Толстой соня краткое содержание. Лия и Рахиль

Повесть «Сонечка» Людмилы Улицкой в свет вышла в начале девяностых. За это произведение писательница в 1994 году получила французскую премию Медичи. «Сонечка» Людмилы Улицкой была отмечена и другими литературными наградами. Читательские отзывы об этой книге довольно противоречивы. Общее представление о ней даст изложенное в этой статье краткое содержание.

«Сонечка» Улицкой принесла известность во Франции. В России произведения писательницы издаются с конца 80-х. Но широкая популярность к ней пришла значительно позже.

Немного об авторе произведения

«Сонечку» Улицкой (краткое содержание повести представлено ниже) во Франции признали лучшей переводной книгой. За несколько лет до получения премии по одной из книг писательницы было снято два фильма. Это были киноленты «Сестрички Либерти» В. Грамматикова и «Женщина для всех» А. Матешко.

Людмила Улицкая окончила биологический факультет МГУ. Некоторое время работала в Институте общей генетики. В 1970 году ушла с государственной службы. На протяжении многих лет Улицкая писала очерки, пьесы, рецензии на художественные произведения, занималась также переводом стихотворений с Затем начала писать рассказы. Наиболее известные произведения - «Казус Кукоцкого», «Девочки», «Искренне ваш, Шурик», «Бедные родственники».

«Сонечка»: краткое содержание

Улицкую можно смело назвать мастером новеллы. Она создала множество замечательных рассказов. Повесть, о которой идёт речь в сегодняшней статье, более объёмное произведение, нежели те, что, например, вошли в сборник «Девочки». Но значительно меньше «Казуса Кукоцкого». Автору удивительным образом удалось поведать кратко и лаконично историю длиною в жизнь.

План краткого содержания «Сонечки» Улицкой:

• Детство.
• Библиотека.
• Война.
• Роберт Викторович.
• Ссылка.
• Москва.
• Лия и Рахиль.
• Софья Иосифовна.

Детство

Сонечка родилась в обычной еврейской семье, в годы НЭПа. Ее отец был часовых дел мастером. Во время новой экономической политики открыл небольшую мастерскую. Дела его шли хорошо. Но власть переменилась, и отцу Сони, человеку, испытывающему отвращение к поточному производству, пришлось устроиться на завод.

Как описывает свою героиню Улицкая? Какое занятие любила Сонечка превыше всего? Ответы на эти вопросы позволят понять проблематику произведения. Девочка с ранних лет превыше всего любила читать. Любовь к литературе обрела форму лёгкого помешательства. Стоило лишь открыть книгу, и она словно выпадала из реальности, откуда вернуться могла лишь после прочтения последней страницы.

Героиня Людмилы Улицкой до определённого момента жила исключительно книгами. Переживания Наташи Ростовой в ее душе находили такой же сильный отклик, как и гибель маленькой племянницы. Она словно огорожена была от всего, что происходило вокруг. Но, как уже было сказано, до определенного момента.

Библиотека

В школе Соня училась средне. Кое-как сделав уроки, она снова окуналась в мир русской литературы. Впрочем, и зарубежная проза ее привлекала. Внешне она не была хороша с тобой. Хотя старшая сестра, дабы успокоить Соню, не раз говорила о необыкновенной красоте карих глаз.

Кем мечтала стать девочка, с ранних лет ничего не замечавшая, кроме книг? Сонины грезы за пределы литературного мира не выходили. Заветной мечты у нее не было. После окончания школы девушка подала документы в библиотечный техникум.

В книгохранилище Соня проработала несколько лет. Затем начальница, такая же одержимая читательница, уговорила ее поступить на факультет филологии. Однако Соня так и не стала студенткой университета. Шел 1941 год.

Война

В июне 1941 года произошло событие, которое впервые вырвало Соню из иллюзорного мира литературных персонажей. Вместе с родителями она оказалась в эвакуации в Свердловске . Здесь устроилась работать в библиотеку, порог которой однажды переступил невысокий и внешне ничем не примечательный человек.

Роберт Викторович

Он поинтересовался у Сони, есть ли в книгохранилище произведения на французском языке. Она подвела его к каталогу с романами великих классиков. Спустя несколько часов необычный читатель понял, что встретил будущую жену.

Роберт Викторович был художником. После революции эмигрировал. Затем, в тридцатые годы, вернулся в чужую для себя Россию. Здесь его и арестовали. Муж Сони был самым счастливым из неудачников. В лагере он отсидел всего пять лет.

Ссылка

У героини повести Людмилы Улицкой - Сонечки - судьба была непростая. Она вышла замуж за нищего художника и разделила его участь. Соня уехала с ним в Башкирию, где он должен был отбывать ссылку. Семья жила в невыносимых условиях. Ко всему можно привыкнуть. Но Соня больше не читала. В ссылке родилась дочь Таня.

Причиной единственного разногласия между Робертом Викторовичем и его женой стало расхождение во взглядах на русскую литературу. Сорокасемилетний художник предпочтение отдавал зарубежной прозе.

Москва

Наконец, семья вернулась в столицу. Здесь жизнь не сразу, но наладилась. Роберт Викторович картин, конечно, не писал. Он своему таланту нашел более практичное применение. Муж Сони стал театральным декоратором. Вскоре в семье появился достаток. Жена художника тем временем открыла в себе полезный, но отнюдь не редкий дар - дар молчаливой жены и хозяйки дома.

Яся

Прошли годы. Дочь Таня повзрослела. У неё начался лёгкий, несерьезный роман. А еще у дочери появилась подруга Яся. Это была девушка редкой славянской красоты: невысокая, с мраморной белой кожей и точеной фигурой. По натуре своей она была содержанкой. С ранних лет умела нравиться мужчинам и извлекать из этого выгоду. Возможно, такой Ясю сделала жизнь.

Она выросла в детдоме. В Москву приехала с наивной и отнюдь не оригинальной мечтой - стать актрисой. Куда больше шансов у неё было пополнить ряды ночных бабочек. Но этого не произошло. Однажды Яся попала в хлебосольный дом Сони. И надолго здесь задержалась.

У Яси начался роман с Робертом Викторовичем. Сначала главная героиня ничего не знала об этом, когда все всплыло, скандал не устроила, ненавидеть Ясю не стала. К девушке она относилась почти как к родной дочери.

Лия и Рахиль

Яся стала музой Роберта Викторовича. После 20-летнего перерыва он снова взялся за холст. Но от жены своей не уходил. Татьяна уехала в Ленинград. Соня проводила вечера в пустой квартире, в то время как ее муж в мастерской вдохновлялся музой в лице подруги дочери. Смерть его была немного скандальной. Он умер в постели, в порыве страсти.

Соня организовывала похороны. При этом находила силы успокоить свою молодую соперницу. Один из старых друзей художника, увидев двух этих женщин рядом, произнес: «Лия и Рахиль... Неужели Рахиль может быть так прекрасна?» Он сравнивал любовницу и отвергнутую жену покойного живописца с библейскими персонажами.

Софья Иосифовна

Прошло много лет после кончины Роберта Викторовича. Его дочь уехала в Израиль. Яся вышла замуж за богатого француза, живёт в Париже. Усатая старуха Софья Иосифовна всё так же обитает в московской хрущёвке. Она не хочет ехать ни на историческую родину, ни в Париж, куда ее так часто приглашает названная дочь Яся. Софья Иосифовна просиживает в своей маленькой квартирке за книгами. Она снова живет в другом мире - в мире вешних вод, темных аллей.

Анализ «Сонечки» Улицкой

Писательница рассказала об уникальной личности, которую можно отнести к редкому типу праведниц. Соня имеет все основания чувствовать себя несчастной, обманутой, покинутой. Тем не менее ничего, кроме любви, в ее душе нет. Когда же тоска и одиночество становятся слишком сильными, она ищет спасения в книгах.

Т.Н. Толстая занимает значимое место в современном литературном процессе. Это один из самых ярких авторов нового поколения. Толстая – представитель такого литературного направления, как постмодернизм. Рассказ «Соня» написан именно в постмодернистской традиции. Чтобы доказать это, нужно проанализировать композицию и идейно-тематическое содержание рассказа.

В первую очередь нужно обратить внимание на композицию рассказа. Рассказ начинается с рассуждений автора о времени. Что остается после человека? Для чего он живет? Над этими вопросами Толстая предлагает задуматься читателю. Затем повествование ведет очевидец. Писательница не боится доверить рассказ о жизни героинь другому человеку, не боится, что мы, читатели, поймем все неправильно. Это характерная черта постмодернизма. В таких случаях говорят: «автор умер». Только в конце рассказа автор появляется снова (разговор Толстой и Ад ы ).

Также необходимо обратить внимание на временное пространство рассказа .

На четырех страницах Толстая сумела рассказать о судьбах двух женщин .

Так лаконично и точно писать о судьбах своих героев умел только А.П. Чехов. Убедиться в этом можно, прочитав рассказы « Ионыч », « Крыжовник», «О любви».

Теперь обратимся к идейно-тематическому содержанию. Главные героини рассказа – Соня и Ада. В процессе создания женских образов Толстая использует множество художественных средств.

Образ Сони построен на антитезе. Ее непривлекательная внешность противопоставлена богатому духовному миру. Имя героини выбрано не случайно. У читателя сразу же возникают ассоциации с Сонечкой Мармеладовой. Главные черты Сони – бескорыстие, готовность к самопожертвованию: у Сони наивная, детская душа. Образ Сони Мармеладовой прекрасно проецируется на героиню Т.Н. Толстой.

В рассказе есть еще одна реминисценция творчества Ф.М. Достоевского: герой романа «Идиот» князь Мышкин и Соня Толстой. Князя Мышкина, идеального человека, окружающие считают идиотом; Соню, чистую, искреннюю девушку, называют «дурой». Ничего не изменилось со времен Ф.М. Достоевского. Искренность, доброту, наивность, бескорыстие принимают за «идиотизм», а человека, обладающего такими качествами, называют «идиотом».

Соня была бескорыстным человеком. Люди это знали и пользовались ею.

Уезжая в отпуск, уходя в театр, детей оставляли с Соней, зная, что, вернувшись, они найдут все в отличном состоянии. Соня прекрасно готовила, и это служило поводом для шуток ее знакомых. «А я вот просто в восторге от ваших бараньих мозгов!» - говорила Ада, а Соня поправляла: «Это телячьи ».

Характеризуя Соню, Толстая использует множество метафор. Самая яркая из них – «кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями». Соня часто ставила людей в неловкое положение. «Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?» - спрашивала Соня у мужчины в присутствии его жены. С одной стороны, все это характеризует ее как наивного, непрактичного человека. Но Соня не понимает, что допускает оплошность, потому что она сама никого не обманывает, никому не изменяет и не попадает в такие ситуации.

Соня готова на все ради любимого. Она расстается с единственным своим сокровищем – эмалевым голубком. Почувствовав, что Николай в беде, Соня бредет по улицам блокадного Ленинграда; она несет ему баночку томатного сока: «сока там было ровно на одну жизнь». Она спасает жизнь Аде-Николаю, жертвуя своей жизнью.

Вторая героиня рассказа – Ада. Э то полная противоположность Соне . Врезается в память точное сравнение, яркая характеристика – «по-змеиному».

Ада и внешне, и внутренне напоминает змею: «острая, худая, по-змеиному элегантная». Ада была в своей лучшей форме: «фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот». У Ад ы было много поклонников . Однажды она тоже попала в неловкое положение из-за Сони и решила ей отомстить . Для Сони был придуман тайный поклонник Николай , обремененный женой и тремя детьми , поселенный для переписки в квартиру Адиного отца . Раз в месяц Ада от лица Николая писала Соне любовные письма, а Соня, не подозревая о розыгрыше , поверила и всем серцем полюбила несуществующего Николая . В этом и заключался « адский планчик ». Со временем сообщникам Ады надоела эта затея, только Ада не бросала начатое. Началась война. Ни Соня, ни Ада не успели эвакуироваться. «И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало».

Ада похоронила отца, брата. «Она съела все, что было можно. Сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев». Эти художественные детали погружают нас в атмосферу блокадного Ленинграда, помогают нам почувствовать все ужасы и лишения этого периода. Ведь это не гипербола, а реалии жизни в блокаде.

Ада сожгла письма Сони, они «согрели ее скрюченные, окоченевшие пальцы». Благодаря Соне, ее баночке томатного сока, Ада выжила. Сейчас она восьмидесятилетняя старуха, которая не хочет слышать слова «отдайте». Кому нужна ее жизнь? Она умрет, и никто не вспомнит о ней, не скажет доброго слова.

В чем же смысл жизни? Как отвечает на вечный вопрос Т.Н.Толстая ? В любви, доброте, искренности, и не только любви мужчины к женщине, но и к детям, родным и близким. Символом любви, искренности, бескорыстия в рассказе является брошка Сони – «белый эмалевый голубок». У Ады не поднялась рука бросить в огонь голубка, «ведь голубков огонь не берет». Всегда на земле будут жить любовь и доброта, поэтому и в 19 веке, и в 20 веке, и во всех последующих останется «вечная Сонечка».

Если говорить о моем отношении к «Соне», то рассказ оставил неизгладимое впечатление. Будучи современным писателем, Толстая возвращает нас к классической русской литературе, ее ценностям. Язык Татьяны Никитичны своеобразен, способствует возникновению самых разнообразных ассоциаций у читателя.

У меня возникло желание более подробно познакомиться с творчеством писательницы, да и с литературой постмодернизма вообще. Постмодернисты «играют» с читателем. Разве литературная игра может оставить думающего человека равнодушным?

Т. ТОЛСТАЯ

СОНЯ

Рассказ

Жил человек - и нет его. Только имя осталось - Соня. "Помните, Соня говорила..." "Платье похожее, как у Сони..." "Сморкаешься, сморкаешься без конца, как Соня..." Потом умерли и те, кто так говорил, в голове остался только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой фотографией солнечная комната - смех вокруг накрытого стола, и будто гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди них тот, кто тебе нужен? Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь, уносится вдаль их смех - догони-ка. Нет, постойте, дайте нас; рассмотреть! Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками, веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу потеки клея от мочального парика, и голубые стеклянные глазки соединены внутри пустого черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная, и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути - в самый неподходящий момент и, конечно, без предупреждения. Ну раз вы такие - живите как хотите. Гоняться за вами - все равно что ловить бабочек, размахивая лопатой. Но хотелось бы поподробнее узнать про Соню. Ясно одно - Соня была дура. Это ее качество никто никогда не оспаривал, да теперь уж и некому. Приглашенная в первый раз на обед – в далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, - истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой, как было принято - домиком. Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка. Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины лошадиные черты. - А вы, Соня, - сказали ей (должно быть, добавили и отчество, но теперь оно уже безнадежно утрачено), - а вы, Соня, что же не кушаете? - Перцу дожидаюсь, - строго отвечала она ледяной верхней губой. Впрочем, по прошествии некоторого времени, когда уже выяснились и Сонина незаменимость на кухне в предпраздничной суете, и швейные достоинства, и ее готовность погулять с чужими детьми и даже посторожить их сон, если все шумной компанией отправляются на какое-нибудь неотложное увеселение, - по прошествии некоторого времени кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями, восхитительными в своей непредсказуемости. Чуткий инструмент, Сонина душа улавливала, очевидно, тональность настроения общества, пригревшего ее вчера, но, зазевавшись, не успевала перестроиться на сегодня. Так, если на поминках Соня бодро вскрикивала: "Пей до дна!" - то ясно было, что в ней еще живы недавние именины, а на свадьбе от Сониных тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками. "Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?" - спрашивала Соня у растерянного мужа, перегнувшись через его помертвевшую жену. В такие моменты насмешник Лев Адольфович, вытянув губы трубочкой, высоко подняв лохматые брови, мотал головой, блестел мелкими очками: "Если человек мертв, то это надолго, если он глуп, то это навсегда!" Что же, так оно и есть, время только подтвердило его слова. Сестра Льва Адольфовича, Ада, женщина острая, худая, по-змеиному элегантная, тоже попавшая однажды в неловкое положение из-за Сониного идиотизма, мечтала ее наказать. Ну, конечно, слегка - так, чтобы и самим посмеяться, и дурочке доставить небольшое развлечение. И они шептались в углу - Лев и Ада, - выдумывая что поостроумнее. Стало быть, Соня шила... А как она сама одевалась? Безобразно, друзья мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее! Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные. Грудь впалая, ноги такие толстые - будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни. Обувь набок снашивала. Ну, грудь, ноги - это не одежда... Тоже одежда, милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была – эмалевый голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда переодевалась в другое платье - тоже обязательно прицепляла этого голубка. Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные. Потом вот эту, знаете, требуху, почки, вымя, мозги - их так легко испортить, а у нее выходило - пальчики оближешь. Так что это всегда поручалось ей. Вкусно, и давало повод для шуток. Лев Адольфович, вытягивая губы, кричал через стол: "Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!" - и она радостно кивала в ответ. А Ада сладким голоском говорила: "А я вот в восторге от ваших бараньих мозгов!" - "Это телячьи", - не понимала Соня, улыбаясь. И все радовались: ну не прелесть ли?! Она любила детей, это ясно, и можно было поехать в отпуск, хоть в Кисловодск, и оставить на нее детей и квартиру - поживите пока у нас, Соня, ладно? - и, вернувшись, найти все в отменном порядке: и пыль вытерта, и дети румяные, сытые, гуляли каждый день и даже ходили на экскурсию в музей, где Соня служила каким-то там научным хранителем, что ли; скучная жизнь у этих музейных хранителей, все они старые девы. Дети успевали привязаться к ней и огорчались, когда ее приходилось перебрасывать в другую семью. Но ведь нельзя же быть эгоистами и пользоваться Соней в одиночку: другим она тоже могла быть нужна. В общем, управлялись, устанавливали какую-то разумную очередь. Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не осталось, что вы! И столько было действительно интересных, по-настоящему содержательных людей, оставивших концертные записи, книги, монографии по искусству. Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца. Тот же Лев Адольфович, негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга. Можно было бы порасспрашивать Аду Адольфовну, но ведь ей, кажется, под девяносто, и - сами понимаете... Какой-то там случай был с ней во время блокады. Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то стакан, какие-то письма, какая-то шутка. Сколько было Соне лет? В сорок первом году - там ее следы обрываются - ей должно было исполниться сорок. Да, кажется, так. Дальше уже просто подсчитать, когда она родилась и все такое, но какое это может иметь значение, если неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве, где жила, что делала и с кем дружила до того дня, когда вышла на свет из неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой. Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда сентиментальные стихи, не вовремя срывавшиеся с губ, как бы выплюнутые длинной верхней губой, приоткрывавшей длинные, костяного цвета зубы, и любовь к детям - причем к любым, - все это характеризует ее вполне однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это - да! уж что-что, а счастье у нее было. И вот надо же - жизнь устраивает такие штуки! - счастьем этим она была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в молодости. Интересная женщина.) Они собрались большой компанией - Ада, Лев, еще Валериан, Сережа, кажется, и Котик, и кто-то еще - и разработали уморительный план (поскольку идея была Адина, Лев называл его "адским планчиком"), отлично им удавшийся. Год шел что-нибудь такое тридцать третий. Ада была в своей лучшей форме, хотя уже и не девочка, - фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот. Аде было даже неудобно, что у нее столько поклонников, а у Сони – ни одного. (Ой, умора! У Сони - поклонники?!) И она предложила придумать для бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея! Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца - тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? - но аргумент был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть совесть - у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же ей ясно пишет, - Николай то есть, - дорогая, ваш незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо "израненном", а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми... ну и так далее, но чувство, - пишет далее Николай, - нет, лучше: истинное чувство - оно согреет его холодные члены ("То есть как это, Адочка?" - "Не мешайте, дураки!") путеводной звездой и всякой там пышной розой. Такое вот письмо. Пусть он видел ее, допустим, в филармонии, любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка. Он с трудом узнал ее адрес. Умоляет прислать фотографию. А почему он не может явиться на свидание, тут-то дети не помешают? А у него чувство долга. Но оно ему почему-то ничуть не мешает переписываться? Ну тогда пусть он парализован. До пояса. Отсюда и хладные члены. Слушайте, не дурите! Надо будет – парализуем его попозже. Ада брызгала на почтовую бумагу "Шипром", Котик извлек из детского гербария засушенную незабудку, розовую от старости, совал в конверт. Жить было весело! Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу. Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее разбушевавшимся купидоном. Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были просто перлы, кто понимает, - Николай сравнивал Соню с лилией, лианой и газелью, себя - с соловьем и джейраном, причем одновременно. Ада писала прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: "Ты напиши ей, что она - гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!" Нет, Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять платони-ческую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело. Конечно, по вечерам Николай и Соня должны были в назначенный час поднять взоры к одной и той же звезде. Без этого уж никак. Если участники эпистолярного романа в эту минуту находились поблизости, они старались помешать Соне раздвинуть занавески и украдкой бросить взгляд в звездную высь, звали ее в коридор: "Соня, подите сюда на минутку... Соня, вот какое дело...", наслаждаясь ее смятением: заветный миг надвигался, а Николаев взор рисковал проболтаться попусту в окрестностях какого-нибудь там Сириуса или как его - в общем, смотреть надо было в сторону Пулкова. Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не происходит, - надо же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе все-превсе: и что ей снится, и какая пичужка где-то там прощебетала. Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка. "Соня, а где же ваш голубок?" - "Улетел", - говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец, обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо, на край света. Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется, Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно, угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного Николаем, и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало. Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада копала рвы, думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев - там все-таки было немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все. Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех ненавидит, что Соня - старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата. Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало, во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок - не больше. Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть. Сквозь тот черный декабрь письма не проходили или же шли месяцами. Будем думать, что она, возведя полуслепые от голода глаза к вечерней звезде над разбитым Пулковом, в этот день не почувствовала магнетического взгляда своего возлюбленного и поняла, что час его пробил. Любящее сердце - уж говорите, что хотите - чувствует такие вещи, его не обманешь. И, догадавшись, что пора, готовая испепелить себя ради спасения своего единственного, Соня взяла все, что у нее было - баночку довоенного томатного сока, сбереженного для такого вот смертного случая, - и побрела через весь Ленинград в квартиру умирающего Николая. Сока там было ровно на одну жизнь. Николай лежал под горой пальто, в ушанке, с черным страшным лицом, с запекшимися губами, но гладко побритый. Соня опустилась на колени, прижалась глазами к его отекшей руке со сбитыми ногтями и немножко поплакала. Потом она напоила его соком с ложечки, подбросила книг в печку благословила свою счастливую судьбу и ушла с ведром за водой, чтобы больше никогда не вернуться- бомбили в тот день сильно. Вот, собственно, и все, что можно сказать о Соне. Жил человек - и нет его. Одно имя осталось. - Ада Адольфовна, отдайте мне Сонины письма. Ада Адольфовна выезжает из спальни в столовую, поворачивая руками большие колеса инвалидного кресла. Сморщенное личико ее мелко трясется. Черное платье прикрывает до пят безжизненные ноги. Большая камея приколота у горла. На камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг изящно упал. - Письма? Письма, письма, отдайте мне Сонины письма - Не слышу! Слово "отдайте" она всегда плохо слышит раздраженно шипит жена внука, косясь на камею. - Не пора ли обедать? - шамкает Ада Адольфовна. Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы - с бельем, с книгами, со всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик, перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и что толку - приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее самой было в жизни трудных дней? Скорее всего она бросила эту пачку в огонь, встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов, и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на краткий миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь не берет.

Жил человек – и нет его. Только имя осталось – Соня. «Помните, Соня говорила…» «Платье, похожее как у Сони…» «Сморкаешься, сморкаешься без конца, как Соня…» Потом умерли и те, кто так говорил, в голове остался только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой живой фотографией солнечная комната – смех вокруг накрытого стола, и будто гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди них гот, кто тебе нужен? Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь, уносится вдаль их смех – догони-ка.

Нет, постойте, дайте вас рассмотреть! Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками. Веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу – потеки клея от мочального парика, а голубые стеклянистые глазки соединены внутри пустого черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная, и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути – в самый неподходящий момент, и, конечно, без предупреждения.

Ну раз вы такие – живите как хотите. Гоняться за вами – все равно что ловить бабочек, размахивая лопатой. Но хотелось бы поподробнее узнать про Соню.

Ясно одно – Соня была дура. Это ее качество никто никогда не оспаривал, да теперь уж и некому. Приглашенная в первый раз на обед, – в далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, – истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой как было принято – домиком. Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка. Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины лошадиные черты.

– А вы, Соня, – сказали ей (должно быть, добавили и отчество, но теперь оно уже безнадежно утрачено), – а вы, Соня, что же не кушаете?

– Перцу дожидаюсь, – строго отвечала она ледяной верхней губой.

Впрочем, по прошествии некоторого времени, когда уже выяснились и Сонина незаменимость на кухне в предпраздничной суете, и швейные достоинства, и ее готовность погулять с чужими детьми и даже посторожить их сон, если все шумной компанией отправляются на какое-нибудь неотложное увеселение, – по прошествии некоторого времени кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями, восхитительными в своей непредсказуемости. Чуткий инструмент, Сонина душа улавливала, очевидно, тональность настроения общества, пригревшего ее вчера, но, зазевавшись, не успевала перестроиться на сегодня. Так, если на поминках Соня бодро вскрикивала: «Пей до дна!» – то ясно было, что в ней еще живы недавние именины, а на свадьбе от Сониных тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками.

«Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?» – спрашивала Соня у растерянного мужа, перегнувшись через его помертвевшую жену. В такие моменты насмешник Лев Адольфович, вытянув губы трубочкой, высоко подняв лохматые брови, мотал головой, блестел мелкими очками: «Если человек мертв, то это надолго, если он глуп, то это навсегда!» Что же, так оно и есть, время только подтвердило его слова.

Сестра Льва Адольфовича, Ада, женщина острая, худая, по-змеиному элегантная, тоже попавшая однажды в неловкое положение из-за Сониного идиотизма, мечтала ее наказать. Ну, конечно, слегка – так, чтобы и самим посмеяться, и дурочке доставить небольшое развлечение. И они шептались в углу – Лев и Ада, – выдумывая что поостроумнее.

Стало быть, Соня шила… А как она сама одевалась? Безобразно, друзья мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее! Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные. Грудь впалая, ноги такие толстые – будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни. Обувь набок снашивала. Ну, грудь, ноги – это не одежда… Тоже одежда, милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была – эмалевый голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда переодевалась в другое платье – тоже обязательно прицепляла этого голубка.

Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные. Потом вот эту, знаете, требуху, почки, вымя, мозги – их так легко испортить, а у нее выходило – пальчики оближешь. Так что это всегда поручалось ей. Вкусно, и давало повод для шуток. Лев Адольфович, вытягивая губы, кричал через стол: «Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!» – и она радостно кивала в ответ. А Ада сладким голоском говорила: «А я вот в восторге от ваших бараньих мозгов!» – «Это телячьи», – не понимала Соня, улыбаясь. И все радовались: ну не прелесть ли?!

Она любила детей, это ясно, и можно было поехать в отпуск, хоть в Кисловодск, и оставить на нее детей и квартиру – поживите пока у нас, Соня, ладно? – и, вернувшись, найти все в отменном порядке: и пыль вытерта, и дети румяные, сытые, гуляли каждый день и даже ходили на экскурсию в музей, где Соня служила каким-то там научным хранителем, что ли; скучная жизнь у этих музейных хранителей, все они старые девы. Дети успевали привязаться к ней и огорчались, когда ее приходилось перебрасывать в другую семью. Но ведь нельзя же быть эгоистами и пользоваться Соней в одиночку: другим она тоже могла быть нужна. В общем, управлялись, устанавливали какую-то разумную очередь.

Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не осталось, что вы! И столько было действительно интересных, по-настоящему содержательных людей, оставивших концертные записи, книги, монографии по искусству. Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца. Тот же Лев Адольфович, негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга. Можно было бы порасспрашивать Аду Адольфовну, но ведь ей, кажется, под девяносто, и – сами понимаете… Какой-то там случай был с ней во время блокады. Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то стакан, какие-то письма, какая-то шутка.

Сколько было Соне лет? В сорок первом году – там ее следы обрываются – ей должно было исполниться сорок. Да, кажется, так. Дальше уже просто подсчитать, когда она родилась и все такое, но какое это может иметь значение, если неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве, где жила, что делала и с кем дружила до того дня, когда вышла на свет из неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой.

Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда сентиментальные стихи, не вовремя срывавшиеся с губ, как бы выплюнутые длинной верхней губой, приоткрывавшей длинные, костяного цвета зубы, и любовь к детям, – причем к любым, – все это характеризует ее вполне однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это – да! Уж что-что, а счастье у нее было.

И вот надо же – жизнь устраивает такие штуки! – счастьем этим она была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в молодости. Интересная женщина.)

Они собрались большой компанией – Ада, Лев, еще Валериан, Сережа, кажется, и Котик, и кто-то еще, – и разработали уморительный план (поскольку идея была Адина, Лев называл его «адским планчиком»), отлично им удавшийся. Год шел что-нибудь такое тридцать третий. Ада была в своей лучшей форме, хотя уже и не девочка, – фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот. Аде было даже неудобно, что у нее столько поклонников, а у Сони – ни одного. (Ой, умора! У Сони – поклонники?!) И она предложила придумать для бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея! Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца – тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? – но аргумент был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть совесть – у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же ей ясно пишет, – Николай то есть, – дорогая, ваш незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо «израненном», а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми… ну и так далее, но чувство, – пишет далее Николай, – нет, лучше: истинное чувство – оно согреет его холодные члены («То есть как это, Адочка?» – «Не мешайте, дураки!») путеводной звездой и всякой там пышной розой. Такое вот письмо. Пусть он видел ее, допустим, в филармонии, любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка. Он с трудом узнал ее адрес. Умоляет прислать фотографию. А почему он не может явиться на свидание, тут-то дети не помешают? А у него чувство долга. Но оно ему почему-то ничуть не мешает переписываться? Ну тогда пусть он парализован. До пояса. Отсюда и хладные члены. Слушайте, не дурите! Надо будет – парализуем его попозже. Ада брызгала на почтовую бумагу «Шипром», Котик извлек из детского гербария засушенную незабудку, розовую от старости, совал в конверт. Жить было весело!

Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу. Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее разбушевавшимся купидоном. Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были просто перлы, кто понимает, – Николай сравнивал Соню с лилеей, лианой и газелью, себя – с соловьем и джейраном, причем одновременно. Ада писала прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: «Ты напиши ей, что она – гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!» Нет, Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять платоническую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело. Конечно, по вечерам Николай и Соня должны были в назначенный час поднять взоры к одной и той же звезде. Без этого уж никак. Если участники эпистолярного романа в эту минуту находились поблизости, они старались помешать Соне раздвинуть занавески и украдкой бросить взгляд в звездную высь, звали ее в коридор: «Соня, подите сюда на минутку… Соня, вот какое дело…», наслаждаясь ее смятением: заветный миг надвигался, а Николаев взор рисковал проболтаться попусту в окрестностях какого-нибудь там Сириуса или как его – в общем, смотреть надо было в сторону Пулкова.

Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не происходит, – надо же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе все-превсе: и что ей снится, и какая пичужка где-то там прощебетала. Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка. «Соня, а где же ваш голубок?» – «Улетел», – говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец, обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо, на край света.

Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется, Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно, угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного Николаем, и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало.

Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада копала рвы. думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев – там все-таки было немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все. Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех ненавидит, что Соня – старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата.

Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало, во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок – не больше.

Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть. Сквозь тот черный декабрь письма не проходили или же шли месяцами. Будем думать, что она, возведя полуслепые от голода глаза к вечерней звезде над разбитым Пулковом, в этот день не почувствовала магнетического взгляда своего возлюбленного и поняла, что час его пробил. Любящее сердце – уж говорите, что хотите, – чувствует такие вещи, его не обманешь. И, догадавшись, что пора, готовая испепелить себя ради спасения своего единственного, Соня взяла все, что у нее было – баночку довоенного томатного сока, сбереженного для такого вот смертного случая, – и побрела через весь Ленинград в квартиру умирающего Николая. Сока там было ровно на одну жизнь.

Николай лежал под горой пальто, в ушанке, с черным страшным лицом, с запекшимися губами, но гладко побритый. Соня опустилась на колени, прижалась глазами к его отекшей руке со сбитыми ногтями и немножко поплакала. Потом она напоила его соком с ложечки, подбросила книг в печку, благословила свою счастливую судьбу и ушла с ведром за водой, чтобы больше никогда не вернуться. Бомбили в тот день сильно.

Вот, собственно, и все, что можно сказать о Соне. – Жил человек – и нет его. Одно имя осталось.

… – Ада Адольфовна, отдайте мне Сонины письма!

Ада Адольфовна выезжает из спальни в столовую, поворачивая руками большие колеса инвалидного кресла. Сморщенное личико ее мелко трясется. Черное платье прикрывает до пят безжизненные ноги. Большая камея приколота у горла, на камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг изящно упал.

– Письма?

– Письма, письма, отдайте мне Сонины письма!

– Не слышу!

– Слово «отдайте» она всегда плохо слышит, – раздраженно шипит жена внука, косясь на камею.

– Не пора ли обедать? – шамкает Ада Адольфовна.

Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы – с бельем, с книгами, со всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик, перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и что толку – приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее самой было в жизни трудных дней? Скорее всего она бросила эту пачку в огонь, встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов, и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на краткий миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь не берет.

Транскрипт

1 Соня рассказ, автор - Толстая Татьяна Жил человек и нет его. Только имя осталось Соня. «Помните, Соня говорила» «Платье, похожее как у Сони» «Сморкаешься, сморкаешься без конца, как Соня» Потом умерли и те, кто так говорил, в голове остался только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой живой фотографией солнечная комната смех вокруг накрытого стола, и будто гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди них гот, кто тебе нужен? Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь, уносится вдаль их смех догони-ка. Нет, постойте, дайте вас рассмотреть! Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками. Веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу потеки клея от мочального парика, а голубые стеклянистые глазки соединены внутри пустого черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная, и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути в самый неподходящий момент, и, конечно, без предупреждения. Ну раз вы такие живите как хотите. Гоняться за вами все равно что ловить бабочек, размахивая лопатой. Но хотелось бы поподробнее узнать про Соню. Ясно одно Соня была дура. Это ее качество никто никогда не оспаривал, да теперь уж и некому. Приглашенная в первый раз на обед, в далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой как было принято домиком. Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка. Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины

2 лошадиные черты. А вы, Соня, сказали ей (должно быть, добавили и отчество, но теперь оно уже безнадежно утрачено), а вы, Соня, что же не кушаете? Перцу дожидаюсь, строго отвечала она ледяной верхней губой. Впрочем, по прошествии некоторого времени, когда уже выяснились и Сонина незаменимость на кухне в предпраздничной суете, и швейные достоинства, и ее готовность погулять с чужими детьми и даже посторожить их сон, если все шумной компанией отправляются на какое-нибудь неотложное увеселение, по прошествии некоторого времени кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями, восхитительными в своей непредсказуемости. Чуткий инструмент, Сонина душа улавливала, очевидно, тональность настроения общества, пригревшего ее вчера, но, зазевавшись, не успевала перестроиться на сегодня. Так, если на поминках Соня бодро вскрикивала: «Пей до дна!» то ясно было, что в ней еще живы недавние именины, а на свадьбе от Сониных тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками. «Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?» спрашивала Соня у растерянного мужа, перегнувшись через его помертвевшую жену. В такие моменты насмешник Лев Адольфович, вытянув губы трубочкой, высоко подняв лохматые брови, мотал головой, блестел мелкими очками: «Если человек мертв, то это надолго, если он глуп, то это навсегда!» Что же, так оно и есть, время только подтвердило его слова. Сестра Льва Адольфовича, Ада, женщина острая, худая, позмеиному элегантная, тоже попавшая однажды в неловкое положение из-за Сониного идиотизма, мечтала ее наказать. Ну, конечно, слегка так, чтобы и самим посмеяться, и дурочке доставить небольшое развлечение. И они шептались в углу Лев и Ада, выдумывая что поостроумнее. Стало быть, Соня шила А как она сама одевалась? Безобразно, друзья мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее! Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные. Грудь впалая, ноги

3 такие толстые будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни. Обувь набок снашивала. Ну, грудь, ноги это не одежда Тоже одежда, милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была эмалевый голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда переодевалась в другое платье тоже обязательно прицепляла этого голубка. Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные. Потом вот эту, знаете, требуху, почки, вымя, мозги их так легко испортить, а у нее выходило пальчики оближешь. Так что это всегда поручалось ей. Вкусно, и давало повод для шуток. Лев Адольфович, вытягивая губы, кричал через стол: «Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!» и она радостно кивала в ответ. А Ада сладким голоском говорила: «А я вот в восторге от ваших бараньих мозгов!» «Это телячьи», не понимала Соня, улыбаясь. И все радовались: ну не прелесть ли?! Она любила детей, это ясно, и можно было поехать в отпуск, хоть в Кисловодск, и оставить на нее детей и квартиру поживите пока у нас, Соня, ладно? и, вернувшись, найти все в отменном порядке: и пыль вытерта, и дети румяные, сытые, гуляли каждый день и даже ходили на экскурсию в музей, где Соня служила каким-то там научным хранителем, что ли; скучная жизнь у этих музейных хранителей, все они старые девы. Дети успевали привязаться к ней и огорчались, когда ее приходилось перебрасывать в другую семью. Но ведь нельзя же быть эгоистами и пользоваться Соней в одиночку: другим она тоже могла быть нужна. В общем, управлялись, устанавливали какую-то разумную очередь. Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не осталось, что вы! И столько было действительно интересных, по-настоящему содержательных людей, оставивших концертные записи, книги, монографии по искусству. Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца. Тот же Лев Адольфович, негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга. Можно было бы порасспрашивать Аду Адольфовну, но ведь ей, кажется, под девяносто, и сами понимаете Какой-то там случай был с ней во время блокады. Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то стакан, какие-то письма, какая-то шутка.

4 Сколько было Соне лет? В сорок первом году там ее следы обрываются ей должно было исполниться сорок. Да, кажется, так. Дальше уже просто подсчитать, когда она родилась и все такое, но какое это может иметь значение, если неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве, где жила, что делала и с кем дружила до того дня, когда вышла на свет из неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой. Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда сентиментальные стихи, не вовремя срывавшиеся с губ, как бы выплюнутые длинной верхней губой, приоткрывавшей длинные, костяного цвета зубы, и любовь к детям, причем к любым, все это характеризует ее вполне однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это да! Уж что-что, а счастье у нее было. И вот надо же жизнь устраивает такие штуки! счастьем этим она была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в молодости. Интересная женщина.) Они собрались большой компанией Ада, Лев, еще Валериан, Сережа, кажется, и Котик, и кто-то еще, и разработали уморительный план (поскольку идея была Адина, Лев называл его «адским планчиком»), отлично им удавшийся. Год шел что-нибудь такое тридцать третий. Ада была в своей лучшей форме, хотя уже и не девочка, фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот. Аде было даже неудобно, что у нее столько поклонников, а у Сони ни одного. (Ой, умора! У Сони поклонники?!) И она предложила придумать для бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея! Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? но аргумент был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть совесть у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же ей ясно пишет, Николай то есть, дорогая, ваш незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо

5 «израненном», а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми ну и так далее, но чувство, пишет далее Николай, нет, лучше: истинное чувство оно согреет его холодные члены («То есть как это, Адочка?» «Не мешайте, дураки!») путеводной звездой и всякой там пышной розой. Такое вот письмо. Пусть он видел ее, допустим, в филармонии, любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка. Он с трудом узнал ее адрес. Умоляет прислать фотографию. А почему он не может явиться на свидание, тут-то дети не помешают? А у него чувство долга. Но оно ему почему-то ничуть не мешает переписываться? Ну тогда пусть он парализован. До пояса. Отсюда и хладные члены. Слушайте, не дурите! Надо будет парализуем его попозже. Ада брызгала на почтовую бумагу «Шипром», Котик извлек из детского гербария засушенную незабудку, розовую от старости, совал в конверт. Жить было весело! Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу. Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее разбушевавшимся купидоном. Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были просто перлы, кто понимает, Николай сравнивал Соню с лилеей, лианой и газелью, себя с соловьем и джейраном, причем одновременно. Ада писала прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: «Ты напиши ей, что она гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!» Нет, Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять платоническую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело. Конечно, по вечерам Николай и Соня должны были в назначенный час поднять взоры к одной и той же звезде. Без этого уж никак. Если участники эпистолярного романа в эту минуту находились поблизости, они старались помешать Соне раздвинуть занавески и украдкой бросить взгляд в звездную высь, звали ее в коридор: «Соня, подите сюда на минутку Соня, вот какое дело», наслаждаясь ее смятением:

6 заветный миг надвигался, а Николаев взор рисковал проболтаться попусту в окрестностях какого-нибудь там Сириуса или как его в общем, смотреть надо было в сторону Пулкова. Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не происходит, надо же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе все-превсе: и что ей снится, и какая пичужка где-то там прощебетала. Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка. «Соня, а где же ваш голубок?» «Улетел», говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец, обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо, на край света. Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется, Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно, угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного Николаем, и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало. Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада копала рвы. думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев там все-таки было немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все. Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне

7 прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех ненавидит, что Соня старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата. Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало, во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок не больше. Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть. Сквозь тот черный декабрь письма не проходили или же шли месяцами. Будем думать, что она, возведя полуслепые от голода глаза к вечерней звезде над разбитым Пулковом, в этот день не почувствовала магнетического взгляда своего возлюбленного и поняла, что час его пробил. Любящее сердце уж говорите, что хотите, чувствует такие вещи, его не обманешь. И, догадавшись, что пора, готовая испепелить себя ради спасения своего единственного, Соня взяла все, что у нее было баночку довоенного томатного сока, сбереженного для такого вот смертного случая, и побрела через весь Ленинград в квартиру умирающего Николая. Сока там было ровно на одну жизнь. Николай лежал под горой пальто, в ушанке, с черным страшным лицом, с запекшимися губами, но гладко побритый. Соня опустилась на колени, прижалась глазами к его отекшей руке со сбитыми ногтями и немножко поплакала. Потом она напоила его соком с ложечки, подбросила книг в печку, благословила свою счастливую судьбу и ушла с ведром за водой, чтобы больше никогда не вернуться. Бомбили в тот день сильно. Вот, собственно, и все, что можно сказать о Соне. Жил человек и нет его. Одно имя осталось. Ада Адольфовна, отдайте мне Сонины письма! Ада Адольфовна выезжает из спальни в столовую, поворачивая руками большие колеса инвалидного кресла. Сморщенное личико ее мелко трясется. Черное платье прикрывает до пят безжизненные ноги. Большая камея приколота у горла, на камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг изящно упал.

8 Письма? Письма, письма, отдайте мне Сонины письма! Не слышу! Слово «отдайте» она всегда плохо слышит, раздраженно шипит жена внука, косясь на камею. Не пора ли обедать? шамкает Ада Адольфовна. Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы с бельем, с книгами, со всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик, перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и что толку приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее самой было в жизни трудных дней? Скорее всего она бросила эту пачку в огонь, встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов, и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на краткий миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь не берет.

Всероссийская олимпиада школьников по литературе 2015-2016 учебный год Муниципальный этап 11 класс I. АНАЛИТИЧЕСКОЕ ЗАДАНИЕ. Выполните целостный анализ прозаического или поэтического текста (на выбор 1

Комментарии 1 Детдом детский дом; учреждение для детей, у которых нет родителей, и для детей, которым требуется помощь и защита государства. 2 Крым полуостров на юге России, в Чёрном море. (3) Не"сколько

АЛЕКСАНДР МЕНЬ Эту историю о. Александр придумал и рассказал сидя за столом в кругу друзей. Приведенный текст - расшифровка с магнитофонной кассеты... АЛЕКСАНДР МЕНЬ СКАЗКА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА ХУДОЖНИК

УДК 82-2 ББК 84(2Рос)-6 С37 Файл книги для электронного и PoD-издания подготовлен ООО «Агентство ФТМ, Лтд.» С37 Симонов, К. М. История одной любви: Пьеса / Константин Симонов. М.: Агентство ФТМ, Лтд.,

Илья Члаки Цикл «Закон природы» СИРОТКИ 2 Действующие лица: Муж Жена 3 На сцену выходят нарядные молодые супруги. Муж в костюме, Жена в подвенечном платье. Свершилось! Вот оно, счастье! Сказать честно,

Discourse Cohesion Activity Handout. 1. Прочитайте две версии пересказа рассказа Ф.А. Искандера «Урок». 2. Чем отличаются эти два пересказа? 3. Расскажите о чём эта история своими словами, используя словасвязки.

Сценарий совместного мероприятия ко дню Матери «Мамочка любимая моя» для детей и родителей в старшей группе. Зал празднично украшен. Ведущая: Сегодня мы отмечаем день Матери. Для каждого человека, мама

Как волк своё получил дна"жды но"чью лиса" пошла" в ау"л 1 за ку"рицей. Она" пошла" туда" потому", что о"чень хоте"ла есть. В ау"ле лиса" укра"ла* са"мую большу"ю ку"рицу и бы"стро-бы"стро побежа"ла в

Надежда Щербакова Ральф и Фалабелла Жил на свете кролик. Его звали Ральф. Но это был необычный кролик. Самый большой в мире. Такой большой и неуклюжий, что не мог даже бегать и скакать, как остальные кролики,

Хочу свою ошибку я исправить И отношения наши наладить, Надеюсь, ты меня простишь И обижаться прекратишь, Знай, люблю тебя, малыш! За окном кружится снег, На улице зима, Где же ты, мой любимый человек?

Надежда Щербакова Мама, не плачь! Моя мама гладильщица. Она работает в химчистке, гладит уже постиранные вещи. У них есть всякие специальные машины, которыми они гладят. Мама уходит утром и приходит вечером.

Илья Члаки Цикл «Закон природы» АДАМ И ЕВА (Певуны) 2 Действующие лица: Она Он 3 Есть хочу. Не слышишь? Терпи. Терплю. Но все равно хочется. Давай, я тебя поцелую? Давай. Он целует. Хорошо. Еще? Еще. Он

Оглавление ПАЛЬМА И ПАЛЬМА...3 ПАЛЬМА И МАТЬ-ТЬМА...5 ПАЛЬМА И ПЕРВЫЙ ДЕНЬ...6 ПАЛЬМА ИМЕЕТ ПРАВО...7 ПАЛЬМА И ГОЛОСА...8 ПАЛЬМА И ЖИЗНЕННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ...10 ПАЛЬМА И БУРЖУЙ...11 ПАЛЬМА И ВАЖНЫЕ ДЕЛА...12

Аннотация А почему бы на время не забыть о заботах, рутине и серых буднях? Почему бы не сделать паузу и отдохнуть, почитав что-нибудь для души? Мы предлагаем вам очень действенную терапию сказочную! У

Меня вокруг все отвлекает, И все мне чем-нибудь мешают, Я ничего не понимаю... Без тебя я так скучаю! Не торопись... не надо... помолчи... Слова уносит ветер, их забудешь... О счастье, о любви ты не кричи,

УТРЕННИК, посвящённый Дню 8 МАРТА (для старших групп) Дети под музыку заходят в зал, встают полукругом у центральной стены. Мальчик1: Сегодня в светлом зале Всех поздравляем с Женским Днём Пусть будет

Праздник «День любимых мам» Савина Л.А. Цели: формировать в детях чувство уважения к мамам. Оборудование: фотовыставка, выставка рисунков, диски с фонограммами, шары для украшения зала, подарки мамам и

Владимир Федорович Одоевский Серебряный рубль Серия «Сказки дедушки Иринея» http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=646205 Владимир Федорович Одоевский. Избранное: М.; 2011 Аннотация «Долго любовалась

ПЛАТЬЕ Младшая сестра: - Проснись, проснись моя сестра, Уж солнце над домами встало. И, расскажи о чём во сне С улыбкой радостной шептала. О, снилось мне: я - на балу! О нём давно уже мечтала. Была я в

Работа загружена с сайта Typical Writer.ru http://typicalwriter.ru/publish/749 Василий Анин Даже близких ты можешь ненавидеть Последнее изменение: 20 июля 2016 (c) Все права на эту работу принадлежат автору

Ты прекрасен, возлюбленный мой, сладко потянувшись, проговорила Маймуна, дочь Димирьята, одного из знаменитых царей джиннов. Уста твои полны меда, о прекраснейшая! отвечал ее любимый, ифрит Дахнаш, сила

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАЛЬМЫ КНИГА ПЕРВАЯ: ЗЕЛЁНЫЙ ЗАБОР АВТОР ИДЕИ: Владимир Максимович Соломатин (по кличке Макс) Не смотрите, что он такой грозный. На самом деле он очень добрый. НАРИСОВАЛ ЭТУ ИСТОРИЮ: Илья Соломатин

Аскеров Аскар родился 25 мая 1989 года в городе Алмате. В семьей медиков. С детства воспитывался у бабушки и дедушки. В первый класс пошел 1996 году в 113 школу. Имеет множества грамот и похвал за период

Хорошо" дое"хали? спроси"л сын, прислу"шиваясь к же"нскому го"лосу из-за две"ри. Он знал, что э"то был го"лос той да"мы, кото"рая встре"тилась ему" при вхо"де. Да"ма сно"ва вошла" в вагон. Вро"нский вспо"мнил

ИТОГОВАЯ РАБОТА 1 ПО ЧТЕНИЮ ДЛЯ 3 КЛАССА (2012/2013 учебный год) Вариант 2 Школа Класс 3 Фамилия, имя ИНСТРУКЦИЯ для УЧАЩИХСЯ Сейчас ты будешь выполнять работу по чтению. Сначала тебе нужно прочитать текст,

«Папа, мама, я дружная семья» Сборник Москва, ЮАО ГОУ ЦО «Школа здоровья» 1998 «Лукоморье». 2008 Усанова Настя, 5-б Любит читать моя семья, Разные книжки читает она. Есть детективы, фантастика есть, И

Развлечение День Матери «Наши мамы» группа 10 Цель: создание условий для благоприятного взаимодействия детей и родителей. Задачи: создание атмосферы праздника, способствовать получению положительных эмоций

Сказки от Хочушек Игрушек 1 Предисловие «Сказка ложь, да в ней намек» Здравствуйте, Дорогие читатели! Эта книга небольшой сборник сказок, которые помогут справиться с одной очень вредной Капризулькой-

Глава 1 Сны Мне снятся псы. Снятся их теплые мягкие тела, согревающие меня. Снится их мускусный запах, который успокаивал меня долгими страшными ночами. Снятся их влажные языки, их острые зубы, их теплые

Сценарий «День матери» Дорогие мамы! Сегодня мы пригласили вас на вечер, посвященный Вам. Первое слово, которое произносит человек, - «мама». Оно обращено к той, что подарила ему жизнь. Любовь к матери

Поспеши скорей уйти Я считаю до пяти, А потом пойду искать, И тебе не убежать. Загляну во все углы, Взгляд направлю под столы. Прячь не прячь свое лицо, Отыщу в конце концов. Пролог С каждым движением

Философия для детей, 3 класс Урок 9 Тема: Вечность. Цели: понимать необходимость в обычной человеческой жизни осознания таких философских категорий, как «вечность»; развивать умение свободно рассуждать

День Матери Дети по музыку вместе с воспитателем входят в зал. 1-я ведущая. Дорогие мамы, милые бабушки! Дорогие женщины! Этот осенний вечер посвящается вам! С Днём Матери вас, дорогие! Пусть этот праздник

С днём матери!!! Наши мамы лучшие на свете!!! - Я не знаю, зачем я иду в этот мир. Что я должен делать? Бог ответил: - Я подарю тебе ангела, который всегда будет рядом с тобой. Он все тебе объяснит. -

Здравствуйте! Меня зовут Екатерина Терехова. Сегодня я выбрала на освещение достаточно непростую тему, которая волнует каждую вторую женщину. Тема эта непроста еще и тем, что нас не учат отношениям, выстраиванию

Это был теплый летний июльский вечер. На лавочке сидели двое- бабушка и внук. Маленький мальчик, которого звали Саша, играл с мячом, казалось, что ему было совсем скучно. Вдруг внук задал бабушке вопрос,

Эпитафии дочери -301- Была примером нам всегда, Как человек с душою чистой. И память о тебе жива В сердцах людей и близких. -302- По жизни пролетела как комета, Оставив за собою яркий след. Мы любим, помним,

Влас Михайлович Дорошевич Человек http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=655115 Аннотация «Однажды Аллах спустился на землю, принял вид самого, самого простого человека, зашел в первую попавшуюся

«Он живой и светится...» Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму. Она, наверно, задерживалась в институте, или в магазине, или, может быть, долго стояла на автобусной остановке. Не знаю.

ГЛАВА I Сюй Саньгуань работал на шелковой фабрике развозил ткачихам коконы шелкопряда. В тот день он пошел в деревню проведать дедушку. Дедушка был уже старенький и почти слепой. Он не видел, кто стоит

Деликатные соседи по комнате оставили отца с дочерью наедине. Таня напоила Николая Григорьевича чаем, настоящим цейлонским, купленным в хорошем магазине напротив представительства на Гран Пера. Щукин с

СТРАНА ЛЮДМИЛА ПЕТРУШЕВСКАЯ (родилась в 1938 г.) ЗАДАНИЯ ЗАДАНИЕ 1. Ответьте на вопросы к тексту: 1) Где и с кем живет героиня рассказа? Героиня рассказа живет со своим ребёнком в однокомнатной квартире.

Как помириться с родными У меня есть престарелая родственница, которой я по своей инициативе перечисляю деньги каждый месяц, помогаю, она же пенсионерка. Однако недавно мне пришлось столкнуться с грубостью

Монетки в море Мы монетки кидали в море, Но сюда мы, увы, не вернулись. Мы с тобою любили двое, Но не вместе в любви захлебнулись. Нашу лодку разбили волны, И любовь потонула в пучине, Мы с тобою любили

Константин Стешик Кратковременная По мотивам фотодневника Филлипа Толедано Отец. Марк? Марк? Где мама, Марк? Марк. Папа. Мама умерла. Отец. Как? Как умерла? Подожди, ты что-то путаешь. Марк. Папа, мы только

СВОЮ МАМУ Я ЛЮБЛЮ Свою маму я люблю Еѐ добрые глаза, Еѐ руки золотые Уж сравнить ни с чем нельзя. Меня мама пожалеет, Скажет добрые слова. Успокоит, приласкает, Совет добрый даст она. Я прислушаюсь к совету,

Алена Магия попугая... Глава I О сенним утром Василиса проснулась в своей комнате, в большом доме на побережье Финского залива. Наступил ее любимый день в году День Рождения. Магия попугая... Василиса

Н. Носов «Фантазёры» «Русинка» 1 класс ФАНТАЗЁРЫ Мишутка и Стасик сидели в саду на скамеечке и разговаривали. Только они разговаривали не просто, как другие ребята, а рассказывали друг другу разные небылицы,

Перевод ИРИНЫ ТОКМАКОВОЙ Художник ЛЕВ ТОКМАКОВ Все дети, кроме одного-единственного на свете ребёнка, рано или поздно вырастают. Венди знала это наверняка. Выяснилось это вот каким образом. Когда ей было

Двигательный игротренинг «Фитбол-сказки» В основе подвижных игр с использованием коррекционных мячей (фитбол), лежат все общеразвивающие упражнения. Фитбол-сказки могут быть самостоятельными занятиями

ТЕСТ 1. «РОДИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ» Вариант 1 1. У меня нет (брат, сестра). 2. В моей комнате нет (телефон, телевизор). 3. Я думаю, завтра не будет (дождь, снег). 4. У него не было (виза). 5. На этой улице нет

8 марта - сказочный сценарий для детей 6-7 лет Действующие лица: Взрослые: Ведущий Старуха Шапокляк Дети: Золушка Красная Шапочка Мудрая Сова Жаворонок Крокодил Гена Чебурашка Фея Принц 8 Марта... В этот

Не зависимо от возраста, внешности и статуса, женщине необходимо сохранять женственность. Очень сложно воспринимать женщину у которой мужской характер или еще хуже, мужские манеры или мужские принципы

О. КУРНОСОВА «У МЕНЯ ЕСТЬ ВЕРНЫЙ ДРУГ» СБОРНИК ПЕСЕН ДЛЯ ДЕТЕЙ ДОШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА г. Славянск-на-Кубани 2017 СОДЕРЖАНИЕ: 1. «Маруся» 2. «Я помню» 3. «Первый вальс» 4. «Говорящий хвост» 5. «Весёлый выходной»

Работа загружена с сайта Typical Writer.ru http://typicalwriter.ru/publish/2582 Mark Haer Мысли (Серия стихотворений) Последнее изменение: 08 октября 2016 (c) Все права на эту работу принадлежат автору

Верн любил приключения! И однажды Верну захотелось приключений. Он вспомнил волшебный камень дракона. Ещё у него была фотография этого камня. И он решил отправиться за камнем. Однажды рано утром он пошёл

МКДОУ детский сад «Колокольчик» Мини-газета «Вести от «Колокольчика» Выпуск 2 октябрь 2014г. Е Ж Е М Е С Я Ч Н А Я Г А З Е Т А Д Л Я Л Ю Б О З Н А Т Е Л Ь Н Ы Х Р О Д И Т Е Л Е Й День пожилого человека

Сценарий выпускного вечера в 11 классе Дата и время проведения: 23 июня в 21.00 Место проведения: ресторан «Одинокий волк» Сигнал «Внимание!» Добрый вечер, уважаемые родители, педагоги, гости выпускного

КРОКОДИЛ ГЕНА И ЕГО ДРУЗЬЯ Сказочная повесть Художники С. Бордюг и Н. Трепенок ВСТУПЛЕНИЕ, КОТОРОЕ МОЖНО НЕ ЧИТАТЬ Наверное, у каждого из вас, ребята, есть своя любимая игрушка. А может быть, даже две

И. Члаки У КАБИНЕТА ВРАЧА (пьеса в одном действии) 2 У кабинета врача сидят двое: муж и жена. Они молоды. ОН. Что ты ему скажешь? ОНА. Скажу, что болит грудь. ОН. Так и скажешь? ОНА. Так и скажу. ОН. И

Уильям МакКлири ИСТОРИЯ ПРО ВОЛКА МАЙКУ Глава Первая Как-то раз один папа укладывал своего сына спать. Майкл, которому уже исполнилось пять лет, попросил рассказать историю на ночь. Хорошо, согласился

Чарли Урамаганунта Алло? Алло, здравствуйте Здравствуйте Кто говорит? А кто вам нужен? Мне нужен...нужен...мне нужен электрик! Вы электрик? Нет, я не электрик. Вы ошиблись Ошиблась...Вы точно не электрик?

4 ама уходила из дому и сказала Мише: Я ухожу, Мишенька, а ты веди себя хорошо. Не шали без меня и ни- чего не трогай. За это подарю тебе большой красный леденец. Мама ушла. Миша сначала вёл себя хорошо.