Переписка гиппиус и мережковского. Дмитрий мережковский и зинаида гиппиус - калейдоскоп

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866–1941). Русский писатель, поэт, критик, религиозный мыслитель. С 1920 года вынужден находиться в эмиграции. Автор поэтических сборников «Символы», «Собрание стихов»; исторической трилогии «Христос и

ГИППИУС, Зинаида Николаевна (1869–1945), писательница, религиозный мыслитель 367 И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь! «Веселье» (29 окт. 1917; опубл. в 1918) ? Гиппиус З. Стихотворения. – СПб., 1999, с. 220 368 Военнополевое

МЕРЕЖКОВСКИЙ, Дмитрий Сергеевич (1866–1941), писатель, философ 609 Грядущий Хам. Загл. статьи (1905) «Грядущим Хамом» Мережковский назвал «грядущего на царство мещанина». Здесь же: «…Воцарившийся раб и есть хам». ? «Полярная звезда», 1905, № 3, с. 190. 61 °Cлишком ранние предтечи Слишком

В истории литературы с именем Дмитрия Мережковского неразрывно связано имя его жены Зинаиды Гиппиус. Эта супружеская пара одна из уникальных. По признанию Гиппиус, она прожила с Мережковским «52 года, не разлучаясь со дня свадьбы в Тифлисе ни разу, ни на один день».

Зинаида Николаевна родилась в 1869 году в городе Белёве Тульской губернии, куда попал её отец после окончания юрфака Московского университета. Он был выходцем из старинной немецкой колонии в Москве. Мать будущей поэтессы - Степанова, родом из Сибири, дочь уездного полицмейстера.

Детство Зинаиды прошло на Украине, в Нежине. Одно время семья Гиппиус жила в Москве, и Зинаида училась в классической гимназии Фишера на Остоженке. Затем врачи обнаружили у неё начало туберкулёзного процесса, и пришлось всем перебираться в Крым. Новое место жительства - Тифлис.

Летом в Боржоми, где отдыхали Гиппиусы, молодёжь была без ума от «высокой, стройной блондинки с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки», как описал её один из современников, Зинаида любила танцевать, увлекалась музыкой, живописью и особенно верховой ездой. И, конечно, сочинительством: вела дневник, писала стихи. Она с юных лет проявила склонность к самообразованию и самовоспитанию.

Там, в Боржоми, она встретилась с Дмитрием Мережковским, серьёзным молодым человеком. О нём ей рассказали шёпотом как о буддисте из Индии, который «ходит в халатах и ни с кем не разговаривает». Вскоре она увидела «буддиста» собственными глазами - «худенького молодого человека, небольшого роста, с каштановой бородкой».

Дмитрий Сергеевич Мережковский, прозаик, поэт, критик, религиозный мыслитель, родился в 1866 году в семье дворцового чиновника из захудалого дворянского рода. Он учился на историко-филологическом факультете Московского и Петербургского университетов. Дмитрий любил путешествовать. В 1888 году он отправился в поездку с поэтом Минским, но потом они расстались, Мережковский спустился по Военно-Грузинской дороге в Закавказье и случайно (кто-то в дороге же ему посоветовал) попал в Боржом.

Было ему тогда двадцать три года, но он не предавался забавам молодости: гулял в основном один, сочинял пьесу из испанской жизни и штудировал английского философа Герберта Спенсера.

Гиппиус же никакой философией не интересовалась. Молодые люди стали встречаться. Обычно это происходило в тенистом боржомском парке.

22 июля 1888 года в Ольгин день произошло решительное сближение. В ротонде был танцевальный вечер, в зале - духота, теснота, а ночь, как вспоминает Гиппиус, «была удивительная, светлая, прохладная, деревья в парке стояли серебряными от луны. Шли с Д. С. (с Дмитрием Сергеевичем - так Гиппиус называла Мережковского), как-то незаметно оказались вдвоём, на дорожке парка…»

Во время этой прогулки и произошёл откровенный разговор: не «объяснение в любви», не «предложение», а, как пишет Гиппиус, «оба - вдруг стали разговаривать так, как будто давно уже было решено, что мы женимся, и что это будет хорошо».

В сентябре Мережковский уехал из Тифлиса, и тогда они стали писать друг другу каждый день. Это была их единственная разлука после знакомства.

Наконец пришло время подумать о свадьбе. «В этот период мы с Д. С. ссорились, хотя не так, как в дни первого знакомства и в первый год после свадьбы, но всё же часто. У обоих был характер по-молодому неуступчивый, у меня в особенности. Но в том, что всякие „свадьбы“ и „пиры“ - противны, что надо сделать всё попроще, днём, без всяких белых платьев и вуалей, - мы были согласны».

8 января 1889 года, в церкви Михаила Архангела в Тифлисе произошло венчание. Зинаиде Гиппиус - 19, Мережковскому - 23 года. Остановившийся в гостинице жених явился в выстуженную церковь в толстой шинели с бобровым воротником, но, поскольку ступать под венец в верхней одежде не принято, шинель пришлось скинуть. Обряд был коротким и аскетичным.

Дома молодожёнов ждал обычный завтрак, после чего, вспоминала впоследствии Гиппиус, «мы с Д. С. продолжали читать в моей комнате вчерашнюю книгу, потом обедали… Д. С. ушёл к себе в гостиницу довольно рано, а я легла спать и забыла, что замужем».

Утром мама крикнула через дверь: «Ты ещё спишь, а уж муж пришёл. Вставай!»

«Муж? Какое удивление!» - восклицает Гиппиус.

Молодожёны переезжают в Петербург. Началась семейная, а точнее, литературно-семейная жизнь, без детей. В воспоминаниях Елены Данько приведены слова Фёдора Сологуба. Когда разговор зашёл о детях, поэт заметил: «Вот, например, Мережковский и Гиппиус - они сознательно говорили, что им детей не надо - они были сами в себе - во всей полноте».

Почти сразу Мережковский повёз Гиппиус в редакцию «Северного вестника». Затем последовало «Живописное обозрение», всевозможные литературные вечера, знакомства с видными писателями и поэтами.

Мережковские вскоре перебрались в громадный дом на углу Литейного и Пантелеймоновской, известный как «дом Мурузи».

У Дмитрия Сергеевича была привычка гулять каждый день утром (перед завтраком, после работы, а работать каждый день с утра, это тоже было неизменно) - потом среди дня и вечером.

Мережковский способствовал появлению первой публикации Гиппиус - стихов, написанных под влиянием Надсона. Затем постепенно Зинаида Николаевна обрела свой собственный голос.

Свояченица Валерия Брюсова Бронислава Погорелова вспоминает: «Странное впечатление производила эта пара: внешне они разительно не подходили друг к другу. Он - маленького роста, с узкой впалой грудью, в допотопном сюртуке. Чёрные, глубоко посаженные глаза горели тревожным огнём библейского пророка. Это сходство подчёркивалось полуседой, вольно растущей бородой и тем лёгким взвизгиваньем, с которым переливались слова, когда Д. С. раздражался. Держался он с неоспоримым чувством превосходства и сыпал цитатами то из Библии, то из языческих философов.

А рядом с ним - Зинаида Николаевна Гиппиус. Соблазнительная, нарядная, особенная. Она казалась высокой из-за чрезмерной худобы. Но загадочно-красивое лицо не носило никаких следов болезни. Пышные тёмно-золотистые волосы спускались на нежно-белый лоб и оттеняли глубину удлинённых глаз, в которых светился внимательный ум. Умело-яркий грим. Головокружительный аромат сильных, очень приятных духов. При всей целомудренности фигуры, напоминавшей скорее юношу, переодетого дамой, лицо З. Н. дышало каким-то грешным всепониманием. Держалась она как признанная красавица, к тому же - поэтесса. От людей, близко стоявших к Мережковским, не раз приходилось слышать, что заботами о семейном благоденствии (то есть об авансах и гонорарах) ведала почти исключительно З. Н. и что в этой области ею достигались невероятные успехи».

В 1890-е годы в кругу общения Мережковских преобладали писатели старшего поколения: Полонский, Плещеев, Случевский, Суворин и другие. Гиппиус, по воспоминаниям Слонимского, когда начинала печататься в «Вестнике Европы», то «кокетничала со старичками, и, так как была замечательно красива, с зелёными глазами, бойкая страшно, очаровывала их».

Литературный талант Мережковского и женское обаяние Гиппиус множили всё новых их сторонников. 6 декабря 1901 года состоялось знакомство с Андреем Белым.

Мережковский и Гиппиус усиленно разрабатывали идею «тройственного устройства мира», Царства Третьего Завета, которое должно прийти на смену историческому христианству, а на уровне более практически-житейском - старались создать небольшую духовную общину.

Андрея Белого Мережковским так и не удалось завлечь в свою «коммуну», а вот Дмитрий Философов, литературный критик и публицист, в неё угодил.

Образование «тройственного союза» было некоторым вызовом обществу, его литературно-художественным кругам. С духовной общностью люди примирялись легко, но вот с совместным проживанием троих…

Укрепление «тройственного союза» совпало с паломничеством в Париж. Отъезд состоялся 25 февраля 1906 года.

11 мая 1907 года Гиппиус пишет Брюсову: «Теперь мы в Париже, пока радуемся ему и нашему оригинальному новому хозяйству (квартира дорогая и громадная, а мебели всего - 3 постели, несколько кухонных столов и 3 сломанных кресла!) и похожи, по настроению, на молодожёнов. Новый способ троебрачности…»

Любовь любовью, но и мужа З. Н. не обделяла вниманием. Она по-прежнему была первой слушательницей всех его сочинений, его критиком и советчиком.

В Париже «у нас было три главных интереса: во-первых, католичество и модернизм (о нём мы смутно слышали в России), во-вторых, европейская политическая жизнь, французы у себя дома. И наконец - серьёзная русская политическая эмиграция, революционная и партийная».

Летом 1908 года троица вернулась в Петербург, но и здесь союз их не распался. Он был настолько тесен, что некоторые письма подписывали втроём, втроём сочинили пьесу и втроём же путешествовали по России.

О жизни Мережковских ходили легенды. Художник Александр Бенуа в своих мемуарах даёт яркие зарисовки царивших в салоне нравов. «Особенно же озадачила нас супруга Мережковского „Зиночка Гиппиус“, очень высокая, очень тощая, довольно миловидная блондинка с постоянной „улыбкой Джоконды“ на устах, но неустанно позировавшая и кривляющаяся; была она всегда одета во всё белое - „как принцесса Грёз“. Не успели мы… с ней познакомиться, как она бухнулась на коврик перед топящимся камином и пригласила нас возлечь рядом».

Революцию Мережковские не приняли. В начале 1920 года супруги вместе с Дмитрием Философовым и студентом Володей Злобиным, который впоследствии станет секретарём Гиппиус, покидают Россию.

В эмигрантском изгнании сначала была Польша. В Варшаве Мережковские развили бурную деятельность, организовали газету, разрабатывали планы по освобождению России от большевиков. Как известно, все подобные проекты потерпели крах, и Мережковские уехали в Париж, где у них ещё сохранилась квартира с дореволюционных времён. «Они отперли дверь своим ключом, - пишет Нина Берберова, - и нашли всё на месте: книги, посуду, бельё. У них не было чувства бездомности, которое так остро было у Бунина и других».

Мережковские сравнительно плавно вошли в парижскую жизнь. Гиппиус писала статьи на злободневные политические темы.

Любой союз недолговечен, пришёл конец и «святой троице». Александр Амфитеатров в письме к Борису Савинкову от 22 марта 1924 года выразил удовлетворение, что Философов «отделил свою пуповину от лона Зинаиды и Дмитрия» и что это «огромный шанс в его пользу».

Мережковские не изменили своему стилю жизни: писать и общаться с пишущими, проповедовать и наставлять. С 1925 года возобновились, как было и в Петербурге, литературные «воскресенья». На «воскресеньях» бывали и Ходасевич с Ниной Берберовой, и Фондаминский, и Бунин, и Керенский, и Варшавский, и Шаршун, и Тэффи, и Шестов, и Бердяев…

На «воскресеньях» обсуждались общественные, политические, литературные и религиозные вопросы, чаще всего под свойственным Мережковскому «метафизическим углом зрения». Отвергались хозяевами только разговоры, общепринятые за чайным столом, - о здоровье, о погоде и тому подобном.

С 5 февраля 1927 года начались регулярные писательски-религиозно-философские заседания общества под названием «Зелёная лампа». Во время одного из первых заседаний молодой поэт Довид Кнут заявил, что литературная столица России теперь не Москва, а Париж…

«Зелёная лампа» должна была спасать если не весь мир, то по крайней мере Россию и её филиал - эмиграцию.

В 1930-х годах «Зелёная лампа» уже не горела ослепительно и не проливала яркого света на эмиграцию, освещая её совесть, душу, ум. Всё же «Лампа», всё более сокращая круг своей деятельности, просуществовала до самой войны.

Мережковские вели размеренную по часам жизнь. Зинаида Николаевна ложилась поздно, проведя полночи в писании писем, дневника, стихов, рассказов и статей, и вставала очень поздно. Она выходила из своей комнаты только к завтраку, уже вполне одетая, причёсанная, подкрашенная и подтянутая.

Они оба курили. Но не больше раз навсегда положенного числа папирос и только после завтрака.

Вернувшись из Италии, куда они ездили по приглашению Муссолини, Зинаида Николаевна на одном из «воскресений», делясь своими «итальянскими впечатлениями», рассказывала между прочим и о мелких, неизбежных неприятностях. О том, как они забыли в Риме ключи от своих чемоданов и обнаружили это только приехав в другой город.

«Они так до самой смерти Димитрия Сергеевича и прожили, не расставаясь ни на один день, ни на одну ночь, - пишет Ирина Одоевцева. - И продолжали любить друг друга никогда не ослабевающей любовью. Они никогда не знали скуки, разрушающей самые лучшие браки. Им никогда не было скучно вдвоём. Они сумели сохранить каждый свою индивидуальность, не поддаться влиянию друг друга. Они были далеки от стереотипной, идеальной супружеской пары, смотрящей на всё одними глазами и высказывающей обо всём одно и то же мнение. Они были „идеальной парой“, но по-своему неповторимой идеальной парой. Они дополняли друг друга. Каждый из них оставался самим собой. Но в их союзе они как будто переменились ролями - Гиппиус являлась мужским началом, а Мережковский - женским. В ней было много М - по Вейнингеру, а в нём доминировало Ж. Она представляла собой логику, он - интуицию».

…Первым умер Дмитрий Мережковский - 9 декабря 1941 года, в возрасте 76 лет. По поводу вдовы Юрий Терапиано написал: «З. Н. - окаменелая совсем».

3 июня 1943 года в оккупированном немцами Париже Гиппиус начинает писать книгу о Мережковском. Но закончить её не успела - осенью 1945 года Зинаида Николаевна скончалась.

20 ноября (8 по старому стилю) 1869 года в городе Белове Тульской губернии в семье юриста, обрусевшего немца и внучки екатеринбургского полицмейстера родилась дочка Зинаида.

В юности внешне она очень впечатляла: высокая, статная, с пышными золотистыми волосами, нежно-белым лбом и изумрудными глазами. Фигурой напоминала юношу, переодетого дамой (не зря же для своей критической деятельности она избрала «мужской псевдоним» - Антон Крайний, да и многие стихи писала от лица мужчины). Ее считали то лесбиянкой, то гетеросексуалкой. Иногда намекали на то, что природа сделала ее гермафродитом. Ее мужу, Мережковскому, подбрасывали записки: «Отомстила тебе Афродита, послав жену – гермафродита».

Она держалась как признанная красавица (было у Гиппиус ожерелье, составленное из обручальных колец ее поклонников!), а в одном из стихотворений даже заявила: «Люблю я себя, как Бога». Кроме того, она густо румянилась и белилась, как актриса на сцене (а тогда это не было принято), что придавало ее лицу вид маски, искусственности. И движения у нее были странными: ноги и руки как бы вычерчивали геометрические фигуры, не связанные с тем, что она при этом говорила. Одевалась она ярко, даже крикливо, вызывающе, но при этом вся насквозь была поэтична. Брюсов называл ее "Зинаидой Прекрасной".

Ее любимыми развлечениями было дерзить людям, смущать их, ставить в неловкое положение и наблюдать за их реакцией. Гиппиус могла пригласить малознакомого человека в свою спальню, предстать перед ним неодетой, а иногда даже и принимая ванну.

На протяжении полутора десятилетий перед революцией 1905 года Гиппиус предстает пропагандисткой сексуального раскрепощения, гордо несущей «крест чувственности», как сказано в ее дневнике 1893 года.

В 1889 Гиппиус выходит замуж за писателя и философа Дмитрия Сергеевича Мережковского. Ей было 19 лет, ему – 23. Оба считали, что их встреча носит мистический характер и предопределена свыше. Свадьба была более чем скромной. Не было ни застолья, ни гостей, ни цветов. После венчания Мережковский ушел в гостиницу, а Зинаида осталась у родителей. Утром мать разбудила ее криком: «Вставай! Ты еще спишь, а уж муж пришел!». Только тогда Гиппиус осознала, что вчера вышла замуж…

Личную жизнь Мережковских, не разлучавшихся до гробовой доски, сопровождало множество слухов и небылиц. Иногда их брак называли союзом гомосексуала и лесбиянки. Существуют различные мнения по поводу того, кто же все-таки лидировал в их союзе. Иногда говорят, что именно Зинаиде принадлежали те идеи, которые развивал потом в своих произведениях Мережковский.

В их семье скорее она была мужем, а он – женой. Иногда она подписывала свои статьи его именем, и существует даже пара стихотворений, вошедших в сборники Мережковского, но написанных Гиппиус. Другие отмечают, что поэтесса всю жизнь старалась держаться в тени великого мужа, однако многие считали ее единственной умнейшей женщиной России и ценили ее стихи выше творчества Цветаевой и Ахматовой.

В 1904 году выходит "Собрание стихов" Гиппиус, которое становится крупным событием в жизни русской поэзии. Анненский, к примеру, писал, что в творчестве Гиппиус – «вся пятнадцатилетняя история нашего лирического модернизма», отмечая как основную тему ее стихов «мучительное качание маятника в сердце». Брюсов говорил о «непобедимой правдивости», с какой Гиппиус фиксирует различные эмоциональные состояния и жизнь своей «плененной души».

Зинаида Николаевна Гиппиус и ее муж внешне очень не подходили друг другу. Она - красавица, а он - маленького роста, с узкой впалой грудью, черными, глубоко посаженными глазами, с полуседой, вольно распущенной бородой. Человек с энциклопедическими знаниями, он сыпал цитатами из Библии и держался с неоспоримым превосходством. Недоброжелатели говорили, что Мережковский работал "под юродивого", а Гиппиус - "под ведьму". И она действительно обладала какими-то особыми свойствами, делавшими ее непохожей на других. Но современники отмечают, что она была язвительна, колюча, даже зла. А Белый называл ее "осой в человеческий рост".

С мужем они прожили, по ее словам, «52 года, не разлучаясь ни на один день», поэтому их писем друг к другу не существует. Правда, их брак был необычным, некоторые биографы предполагают, что они не были связаны интимными отношениями, отрицали телесную сторону любви (к слову, у каждого в знаменитом «доме Мурузи» была собственная спальня).

Союз их был скорее духовным браком. На основе православной идеи о Троице Гиппиус и Мережковский создали концепцию триединой семьи и воплотили ее в жизнь в совместном существовании с публицистом Дмитрием Философовым. Их 20-летнюю «дружбу втроем» называли «мистическим союзом троих». Однако, несмотря на кривотолки, один из современников писал: "Представить их в бытовом плане было невозможно. В них не было плотского, они прошли в жизни романтично, как полутени".

После смерти Мережковского в 1941 году Гиппиус словно окаменела, с трудом боролась с желанием покончить с собой. Говорили, что она считала Мережковского живым и даже вела с ним разговоры. Поэтесса посвятила свои последние годы работе над биографией мужа, но после того как у нее отнялась правая рука, книга осталась незаконченной.

Самым последним другом в ее жизни была дикая и злая кошка. Умирая, Гиппиус лежала с ней в обнимку, смотрела только на нее и никого не хотела видеть.

Зинаида умерла 9 сентября 1945 года, в возрасте 76 лет. Ненавидевшие Гиппиус не верили в ее смерть и приходили лично убедиться в том, что ее больше нет, постучать по гробу поэтессы палками. Но для многих ее смерть была олицетворением конца целой эпохи…

Гиппиус и Мережковский похоронены в Париже в одной могиле.

"Есть люди, которые как будто выделаны машиной, на заводе, выпущены на свет Божий целыми однородными сериями, и есть другие, как бы "ручной работы" - и такой была Гиппиус", - писал в воспоминаниях о ней Георгий Адамович.

Зинаида Гиппиус родилась в 1869 году в городке Белове Тульской губернии, куда приехал отец ее, выходец из старинной немецкой семьи, после окончания юрфака Московского университета. Детство Зинаиды прошло на Украине, в бело-сиреневом Нежине. Потом семья Гиппиус переехала в Москву. Зина поступила в классическую гимназию Фишера на Остоженке. Но у нее внезапно открылся туберкулез, и родители увезли ее в Крым, а затем в Тифлис. Летом в Боржоми, где отдыхала семья Гиппиус, молодежь была без ума от высокой, статной девушки с золотистыми волосами и изумрудными глазами. Зинаида любила танцевать, увлекалась музыкой, живописью, верховой ездой. И, конечно, сочинительством: вела дневник, писала стихи. Там, в Боржоми, и встретилась она с Дмитрием Мережковским, "серьезным молодым человеком с энциклопедическими знаниями ", который умел говорить "интересно об интересном".

Там же 22 июля 1888 года, в Ольгин день, и произошел откровенный разговор. Не "объяснение в любви", не "предложение", а, как пишет Гиппиус, "оба вдруг стали разговаривать так, как будто давно уже было решено, что мы женимся и что это будет хорошо". Спустя полгода, 8 января 1889 года в церкви Михаила Архангела в Тифлисе произошло венчание. Зинаиде Гиппиус - 19, Мережковскому - 23 года. Так начался их брак-союз-товарищество. Вить уютное гнездышко, рожать детей молодожены не собирались. Да и невозможно было представить Зинаиду Гиппиус в качестве многодетной матери - эту "даму с лорнетом ", хозяйку литературного салона.

Перебравшись в Петербург, Мережковские вскоре поселились в громадном доме на углу Литейного и Пантелеймоновской. Кто в нем только не побывал из знаменитых писателей и художников двух столиц! Мережковский во многом способствовал первой публикации стихов Зинаиды. Постепенно Гиппиус обрела собственный поэтический голос, который ни с чьим нельзя было спутать - удивительное сочетание внутренней борьбы; демонизма и холодно-страстной сдержанности.

О, пусть будет то, чего не бывает,

Никогда не бывает:

Мне бледное небо чудес обещает,

Оно обещает.

Но плачу без слез о неверном обете,

О неверном обете...

Мне нужно то, чего нет на свете,

Чего нет на свете,

Но далеко не все признавали ее талант. "Электрические стихи", - говорил Бунин. Адамович добавлял, что "строчки как будто потрескивают и светятся синеватыми искрами".

Зинаида Гиппиус говорила, что прожила с Мережковским "52 года, не разлучаясь со дня свадьбы в Тифлисе ни разу, ни на один день". Любовь? Творческий союз? Духовная общность? В книге "Дмитрий Мережковский" она написала просто: "Связанность наших жизней". Свояченица Валерия Брюсова Бронислава Погорелова вспоминает:

"Странное впечатление производила эта пара: внешне они поразительно не подходили друг к другу. Он - маленького роста, с узкой впалой грудью, в допотопном сюртуке. Черные, глубоко посаженные глаза горели тревожным огнем библейского пророка. Это сходство подчеркивалось полуседой, вольно растущей бородой и тем легким взвизгиванием, с которым переливались слова, когда Д.С. раздражался. Держался он с неоспоримым чувством превосходства и сыпал цитатами то из Библии, то из языческиx философов. А рядом с ним - Зинаида Николаевна Гиппиус. Соблазнительная, нарядная, особенная. Она казалась высокой из-за чрезмерной худобы. Но загадочно-красивое лицо не носило такаких следов болезни. Пышные темно-золотистые волосы спускались на снежно-белый лоб и оттеняли глубину удлиненных глаз, в которых светился внимательный ум. Умело-яркий грим, головокружительный аромат сильных, очень приятных духов. При всей целомудренности фигуры, напоминавшей, скорее, юношу, переодетого дамой, лицо З.Н. дышало каким-то грешным всепониманием. Держалась она как признанная красавица, к тому же - поэтесса. От людей, близко стоявших к Мережковским, не раз приходилось слышать, что заботами о семейном благоденствии ведала исключительно З.Н. и что в этой области ею достигались невероятные успехи".

Многие современники отмечали, как необычно слаженно действовал семейный дуэт Мережковских в литературных кругах: Д.С. "работал под юродивого", изрекая эпатирующие суждения, а Гиппиус - под "ведьму", прельщая и околдовывая. "О Мережковских ходило много странных разговоров, - читаем мы далее у Погореловой. - В особенности о Гиппиус. З.Н. действительно обладала какими-то и душевными и, главное, физическими свойствами, делавшими ее непохожей на своих современниц, и все поэты соглашались со строками Владимира Соловьева, который так написал о Гиппиус:

Я - молодая сатиресса,

Я вся живу для интереса

Таю под юбкою копыта

И хвост...

Посмотрит кто на них сердито

Прохвост!

Многих мужчин привлекала красота "Зинаиды прекрасной", как называл ее Брюсов. Критик и публицист Петр Перцов так живописал З.Н.: "Высокая, стройная блондинка с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки, в очень шедшем ей голубом платье, она бросалась в глаза своей наружностью. Эту наружность я назвал бы "боттичеллиевской"...

Лев Бакст изобразил на своем портрете Гиппиус полулежащей на стуле, в камзоле и панталонах; длинные скрещенные ноги вытянуты по диагонали холста, отчего вся фигура кажется еще более удлиненной. На бледном лице, окаймленном белым жабо, под узкими резко очерченными бровями - чуть насмешливо и презрительно смотрящие глаза, тонкие злые губы. "Твоя душа - без нежности, а сердце - как игла... " - эти слова Гиппиус могли бы служить подписью к собственному портрету.

А вот еще одно свидетельство, принадлежащее перу мемуаристки: "...От блестящей Зинаиды шли холодные сквознячки... Улыбка почти не сходила с ее лица, но это ее не красило. Казалось, вот-вот с этих ярко накрашенных тонких губ сорвется колючее, недоброе слово. Ей очень хотелось поражать, притягивать, очаровывать, покорять. В те времена, в конце XIX века, не было принято так мазаться. А Зинаида румянилась и белилась густо, откровенно, как делают это актрисы для сцены. Это придавало ее лицу вид маски, подчеркивало... ее искусственность. И движения у нее были странные... Она не дополняла свои слова жестами, но, когда двигалась, ее длинные руки и ноги вычерчивали геометрические фигуры, не связанные с тем, что она говорила. Высоко откинув острый локоть, она поминутно подносила к близоруким глазам золотой лорнет и, прищурясь, через него рассматривала людей, как букашек, не заботясь о том, приятно ли им это или не приятно. Одевалась она живописно. К Туганам пришла в длинной белой шелковой, перехваченной золотым шнурком тунике. Широкие, откинутые назад рукава шевелились за ее спиной, точно крылья..."

Эти воспоминания явно не преисполнены симпатией. Влюбленный же в Гиппиус критик-искусствовед Аким Волынский оставил нам такой ее портрет:

Предо мною была женщина-девушка, тонкая, выше среднего роста, гибкая и сухая, как хворостинка, с большим каскадом золотистых волос. Особенно осталась в памяти ее походка. Шажки мелкие, поступь уверенная, движение быстрое, переходящее в скользящий бег. Глаза серые, с бликами играющего света. Здороваясь и прощаясь, она вкладывала в вашу руку детски-мягкую, трепетную кисть, с сухими вытянутыми пальцами. Кокетливость достигала в ней высоких ступеней художественности... Странная вещь: в этом ребенке скрывался уже и тогда строгий мыслитель, умевший вкладывать предметы рассуждения в подходящие к ним словесные футляры, как редко кто. Она сама была поэтична насквозь. Одевалась она несколько вызывающе и иногда даже крикливо. Но была в ее туалете все-таки большая фантастическая прелесть. Культ красоты никогда не покидал ее ни в идеях, ни в жизни..."

В 1890-е годы в кругу общения Мережковских преобладали писатели старшего поколения: Полонский, Плещеев, Случевский, Суворин и другие. Гиппиус, по воспоминаниям Слонимского, когда начинала печататься в "Вестнике Европы", то "кокетничала со старичками и, так как была замечательно красива, с зелеными глазами, бойкая страшно, очаровывала их".

Литературный талант Мережковского и женское обаяние Гиппиус множили число их знакомых. 6 декабря 1901 года состоялась встреча с Андреем Белым. Первое впечатление от встречи с З.Н. Белый довольно язвительно описывает в мемуарах "Начало века": ".. .Тут зажмурил глаза; из качалки - сверкало; 3. Гиппиус, точно оса в человеческий рост... ком вспученных красных волос (коль распустит - до пят) укрывал очень маленькое и кривое какое-то личико; пудра и блеск от лорнетки, в которую вставился зеленоватый глаз; перебирала граненые бусы, уставясь в меня, пятя пламень губы, осыпаяся пудрою; с лобика, точно сияющий глаз, свисал камень: на черной подвеске; с безгрудой груди тарахтел черный крест; и ударила блесками пряжка с ботиночки; нога на ногу; шлейф белого платья в обтяжку закинула; прелесть ее костяного, безбокого остова напоминала причастницу, ловко пленяющую сатану..."

Но впоследствии Белый несколько меняет свое мнение о Гиппиус: "С ней общенье, как вспьк сена в засуху: брос афоризмов в каминные угли; порою, рассыпавши великолепные золото-красные волосы, падающие до пят, она их расчесывала: в зубы - шпильки; бросалась в меня яркой фразой, огнем хризолитовых ярких глазищ; вместо щек, носа, лобика - волосы, криво-кровавые губы, да два колеса - не два глаза... В безответственных разговорах я с ней отдыхал: от тяжелой нагрузки взопреть с Мережковским; она, "ночной житель", утилизировала меня, зазвавши в гостиную по возвращении от Блоков (к 12 ночи); мы разбалтывались; она разбалтывала меня; и писала шутливые пируэты, перебирая знакомых своих и моих; держала при себе до трех-четырех часов ночи: под сапфировым дымком папироски мы бывало витийствуем о цветовых восприятиях: что есть "красное", что есть "пурпурное". Она, бывало, отдастся мистике чисел: что есть один, два, три, четыре? В чем грех плоти? В чем святость ее?.." В этот период у Белого бурно развивался роман с женой Александра Блока, и он все время обращался за советами к Гиппиус и Мережковскому. "Дорогая, милая, милая Зина..." - начинает очередное письмо Андрей Белый и пытается на его страницах распутать сложнейший клубок своих отношений с Любовью Менделеевой. В конце письма (вернее, одного из писем): "...улыбаюсь Вам, молюсь Вам, Люблю Вас всех - Диму, Дмитрия Сергеевича. Пишите..."

Дима - это Дмитрий Философов (1872-1940), литературный критик и публицист. Мережковский и Гиппиус усиленно разрабатывали идею "тройственного устройства мира", так называемого Царства Третьего Завета, которое должно прийти на смену христианству. На житейском же уровне они рассчитывали создать своего рода общину, интеллектуальную мини-коммуну, в которой бы сочетались интимная связь ее членов и близость их мировоззрения.

Такая коммуна была действительно создана и получила название "тройственного союза": Мережковский-Гиппиус-Философов. Самые радикальные позиции занимал в нем Философов, Мережковский был более консервативен, а Гиппиус словно стояла где-то посередине между двумя Дмитриями. Образование этой триады, или, как ее называли, "святой троицы", было явным вызовом обществу. Совместное проживание троих выглядело откровенным эпатажем. Так что впоследствии Лиля Брик ничего нового не придумала, просто перенесла в свою жизнь пример “старшей подруги”. Укрепление "тройственного союза" совпало с паломничеством в Париж. Отъезд состоялся 25 февраля 1906 года.

Так была ли в жизни Зинаиды Гиппиус настоящая женская любовь, с горячими признаниями, клятвами и слезами, а не "комедия любви", которую она частенько разыгрывала? Может быть, ответ на этот вопрос - ее роман с Акимом Волынским, ведущим автором журнала "Северный вестник". Их встречи и переписка продолжались в течение многих лет. Вот лишь несколько отрывков из писем Гиппиус Волынскому:

И без тебя я не умею жить... Мы отдали друг другу слишком много. И я прошу как милости у Бога, Чтоб научил он сердце не любить! 27 февраля 1895 года: "...Боже, как бы я хотела, чтобы вас все любили!.. Я смешала свою душу с вашей, и похвалы и хулы вам действуют на меня, как обращенные ко мне самой. Я не заметила, как все переменилось. Теперь хочу, чтобы все признали значительного человека, любящего меня...

4 марта 1895 года: "...я хочу соединить концы жизни, сделать полный круг, хочу любви не той, какой она бывает, а... какой она должна быть и какая одна достойна нас с вами. Это не удовольствие, не счастье - это большой труд, не всякий на него способен. Но вы способны - и грех, и стыдно было бы такой дар Бога превратить во что-то веселое и ненужное..."

15 октября 1895 года Гиппиус записывает в своем дневнике: "Он не способен испытать "чудеса любви"... Не в моем характере действовать как капля на камень... Он антиэстетичен, противостоит мне во всем, чужд всем проявлениям прекрасного и моему Богу!.. " Антиэстетичен - это уже окончательный приговор в устах Гиппиус.

Февральскую революцию 1917 года Гиппиус встретила если не с ликованием, то с большими надеждами. Октябрьские же события в своих "Черных тетрадях" она называла не иначе как "блудодейство", "неуважение к святыням", "разбой" . Никому не могла простить службу у большевиков, в том числе и Блоку. Мережковские эмигрировали из России. В Варшаве они развили бурную деятельность, организовали газету, строили планы по освобождению России от большевиков. Затем - Париж, где у них еще с дореволюционных времен сохранилась квартира. "Они отперли дверь своим ключом, - пишет Нина Берберова, - и нашли все на месте: книги, посуду, белье. У них не было чувства бездомности, которое так остро было у Бунина и других". Не было и безысходной ностальгии. Можно сказать, что Мережковские сравнительно плавно вошли в парижскую жизнь. С 1925 года возобновились, как и в Петербурге, литературные "воскресенья", а с 1927-го - регулярные писательски-религиозно-философские заседания общества под названием "Зеленая лампа". "Воскресенья" у Мережковских в течение предвоенных лет были одним из самых оживленных литературньх центров, - отмечает в своих воспоминаниях Юрий Терапиано, - они принесли большую пользу многим представителям "младшего поколения".

После смерти Мережковских в этом смысле осталась пустота, и новые попытки создать что-либо подобное "воскресеньям" окончились неудачей... " Первым умер Дмитрий Мережковский - 9 декабря 1941 года, в возрасте 76 лет. О вдове Юрий Терапиано написал: "З.Н. - окаменелая совсем". Последняя лирика Гиппиус - философская, уравновешенная и чуть горькая. Она шутливо называла себя "бабушкой русского декадентства":

Освещена последняя сосна.

Под нею темный кряж пушится.

Сейчас погаснет и она.

День конченый - не i ювторт ся.

День кончился. Что было в нем?

Не знаю, пролетел, как птица.

Он был обыкновенным днем,

А все-таки не повторится.

В последние годы она приятельствовала с Надеждой Тэффи, которая вспоминает: "Гиппиус была очень худа, почти бестелесна. Огромные, когда-то рыжие волосы были странно закручены и притянуты сеткой. Щеки накрашены в ярко-розовый цвет. Косые, зеленоватые, плохо видящие глаза. Одевалась она очень странно... На шею натягивала розовую ленточку, за ухо перекидывала шнурок, на котором болтался у самой щеки монокль. Зимой она носила какие-то душегрейки, пелеринки, несколько штук сразу, одна на другой. Когда ей предлагали папироску, из этой груды мохнатых обверток быстро, словно язычок муравьеда, вытягивалась сухонькая ручка, цепко хватала ее и снова втягивалась".

Она еще собирала у себя общество, по воскресеньям - общий круг знакомых, по средам - узкий, почти "тайный". Последними ее поклонниками были старый дипломат Лорис-Меликов и поэт Мамченко. А самым последним другом З.Н. была кошка, безобразная, дикая и злая. "Мы называли ее просто "Кошшшка", с тремя "ш", - пишет Тэффи. - Она всегда сидела на коленях З.Н. и при виде гостей быстро шмыгала вон из комнаты. З.Н. привыкла к ней и, умирая, уже не открывала глаз, в полу сознании, все искала руками, тут ли ее Кошшшка".

З.Н. работала по ночам - писала книгу "Дмитрий Мережковский", и это очень ее утомляло. Отнялась правая рука. Последние дни она лежала молча, лицом к стене и никого не хотела видеть. Кошка лежала рядом с ней.

Дописать книгу она не успела. 9 сентября 1945 года Зинаида Николаевна Гиппиус умерла, пережив мужа всего на четыре года.