Умер общественный деятель и меценат эдуард фон фальц-фейн. Портреты на стенах

Барон Эдуард Александрович Фальц-Фейн в своём имении «Аскания-Нова» в Вадуце, Лихтенштейн.

В Доме русского зарубежья в Москве торжественно отметили 105-летие знаменитого, выдающегося соотечественника Эдуарда Александровича Фальц-Фейна. Выставка «России принадлежит моё сердце…» и фильм «Любите Родину, как он» приурочены к знаменательной дате.

«России принадлежит моё сердце…», - наверное, это самые главные слова, отражающие отношение барона Э.А.Фальц-Фейна к своей родине - России. Всю свою сознательную жизнь он любил Россию открытым, огромным, всепрощающим и мудрым сердцем. Любил её как родную мать, - безусловно и горячо. Свидетельством тому - все помыслы и добрые дела, посвящённые России. Ни времени, ни сил, ни средств не жалел барон на то, чтобы в истории Отечества не оставалось «белых пятен». Будь то поиск и воссоздание «янтарной комнаты» в Царском Селе или архив следователя А.Н.Соколова о расстреле Царской Семьи - всё стоило неимоверных усилий ума, многоходовых комбинаций, встреч с «сильными мира сего» и собственных средств. Но это лишь самые «громкие» подарки России, о которых много писала и рассказывала пресса и телевидение. А сколько осталось «за кадром»?! На вечере давний друг Эдуарда Александровича - князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский рассказывал, как барон доискивался маршрута, по которому армия Суворова, преодолев снежные Альпы, прошла по Швейцарии. И что же он предпринял? Эдуард Александрович настойчиво обошёл все церкви в округе, убеждая служителей дать ему записи церковных книг. В одной из них было отмечено, что такого-то числа 1799 года житель такой-то деревни жаловался священнику, что солдаты Суворова взяли у него одиннадцать куриц и зажарили их. Значит, именно на том самом месте ночевала армия генералиссимуса! На собственные средства Эдуард Александрович и поставил памятник Суворову на перевале Сен-Готард в Швейцарских Альпах и создал музей А.В.Суворова.

Памятник А.В.Суворову на перевале Сен-Готард в Швейцарских Альпах.

Скульптор, исполнивший заказ, Дмитрий Тугаринов присутствовал на том юбилейном вечере 14 сентября в Доме русского зарубежья и рассказал, как это было. Скромно преуменьшив свои заслуги, Дмитрий Николаевич сказал, что конная статуя Суворова была выполнена «как-то сама собой», за разговорами с бароном. Во время работы над скульптурной композицией Д.Тугаринов подолгу общался с Эдуардом Александровичем в его доме в Вадуце. Однажды предложил сделать слепки с рук барона - для истории, и тот согласился. Эти слепки аристократичных, но натруженных рук скульптор привёз с собой на званный вечер, и их сразу поместили в экспозицию выставки «России принадлежит моё сердце…». Выставка была организована по инициативе искусствоведа и долгое время бывшей пресс-атташе барона Надежды Витольдовны Данилевич.

Одной из главных достопримечательностей экспозиции стал портрет Петра I неизвестного художника XVIII века, подаренный бароном Надежде Витольдовне. Многое рассказали личные вещи барона на выставке - письма, открытки, фотографии о его жизни в Вадуце, о поездках в Россию, о встречах с патриархом Алексием II и президентом В.В.Путиным, с академиками Д.С.Лихачевым и Б.Е.Патоном, с писателями, художниками, своими друзьями из русской эмиграции.

В.Братанюк «М.И.Вальберг, воспитанник Пажеского Его Императорского Величества Корпуса; Барон Э.А. Фальц-Фейн, академик Д.С.Лихачев».

Документальный фильм Владимира Костюка о бароне Фальц-Фейне «Любите Родину, как он» в этот вечер связал Москву и Вадуц, показав неутомимого Эдуарда Александровича, спешащего ещё что-то полезное сделать для России. В одном из эпизодов барон рассказывает, как вернул портрет Григория Потёмкина-Таврического на прежнее место в Воронцовский дворец в Крыму. Однажды в Америке в антикварной лавке, каких в Нью-Йорке было множество, он увидел на портрете знакомое лицо и поинтересовался у антиквара: «Знаете, кто это»? - «Да какой-то господин», - отмахнулся продавец. - «Ну, я не стал говорить, что на портрете князь Потёмкин, чтобы тот не поднял цену, и спросил, сколько же стоит этот неизвестный»? Сумма потрясла своей ничтожностью по сравнению с подлинной стоимостью картины второй половины XVIII века. Не торгуясь, барон приобрел ценный портрет. - «Теперь Светлейший князь там, где ему место - рядом с матушкой Государыней Екатериной II», - заключил свой рассказ Эдуард Александрович.

Светлейший Князь Г.А. Потёмкин-Таврический. Неизвестный художник, XVIII в, Воронцовский музей в Алупке.

Журнал «Международная жизнь» неоднократно посвящал свои материалы выдающемуся соотечественнику - барону Эдуарду Александровичу Фальц-Фейну. И каждый раз в них были страницы о знаменитых предках - родословная изобилует именами великих адмиралов, исследователей, предпринимателей, зоологов, естествоиспытателей, авиаторов, музыкантов, но, пожалуй, ярче всех сияет среди всех пра-пра… имя бабушки - Софии Богдановны Фаль-Фейн, безумно любившей своего маленького Эдди. И Эдуард Александрович, хотя и в пятилетнем возрасте, но на всю жизнь запомнил её тепло, красоту, стать, энергичный и волевой характер. Вернувшись в Аскания-Нова в 80-х годах XX в., где на юге Российской империи было процветающее имение Фальц-Фейнов и где недалеко от этого фамильного гнезда расстреляли любимую 84-летнюю бабушку, Эдуард Александрович поставил в память об этой великой женщине памятник в полный рост. В своё время София Богдановна стояла во главе большого клана Фальц-Фейнов, родила семерых детей, основала в незамерзающей бухте на Черном море порт Хорлы, её пароходы доставляли товары по всему побережью, включая зарубежные страны. В порт Хорлы заходили пароходы под флагами Германии, Австрии, Греции, Италии. У Фальц-Фейнов было самое большое в России стадо мериносных овец - семьсот пятьдесят тысяч. Под её руководством в имениях, которые содержались в образцовом состоянии, строились заводы и фабрики, электростанции, шоссейные и железные дороги, в беломраморном дворце была картинная галерея из шестидесяти полотен Ивана Айвазовского - близкого друга семьи.

София Богдановна Фальц-Фейн, бабушка барона Э.А.Фальц-Фейна.

«Основоположнице порта Хорлы Софье Богдановне Фальц-Фейн от внука барона Фальц-Фейна»

Возвращаясь к вечеру в честь 105-летия барона Эдуарда Александровича Фальц-Фейна, отметим, что выставке была предпослана фотография, которая может многое рассказать о виновнике торжества. Вернее о том, на каких духовных, нравственных опорах стоял всю свою жизнь и продолжает её барон Эдуард Александрович Фальц-Фейн.

Барон Э.А.Фальц-Фейн в гостиной своего дома в Вадуце. Лихтенштейн.

По стенам вдоль парадной лестницы расположены портреты Государя императора Николая II, которого маленький Эдуард видел в имении своей бабушки «Аскания-Нова»; рядом портрет прадедушки (по материнской линии) - героя Наваринской битвы 1827 года - Ивана Петровича Епанчина, чуть выше - портрет дедушки Николая Алексеевича Епанчина, генерала от инфантерии, директора Пажеского Его Императорского Величества корпуса; картины псовой охоты, репинское полотно «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», зимний российский пейзаж и сколько ещё не вошло в кадр. Поистине - «не оскудеет рука дающего…» - это об Эдуарде Александровиче. Он никогда не держал обиды за неблагодарность, которую встречал от чиновников в России, повторяя: «Перевернули страницу, и живём дальше». Кажется, что имя барона Эдуарда Фальц-Фейна знают во всех уголках России, - столько хорошего он сделал для своей исторической родины, понимая её бесценность, неисчерпаемый духовный потенциал, её богатую на подвиги и героев, великих личностей историю. Его так и называют - исключительным народным дипломатом. Уникальный сам по себе, Эдуард Александрович истинный герой нашего времени. Поэтому слова, сказанные о нём, могут быть духовным заветом всем нам: «Любите Родину, как он».

Эдуард Фальц-Фейн, барон, 100 лет от роду, один из немногих ныне здравствующих представителей первой волны русской эмиграции. Он видел императора Николая II, помнит ужасы революции, познал прелести жизни на чужбине. Аристократ, влиятельная особа, авантюрист, сердцеед - это все о нем...

- Эдуард Александрович, император Николай II соизволил лично нанести визит в имение к вашим родителям. Как это случилось?

Должен сказать, что Фальц-Фейны всегда славились умением вести хозяйство. Мои предки по линии отца были выходцами из Саксонии, они приехали в Россию по приглашению Екатерины Второй осваивать южные территории. Предки из Германии соединились в России со знаменитым дворянским родом Епанчиных, связанных с Романовыми, в браке моего отца Александра Фальц-Фейна и мамы Веры Епанчиной. Я появился на свет в 1912 году. Мне было всего два года, когда царь приехал в наше имение Аскания-Нова. Этот райский сад с великолепным зоопарком создал мой дядя Фридрих Фальц-Фейн, как мы его звали, дядя Федя. Слава об имении простиралась столь широко, что дошла до царя, который тоже обожал животных. К тому же Николай II лично знал Фридриха и по дороге в свой Ливадийский дворец решил заглянуть в Асканию-Нова. Он провел в гостях две ночи, что казалось делом совершенно невозможным: монарх не мог ночевать у частного лица! И тем не менее. Перед отъездом ему устроили пышный завтрак в саду, угощали икрой, хотя, как оказалось, он ее терпеть не мог… Дядю Федю затем пригласили погостить в Ливадийский дворец. А еще через полгода царь утвердил фамильный герб Фальц-Фейнов.

- Как ваша семья встретила революцию?

В силу своего возраста - мне было 5 лет - я не понимал, что такое революция. Для нас с моей старшей сестрой Таисией все это представлялось забавным приключением. Так получилось, что начало революции мы застали в Санкт-Петербурге. Дедушка Николай Алексеевич Епанчин, который долгие годы был директором Пажеского корпуса, воспитывавшего лучших офицеров в царской России, пригласил нас в начале 1917-го погостить. Мы остановились в отеле «Медведь», там теперь какой-то кабак. И вдруг к нам в номер ворвались революционеры. Отец отступил за дверь. В комнате было темно, эти люди потребовали включить свет. Но мама сказала: «Не надо, дети лежат в постели, они болеют корью, и вы тоже можете заразиться». Их это напугало, и они ушли, так и не заметив отца. Всю ночь мы не спали, родители решали, что делать. И они, и бабушка с дедушкой были настоящими патриотами своей страны. Но было ясно: события принимают наихудший оборот - на улице стрельба, людей убивают... Оставалось одно: покинуть Россию. Мы уехали, практически ничего с собой не взяв. Дедушка все надеялся, что вот-вот мы вернемся домой, даже не разбирал вещей, чтобы не пришлось снова паковать. Возвращения на родину он так и не дождался - умер в Ницце, где и похоронен. А вот бабушка по отцу, Софья Богдановна Фальц-Фейн, которой к моменту начала революции было уже 84 года, не захотела уезжать из России. Под ее руководством на юге страны строились заводы, школы, незамерзающий порт Хорлы на Черном море. Она сказала: «Мне уже много лет, я здесь сделала много хорошего, никто меня не тронет...» Но ее схватили и расстреляли. Узнав об этом, мой отец получил удар, от которого уже не оправился.

После эмиграции мы сначала оказались в Германии, откуда переехали на юг Франции. Там обосновались тысячи наших соотечественников - это была вторая Россия. Русские, как известно, не могут жить без разговоров о политике. Помню, в эмиграции было невероятное количество обществ, которые между собой сражались - на демократическом уровне, спорили. Собирались каждое воскресенье после церкви в саду и устраивали идеологические поединки. Нас, детей, учили, как вести себя. Мы воспитывались с идеей, что надо что-то делать для России. Я и теперь занят мыслями, что можно сделать. В то же время среди нынешних представителей страны я не вижу людей с подобными стремлениями. Их довольно много, этих новых русских, даже в Лихтенштейне. Они зарабатывают здесь деньги, но не приносят пользы России. Я не вижу, чтобы они что-то делали для своей страны!

- Как выживали русские эмигранты?

Многие бывшие обладатели имений понятия не имели, как заработать на жизнь, мало кто держал за границей счета или недвижимость. Устраивались каждый по-своему. В Париже почти все таксисты были русскими эмигрантами, потому что на родине имели автомобили. Мой папа, к примеру, один из первых в России приобрел машину. Женщины работали официантками, но очень многие прозябали в нищете, переживая трудные времена. Хотя запомнились не только тяготы. Например, в нашем доме в Ницце организовался, можно сказать, кружок русской эмиграции. Все знали, что моя мама к четырем часам дня ждет гостей на чай. Бывало, она вздыхала: «Ну вот, никого нет, придется пить чай в одиночестве». Но в последнюю минуту обязательно кто-то приходил. Я возвращался из школы, и мама меня звала: «Иди сюда, познакомься…» Я точно помню, что у нас бывал знаменитый танцовщик Серж Лифарь, приходил Шаляпин - пел и играл на рояле. Но мне было 10 лет - какого черта мне было слушать его пение, когда хотелось на улицу, где ждали друзья, чтобы кататься на велосипеде.

- Чем вы занимались, когда подросли?

Я получил образование на французском языке, сегодня даже думаю по-французски, хотя в семье у нас говорили по-русски. Окончил сельскохозяйственный институт, изучал садоводство. В эмигрантской среде все думали, что мы вернемся в Россию и придется заниматься восстановлением имений. Но судьба распорядилась иначе. Я всегда увлекался спортом, в частности велосипедными гонками, и в 1932 году даже выиграл чемпионат Парижа. На меня обратил внимание редактор газеты L"Auto: мол, с каких это пор аристократы начали участвовать в гонках? Надо сказать, что в Европе обожают этот вид спорта, но среди участников на турнирах «Тур де Франс» или «Тур де Итали» никогда не было персон с титулами. Аристократы обычно играют в гольф, теннис, катаются на яхтах, но не гоняют на велосипедах. И вот редактор решил со мной познакомиться, принял в своем кабинете и предложил: «В 1936 году в Берлине пройдут XI Олимпийские игры, мне нужен там корреспондент». Я, двадцатилетний, был горд, что мной заинтересовалось издание с полумиллионным тиражом и, конечно, согласился. Мне выдали аусвайс, автомобиль, и я отправился в Германию. Это был самый разгар фашистского правления. Удивительное дело: хотя я колесил по стране и делал репортажи, но не замечал того, что Германия готовится к войне. Думаю, что и другие люди этого не чувствовали, ведь по улицам не было развешено военных лозунгов. Когда Гитлер пришел к власти, он стал строить дороги, дал работу людям, так что многие были в восторге. Правда, мой дедушка встречался с Гитлером и отзывался о нем как о человеке весьма посредственного ума. Но тот выбрал повелительный тон в общении с народом, и это сработало. Я тоже видел Гитлера на Олимпиаде, и даже сфотографировал его, несмотря на охрану. Это были соревнования по бегу, фаворитами считались немец Борхмайер и темнокожий американец Джесси Оуэнс. Все были уверены, что немец победит, но первым пришел американец. Гитлер немедленно покинул стадион с крайне недовольным видом...

Каждый день я диктовал стенографистке по телефону свои заметки. Получалось хорошо, поскольку стиль письма у меня был бойкий, в спорте я разбирался и по-французски изъяснялся не хуже коренных французов. Даже начальство в газете не подозревало, что я русский. К тому же я любил свою работу. Надо сказать, что журналистика принесла мне первые большие деньги - я посылал маме и смог купить первый автомобиль.

Я обзавелся множеством знакомых в спортивном мире - известнейшие спортсмены давали мне интервью, со многими стал общаться лично. Начальство в газете меня хвалило. Но началась Вторая мировая, и мои спортивные репортажи стали никому не нужны.

В военные годы я жил в Лугано у своего самого близкого друга Рудольфа Караччиолы, легендарного автогонщика. Он был лучшим в Европе в 30-е годы! Я стал в его доме садовником, сажал картошку, а еще развел кур, что позволило нам не голодать в военные годы. Через какое-то время поехал в Ниццу ухаживать за матерью, поскольку она уже была старенькая. Позже похоронил ее на русском кладбище в нашем семейном склепе, куда со временем попаду и я. Уже все готово: есть и надпись, и фотография, нет только даты смерти. Есть еще один тонкий момент. Удивительное дело, но я стал первым Фальц-Фейном, который принял православие - все остальные были лютеране. В Ницце красивый православный собор, каждые субботу и воскресенье все эмигранты отправлялись на службу, меня брал с собой дедушка. Но на русское кладбище в Ницце не пускают православного священника. Так что пока не знаю, как все будет. Ясно, что отпевание пройдет в православном храме. Но сколько будет священников - двое? Как вам это нравится? Для меня это просто ужас.

- Война прошла мимо вас?

С последствиями войны я столкнулся странным образом. В 1945 году я переехал в Лихтенштейн, и как-то ночью мне позвонили из правительства: срочно нужен фотограф и переводчик. Оказалось, дело государственной важности: границу Лихтенштейна перешли пять сотен русских в немецкой форме, вооруженные до зубов. У них был крайне несчастный вид, они спасались ото всех - от СС, от советских смершевцев. Мне было очень больно видеть русских в форме германского вермахта. Главным у них был некий генерал-майор Артур Хольмстон, но выяснилось, что его настоящее имя - Борис Смысловский, бывший царский офицер. В 1943 году он сформировал дивизию из военнопленных, которые были против сталинского режима. Смысловский имел далеко идущие планы: он рассчитывал, что Гитлер и Сталин уничтожат друг друга, и стал выходить на антигитлеровские организации в Польше и на Украине. Он полагал, что в результате станет освободителем русского народа. Но не вышло... И он со своими солдатами решил просить убежища в тихом Лихтенштейне. Князь Франц Иосиф II и местное население отнеслись к беженцам по-христиански. Разбили лагерь, поселили их там, дело было на Пасху, и кто-то даже принес крашеные яйца. А когда через несколько месяцев в Лихтенштейне появились представители советской власти, чтобы вернуть их на родину, прошел слух: русских отправят в Россию и расправятся с ними. И тогда местные крестьяне, которые жили в горах и были далеки от политики, взяли косы и вышли все вместе выразить протест против расправы над людьми, которые сложили оружие и сдались. Я был переводчиком на переговорах между представителями советской репатриационной комиссии и правителями Лихтенштейна. Часть солдат согласилась вернуться добровольно - думаю, их расстреляли. Те, кто остался, должны были найти себе пристанище в других странах - со временем это им удалось, они разъехались...

- А вы сами как оказались в Лихтенштейне?

Мой дедушка знал князя Лихтенштейна Франца I по Петербургу, где тот с 1894 по 1899 год состоял полномочным послом. Они оба любили живопись, дедушка водил его в Эрмитаж. Когда Франц уезжал из Петербурга, он пригласил дедушку с семьей в Лихтенштейн. И со временем тот решил напомнить об этом приглашении. В Лихтенштейн я приехал в конце войны, посмотрел, как люди живут, и быстро понял, чем буду заниматься: открыл первый магазин сувениров и назвал его Quick (в переводе с английского - «быстрый»). Я верил в успех. После четырех лет войны, когда никто не имел возможности разъезжать и путешествовать, туризм должен был начать развиваться. Я это почувствовал! Правда, денег у меня не было, но сам князь из собственного банка выдал мне кредит.

И я не прогадал - в магазин ежедневно приходило по 1000 покупателей, их обслуживали 10 продавцов. Через год мне удалось вернуть взятую в кредит сумму. Князь очень удивился: как, уже? Я и сам работал: изготавливал открытки, стоял за прилавком с 8 утра до 7 вечера в самые прибыльные дни - субботу и воскресенье. Лично обслуживал покупателей, представлялся, коротко рассказывал историю Лихтенштейна, людям было приятно. Вскоре я стал своего рода достопримечательностью - туристы, в особенности американцы, хотели купить что-нибудь у меня лично, чтобы потом рассказывать, что вот эту открытку им продал сам барон. Местные жители меня называли мистер Quick и были очень удивлены, когда в Лихтенштейне в продаже появилась книга моего биографа Надежды Данилевич «Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа». После этого стали спрашивать: как, вы русский аристократ и барон?

- То, что вы занялись бизнесом, - наверное, не комильфо для аристократа?

Аристократ может иметь бизнес, но, конечно, не должен стоять за прилавком. Он может руководить, но не быть исполнителем. Я же все делал сам и считал это правильным: когда покупатели видят, что хозяин самолично ими занимается, это совсем другое дело. Когда я затевал дело, мама еще была жива и опасалась, что у меня ничего не получится, а потому не разрешила мне дать свое имя бизнесу. Но у меня все получилось. К тому же в своем магазине я встречал очень интересных людей: ко мне приходила и княгиня Монако Грейс Келли, и другие звезды Голливуда.

Однажды зашел первый советский человек - Сергей Михалков и с ужасным акцентом произнес: Haben Sie Briefmarken? («Есть ли у вас почтовые марки?») Я ответил по-русски: «Да, пожалуйста, вот марки». Он на меня в ужасе смотрит: неужели и здесь КГБ? Объясняю: «Я русский, эмигрант, живу здесь уже 60 лет». Сергей Михалков представился. С ним была очень милая женщина - оказалось, Агния Барто. Мы разговорились, я пригласил их на ужин - вообще я чудно готовил раньше. Мы общались допоздна, и я оставил их у себя ночевать. Впоследствии мы часто встречались, Сергей приезжал ко мне в гости, с его сыном Никитой я тоже знаком…

- Вы всю жизнь прожили за границей, периодически встречали русских из России. Как они менялись?

Долгое время у меня почти не было возможности с ними общаться. Мне кажется, я был одним из первых, кто дождался момента, когда советская власть перестала считать меня, эмигранта, врагом народа. Раньше нас не замечали, как будто нас нет. А ведь выехало очень много людей - миллионы очутились за границей! Семьдесят лет диктатуры не давали возможности людям развиваться так, как мы развивались. Запрещалось общаться с иностранцами: ни в России, ни когда кто-то из советских граждан приезжал за границу в командировку. Приезжающие всегда ходили по двое, и им нельзя было разговаривать с эмигрантами. Я один раз гулял по Елисейским Полям и вдруг услышал русскую речь, обрадовался, подошел: «Ты русский?» - «Нет, я советский! А ты кто, эмигрант? Иди отсюда…» Вот так с нами обращались люди из Советского Союза. И я был первым, кто подал руку советским властям: хватит сражаться, мы же русские!

В один прекрасный день я поехал в Берн, в посольство России. Пришел, хотел познакомиться. Нажал на кнопку звонка, мне открыл охранник. Я дал свою визитку, объяснил, кто такой. Мне сказали: «Убирайся отсюда!» После этого, много позже, я встретил милейшего человека - корреспондента ИТАР-ТАСС. Мы начали общаться. Он увидел, что я нормальный парень, мы подружились, в итоге я познакомился с послом СССР в Швейцарии Зоей Григорьевной Новожиловой. Помню, прихожу в посольство в Берн и вижу там пустые стены, только на одной висел портрет советского вождя. Я говорю: «Нужно, чтобы у вас здесь были представлены вещи, которые передают дух России...» И подарил картину «Тройка» Сверчкова. Потом, уже в 90-е годы, послом России в Швейцарии стал Андрей Иванович Степанов - он оказался очень образованным и приятным человеком: улыбался, говорил по-немецки, умел носить смокинг.

Я все время мечтал попасть в Россию, но такая возможность представилась, только когда Москва стала столицей Олимпийских игр 1980 года. К этому моменту я уже давно возглавлял Олимпийский комитет Лихтенштейна. Все-таки моя любовь к спорту не давала мне покоя. Лихтенштейн - страна маленькая, но мне хотелось, чтобы ее спортсмены участвовали в Олимпиаде. Сначала я уговорил двух лыжников поучаствовать в зимних Играх 1936 года. Они оказались в шестом и седьмом десятке, но это была первая олимпийская команда княжества! Жители гордились, я был счастлив. Создали Олимпийский комитет, который я и возглавил. На Играх в Лейк-Плэсиде представители княжества выиграли две золотые и две серебряные медали.

Горжусь, что благодаря моему содействию Международный олимпийский комитет выбрал Москву для игр 1980 года. Конкурентом был Лос-Анджелес. И я, естественно, попросил всех, кого знал в МОК, проголосовать за Москву. Дело было в Вене. Накануне я сказал своему другу, председателю Спорткомитета СССР Сергею Павлову: «Что ты нервничаешь? Завтра Москва выиграет...» И даже сказал ему, сколько голосов будет. Ошибся всего на два голоса.

Как главу Олимпийского комитета Лихтенштейна меня должны были впустить в СССР, невзирая на религиозную принадлежность или политические взгляды. Павлов спросил, как он может меня отблагодарить. Я ответил: «Очень просто. Хочу побывать в Аскании-Нова и посмотреть на место, где я родился». Павлов ответил: «Для меня это тоже непросто, поскольку я занимаюсь спортом, а к политике не имею отношения. Но постараюсь...» И вот он звонит: «Я придумал: никого не буду спрашивать, а дам тебе моего секретаря Горностаева, и он тебя туда свозит на два дня - под мою ответственность». Мы полетели через Киев в Херсон, а потом на автобусе в Асканию-Нова. Весь путь проделали беспрепятственно. Но секретарь похвастался местному начальству: «Знаете, кого я везу?» Те страшно испугались - они-то прекрасно помнили, что Фальц-Фейны были владельцами Аскании-Нова. В результате нас приняли ровно на час - угостили какой-то курицей, которую я не мог есть, и при этом даже не показали мне мои родные места. Не было ни традиционных у русских поцелуев, ни хлеба-соли, ни цветов. Приняли «мордой об стол». Вам понятно это выражение? Оно у меня от дедушки. Я тогда так расстроился, что даже расплакался.

По большому счету у меня никогда не было особой возможности общаться с русскими людьми - во-первых, за общение с иностранцами у них могли быть неприятности, а во-вторых, меня всюду сопровождали. На московской Олимпиаде за мной следили - я не мог бесконтрольно выходить из отеля, только вместе с сопровождающим, представителем КГБ, который каждый вечер отчитывался о том, что я делаю и что говорю. Как-то я сказал своей сопровождающей, что устал и пойду пораньше спать, а на самом деле отправился в город. На следующий день она приходит вся в слезах: «Эдуард Александрович, меня выгонят со службы, если вы еще раз выйдете из отеля без меня...» Оказывается, следили и в точности доложили, куда я ходил. А я побывал на Пушкинской площади, где собирались диссиденты. Мне было интересно, о чем они говорят. По-русски я разговариваю чисто, никто не заподозрил, что я иностранец. Конечно, акцент у меня есть, но Россия большая, в ней много народов живет. Ничего плохого я не сделал, но это было незаконно. Так же, как и отъезжать из Москвы далее 30 километров - это грозило крупными неприятностями. Советский Союз был так устроен. Зато благодаря московской Олимпиаде я смог побывать в Петербурге - хотел разыскать надгробия трех адмиралов из рода Епанчиных. Мама мне рассказывала, что все они покоятся в Александро-Невской лавре, и просила при случае навестить их, помолиться, положить цветы. Я приехал, искал-искал, но не мог найти. Кладбище находилось в ужасном состоянии. Знаете, когда я оказывался в другой стране или городе, где похоронен мой друг либо родственник, я обязательно заходил на кладбище и, если видел непорядок на могиле, старался исправить. И в тот раз, не найдя могил Епанчиных, поехал в адмиралтейство, показал свою визитку и сказал, что хочу видеть начальника. Я был одет в олимпийскую форму - как-никак гость страны. Адмирал меня принял. Я объяснил, что мои предки - Епанчины, их портреты висят в адмиралтействе, и начал стыдить высокого начальника: «Я не смог найти их могил - значит, они в ужасном состоянии!» Он молчит в ответ. Я ожидал, что он вышвырнет меня вон. Но он сказал: «Смелый эмигрант - ругаешь начальника в форме!» И опять пауза. «Правильно ругаешь, - вдруг продолжил он. - Я знаю, где лежат твои предки. Поезжай домой и не волнуйся: я найду и сообщу тебе». Я вернулся домой и долгое время не получал никаких известий. Написал Сергею Михалкову и попросил узнать, исполнил ли адмирал свое обещание, ведь прошел год. Через две недели получил известие: все готово, приезжайте, будет открытие надгробия. Действительно, устроили все хорошо, даже газеты написали, мол, усилиями эмигранта приведены в порядок могилы знаменитых предков. Честно говоря, я и сам удивляюсь, как мне это удалось, ведь в то время конфликт с советским адмиралом был делом нешуточным. Но почему-то мне часто удавались на первый взгляд невозможные вещи.

- Например, вы возвращаете в Россию ценные вещи и предметы культуры, которые считались навсегда утраченными.

Я заработал деньги на свой дом, а затем начал вкладывать средства в покупку предметов культуры. Мне стали попадать в руки ценности, которые были вывезены из дореволюционной России. Потом я уже целенаправленно искал такие вещи. Многие не понимали: как человек, семья которого потеряла все, что имела в этой стране, за свои деньги выкупает и возвращает туда ценности? Я отвечал: «Все просто. Мы не виноваты, что случилась революция, и вы не виноваты в этом. Так давайте сотрудничать. Если я могу купить картину, которая висела в Третьяковской галерее и была вывезена, а потом вернуть, то я рад это сделать». Постепенно я стал большим другом многих музеев, руководство которых мне писало: если найдете то-то и то-то, пожалуйста, передайте нам. Самые интересные вещи, которые я вернул, находятся на Украине. Например, ковер из Ливадийского дворца - некий персидский шах подарил его Николаю II на празднование 300-летия Дома Романовых. Этот ковер висел при входе во дворец. Во время революции его украли и вывезли, он путешествовал по всему миру. В один прекрасный день он попал в Германию и был выставлен на продажу в Бонне, где жил корреспондент «Литературной газеты» Юлиан Семенов. Не будучи со мной знаком, он позвонил и сказал: «Насколько мне известно, вы приобретаете царские вещи. Тут продается уникальный ковер, и я знаю, что какой-то китаец хочет его купить. Нельзя допустить, чтобы ему досталась такая вещь. Приезжайте!» Я не мог быть и участвовал в торгах по телефону. Начальная цена составляла 30 тысяч долларов - большие деньги по тем временам. Ну и начали мы сражаться с тем китайцем. Семенов был посредником на телефоне. Дошли до 40 тысяч, за эту цену мне ковер и достался. Потом по дипломатическим каналам я послал его в Ливадию, сказав, что это подарок от Фальц-Фейна. Меня спросили: «А почему вы нам его дарите?» Пришлось рассказать историю о посещении Аскании-Нова императором. В память о тех событиях я и решил вернуть ковер на место. Надо сказать, что он стал единственной ценностью из Ливадийского дворца, которую удалось найти, - все остальное исчезло. Дворец был пуст! И никто не хочет ничего отдавать - ни предметы мебели, ни посуду. Так что музейщики в восторге, что могут выставить и показывать туристам хотя бы один-единственный предмет.

- Многие богатые люди собирают предметы старины, но держат их у себя, разве что отдавая иногда на выставки. Почему вы возвращаете?

Потому что мне не 20 лет. Я каждый день могу уйти с этого света. Моя дочь Людмила не говорит по-русски, внучка Казмира тоже далека от русской культуры, обе живут в Монако. Куда это все попадет? Лучше отдать туда, где вещи сохранятся. Я хочу, чтобы и после моей смерти приобретались редкие вещи царских времен, которые во время революции или Гражданской войны были вывезены за границу.

Помню, как-то на меня вышли сотрудники Алупкинского музея-заповедника и говорят: в Америке находится портрет Потемкина, друга Екатерины, - вы не могли бы его найти? И я нашел! Мне в этом невольно помог друг, антиквар, живший в Америке. Как-то он звонит: «Слушай, есть один портрет, на котором изображен какой-то большой русский генерал со множеством орденов». Я приехал посмотреть и сразу понял, что это Потемкин. Но не стал говорить вслух, потому что тот мне сразу бы назначил цену в несколько раз выше. А так я купил его просто как «большого русского генерала» - тысяч за десять долларов, тогда это тоже были большие деньги. Теперь он висит рядом с Екатериной в Воронцовском дворце в Алупке, думаю, императрица довольна, что встретилась со своим другом...

- С Екатериной II, точнее, с ее бюстом, у вас тоже была история...

Этот бюст изготовил знаменитый французский мастер Гудон. Из Франции работу такого мастера вывозить было нельзя - только по разрешению Лувра, а это целое дело, связанное с бюрократией. Я купил бюст у одной старушки и все же решился перевезти на машине в Лихтенштейн. Приближаясь к границе, естественно, нервничал: если таможенники раскроют меня, то заберут бюст, автомобиль, а мне будет большой швах. Бюст, надо сказать, немалого веса. Я положил его на соседнее сиденье. Подъезжаю к границе в крайне нервном состоянии, сердце прыгает вверх-вниз. Автомобилей много, туристов тоже, понятно, что пограничники всех не могут внимательно досмотреть, но кто знает - заметят или нет. Французский пограничник мне машет - мол, проезжай! Я с облегчением выдохнул. Но еще предстояла швейцарская таможня. «Что вы везете?» - спрашивает таможенник. «Я везу бюст своей бабушки, он стоял у нас на рояле в доме в Ницце, - отвечаю я. - Перевожу на новую квартиру в Лихтенштейне». И тот тоже пропустил…

О том, что у меня есть бюст Екатерины, урожденной Софии Анхальт-Цербстской, узнал мэр города Цербст в Германии. Он мне написал: мы хотим сделать музей ее имени - правда, не во дворце, который был разрушен английскими бомбежками во время войны, а в единственной сохранившейся постройке - конюшне. Раньше конюшни устраивали не менее роскошно, чем иные дворцы. Решив организовать музей, они поинтересовались, как бы им заполучить бюст Екатерины. Я говорю: «Очень просто - приезжайте и забирайте. Дарю. Только везите сами, по дипломатическим каналам». Этот бюст стал первым экспонатом музея. Сегодня он стоит как минимум миллион долларов, если не больше. Потом я подарил им чудный коронационный портрет Екатерины, который нашел в Швейцарии...

Продолжение следует.

Таких людей, как Фальц-Фейн, не знала ни одна волна русской эмиграции. Он не только декларировал, как делали многие, свое родственное отношение к России, но в последние десятилетия постоянно был у нее на службе. «Русская идея» барона Фальц-Фейна зиждется на замечательном воспитании и уходит корнями в жизнь его предков — Епанчиных и Фальц-Фейнов. «Мы, — говорил барон в интервью, напечатанном четверть века тому назад в первом номере “Нашего наследия”, — всем, всем связаны с русской землей и культурой, и хотя мне всего пять лет было, когда мы уехали из России, но я ее не забыл. И моя мама так и не приняла никакого подданства, когда мы после долгих путешествий по разным странам остановились в Лихтенштейне».

Эдуард Олег Александрович фон Фальц-Фейн (14 сентября 1912, село Гавриловка, Херсонская губерния, Российская империя — 17 ноября 2018, Вадуц) — барон, общественный деятель Лихтенштейна, меценат.
Отец Александр Эдуардович — агроном, брат основателя заповедника «Аскания-Нова» Ф. Э. Фальц-Фейна, мать Вера Николаевна — из семьи генералов и адмиралов русского флота Епанчиных.В 1922 году Эдуард Александрович перешёл из лютеранства в православие (получив в Св. Крещении имя Олег).

Умер барон Эдуард Фальц-Фейн.

Человек-легенда, человек -эпоха жил в городе Вадуц, столице Княжества Лихтенштейн. Последний человек на Земле, которого держал на руках император Николай II. Думаю, что любой человек, попадающий в орбиту барона Фальц-Фейна, особенно в последние годы, остро чувствовал связь времен и эфемерность самого понятия временных рамок. Барон родился в 1912 году в Российской империи, в фамильном имении Гавриловка Херсонской губернии, наследник миллионов богатейшего землевладельческого семейства Фальц-Фейн и продолжател славного рода Епанчиных, давшего России трех адмиралов Военно-морского флота.
В 1917-м, потеряв капиталы, семья покинула Россию. После ранней смерти отца и скитаний, они осели в Ницце. Воспитанием Эдуарда занималась мама - Вера Николаевна и дедушка - генерал от инфантерии, директор Его Величества Пажеского корпуса Н.А.Епанчин - отсюда его незыблемая «русскость». Потомок Рюриковичей и немецких крестьян, чемпион Парижа по велогонкам, французский спортивный журналист, созидатель, глава Олимпийского Комитета и гражданин княжества Лихтенштейн, в котором он «с нуля» создал индустрию туризма, заработав на этом состояние. Российско-украинский патриот и меценат, тратящий свои капиталы на поиск и возвращение на Родину утраченных ценностей. Об Э.А.Фальц-Фейне написаны книги и сняты фильмы. Перечень всех его деяний и даров огромен. Эдуард Александрович потратил несколько лет жизни и огромное состояние на поиски легендарной Янтарной комнаты, а затем стал помогать её воссозданию в Царском Селе.
Покупал в Швейцарии высокоточные станки для обработки янтаря и отправлял их в музей-заповедник «Царское село», лично следил за ходом работ. Там даже установили бюст барона, что его очень смущает. Перезахоронение в Россию праха Фёдора Шаляпина - его заслуга. Дары барона есть в Русском музее, Российском государственном историческом архиве Санкт Петербурга, Музее частных коллекций, Бахрушевском и Шаляпинском музеях Москвы, в Академии наук Украины, Алупкинском, Ливадиевском дворцах и тд. Покупая все эти ценности на международных аукционах, разыскивая их в антикварных лавках, барон всегда помнил слова своего отца Александра Эдуардовича Фальц-Фейна: «От Родины нельзя требовать, ей надо отдавать». Захоронение останков Семьи Императора Николая II стало возможным во многом благодаря активному участию барона. Он организовал сложную многоходовую семилетнюю операцию по возвращению в Россию архива колчаковского офицера, профессионального следователя Н.А.Соколова, который в 1918-19 годах, по горячим следам, расследовал дело об убийстве Царской Семьи.

Момент, когда ему доверили держать в руках шкатулку с образцами останков Царственных Мучеников, Эдуард Александрович вспоминает как одно из самых сильных переживаний его долгой и яркой жизни. Он внимательно следит за ходом многолетних экспертиз по идентификации останков Царской Семьи и терпеливо ждет торжества справедливости. Олимпиада 1980-го года состоялась именно в Москве, а не в Лос-Анджелесе во многом благодаря барону Фальц-Фейну. В благодарность за то, что императрица Екатерина II пригласила его предков из Германии в Россию, Эдуард Александрович стал одним из создателей музея и памятника на её родине, в городе Цербсте. Он подарил для экспозиции уникальные экспонаты, в том числе бесценный бюст Екатерины II работы великого французского скульптора Ж.А.Гудона. Этот музей русской истории - один из немногих в Западной Европе, но, благодаря Фальц-Фейну, вовсе не единственный. Ещё в детстве, благодаря рассказам деда-генерала Н.А. Епанчина маленький Эдди «заболел Суворовым». Спустя многие годы в швейцарском кантоне Гларус он создал музей, выпустил почтовую марку и специальный альбом, посвящённые 200-летию Альпийского перехода.
На горном перевале Saint-Gothard инициировал установку памятника генералиссимусу. А в возрасте далеко за семьдесят, барон лично водил экскурсии по суворовским горным перевалам. Уже много лет он патронирует Суворовское училище Санкт Петербурга, в котором учредил премии лучшим курсантам, восстановил Мальтийскую капеллу. Барон выполнил завещание дедушки - Н.А.Епанчина, издав его ценнейшие мемуары «На службе трех императоров». В Женеве и Больцано он с большим трудом нашел и оплатил на десятилетия вперед уход за могилами дочерей Ф.М.Достоевского - Сонечки и Любови. Дядя барона, Фридрих Эдуардович Фальц-Фейн - «Асканийский Дарвин». Еще в 1898 году он создал в своем имении Аскания Нова Херсонской губернии третий в мире, после Лондонского и Амстердамского, уникальный частный заповедник «Аскания-Нова». Более пяти тысяч редких животных, 27 из которых и сейчас занесены в Красную Книгу. На сегодняшний день он входит в список Всемирного природного наследия ЮНЕСКО. Эдуард Александрович вложил огромные средства в восстановление заповедника, поставил памятник его создателю и основал музей большого семейства Фальц-Фейн, много сделавшего для процветания края.
По просьбам асканийцев, взамен разрушенной церкви, построенной его бабушкой С.Б.Фальц-Фейн, барон стал главным спонсором строительства огромного девятикупольного православного Собора, освященного в честь иконы Пресвятой Богородицы «Спорительница хлебов». Один из приделов освящен в честь Царя-Мученика Николая ll,посетившего Аскания-Нова в апреле 1914 года, а еще один придел - в честь святого Олега Брянского-святого покровителя Олега (Эдуарда) Александровича фон Фальц-Фейн, которого Император ребенком держал на руках. Круг замыкается…Эдуард Александрович обо всем заботился загодя, и место для себя в семейном захоронении на русском кладбище «Кокад» в Ницце, обустроил уже больше тридцати лет назад.

Барон фон Фальц - Фейн был Почётным членом клуба друзей музея-заповедника «Царское Село»,
Член попечительского совета Санкт-Петербургского суворовского училища (c 2005 года),
Член международного попечительского совета фонда «Дети России»,
Почётный член Лихтенштейнского общества русской культуры (www.russki.li)

Уважаемая госпожа Веркаде фон Фальц-Фейн,

Примите глубокие соболезнования в связи с кончиной Вашего отца - барона Эдуарда Александровича фон Фальц-Фейна.

Барон фон Фальц-Фейн был истинным патриотом России, великим меценатом, посвятившим всю свою долгую жизнь сохранению русского духовного и культурного наследия. Невозможно переоценить его неустанную и самоотверженную деятельность по возвращению в нашу страну национальных художественных реликвий, по восстановлению памятников отечественной истории и культуры за рубежом.
Уход Эдуарда Александровича - действительно невосполнимая утрата. Добрая память о его великом труде и чувство искренней благодарности к этому замечательному человеку навсегда останутся в сердцах россиян.
Прошу передать слова сочувствия и поддержки Вашей семье, всем родным и близким покойного.

Владимир Путин

P.S. ЧЕЛОВЕК.ПАТРИОТ.МЕЦЕНАТ.
САМАЯ СВЕТЛАЯ, ВЕЧНАЯ и ДОБРАЯ ВАМ ПАМЯТЬ.
ВЫ ЛЮБИЛИ РОССИЮ НЕ НА СЛОВАХ, А НА ДЕЛЕ.
ГЛЯДЯ НА ВАШ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ, ПОНИМАЕШЬ, КАК МОЖНО ЛЮБИТЬ СТРАНУ ВДАЛИ ОТ НЕЁ.
СПАСИБО ВАМ ЗА ЭТУ ЛЮБОВЬ...

дневник

Вадуц — столица княжества.

Мы путешествовали по Швейцарии, прекрасным летом 2013 года. Во время одного из переездов через Альпы, гид нам рассказывал об удивительном человеке, нашем с вами современнике, уроженцу России — Эдуарде Александровиче фон Фальц — Фейне . Я слушала и думала: как так получилось, что вся наша группа знала о нем намного меньше, чем житель Швейцарии, уроженец Латвии?

Барон Эдуард фон Фальц — Фейн , человек — легенда, один из выдающихся людей современности. Академия Вашего Успеха представляет Вам его удивительнейшую историю.

Лихтенштейн , одно из самых малых государств,
площадью чуть меньше города Челябинска, населением около 40 тысяч жителей. Именно здесь отметил свой 100-летний юбилей Эдуард фон Фальц — Фейн. Его вилла «Аскания-Нова» находится рядом со старинным замком в горах.

Барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн , дворянин, подданный княжества Лихтенштейн . Известный спортсмен, талантливый журналист, удачливый бизнесмен и редкий по щедрости и бескорыстию коллекционер и меценат — вот что о нем говорит пресса.

В этом доме, в Фальц-Фейново (ныне Гавриловка, Державино), на втором этаже, родился Эди, будущий барон 14 сентября 1912 года, в полдень.
Вихрь Октябрьской революции заставил семью покинуть Россию.
Они поселились в Нице. Воспитанием Эди занимался в эмиграции дед - генерал Николай Епанчин , воспитавший в Пажеском корпусе (ныне Суворовское училище) немало достойнейших людей Европы.

Фридрих Фейн, прадед по отцовской линии, «король овцеводства» на юге России. В 1865 году выкупил Асканию — Нова , и превратил безводную степь в образцовое хозяйство. Сегодня Аскания-Нова — это знаменитый заповедник.

В 1838 году единственная дочь Фридриха Фейна Элизабет вышла замуж за Йоханна Пфальца. За безвозмездную поставку лошадей для армии во время Крымской войны Царь Александр II позволил ему и его роду носить двойную фамилию: Фальц-Фейн.

По материнской линии Эдуард Фальц-Фейн - потомок российских генералов и адмиралов Епанчиных. По отцовской - наследник славы обрусевших немцев Фальц-Фейнов, крупнейших промышленников юга России.

Род Епанчиных состоял в основном из военных. Дед Эдуарда Фальц-Фейна , генерал Николай Епанчин, был последним начальником Пажеского Его Императорского Величества корпуса, (сегодня Санкт-Петербургское Суворовское училище). Фальц-Фейны владели крупнейшей бизнес-империей на юге России, в которую входили два десятка процветающих имений, черноморский порт Хорлы, пассажирские и грузовые суда, знаменитый заповедник Аскания-Нова.

Заповедник Аскания — Нова.

В числе прочего Фальц-Фейны состояли в родстве с семьями Достоевского и Набокова. Эту фамилию называли «королями крымских степей».

Именно дед — генерал Николай Епанчин — привил Эдуарду то, без чего невозможно представить себе русского человека, - бескорыстную любовь и веру в свое Отечество.

Историческая справка.

В 1932 году студент агрономического факультета Эдуард Фальц-Фейн выиграл чемпионат Франции по велогонкам. Его заметили и пригласили на должность спортивного комментатора L’Auto в Германию. В 1936 году его признали лучшим спортивным комментатором Олимпиады в Берлине.

Успехи в спорте и журналистике омрачало лишь одно обстоятельство - отсутствие гражданства. По личной просьбе матери Эдуарда, Веры Николаевны, правитель Лихтенштейна князь Франц I принял к себе Эдуарда и даровал ему титул барона.
Предприимчивый Эдуард учредил и возглавил Олимпийский комитет Лихненштейна , и даже в 1936 году княжество приняло участие в Олимпийских играх! С тех пор Лихтенштейн постоянно участвует в соревнованиях, имеет Олимпийские медали.

Княжество Лихтенштейн.

После Второй Мировой войны Эдуард загорелся новой идеей. Княжество находилось в стороне от центральных дорог Европы. Благодаря умению Эдуарда претворять в жизнь великие идеи, туристические компании из Австрии в Швейцарию стали возить маршруты через Лихтенштейн .

Они останавливались возле сувенирного магазина, владельцем которого стал Эдуард фон Фальц — Фейн. Барон лично заходил в каждый автобус, рассказывал туристам о княжестве на их родном языке (Эдуард в то время знал 6 языков), приглашал в сувенирный магазин. Сувениры продавали в той валюте, какой расплачивались туристы. Даже сдачу сдавали их родной валютой. Все удобства были предусмотрены до мелочей!
Уже через пару лет барон сумел выстроить виллу «Аскания-Нова» и превратить ее в европейский туристический бренд.

Олимпиада 1980 года в Москве.

Мало кто знает, что Олимпиадой-80 Москва обязана личным знакомствам барона. Перед проведением голосования председатель Олимпийского комитета Лихтенштейна Эдуард фон Фальц-Фейн тет-а-тет встречался с членами комиссий, убеждал их в необходимости проголосовать за столицу СССР.
Конечно, у барона был личный мотив: в случае победы Москвы он мог впервые посетить свою страну после 1917 года.
Приехав в Россию после полувекового изгнания, барон не сдержал своих эмоций: «Это было потрясающе. Я увидел, что народный дух, несмотря ни на что, жив. Меня восхитила и организация московской Олимпиады, более четкая, чем на большинстве других Олимпиад, а я их видел ни много ни мало шестнадцать, начиная с берлинской 1936 года».

Мировая известность и признание Эдуарда фон Фальц-Фейна началась с 1975 году благодаря его меценатской деятельности.

Долгий путь на Родину.

В 1975 году на аукционе Sotheby`s в Монте-Карло барон купил уникальное русское издание XVIII века из коллекции Дягилева - Лифаряон . Случайное совпадение — именно за этим изданием по заданию правительства России прибыл известный советский искусствовед Илья Самойлович Зильберштейн, однако опоздал, торги были закончены.
Эдуард Александрович с большой радостью подарил книгу своему советскому коллеге. Так случай помог барону приблизиться к России, которую он всегда любил, а Илья Самойлович стал его другом.

В конце 1970 х Эдуард Александрович совместно с писателем Юлианом Семеновым создают Международный комитет по возвращению русских сокровищ на Родину. К этому времени барон уже много лет занимался поисками пропавшей Янтарной комнаты. Поиски не увенчались успехом, коллекция бесследно пропала.

Новую идею — восстановить янтарную комнату — Эдуард Александрович поддержал с энтузиазмом. Его воспоминания: «Я увлекся идеей восстановить чудо. Реставраторы начали в 1980 м и закончили к 300- летию Петербурга в 2003 году. Большим счастьем для меня было узнать, что в одном из музеев Бонна нашелся комод красного дерева и часть флорентийской мозаики из Янтарной комнаты. Я рад, что удалось вернуть их моей стране». Эдуард Александрович также подарил специальные сверхточные станки для работы с янтарем.

Но самым значительным своим делом барон считает возвращение в Россию так называемого архива Соколова - сборника документов о расстреле царской семьи. В 1990 году архив Соколова был выставлен на аукционе Sotheby`s, однако за очень большую цену.
Барон Эдуард фон Фальц — Фейн вспомнил, что князь Лихтенштейна давно хотел вернуть архив своей семьи, захваченный советскими войсками в Вене в 1945 году. С большим трудом ему удалось уговорить князя Ханса Адама II выкупить архив Соколова и обменять его на архив своей семьи. План сработал, ценнейшие вещественные доказательства, фотографии были возвращены в Россию.

Когда-то барон Эдуард фон Фальц- Фейн не мог приехать в Россию, его не пропускали. Сегодня он - желанный гость в России и Украине. В Херсонской области он восстановил свое родовое имение, и теперь заповедник Аскания-Нова считается жемчужиной Европы.
Для России он продолжает кропотливую работу по поиску и возвращению пропавших ценностей русской культуры.
За свою меценатскую деятельность он удостоен правительственных наград обоих государств, среди которых орден Дружбы народов, орден Почета, медаль Пушкина, Почетный знак отличия Президента Украины и др.

В 2002 году Русская православная церковь отметила выдающиеся заслуги барона в деле развития русской культуры орденом Преподобного Сергия Радонежского II степени.

Эдуард фон Фальц-Фейн: «Скорее всего, я единственный эмигрант, который после 1991-го года полностью пересмотрел свое отношение к России. Теперь это страна, с которой можно иметь дело. Все, что я покупал на аукционах, а это, как правило, ценности, вывезенные на Запад после 17-го года, я передавал туда, где они должны находиться по принадлежности — в Россию. Безвозмездно!»

Великие люди, великие имена. Бескорыстная любовь к своей Родине, безвозмездная бесценная помощь России — всё это барон Эдуард фон Фальц Фейн.

Знайте этого человека-легенду, нашего соотечественника, нашего современника.

(Подробнее читайте книгу Н. Данилевич: «Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа»).

Продолжим публикацию материалов к столетию русской смуты. Я буду публиковать мнения некоторых представителей первой волны эмиграции под тегом " ". Это крайне важно - успеть их выслушать, потомков древних служилых родов, сотни лет создававших Россию.
Итак, барон Эдуард фон Фальц-Фейн, который еще жив и которому исполнилось 104 года.
Интервью 2008 года .

96-летний меценат барон Эдуард фон Фальц-Фейн, живущий в крохотном государстве Лихтенштейн, несмотря на фамилию, стопроцентно русский человек. Целью своей жизни он сделал возвращение в Россию утерянных произведений искусства: ему удалось вернуть на родину фрагменты мозаики Янтарной комнаты, фамильные реликвии Шаляпина, множество архивов. Барон остаётся одним из последних очевидцев событий 1917 года. В канун 7 ноября он согласился встретиться с обозревателем «АиФ», дабы побеседовать о судьбах белой эмиграции.

Эдуард Александрович, как вы думаете: почему белая эмиграция рассеялась, как дым? Ведь после революции из России бежало 5 миллионов человек. В 30-х гг. XX века в Париже и Берлине были целые кварталы, где жили только русские.
- Я вспоминаю то время, и мне тоже грустно. Идёшь по улице в Ницце, все приподнимают шляпы, кругом только и слышно: «сударь», «извольте», «покорнейше благодарю». [В связи с этим вспомнил рассказы своей бабушки про такой же абсолютно русский Харбин - ch.] Но это для нас Россия - сказка из далёкого сна, а наши потомки ею не интересуются. Они родились за границей - и всё, русская душа погибла, она не живёт в чужой клетке. Моя дочь Людмила не знает по-русски ни слова: «Зачем, папа? Я всё равно туда никогда не поеду». Я в детстве рассказывал ей о России, наивно думал - кровь-то русскую не обманешь. Тяжело на сердце. Поговорить стало не с кем из эмигрантов - все померли. Один друг у меня остался, князь Трубецкой в Париже, но и тот уже, бедненький, ничего не соображает, каждое слово переспрашивает: «Что? Как? Повтори!»

В Америке живут итальянцы, чьи предки приехали в Новый Свет в середине XIX века: они из поколения в поколение учат язык и даже женятся на своих. Про китайцев вообще не говорю. У русских же почему-то не сложилось.
- Вы думаете, мне это нравится? Целый народ эмигрировал - и исчез без следа. Но в Европе трудно жить обособленно, вот и размылись понемножку. Никто не собирался устраиваться надолго, все мечтали: скоро большевиков прогонят, поедем домой. То, что эмигранты годами не распаковывали чемоданы, - это чистая правда. Моя мама в Ницце тоже не стала открывать саквояж с лучшими платьями: «Зачем потом возиться, запихивать их заново?» Каждый день ложились спать с мыслью: ну всё, завтра-то уж точно Ленина свергнут, соберёмся - и на поезд до Петрограда. Разочарование пришло через несколько лет, и оно было жестоким: большинству суждено умереть здесь.

- Что вам больше всего запомнилось из революции?
- Удивительно, но за неделю до мятежа в Петрограде никто из дворян не пронюхал, что такое произойдёт. Разговоров на эту тему не было вообще.

Мой дедушка по матери, генерал Николай Епанчин, был директором Пажеского корпуса, входил в свиту императора. Он пригласил нас в столицу погостить. Только приезжаем, через день - беспорядки, митинги, стрельба! Дедушка счёл, что на квартире будет опасно, переселил нас в отель «Медведь». Ночью ворвались вооружённые люди - они обыскивали гостиницы, искали «врагов революции». Мама отказалась открывать - те сломали дверь. Угрожая штыками, солдаты закричали: «Почему темно? Зажгите свет!» Мать крикнула в ответ: «У моих детей корь! Не входите, а то заразитесь!» Они тут же ушли.

Проведя бессонную ночь, мы бежали в Финляндию: в чём были, без денег и ценностей. Переехали в Германию и застряли там - ещё шла война. Берлин был переполнен русскими: удивительно, но немцы, наши враги, обращались с нами с сочувствием.

- На стене - картина, изображающая руины вашей усадьбы. Её сожгли?
- Дотла. Мне непонятна российская страсть к всеобщему разрушению. Однако какой хороший был дом! Почему революционеры не забрали его себе и не устроили там, скажем, детский сад? Сжигать - кому польза? Другом нашей семьи был Айвазовский, и в огне погибло десять его картин. Такова была ненависть людей - потому что мы имели всё, а они - ничего. Я вам скажу честно: на дворянах тоже лежит большая вина за революцию.

- Да, такое в последнее время редко приходится слышать.
- Но это правда. Вспоминается: еду я в красивой коляске на коленях у маменьки, такой весёлый нарядный барчук. А люди, работающие в полях, смотрят на нас тяжёлым взглядом. Меня воспитывали четыре девушки-гувернантки: англичанка, француженка, немка и русская. Несправедливо. Почему одна семья может позволить ребёнку четырёх нянь, а в деревнях крестьяне с голоду солому едят? Такое социальное расслоение в итоге и вышло нам боком. Большевиков, разумеется, невозможно оправдать за их жестокость. Но, увы, для революции были весьма объективные причины.

- Почему же дворяне не пытались улучшить жизнь народа?
- Ваш вопрос очень правильный. Уже в эмиграции я спросил дедушку: как же так? Ты был директором Пажеского корпуса, имел невероятные связи при дворе императора. Неужели ты не чувствовал - требуется что-то сделать, иначе такая политика погубит Россию? Дед вздохнул: «Я не знал, что люди так бедно живут. Я вращался в другом мире - балы, выпуски офицеров, званые обеды во дворце». И того, что назревает взрыв, никто не ощутил.

- Как вам жилось в эмиграции?
- Трудно. Но нам ещё повезло - в 1905 году, во время первой революции, папа сказал себе: «Эге! А ведь это может и повториться!» И купил домик в Ницце - на всякий случай. Правильно сделал, получается. Знаете, раньше Ницца была очень популярна среди русских, считалось шиком эдак небрежно упомянуть: «Я только что с Лазурного Берега… И что в нём находят?»

- Забавно порой повторяется история…
- И не говорите. Тогда купцы на набережной покупали открытку, доставая не гривенник, а сразу «подкову» пятисотрублёвок: сейчас так делают новые русские. 90 процентов шофёров такси в Ницце были из России. Улиц они не знали, ездили наугад, но всегда привозили по адресу! Брались за любую работу, «голубую кровь» никто не чтил: даже графы и князья вагоны разгружали. Дедушку страшно раздражало, что Россия стала называться «СССР». Он говорил: «Неужели, если бы коммунисты победили во Франции, то она поменяла бы своё имя? Нет, только у нас могут быть такие дураки». Но в 1980 году, впервые после революции побывав в России, я убедился: русские люди при любой власти остаются русскими. Они не изменились за время моего бегства. Легко забывают зло, гостеприимны и простодушны.

- Ваше мнение: есть ли у России возможность снова стать монархией?
- Исключено. Да, лично я обожаю императорскую семью. Но проблема в том, что в царском режиме не было справедливости. И раз не вышло у России иметь царя - то, по-моему, второй раз испытывать судьбу уже не надо.

ДОСЬЕ
Барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн родился 14 сентября 1912 года в Херсонской губернии. Русский дворянин, ныне подданный Княжества Лихтенштейн. За содействие в возвращении культурных ценностей, утраченных Россией в годы Великой Отечественной войны, награждён орденом Дружбы народов. Благодаря барону было открыто два русских музея за рубежом, организована акция по передаче знаменитого архива Соколова - документы по расстрелу царской семьи, возвращён прах Шаляпина в Россию, проведены масштабные поиски Янтарной комнаты и пр.

Средняя заработная плата рабочего в 1917 г. (в рублях)
Россия 30-40
США 70-100
Великобритания 80-110
Германия 65-80
Китай 5-10