Голубиный язык. Русская народная сказка «Птичий язык

15.2. «Птичий язык» Подробное описание «Птичий язык» - развитие предыдущего приема, предусматривающее специальное построение речи (речевых оборотов, слов, высказываний, изложений проблемы и пр.) для сокрытия истинного и придания сказанному иного, отличного от истинного,

Так называют язык, понятный только узкому кругу людей (специалистов). Так, птичьим языком могут называть разговор двух бухгалтеров, медиков, ученых - они говорят на понятном для специалистов языке, но их разговор может быть непонятен другим людям (неспециалистам).

Вадим Серов, в энциклопедическом словаре крылатых слов и выражений (2003 г.), сообщает, что выражение принадлежит профессору астрономии Московского университета Дмитрию Матвеевичу Перевощикову (1788 - 1880). Он так охарактеризовал язык русских философских сочинений 1820 - 1840-х гг., понятный только специалистам. Об этом указывает в своих воспоминаниях «Былое и думы» (т. 1, гл. 7):

«В 1844 г. встретился я с Перевощиковым у Щепкина и сидел возле него за обедом. Под конец он не выдержал и сказал:

Жаль-с, очень жаль-с, что обстоятельства-с помешали-с заниматься делом-с, - у вас прекрасные-с были-с способности-с.

Да ведь не всем же, - говорил я ему, - за вами на небо лезть. Мы здесь займемся, на земле, кой-чем.

Помилуйте-с, как же-с это-с можно-с! Какое-с занятие-с - Гегелева-с философия-с! Ваши статьи-с читал-с: понимать-с нельзя-с, птичий язык -с. Какое это дело-с! Нет-с!

Я долго смеялся над этим приговором, т.е. долго не понимал, что язык-то у нас тогда действительно был скверный и если птичий, то, наверное, птицы, состоящей при Минерве».

Примеры

«Былое и думы» (1868 г.) - "Главное достоинство Павлова состояло в необычайной ясности изложения, - ясности, нисколько не терявшей всей глубины немецкого мышления, молодые философы приняли, напротив, какой-то условный язык, они не переводили на русское, а перекладывали целиком да еще, для большей легости, оставляя все латинские слова in crudo (в нетронутом виде (лат.)), давая им православные окончания и семь русских падежей.

Я имею право это сказать, потому что, увлеченный тогдашним потоком, я сам писал точно так же да еще удивлялся, что известный астроном Перевощиков называл это «птичьим языком ». Никто в те времена не отрекся бы от подобной фразы: «Конкресцирование абстрактных идей в сфере пластики представляет ту фазу самоищущего духа, в которой он, определяясь для себя, потенцируется из естественной имманентности в гармоническую сферу образного сознания в красоте». Замечательно, что тут русские слова, как на известном обеде генералов, о котором говорил Ермолов, звучат иностраннее латинских."

«Птичий язык» - сказка, известная каждому ребенку. Фантастическая история о человеке, который с малых лет понимал речь пернатых, имеет несколько версий. Сюжеты их схожи. О том, какие различия существуют в самых известных версиях сказки «Птичий язык», рассказано в статье.

Афанасьев

Впервые русская народная сказка «Птичий язык» была записана собирателем фольклора восемнадцатого века. Звали этого литературоведа и исследователя духовной культуры Александром Николаевичем Афанасьевым. Сказка, о которой идет речь в статье, народная. Но Афанасьев записал и придал ей литературную форму. А потому принято считать, что именно знаменитый русский фольклорист и историк - ее автор.

"Птичий язык": краткое содержание

В одной русской купеческой семье жил мальчик, способный и смышленый не по годам. Звали его Василием. В доме купца, как и положено, в позолоченной клетке обитал соловей. Птица распевала заливисто с утра и до вечера. Хозяин же дома однажды вдруг задумался, о чем вещает соловей. В этот день родители обнаружили редкий дар Василия: мальчик понимал птичий язык. О чем же пел соловей?

Предсказание

Однако когда Вася перевел на человеческий язык смысл соловьиной песни, родители были немало огорчены. Шестилетний мальчик со слезами на глазах объявил купцу и его супруге, что через много лет они станут прислуживать ему. Соловей якобы предсказывал, что отец Василию воду носить будет, а мать - полотенце подавать. Родителей Василия посетили страх и отчаяние, когда они услышали птичье пророчество. И дабы не пойти в услужение к собственному сыну, глубокой ночью они перенесли ребенка в лодку и отправили в свободное плавание.

Встреча с корабельщиком

Следом за мальчиком отправился и соловей. К счастью, навстречу лодке, в которой плыл Вася и его верный пернатый друг, летел на всех парусах корабль. Капитан этого судна сжалился над мальчиком, взял его к себе на борт и решил воспитать как собственного сына.

Соловей и в море не унимался. Птица напела Василию о том, что скоро произойдет страшная буря, мачта и паруса будут разорваны, а потому корабельщику следует повернуть в становище. Василий сообщил о соловьином предсказании. Однако новый отец, в отличие от прежнего, не поверил в то, что мальчик понимает птичий язык. Корабельщик не послушал Василия, что едва не стоило ему жизни. На следующий день действительно началась страшная буря. Мачта была сломана, паруса оборваны.

Когда спустя несколько дней приемный сын поведал о том, что навстречу идут двенадцать разбойничьих кораблей, отец не стал сомневаться, а повернул к острову. Предсказание и на этот раз сбылось. Разбойничьи судна вскоре проплыли мимо.

В Хвалынске

Корабельщик выждал некоторое время и снова отправился в путь. Долго скитались они по морям. Однажды прибыли в город под названием Хвалынск. Василий к тому времени вырос, возмужал.

У местного короля на протяжении двенадцати лет под окнами кричали вороны. Никто никакими средствами не мог оградить царских особ от громких птичьих возгласов. Вороны не давали покоя ни днем ни ночью.

В Хвалынске умение распознавать птичий язык Василию снова пригодилось. Он отправился к королю и предложил помощь. Тот пообещал взамен полцарства и одну из дочерей в жены. Если же Василию не удастся избавить королевское семейство от вороньего присутствия, не сносить ему головы. Герой сказки справился с задачей и получил причитающуюся ему награду.

Дело в том, что ворон и ворониха все эти годы спорили о том, кому принадлежит птенец. Королю всего-навсего нужно было ответить, чьим сыном является двенадцатилетний детеныш. Что и было сделано. Вороньих криков король больше не слышал. Равно, как и его большое семейство. А зятем короля стал человек необыкновенно одаренный, способный понимать язык соловья, ворона и прочих пернатых.

Король

«Птичий язык» - сказка, а потому конец в ней счастливый. Стал Василий царствовать. В свободное время от своих королевских дел много путешествовал. Однажды прибыл в незнакомый город, где оказали ему гостеприимный прием купец с купчихой. Наутро хозяин и его супруга подали королю и воду, и полотенце. Стоит ли говорить, что люди эти были родными родителями знатока птичьей речи?

Василий не стал вспоминать предательство, которое некогда совершили отец и мать. Герои этой истории в соответствии с законами сказочного жанра стали жить-поживать, да добра наживать.

Другие версии

Сказка имеет несколько интерпретаций. Согласно версии Худякова, дар героя усиливался по мере поедания змей. В сказках других народов мира также встречаются схожие мотивы. Персонаж, умеющий понимать речь птиц и животных, присутствует, например, в «Златовласке». Сюжет, напоминающий сказку Афанасьева, присутствует в легендах и сказаниях крымских татар. А мотив предсказанной судьбы берет истоки еще из древнегреческой мифологии. Достаточно вспомнить легенду о Парисе.

В древности

В XIX веке

В современном значении фразеологизм возник и закрепился в середине XIX века благодаря профессору Московского университета Д. М. Перевощикову . Последний так называл научно-философский язык 1820-1840 годов, которым говорила российская молодёжь. А. И. Герцен в «Былом и думах » (том I, глава 7) вспоминает:

В 1844 г. встретился я с Перевощиковым у Щепкина и сидел возле него за обедом. Под конец он не выдержал и сказал: - <…> Какое-с занятие-с - Гегелева -с философия-с. Ваши статьи-с читал-с: понимать-с нельзя-с, птичий язык-с. <…> Я долго смеялся над этим приговором, то есть долго не понимал, что язык-то у нас тогда, действительно, был скверный и если птичий, то, наверное, птицы, состоящей при Минерве .

В том же произведении (том IV, глава 25) Герцен далее развивает эту мысль: