серебряному рублю и тем самым создал основу для экономического роста страны».

Заключение.

Итак, в данной работе была рассмотрена деятельность Канкрина в качестве государственного служащего и администратора Российской Империи, а так же его идеи о реформировании и реорганизации других сфер нашей страны в то время.
Были рассмотрены идеи и представления Канкрина о развитии и модернизации различных сфер жизни общества, изучена его деятельность в качестве государственного служащего и администратора, дана оценка эффективности принятых им мер и полученных в результате его деятельности результатов.
Цель данной работы была достигнута.
В заключении хотелось бы сказать, что деятельность Канкрина оставила значительный след в истории нашей страны. Он сыграл свою великую роль в тяжелый период для Российской Империи. А закончить хотелось бы фразой, адресованной Канкрину Николаем I: «В государстве Российском есть два человека, обязанные служить до самой смерти: я и ты».


Список литературы.

1. Бердников Л. Сын раввина// Слово/Word. - № 60, 2008. http://magazines.russ.ru/ slovo/2008/60/be36.html
2. Ермаков А.В., Финансовая политика России во второй четверти XIX века и проблема русского золота//Известия ИГЭА. - № 1 (51), 2007.
3. Канкрин граф Егор Францович. - Биографическая энциклопедия. http://www.biografija.ru/show_ bio.aspx?id=56632
4. Малинина Н.А. Денежные реформы в России: исторический аспект // Финансовый менеджмент. - №3, 2003.
5. Перламутров В.Л. Финансово-денежная политика и рыночные реформы в России. – М.: Экономика, 2007.
6. Ружицкая И.В. Е.Ф. Канкрин и крестьянский вопрос в России // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 6. М., 2001.
7. Сементковский Р.И. Е.Ф. Канкрин. Его жизнь и государ­ственная деятельность. - СПб., 1893. http://lib.rus.ec/b/169023/ read

и денежная реформа 1839 – 1843 гг. в Российской Империи*

Егор Францевич (Георг Людвиг Даниил) Канкрин (1774-1845 гг.), государственный деятель России, ученый, писатель, генерал от ин­фантерии, граф, почетный член Петербургской и Парижской Ака­демий наук, родился в Германии, в г. Ганау (Гессен). В 1794 г. окон­чил Гессенский и Магдебургский университеты, стал доктором пра­ва и спустя три года приехал в Рос­сию, где участвовал в управлении соляными варницами. В 1803 г. был определен в министерство внут­ренних дел советником при экспе­диции государственной экономии. Участвовал в исследовании соля­ных месторождений в Оренбург­ской губернии и оказании помощи голодающим. С 1811 г. - помощ­ник генерал - провиантмейстера Военного министерства. В 1812 г. - генерал-интендант русской ар­мии, вместе с ней совершил заграничный поход 1813-1814 гг. В 1816- 1820 гг. написал трехтом­ное сочинение «О военной эконо­мии во время войны и мира и ее связи с военными операциями». В 1818 г. по повелению императо­ра Александра I представил «За­писку об освобождении кресть­ян...» с проектом поэтапной отме­ны крепостного права в течение 30 лет. С 1821 г.- член Государст­венного совета по Департаменту государственной экономии, участ­вовал в составлении таможенного тарифа 1822 г.

С 1823 по 1844 гг. Е. Ф. Кан­крин - министр финансов Рос­сийской Империи. Находясь на посту министра, он проводил по­литику гибкого покровительства отечественной промышленно­сти, несколько раз пересматри­вал ставки таможенных пошлин. Выступал против субсидирования отдельных промышленных предприятий за счет средств казенных кредитных учреждений. Е. Ф. Канкрин ввел правило, согласно кото­рому каждая долгосрочная ссуда промышленного характера долж­на выдаваться казенными банка­ми не иначе, как с разрешения ми­нистерства финансов. Выступал против неоправданного, с хозяй­ственной точки зрения, железно­дорожного строительства. В 1829 г. он провел снижение процента, вы­плачиваемого государственными кредитными учреждениями по вкладам, с 5 до 4 %, а взимаемого по ссудам - с 6 до 5 %. В 1842 г. при участии Е. Ф. Канкрина в стране началась организация сберегательных касс. Эти сберега­тельные кассы принимали вклады от населения в размере от 50 коп. до 750 руб. Во многом благодаря поддержке министра в России возникли первые страховые об­щества: огневого (1827 г.) и лично­го страхования (1835 г.).

Министр во многом способст­вовал улучшению организации русской торговли. В 1832 г, в Рос­сии был принят новый устав о век­селях, устав о торговой несостоя­тельности, устав коммерческих судов, устав Петербургской бир­жи. При нем была восстановлена система винных откупов (1827 г.), введена уплата подушной подати инородцами (1830 г.). Одновре­менно в стране снизили налог на соль и отменены внутренние судо­ходные пошлины (1823 г.). В целом сумма прямых налогов за время управления Канкрина финансами увеличилась на 10 млн. руб. сереб­ром.

Однако, несмотря на предпри­нимаемые усилия по укреплению российской экономики, за 20 лет пребывания Е. Ф. Канкрина на по­сту министра финансов дефицит государственного бюджета соста­вил 160,6 млн. руб. серебром. Для покрытия дефицита бюджета министр прибегал к использова­нию средств казенных кредитных учреждений и к государствен­ным займам. В 1828-1829, 1831, 1832, 1840, 1843 гг. он провел за­граничные займы, процент по ко­торым составил 5,42 %, а сумма 92,2 млн. руб. серебром. Ежегод­ные выплаты по займам в эти годы были ниже, чем в предшествую­щий период, что способствовало улучшению расчетного баланса империи. Для поддержания рус­ского государственного кредита Е. Ф. Канкрин настаивал на со­блюдении строгой секретности в отношении данных, касающих­ся состояния государственных финансов.

В эти же годы он создал новую форму внутреннего государст­венного долга. В 1831 г. в обраще­ние были выпущены билеты Госу­дарственного казначейства (т, н. «серии») номиналом 250 руб. ас­сигнациями, приносившие их владельцам доход в размере 4 % годовых. Серии выпускались сро­ком на 4 года, затем на 6 лет и по­гашались в последние 4 года. Фак­тически эти «серии» являлись процентными деньгами, и населе­ние охотно их приобретало. Вы­рученные от внутренних и загра­ничных займов средства в основ­ном шли на покрытие военных расходов и лишь частично на хо­зяйственные потребности: строи­тельство шоссейных дорог, уст­ройство морских портов и судо­ходных систем. Так, выручка от заграничных займов 1842 и 1843 гг. целиком ушла на строительство Николаевской железной дороги. Всего государственный долг при Канкрине возрос на 116 %. Тем не менее, положительное сальдо тор­гового и расчетного балансов спо­собствовало поддержанию устой­чивого курса русского рубля.

Одной из тяжелых финансо­вых проблем России в тот период являлось наличие двойного де­нежного счета. Как известно, в 1766 г. два находящихся в Санкт - Петербурге и Москве банка по­лучили право выпускать ассигна­ции. В 1769 г. эти два банка были объединены в так называемый ассигнационный банк, который и стал выпускать бумажные деньги. В оборот были выпущены ку­пюры с номиналом в 25, 50, 75 и 100 рублей на сумму 157 млн. руб. К 1786 г. свободный обмен ассигнаций на серебряные моне­ты был прекращен, после чего курс бумажных денег стал сни­жаться. В результате в России стал осуществляться двойной де­нежный счет - на ассигнацион­ные рубли и на рубли серебром. К концу столетия курс бумажно­го рубля снизился до 68 копеек серебром, т. е. рубль обесценился на треть. В начале XIX в. огром­ное влияние на состояние финан­совой системы России оказала Отечественная война 1812 г. Она потребовала огромных военных затрат, большие средства шли на работы по восстановлению раз­рушенных городов. К тому же Франция во время похода Напо­леона буквально наводнила Рос­сию фальшивыми бумажными деньгами. К окончанию войны курс ассигнации составил всего 28 копеек серебром за бумажный рубль.

Е. Ф. Канкрин, возглавляв­ший министерство финансов в 1820- 1840-е гг., провел ряд мер по укреплению расстроенной финансовой системы страны. Крупнейшей из них стала прове­денная в 1839- 1843 гг. денежная реформа. В ходе ее подготовки в 1837-1839 гг. в Государствен­ный совет было представлено не­сколько записок о преобразова­нии денежной системы России. После их обсуждения был выра­ботан план реформы, а в 1839 г. началась его реализация.

Манифестом от первого июля 1839 г. «Об устройстве денежной системы» главной платежной мо­нетой в стране устанавливалась серебряная (российской чекан­ки), а монетной единицей - се­ребряный рубль. Для этого в тече­ние последующих четырех лет был создан запас в золоте и сереб­ре путем скупки золотой и сереб­ряной монеты, а также слитков драгоценных металлов. Государ­ственные ассигнации станови­лись вспомогательным знаком ценности (курс: 1 серебряный рубль = 3,5 руб. ассигнациями). Фиксировался также курс золо­той и медной монеты. На серебря­ной основе должны были заклю­чаться все сделки с казной и част­ными лицами, вестись подсчеты государственных доходов и рас­ходов, оборотов кредитных учре­ждений и др. Казначействам вме­нялось в обязанность обменивать ассигнации на серебро. Таким об­разом, в ходе реформы в стране вводился твердый кредитный рубль, приравненный к одному рублю серебром и обеспеченный золотой и серебряной монетой.

В соответствии с Указом, с 1 ян­варя 1840 г. в России учреждалась депозитная касса, предназначен­ная для хранения серебряной мо­неты. Взамен серебра вкладчики получали билеты депозитной кас­сы. Эти билеты использовались для платежей на всей территории Российской империи наравне с се­ребряной монетой (в соотноше­нии 1:1) и обменивались на сереб­ро. В будущем ими предполагалось заменить государственные ассиг­нации.

В начале 1841 г. для решения возникших в результате неуро­жая предыдущего года финансо­вых проблем был образован Осо­бый комитет под председательст­вом императора Николая Т. Среди прочих на нем обсуждались во­просы замены ассигнаций кре­дитными (предложение импера­тора) или новыми депозитными (предложение министра финан­сов) билетами. Манифестом от первого июля 1841 г. в стране бы­ло объявлено о выпуске в обра­щение новых денежных зна­ков - кредитных билетов, кото­рые имели хождение на всей территории империи наравне с разменной монетой. Кредитные билеты обеспечивались всем состоянием (активом) государст­венных кредитных учреждений и обменивались на монету из рас­чета: один кредитный рубль за 3 руб. 50 коп. ассигнациями.

Замена денежных знаков госу­дарственными кредитными биле­тами осуществлялась постепенно и была прекращена весной 1853 г. После этого в России остался толь­ко один вид бумажных денег - го­сударственные кредитные биле­ты, обменивавшиеся на серебря­ные монеты в соотношении 1:1. Всего в ходе денежной реформы было обменено 600 млн. рублей ас­сигнациями, что позволило на вре­мя укрепить денежную систему. С открытием с ноября 1843 г. раз­менных касс разрешался прием вкладов монетой, а также золота и серебра в слитках. Вклады зачис­лялись в разменный фонд кредит­ных билетов и на другие расходы не употреблялись.

Таким образом, в ходе прове­денной в 1839-1843 гг. рефор­мы денежного обращения в Рос­сии был впервые установлен серебряный монометаллизм. Од­нако, выйти из финансового кри­зиса Россия так и не смогла, К концу царствования Нико­лая I, особенно в связи с резко возросшими расходами в пери­од Крымской войны, кредитные билеты начали падать в цепе, внутренний и внешний долг за­метно возрос и в 1855 г. почти в два раза превосходил доход­ную часть государственного бюджета.

За годы своей жизни в России немец Е. Ф. Канкрин провел мно­жество преобразований, начиная с усовершенствования государ­ственной отчетности и счетовод­ства и заканчивая денежной ре­формой, восстановившей метал­лическое обращение в стране. Он пробыл на посту министра фи­нансов почти до самой смерти и даже удостоился чести препо­давать финансовую науку на­следнику цесаревичу Александру Николаевичу, будущему россий­скому императору Александру Второму Освободителю.

---------------------