Что ни говори, а забывать советских писателей не стоит. Этот рассказ впервые был опубликован под названием «Жоржик и вещи», с подзаголовком «Из летописей нашего переулка», опубликован в журнале «Чудак», № 2, в январе 1929 года. И, как вы понимаете, с той поры мало что изменилось в людях

Что ни говори, а забывать советских писателей не стоит. Этот рассказ впервые был опубликован под названием «Жоржик и вещи», с подзаголовком «Из летописей нашего переулка», опубликован в журнале «Чудак», № 2, в январе 1929 года. Вошел в одноименные сборники (ГИЗ, М. 1930, и б-ка «Крокодил», изд-во «Правда», М. 1936). И, как вы понимаете, с той поры мало что изменилось в людях

Жоржик и вещи, 1929 г

Жоржик и Шурка вступили в законный брак по страстной взаимной любви в мае месяце. Погода была прекрасная. Торопливо выслушав не слишком длинную поздравительную речь, заведующего столом браков, молодые вышли из загса на улицу.

Теперь куда ж? - спросил долговязый, узкогрудый и смирный Жоржик, искоса взглянув на Шурку.

Она прижалась к нему, большая, красивая, горячая, как печь, щекотнула его ухо веточкой черемухи, вставленной в жидкие волосы, и, страстно раздув нос, шепнула:

- На Сухаревку. Вещи покупать. Куда ж?

Обзаводиться, стало быть, - глупо улыбаясь, сказал он, поправил на макушке люстриновую кепку с пуговкой, и они пошли.

На Сухаревке гулял пыльный ветер. Прозрачные шарфы тошнотворных анилиновых цветов струились над ларьками в сухом, шелковом воздухе. В музыкальном ряду, перебивая друг друга, порнографическими голосами кричали граммофоны.

Кривое солнце ртутно покачивалось в колеблющемся от ветра зеркале. Зловещие ткани и дикой красоты вещи окружили молодых.

На щеках у Шурки выступил разливной румянец. Лоб отсырел. Черемуха выпала из растрепавшихся волос. Глаза стали круглые и пегие. Она схватила Жоржика пылающей рукой за локоть и, закусив толстые потрескавшиеся губы, потащила по рынку.

- Сперва одеяла… - сказала она, задыхаясь, - одеяла сперва…

Оглушенные воплями продавцов, они быстро купили два стеганых, страшно тяжелых, толстых, квадратных одеяла, слишком широких, но недостаточно длинных. Одно - пронзительно-кирпичное, другое - погребально-лиловое.

Калоши теперь, - пробормотала она, обдавая мужа горячим дыханием. На красной подкладке… С буквами… Чтобы не сперли…

Они купили калоши. Две пары. На малиновой подкладке.

Мужские и дамские. С буквами.

Шуркины глаза подернулись сизой пленкой.

Полотенце теперь… с петухами… - почти простонала она, кладя голову на плечо мужа.

Кроме полотенца с петухами, были куплены также четыре пододеяльника, будильник, отрез бумазеи, волнистое зеркало, коврик с тигром, два красивых стула, сплошь утыканных гвоздями с медными шляпками, и несколько мотков шерсти.

Хотели еще купить железную кровать с шарами и кое-что другое, но не хватило денег.

Они пришли домой, нагруженные вещами. Жоржик нес стулья, подбородком поддерживая скатанные одеяла. Мокрый чуб налип на побелевший лоб. Испарина покрывала разрисованные тонким румянцем щеки. Под глазами лежали фиолетовые тени. Полуоткрытый рот обнажал нездоровые зубы.

Придя в холодную комнату, он блаженно скинул кепку и трудно закашлялся. Она бросила вещи на его холостую постель, оглядела комнату и, в припадке девичьей стыдливости, легонько хлопнула его своей большой, грубой ладонью меж лопаток.

Ну, ты, не очень тут у меня кашляй, - притворно сердито крикнула она, - а то, гляди, я из тебя живо чахотку выколочу!.. Определенный факт! - и потерлась тугой щекой об его костлявое плечо.

Вечером пришли гости и был свадебный пир. Гости с уважением осмотрели и потрогали новые вещи, похвалили, чинно выпили две бутылки водки, закусили пирогами, потанцевали под гармонику и вскоре разошлись. Все честь по чести. Даже соседи удивлялись на такую вполне приличную свадьбу, без поножовщины.

По уходе гостей Шурка и Жоржик еще раз полюбовались вещами, затем она аккуратно прикрыла новые стулья газетами, прочее, в том числе и одеяла, уложила в сундук, сверху устроила, буквами вверх, калоши и замкнула на замок.

Среди ночи Шурка проснулась и, мучимая тайными желаниями, разбудила мужа.

Слышишь, Жоржик… Ну, Жоржик-жа!.. - зашептала она, жарко дыша ему в ключицу. - Проснись! Зря, знаешь, канареечное одеяло не взяли. Канареечное куда интереснее было.

Определенный факт. Канареечное надо было брать. И калоши тоже не па той подкладке взяли. Не угадали… На серой подкладке надо было брать. Куда интереснее, как на красной. И кровать с шарами бы… Не рассчитали…

Утром, снарядив и отправив мужа на работу, Шурка, дрожа от нетерпения, побежала в кухню делиться своими брачными впечатлениями с домашними хозяйками. Поговорив для приличия минут пять о слабом здоровье своего супруга, Шурка повела домашних хозяек к себе в комнату, открыла сундук и показала вещи. Вынув одеяла, она со свистом вздохнула:

Зря все же канареечное не взяли… Не угадали канареечное купить. Эх!.. Не сообразили… И часы с боем… Не сообразили.

И глаза ее стали круглые и пегие.

Все хозяйки очень хвалили вещи, а жена профессора, сердобольная старушка, кроме того, прибавила:

- Все это прекрасно, но только супруг у вас, Шура, весьма нехорошо кашляет. Нам через стену все слышно. Вы бы на это обратили внимание. А то, знаете…

- Ничего, не подохнет, - нарочито грубо огрызнулась Шурка. - А коли подохнет, туда ему и дорога. Нового сыщу.

Но сердце ее вдруг пронизал острый холод.

Кормить буду. Каклетами. Пускай жрет! - тихо сказала она и страшно надулась.

Супруги насилу дождались следующей получки. Не теряя времени, они отправились на Сухаревку и купили канареечное одеяло. Кроме канареечного одеяла, были приобретены многие другие необходимые в хозяйстве прекрасные вещи: часы с боем, два отреза бобрика, скрипучая тумбочка в стиле модерн для цветов, мужские и дамские калоши на серой подкладке, шесть метров ватина, непревзойденной красоты большая гипсовая собака-копилка, испещренная черными и золотыми кляксами, байковый платок и кованый сундук лягушачьей расцветки с музыкальным замком.

Придя домой, Шурка аккуратно уложила новые вещи в новый сундук. Музыкальный замок сыграл хроматическую гамму.

Ночью она проснулась и, положив жаркую щеку на потный, холодный лоб мужа, тихонько сказала:

Жоржик! Ты спишь? Перестань дрыхнуть! Жоржик-жа! Слышишь?.. Там было одно голубенькое. Зря не взяли. Интересное одеяло, безусловно. Вроде атласное.

Не сообразили, - тревожно прошептал Жоржик спросонья.

Как-то в середине лета Шурка пришла на кухню чрезвычайно веселая.

- Мой-то, - сказала она, разжигая примус. - в отпуск уходит. Всем дали по две недели, а ему - как слабогрудому - полтора месяца, не сойти мне с этого места! С компенсацией. Железную кровать с шарами сейчас пойдем покупать. Определенно.

- Я бы вам посоветовала поместить его лучше в хороший санаторий, многозначительно заметила профессорская старушка, подставляя под кран решето с дымящейся картошкой. - А то, знаете, поздно будет.

Ровно ничего с ним не произойдет! - нарочито грубо крикнула Шурка, тыкая в стороны булкообразными локтями. - Я ему тут устрою лучше всякой санатории. Нажарю каклет - пускай жрет, сколько хочет!

Но в душе у нее опять похолодело.

К вечеру они привезли с Сухаревой тачку, нагруженную вещами. Шурка шла за тачкой и как зачарованная рассматривала свое воспаленное лицо, круто отраженное в красивых никелевых шарах новой железной кровати. Жоржик, тяжело дыша, едва поспевал за ней, острым подбородком прижимая к груди небесно-голубое одеяло. Изредка он кашлял. По вдавленному его виску ползла темная капля пота.

Ночью она проснулась. Ей не давали спать разные мысли.

Жоржик, Жоржик-жа, - быстро зашептала она, - там еще одно осталось, бурдовое… Слышь… зря не взяли… Ох, до чего же оно было интересное!.. Все бурдовое-бурдовое, а подкладка не бурдовая, а в розочку. Интересное одеяло…

В последний раз Жоржика видели утром в будний день, поздней осенью. Он косолапо шел по нашему переулку, уткнув длинный, прозрачный, как бы парафиновый нос в наставленный воротник потертой кожаной куртки.

Острые колени его выдавались вперед, и широкий клеш мотался вокруг длинных и костлявых ног. Кепочка сидела на затылке. Чуб висел поперек лба, сырой и темный.

Он шел покачиваясь, осторожно обходя лужу, боясь промочить худые ботинки, и на бледных его губах играла слабая, виноватая, счастливая и какая-то ужасно милая улыбка.

Затем он слег. Приходил участковый врач. Шурка бегала получать из страхкассы пособие. На Сухаревку пришлось идти одной. Она принесла бордовое одеяло и спрятала его в сундук.

Вскоре Жоржику стало хуже. Выпал первый снег, сырой ноябрьский снег. Воздух туманно посинел. Профессорша пошепталась с мужем, и вскоре пришел знакомый доктор. Он осмотрел больного и вышел на кухню мыть руки сулемовым мылом. Шурка стояла заплаканная, вся в чаду, опухшая от слез и жарила на примусе большие черные котлеты с луком.

Вы с ума сошли! - всплеснула руками профессорша. - Что вы делаете? Вы его убиваете. Разве ему можно есть котлеты, да еще с луком?

Можно, - сказал доктор сухо, стряхивая в раковину воду с белых своих пальцев.

Что ему от каклет сделается? - тревожно закричала Шурка, утирая рукавом лицо. - Вот и товарищ доктер подтверждает.

Вечером приходил санитар в ситцевом халате и дезинфицировал общую уборную. В коридоре зловеще запахло карболкой.

Ночью Шурка проснулась. Неизъяснимая тоска сосала ей сердце.

Жоржик! - сказала она нетерпеливым шепотом. - Жоржик! Ну, Жоржик-жа! Проснися! Проснися, я тебе говорю!

Жоржик-жа-а-а!..

Жоржик не отвечал. Он был уже совсем холодный. Тогда она спрыгнула на пол и, топая босыми ногами, выбежала в коридор. Был третий час ночи, но в квартире никто не спал. Шурка подбежала к профессорской двери и упала.

Готов! Готов! - кричала она, холодея от ужаса. - Готов! Истинный бог, готов! Кончился. Жо-о-ор-жы-ы-ык, ой, гражданочка!..

Синие зимние звезды, ломаемые морозом, трещали и фосфорились за черными окнами.

Утром кот Мурзик подошел к открытой Шуркиной двери, остановился на пороге, заглянул в комнату, и вдруг вся шерсть его стала дыбом. Он зашипел и попятился назад. А Шурка сидела посреди кухни на прожженном, сальном табурете и, обливаясь слезами, злобно, по-детски обиженно говорила домашним хозяйкам:

Говорила ему: на, жри каклеты! Не хотел. Вон их сколько осталось! Куды ж мне их теперь девать?.. И на кого же ты меня покинул, нехороший ты какой Жор-жы-ы-ык! От меня ушел, и меня с собою не хотел взять, и каклег моих не хотел жрать… Жор-жы-ы-ык!

И она зарыдала.

Через три дня возле нашего дома остановилась площадка, запряженная серой лошадью в белой сетке.

Парадные двери открыли настежь. Всю квартиру прохватил ледяной, свежий сквозняк. Пахнуло острым духом сосны, и Жоржика унесли.

Когда по Жоржику справляли поминки, Шурка была потрясающе весела. Она, не закусывая, выпила полстакана хлебного вина, раскраснелась, слезы полились по ее упругим щекам, и она, притопнув ногой, закричала с надрывом:

Эй, кто там! Входи веселиться, кто хошь. Всех пущу, только Жоржика одного не пущу! Не схотел он каклет моих жрать, не схотел…

И она ничком упала на кованый сундук лягушачьей раскраски и стала биться головой о музыкальный его замок.

Потом в квартире стало по-прежнему чинно и прилично.

Шурка опять поступила в прислуги. Много мужчин приходило к ней в течение зимы свататься, но она всем отказывала. Она ждала тихого и нежного, а эти все были нахальные и льстились на большое приданое.

К концу зимы она сильно похудела, стала носить черное шерстяное платье и сделалась еще интереснее.

У нас во дворе работал в гараже один шофер - Ваня. Был он тих, нежен и задумчив. Он сох от любви к Шурке. В мае месяце она влюбилась в него тоже.

Погода была прекрасная. Терпеливо выслушав не слишком длинную поздравительную речь заведующего столом браков, молодые вышли из загса на улицу.

Теперь куда ж? - застенчиво спросил долговязый и смирный Ваня, искоса взглянув на Шурку.

Она прижалась к нему, щекотнула его ухо веточкой одуряющей черемухи, вставленной в жидкие волосы, и, раздув ноздри, шепнула:

- На Сухаревку. Вещи покупать. Куда ж?..

И глаза ее вдруг стали круглые и пегие. опубликовано . Если у вас возникли вопросы по этой теме, задайте их специалистам и читателям нашего проекта

@ Валентин Катаев, 1928 год

Катенин, Павел Александрович

Писатель и театрал, род. в 1792 г., ум. 23 мая 1853 г. Первоначальное образование получил дома, служил сначала по министерству народного просвещения; в 1810 г. перешел портупей-прапорщиком в Преображенский полк и принимал участие в Отечественной войне 1812 г, Окою этого же времени начал и свою литературную деятельность. Первые его стихотворения печатались в "Цветнике" Беницкого, "Сыне Отечества", "Вестнике Европы" и других изданиях того времени. Все они написаны довольно хорошо, но не представляют ничего особенно выдающегося ни по форме, ни по содержанию; к числу достоинств Катенина нужно отнести его уменье согласовать форму с содержанием. В некоторых своих стихотворениях он подражая Виргилию, Гесснеру, Оссиану, но несколько эпических стихотворений написаны им совершенно самостоятельно на темы, взятые из древнерусской жизни. Таковы его поэмы "Мстислав Мстиславич" "Старая быль", "Певец Услад" и др. Катенин особенно увлекался театром, проходил с актерами их роли, руководил ими, переводил и писал пьесы для бенефисов, и т. д. В 1811 году был поставлен его перевод комедии Корнеля "Ариадна", в 1816 г. перевод трагедии Расина "Эсфирь", в 1819 г. им написан драматический отрывок "Пир Иоанна Безземельного", в 1821 г. вышла его переделка комедии "Сплетни" ("Le méchant" Грессе), в 1822 г. - перевод "Сида" Корнеля. В этом же году за шиканье актрисе Семеновой Катенин по настоянию нерасположенного к нему генерал-губернатора гр. Милорадовича был выслан на родину в костромскую губернию. Здесь он перевел комедию Мариво "Les fausses confidences", напечатанную в 1827 г. под заглавием "Обман в пользу любви" и написал оригинальную трагедию в пяти действиях "Андромаха", в которой признавал большие достоинства даже Пушкин. Последний, впрочем, вообще высоко ставил Катенина, считал его лучшим из современных "Шлегелей", не исключая даже А. Бестужева (Марлинского). С таким же уважением относился к Катенину и Грибоедов, написавший вместе с ним комедию "Студент", где осмеяны Жуковский и другие романтики; Грибоедов советовался с Катениным относительно "Горя от ума". Как в стихотворных, так и в драматических произведениях своих, Катенин, однако, является классиком, "неромантиком". Он переводит главным образом Корнеля, Расина, читает Делавиня, в котором находил "нечто расиновское", сам старается им подражать, смеется над романтизмом, над новою мещанскою комедией. В своем стихотворении "Тень Шекспира", он не без злой иронии рассказывает, что теперь "на зрелищах Кесарь не смеет явиться", что "нет Андромахи на них, согнан Ахилл и Орест", что их заменили "торговли советник, юнкер, секретарь, гусарские майоры", которые "ищут с закладами денег, крадут ложки в карман", одним словом, что каждый находит теперь в театре "себя и знакомых". Приверженность к классицизму не мешала, однако, Катенину ценить по достоинству таких писателей, как Пушкин. Катенин был в восторге от "Евгения Онегина" и "Графа Нулина", считал первое произведение лучшим из всего, написанного Пушкиным. Вопреки своим современникам, как критик с действительно художественным чутьем, Катенин в "Руслане и Людмиле" видел "не больше, как сказку, лишенную колорита времени, местности и народности". В сущности, как это можно видеть из его критической статьи "Размышления и разборы", в которой он дает определение поэзии вообще и разбирает поэзию еврейскую, греческую, латинскую и новоевропейскую, Катенин мало отличался от писателей якобы враждебного ему романтического направления. Также как и его мнимые враги, Катенин требует от произведения "правдоподобия" и "натуры"; стремясь к реализму, он употреблял народные слова и выражения, постоянно, по замечанию одного критика "обнаруживал особенное предрасположение к народности". Катенин был таким образом врагом лишь того романтизма, "родителем которого на Руси был Жуковский, поэтический дядька чертей и ведьм немецких и английских". Катенин ценил Пушкина, любил Байрона, но не понимал Шекспира, которого ставил ниже французских классиков. В ссылке Катенин пробыл десять лет; вскоре после возвращения в Петербург переведен был в Эриванский полк; в 1836 г. его назначили комендантом крепости Кизляр. В 1838 г. он вышел в отставку и снова поселился в своей деревне и занимался литературой до самой своей смерти.

Сочинения П. А. Катенина, СПб. 1833 г., ч. І и II; Е. Петухов, "П. А. Катенин", (биографический очерк в "Историческом Вестнике", 1888 г., № 9); "К истории русского театра"; Письма П. А. Катенина к A. M. Колосовой" ("Русск. Старина", 1893 г., №№ 3-4).

В. Боцяновский.

{Половцов}

Катенин, Павел Александрович

Писатель (1792-1853); родился в родовом селе Костромской губ., первоначальное образование получил дома, поступил на службу в министерство народного просвещения, в 1810 г. перешел портупей-прапорщиком в Преображенский полк, сражался при Бородине, Люцене, Бауцене, Лейпциге. В 1822 г. за шиканье артистке Семеновой был выслан петербургским генерал-губернатором гр. Милорадовичем на родину, где и пробыл десять лет. Через два года после возвращения в Петербург был переведен в Эриванский полк на Кавказ и в 1836 году назначен комендантом крепости Кизляр. Прослужив два года, он вышел в отставку и поселился в своей деревне. Литературную деятельность К. начал около 1810 г. Первые его стихотворения - переводы и подражания Вергилию, Oссиану, Гесснеру - печатались в "Цветнике" Беницкого и других изданиях. Около этого же времени он начал работать для театра. В 1811 г. был поставлен его перевод трагедии Корнеля "Ариадна", в 1816 г. перевод трагедии Расина "Эсфирь"; в 1819 г. им написан драматически отрывок "Пир Иоанна Безземельного", в 1821 г. вышла его переделка "Сплетни" ("Le méchant" Грессе), в 1822 г. напечатан перевод "Сида" Корнеля. В вынужденном деревенском уединении Катенин перевел комедию Мариво "Les fausses confidences", напечатанную в 1827 г. под заглавием "Обман в пользу любви", и написал трагедию в 5 д. "Андромаха", которой как сам автор, так и Пушкин придавали большое значение. Драматические произведения К. были результатом того увлечения театром, которое заставило К. живо интересоваться всеми мелочами театральной жизни, участвовать в распределении ролей, проходить с актерами эти роли, учить их декламации и т. д. Сюжеты для своих эпических и лирических стихотворений К. брал из древнерусской жизни ("Старая быль", "Милуша", "Певец Услад" и др.). Как оригинальные, так и переводные произведения К. не представляют ничего выдающегося. Гораздо более К. был известен как критик. Знакомый с несколькими новыми языками, зная латинский язык, К. имел возможность изучить в совершенстве иностранных - древних и новых - классиков. Пушкин, близкий друг К., считал его лучшим из тогдашних критиков и ставил его гораздо выше А. Бестужева (Марлинского). Грибоедов отдавал на его суд свое знаменитое "Горе от ума". Причиной такого отношения были, конечно, не только образованность К., но и его критическое чутье и вкус, давшие ему возможность верно оценить "Евгения Онегина" и "Руслана и Людмилу". К. считался да и сам себя считал классиком, "неромантиком". Классицизм его выражался в том, что он выше всего ставил Корнеля и Расина, а также ценил писателей вроде Казимира Делавиня, в котором находил "нечто расиновское". В сущности, по своим воззрениям он мало отличался от писателей якобы враждебного ему романтического направления. Это видно из его статьи "Размышления и разборы", заключающей в себе его соображения о поэзии вообще, а также очерки поэзии еврейской, греческой, латинской и новоевропейской. Здесь Катенин, как и его мнимые противники, требует от художественного произведения реализма, верного изображения действительной жизни. Разбирая современные ему комедии, К. жалуется на отсутствие в них "правдоподобия" и "натуры". Ему самому приходилось выслушивать от современных критиков, с одной стороны, упреки, с другой - похвалы за "предрасположение к народности", за стремление к простоте и естественности. К. был врагом только того романтизма, "родителем которого на Руси" был Жуковский, "поэтический дядька чертей и ведьм немецких и английских". Шекспира К. не понимал и ставил гораздо ниже франц. классиков. Ср. "Соч. Катенина, писанные в стихах" (ч. I и II, СПб., 1832); E. Петухов, "П. А. Катенин" (биографический очерк в "Историч. Вестнике", 1888 г., № 9); "К истории русского театра. Письма П. А. Катенина к А. М. Колосовой" ("Рус. старина", 1893 г., №№ 3-4).

В. Боцяновский.

{Брокгауз}

Катенин, Павел Александрович

(11.12.1792-23.5.1853). - Отставной полковник л.-гв. Преображенского полка.

Род. в с. Шаево Кологривского уезда Костромской губ. Отец - генерал-лейтенант Александр Фед. Катенин, мать - Дарья Андр. Парпура. В службу вступил в деп. Мин. народного просвещения - 4.7.1806, коллегии-юнкер - 31.12.1806, тит. сов. - 31.12.1808, портупей-прапорщик л.-гв. Преображенского полка - 12.3.1810, прапорщик - 1.2.1811, участник Отечественной войны 1812 (Бородино) и заграничных походов (Люцен, Бауцен, Кульм, Лейпциг, Париж), полковник - 5.7.1820, уволен в отставку - 14.9.1820. За демонстративную обструкцию актрисе Семеновой на представлении "Поликсены" выслан из Петербурга с запрещением въезда в обе столицы - 20.10.1822. В 1822-1832 жил в своем имении Шаево, хотя в авг. 1825 получил разрешение на въезд в Петербург.

Член Союза спасения (с 1816), один из организаторов Военного общества (1818). Высоч. повелено оставить без внимания.

Определен в Эриванский карабинерный полк - 8.8.1833, комендант крепости Кизляр - 24.7.1836, уволен от службы с чином генерал-майора - 20.11.1838. Поэт, критик, драматург, член Российской академии - 7.1.1833, почетный член отделения русского языка и словесности Академии наук - 21.11.1841. Был похоронен в д. Бареево, в советское время прах перенесен на городское кладбище г. Чухломы.

ЦГАОР. ф. 48, оп. 1, д. 28, 243.

Катенин, Павел Александрович

генерал-майор, писатель для театра и критик, почетный член И. А. Н.; р. 11 дек. 1792 г.; † 1853 г. 23 мая.

{Половцов}

Катенин, Павел Александрович

Русский поэт, драматург и критик. Служил в министерстве народного просвещения, участвовал в войнах с Наполеоном 1812-1814. В 1817 - член тайного общества. В 1820 вынужден покинуть военную службу, а в 1822 выслан в деревню в Костромскую губ., где живет три года без права выезда, а потом семь лет добровольно. Вернувшись в Петербург, через два года уехал на военную службу на Кавказ, в 1838 подал в отставку, конец жизни провел в имении, слывя среди соседей безбожником и вольнодумцем.

К. - центральная фигура лит-ой группы 10-х-20-х гг. прошлого столетия, к-рое Тынянов вряд ли точно и полно назвал "младшими архаистами" (Грибоедов, Кюхельбекер). Обуржуазившаяся часть среднего дворянства отказывается от придворно-официального стиля классицизма, разрабатывает идеи индивидуализма, культивирует интимистское искусство. Однако перерастание буржуазных тенденций в осознанный либерализм и даже революционность (декабризм) естественно породило тягу к иному - пафосно-монументальному, гражданственному стилю (Плехановым отмечена сходная эволюция французского буржуазного искусства XVIII в. от сентиментализма к революционному классицизму). Эта тяга и проявилась в деятельности Рылеева и "младших архаистов", опиравшихся на пафосную поэзию классицизма, но трансформировавших и деформировавших ее принципы своим новым либерально-буржуазным (хотя и очень сильно окрашенным в дворянские цвета) содержанием. Разгром 14 декабря 1825 обусловил неудачу и затухание этой тенденции и изолированность К. в литературе.

Непосредственно политический либерализм К. сказался в трех его произведениях. Он перевел одну из песен Великой французской революции "Отечество наше страдает", ставшую одной из любимых песен декабристского подполья. Зашифрованно либерализм К. выражен в "Элегии" и "Старой были", направленной против Пушкина за примирение последнего с царизмом. Однако вся литературная деятельность К., богатая смелым и талантливым экспериментаторством и новаторством, питается сходными с поэзией Пушкина социальными корнями. Борясь против приглаженной эстетской манерности, интимизма карамзинистов, К. разрабатывал "большие формы" (трагедия, эпос), жадно отыскивая соответствующий лексический строй, метры и строфику. Один из первых он ввел в драму пятистопный белый ямб, в эпос - октавы и терцины, смену метров в одном и том же произведении (в стихотворении 1819 "Мстислав Мстиславич" метр меняется 12 раз). Борясь с приглаженной балладой Жуковского за русскую тематику и народную лексику баллады, К. выражал свойственную декабристам тенденцию буржуазного патриотизма (в своих балладах "Ольга", "Убийца" и др. К. является непосредственным и во многом блестящим предшественником Пушкина). Поэзию К. высоко ценили Грибоедов, Кюхельбекер и во многом резко расходящийся с К. Пушкин. К 30-м гг. К. сошел с литературной арены.

Библиография: I. Сочин. и перев. в стихах П. Катенина, 2 чч., СПб., 1832; Княжна Милуша, СПб., 1834; Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину со вступительной статьей A. A. Чебышева, "Русская старина", 1909-1911, и отдельн. изд.

II. Петухов Е., П. А. Катенин, "Исторический вестник", 1888, IX; Бертенсон С., П. А. Катенин, СПб., 1909; Пиксанов Н. К., Заметки о Катенине, "Пушкин и его современники", вып. XII, СПб., 1909; Розанов И. Н., Пушкинская плеяда, М., 1923; Тынянов Ю., Архаисты и новаторы, Л., 1929. Беллетристическое изображение Катенина: Писемский А. Ф., Люди сороковых годов (Катенин выведен под именем Коптева); Тынянов Ю., Смерть Вазир-Мухтара, Л., 1929.

III. Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПб., 1902; Венгеров С. А., Источники словаря русских писателей, т. III, П., 1914.

Г. Лелевич.

{Лит. энц.}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Катенин, Павел Александрович" в других словарях:

Павел Александрович Катенин Дата рождения: 11 (22) декабря 1792(1792 12 22 … Википедия

Катенин (Павел Александрович) писатель (1792 1853), родился в родовом селе Костромской губернии, первоначальное образование получил дома, поступил на службу в министерство народного просвещения, в 1810 г. перешел портупей прапорщиком в… … Биографический словарь

- (1792 1853) русский поэт, переводчик, критик, театральный деятель, почетный член Петербургской АН (1841). Член Союза спасения. Гражданская поэзия 10 20 х гг. в духе декабристского романтизма. Трагедия Андромаха (1809 19, поставлена 1827);… … Большой Энциклопедический словарь

История русской литературы XIX века. Часть 1. 1800-1830-е годы Лебедев Юрий Владимирович

Катенин Павел Александрович (1792-1853)

Одним из первых поэтов раннего декабризма, вступивших в полемику с Жуковским, был Павел Александрович Катенин. Он родился в бедной дворянской семье в Кологривском уезде Костромской губернии, получил хорошее домашнее образование, знал 7 европейских языков. С 1806 года Катенин служил в Министерстве народного просвещения в Петербурге. Вместе с К. Н. Батюшковым и Н. И. Гнедичем он посещал литературный салон А. Н. Оленина. Первые литературные опыты, переводы и подражания Оссиану, Биону, Вергилию, С. Геснеру, появились в 1810 году в журнале «Цветник».

В 1810 году Катенин перешел на военную службу в лейб-гвардии Преображенский полк, где сдружился с офицерами-литераторами С. Н. Мариным (поэтом-сатириком и автором лирических песен в народном духе), П. Ф. Шапошниковым (одним из переводчиков трагедии Расина «Гофолия», поставленной на петербургской сцене в 1810 году, погибшим впоследствии на Бородинском сражении). Вскоре Катенин близко сошелся с драматургом А. А. Шаховским и другими театральными деятелями, стал членом «Беседы…», участвовал в любительских спектаклях. По литературным симпатиям он примыкал к левому крылу «архаистов». Катенин переводил на русский язык и добивался постановки на отечественной сцене трагедий французских классицистов П. Корнеля и его брата Т. Корнеля. 3 февраля 1811 года, в бенефис Е. С. Семеновой в Петербурге была поставлена в его переводе трагедия Т. Корнеля «Ариадна». Впоследствии Пушкин в «Евгении Онегине» писал: «Там наш Катенин воскресил / Корнеля гений величавый».

В 1812-1814 годах Катенин участвовал в Отечественной войне и заграничном походе, сражался под Бородином, Лютценом, Баутценом, Кульмом, Лейпцигом. Награжден орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и Кульмским крестом. В Париже он знакомится с французским театром и общается с выдающимся актером Тальма. По возвращении в Петербург он продолжает службу в качестве штабс-капитана, а с 1820-го – полковника Преображенского полка. С конца 1816 г. Катенин становится членом «Союза спасения», а в 1817 году – главой одного из отделений Военного общества, автором популярного в среде декабристов свободолюбивого гимна «Отечество наше страдает…» с припевом «Свобода! Свобода! /Ты царствуй над нами! / Ах! лучше смерть, чем жить рабами…». В 1818 году он публикует вольный перевод отрывка из трагедии П. Корнеля «Цинна» под названием «Рассказ Цинны», в который включает от себя речь об убийстве тирана-императора – одно из сильных произведений гражданской поэзии декабристов:

«Друзья! – сказал я им, – настал нам день блаженный,

Наш замысл довершить великий и священный;

К спасенью Рима Бог нас силою облек,

И счастью всех претит единый человек…

Искать ли случая? Но завтра он готов:

Он в Капитолии чтит жертвами богов,

И сам падет, от нас на жертву принесенный

Пред Вечным Судией спасению вселенной.

Кто охранит его? Там наши все друзья;

Сосуд и фимиам ему вручаю я.

Да будет знаком вам, когда я сей рукою

Не фимиам – кинжал глазам его открою…

Эстетические и политические взгляды Катенина близки к левому крылу русского романтизма – примат гражданского содержания над интимно-психологическим, интерес к проблемам историзма и народности. Катенин – решительный противник романтического субъективизма, манерности, слащавости и вялости поэтического языка писателей-карамзинистов. В 1815 году он начинает полемику с В. А. Жуковским, публикуя баллады «Наташа», «Убийца», «Леший». В 1816 году, вступая в прямое соперничество с «Людмилой» Жуковского, Катенин пишет балладу «Ольга» – вольный перевод «Леноры» Г. А. Бюргера. Выступая против перифрастического стиля и утонченного психологизма Жуковского, Катенин стремится к точности в передаче «простонародного» быта в этнографических описаниях и в языке, к психологически достоверной речевой характеристике героев. В полемике с мистицизмом баллады Жуковского Катенин намеренно, в простонародном духе огрубляет изображение нечистой силы, встреченной Ольгой на пути с мертвым женихом:

Казни столп; над ним за тучей

Брезжит трепетно луна;

Чьей-то сволочи летучей

Пляска вкруг его видна.

«Кто там! сволочь! вся за мною!

Вслед бегите все толпою,

Чтоб под пляску вашу мне

Веселей прилечь к жене».

В балладе «Убийца» и сам сюжет, и поэтический слог у Катенина в ряде моментов предвосхищает поэзию Н. А. Некрасова:

В селе Зажитном двор широкий,

Тесовая изба,

Светлица и терём высокий,

Беленая труба.

Катенинская «Ольга» положила начало литературной полемике: с резкой критикой на нее выступил Н. И. Гнедич, осудивший «простонародные баллады Катенина за «грубость» языка и «жесткий слог» («Сын Отечества». – 1816. – № 27). За Катенина вступился Грибоедов, отметивший речевое новаторство поэта в передаче русского национального колорита («Сын Отечества». – 1816. – № 30). А потом и Кюхельбекер в статье «Взгляд на текущую словесность» (1820) из всей новейшей поэзии выделил баллады Катенина за «попытку сблизить наше нерусское стихотворство с богатою поэзиею народных песен, сказок, преданий – с поэзиею русских нравов и обычаев». В противоположность «вялому и бессильному» языку элегической поэзии он требовал использования всех языковых средств, пригодных для создания впечатления силы, напряженности, «разительности» стиха, в том числе и славянизмов. Слог поэта, считал он, хорош тогда, когда «ознаменован истинным вдохновением, и по сему самому мощен, живописен, разителен». Таким образом, Катенин имел все основания считать себя в своих балладах победителем Жуковского.

В произведениях высокого, героического звучания Катенин стремится преодолеть идущую от классицизма и просветительства традицию абстрактной, «чистой» гражданственности, существующей как бы вне времени и пространства. Он конкретизирует гражданскую тему на материале историческом в поэме «Мстислав Мстиславич». В ней идет речь о неудавшейся для русских полков битве с татарами. Действие поэмы переносится в XIII век. Катенин пытается воссоздать в ней тип культуры того времени, опираясь на «Слово о полку Игореве» и на фольклор. В поэму вводится национальный колорит: песенные и былинные мотивы, белые лебеди, белокрылые ладьи на синем море, ракитов куст на холме:

В той равнине холм высокий,

На холме ракитов куст.

Отдыхает одинокий

Витязь там; стрелами пуст,

Тул отброшен бесполезный;

Конь лежит, в груди стрела;

Решето стал щит железный,

Меч – зубчатая пила.

Но порой в словах древнего героя Мстислава Мстиславича звучат речи, близкие и по форме, и по содержанию вольнолюбивой гражданской лирике декабризма:

Но чем бы ни решались битвы,

Моя надежда все крепка:

Услышит наши Бог молитвы,

И нас спасет Его рука.

Он русским даст терпенья силу,

Они дождутся красных дней…

По-прежнему Катенин активно переводит французских драматургов-классицистов (трагедии Ж. Расина «Эсфирь» и П. Корнеля «Сид») и ставит их на петербургской сцене. Но в своем осмыслении художественного наследия французских классиков он выступает как литератор, отстаивающий принципы романтического историзма и вносящий в свои вольные переводы соответствующие детали «местного колорита». «Его античность уже не соответствует идеалу классицизма. Это народно-героическая, демократическая античность, такая же, как и Средневековье, пора грубых и суровых нравов» (Я. Л. Левкович). «Чем ближе поэт новый наш, обрабатывая предмет древний или чуждый, подойдет к свойству, быту и краске изображаемого им места, времени, народа и лица, тем превосходнее будет его произведение», – утверждает Катенин в своем теоретическом труде «Размышления и разборы».

Совместно с Грибоедовым он пишет в это время комедию «Студент», продолжая начатую балладами творческую полемику с поэтами-карамзинистами, а также обогащает репертуар петербургского театра переводами-переделками французских комедий нравов: «Нечаянный заклад, или Без ключа дверь не отопрешь» (переделка комедии М.-Ж. Седена), «Сплетни» (Ж.-Б.-Л. Грессе). Катенин близок к А. А. Шаховскому в комедийном жанре, но не разделяет его театральной эстетики, склоняясь к глубокой психологической разработке сценических характеров. С 1818 года он занимается с актерами В. А. Каратыгиным и А. М. Колосовой, создавая свою актерскую школу, отмеченную глубоким психологизмом.

В правительственных кругах Катенин имеет репутацию «большого вольнодумца», на службе ведет себя с вызывающей независимостью. За это уволен в отставку в сентябре 1820 года, в ноябре 1822 года за «шиканье» в театре по личному распоряжению императора выслан из Петербурга в родовую усадьбу Шаёво (1822-1825).

Здесь он томится в одиночестве, занимается переводом «Романсов о Сиде. Из Гердера», ведет переписку с другом Н. И. Бахтиным и актрисой Колосовой. Летом 1825 года Катенин возвращается в Петербург, выводит на сцену свои переделки с французских комедий «Говорить правду, потерять дружбу» (П. Мариво), «Обман в пользу любви» (П. Мариво), «Недоверчивый, или Елена и Клерваль» (Ш. Колле). 3 февраля 1827 года ставит собственную трагедию «Андромаха» (отдельное изд. – СПб., 1827) – «лучшее произведение нашей Мельпомены по силе чувств, по духу истинно трагическому» (А. С. Пушкин). Но на театральной сцене она успеха не имеет.

В 1827-1832 годах Катенин вновь живет в деревне, работает над исторической комедией «Вражда и любовь», пишет оригинальную балладу «Старая быль», скрыто полемическую по отношению к общественной позиции Пушкина конца 1820-х («Стансы»), продолжает цикл литературно-критических статей «Размышления и разборы», публикуя их в «Литературной газете» Дельвига. Пушкин высоко оценивает дарование Катенина-критика. В «Размышлениях и разборах» дается энциклопедический очерк истории европейских литератур от античности до XVIII века. Катенин выступает здесь уже как решительный противник романтизма вообще и разделения поэзии на классическую и романтическую в частности. В ряде его суждений предчувствуется мысль о новом художественном методе, снимающем крайности классицизма и романтизма. Катенин – сторонник рационального отношения писателя к своему произведению. Поэзия для него не свободное вдохновение, а ремесленный труд, основанный на знании творцом незыблемых законов художественности, «вечных правил»: «Правило есть краткое изложение истины, рассудком замеченной и опытом подтвержденной».

В 1833 году Катенин возвращается в Петербург, вместе с Пушкиным и Загоскиным избирается членом Российской академии по Отделению русского языка и словесности. Работает над переводом «Ада» Данте, исторических хроник Шекспира, «Одиссеи» Гомера. Пишет оригинальную богатырскую поэму-сказку «Княжна Милуша» (СПб., 1834), а также лучшее свое произведение из народной жизни – «русскую быль» «Инвалид Горев» («Библиотека для чтения». – 1836. – Т. 17), предвосхищающую народные поэмы Н. А. Некрасова.

В сентябре 1833 года по материальным причинам он вновь поступает на службу в Эриванский карабинерный полк Отдельного кавказского корпуса, участвует в военных экспедициях, в 1836 году назначается комендантом крепости Кизляр, но в 1838-м вступает в конфликт с начальством, выходит в отставку в чине генерал-майора и окончательно поселяется в Шаёве.

Здесь он ведет жизнь одинокого отшельника-чудака. Младшим современникам его творчество и взгляды представляются анахронизмом (см. Катенин-Коптин в романе Писемского «Люди сороковых годов»). Даже Пушкин, высоко ценивший Катенина, писал о нем П. А. Вяземскому в 1820 году: «Он опоздал родиться – и своим характером, и образом мыслей весь принадлежит 18 столетию».

9 мая 1853 года экипаж, в котором ехал Катенин, разбили лошади, и спустя две недели он умер, отказавшись от исповеди и причастия. Похоронили его в селе Бореево Чухломского уезда, а в 1955 году прах поэта перенесли в Чухлому. На могильной плите, по завещанию Катенина, сделана сочиненная им надпись греческим гекзаметром: «Павел, сын Александров, из роду Катениных. Честно / Отжил свой век, служил Отечеству верой и правдой, / В Кульме бился на смерть, но судьба его пощадила; / Зла не творил никому и мене добра, чем хотелось».