Райчел мид академия вампиров последняя жертва. Книга: Последняя жертва - Райчел Мид

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Райчел Мид
Последняя жертва

Эта книга посвящается Ричу Бейли и Алану Доути – учителям, оказавшим огромное влияние на мое творчество, и всем другим моим учителям (и одновременно друзьям), которые помогают начинающим писателям. Боритесь и дальше за правое дело, все вы.

Один

Не люблю клетки.

Даже в зоопарк ходить не люблю. В первый раз, когда я оказалась там, у меня чуть клаустрофобия не развилась при виде всех этих несчастных животных. Просто в голове не укладывается – как любое создание может жить в таких условиях? Иногда я даже сочувствую преступникам, обреченным на жизнь в камере. И уж конечно, никогда не думала, что мне придется самой проводить жизнь в тюрьме.

Впрочем, в последнее время со мной случалось многое, чего я никак не ожидала, и вот теперь мне довелось оказаться здесь, под замком.

– Эй! – закричала я, вцепившись в стальные прутья, которые отделяли меня от остального мира. – Долго мне еще тут сидеть? Когда будет судебное разбирательство? Я не могу целую вечность проторчать в этой темнице!

Ладно, это была не темница в общепринятом смысле: темное помещение, ржавые цепи и все такое прочее. Я находилась в маленькой камере с чистыми стенами, чистым полом и… ну, чистым всем. Ни единого пятнышка. Стерильность. Холод. И это действовало более угнетающе, чем самый затхлый каземат, который только можно вообразить. Прутья, в которые я вцепилась, на ощупь были холодные, твердые и прочные. От резкого флуоресцентного света металл вокруг мерцал, раздражая глаза. Я видела человека, неподвижно стоящего сбоку от входа в камеру, и знала, что в коридоре находятся, скорее всего, еще четыре охранника. И я понимала, что никто из них не собирается отвечать, но это не мешало мне на протяжении двух последних дней снова и снова задавать свои вопросы.

В ответ – обычная тишина. Я вздохнула и плюхнулась на койку в углу камеры, твердую и бесцветную – как и все остальное в моем новом доме. Да, я и впрямь начинала мечтать о настоящей темнице. По крайней мере, там можно было бы наблюдать за крысами и пауками. Я перевела взгляд вверх и вновь мгновенно испытала дезориентирующее ощущение, что стены и потолок со всех сторон надвигаются на меня, все ближе и ближе, выжимая из легких воздух, лишая возможности дышать…

Я резко выпрямилась, хватая ртом воздух.

«Не гляди на стены и потолок, Роза», – выбранила я себя.

Перевела взгляд на свои сцепленные руки и в который раз попыталась разобраться, как меня угораздило попасть в такую беду.

Очевидный ответ напрашивался сам собой: меня ложно обвинили в преступлении, которого я не совершала. И это было не какое-нибудь мелкое мошенничество, а убийство. Какая наглость – обвинить меня в самом серьезном преступлении, которое может совершить дампир или морой. Правда, нельзя сказать, что я не убивала прежде. Убивала, и не раз. Также на моей совести немало нарушений правил и даже законов. Однако хладнокровное убийство… Нет, это не в моем духе. В особенности убийство королевы.

Правда, королеву Татьяну к числу моих друзей никак не отнесешь. Она была холодной, расчетливой правительницей мороев – расы живых, использующих магию вампиров, которые не убивают свои жертвы ради крови. По множеству причин у нас с Татьяной отношения не заладились. Во-первых, я встречалась с Адрианом, ее внучатым племянником. Во-вторых, я не одобряла ее политику в отношении стригоев – злобных не-мертвых вампиров, преследующих всех нас. Татьяна много раз водила меня за нос, но я не желала ей смерти. А вот кто-то, видимо, желал и оставил на месте преступления улики, указывающие прямо на меня. Худшей из них были мои отпечатки пальцев, покрывающие серебряный кол, которым убили Татьяну. Конечно, это был мой собственный кол, и, естественно, на нем были мои отпечатки пальцев. Никто, казалось, не принимал это в расчет.

Я снова вздохнула и вытащила из кармана маленький смятый листок бумаги. Мое единственное чтение здесь. Впрочем, в прямом смысле читать слова необходимости не было, и я просто сжала листок в руке. Я давным-давно выучила наизусть все, что там написано. Записка порождала у меня множество вопросов, и один из них: что я знала о Татьяне?

Огорченная той обстановкой, в которой оказалась, я «сбежала» из нее в сознание своей лучшей подруги, Лиссы. Лисса – моройка, и между нами существует особая внутренняя связь, позволяющая мне вторгаться в ее разум и видеть мир ее глазами. Каждый морой специализируется в одном из видов магии, может подчинять себе одну из четырех стихий – землю, воду, воздух или огонь. Лиссе подвластна стихия духа – она связана с психическими силами и исцелением, и владение ею почти не встречается в среде мороев, которым чаще всего подчиняются физические стихии. Мы только-только начали постигать возможности стихии духа – совершенно невероятные, как выяснилось. Несколько лет назад я погибла во время автомобильной аварии, но именно с помощью стихии духа Лисса вернула меня к жизни, что и породило нашу связь.

Оказавшись в ее сознании, я как бы вырывалась на свободу из своей клетки, но это мало помогало решению моих проблем. Со времени слушания, где были представлены указывающие на меня улики, Лисса не покладая рук изыскивала способы доказать мою невиновность. То, что убийство совершили моим колом, это лишь начало. Мои оппоненты поторопились напомнить всем о моей враждебности по отношению к королеве и, выясняя, где я находилась во время убийства, нашли свидетеля, фактически оставившего меня без алиби. Совет решил: улик достаточно, чтобы подвергнуть меня полноценному судебному разбирательству, где мне и предстояло выслушать приговор.

Лисса отчаянно старалась привлечь внимание людей к моей судьбе, убедить их в том, что меня оклеветали. Ей, однако, было нелегко найти слушателей, поскольку весь моройский королевский двор оказался поглощен подготовкой к похоронам Татьяны. Смерть монарха – большое событие. Чтобы стать свидетелями впечатляющего зрелища, со всего мира съезжались морои и дампиры – наполовину вампиры вроде меня. Угощение, цветы, убранство, даже музыканты… масса забот. Даже если бы Татьяна выходила замуж, вряд ли это повлекло бы за собой такие хлопоты. Конечно, всем было не до меня. Большинство людей считало, что, раз я сижу под замком и больше никого убить не могу, справедливость восторжествовала. Убийца Татьяны найдена. Дело закрыто.

Не успела я оглядеться по сторонам глазами Лиссы, как суматоха в тюрьме выдернула меня обратно. Кто-то разговаривал с охранниками, прося разрешения увидеться со мной. Первый посетитель за несколько дней. Сердце заколотилось, я бросилась к решетке, надеясь наконец услышать от пришедшего, что все это ужасная ошибка.

Однако мой гость оказался не совсем тем, кого я ожидала.

– Старик… – тоскливо протянула я. – Что ты здесь делаешь?

Передо мной стоял Эйб Мазур. Как обычно, он выглядел каким-то чудом в перьях. Была середина лета – жаркого и влажного, как и положено в сельской части Пенсильвании, – что не помешало ему облачиться в костюм. Прекрасно сшитый, но дополненный алым шелковым галстуком и шарфом того же цвета… это уже явно перебор. Золотые драгоценности выделялись на фоне смуглой кожи, и, похоже, он совсем недавно постриг короткую черную бородку. Эйб – морой и, хотя он не из королевской семьи, влиянием обладает немалым.

И еще по воле случая он мой отец.

– Я твой адвокат, – жизнерадостно заявил он. – Прибыл, чтобы оказать тебе юридическую помощь.

– Ты не адвокат, – напомнила я ему. – И твои последние советы не очень-то мне помогли.

Говорить такое было низко с моей стороны. Эйб, хотя и не получил официального образования, защищал меня во время предварительного слушания. Очевидно, не слишком успешно, поскольку я оказалась за решеткой в ожидании судебного разбирательства. Но, проторчав тут несколько дней в полной изоляции, я поняла, что кое в чем он был прав. Ни один адвокат, как бы хорош он ни был, не мог спасти меня во время этого слушания. Следовало отдать Эйбу должное – он проявил мужество и взялся за заведомо проигрышное дело, хотя я и не понимала почему, памятуя о наших поверхностных отношениях. Все, что мне приходило в голову, – он не доверял никому из королевских мороев и, как отец, чувствовал себя обязанным помочь мне. Именно в таком порядке.

– Я выступил безупречно, – возразил он, – а вот твоя речь, в которой ты употребила слова «если бы я была убийцей», сработала не в нашу пользу. Внедрить этот образ в сознание судьи – не самое умное, что ты могла сделать.

Проигнорировав колкое замечание, я скрестила на груди руки.

– Так почему ты здесь? Знаю, это не просто отцовский визит. Ты никогда ничего не делаешь просто так.

– Конечно. Зачем делать что-то просто так?

– Только вот не надо демонстрировать мне свою знаменитую логику.

Он подмигнул мне.

– Не нужно завидовать. Если будешь очень стараться и призовешь на помощь мозги, то в конце концов унаследуешь мою блестящую логику.

– Эйб, завязывай с этим.

– Прекрасно, прекрасно. Я пришел рассказать, что заседание суда по твоему делу может быть перенесено на более ранний срок.

– Ч-что? Это же потрясающая новость!

По крайней мере, так я думала, однако выражение лица Эйба свидетельствовало об обратном. Согласно моим последним сведениям, ждать суда мне предстояло не один месяц. Одна мысль об этом – и о необходимости так долго оставаться в камере – вызывала у меня приступ клаустрофобии.

– Роза, пойми – судебное разбирательство будет практически идентично предварительному слушанию. Те же доказательства и вердикт: «Виновна».

– Да, но неужели мы ничего не можем предпринять? Найти доказательства моей невиновности? – Внезапно меня осенило, какая проблема может возникнуть. – Когда ты сказал «произойдет раньше», какой срок ты имел в виду?

– В идеале они хотели бы покончить с этим сразу после коронации нового монарха. Сделать суд частью посвященных коронации торжеств.

Он говорил беспечным тоном, но, столкнувшись с его мрачным взглядом, я уловила смысл. В голове замелькали числа.

– На похороны уйдет неделя, избрание сразу после этого… Ты хочешь сказать, что я могу оказаться в суде и буду осуждена… мм… практически через две недели?

Эйб кивнул.

Сердце бешено заколотилось в груди, я снова метнулась к решетке.

– Две недели? Ты это серьезно?

Когда он сказал, что судебное заседание передвинут, я подумала, что осталось еще около месяца. Хватит времени, чтобы найти новые доказательства. Как я собиралась это сделать? Непонятно. А теперь получалось, что время стремительно убывает. Две недели – этого недостаточно, в особенности с учетом бурной деятельности двора. Несколько мгновений назад я возмущалась тем, что мне предстоит сидеть тут так долго. Теперь времени оставалось слишком мало, и ответ на мой следующий вопрос мог только расстроить меня еще больше.

– Сколько? – спросила я, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе. – Сколько времени проходит между вынесением вердикта и… исполнением приговора?

Я пока не осознавала в полном объеме, что именно унаследовала от Эйба, но одна черта, несомненно, была у нас общая: «дар» приносить скверные новости.

– Это происходит практически сразу.

– Сразу. – Я попятилась, чуть не села на постель, но потом почувствовала новый прилив адреналина. – Сразу? Значит, через две недели я могу быть… мертва.

Потому что именно это угрожало мне, когда стало ясно, что кто-то сумел подтасовать доказательства и подставить меня. Людей, которые убивают королев, не сажают в тюрьму. Их казнят. Очень немногие преступления в среде мороев и дампиров караются так сурово. Стремясь продемонстрировать свое превосходство над кровожадными стригоями, мы стараемся осуществлять правосудие цивилизованными методами. И все же некоторые преступления в глазах закона заслуживают смерти. И некоторые люди тоже заслуживают ее – такие, скажем, как предатели и убийцы. Когда шок от осознания ближайшего будущего в полной мере обрушился на меня, я почувствовала, что дрожу и слезы угрожающе близко подступают к глазам.

– Это несправедливо! Это несправедливо, и ты понимаешь это!

– Что я думаю, никакого значения не имеет, – спокойно ответил он. – Я просто сообщаю тебе факты.

– Две недели, – повторила я. – Что можно сделать за две недели? В смысле, у тебя ведь уже есть какая-то идея? Или… или… ты можешь найти что-нибудь к тому времени?

Я говорила отчаянно, сбивчиво, почти истерично. Ну, собственно, так я себя и чувствовала.

– Сделать многое будет довольно трудно, – ответил Эйб. – Двор слишком занят похоронами и выборами. Обычный порядок нарушен – это и хорошо, и плохо.

Об этих приготовлениях я узнавала через Лиссу. И, да, надвигался хаос. Найти какую-нибудь улику в такой неразберихе не просто трудно – невозможно.

«Две недели. Две недели, и, возможно, я буду мертва».

– Неужели? – Он дугой выгнул бровь. – Ты знаешь, как, предположительно, умрешь?

– В бою. – Одна слеза сумела скатиться, и я торопливо вытерла ее. Я всегда представляла это себе только так и не хотела, чтобы этот образ разлетелся вдребезги, в особенности сейчас. – В сражении. Защищая тех, кого люблю. Заранее запланированная казнь… Нет, это не для меня!

– Это тоже сражение, в некотором роде, – задумчиво сказал он. – Просто не в физическом смысле. Две недели – по-прежнему две недели. Это плохо? Да. Но лучше, чем одна неделя. Нет ничего невозможного. Может, всплывет новая улика. Ты должна просто ждать и смотреть.

– Ненавижу ждать. Эта камера… Она такая маленькая. Я не могу дышать. Она убьет меня прежде, чем это сделает палач.

– Сильно сомневаюсь. – В лице Эйба не было ни тени сочувствия. Суровая любовь. – Ты, которая бесстрашно сражалась с целыми шайками стригоев, пасуешь перед маленькой комнатой?

– Дело не только в этом! Теперь я должна торчать в этой дыре, понимая, что время моей смерти приближается и почти нет способа предотвратить ее.

– Иногда самую серьезную проверку нашей силы создают ситуации, которые на первый взгляд не кажутся опасными. Иногда просто выживание – самая трудная вещь на свете.

– Ох, нет, нет! – Я принялась расхаживать, описывая маленькие круги. – Только не надо этого высокопарного дерьма! Ты прямо как Дмитрий – когда он давал мне свои глубокомысленные жизненные уроки.

– Он выдержал, оказавшись точно в такой же ситуации. И многое другое выдержал.

Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. До всей этой истории с убийством Дмитрий представлял собой самую большую проблему в моей жизни. Год назад – хотя, казалось, с тех пор прошла вечность – он был моим инструктором в средней школе, под его руководством мне суждено было стать дампиром-стражем, которому предстоит защищать мороя. Он преуспел в этом – и во многом другом. Мы полюбили друг друга. Это была вещь недозволенная, мы боролись с собой сколько могли, но в итоге даже разработали план, как нам быть вместе. Все надежды рухнули, когда его насильственно обратили в стригоя. Для меня это стало непередаваемым кошмаром. Потом, в результате чуда, в возможность которого никто не верил, Лисса с помощью магии духа снова трансформировала его в дампира. Однако, как выяснилось, это вовсе не означало, что все снова станет в точности так же, как было до нападения стригоев.

Я сердито посмотрела на Эйба.

– Дмитрий выдержал, да, но был очень подавлен из-за всего произошедшего. Он и сейчас в таком состоянии.

Осознание того, какие ужасные зверства он творил, когда был стригоем, всей тяжестью обрушилось на него. Не в силах простить себя, он клялся, что больше вообще не способен любить. Тот факт, что я начала встречаться с Адрианом, не способствовал решению проблемы. Предприняв множество тщетных усилий, я смирилась с тем, что для меня и Дмитрия все кончено. И решила жить дальше, надеясь, что у нас с Адрианом что-нибудь получится.

– Да, – сухо ответил Эйб. – Он подавлен, а ты живая картина счастья и радости.

Я вздохнула.

– Иногда разговаривать с тобой все равно что с самой собой: чертовски раздражает. Ты пришел, чтобы сообщить мне ужасные новости. Я была бы счастливее, оставаясь в неведении. Больше тебе тут ничего не надо?

«Никогда не предполагала умереть таким образом. Никогда не думала, что моя смерть будет заранее обозначена в календаре».

– Мне просто хотелось повидаться с тобой. И посмотреть, как ты устроилась.

И только тут до меня дошло, что в его последних словах есть доля правды. Пока мы разговаривали, Эйб смотрел на меня почти неотрывно. Я полностью владела его вниманием. В нашей пикировке не было ничего, что могло бы насторожить охранников. И все же довольно часто взгляд Эйба ускользал в сторону, фиксируя коридор, мою камеру и все другие детали, которые его интересовали. Эйб не случайно носил прозвище Змей. Он всегда рассчитывал, прикидывал, взвешивал, всегда выискивал малейшее преимущество. Похоже, склонность к безумным планам – это у нас семейное.

– Еще мне хотелось помочь тебе пережить это время. – Он улыбнулся и протянул сквозь решетку два журнала и книгу, которые до этого зажимал под мышкой. – Может, это улучшит тебе настроение.

Ну, вряд ли любое развлечение сделает более переносимым двухнедельный обратный отсчет времени в ожидании смерти. Журналы были посвящены моде и уходу за волосами, книга называлась «Граф Монте-Кристо». Я подняла ее, остро нуждаясь в том, чтобы внести в разговор элемент шутки и сделать ситуацию не такой пугающе реальной.

– Я смотрела фильм. Эта тонкая символика на самом деле не такая уж тонкая – если, конечно, ты не спрятал в книге напильник.

– Эта книга лучше фильма. – Он сделал движение, собираясь уходить. – Ладно. Продолжим литературную дискуссию в следующий раз.

– Постой! – Я бросила журналы и книгу на койку. – Прежде чем ты уйдешь… Во всей этой неразберихе никто ни разу не поднимал вопрос, кто на самом деле убил ее.

Эйб молчал, и я вперила в него взгляд.

– Ты ведь веришь, что это не я сделала?

Насколько я его знала, даже считая меня виновной, он все равно пытался бы помочь. Это было бы вполне в его характере.

– Я верю, что моя славная доченька способна на убийство, – наконец ответил он. – Но этого ты не совершала.

– Тогда кто?

– Над этим я сейчас и работаю.

Он повернулся и зашагал в сторону выхода.

– Но ты только что сказал, что у нас времени в обрез! Эйб! – Я не хотела, чтобы он уходил. Не хотела оставаться наедине со своими страхами. – Исход дела предрешен!

– Просто помни, что я говорил в зале суда, – бросил он через плечо.

Он ушел, а я села на постель, вспоминая тот день в зале суда. В конце слушания он сказал мне – очень уверенно, – что меня не казнят. И что даже до судебного разбирательства дело не дойдет. Эйб Мазур не из тех, кто дает пустые обещания, но я начинала думать, что даже у него есть свои пределы, в особенности поскольку наше время истекало.

Я снова достала скомканный листок бумаги и расправила его. Он тоже попал ко мне в зале суда; его незаметно сунул мне в руку Эмброуз – слуга и, как поговаривали, любовник Татьяны.

Роза!

Если ты читаешь это, значит, произошло нечто ужасное. Наверное, ты ненавидишь меня, и я не виню тебя. Я могу лишь просить поверить – предложенный мной закон о снижении возрастного ценза лучше для твоего народа, чем то, что планируют некоторые другие. Есть морои, которые предпочли бы заставлять всех дампиров служить, независимо от того, хотят они или нет, используя с этой целью магию принуждения. Новый закон притормозит деятельность этой фракции.

Однако я пишу тебе, чтобы сообщить тайну, в которую должно быть посвящено как можно меньше людей. Василисе необходимо занять ее место в Совете, и это можно сделать. Она не последняя из Драгомиров. Есть еще один, незаконный ребенок Эрика Драгомира, не знаю, сын или дочь. Больше мне ничего не известно, но если ты найдешь этого ребенка, Лисса обретет власть, которую заслуживает. Несмотря на твои недостатки и взрывной темперамент, ты единственная, кто, как мне кажется, может справиться с этой задачей. Займись ею, не теряя времени.

Татьяна Ивашкова

Я сотни раз читала и перечитывала эти слова, отчего они, конечно, ничуть не изменились, как и вопросы, ими порожденные. Действительно ли Татьяна написала эту записку? Доверила мне – несмотря на откровенно враждебное отношение – столь опасную тайну? В нашем мире все решения за мороев принимают двенадцать королевских семей, но в определенной ситуации их может быть всего одиннадцать. Лисса – последняя в своем роду, никаких других членов семьи Драгомир нет, и в этом случае, согласно моройскому закону, она не имеет права быть членом Совета и голосовать, когда он принимает решения. Совет уже одобрил очень скверный закон, и, если верить этой записке, за ним могут последовать другие. Лисса могла бы выступать против этих законов – и некоторым людям это не понравилось бы; людям, которые уже продемонстрировали свою готовность убивать.

Еще один Драгомир.

Еще один Драгомир – это означает, что Лисса сможет голосовать. Еще один голос в Совете может многое изменить. Может изменить весь моройский мир. Может изменить мой мир – скажем, в том смысле, признают меня виновной или нет. И конечно, он может изменить мир Лиссы. Все это время она считала, что одинока. И однако… Я в тревоге задавалась вопросом, обрадуется ли она этому сводному брату или сестре. Я смирилась с тем, что мой отец мошенник, но Лисса всегда возводила своего отца на пьедестал, верила только хорошему о нем. Эта новость может стать для нее потрясением, и, хотя всю жизнь меня обучали тому, как обеспечить ее физическую безопасность, я начинала думать, что защищать ее нужно не только в этом смысле.

Но прежде всего мне необходима правда. Я должна узнать, действительно ли записка от Татьяны. У меня был способ выяснить это, но для этого мне пришлось бы делать то, что я ненавидела.

Что ж, почему бы и нет? Все равно прямо сейчас мне больше нечем заняться.

Встав с постели, я повернулась спиной к решетке и уставилась на пустую стену, используя ее как точку фокусировки. Собралась, напомнила себе, что у меня хватит сил сохранять самообладание, и позволила рухнуть мысленным барьерам, которые всегда бессознательно возводила вокруг своего разума. И почувствовала, словно избавилась от огромного давления – как будто из надувного шара выпустили воздух.

Внезапно меня окружили призраки.

Оценил книгу

Это был долгий и тернистый путь, но сквозь собственное раздражение, недоумение и насмешки я все же добралась до победного конца этой истории и даже смогла полюбить её. А теперь вот даже грустно расставаться с персонажами. Всё же во всем хорошем и не очень YA так мало серий действительно запоминаются мне. Академия вампиров запомнилась.

Шестая книга, Последняя жертва, в последний раз возвращает нас к истории Розы и её друзей, которые в этот раз действительно вляпались . На кону жизнь главной героини, которую обвиняют в убийстве Королевы, и судьба всего моройского народа, которая зависит от результатов выборов нового правителя. И нашим бесстрашным героям придется разобраться и с тем и с другим. Пока сбежавшие из тюрьмы Роза и Дмитрий ищут незаконнорожденную наследницу семьи Драгомир, Лисса становится кандидаткой на трон, и все вместе они все ближе подбираются к правде - Королеву Татьяну убил кто-то из их друзей.

Интрига, конечно, не Бог весть что, но пару интересных моментов было. Да и герои в последней части почти что не раздражают, разве что настоящий русский парень Димка иногда так уныл, так уныл. А в конце, конечно же, восторжествовала справедливость и любовь. Да, "изрядно приправленная сексом авантюра" все-таки привела наших несчастных влюбленных к долгожданному воссоединению. Жалко Адриана, которого действительно использовали, но вот его истерика в конце мне не понятна. То ли он идиот, то ли я забыла прочитать какую-то главу, в которой Роза демонстрирует к нему свои чувства, потому что то, что он для неё особо ничего не значит было более чем очевидно. По крайней мере, в любовном плане. Но, видимо, кто-то должен пострадать, раз у Розы и Лиссы все неприлично прекрасно.

В целом же, Академия вампиров разная . Как аниме "Наруто": страшно только вначале, где-то первые две книги, а потом втягиваешься. Даже не знаю, ругать автора или нет за все это русское в сюжете.... Это было даже интересно и, определенно, привлекало, но в то же время от описаний России рыдать хотелось. А потому радует, что последняя книга закончилась все-таки интригами двора, а не поездками по нашей стране. И все же много нареканий. И все же мне понравилось... Да.

Оценил книгу

И пришла Роза, и взмахнула она рукой, и полегли полчища стригоев в неравном бою…

Вот последняя книга цикла, и наконец-то, история Розы позади. Впереди еще две книги по тому же миру, так что не скажу, что расстроена. Тем более, что-то я от Розы подустала слегка еще на четвертой книге.
Тем не менее, последняя книга снова меня увлекла, достойное завершение цикла и весьма неплохая история. Помимо несчастной любви Дмитрия и Розы здесь появляется что-то еще сверх, вроде детектива и расследования, и всяких политических интриг, - в итоге вышла неплохая такая книга.
Ну да, Роза по-прежнему крута сверх меры, а Дмитрий чудит и играет в честь и чувство вины, но сюжет уже не так завязан на романтике. Лично меня это порадовало: пара Роза-Дмитрий перестала увлекать еще после третьей книги. И так ясно было, чем все закончится.

По правде, если оглянуться, весь цикл мне напоминает бооольшую такую мыльную оперу. Вроде что-то происходит, а вспоминать начнешь – и все, кроме отношений Розы и Дмитрия, плавает в тумане. Я успела забыть, что наделал Виктор Дашков – ну нет, помню, конечно, что он вредитель и пытался что-то там сделать Лиссе, но что именно? Перечитывать не буду, ибо не переживу второй раз, но Дашков – не единственный. Точно так же плавают в тумане истории Сони и еще кучи персонажей. У меня такое чувство, что трех книг на всю эту эпопею хватило бы за глаза, ну да ладно)

В последней книге очень много всего происходит, - половину, кстати, можно было убрать, мне кажется, - и на первый план наконец-то выходит Лисса. Не знаю, хорошо это или плохо, но что безмерно расстроило, так это бедняжка Адриан. Один из немногих персонажей, которые мне в книге действительно нравятся. И так с ним нехорошо Роза обошлась, хотя это было неизбежно, да(

Вообще , довольно предсказуемо все, и, наверное, поэтому восторга уже нет. Единственное, что непредсказуемо – это личность убийцы королевы.
Но знаете что? Это вовсе не потому, что детектив получился умелый, это просто потому, что на протяжении всего текста намеков на убийцу почти нет. Если были, то я не увидела и не вспомнила. То есть убийца здесь, как черт из табакерки, и никакого удовольствия от раскрытия загадки не получаешь: для этого надо хотя бы разочек убийцу взять на заметку до того, как все выяснится. А здесь… но не буду спойлерить, кто читал, наверное, поймет.

Хех, а еще: кандидат в королевы, говорите, должна быть сообразительной? Сидя рядом с ручьем, Лисса пьет найденную бутылку воды и сокрушается, что еще одну бутылку она может найти не скоро – экономит воду. Ау, рядом – целый ручей! А потом, имея в запасе брезент, бедняжка промокла под дождем…На этом моменте, когда я только-только поверила, что Лисса – новая Китнисс и увлеклась сюжетом, меня постигло жестокое разочарование))

Но в целом , шестая книга лично для меня стала лучшей из цикла и самой интересной. Это по-прежнему книга, как жвачка, которую жуешь и не можешь остановиться, но все-таки уже на уровень выше. Больше увлекает. Больше интригует. Больше событий. Больше приключений. Больше движения. Я думаю, завершить цикл лучше было бы сложно.
Ура, ура! Цикл закончился, спасибо, что книг всего шесть, а не «бесконечность, помноженная на бесконечность», как с «Домом ночи». «Королева умерла, да здравствует королева!» - в смысле, история Розы закончилась, да здравствует история Сидни! Давно руки потираю, там же Адриан на первом плане, так? :)

Райчел Мид

ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕРТВА

Эта книга посвящается Ржу Бейли и Алану Доути - учителям, оказавшим огромное влияние на мое творчество, и всем другим моим учителям (и одновременно друзьям), которые помогают начинающим писателям. Боритесь и дальше за правое дело, все вы.

Не люблю клетки.

Даже в зоопарк ходить не люблю. В первый раз, кода я оказалась там, у меня чуть клаустрофобия не развилась при виде всех этих несчастных животных. Просто в голове не укладывается - как любое создание может жить в таких условиях? Иногда я даже сочувствую преступникам, обреченным на жизнь в камере. И уж конечно, никогда не думала, что мне придется самой проводить жизнь в тюрьме.

Впрочем, в последнее время со мной случалось многое, чего я никак не ожидала, и вот теперь мне довелось оказаться здесь, под замком.

Эй! - закричала я, вцепившись в стальные прутья, которые отделяли меня от остального мира. - Долго мне еще тут сидеть? Когда будет судебное разбирательство? Я не могу целую вечность проторчать в этой темнице!

Ладно, это была не темница в общепринятом смысле: темное помещение, ржавые цепи и все такое прочее. Я находилась в маленькой камере с чистыми стеками, чистым полом и… ну, чистым всем. Ни единого пятнышка. Стерильность. Холод. И это действовало более угнетающе, чем самый затхлый каземат, который только можно вообразить. Прутья, в которые я вцепилась, на ощупь были холодные, твердые и прочные. От резкого флуоресцентного света металл вокруг мерцал, раздражая глаза. Я видела человека, неподвижно стоящего сбоку от входа в камеру, и знала, что в коридоре находятся, скорее всего, еще четыре охранника. И я понимала, что никто из них не собирается отвечать, но это не мешало мне на протяжении двух последних дней снова и снова задавать свои вопросы.

В ответ - обычная тишина. Я вздохнула и плюхнулась на койку в углу камеры, твердую и бесцветную - как и все остальное в моем новом доме. Да, я и впрямь начинала мечтать о настоящей темнице. По крайней мере, там можно было бы наблюдать за крысами и пауками. Я перевела взгляд вверх и вновь мгновенно испытала дезориентирующее ощущение, что стены и потолок со всех сторон надвигаются на меня, все ближе и ближе, выжимая из легких воздух, лишая возможности дышать…

Я резко выпрямилась, хватая ртом воздух.

«Не гляди на стены и потолок, Роза», - выбранила я себя.

Перевела взгляд на свои сцепленные руки и в который раз попыталась разобраться, как меня угораздило попасть в такую беду.

Очевидный ответ напрашивался сам собой: меня ложно обвинили в преступлении, которого я не совершала. И это было не какое-нибудь мелкое мошенничество, а убийство. Какая наглость - обвинить меня в самом серьезном преступлении, которое может совершить дампир или морой. Правда, нельзя сказать, что я не убивала прежде. Убивала, и не раз. Также на моей совести немало нарушений правил и даже законов. Однако хладнокровное убийство… Нет, это не в моем духе. В особенности убийство королевы.

Правда, королеву Татьяну к числу моих друзей никак не отнесешь. Она была холодной, расчетливой правительницей мороев - расы живых, использующих магию вампиров, которые не убивают свои жертвы ради крови. По множеству причин у нас с Татьяной отношения не заладились. Во-первых, я встречалась с Адрианом, ее внучатым племянником. Во-вторых, я не одобряла ее политику в отношении стригоев - злобных не-мертвых вампиров, преследующих всех нас. Татьяна много раз водила меня за нос, но я не желала ей смерти. А вот кто-то, видимо, желал и оставил на месте преступления улики, указывающие прямо на меня. Худшей из них были мои отпечатки пальцев, покрывающие серебряный кол, которым убили Татьяну. Конечно, это был мой собственный кол, и, естественно, на нем были мои отпечатки пальцев. Никто, казалось, не принимал это в расчет.

Я снова вздохнула и вытащила из кармана маленький смятый листок бумаги. Мое единственное чтение здесь. Впрочем, в прямом смысле читать слова необходимости не было, и я просто сжала листок в руке. Я давным-давно выучила наизусть все, что там написано. Записка порождала у меня множество вопросов, и один из них: что я знала о Татьяне?

Огорченная той обстановкой, в которой оказалась, я «сбежала» из нее в сознание своей лучшей подруги, Лиссы. Лисса - моройка, и между нами существует особая внутренняя связь, позволяющая мне вторгаться в ее разум и видеть мир ее глазами. Каждый морой специализируется в одном из видов магии, может подчинять себе одну из четырех стихий - землю, воду, воздух или огонь. Лиссе подвластна стихия духа - она связана с психическими силами и исцелением, и владение ею почти не встречается в среде мороев, которым чаще всего подчиняются физические стихии. Мы только-только начали постигать возможности стихии духа - совершенно невероятные, как выяснилось. Несколько лет назад я погибла во время автомобильной аварии, но именно с помощью стихии духа Лисса вернула меня к жизни, что и породило нашу связь.

Оказавшись в ее сознании, я как бы вырывалась на свободу из своей клетки, но это мало помогало решению моих проблем. Со времени слушания, где были представлены указывающие на меня улики, Лисса не покладая рук изыскивала способы доказать мою невиновность. То, что убийство совершили моим колом, это лишь начало. Мои оппоненты поторопились напомнить всем о моей враждебности по отношению к королеве и, выясняя, где я находилась во время убийства, нашли свидетеля, фактически оставившего меня без алиби. Совет решил: улик достаточно, чтобы подвергнуть меня полноценному судебному разбирательству, где мне и предстояло выслушать приговор.

Лисса отчаянно старалась привлечь внимание людей к моей судьбе, убедить их в том, что меня оклеветали. Ей, однако, было нелегко найти слушателей, поскольку весь моройский королевский двор оказался поглощен подготовкой к похоронам Татьяны. Смерть монарха - большое событие. Чтобы стать свидетелями впечатляющего зрелища, со всего мира съезжались морои и дампиры - наполовину вампиры вроде меня. Угощение, цветы, убранство, даже музыканты… масса забот. Даже если бы Татьяна выходила замуж, вряд ли это повлекло бы за собой такие хлопоты. Конечно, всем было не до меня. Большинство людей считало, что, раз я сижу под замком и больше никого убить не могу, справедливость восторжествовала. Убийца Татьяны найдена. Дело закрыто.

Не успела я оглядеться по сторонам глазами Лиссы, как суматоха в тюрьме выдернула меня обратно. Кто-то разговаривал с охранниками, прося разрешения увидеться со мной. Первый посетитель за несколько дней. Сердце заколотилось, я бросилась к решетке, надеясь наконец услышать от пришедшего, что все это ужасная ошибка.

Однако мой гость оказался не совсем тем, кого я ожидала.

Старик… - тоскливо протянула я. - Что ты здесь делаешь?

Передо мной стоял Эйб Мазур. Как обычно, он выглядел каким-то чудом в перьях. Была середина лета - жаркого и влажного, как и положено в сельской части Пенсильвании, - что не помешало ему облачиться в костюм. Прекрасно сшитый, но дополненный алым шелковым галстуком и шарфом того же цвета… это уже явно перебор. Золотые драгоценности выделялись на фоне смуглой кожи, и, похоже, он совсем недавно постриг короткую черную бородку. Эйб - морой и, хотя он не из королевской семьи, влиянием обладает немалым.

И еще по воле случая он мой отец.

Я твой адвокат, - жизнерадостно заявил он. - Прибыл, чтобы оказать тебе юридическую помощь.

Ты не адвокат, - напомнила я ему. - И твои последние советы не очень-то мне помогли.

Говорить такое было низко с моей стороны. Эйб, хотя и не получил официального образования, защищал меня во время предварительного слушания. Очевидно, не слишком успешно, поскольку я оказалась за решеткой в ожидании судебного разбирательства. Но, проторчав тут несколько дней в полной изоляции, я поняла, что кое в чем он был прав. Ни один адвокат, как бы хорош он ни был, не мог спасти меня во время этого слушания. Следовало отдать Эйбу должное - он проявил мужество и взялся за заведомо проигрышное дело, хотя я и не понимала почему, памятуя о наших поверхностных отношениях. Все, что мне приходило в голову, - он не доверял никому из королевских мороев и, как отец, чувствовал себя обязанным помочь мне. Именно в таком порядке.

Я выступил безупречно, - возразил он, - а вот твоя речь, в которой ты употребила слова «если бы я была убийцей», сработала не в нашу пользу. Внедрить этот образ в сознание судьи - не самое умное, что ты могла сделать.

Проигнорировав колкое замечание, я скрестила на груди руки.

Так почему ты здесь? Знаю, это не просто отцовский визит. Ты никогда ничего не делаешь просто так.

Конечно. Зачем делать что-то просто так?

Только вот не надо демонстрировать мне свою знаменитую логику.

Действие первое

Действующие лица

Юлия Павловна Тугина , молодая вдова.

Глафира Фирсовна , тетка Юлии, пожилая, небогатая женщина.

Вадим Григорьевич Дульчин , молодой человек.

Лука Герасимыч Дергачев , приятель Дульчина, довольно невзрачный господин и по фигуре, и по костюму.

Флор Федулыч Прибытков , очень богатый купец, румяный старик, лет 60, гладко выбрит, тщательно причесан и одет очень чисто.

Михевна , старая ключница Юлии.

Небольшая гостиная в доме Тугиной. В глубине дверь входная, направо (от актеров) дверь во внутренние комнаты, налево – окно. Драпировка и мебель довольно скромные, но приличные.

Явление первое

Михевна у входной двери, потом Глафира Фирсовна .

Михевна . Девушки, кто там позвонил? Вадим Григорьич, что ли?

Глафира Фирсовна (входя). Какой Вадим Григорьич! Это я. Вадим-то Григорьич, чай, позже придет.

Михевна . Ах, матушка, Глафира Фирсовна! Да никакого и нет Вадима Григорьича; это я так, обмолвилась. Извините!

Глафира Фирсовна . Сорвалось с языка, так уж нечего делать, назад не спрячешь. Эка досада, не застала я самой-то! Не близко место к вам даром-то путешествовать; а на извозчиков у меня денег еще не нажито. Да и разбойники же они! За твои же деньги тебе всю душеньку вытрясет, да еще, того гляди, вожжами глаза выхлестнет.

Михевна . Что говорить! То ли дело свои…

Глафира Фирсовна . Что, свои? Ноги-то, что ли?

Михевна . Нет, лошади-то, я говорю.

Глафира Фирсовна . Уж чего лучше! Да только у меня свои-то еще на Хреновском заводе; все купить не сберусь – боюсь, как бы не ошибиться.

Михевна . Так вы пешочком?

Глафира Фирсовна . Да, по обещанию, семь верст киселя есть. Да вот не в раз; видно, придется обратно на тех же, не кормя.

Михевна . Посидите, матушка! она, надо быть, скоро воротится.

Глафира Фирсовна . А куда ее бог понес?

Михевна . К вечеренке пошла.

Глафира Фирсовна . За богомолье принялась. Аль много нагрешила?

Михевна . Да она, матушка, всегда такая; как покойника не стало, все молится.

Глафира Фирсовна . Знаем мы, как она молится-то.

Михевна . Ну, а знаете, так и знайте! А я знаю, что правду говорю, мне лгать не из чего. Чайку не прикажете ли? У нас это мигом.

Глафира Фирсовна . Нет, уж я самое подожду. (Садится.)

Михевна . Как угодно.

Глафира Фирсовна . Ну, что ваш плезир-то?

Михевна . Как, матушка, изволили сказать? Не дослышала я…

Глафира Фирсовна . Ну, как его поучтивей-то назвать? Победитель-то, друг-то милый?

Михевна . Не понять мне разговору вашего, слова больно мудреные.

Глафира Фирсовна . Ты дуру разыгрываешь, аль стыдишься меня? Так я не барышня. Поживешь с мое-то, да в бедности, так стыдочек-то всякий забудешь, ты уж в этом не сомневайся. Я про Вадима Григорьича тебя спрашиваю…

Михевна (приложив руку к щеке). Ох, матушка, ох!

Глафира Фирсовна . Что заохала?

Михевна . Да стыдно очень. Да как же вы узнали? А я думала, что про это никому не известно…

Глафира Фирсовна . Как узнала? Имя его ты сама сейчас сказала мне: Вадимом Григорьичем окликнула.

Михевна . Эка я глупая!

Глафира Фирсовна . Да, кроме того, я и от людей слышала, что она в приятеля своего много денег проживает. Правда, что ли?

Михевна . Верного я не знаю; а как, чай, не проживать! Чего она для него пожалеет!

Глафира Фирсовна . То-то муж-то ее, покойник, догадлив был; чувствовало его сердце, что вдове деньги понадобятся, и оставил вам миллион.

Михевна . Ну, какой, матушка, миллион! Много меньше.

Глафира Фирсовна . Ну, уж это у меня счет такой: я все на миллионы считаю; у меня, что больше тысячи, то и миллион. Сколько в миллионе денег, я и сама не знаю, а говорю так, потому что это слово в моду пошло. Прежде, Михевна, богачей-то тысячниками звали, а теперь уж все сплошь миллионщики пошли. Нынче скажи-ко про хорошего купца, что он обанкрутился тысяч на пятьдесят, так он обидится, пожалуй, а говори прямо на миллион, либо два, – вот это верно будет. Прежде и пропажи-то были маленькие, а нынче вон в банке одном семи миллионов недосчитались. Конечно, у себя-то в руках и приходу, и расходу больше полтины редко видишь; а уж я такую смелость на себя взяла, что чужие деньги все на миллионы считаю; так-то свободно об них разговариваю. Миллион – и шабаш! Как же она: вещами, что ль, дарит ему, аль деньгами?

Михевна . Про деньги не знаю, а подарки ему идут поминутно, и все дорогие. Ни в чем у него недостатка не бывает, и в квартире-то все наше: то она ему чернилицу новую на стол купит со всем прибором…

Глафира Фирсовна . Чернилица новая, дорогая, а писать нечего.

Михевна . Какое писанье! когда ему! Он и дома-то не живет. И занавески ему на окна переменит, и мебель всю заново. А уж это посуда, белье и что прочее, так он и не знает, как у него все новое является, – ему-то все кажется, что все то же. Да чего уж, до самой малости: чай с сахаром, и то от нас туда идет.

Глафира Фирсовна . Все еще это не беда, стерпеть можно. Разные бабы-то бывают: которая любовнику вещами – та еще, пожалуй, капитал и сбережет; а которая деньгами, ну, уж тут разоренье верное.

Михевна . Сахару больно жалко: много его у них выходит… Куда им пропасть этакая?

Глафира Фирсовна . Как же это у вас случилось, как ее угораздило такой хомут на шею надеть?

Михевна . Да все эта дача проклятая. Как жили мы тогда, вскоре после покойника, на даче, – жили скромно, людей обегали, редко когда и на прогулку ходили, и то куда подальше; тут его и нанесло, как на грех. Куда ни выдем из дому, все встретится, да встретится. Да молодой, красивый, одет как картинка; лошади, коляски какие. А сердце-то ведь не камень. Ну, и стал присватываться, она не прочь: чего еще, жених хоть куда и богатый. Только положили так, чтоб отсрочить свадьбу до зимы: еще мужу год не вышел, еще траур носила. А он, между тем временем, каждый день ездит к нам как жених, и подарки, и букеты возит. И так она в него вверилась, и так расположилась, что стала совсем как за мужа считать. Да и он без церемонии стал ее добром, как своим, распоряжаться. Что твое, что мое, говорит, это все одно. А ей это за радость: «Значит, говорит, он мой, коли так поступает; теперь у нас, говорит, за малым дело стало, только повенчаться».

Глафира Фирсовна . Да, за малым! Ну, нет, не скажи! Что ж дальше-то? Траур кончился, зима пришла…

Михевна . Зима-то пришла, да и прошла, да вот и другая скоро придет.

Глафира Фирсовна . А он все еще в женихах числится?

Михевна . Все еще в женихах.

Глафира Фирсовна . Долгонько. Пора б порешить чем-нибудь, а то что людей-то срамить!

Михевна . Да чем, матушка! Как мы живем? Такая-то тишина, такая-то скромность, прямо надо сказать, как есть монастырь. Мужского духу и в заводе нет. Ездит один Вадим Григорьич, что греха таить, да и тот больше в сумеречках. Даже которые его приятели и тем к нам ходу нет. Есть у него один такой, Дергачев прозывается, тот раза два, было, сунулся.

Глафира Фирсовна . Не попотчуют ли, мол, чем?

Михевна . Ну, конечно, человек бедный, живет впроголодь – думает и закусить, и винца выпить. Я так их и понимаю. Да я, матушка, пугнула его. Нам не жаль, да бережемся: мужчины чтоб ни-ни, ни под каким видом. Вот как мы живем. И все-то она молится, да постится, бог с ней.

Глафира Фирсовна . Какая ж тому причина, с чего ей?..

Михевна . Чтоб женился. Уж это всегда так.

Глафира Фирсовна . А я так думаю, что не даст ей бог счастья. Родню забывает… Уж коли задумала она капитал размотать, так лучше бы с родными, чем с чужими. Взяла бы хоть меня; по крайности, и я бы пожила в удовольствие на старости лет…

Михевна . Это уж ее дело; а я знаю, что у ней к родным расположение есть.

Глафира Фирсовна . Незаметно что-то. Сама прочь от родных, так и от нас ничего хорошего не жди, особенно от меня. Женщина я не злая, а ноготок есть, удружить могу. Ну, вот и спасибо, только мне и нужно: все я от тебя вызнала. Что это, Михевна, как две бабы сойдутся, так они наболтают столько, что в большую книгу не упишешь, и наговорят того, что, может быть, и не надо?

Михевна . Наша слабость такая, женская. Разумеется, по надежде говоришь, что ничего из этого дурного не выдет. А кто же вас знает: в чужую душу не влезешь, может, вы с каким умыслом выспрашиваете. Да вот она и сама, а я уж по хозяйству пойду. (Уходит.)

Входит Юлия Павловна.

Явление второе

Глафира Фирсовна , Юлия .

Юлия (снимая платок). Ах, тетенька, какими судьбами? Вот обрадовали!

Глафира Фирсовна . Полно, полно, уж будто и рада?

Юлия . Да еще бы! Конечно, рада. (Целуются.)

Глафира Фирсовна . Бросила родню-то, да и знать не хочешь! Ну, я не спесива, сама пришла; уж рада не рада ль, а не выгонишь, ведь тоже родная.

Юлия . Да что вы! Я родным всегда рада; только жизнь моя такая уединенная, никуда не выезжаю. Что делать-то, уж такая я от природы! А ко мне всегда милости просим.

Глафира Фирсовна . Что это ты, как мещанка, платком покрываешься? Точно сирота какая.

Юлия . Да и то сирота.

Глафира Фирсовна . С таким сиротством еще можно жить. Ох, сиротами-то зовут тех, кого пожалеть некому, а у богатых вдов печальники найдутся! Да я бы, на твоем месте, не то что в платочке, а в аршин бы шляпу-то соорудила, развалилась в коляске, да и покатывай! На, мол, смотри!

Юлия . Не удивишь нынче никого, что ни надень. Да и мне рядиться-то не к чему и не к месту было, – я к вечерне ходила.

Глафира Фирсовна . Да, уж тут попугаем-то вырядиться не для кого, особенно в будни. Да что ты долго? Вечерни-то давненько отошли.

Юлия . Да после вечерни-то свадьба была простенькая, так я осталась посмотреть.

Глафира Фирсовна . Чего это ты, милая, не видала? Свадьба, как свадьба. Чай, обвели да и повезли, не редкость какая.

Юлия . Все-таки, тетенька, интересно на чужую радость посмотреть.

Глафира Фирсовна . Ну, посмотрела, позавидовала чужому счастью и довольно. Аль ты свадьбы-то смотришь, как мы, грешные? Мы так глаза-то вытаращим, что не то, что бриллианты, а все булавки-то пересчитаем. Да еще глазам-то не верим, так у всех провожатых и платья, и блонды перещупаем, настоящие ли?

Юлия . Нет, тетенька, я в народе не люблю: я издали смотрела; в другом приделе стояла. И какой случай! Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят, уставилась на жениха-то, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья так и полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить, да увести поскорее. И сама-то плачу.

Глафира Фирсовна . Ты-то об чем, не слыхать ли?

Юлия . Заговорили мы: «Пойдемте, говорю я, дорогой потолкуем! Мы тут со слезами-то не лишние ли?» – «Вы-то, не знаю, говорит, а я лишняя». Посмотрела с минуточку на жениха, кивнула головой; прошептала «прощай», и пошли мы со слезами.

Глафира Фирсовна . Дешевы слезы-то у вас.

Юлия . Уж очень тяжело это слово-то «прощай». Вспомнила я мужа-покойника: очень я плакала, как он умер; а как пришлось сказать «прощай», – в последний раз, – так ведь я было сама умерла. А каково сказать: «Прощай на век» живому человеку? Ведь это хуже, чем похоронить.

Глафира Фирсовна . Эка у вас печаль по этим заблужденным! Да бог с ней! Всякая должна знать, что только божье крепко.

Юлия . Так-то так, тетенька, да коли любишь человека, коль всю душу в него положила?

Глафира Фирсовна . И откуда это в вас такая горячая любовь проявляется?

Юлия . Что ж делать-то! Ведь уж это кому как дано. Конечно, кто любви не знает, тем легче жить на свете.

Глафира Фирсовна . Э, да что нам до чужих! Поговорим о себе! Как твой-то сокол?

Юлия . Какой мой сокол?

Глафира Фирсовна . Ну, как величать-то прикажешь? Жених там, что ли? Вадим Григорьич.

Юлия . Да как же?.. Да откуда ж вы?

Глафира Фирсовна . Откуда узнала-то? Слухом земля полнится: хоть в трубы еще не трубят, а разговор идет.

Юлия (конфузясь). Да теперь скоро, тетенька, свадьба у нас.

Глафира Фирсовна . Полно, так ли? Не надежен он, говорят, да и мотоват очень.

Юлия . Уж каков есть, такого и люблю.

Глафира Фирсовна . Удерживать бы немножко.

Юлия . Как можно, что вы говорите! Ведь не жена еще; как я смею что-нибудь сказать? Вот бог благословит, тогда другое дело; а теперь я могу только лаской да угождением. Кажется, рада бы все отдать, только б не разлюбил.

Глафира Фирсовна . Что ты, стыдись! Молодая, красивая женщина, да на мужчину разоряться! не старуха ведь.

Юлия . Да я и не разоряюсь, и не думала разоряться: он сам богат. А все ж таки, чем-нибудь привязать нужно. Живу я, тетенька, в глуши, веду жизнь скромную, следить за ним не могу: где он бывает, что делает… Иной раз дня три, четыре не едет, чего не передумаешь; рада бог знает что отдать, только бы увидать-то.

Глафира Фирсовна . Чем привязать, не знаешь? А ворожба-то на что! Чего другого, а этого добра в Москве не занимать стать. Такие снадобья знают, испробованные. Я дамы четыре знаю, которые этим мастерством занимаются. Вон Манефа говорит: «Я своим словом на краю света, в Америке, достану и там на человека тоску да сухоту нагоню. Давай двадцать пять рублей в руки, из Америки ворочу». Вот ты бы съездила.

Юлия . Нет, что вы! как это можно?

Глафира Фирсовна . Ничего. А то есть один отставной секретарь, горбатый; так он и ворожит, и на фортепьянах играет, и жестокие романсы поет, – так оно для влюбленных-то как чувствительно!

Юлия . Нет, ворожить я не стану.

Глафира Фирсовна . А ворожить не хочешь, так вот тебе еще средство: коли чуть долго не едет к тебе, сейчас его, раба божьего, в поминанье за упокой! Какую тоску-то нагонишь, мигом прилетит…

Юлия . Ничего этого не нужно.

Глафира Фирсовна . Греха боишься? Оно точно, что грех.

Юлия . Да и не хорошо.

Глафира Фирсовна . Так вот тебе средство безгрешное: можно и за здравие, только свечку вверх ногами поставить: с другого конца зажечь. Как действует!

Юлия . Нет, уж вы оставьте! Зачем же!

Глафира Фирсовна . А лучше-то всего, вот наш тебе совет: брось-ко ты его сама, пока он тебя не бросил.

Юлия . Ах, как можно! что вы! Всю жизнь-то положивши… да я жива не останусь.

Глафира Фирсовна . Потому как нам, родственным людям, сраму от тебя переносить не хочется. Послушай-ко, что все родные и знакомые говорят!

Юлия . Да что им до меня! Я никого не трогаю, я совершеннолетняя.

Глафира Фирсовна . А то, что нигде показаться нельзя, везде опросы да насмешки: «Что ваша Юлинька? Как ваша Юлинька?» Вон посмотри, как Флор Федулыч расстроен через тебя.

Юлия . И Флор Федулыч?

Глафира Фирсовна . Я его недавно видела; он сам хотел быть у тебя сегодня.

Юлия . Ай, стыд какой! Зачем это он? Такой почтенный старик.

Глафира Фирсовна . Сама себя довела.

Юлия . Я его не приму. Как я стану с ним разговаривать? С стыда сгоришь.

Глафира Фирсовна . Да ты не очень бойся-то. Он хоть строг, а до вас, молодых баб, довольно-таки снисходителен. Человек одинокий, детей нет, денег двенадцать миллионов.

Юлия . Что это, тетенька, уж больно много.

Глафира Фирсовна . Я так, на счастье говорю, не пугайся: мои миллионы маленькие. А только много, очень много, страсть сколько деньжищев! Чужая душа – потемки: кто знает, кому он деньги-то оставит. Вот все родные-то перед ним и раболепствуют. И тебе тоже его огорчать-то бы не надо.

Юлия . Какая я ему родня! Седьмая вода на киселе, да и то по мужу.

Глафира Фирсовна . Захочешь, так родней родни будешь.

Юлия . Я этого не понимаю, тетенька, и не желаю понимать.

Глафира Фирсовна . Очень просто: исполняй всякое желание его, всякий каприз, так он еще при жизни тебя озолотит.

Юлия . Надо знать, какие у него капризы-то! Другие капризы и за ваши двенадцать миллионов исполнять не согласишься.

Глафира Фирсовна . Капризные старики кому милы, конечно. Да старик-то он у нас чудной: сам стар, а капризы у него молодые. А ты разве забыла, что он твоему мужу был первый друг и благодетель? Твой муж перед смертью приказывал ему, чтоб он тебя не забывал, чтоб помогал тебе и советом, и делом, и был тебе вместо отца.

Юлия . Так не я забыла-то, а он. После смерти мужа я его только один раз и видела.

Глафира Фирсовна . Можно ль с него требовать? Мало ль у него делов-то без тебя! У него все это время мысли были заняты другим. Сирота у него была на попечении, красавица, получше тебя гораздо; а вот теперь он отдал ее замуж, мысли-то у него и освободились, и об тебе вспомнил, и до тебя очередь дошла.

Юлия . Очень я благодарна Флору Федулычу, только я никаких себе попечителей не желаю, и напрасно он себя беспокоит.

Глафира Фирсовна . Не отталкивай родню, не отталкивай! Проживешься до нитки, куда денешься? К нам же прибежишь.

Юлия . Ни к кому я не пойду; гордость моя не позволит, да мне и незачем. Что вы мне бедность пророчите! Я не маленькая: и сама собою, и своими деньгами я распорядиться сумею.

Глафира Фирсовна . А я другие разговоры слышала.

Юлия . Нечего про меня слышать. Конечно, от сплетен не убережешься, про всех говорят, особенно прислуга; так хорошему человеку, солидному, стыдно таким вздором заниматься.

Глафира Фирсовна . Вот так! Сказала, как отрезала. Так и знать будем.

Входит Михевна .

Явление третье

Юлия, Глафира Фирсовна и Михевна.

Михевна . Чай готов, не прикажете ли?

Глафира Фирсовна . Нет, чай, бог с ним! Вот чудо-то со мной, вот послушай! Как вот этот час настанет, и начинает меня на съестное позывать. И с чего это сталось?

Юлия . Так можно подать.

Глафира Фирсовна . Зачем подавать! У тебя, ведь, я чай, есть такой шкафчик, где все это соблюдается – и пропустить можно маленькую, и закусить! Я не спесива: мне огурец – так огурец, пирог – так пирог.

Юлия . Есть, тетенька, как не быть!

Глафира Фирсовна . Вот мы к нему и пристроимся. Перекушу я малым делом, да уж и пора мне. Засиделась я у тебя, а мне еще через всю Москву шествовать.

Юлия . Неужели такую даль пешком? Тетенька, если вы не обидитесь, я бы предложила вам на извозчика. (Вынимает рублевую бумажку.) А то лошадь заложить?

Глафира Фирсовна . Не обижусь. От другого обижусь, а от тебя нет, не обижусь, от тебя возьму. (Берет бумажку.) Когда тут лошадь закладывать!

Юлия и Глафира Фирсовна уходят в дверь направо, Михевна идет за ними. Звонок.

Жанр: ,

Правообладателям!

Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то .

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше ?

Внимание! Вы скачиваете отрывок, разрешенный законодательством и правообладателем (не более 20% текста).
После ознакомления вам будет предложено перейти на сайт правообладателя и приобрести полную версию произведения.