Терроризм ставшей проблемой современности, средствами которого, решаются многие политические задачи, для России и всего постсоветского пространства не является чем-то новым. С масштабным террором, почти в современных масштабах, впервые столкнулась именно Российская империя. Характерно то, что террором никогда не занимались одиночки и малообразованные люди. Можно сказать, что террор – это крайняя форма политической борьбы интеллигенции. Но, которая при этом, не брезгует использовать в качестве непосредственных исполнителей женщин и молодежь. В работе Александра Гронского дается психологический портрет российского революционера, который, как правило, оказывается - интеллигентом.

В статье описывается портрет революционера конца XIX в. в начале ХХ в.. Но читая ее, почему-то вспоминаются недавно сказанные протоиереем Всеволодом Чаплиным слова: «Есть национальные грехи, есть грехи интеллигенции, их очень много, между прочим. Есть грех русофобии среди интеллигенции» . Сто лет назад российские революционеры шли по пути террора во многом из-за русофобии. Правда не ко всей интеллигенции это относится, и остается открытым вопрос – являлось ли тогда и сейчас это грехом в том смысле как это понимают православные. Ведь подавляющее число российских, и современных постсоветских интеллигентов-русофобов не относились и не относятся к православной конфессии. Скорее, русофобия, которая зачастую выражалась в революционном терроре - это форма преступления против человечности. Ведь результаты «трудов» революционеров после Октябрьского переворота вылились в преступления общечеловеческого масштаба.

(Редакция)

Начиная с конца XIX в. в революционное движение стали втягиваться и народные низы, в первую очередь, пролетариат. Ранее большинство революционеров являлось представителями «образованных классов» : интеллигенции или дворянства. Рабочие и крестьяне встречались в революционном движении не так часто. Причина этого, возможно, крылась в том, что европейские идеи переустройства мира, захлестнувшие российское общество в XIX в., циркулировали только в среде интеллигенции и фрондирующего дворянства. Их смысл не был понятен большинству населения России. Однако к концу XIX в. интеллигенция смогла разнести эти идеи в рабочей среде. Возможно, для большей доступности они утрировались самими агитаторами, а возможно, что агитируемые массы понимали их по-своему, стараясь приспособить к решению насущных вопросов.

Вполне закономерно, что идеи о переустройстве существующего российского общества зародились в среде интеллигенции, у которой была возможность ознакомиться с европейскими веяниями середины XIX в. Причём нужно заметить, что в этот период русская интеллигенция ещё полностью не сформировалась как социальная группа. Это произошло только к началу ХХ в. Также вызывает интерес тот факт, что интеллигенция появилась как социальный слой, сопровождающий модернизацию страны, её переход на новый уровень. Образ интеллигента, судя по всему, не укладывался в традиционную российскую ментальность, да и сама интеллигенция не видела своей ниши в сословном русском обществе . Возможно, поэтому достаточно широкая оппозиционность и революционность русской интеллигенции была не столько желанием сделать всех счастливыми путём построения демократического государства, сколько попыткой создания общества, в котором для людей интеллигентных профессий была бы своя отдельная социальная ниша . Этот тезис отчасти подтверждают слова Г.В. Плеханова, который говорил, что переход от пропаганды к террору в конце 1870-х гг. произошёл не потому, что революционеры поняли невозможность поднять на восстание деревню, а от настроений революционеров . Естественно, что интеллигентская идеология не могла без проблем вписаться в рамки самодержавного уклада России. Наиболее радикальные слои интеллигенции не стали подстраиваться под существующие реалии, а попытались изменить их в соответствии со своими взглядами, что, совершенно естественно, вызвало противодействие со стороны охранительных структур Империи. Однако в начале ХХ в. либеральные идеи настолько захлестнули общество, что все охранительные учреждения воспринимались не иначе, как «тормоз на пути прогресса».

Люди, выбравшие своей целью радикальную борьбу с режимом, подвергались преследованию со стороны властей. Тем не менее, в Российской Империи сложилась ситуация, когда активная часть общества в своём подавляющем большинстве сочувствовала революционерам. Именно поэтому провальным оказался судебный процесс над В.И. Засулич, адвокат которой впервые объявил, что её покушение явилось защитой человеческого достоинства, что оказалось неожиданным даже для самой В.И. Засулич. После этого процесса «защитой человеческого достоинства» (совр. "права человека" ред.) революционеры начали оправдывать свой террор . Эсеры, например, придумали очень хорошую систему: идеология для внутреннего партийного потребления – жёсткий радикализм, а для наружной рекламы партии – стремление к диалогу. На судебных процессах все видели только внешнюю сторону, что делало эсеров «безвинными жертвами жестокого самодержавия» . Сложилась достаточно выгодная для революционной работы ситуация, когда общественное мнение в любой попытке государства защитить себя от политических преступников видело насилие над «благородными революционерами».

Общество, благодаря этому устойчивому мнению, не обращало внимания на то, что во время актов революционного насилия гибнут мирные люди, что в начале ХХ в. экспроприации стали обыденным явлением, что им подвергались не только государственные или частные заведения, но и обычные рядовые граждане. Революционеры не брезговали даже небольшими суммами, «экспроприированными» у случайных прохожих . От уголовных преступлений эта деятельность революционеров ничем не отличалась , да и деньги шли почти на те же нужды, что и у уголовных преступников: подделка документов, закупка оружия, просто обеспечение себя предметами первой необходимости. Конечно, революционеры, в отличие от уголовных преступников, ещё печатали на эти деньги революционные прокламации и оплачивали другие специфические потребности, но это вряд ли является оправданием тотальным массовым политически обоснованным грабежам и убийствам.

После первой русской революции силы радикальных партий были подорваны, поэтому в них в большом количестве стали попадать случайные люди, для которых террор был не идейным актом, а возможностью самоутвердиться или вообще поправить своё материальное положение. Для многих боевиков, в сущности, не имело значения, от какой партии они совершают теракты или экспроприации. Такие люди часто переходили из партии в партию, если считали, что там больше простора для «боевой» работы . Б.В. Савинков предлагал одному из лидеров организации максималистов объединить свои усилия, поскольку они оба – террористы, а расхождение программных установок – дело второстепенное . Достойной жертвой для революционера-террориста считался любой человек в форме, будь то служащий или дворник . Постоянное обращение с оружием и частое его использование коверкали психику членов революционных партий. Так, один из них говорил: «У меня был наган, и я чувствовал, что сейчас же, с оружием в руках можно начать борьбу за социализм» . Некоторые революционеры не скрывали того, что они участвуют не в революционных, а в уголовных акциях . В отдельных партиях уголовные мотивы экспроприаций присутствовали и до начала первой русской революции. Например, бывший лидер Боевой организации эсеров Г.А. Гершуни в феврале 1906 г. указывал, что девять десятых экспроприаций были случаями обычного бандитизма . Террористы даже не пытались скрывать свои личности и род занятий, а убийства и вымогательства стали обычным делом . Неподчинение нормам закона культивировалось в революционной среде самими лидерами партий. Так, уже после Октябрьской революции В.И. Ленин утверждал следующее: «… плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона… если закон препятствует развитию революции, он отменяется или исправляется »

Власти боролись с терроризмом, но их репрессии намного уступали по масштабам размаху радикальной деятельности революционеров. Так, в 1906 г. по приговорам военно-полевых судов было казнено 144 человека, в это же время от рук террористов погибло 1383 человека (из них 738 чиновников и 645 частных лиц); в 1907 г. власти казнили 1139 человек, а революционеры – 2935 (1231 чиновник и 1734 частных лица) . Таким образом, революционный террор был намного жёстче, чем противодействие ему. Если же учитывать, что в 1906 г. среди жертв террористов 46,6 % были случайными людьми, а в 1907 г. таких случайных жертв было уже 59 %, то стоит поставить под сомнение альтруизм революционной деятельности. Правительство постоянно усиливало антитеррористическую деятельность, что, по мнению некоторых исследователей, явилось одной из главных причин упадка российского революционного терроризма . Однако революционный терроризм не прекратил своего существования, он стал менее масштабным и уже далеко не всегда обосновывался политическими мотивами.

Российские революционеры для достижения своих целей не брезговали практически ничем. Например, использовали помощь государств, являющихся противниками России. Так, в период русско-японской войны представители революционных партий Российской Империи дважды собирались на конференции (Парижскую в 1904 г. и Женевскую в 1905 г.), которые проводились на деньги японского правительства . Интересно то, что не все партии согласились принять участие в конференциях после того, как стало известно, на чьи деньги они проводятся, но таких было меньшинство. Кстати, Белорусская социалистическая громада также приняла участие в Женевской конференции. Решения конференций были направлены на дестабилизацию внутриполитической обстановки в России любыми способами от агитации до терактов . Подобное «сотрудничество» между российскими революционерами и странами-противниками России особенно оживилось накануне и в годы Первой мировой войны. Польские социалисты , эсеры и другие партии получали оружие из Австро-Венгрии. Турецкие власти оплачивали деятельность кавказских националистов , а также переправляли через них в Россию взрывчатку . Финские националисты готовились совершить ряд диверсий на российских железнодорожных магистралях и ледоколах. Большевики для усиления своего влияния на массы использовали помощь немецкой контрразведки [подробнее – 4].

Такая беспринципность в выборе средств, союзников и видов борьбы резко отличает российских революционеров начала ХХ в. от их соратников конца XIX в. Судя по всему. подобное стало возможным по причине превращения революционной деятельности в своего рода профессию , дававшую хорошие средства к существованию. Конечно, нельзя утверждать, что каждый представитель революционной среды участвовал в борьбе с правительством ради собственных выгод. Среди революционеров были и те, которые свято верили в идеалы социализма и пытались приблизить его пусть даже ценой собственной жизни, но количество таких идейных революционеров в начале ХХ в. стало очень резко сокращаться.

Несмотря на свои идеологические установки или их отсутствие революционеры постоянно жили под угрозой ареста. Это накладывало определённый отпечаток на их психику. В условиях экстремальной ситуации им нужно было каким-то образом успокоиться, преодолеть страх. Для этого вполне могли использоваться алкоголь и наркотические вещества. Например, в период первой русской революции наблюдались достаточно активные грабежи винных лавок. Конечно, нельзя все факты ограбления относить на счёт революционных организаций, этим могли вполне прикрываться обычные преступники. Однако сторожа винных лавок отмечали, что грабители были не стандартного для преступников вида, а по манере поведения и разговора больше походили на интеллигентов, чем на уголовников . Примечательно, что эти интеллигенты-грабители приходили в лавки не за деньгами, а за спиртным, причём, предпочитая забирать его в таре большего объёма . Кроме того, в период первой русской революции ввоз наркотиков в страну увеличился в 20 раз .

От постоянного чувства опасности психика революционеров расшатывалась. По утверждению В.М. Фигнер, чем слабее была нервная система революционера, тем больше его восхищал террор . Некоторые лидеры экстремистских организаций старались привлекать к терактам именно психически неполноценных людей , видимо, понимая связь психических расстройств с насилием . Кроме того, революционеры сходили с ума и в процессе своей антиправительственной деятельности. У них появлялись различные мании [подробнее – 6; 7]. Также в кризисное время повышается число самоубийств, которые становятся чем-то вроде непременного атрибута подобных периодов. Однако не у каждого человека хватает психических сил, чтобы покончить с собой, поэтому он выбирает самоубийство, оправданное какой-либо высокой идеей. Именно поэтому некоторые террористы видели окончание своего теракта как свою смерть во благо светлого будущего и воспринимали смертный приговор как праздник . Кроме того, следует учитывать, что в начале ХХ в. в революционной среде появилось достаточно много женщин и подростков (некоторым из них было всего по 14 лет), психика которых была менее устойчива к условиям существования революционеров и, естественно, подвергалась скорейшей деформации.

Женский терроризм очень ценился революционерами , поскольку полиция не обыскивала женщин, в результате чего им удавалось делать то, чего не смогли бы сделать террористы-мужчины. Например, Е. Рогозинникова смогла застрелить начальника тюремного управления прямо в его кабинете; когда террористку арестовали, на ней оказалось ещё 13 фунтов динамита. Такого количества взрывчатки хватило бы для полного уничтожения здания тюремного управления .

Максимализм революционеров-подростков порой доходил до совершенной жестокости. Их жертвами становились не только государственные служащие, но и сверстники, которые просто придерживались консервативных взглядов. Например, за отказ гимназиста покинуть учебное заведение, двое подростков, состоящих в революционной организации, плеснули ему в лицо серной кислотой . Один из подростков, не принимавших активного участия в политической жизни, после грубого обращения матери с его подружкой сбежал из дому, написал письмо матери, в которой объявил, что за «идиотские расспросы» девушки он предложил террористам убить свою мать, причём обещал это сделать сам. Подростка случайно арестовали, и он, желая показать матери её вину в своей смерти, взял на себя убийство крупного чиновника. Подросток рассчитывал на смертную казнь, но власти, не полностью доверяли его признанию и осудили «террориста» на 12-летнее тюремное заключение. Однако через 3 года он вышел на свободу благодаря своей матери, которая смогла доказать его невиновность .

Таким образом, на протяжении начала ХХ в. наблюдалась неуклонная деградация основной массы российских революционеров. Революционная деятельность всё больше переплеталась с уголовными преступлениями, сотрудничеством с противником, увеличением количества случайных жертв. Не последнюю роль в этом сыграла психическая неустойчивость представителей революционной среды.

1. Антоненко С., Филиппова Т. В пасть к Люциферу // Родина. 1998. № 2. – С. 16.

2. Архивный фонд Национального музея истории и культуры Беларуси. Ф. «научно-вспомогательный». № 3645.

3. Баранов А. Вирус с «человеческим лицом» // Родина. 1998. № 2. – С. 17 – 20.

4. Гейфман А. «Убий!» // Родина. 1994. № 1. – С. 25 – 26.

5. Гейфман А. Революционный террор в России (1894 – 1917). – М., 1997.

6. Гронский А.Д. Женский терроризм в России начала ХХ века // Германский и славянский миры: взаимовлияние, конфликты, диалог культур (история, уроки, опыт, современность). Матер. междунар. конф. – Витебск., 2001. – С. 246–248.

7. Гронский А.Д. Террористы и политическая полиция: психологические портреты // Теоретико-методологические проблемы исторического познания. Матер. к междунар. конф. В 2-х т. Т. 1. – Мн., 2000. – С. 163 – 166.

8. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. – Ростов-на-Дону, 1996.

9. Никитский Л. Миф о виновности юристов // Родина. 1998. № 3. – С. 36 – 39.

10. Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. – М., 1995.

11. Павлов Д.Б., Петров С.А. Японские деньги и русская революция / Тайны русско-японской войны. – М., 1993.

12. Панин С.Е. Потребление наркотиков в Советской России (1917 – 1920-е годы) // Вопросы истории. 2003. № 8. – С. 129 – 134.

Уважаемые посетители!
На сайте закрыта возможность регистрации пользователей и комментирования статей.
Но чтобы были видны комментарии под статьями прошлых лет оставлен модуль, отвечающий за функцию комментирования. Поскольку модуль сохранен, то Вы видите это сообщение.

В последнее столетие своего существования Российская империя воевала практически со всеми ведущими мировыми державами. Но самым опасным врагом стал не внешний соперник, а внутренний - революционеры.

1. Павел Пестель (1793-1826)

При подготовке декабристского восстания полковник Пестель не гнушался пользоваться принципом «цель оправдывает средства», подкупая и шантажируя своих непосредственных начальников. Декабристы обвиняли его в аморализме и диктаторских намерениях. Аналогичного мнения придерживался и Николай I в своих мемуарах: «Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния…». Пестель был ярым сторонником унитарной республиканской России со столицей в Нижнем Новгороде. Именно Пестель на допросе указал на цареубийство как один из вариантов развития декабристского восстания.

2. Петр Каховский (1799-1826)

Каховский был человеком «исключительной пылкости темперамента, восторженный энтузиаст по характеру, пламенно преданный чувству любви к свободе, самоотверженный искатель правды и справедливости». В силу роковым для него образом сложившихся обстоятельств, Каховский стал одним из самых известнейших декабристов. Именно его декабристы наметили в качестве цареубийцы. Правда, своей миссии он так и не исполнил, но от его руки пали петербургский градоначальник граф Милорадович и полковник Стюрлер. Жизнь Каховского, как и остальных декабристов, отнесенных судом к категории «государственных преступников вне разрядов», прервалась 13 июля 1826 на виселице в Петропавловской крепости.

3. Александр Герцен (1812-1870)

Герцен так и остался на всю жизнь революционером-теоретиком. В силу своего эмигрантского положения он сосредоточил всю свою энергию на борьбе с самодержавием в неподлежащей цензуре заграничной прессе, которую нелегально доставляли и читали в России. «Как декабристы разбудили Герцена, так Герцен и его “Колокол” помогли пробуждению разночинцев…», - так характеризовал Ленин историческую роль Герцена в развитии российского свободомыслия. Не даром на протяжении двух десятилетий, в 1850-1860-ые годы, все внимание заграничной агентуры III Отделения была сосредоточено на противодействии деятельности Герцена всеми законными и противозаконными средствами.

4. Михаил Бакунин (1814-1876)

Восстание в Дрездене в 1849 году было подавлено, а Бакунин, как один из его руководителей, арестован.

На протяжении всего XIX века царская власть доказывала, что все преступно-революционные идеи в России исходят из Западной Европы. Наряду с Герценом важнейшее идейное влияние на российскую молодежь оказывал эмигрант с тридцатилетним стажем революционной борьбы - Михаил Бакунин, участвовавший в нескольких революционных восстаниях, дважды приговоренный к смертной казни, отсидевший 7 лет в Шлиссельбургской и Петропавловской крепостях и сосланный на вечное поселение в Сибирь. Бакунин, в отличие от других видных теоретиков русского революционного движения, основную часть своего времени уделял практической работе. Даже из сибирской ссылки он сбежал через Японию и Америку, чтобы снова вернуться в ставшую для него второй родиной Швейцарию. «Монах воинствующей церкви революции, он бродил по свету, проповедуя отрицание христианства, приближение страшного суда над этим феодальным и буржуазным миром, проповедуя социализм всем и примирение - русским и полякам», - писал Герцен о Бакунине.

5. Дмитрий Каракозов (1840-1866)

Никто не ожидал, что после «Великих реформ» революционное движение только усилится. 4 апреля 1866 г. студент Дмитрий Каракозов у ворот Летнего сада стрелял в Александра II. Жизнь императора спас в тот день крестьянин Осип Комиссаров, успевший толкнуть руку революционеру вверх, получив за этот подвиг потомственное дворянство и фамилию Комиссаров-Костромской. А Дмитрия Каракозова, открывшего эпоху терроризма в России, повесили через полгода по приговору суда.

6. Сергей Нечаев (1847-1882)

Никто не ожидал, что этот «худенький, маленький, нервный, вечно кусающий свои изъеденные до крови ногти» молодой человек станет главным олицетворением русской революции начала 1870-х годов. Заручившись за границей поддержкой Бакунина и Огарева, Нечаев выдает себя за эмиссара международного революционного центра и организовывает «Общество народной расправы». Единственным революционным деянием, правда, стало убийство своего же товарища - студента Иванова. Нечаев бежит за границу, откуда его как уголовного преступника швейцарское правительство передает России, где он будет осужден на 20 лет каторги, но умрет после 9-летнего заточения в Петропавловской крепости.

7. Петр Ткачев (1844-1886)

Революционная известность к Ткачеву пришла уже в эмиграции, когда он следом за Герценом решил разбудить российскую общественность, но теперь уже «ударив в Набат». В одноименном революционном печатном органе он призывал уже не к пропаганде среди крестьян и рабочих, а к политическому заговору с целью захвата власти и социальной революции. Так и не дождавшись реализации своей заговорщической теории на практике, Ткачев сойдет с ума и закончит жизнь во французской психиатрической больнице. В последние годы в связи с материальными проблемами Ткачев был вынужден работать секретарем при первом руководителе Заграничной агентуры Департамента полиции Корвин-Круковском, тайно действовавшим в Париже. До сих пор неизвестно, догадывался ли кто-либо из них о действительной роли друг друга.

8. Вера Засулич (1849-1919)

5 февраля 1878 года молодая женщина пришла на прием столичного градоначальника генерала Трепова и выстрелила в него упор. За это преступление к ней могли применить максимальное наказание, но суд присяжных спустя несколько месяцев оправдает Веру Засулич, что вызовет горячее одобрение общественности. Таким образом, в российском праве был создан опасный для царской власти судебный прецедент, когда преступное деяние в виде убийства или покушения на убийство по политическим мотивам могло быть оправданно судом присяжных. На следующий день после освобождения приговор был опротестован, а полиция издала циркуляр о новом аресте революционерки. Но Засулич была уже в безопасности, на пути в Швецию.

9. Сергей Степняк-Кравчинский (1851-1895)

Утром 4 августа 1878 г. молодой революционный журналист на Итальянской улице в центре Санкт-Петербурга ударом кинжала убил шефа жандармов Мезенцова. По личному распоряжению императора вся столичная полиция искала убийцу, но Кравчинский уже направлялся в Швейцарию. Царское правительство будет добиваться его экстрадиции в Россию, но Кравчинский тем временем снова бежит от преследования охранки и оседает уже в Лондоне, где впоследствии организовал «Общество друзей русской свободы» и печатный орган «Свободная Россия» для борьбы с российским самодержавием. Его борьба с правительством была яркой, но короткой. В 44 года он погибнет, случайно попав под поезд.

10. Лев Гартман (1850-1913)

В августе 1879 года Гартман участвует в подкопе на железной дороге под Москвой для взрыва поезда Александра II. После неудачного покушения он бежит за границу. Так как все остальные участники покушений на жизнь императора продолжали нелегальную деятельность внутри России, царская власть сосредоточила все свои усилия для поимки Гартмана. Царские агенты находят его в Париже и, при согласии французских властей, уже практически добились его экстрадиции на родину. Но благодаря усилиям русской революционной эмиграция вся прогрессивная французская общественность во главе с Виктором Гюго встали на защиту революционера из России. Как итог - его высылка из Франции (но не в Россию, а в Лондон), близкая дружба с Марксом и Энгельсом и сохранившейся на несколько десятилетий международный образ «истинного борца с русским деспотизмом».

11. Степан Халтурин (1856-1882)

Рабочий из железнодорожных мастерских был устроен под чужим именем столяром в Зимний дворец. Несколько месяцев он носил и складывал в свою подушку динамит. В итоге, 5 февраля 1880 прогремел взрыв, унесший жизни одиннадцать солдат из караула, но царь по счастливой случайности избежал даже ранений. Такого дерзкого покушения в самом сердце империи никто не ожидал. Но Халтурин избежал тогда ареста, был пойман полицией и казнен лишь в 1882 году в Одессе.

12. Андрей Желябов (1851-1881)

Сын бывшего дворового, Андрей Желябов отказал от благополучной семейной жизни с женой и сыном ради социальной революции, в которую он искренне верил. Разочаровавшись в мирной пропаганде, Желябов стал одним из лидеров «Народной воли» и с осени 1879 года сосредоточился на организации покушений на Александра II. В последней попытке, окончившейся 1 марта гибелью императора, Желябов уже непосредственного участия не принимал, так как был арестован накануне. Царская власть не имела достаточных улик против него. Но Желябов сам потребовал, чтобы его привлекли к суду по делу цареубийц, подписав тем самым себе смертный приговор.

13. Софья Перовская (1853-1881)

Дочь Санкт-Петербургского губернатора, Софья Перовская в 17 лет ушла из дома и присоединилась к народническим кружкам. «Перовская была «народницей» до глубины души и в то же время революционеркой и бойцом чистейшего закала», - пишет о ней Петр Кропоткин. Когда царская власть, арестовав в конце февраля 1881 года Желябова, полагала, что с «Народной волей» будет покончено, именно Перовская взяла на себя руководство планируемым покушением. Её принципиальность и упрямство стали, в итоге, для императора роковыми в тот полдень 1 марта на набережной Екатерининского канала. 10 марта она была арестована, а уже 3 апреля казнена.

14. Петр Кропоткин (1842-1921)

Князь-анархист, совершивший оскорбительный для власти побег из Петропавловской крепости, на долгое время стал в глазах царизма олицетворением всей революционной заразы, исходившей в 1870-1890-ые годы из Западной Европы. Царское правительство предпринимало попытки добиться и его экстрадиции в Россию, но единственным успехом стало сфабрикованное в согласии с французской властью судебное дело за принадлежность к Интернационалу, за которое в качестве наказания Петр Кропоткин получил 5 лет тюремного заключения. Но опасность для царской власти, исходившая от Кропоткина, была сильно преувеличена. Еще в 1870-ые годы он, уехав в эмиграцию, сконцентрировался не на русском революционном движении, а на теоретической подготовке мировой анархической революции.

15. Лев Тихомиров (1852-1923)

Лев Тихомиров начинал как теоретик «Народной воли», но после стал одним из самых ярых защитников и теоретиков монархической государственности. Такой идеологический переворот произошел в годы эмиграции после крушения «Народной воли», когда он испытывал не только материальные трудности, но и страдал от паранойи: ему казалось, что за ним постоянно следят агенты русской заграничной полиции. Ради безопасности семьи и здоровья сына, находившегося все это время на грани жизни и смерти, оставшийся на свободе лидер народовольцев отрекается от своих революционных взглядов и товарищей, пишет помилование на имя императора Александра III и возвращается в Россию, чтобы служить теперь царизму.

16. Александр Ульянов (1866-1887)

Через шесть лет после убийства Александра II молодые студенты Петр Шевырев и Александр Ульянов организовали «Террористическую фракцию» партии «Народной воли» для подготовки покушения на нового императора. Но 1 марта 1887 года Ульянова и его товарищей, ожидавших проезда царского экипажа по Невскому проспекту, арестовали, найдя при них три бомбы, приготовленные собственнолично Ульяновым. Два месяца продолжалось следствие, а потом пятерых студентов-народовольцев повесили в Шлиссельбургской крепости.

17. Григорий Гершуни (1870-1908)

Роковой для империи стала ошибка, допущенная начальником Московского охранного отделения Зубатовым, отпустившим на волю после долгих допросов арестованного раннее в Минске молодого провизора и революционного деятеля Гершуни, хотя фактов было достаточно для отправки его в Сибирь. После этого Гершуни покидает Минск и посвящает себя террору. Гершуни стал лидером первой русской профессиональной террористической группы, на счету которой были убийство министра внутренних дел Сипягина, уфимского губернатора Богдановича. Министр внутренних дел Плеве заявил Зубатову, что фотокарточка Гершуни будет стоять у него на столе, пока Гершуни не арестуют. Арестовали Гершуни в 1903 году в Киеве, а в 1907 году он умер в Швейцарии после побега из российской тюрьмы.

18. Евно Азеф (1869-1918)

Беспринципный и корыстолюбивый Азеф несколько лет водил за нос и полицию, и партию эсеров, одним из основателей которой в 1902 году, кстати, он и являлся. Именно при его непосредственном руководстве Боевой организации эсеров удалось убить министра внутренних дел Плеве, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича и петербургского градоначальника фон дер Лауница. Был разоблачен как провокатор только в 1908 г., хотя многие и из революционного лагеря, и из государственных структур продолжали верить в его преданность. Но и тут он сумел выкрутиться, избежав ареста со стороны правоохранительных органов и мести со стороны товарищей по партии.

19. Борис Савинков (1879-1925)

После смерти Гершуни и разоблачения Азефа именно Савинкову было суждено возглавить террористическую организацию, наводившую страх по всей империи. На его счету к этому моменту было уже участие в десятках политических покушений. Именно его царская власть считала лидером террористов и даже смогла арестовать в 1906 году. Но Савинков, приговоренный к смертной казни, смог бежать за границу. Когда же в 1909 году он встал у руководства Боевой организацией, партия эсеров решила отказаться от тактики терроризма, что привело к самороспуску террористической группы. К активной революционной деятельности он вернется только после февраля 1917 года.

20. Владимир Ленин (1870-1924)

В случае с Ульяновым-Лениным имела место явная недооценка опасности его революционной доктрины со стороны руководства российскими правоохранительными органами. После отбывания ссылки в Енисейской губернии в 1900 году Ленину и его товарищам позволили провести необходимые совещания и летом 1900 года выехать за границу, выдав необходимый загранпаспорт. Ленин, не ожидавшей такого бездействия со стороны властей, сразу принялся за организацию в Германии социал-демократической газеты и теоретического журнала для нелегального распространения в России. Долгое время царская заграничная агентура даже не могла определить место и имена издателей нового революционного печатного органа. Ленин, получивший необходимую политическую свободу для своей революционной теоретической деятельности, стал во главе всего российского социал-демократического движения за границей и внутри империи, с которым уже не могла справиться царская полиция.

21. Лев Троцкий (1879-1940)

Впервые революционная звезда Троцкого взошла в 1905 году в революционном Петербурге, когда он стал одним из создателей и членом Исполкома столичного Совета рабочих депутатов. До этого он постоянно менял свои партийные приоритеты, сначала прославившись в качестве «ленинской дубинки», потом как защитник меньшевизма, а в конце концов сблизившись с Парвусом на идеях «перманентной революции» и немедленного объединения партии. Только революция 1905-1907 годов сделала из него самостоятельную революционную фигуру, «нефракционного социал-демократа», а революционный 1917 год позволил Троцкому проявить себя в качестве революционного лидера и стать одним из руководителей Октябрьского переворота. Царская власть в силу политических событий так и не успела ощутить всю революционную опасность, исходившую от Троцкого, зато полностью осознал всю угрозу Сталин, грамотно расправившейся с одним из лидеров партии.

22. Нестор Махно (1888-1934)

В годы Первой русской революции юный Нестор Махно участвовал в анархических терактах и экспроприациях, за что несколько раз арестовывался, а в 1910 году даже был приговорен к смертной казни. В Бутырской тюрьме, где он просидел последние семь дореволюционных лет, Махно усердно занимался революционным самообразованием. Февральская революция позволила вернуться ему в родное Гуляйполе, где он был принят уже как видный революционер и анархист. Вплоть до начала активной фазы Гражданской войны Махно продолжал свое революционное обучение, познакомившись с видными анархистами Кропоткиным, Гроссманом и лидерами большевиков - Лениным, Свердловым, Троцкий и Зиновьевым. Анархические идеалы Махно были чужды советскому правительству, поэтому ему пришлось вместе с отрядами повстанцев покинуть страну и с 1921 года навсегда остаться в эмиграции.

Из статьи Юрия Глушкова.

Разразившаяся в 1914 году война радикально изменила российское общество, и, пожалуй, самый глубокий раскол произошел в революционных кругах.
Даже соратники Ленина или Кропоткина, сидя в одной тюремной камере, могли до хрипоты спорить, нужно ли в сложившейся ситуации защищать родину - одни социалисты и анархисты выступали резко против, другие шли добровольцами на фронт.
У последних, причем, могли быть самые разные движущие мотивы - от действительно патриотических, без "примеси" социалистической идеологии, до, наоборот, исключительно антиимпериалистических сложных теорий о глобальном переустройстве мира.

Поскольку к 1914 году множество активных участников первой российской революции находилось в эмиграции, то именно там они имели возможность публично определять свое отношение к мировой войне.
И многие мэтры российского революционного лагеря достаточно неожиданно выступили с позиций обороны Отечества. Одним из самых известных среди них был князь-анархист Петр Кропоткин.
Мнения в партиях социалистов-революционеров и социал-демократов разделились. Такие же процессы происходили даже на каторге. Так, политзаключенные Александровской каторжной тюрьмы (Иркутск) примерно поровну поделились на "патриотов" и "пораженцев".
Часть политических выполняла военные заказы, другая от них категорически отказывалась. При этом партийная и фракционная принадлежность не играли никакого значения - некоторые "левые" оказались "патриотами", а "правые" - "пораженцами". Один из политзаключенных-"патриотов", А. Бодрицкий, вообще выступал за союз русского царя и немецкого кайзера.

Но и "пораженцы" бывали разные - в 1915 году в Бутырской каторжной тюрьме сидели члены Польской партии социалистов (ППС), анархисты, а также социал-демократы-большевики Феликс Дзержинский и Ян Грунт.
Последний пишет, что пэпээсовцы "радуются каждому случаю, когда легли на поле бойни целые полки и дивизии, десятки тысяч русских рабочих и крестьян, одетых в серые солдатские шинели".
Сидящие в этой же камере российские большевики - поляки и латыши - тоже "пораженцы". Но они выступали резко против ликования польских шовинистов, "имеющих наглость называть себя социалистами".

Аргументация у революционеров-"оборонцев", только вчера готовых отдать жизнь для свержения монархии и капитализма, а теперь вдруг призывающих, хотя бы и временно, сплотить все силы для отражения внешнего врага, была вполне внятная и логичная.
При некотором разбросе мнений она сводилась, в основном, к тезису о том, что императорская Германия является оплотом милитаризма и полицейщины в Европе. Недалеко от нее ушла и габсбургская Австро-Венгерская империя, известная "тюрьма народов".
В качестве дополнительной аргументации ссылались на то, что Германская империя первой развязала войну, что Россия и Франция обороняются, говорили о зверствах немцев, и о националистической позиции немецкой социал-демократии. Поэтому победа Германии будет означала бы для России торжество самой мрачной реакции.
А вот разгром прусской военщины в союзе с республиканской Францией, как полагали "оборонцы" - социалилисты, вынудит царское правительство пойти на демократические реформы и заставит считаться с теми общественными силами, в том числе и социалистическими партиями, которые в трудное военное время занимали патриотическую позицию. А выиграть войну "старый порядок" без поддержки общества и народной самоорганизации просто не сможет.

В самой России вчерашним революционерам проявить свой патриотизм было непросто. Так, известен случай рабочего, который сидел в Бутырской каторжной тюрьмы за покушение на директора завода.
После начала войны он стал "патриотом" и со своими сторонниками громко прокричал в камере "Да здравствует Россия! Бей немцев! Ура!" За это всю камеру перевели на карцерное положение.
Но "оборонцы" и дальше продолжали свои патриотические камерные выступления, за что постоянно подвергались новым наказаниям. Тюремное начальство считало, что даже своей поддержкой "мерзавцы-каторжане оскорбляют Россию".
В Бутырке в камере Яна Грунта добровольцами на фронт записались все политические, кроме социал-демократов, но в армию так никого и не взяли.

Значительно легче было попасть на войну с Германией российским политэмигрантам. Среди них был и Борис Савинков, уроженец Варшавы, сын русского судьи и польки, сначала помощник руководителя, а затем и руководитель Боевой организации (БО) партии эсеров, организатор покушений на многих царских сановников, включая министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея Александровича.
С началом войны бывший террорист призвал фактически к временному перемирию с царской властью. Савинков выезжал на передовые позиции как корреспондент газеты "День" и журнала "Призыв".
Его товарищ по Боевой организации Борис Моисеенко воевал с австро-венграми в Сербии и подписал вместе с Савинковым открытое письмо с призывом к "обороне Отечества".
В качестве военного журналиста газеты "Океан" на французские позиции выезжал и Иван Малеев, уроженец старообрядческого местечка Ветка под Гомелем, боевик эсеровских и максималистских дружин в Гомеле, Киеве, Екатеринославе и Санкт-Петербурге в 1905-1906 годах, участник подготовки покушения на Столыпина в августе 1906 года. Позже, в 1917 году он станет депутатом Учредительного собрания от Гомеля по списку № 1 партии социалистов-революционеров.
Другой видный деятель революционного движения, бывший народоволец, делегат Исполкома Петербургского Совета в 1905 году, член Заграничной делегации ЦК партии эсеров Андрей Фейт поступил во французскую армию военным врачом.

Одним из первых на фронт отправился также член ЦК партии эсеров Степан Слетов (Нечетный). Первоначально он был противником индивидуального террора и сторонником массового движения, в сентябре 1904 года был арестован по доносу провокатора Азефа, заключен в Петропавловскую крепость, затем участвовал в декабрьском вооруженном восстании 1905 года в Москве.
После усиления репрессий поменял отношение к террору, с 1906 года входил в Боевую организацию эсеров. После разоблачения Азефа брался лично ликвидировать его.
За границей вновь вступил в БО и выезжал с ее боевиками в Россию. После очередной поездки в Россию в 1911 году стал снова противником террора и сторонником легальных форм борьбы. Написал одну из первых книг по истории партии эсеров.
После начала войны Слетов поступил волонтером во французский Иностранный легион, участвовал в тяжелых боях осени 1914 года. Группа русских добровольцев Иностранного легиона встретили его во Флери-Лез-Обре, куда часть Слетова была отведена на отдых.
Он был худой, обросший, еще более сутулый, чем раньше. Первой его просьбой было купить побольше хлеба. Русские рвались на фронт, но Слетов охладил их пыл: "Не спешите, война затягивается - успеете".
Находясь на фронте, Слетов продолжал сотрудничать в эмигрантских эсеровских газетах, занимавших оборонческую позицию. В своей последней статье он писал:
"Идя в одних рядах с народными массами, ведущими войну, мы глубже и вернее обеспечиваем себе победу над внутренним врагом, чем если бы отбившись от народа, повели бы непосредственную групповую борьбу против этого врага...
Мы верим в народ, верим в то, что из настоящей войны он выйдет во всеоружии пережитого исторического опыта". В июне 1915 года осколок немецкого снаряда возле Вокуа оборвал жизнь этого русского добровольца.

Григорий Нестроев (Цыпин) родился в Полтавской губернии в состоятельной купеческой семье в 1877 году. В 1899 году он присоединился к революционному движению. К этому шагу его подтолкнуло нашумевшее дело 183 студентов Киевского университета Св. Владимира, отданных в солдаты за невинное неполитическое выступление.
В Доме инвалидов в Париже, где похоронен Наполеон, Григорий Нестроев вместе с десятками других иностранцев - болгарами, поляками, румынами, евреями и русскими - записался в Иностранный легион, откуда они с пением "Марселезы" отправились в часть. Русского добровольца-эсера зачислили во 2-й полк легиона и назначили жалование в 1 франк и 25 су в месяц.
На передовой несли службу многие русские легионеры. Среди них был эсер, политкаторжанин Александр Яковлев и даже большевик Виктор Зеленский - несмотря на официально "пораженческую" позицию его партии. Вместе с русскими воевал и болгарский анархист Тодоров, сын генерала Георга Тодорова, который в это же время командовал болгарской армией, воюющей на стороне Германии и Австро-Венгрии.
Русские добровольцы держались в легионе обособлено. Им, "идейным", трудно было сойтись с беглыми преступниками и авантюристами всех национальностей, пополнявшими Иностранный легион.
Легионеры тоже не могли понять "этих русских" - почему не пьют и не играют в карты, не допускают драк между собой и не пристают к женщинам. Зато они очень любили слушать грустные русские песни.

Но вскоре 9 волонтеров из России, самовольно покинувших позиции, были расстреляны. Во французской армии война уже многим стала казаться бессмысленной, и дисциплина во многом поддерживалась жесточайшими карательными мерами. Всего в годы войны 639 военнослужащих были расстреляны за самовольное оставление позиций и другие нарушения.
В апреле 2014 года в здании мэрии Парижа прошла выставка, посвященная 100-летию той трагедии, под характерным названием: "Расстрелянные для примера..." А тогда, после казни добровольцев, все русские волонтеры были возмущены.
Чтобы разрешить конфликт, русский военный атташе во Франции Дмитрий Ознобишин разрешил всем добровольцам перевестись из брутального Иностранного легиона в другие части, по желанию, и в качестве "утешительного приза" привез им подарки. Из этой "гуманитарной помощи" Нестроеву достался... апельсин.

В конце концов, максималист Нестроев все же собрал вокруг себя небольшую группу солдат-социалистов. В октябре 1915 года из Парижа ему прислали Манифест Циммервальдской интернациональной социалистической конференции.
Французские саперы из его подразделения живо обсуждали этот документ, призывающий пролетариат соединяться "через границы, через дымящиеся поля битв, через разрушенные города и деревни" и покончить с войной.
Одни солдаты высказывались за поражение, после которого начнется революция, другие считали, что надо дезертировать и в тылу вести пропаганду против войны, третьи призывали к мятежу уже сейчас. Но никто не мог понять этого загадочного русского, выступающего против войны, и в тоже время считающего, что нужно воевать.
В феврале 1916 года саперов перебросили на фронт под Верденом, где развернулось одно из самых страшных и кровопролитных сражений Первой мировой. Две ночи саперы работали на укреплениях, а на утро третьего дня их расположение в лесу накрыла немецкая артиллерия.
Лес превратился в кромешный ад - прямо на ветках висели остатки человеческих тел и обмундирования, солдаты пытались спрятаться за деревьями, пока их не обрушивали снаряды, кто-то лежал на земле клубком, закрывшись от шрапнели ранцем.
Под артиллерийским обстрелом рота Нестроева потеряла половину состава, выжившие были отведены в глубокий тыл в состоянии глубокого шока.

В феврале 1917 года пришло известие о революции в России, а в апреле русский корпус пошел в наступление, но понес тяжелые потери. Африканские войска на его левом фланге были разбиты немецкой контратакой, и русские потеряли полторы тысячи человек. Шоферы автомобильного санитарного отряда возили раненных четверо суток, почти не останавливаясь даже для еды.
1 мая 1917 года в 1-й бригаде русского экспедиционного корпуса прошла демонстрация под Красными знаменами, полковник приветствовал солдат с трибуны как "братцев-товарищей". От греха подальше французское командование перевело автомобильный отряд подальше от революционной русской бригады, в Вогезы, но русские добровольцы все равно рвутся домой.
В июне 1917 года в Париже началось формирование волонтерской миссии для отправки в Россию, в которую вошли офицеры французской армии Минор (сын члена ЦК партии эсеров Осипа Минора), Сазонов, Маркович, сержант Кузин, легионеры Усиков и Моргулис (Лис), и многие другие волонтеры.
Задача миссии в России - поднять боевой дух русской армии. Нестроева, как проявившего себя в боях, тоже включают в ее состав. Но максималист-эсер и еще семь добровольцев отказались дать подписку, что в России они будут всецело подчиняться директивам Франции и распоряжениям Временного правительства, и возвращение на родину для них было отложено.

В августе 1917 года Григорий Нестроев все же добился перевода в русскую армию. В сентябре солдаты 1-й бригады русского корпуса потребовали отправки на родину и подняли восстание, которое было подавлено силами 3-й бригады и французской жандармерии.
Около трех тысяч его активных участников позже были расстреляны и переколоты штыками, 9 тысяч русских солдат и офицеров были отправлены в лагеря и на рудники Северной Африки. Волонтеры из 3-й бригады, согласившиеся продолжать войну, были включены в Иностранный легион. Весной 1918 года очень многие из них погибли в ожесточенных боях.
Но при всем своем социальном радикализме Григорий Нестроев, уже успевший повоевать, возвратившись в Россию, выступал категорически против развала дисциплины в российской армии.
Он по-своему критически оценивал приказ Петроградского № 1, отменивший основы армейской субординации. Поразительно, но этот крайний революционер считал несправедливым и лозунг "мира без контрибуций". По мнению русского максималиста, контрибуцию народам, пострадавшим от войны, должен был заплатить "мировой империализм".
Но в итоге получилось иначе, а сам Нестроев не нашел признания на Родине. Уже в 1924 году он был арестован и отправлен на Соловки, неоднократно подвергался арестам и в 1941 году был расстрелян.

Великое прошлое советского народа Панкратова Анна Михайловна

2. Великие русские революционеры-демократы

Вся обстановка в стране свидетельствовала о необходимости коренной ломки всех общественных порядков, о необходимости уничтожения самодержавия и крепостничества как основных препятствий для дальнейшего развития России.

Продолжая дело Радищева, дворянские революционеры - декабристы - первые выступили против царизма и подняли на борьбу новое молодое поколение революционеров во главе с Герценом и Белинским.

Александр Иванович Герцен родился в 1812 году в дворянской семье. Ещё в ранней юности он преклонялся перед революционным подвигом декабристов. «Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон души моей», - писал он об этом позже.

Поступив в Московский университет, Герцем стал в центре кружка революционной молодёжи. Члены кружка Герцена считали себя «детьми декабристов» и продолжали борьбу против самодержавия и крепостничества. За пропаганду революционных идей Герцен был арестован. В 1847 году он вынужден был выехать из России. Царское правительство объявило Герцена изгнанником на всю жизнь.

Герцен основал в Лондоне «Вольную русскую типографию» и начал издавать журнал «Полярная звезда». Такое название имел в своё время рукописный журнал декабристов. Название «Полярная звезда» означало, что Герцен продолжает дело декабристов. Их портреты Герцен поместил на обложке журнала. В течение 10 лет Герцен выпускал за границей знаменитый журнал «Колокол». Под девизом «Зову живых» он звал на борьбу против самодержавия и крепостного права всех передовых и честных людей России. Герцен требовал освобождения крестьян с землёй, установления демократической власти и полного уничтожения всех видов крепостничества. Временами Герцен колебался, начинал говорить не о революции, а о реформе, но эти колебания были временны и непродолжительны. Герцен всегда оставался горячим защитником народа и революционным борцом против самодержавия.

В 50-х годах XIX века в освободительном движении России главную роль играло не дворянство, а разночинцы. Это были люди разных чинов, выходцы из различных социальных групп - мещанства, духовенства, купечества, чиновничества, мелкого дворянства. Революционеры из разночинцев стояли ближе к народу, чем дворянские революционеры.

Революционером-демократом был великий русский критик Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848). Он был пламенным борцом, выступавшим против крепостников и их либеральных союзников из рядов русской буржуазии.

Сын флотского врача, с детства узнавший жизнь, полную труда и лишений, Белинский очень рано возненавидел самодержавие и крепостное право.

Белинский был основоположником русской литературной критики. Несмотря на свирепую цензуру, он искусно излагал в журнальных статьях свои передовые освободительные идеи. На литературную деятельность Белинский смотрел, как на общественный подвиг. Писатель должен служить народу, просвещать и учить его в духе передовых идей, достигнутых человечеством, учил он. В письме к своему современнику - знаменитому писателю Гоголю - Белинский гневно осуждал его за попытку оправдать крепостничество, царизм и реакцию в стране. Белинский писал Гоголю, что спасение России не в проповеди и молитвах, а в отмене крепостного права, в революционном пробуждении народа, в его просвещении.

Белинский был страстным борцом против самодержавия и эксплоатации. Он призывал народ к революции. Ленин высоко 81 ценил Белинского как революционного демократа, лучшего социалиста домарксова периода и передового учёного. Наш народ чтит Белинского как великого патриота нашей родины.

Горячо любя свою родину, Белинский резко бичевал тех, кто пытался изобразить русский народ «отсталой расой». «…Мы будем и поэтами, и философами, - писал Белинский с глубокой верой в будушее русского народа, - народом артистическим, народом учёным и народом воинственным, народом промышленным, торговым, общественным».

Мечтая о новой, счастливой жизни русского народа и всего человечества, Белинский пророчески писал: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году, - стоящую во главе образованного мира, дающею законы и науке и искусству, и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещённого человечества».

Белинский умер в расцвете своего литературного таланта, физически надломленный лишениями и преследованиями.

Продолжателем дела Белинского был Николай Гаврилович Чернышевский.

Маркс называл Чернышевского великим русским учёным. Подобно Герцену и Белинскому, Чернышевский не понимал ещё, что к социализму может привести страну только рабочий класс. Он отстаивал программу крестьянской революции, требуя полной отмены крепостного права, бесплатной передачи всей земли крестьянам.

В 1861 году из кружка Чернышевского вышла написанная простым народным языком прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Прокламация призывала крестьян дружно и организованно готовиться к общему восстанию против царя и помещиков. С такими же прокламациями кружок Чернышевского обращался к солдатам и молодому поколению. Эти прокламации попали в руки полиции. Чернышевский и его друзья были арестованы. Продержав Чернышевского два года в Петропавловской крепости, правительство приговорило его к 14 годам каторги и к вечному поселению в Сибири. Перед отправлением Чернышевского на каторгу над ним был совершён средневековый обряд гражданской казни. На одной из площадей Петербурга палачи возвели Чернышевского на эшафот, поставили его на колени, прикрепили цепями к позорному столбу и сломали над его головой шпагу. Чернышевский спокойно ожидал конца издевательств. Когда его сводили с эшафота, из толпы молодёжи вышла девушка и бросила к его ногам цветы в знак восхищения и преклонения перед стойкостью революционера.

Чернышевский был великим русским патриотом, отдавшим всю свою жизнь родному народу. Ещё в юности он писал: «Содействовать славе не проходящей, а вечной своего отечества и благу человечества - что может быть выше и вожделеннее этого?» До конца жизни Чернышевский оставался революционным демократом, то-есть борцом за свободу народа.

Ближайшим соратником и другом Чернышевского был Николай Александрович Добролюбов. Вместе с Чернышевским и Некрасовым Добролюбов участвовал в издании революционно-демократического журнала «Современник».

Глубоко веря в народ, Добролюбов считал народные массы могучей силой истории. Но для того, чтобы дать этим силам простор, он требовал освобождения крестьян и призывал всех честных и сознательных русских патриотов поддержать крестьянскую революцию. В 1861 году, в возрасте 25 лет, Добролюбов умер от туберкулеза.

Соратником Чернышевского в его борьбе за крестьянскую революцию был поэт Николай Алексеевич Некрасов. Всю силу своего «жгучего стиха» он направлял на борьбу со злом и несправедливостями. В своих стихах и поэмах он бичевал крепостников и призывал народ к борьбе против царя и помещиков. Его революционная поэзия оказывала огромное влияние на передовую часть общества.

Белинского, Чернышевского, Добролюбова Ленин называл великими русскими революционерами-демократами. Их объединяла страстная ненависть к самодержавно-крепостническому строю и всем его пережиткам. Революционные демократы отстаивали интересы народных масс и стремились преобразовать Россию на новых, демократических началах. Они помогли подготовить тот новый этап в истории нашей родины, когда на борьбу против царизма выступили широкие народные массы рабочих и крестьян под руководством большевистской партии.