Редкая книга. Музей Живой Книги

Рано лишившись отца, Ш. был воспитан пастором Гайгольд, отцом матери, и им же подготовлен и определен в ближайшую школу в Лангенбург.

Дед сперва готовил его в аптекари, но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевел его в школу в Вертгейм, начальником которой был зять Ш. Шульц. Ш. отличался замечательным прилежанием; под руководством Шульца, он изучал библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским, а также музыкой и находил еще время давать уроки, доставлявшие ему средства на покупку книг. Достигнув 16 лет, Ш. отправился в известный в то время своим богословским факультетом Виттенбергский университет и стал готовиться к духовному званию.

Защитив чрез три года диссертацию: о жизни Бога - "De vita Dei", он перешел в Геттингенский университет, начинавший тогда приобретать известность своей свободой преподавания в широком смысле слова. Одним из лучших профессоров был тогда Михаэлис (1707-1794 г.), известный богослов и филолог, знаток восточных языков, имевший большое влияние на Ш. Здесь Ш. стал изучать также филологические и естественные науки. Кабинетные знания не удовлетворяли Ш., он хотел осветить изучение библейского мира обозрением самой страны, в которой свершились события.

Он стремился поехать на восток и для этого стал заниматься арабским языком, а для приобретения необходимых на такое путешествие средств принял в 1755 году предложенное ему место учителя в шведском семействе в Стокгольме.

Занимаясь преподаванием, Ш. сам скоро стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой ученый труд: "История просвещения в Швеции" (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. - Rostock und Wismar. 1756-1760), а затем "Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен" (Farfok til en allman Historia am Handel och Sjofart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикиян.

В то же время он вел переписку с знаменитым Линнеем по вопросам естествознания.

Желая практически ознакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на восток, Ш. поехал в 1759 г. в Любек. Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических.

Такое обширное и разностороннее образование развивало в Ш. критическое направление ума. В 1761 г. Ш. было предложено поступить домашним учителем к русскому историографу Миллеру, и он отправился в Россию, склонясь на убеждения Михаэлиса, что эта поездка доставит ему средства и возможность осуществить давно задуманную поездку на восток.

Приехав в 1761 г. в Петербург, Ш. встретил у Миллера радушный прием и помещение.

По случаю боли в ноге Ш. по приезде пришлось шесть недель просидеть дома. Он занялся изучением русского языка и с помощью двух плохих лексиконов принялся за перевод "Описания Камчатки" Крашенинникова.

Большая филологическая подготовка и знание многих языков помогли Ш. очень быстро усвоить русский язык и чрез два месяца после приезда он сделал перевод одного указа, который Миллер с восторгом показывал Тауберту.

Тем не менее, Миллер, издававший в то время свои "Sammlung russischer Geschichte", неохотно допускал проживавшего у него Ш. к своим работам, считая это собрание как бы государственной тайной.

Кроме того, Миллер вызывал себе из-за границы студента, домашнего учителя, который должен был также помогать ему в ученых занятиях и делать то, что ему укажут;

Ш. же, не считая себя студентом, но известным уже писателем, гордился обширной ученой подготовкой и смотрел на место у Миллера, как на средство к достижению заветной цели. В январе 1762 года начались переговоры об определении Ш. в Академию наук, затянувшиеся потому, что условия, предложенные Ш., не нравились последнему.

Он должен был поступить адъюнктом и притом на пять лет, на оклад в триста р. в год, посвятить себя совершенно служению русской науке и отказаться от поездки на восток.

После долгих объяснений Тауберт уладил это дело, определив Ш. в 1762 г., адъюнктом академии, но на неопределенное время, а вслед за тем пристроил его помощником главного учителя Бурбье в так называемой академии 10-й линии, учрежденной, по совету Тауберта, графом К. Г. Разумовским, для воспитания подрастающих его сыновей, с которыми в той же академии или институте воспитывались также сыновья Г. Н. Теплова, И. И. Козлова (рекетмейстера) и А. В. Олсуфьева.

В этой академии Ш. имел особую квартиру, в которую и переехал, покинув дом Миллера, и обучал в институте сперва немецкому языку, а потом латинскому.

Он скоро заметил Тауберту, что в учебном плане вовсе не упомянута география и необходимая для учеников новая наука - познание отечества, разумея под этим статистику.

Тогда Тауберт поручил Ш. начать преподавание и этой науки в виде опыта. Скоро Ш. поручено было и преподавание истории.

Кроме преподавания, он составил для учеников учебники статистики и истории.

Но деятельностью учителя Ш. не ограничивался.

Он сообщил Тауберту свои взгляды о необходимости государственной статистики и последствием этого явился указ о доставлении приходских списков о населении по форме, составленной Ш., положившей начало статистики населения в России.

Позднее, в 1768 г., Ш. на основании этого материала напечатал свои выводы в статье о народонаселении России, вошедшей в состав "Neuverandertes Russland, oder Leben Katharina""s II", (Riga und Mittau. 1767 und 1771), а также Beilagen к этому изданию (Riga und Mittau. 1769 und 1770). Из разговоров с Таубертом возникла наделавшая Ш. много хлопот его русская грамматика, в которую он внес историю языка и опыт сравнения не только корней, но и флексий.

Живя в Петербурге, Ш. работал неутомимо, что вместе с климатом вредно действовало на его здоровье.

Он решил тогда окончательно пристроиться в академию, съездив предварительно в Германию на три года для издания собранных им материалов по русской истории и статистики.

Испрашивая себе отпуск, Ш. обращал внимание на то, чем он может быть полезен академии.

Он указывал на необходимость критического изучения отечественных и иностранных свидетельств, относящихся к русской истории, и на способ обработки древней русской истории.

Кроме того, он предлагал меры для распространения знаний в России.

Ш. встретил в академии двух сильных противников, Ломоносова и Миллера.

Первый, чутко и постоянно охраняя русские интересы, усмотрел опасность в этом самоуверенном немце и выразил прямо: "каких гнусных пакостей не наколобродит такая допущенная к русским древностям скотина". Миллер же, находя, что Ш. не уживется в России, считал бесполезным сообщать ему сведения, которыми он впоследствии мог бы воспользоваться в Германии и для Германии.

Несмотря на это Ш., при содействии рекетмейстера И. И. Козлова, сын которого обучался у него в институте, был оставлен при академии наук в звании ординарного профессора и с правом представлять свои работы самой государыне или тому, кому она поручит их рассмотрение.

В 1765 г. он получил желаемое разрешение побывать в Германии, причем ему было поручено, кроме покупки различных книг, осмотреть также дома для умалишенных, которые в то время намеревались заводить в России.

Навестив своих родных, Ш. большую часть отпуска провел в Геттингене и написал тогда знаменитое исследование "о Лехе", увенчанное премией института Яблоновских, навсегда изгнавшее это мифическое лицо из истории.

Кроме того, в Обществе наук он прочел исследование о происхождении славян и написал несколько рецензий.

В это время он сблизился с Гаттером и Кастнером, впоследствии его ярым врагом.

Задержанный болезнью, Ш. пробыл в Германии до октября и, возвратившись в Петербург, узнал, что Миллер переведен в Москву и занимается в архиве иностранной Коллегии.

Очутившись единственным представителем истории в Петербурге, Ш. усердно принялся за изучение источников русской истории и нашел себе ревностного помощника в переводчике Академии Башилове.

При помощи его Ш. издал "Русскую Правду", а затем начал печатание Никоновской летописи, написав к ней любопытное предисловие.

Тогда же он начал свою гигантскую, по его словам, работу: он собрал и сличил двенадцать списков первоначальной летописи.

Кроме того, он внушил Стриттеру план известного систематического сборника извлечений из Византийских писателей о России и народах, история которых связана с ее историей.

Усиленная работа расстроила здоровье Ш.; это побудило его искать отдыха и просить отпуска, который и был ему разрешен в сентябре 1767 г. Он отправился в Геттинген.

Не предполагая вернуться в Россию, он увез с собой все свои бумаги и выписки.

Пребывание в Геттингене очень поправилось Ш., он решил остаться в этом городе.

Для этого он просил увольнения из академии, которое и получил в 1769 г. После этого он занял в университете кафедру статистики, политики и политической истории европейских государств.

В конце 1769 г. он женился на Каролине Редерер, купил себе небольшой дом и до кончины (1809 г.) почти не покидал Геттингена за исключением двух поездок в 1773-74 годах во Францию, а в 1781-82 годах в Италию.

Основавшись в Геттингене, Ш. первые годы своей профессуры ревностно продолжал работать по истории России, чтобы привлекать в любимый им город русских студентов, а в библиотеку университета - русские книги. В 1768 г. он напечатал введение к изучению Нестора "Probe russischer Annalen", где говорится о жизни и писаниях Нестора, о древней русской истории, ее источниках, летописях и их преимуществах.

В том же году он издал на свой счет "Annales russici"; это - отрывок из большого труда о Несторе, а в 1769 г. "Tableau de l""histoire de Russie", а также "Eine Geschichte von Russland bis zur Erbauung Moskau im Jahre 1147"; оба сочинения имеют целью знакомить иностранцев с русской историей.

Позднее явилось его "Neuverandertes Russland oder Leben Catharina der Zweiten aus authentischen Nachrichten beschrieben. 1767", представляющее собой собрание различных указов, докладов, донесений и т. д. для уяснения преобразовательной деятельности императрицы Екатерины II. Кроме того, этот труд является первым опытом применения статистических данных к истории, что было любимым занятием Ш. В 1773 г. вышло в свет его исследование "Oskold und Dir" с дополнительным заглавием "Erste Probe russischen Annalen", в котором Ш. разбирает одну главу из Нестора с целью показать недостаток критики у предшествовавших ему писателей по русской истории, а также у Бюшинга, друга Миллера, находившегося в недружелюбных отношениях к Ш. Такой же полемикой наполнен и следующий труд Ш. "Historishe Untersuchungen uber Russland""s Reichsgrundgesetze", вышедший в 1777 г. в Готе. Самым важным его трудом по части русской истории является его Нестор - "Nestor; russische Annalen in ihrer slavonischen Ursprache verglichen, gereinigt und erklart", изданный в Геттингене в 1802-1809 гг. За этот труд император Александр I пожаловал Шлецеру орден св. Владимира 4-й степени и возвел его в дворянское Российской Империи достоинство, причем в гербе его был изображен на золотом поле Нестор с книгой в руках и с надписью "Memor fui dierum antiquorum". Ш., уже 70 летний старик, был до крайности обрадован такой наградой за его труд, вызвавший очень лестные отзывы в литературе.

Действительно, он первый занялся критической обработкой русских летописей, вследствие чего изданный им Нестор долго пользовался особым уважением у всех занимавшихся русской историей, хотя, по словам Бестужева-Рюмина (Рус. Истор. т. I ст. 217), нельзя не признать, что мысль Ш. о сводном издании летописи Нестора произвела довольно большую путаницу в изданиях наших летописей, а его взгляд на Русь, как на страну ирокезов, куда только немцы внесли свет и просвещение, представила русскую историю в ложном свете. В Геттингене занятия русской историей составляли, однако, для Ш. как бы побочное дело, он всецело предался профессорской деятельности в университете и читал лекции по самым разнородным предметам и имел большой успех. Зимой 1778-79 он имел 200 слушателей, из общего числа 850 студентов, находившихся тогда в Геттингене.

Ш. читал живо, оригинально, увлекательно, стараясь не только научить, но ее расположить слушателей к своим воззрениям, склонить их на борьбу с злоупотреблениями, всякими тайными делами и с произволом. Он будил мысль в слушателях, возбуждал в них мужество и любовь к собственным суждениям и действовал вдохновительно на студентов.

Его не раз приглашали на кафедру в Галле и даже с большим содержанием, но он не согласился покинуть Геттинген и довольствовался получением жалованья в 700 талеров в год и еще платой за лекции до 1200 талеров.

Позднее он отклонил также приглашение на кафедру в Вену. Он оставался до конца дней в Геттингене и пользовался большим уважением сограждан.

Первые двенадцать лет своей профессорской деятельности т. е. до 1782 г. Ш. читал лекции по всеобщей истории и преимущественно истории народов и стран северной части Европы.

Он стремился, по мысли Лейбница, сгруппировать народы по их языку и применил при этом новый метод изложения истории.

Вместо голого перечисления различных имен, годов и отдельных событий и при том по преимуществу военных, чем до Ш. занимались обыкновенно историки, он требовал осмысленного изучения исторического материала, философской и прагматической его обработки.

Указав этот новый метод изложения, Ш. оказал большую услугу науке, хотя сам лично сделал в этом отношении мало для истории.

Причиной этого была разбросанность занятий Ш. по истории.

Помимо занятий по русской истории, он занимался историей Литвы, общей историей севера, историей Мекленбурга, Гамбурга, родного Геттингена, Швейцарии и даже Азии и Африки, а также историей главнейших открытий, как-то: огня, хлебопечения, бумаги, пороха, письма и историей торговли, почт. Кроме того, по смерти известного статистика Ахенваля с 1772 г. Ш., напечатав издание его сочинений "Die Statsverfassung der heutigen vornehmen Europaischen Staaten", предался изучению статистики и начал читать имевшие большой успех лекции по статистике, в связи с историей новейших государств, присоединив позднее к этому очерки политики и общего государственного права; этим Ш. оказал плодотворное влияние на обработку и изложение статистики, как науки. До него статистика занималась только собиранием голых цифр и фактов по различным вопросам общественной жизни. Ш. требовал выводов и заключений из этих цифр, находя, что статистика, наука описательная, состоит из данных истории или, как он выразился, что статистика представляете собой историю в состоянии покоя (eine stillstehende Geschichte), а история есть статистика в движении.

Научные цели и задачи, поставленные Ш. статистике, были успешно достигнуты в последние десятилетия XIX века, но он сам лично не попытался составить систематического труда по статистике и только пользовался ее материалом, как публицист.

Скоро, помимо лекции по истории и статистике, он стал еще читать особый курс "Zeitungs collegium" или "statistica novissima", состоявший не только из обозрения или критики различных известий и сведений, помещаемых в современных газетах, но главным образом из всестороннего историко-политического освещения важнейших текущих общественных событий и дел. Курс состоял из 2-х частей: первая касалась государственного устройства, а вторая, государственного управления; тут Ш. излагал свои взгляды на выдающиеся события нередко под влиянием непосредственных событий его времени, как например, о французских колониях в Америке, о Кромвеле, о революции в Нидерландах, о перемене государственного и общественного строя во Франции, о роскоши, о банках и т. д. Ш. строго различал статистику от политики, которая, пользуясь выводами статистики, связывает эту последнюю с историей и дает указания и нормы к правильному управлению государством, по словам Ш., состоящему в принуждении людей к достижению для них наилучшего (Regieren heisst dumme Menschen zu ihren Besten zwingen). He ограничиваясь этими лекциями, Ш. еще держал Reise-Collegio, т. е. лекции о путешествиях, которые, по замечанию Роберта Моля, свидетельствуя о наивности и самоуверенности Ш., вместе с тем служат доказательством его гениальных способностей.

Только при современной ему неподвижности людей вообще Ш. мог считать свою поездку в Стокгольм, а затем в Петербург за необычайное развитие в знании людей и света и считать себя поэтому призванным поучать других и в этом отношении.

Этот сын пастора, готовившийся к богословию, был не только замечательным профессором своего времени, но и выдающимся публицистом.

Вместе с преподавательской, учебной деятельностью он начал другую - издательскую, и стал распространять свои взгляды с 1774 г. путем периодического издания, названного "Переписка" "Briefwechsel nebst statistischen Inhalt", которое хотя и прекратилось в 1775 г., но вновь появилось в следующем 1776 г. под названием "Schlozer""s Briefwechsel meist historischen und politischen Inhalt""s", и продолжалось по 1782 г. Это издание имело большой успех и доставило Ш. доход несравненно больший, чем другие его труды. С 1782 г. оно продолжалось уже под другим заглавием именно "А. L. Shlozer""s Staatsanzeigen" и по 1793 г. составило 72 выпуска или 18 томов. Оно представляло собой как бы сборник различных описаний событий, занимательных и интересных случаев, а также удачных и неудачных распоряжений правительств, имевших место в то время в Европе и в особенности в Германии.

Ш. считал подобные сборники или газеты самым важным и могущественным орудием распространения культуры в Европе.

Он сам лично писал мало для этих изданий, но для получения необходимого материала вступил в обширную переписку, и доставляемые ему сведения помещал без изменения текста, сопровождая их своими примечаниями и пояснениями.

В этих изданиях наряду с важными и любопытными историческими материалами встречались всякого рода обличения злоупотреблений должностных и других лиц, жалобы, требования преобразования и т. д.; это была своего рода книга жалоб и сетований на непорядки; этот первый пример сильной публицистики в Германии имел большой успех, он читался в хижинах и дворцах и расходился в количестве более 4500 экземпляров, цифры почтенной для конца ХVIII столетия.

Однако, подобное издание, в котором нередко встречалась и ложь из личной мести, доставило Ш. много врагов и неприятностей; скоро появились на него жалобы не только со стороны частных лиц, но и мелких германских властителей, и Ш. в 1796 г. было воспрещено дальнейшее издание не только этого периодического журнала, освобожденного от цензуры, но также и всякого другого.

В 1800 г., однако, ему было снова предоставлено право пользоваться для своих трудов свободой от цензуры, но запрещение издавать периодическое издание сохранилось в силе. Этой своей публицистикой, журнальной деятельностью, а не систематическими сочинениями Ш. приобрел большее значение.

Он воспитал в образованных классах Германии интерес к политике и событиям свободной политической жизни. Он стремился вывести на свет различные государственные отношения и критически проверить, обнаружить господствовавшую в то время таинственность в делах и предать их гласности.

Ш. стоял за единство Германии, преклонялся пред учением Монтескье и признавал важность значения созыва национального собрания во Франции в 1788 г., но за всем тем был непоколебимый монархист, ненавидел аристократическую форму правления не менее демократической и был убежден, что для пользования закономерной свободой монархия необходима.

При этом, однако, он имел высокое понятие о конституционной монархий новейшего времени, но не имел ясного о ней представления; он считал такую монархию особенно счастливой формой правления, преимущественно идеалом, который осуществился в Англии (и в первые времена древнего Рима) случаем, руководимым здравым смыслом и при благоприятных к тому условиях.

Ш. был горячий враг монархического деспотизма и всякого народовластия и был на деле вполне доволен так называемым просвещенным абсолютизмом, царившим в его времена в Пруссия при Фридрихе Великом и в Австрии - при Иосифе II. Ш. требовал довольно неопределенного размера свободы личной, религиозной, научной, политической, а также свободы союзов и печати и довольно значительной гласности.

Преобразования и реформы в политических делах должны, по его мнению, совершаться мирным путем и созревать медленно.

Он выражал желание, чтобы Германия не пережила бы революции, подобной французской; он желал, чтобы человеколюбивые правления, праведные суды и свобода печати доставили мирным путем великие результаты французской революции.

Он возлагал большие надежды на деятельность писателей и свободу печати.

Нельзя не упомянуть также, что Ш. написал в 1793 г. сочинение по государственному праву "Allgemeines Staatsrecht und Staatsverfassungslehre", в котором держится отчасти учение Руссо, что государство основано на договоре на пользу и благо людей и т. д. Кроме того, Ш. занимался много вопросами педагогии, читал лекции по этому предмету, перевел известное сочинение La Chalotais "Essai d""education nationale", направленное против учения филантропа и педагога Базедова и его новых начал воспитания и обучения.

Ш. написал даже ряд книг для детей, доказывая необходимость национального обучения, необходимость изучения родины.

Последние годы жизни Ш. были тяжелы.

Он боролся с товарищами, особенно Кастреном, преследовавшими его эпиграммами; он боролся за свой журнал, стараясь устранить от себя подозрения в атеизме, политической неблагонадежности.

Честный, гордый, с непреклонным характером, Ш. был тяжел в личных сношениях и деспот в семье. Желая доказать способность женщины к высшему образованию, он заставил свою старшую дочь Доротею, очень образованную и знавшую много языков, выдержать экзамен на доктора математики в Геттингене в 1787 г. В 1805 г. он был глубоко поражен кончиной своей супруги, а в 1806 г. бедствиями, постигшими его родину, Пруссию.

Не предвидя улучшения в положении политических дел, Ш. стал, по его собственным словам, презирать дрянную человеческую жизнь, именно потому, что так долго ею пользовался и вспоминал с негодованием о современном ему поколении, состоящем в массе из тиранов, разбойников, дураков, неблагодарных, злых и т. д., не имея надежды дожить до освобождения от них. Ш. умер 9 сентября 1809 г. Ш. был очень плодовитым писателем.

Из сочинений его, кроме вышеуказанных, заслуживают упоминания: "Staatsgelahrtheit nach ihren Haupttheilen im Auszug und Zusammenhang", состоящая из двух частей: первая имеет предметом "Allgemeines Staatrecht und Staatsverfassungslelire", а вторая "Theorie der Statistik nebst Ideen uber das Studium der Politik uberhaupt". Gottingen 1804. - "Systema politicos" Gottingen 1773. - "Historische Untersuchung uber Russlands Reichsgrundgesetze". Gotha 1777. - "Von der polnischen Konigswahl". Petersburg 1764. - "Theorie der Statistik nebst Ideen uber das Studium der Politik uberhaupt". Gottingen 1804. - "Kleine Weltgeschichte". Gottingen 1770. - "Vorbereitung zur Weltgeschichte fur Kinder". Kritische Sammlungen zur Geschichte der Deutschen in Siebenburgen". Grottingen 1795-97. "Ludwig Ernst, Herzog von Braunschweig und Luneburg". Gottingen 1787. - "Kleine Chronik von Leipzig"-1776. "Schwedische Biographie". 2. Theile 1760-1768. - "Summarische Geschichte von Nordafrika" 1775. Из сочинений и трудов Ш., изданных на русском языке, можно указать: "Детский повествователь; краткое уведомление юношей о некоторых главных переменах, происходивших на земном шаре". Москва, 1789 г. Перевел с немецкого Г. Хомяков. - "Представление всеобщей истории", перевод А. Барсова.

Москва, 1791 г. - "Избрание королей в Польше". СПб. 1764. - "Введение во всеобщую историю для детей", перевод с немецкого М. Погодина, 2 части 1829. - "Изображение российской истории", перев. Назимова, СПб. - "Корень всемирной истории для детей", перевод Э. Энгельсона, СПб. 1789. - "Предуготовление в истории для детей", перевод с немецкого X. Риттермбена 1788. - "Русская грамматика" с предисловием Булича.

СПб. 1904. - "Нестор, русские летописи на древне-славянском языке", 3 части, перевел Языков 1809-1811. Общественная и частная жизнь Августа Л. Шлецера, им самим описанная, перевод Кеневича в "Сборнике отделения русского языка и слов. Имп. Ак. Наук", т. 13. 1875. Гоголь H. "Арабески" СПб., т. I, ст. 9-23. А. Попов "Московский Сборник за 1847 г., ст. 397-485. "Русский Вестник", статьи С. М. Соловьева. "Отечественные Записки" 1844 г., ст. Г. Ф. Головачева. "Семейство Разумовских" А. А. Васильчикова, т, II, стр. 1-15, 115. - "Биографий и характеристика К. Бестужева-Рюмина, СПб. 1882 г. "Allgemeine deutsche Biographie". Leipzig 1890. Band 31. - "Deutsches Staats-Worterbuch" von Bluntschli und Braler". - "Literarischer Briefwechsel" herausgegeben von Buhle Leipzig 1794. - "August Ludvig von Schlotzer offentliches und Privatleben" von Christian Schlotzer. Leipzig, 1828. 2 Bande. - "Schlotzer" von Bock. Hannover 1844. - Wesendonck "Die Begrundung der neuen deutschen Geschichtschreibung durch Gratterer und Schlotzer" Leipzig, 1876. - Doring H. "Leben von А. L. Shlotzer". Zeitz. 1836. - Robert Mohl. "Die Geschichte und Litteratur der Staatswissenschaften". Erlangen. 1856. B. II. Zermelo. "А. L. Schlotzer - ein Publicist in alten Reichen". Berlin, 1875. П. Майков. {Половцов}

Август Людвиг Шлёцер (нем. August Ludwig (von) Schlözer; 5 июля 1735, Гагштадт - 9 сентября 1809, Гёттинген) - российский и германский историк, публицист и статистик.

Один из авторов так называемой «норманской теории» возникновения русской государственности. Вёл научную полемику с М. В. Ломоносовым, содействовал публикации «Истории Российской» В. Н. Татищева. Вернувшись в Германию, Шлёцер получил место профессора Гёттингенского университета, преподавал историю и статистику. Автор работ по древнерусской грамматике, истории, палеографии. В 1803 г. за свои труды на ниве российской истории награждён орденом св. Владимира IV степени и возведён в дворянское достоинство. В последние годы жизни признал и доказывал аутентичность «Слова о полку Игореве». Работы Шлёцера имели большой научный резонанс в российской историографии второй половины XVIII - XX вв.

Родился 5 июля 1735 года в семье пастора Иоганна Георга Фридриха Шлецера († 1740). Его отец, дед и прадед были протестантскими священнослужителями. Рано лишившись отца, Шлецер был воспитан пастором Гайгольдом, отцом матери, и им же подготовлен и определён в ближайшую школу в Лангенбург. Дед вначале готовил его в аптекари, но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевёл его в школу в Вертгейме, начальником которой был его зять Шульц. Здесь Шлецер отличался замечательным прилежанием; под руководством Шульца он изучал Библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским, а также музыкой, и находил ещё время давать уроки, доставлявшие ему средства на покупку книг.

Достигнув 16 лет, в 1751 году Шлёцер отправился в известный в то время своим богословским факультетом Виттенбергский университет и стал готовиться к духовному званию. Защитив через три года диссертацию «О жизни Бога» - «De vita Dei», он перешёл в Геттингенский университет, начинавший тогда приобретать известность своей свободой преподавания. Одним из лучших профессоров был тогда Михаэлис, богослов и филолог, знаток восточных языков, имевший большое влияние на Шлёцера. Здесь Шлёцер стал изучать также географию и языки Востока в рамках подготовки к поездке в Палестину, а также медицину и политику. Для приобретения необходимых на путешествие средств принял в 1755 году предложенное ему место учителя в шведском семействе в Стокгольме.

Занимаясь преподаванием, Шлёцер сам стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой учёный труд «История просвещения в Швеции» (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. - Rostock und Wismar. 1756-1760), а затем «Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен» (Farfök til en allman Historia am Handel och Sjöfart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикиян. Желая практически познакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на Восток, Шлёцер поехал в 1759 в Любек. Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических. Такое обширное и разностороннее образование развивало в Шлецере критическое направление ума.
В России

В 1761 г. по приглашению Ф. И. Миллера приехал в Россию и занял место домашнего учителя и помощника его в исторических трудах с жалованием 100 руб. в год. В 1761-1767 гг. работал в Императорской Академии наук, адъюнкт с 1762 г. Почётный член Академии наук (1769) и Общества истории и древностей российских (1804).

Шлёцер поставил себе три задачи: изучить русский язык, помогать Миллеру в его «Sammlung Russischer Geschichte» и заняться изучением русских исторических источников, для чего познакомился с церковнославянским языком. Скоро у него начались несогласия с Миллером. Шлёцер не мог удовольствоваться скромной ролью, которую ему ставил Миллер, и ушёл от него, и через Таубарта сделан был адъюнктом академии на неопределённое время. Шлёцер увлёкся летописями, но многое ему было непонятно. Случайно Таубарт нашёл рукописный немецкий перевод полного списка летописи, сделанный учёным Селлием, и Шлёцер занялся извлечениями из неё. Здесь он заметил связь летописного рассказа с византийскими источниками и стал изучать Георгия Пахимера, Константина Багрянородного, но так как оказалось, что одними византийскими источниками всего объяснить нельзя, то он стал заниматься славянским языком и по этому поводу высказал такой взгляд: «кто не знаком с греческим и славянским языками и хочет заниматься летописями, тот чудак, похожий на того, кто стал бы объяснять Плиния, не зная естественной истории и технологии».

В 1764 г. Шлёцер, которому не нравилась перспектива быть ординарным академиком русским с 860 руб. жалованья, на что только он и мог рассчитывать, решил уехать в Германию, и там издать свои «Rossica» - извлечения из источников; для этой цели Шлёцер просит 3-годичный отпуск и предлагает в свою очередь два плана занятий.

Проекты его встретили противодействие со стороны академии, особенно Ломоносова и Миллера. Последний опасался, что Шлёцер за границей издаст собранный материал и что обвинение, как это незадолго перед этим случилось, падёт на него. В это дело вмешалась императрица, которая предложила Шлёцеру заниматься русской историей под её покровительством со званием ординарного академика и 860 руб. жалованья и разрешила выдать ему заграничный паспорт. По возвращении в Геттинген Шлёцер продолжал заниматься с русскими студентами, приезжавшими туда, но продолжать службу при тогдашних порядках в академии не согласился. Шлёцер уехал в Гёттинген и больше не возвращался, хотя срок его контракта истекал в 1770 г. В Гёттингене он издал в 1769 г. подробный лист летописей под заглавием «Annales Russici slavonice et latine cum varietate lectionis ex codd. X. Lib. I usque ad annum 879». Другие работы его по истории России: «Das neue veränderte Russland» (1767-1771); «Geschichte von Lithauen» (1872); «Allgem. Nord. Geschichte» (1772) и др.

В 1770 г. Шлёцер делает попытку завязать снова отношения с академией, главным образом из финансовых побуждений, но из этого ничего не вышло. По возвращении из России Шлёцер занимает кафедру ординарного профессора философии в Гёттингене, затем, в 1772 году, после смерти основателя гёттингенской статистической школы Готфрида Ахенваля - его кафедру истории и статистики, а в 1787 году - кафедру политики. Но и в Геттингене Шлёцер следил за ходом исторической науки в России, и, когда в ней опять выступили молохи и скифы, престарелый Шлёцер снова берётся за русскую историю и пишет своего «Нестора» (1802-1809), которого посвящает императору Александру I. Жизнь его в Гёттингене посвящена была работам над статистикой, политикой и публицистической деятельности. Поэтому деятельность Шлёцера можно разбить на следующие отделы: 1) история вообще и в частности история русская; 2) статистика и публицистика.

August Ludwig (von) Schlözer ; 5 июля , Гагштадт - 9 сентября , Гёттинген) - российский и германский историк, публицист и статистик.

Один из авторов так называемой «норманской теории » возникновения русской государственности. Вёл научную полемику с М. В. Ломоносовым , содействовал публикации «Истории Российской» В. Н. Татищева . Вернувшись в Германию, Шлёцер получил место профессора Гёттингенского университета, преподавал историю и статистику. Автор работ по древнерусской грамматике, истории, палеографии. В г. за свои труды на ниве российской истории награждён орденом св. Владимира IV степени и возведён в дворянское достоинство. В последние годы жизни признал и доказывал аутентичность «Слова о полку Игореве ». Работы Шлёцера имели большой научный резонанс в российской историографии второй половины XVIII - вв.

Биография

Занимаясь преподаванием, Шлёцер сам стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой учёный труд «История просвещения в Швеции» (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. - Rostock und Wismar. 1756-1760), а затем «Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен» (Farfök til en allman Historia am Handel och Sjöfart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикиян. Желая практически познакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на Восток, Шлёцер поехал в в Любек . Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических. Такое обширное и разностороннее образование развивало в Шлецере критическое направление ума.

В России

Шлёцер поставил себе три задачи: изучить русский язык, помогать Миллеру в его «Sammlung Russischer Geschichte» и заняться изучением русских исторических источников, для чего познакомился с церковнославянским языком. Скоро у него начались несогласия с Миллером. Шлёцер не мог удовольствоваться скромной ролью, которую ему ставил Миллер, и ушёл от него, и через Таубарта сделан был адъюнктом академии на неопределённое время. Шлёцер увлёкся летописями, но многое ему было непонятно. Случайно Таубарт нашёл рукописный немецкий перевод полного списка летописи, сделанный учёным Селлием, и Шлёцер занялся извлечениями из неё. Здесь он заметил связь летописного рассказа с византийскими источниками и стал изучать Георгия Пахимера , Константина Багрянородного , но так как оказалось, что одними византийскими источниками всего объяснить нельзя, то он стал заниматься славянским языком и по этому поводу высказал такой взгляд: «кто не знаком с греческим и славянским языками и хочет заниматься летописями, тот чудак, похожий на того, кто стал бы объяснять Плиния, не зная естественной истории и технологии».

В 1764 г. Шлёцер, которому не нравилась перспектива быть ординарным академиком русским с 860 руб. жалованья, на что только он и мог рассчитывать, решил уехать в Германию, и там издать свои «Rossica» - извлечения из источников; для этой цели Шлёцер просит 3-годичный отпуск и предлагает в свою очередь два плана занятий.

I-й. Мысли о способе обработки русской истории; мысли эти следующие: русской истории пока нет, но она может быть создана им, Шлёцером. Для этого нужны: 1) studium monumentorum domesticorum, то есть изучение русских летописей: а) критическое (малая критика: собирание и сверка их для получения более верного текста), б) грамматическое, так как язык летописи во многих местах не ясен, в) историческое - сравнение летописей по содержанию друг с другом для того, чтобы отметить особенности и вставки в них и в других исторических сочинениях; 2) studium monumentorum extrariorum, изучение иностранных источников, главным образом, хроник: польских, венгерских, шведских, особенно византийских и монголо-татарских, даже немецких, французских и папских, так как, начиная с Х в., в них есть сведения о России. Критическое изучение должно вестись по следующему методу: 1) все рукописи должны получить свое имя и быть описаны «дипломатически», 2) историю разделить на отделы, лучше по великим князьям, и для каждого отдела составить особую книгу, в которую занести все сравнения, объяснения, дополнения и противоречия из русских и иностранных источников.

II-ой план Шлёцера касался распространения образования среди русского общества. Русская академия наук, - говорит он, - с 1726 г. по 1736 г. издала несколько хороших учебников, но с 1736 по 1764 г. она ничего не делала. Шлёцер предлагает издать ряд популярных сочинений на легком русском языке.

Проекты его встретили противодействие со стороны академии, особенно Ломоносова и Миллера. Последний опасался, что Шлёцер за границей издаст собранный материал и что обвинение, как это незадолго перед этим случилось, падёт на него. В это дело вмешалась императрица, которая предложила Шлёцеру заниматься русской историей под её покровительством со званием ординарного академика и 860 руб. жалованья и разрешила выдать ему заграничный паспорт. По возвращении в Геттинген Шлёцер продолжал заниматься с русскими студентами, приезжавшими туда, но продолжать службу при тогдашних порядках в академии не согласился. Шлёцер уехал в Гёттинген и больше не возвращался, хотя срок его контракта истекал в 1770 г. В Гёттингене он издал в 1769 г. подробный лист летописей под заглавием «Annales Russici slavonice et latine cum varietate lectionis ex codd. X. Lib. I usque ad annum 879». Другие работы его по истории России: «Das neue veränderte Russland» (1767-1771); «Geschichte von Lithauen» (1872); «Allgem. Nord. Geschichte» (1772) и др.

В 1770 г. Шлёцер делает попытку завязать снова отношения с академией, главным образом из финансовых побуждений, но из этого ничего не вышло. По возвращении из России Шлёцер занимает кафедру ординарного профессора философии в Гёттингене, затем, в 1772 году, после смерти основателя гёттингенской статистической школы Готфрида Ахенваля - его кафедру истории и статистики, а в 1787 году - кафедру политики. Но и в Геттингене Шлёцер следил за ходом исторической науки в России, и, когда в ней опять выступили молохи и скифы, престарелый Шлёцер снова берётся за русскую историю и пишет своего «Нестора» (1802-1809), которого посвящает императору Александру I . Жизнь его в Гёттингене посвящена была работам над статистикой, политикой и публицистической деятельности. Поэтому деятельность Шлёцера можно разбить на следующие отделы: 1) история вообще и в частности история русская; 2) статистика и публицистика.

Шлёцер как историк

До Ш. история была предметом чистой учёности, делом кабинетного учёного, далёким от действительной жизни. Ш. первый понял историю как изучение государственной, культурной и религиозной жизни, первый сблизил её с статистикой, политикой, географией и т. д. «История без политики даёт только хроники монастырские да dissertationes criticas». Wessendonck в своей «Die Begründung der neueren deutschen Geschichtsschreibung durch Gatterer und Schlözer» говорит, что Ш. сделал в Германии для истории то, что сделали Болинброк в Англии и Вольтер во Франции. До Ш. единственной идеей, связующей исторический материал, была богословская идея 4 монархий Даниилова пророчества, причем вся история Европы помещалась в 4-ю Римскую монархию; к этому надо ещё прибавить патриотическую тенденцию, под влиянием которой факты подвергались сильному искажению. В этот хаос Ш. ввел две новые, правда, переходного характера идеи: идею всемирной истории для содержания и по методу идею исторической критики. Идея всемирной истории заставляла изучать одинаково «все народы мира», не отдавая предпочтения евреям, или грекам, или кому-нибудь другому; она же уничтожала национальное пристрастие: национальность только материал, над которым работает законодатель и совершается исторический ход. Правда, что Ш. не обратил должного внимания на «субъективные элементы национальности, как на объект для научно-психологического исследования», но это объясняется его рационалистическим мировоззрением. Идея исторической критики, особенно благотворная для того времени, когда из благоговения к классическим авторам историк не мог усомниться ни в одном факте их рассказа, заключалась в требовании разбирать не самый рассказ, а источник его, и от степени серьёзности его отвергать факты или признавать их. Восстановление фактов - вот задача историка. Ход разработки исторического материала Ш. рисовал себе в постепенном появлении: Geschichtsammler’a, Geschichtsforscher’a, который должен проверить подлинность материала (низшая критика) и оценить ею достоверность (высшая критика), и Geschichtserzähler’a, для которого ещё не наступило время. Таким образом, Ш. не шел далее понимания художественной истории. С такими взглядами Ш. приехал в Россию и занялся исследованиями русской истории. Он пришел в ужас от русских историков: «о таких историках иностранец не имеет даже понятия!» Но сам Ш. с самого начала стал на ложную дорогу: заметив грубые искажения географических названий в одном из списков летописи и более правильное начертание в другом, Ш. сразу априори создал гипотезу об искажении летописного текста переписчиками и о необходимости для этого восстановить первоначальный чистый текст летописи. Этого взгляда он держится всю жизнь, пока в своём «Несторе» не замечает, что что-то неладно. Этот чистый текст есть летопись Нестора. Если собрать все рукописи, то путем сличения и критики можно будет собрать disiecti membra Nestoris. Знакомство только с немногочисленными летописными списками и главное - полное незнание наших актов (Ш. думал, что 1-й акт относится ко времени Андрея Боголюбского), главным образом, вследствие размолвки с Миллером, было причиной неудачи критической обработки летописей. Гораздо удачнее были его взгляды на этнографию России. Вместо прежней классификации, основанной на насильственном толковании слов по созвучию или смыслу, Ш. дал свою, основанную на языке. Особенно резко выступил он против искажения истории с патриотической целью. «Первый закон истории - не говорить ничего ложного. Лучше не знать, чем быть обманутым». В этом отношении Ш. пришлось вынести большую борьбу с Ломоносовым и другими приверженцами противоположного взгляда. Особенно резко их противоречие в вопросе о характере русской жизни на заре истории. По Ломоносову и другим, Россия уже тогда выступает страной настолько культурной, что при рассмотрении дальнейшего хода её жизни не замечаешь почти изменения. По Ш. же, русские жили «подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса». Это повлекло его к ошибочному заключению, что в начале истории у славян восточных не могло быть торговли. Во всяком случае, Ш. в данном случае был ближе к истине, чем Ломоносов и др. Во взгляде на общий ход исторического развития Ш. не идёт дальше своих предшественников и современников: он заимствует его у Татищева. «Свободным выбором в лице Рюрика основано государство, - говорит Ш. - Полтораста лет прошло, пока оно получило некоторую прочность; судьба послала ему 7 правителей, каждый из которых содействовал развитию молодого государства и при которых оно достигло могущества… Но… разделы Владимировы и Ярославовы низвергли его в прежнюю слабость, так что в конце концов оно сделалось добычей татарских орд… Больше 200 лет томилось оно под игом варваров. Наконец явился великий человек, который отомстил за север, освободил свой подавленный народ и страх своего оружия распространил до столиц своих тиранов. Тогда восстало государство, поклонявшееся прежде ханам; в творческих руках Ивана (III) создалась могучая монархия». Сообразно с этим своим взглядом Ш. делит русскую историю на 4 периода: R. nascens (862-1015), divisa (1015-1216), oppressa (1216-1462), victrix (1462-1762).

Шлёцер как статистик и публицист

Ш. - самый выдающийся представитель гёттингенской статистической школы. Свой взгляд на статистику как науку он в значительной степени заимствовал у Ахенваля. Понимая статистику как отдельную научную дисциплину, он в то же время рассматривал её как часть политики; эти две области, по его мнению, находятся в такой же связи, как, например, знание человеческого тела с искусством лечить. Для расположения статистических материалов при разработке их он следует формуле: vires unitae agunt. Эти vires - люди, области, продукты, деньги, находящиеся в обращении, - суть создание государственного устройства; применение соединенных сил этих осуществляется администрацией. Ш. принадлежит изречение: «история - это статистика в движении, статистика - это неподвижная история». Современному пониманию статистической науки подобный взгляд чужд, но прагматический метод Ш. оправдывает его постольку, поскольку он стремится при статистической разработке факторов государствоведения найти причинную зависимость между ними на основании изучения социальных и экономических данных прошлого отдельных стран. Этим ретроспективным методом пользовался Ш., работая, по системе Ахенваля, над воссозданием картины нравственного благосостояния людей, параллельно с описанием материальных условий; такова, по его мнению, двойственная задача статистики. От истории как науки он требовал, чтобы ею принимались во внимание не только политические и дипломатические события, но и факты экономического порядка. Ш. прекрасно понимал, что статистика не может обойтись без цифр, но в то же время он был врагом так называемых «рабов таблиц», именно в силу той двойственности задачи, которую устанавливала для этой науки гёттингенская школа. Ш. известен как теоретик по вопросу о колонизации. Его взгляды в этом отношении были для того времени вполне оригинальны. Способ обработки земли, условия для жизни, статистика посевов и урожаев - все это он требовал принимать в соображение при обсуждении мер для поощрения или для задержания переселения. Стремление государства увеличить народонаселение должно идти рука об руку со стремлением расширить и облегчить способы пропитания, так как, - говорил он, - «хлеб всегда создаст людей, а не наоборот». Более 10 лет Ш. пользовался громадной известностью как публицист и издатель «Staatsanzeigen». Вооружаясь против злоупотреблений дарованными правами, против произвола, крепостничества, он наводил страх на немецких деспотов, дрожавших за сохранение средневековых порядков в своих княжествах. Долго и упорно возобновлял он пропаганду английского Habeas corpus act, по его мнению, все государства материка должны были ввести ее у себя. Таким образом Ш. на несколько десятилетий опередил своих современников.

Главный труд

«Несторъ. Russische Annalen in ihrer Slavonischen GrundSprache: verglichen, von SchreibFelern und Interpolationen möglich gereinigt, erklärt, und übersetzt, von August Ludwig von Schlözer, Hofrath und Professor der StatsWissenschaften in Göttingen, des Kaiserl Russischen Ordens des heil Wladimirs 4ter Klasse Ritter» (Göttingen: bei Heinrich Dieterich, 1802-1805, Teile 1-4; von Vandenhoek und Ruprecht, 1809, Teil 5; заголовок в разных томах несколько различается); в русском переводе «Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке, сличенные, переведенные и объясненные А. Шлецером » (Спб., 1808).

Сочинения

  • Russische Sprachlere (1764-1765):
  1. Русская грамматика. Ч.I-II. С предисловием С.К.Булича. Издание Отделения русского языка и словесности (ОРЯС) Императорской академии наук. СПб., 1904. . /Публикация немецкого оригинала с предисловием С.К.Булича .
  2. Русский перевод «Русской грамматики» в издании В. Ф. Кеневича Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная: Пребывание и служба в России, от 1761 до 1765 г.; известия о тогдашней русской литературе. Перевод с немецкого с примечаниями и приложениями В.Кеневича. Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук, т. XIII. СПб., 1875. С.419-451.
  • «Versuch einer allgemeinen Geschichte der Handlung und Seefart in den ältesten Zeiten» (Росток, 1761);
  • «Systema politices» (Геттинген, 1773);
  • «Briefwechsel meist historischen und politischen Inhalts» (1776-1782);
  • «Historische Untersuchungen über Russlands Reichsgrundgesetze» (Гота, 1776);
  • «Entwurf zu einem Reisecollegium nebst einer Anzeige des Zeitungskollegii» (1777);
  • «Nähere Anzeige des sogenannten Zeitungscollegii» (1791);
  • «Staatsanzeigen als Fortsetzung des Briefwechsels» (1782-93);
  • «Staatsgelartheit nach ihren Haupteilen in Auszug und Zusammenhang» (Геттинген, 1793-1804);
  • «Kritische Sammlung zur Geschichte der Deutschen in Siebenbürgen» (1795-97).
  • Кроме того, издал работу Ахенваля: «Staatsverfassung der europäischen Reiche im Grundrisse» (Геттинген, 1784)

Литература

  • Автобиография «A. L. Schlözer’s öffentliches und Privat-Leben, von ihm selbst beschrieben» (Геттинген, 1802);
  • «O. und P-L. A. L. Schlözer aus originalen Kunden vollständig beschrieben von dessen ältesten Sohne Christ. von Schlözer » (Лейпциг, 1828).
  • Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная: Пребывание и служба в России, от 1761 до 1765 г.; известия о тогдашней русской литературе. Перевод с немецкого с примечаниями и приложениями В.Кеневича. Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук, т. XIII;
  • А. Попов, «Шлецер, рассуждение о русской историографии» («Московский Сборник», 1847);
  • Соловьев, «Ш. и антиисторическое направление» («Русский Вестник», 1856, т. II; 1857, т. VIII);
  • «Отечественные Записки» (1844, № 8);
  • Милюков, «Главные течения русской исторической мысли» (1898);
  • Бестужев-Рюмин, «Русская история» (т. I).
  • Pütter, «Akademische Gelehrtengeschichte von der Universität Göttingen»; Lueder, «Kritische Geschichte der Statistik» (Геттинген, 1817);
  • Mone, «Historia statisticae adumbrata Lowanii» (Левен, 1828);
  • Schubert, «Handbuch der allgemeinen Staatskunde» (Кенигсберг, 1835);
  • Döring, «A. L. von Schlözer nach seinen Briefen und anderen Mitteilungen dargestellt» (1836);
  • Fallati, «Einleitung in die Wissenschaft der Statistik» (Тюбинген, 1843);
  • A. Bock, «Schlözer. Ein Beitrag zur Literaturgeschichte des XVIII Jahrhunderts» (Ганновер, 1844);
  • Mohl, «Geschichte und Litteratur der Staatswissenschaften» (Эрланген, 1855-58);
  • Jonak, «Theorie der Statistik» (Вена, 1856);
  • «Biographie universelle ancienne et moderne» (т. XXXVIII, Париж, 1863);
  • Kaltenborn, «A. L. von Schlözer» (в «D. St.-W. von Bluntschli und Brater», т. IX, Штутгарт, 1865);
  • Ad. Wagner в «D. St.-W. von Bluntschli und Brater» (т. X, 1867);
  • Waitz, «Göttinger Professoren» (Гота, 1872); Roscher, «Gesch. d. Nat» (Мюнхен, 1874);
  • Zermelo, «А. L. Schlözer, ein Publicist in alten Reich» (Б., 1875); Wesendonck, «Die Begründung der älteren deutschen Greschichtschreibung durch Gotterer und Schlözer» (Лейпциг, 1876);
  • Haym, «Herder» (т. I, Б., 1877-80);
  • J. Bernays, «Phokion» (ib., 1881);
  • John, «Geschichte der Statistik» (Штутгарт, 1884);
  • Block, «Traité de statistique» (П., 1886);
  • Mayr und Salwioni, «La statistika e la vita sociale» (Турин, 1886);
  • Wenek, «Deutschland vor hundert Jahren» (Лейпциг, 1887-90);
  • Gabaglio, «Teoria generale de la statistika» (Милан, 1888);
  • Westergaard, «Theorie der Statistik» (Йена, 1890);
  • Frensdorff, «A. L. Schlözer» («Allgemeine deutsche Biographie», т. XXXI, Лейпциг, 1890).

Старший лейтенант В. А. Князев произвёл 576 боевых вылетов, в 122 воздушных боях лично сбил 11 и в группе 9 самолётов противника. 24 Августа 1943 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.


Родился 9 Января 1920 года в деревне Княжица, ныне Крупского района Минской области, в семье крестьянина. Окончил 7 классов и школу ФЗУ. Работал слесарем - автоматчиком вагоноремонтного пункта 6-го участка станции Витебск. Окончил аэроклуб. С 1938 года в Красной Армии. В 1940 году окончил Одесскую военную авиационную школу лётчиков и курсы командиров звеньев.

На фронтах Великой Отечественной войны с Июня 1941 года. По Ноябрь 1944 года воевал в 88-м ИАП (позднее ставший 159-м ГвИАП). Затем, до Мая 1945 года, в 163-м ГвИАП. Участник освобождения Северного Кавказа, Украины, Белоруссии.

К середине Июня 1943 года командир эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка (229-я истребительная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, Северо - Кавказский фронт) Старший лейтенант В. А. Князев произвёл 576 боевых вылетов, в 122 воздушных боях лично сбил 11 и в группе 9 самолётов противника. 24 Августа 1943 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

К концу войны совершил около 600 успешных боевых вылетов. Проведя 139 воздушных боёв, сбил 18 самолётов противника лично и 11 - в составе группы.

После войны Василий Александрович продолжал служить в ВВС. В 1955 году окончил курсы усовершенствования офицерского состава. С 1962 года Полковник В. А. Князев - в запасе. Жил в Одессе. Награждён орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (дважды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени (дважды), Красной Звезды (дважды), медалями. Умер 22 Июля 1968 года. Его именем названа улица в Витебске.

Многие ветераны Великой Отечественной войны носят на груди медаль "За оборону Кавказа". Она напоминает об одном из наиболее напряжённых сражений, развернувшемся в сложнейших географических условиях на огромном пространстве. Советкая авиация принимала в этих сражениях самое активное участие. Тысячи авиаторов были награждены орденами и медалями СССР, а многие из них удостоены звания Героя Советского Союза. Об одном из них и будет этот рассказ.

Войну Василий Князев встретил в 88-м истребительном авиационном полку. Эта часть была создана в 1940 году на Украине на основе 6-й отдельной авиационной эскадрильи. Командование полком на первых порах приняли командир эскадрильи Герой Советского Союза Капитан М. А. Федосеев и его помошник Капитан А. И. Халутин.

Вскоре эскадрилья перебазировалась с полевого аэродрома близ Житомира на грунтовую площадку неподалёку от Винницы. Там и было положено начало формированию 88-го авиаполка. Его командиром был назначен Майор М. А. Булгаков. Михаил Федосеев стал его помошником, а Александр Халутин - инспектором по технике пилотирования. В полку были сформированы 4 эскадрильи общим числом 58 самолётов И-16 последних модификаций.

В Мае 1941 года командование полком принял Майор А. Г. Меркулов - опытный лётчик, участник боёв с японскими захватчиками в небе Китая. В то время полк входил в состав 44-й истребительной авиадивизии. А вскоре началась война...

Первый вражеский самолёт в полку сбил командир звена Младший лейтенант Василий Князев . Вспоминает бывший начальник штаба 88-го истребительного авиаполка Доктор военных наук, профессор Г. А. Пшеняник:

"Хорошо помню этого голубоглазого белорусского парня, по сути ещё совсем мальчишку. Невысокого роста, неширокий в плечах. Когда он объяснял товарищам какой - нибудь маневр, то слова его едва поспевали за руками, рисовавшими в воздухе замысловатые развороты, заходы, пилотажные фигуры. До войны Князев жил в Витебске, работал слесарем в железнодорожных мастерских. В Декабре 1938 года был зачислен курсантом в Одесскую школу военных пилотов, а с Января 1940 года служил в 12-м истребительном авиаполку. Василий быстро обратил на себя внимание командования каким - то особым, поистине романтическим отношением к боевой технике. Вскоре его направили на окружные 3-месячные курсы командиров звеньев, которые он успешно окончил и прибыл к нам в 88-й авиаполк".

С утра 23 Июня звено Князева находилось у боевых машин. Собрав лётчиков, командир звена провёл инструктаж, проиграл на земле возможные варианты атак вражеских самолётов и назначил наблюдателей за воздухом. После обеда в небе появился одиночный Ju-88. Василий поднялся в воздух, догнал противника и атаковал его. Пулемётной очередью прошил крыло, задымил левый мотор. Ещё через мгновение "Юнкерс" перешёл в крутое пике и врезался в землю.

В начале Августа начались ожесточённые бои к югу от Киева. Лётчики 88-го авиполка сражались на участке фронта 26-й армии, прикрывая переправы через Днепр у Канева и Черкасс, а также сопровождая в боевых вылетах штурмовики и бомбардировщики. А 30 Августа воздушные бои велись уже в районе Днепропетровска...

В этот день 3 истребителя, ведомые командиром полка Майором Маркеловым, поднялись в воздух для прикрытия наших войск. По сообщению с пункта наведения к городу, якобы, направлялась группа вражеских бомбардировщиков. Прибыв в указанный район тройка обнаружила две пары новых немецких истребителей Ме-109F, подкрадывавшихся к двум нашим "тихоходам" Р-5.

Звено устремилось на врага. Один из "Мессеров", попав под сосредоточенный заградительный огонь, завалился на левое крыло и заштопорил до самой земли, окутавшись дымом. В этот момент новая четвёрка вражеских истребителей внезапно атаковала машину Князева. Тот смело пошёл в лобовую атаку и несколькими пулемётными очередями пробил бензобак одного из "Мессеров", вспыхнувшего ярким факелом. Но И-16 Князева тоже был подбит и на глазах товарищей, окутанный клубами чёрного дыма, перешёл в штопор.

Маркелов и Карданов, маневрируя на встречных курсах, прикрывали машину товарища от атак 6 Ме-109. Князев, тем временем, сумел выйти из штопора, глубоким скольжением сбил пламя и взял курс за Днепр. Там он сумел благополучно посадить повреждённую машину. Пара наших истребителей продолжила бой. Но потеря ешё одного "Мессера", которого сбил Карданов, решила исход этой схватки. Противник вышел из боя...

А спустя ещё несколько дней самолёт Василия Князева был повреждён во время штурмовки вражеской мотоколонны. Лётчику пришлось совершить вынужденную посадку на вражеской территории. Почти двое суток шёл он к своим. Сплошной линии фронта ещё не было - враг продвигался по основным дорогам. Поэтому Князев, выбирая просёлочные дороги, без особых сложностей добрался до расположения наших войск. На другой день он разыскал полк, который к тому времени базировался уже в Таганроге.

В Ноябре 1941 года Василий Князев , имевший на своём счету уже 6 воздушных побед, в числе других наиболее отличившихся пилотов полка был награждён орденом Красного Знамени. В те дни лётчики 88-го авиаполка занимались, как правило, штурмовкой вражеских войск. Они вывели из строя 5 танков, 129 машин с живой силой и боеприпасами, 10 зенитных орудий, 2 цистерны с горючим, сбили 3 самолёта.

С каждым днём Василий набирался опыта. Совершенствовалось его лётное мастерство, тактическое мышление. В смертельных схватках с врагом мужал характер, закалялась воля. Решительность, точный расчёт, изобретательность, умение в считанные секунды верно оценить обстановку, принять граммотное решение в сочетании с личной храбростью, неукротимым боевым порывом помогали ему с честью выходить из самых сложных ситуаций, брать верх над противником.

В Феврале 1942 года, к празднику Красной Армии, Василий Князев получил "в подарок" ещё один орден Красного Знамени. А в Марте начались новые бои, уже в районе Барвенково. В один из дней четвёрка Ме-109 неожиданно блокировала наш аэродром. Василий Князев , выбрав благоприятный момент, всё же сумел подняться в воздух. Сблизившись с врагом, дал залп реактивными снарядами. Связав "Мессеры" боем, он дал возможность подняться в воздух дежурным истребителям. Налёт врага был сорван. А спустя несколько дней, Василий в тяжёлом бою с превосходящими силами противника сбил очередной "Мессер".

Летом 1942 года лётчики 88-го авиаполка приняли участие в боях за Северный Кавказ. В период обороны и наступления лётчики истребительной авиации часто вылетали на воздушную разведку. В Августе 1942 года противник пытался на нескольких участках форсировать Терек. Утром 16 Августа стояла плохая погода. Нашему командованию крайне нужны были данные о намерениях противника. Группа истребителей под командованием Василия Князева вылетела на разведку северного берега и её притоков. В районе аэродрома облачность держалась на высоте 600 - 800 метров, а по мере приближения к Тереку снизилась до 20 метров. Предстояло пролететь через ущелье. Командир передал решение: "Задание выполняю я, остальным вернуться на аэродром".

Прижимаясь к земле, Князев настойчиво продолжал полёт к району разведки. Умело маневрируя, он на бреющем пролетел ущелье по Тереку. Затем облачность стала повышаться, появились разрывы в облаках. В лесах в районе Прохладного, Князев обнаружил крупную группировку противника и быстро скрылся за облаками. Немцы готовились к форсированию реки. Доставленные лётчиком ценные сведения помогли нашему командованию оперативно ввести в действие части 4-й Воздушной армии.

Первую группу штурмовиков повёл к цели отважный разведчик Василий Князев . После взлёта он набрал высоту и над облаками быстро привёл группу самолётов в район цели. В одно из окон облачности самолёты снизились и внезапно обрушились на противника. Только в этот день по вражеской группировке нанесли удары более 400 самолётов. Три дня наша авиация во взаимодействии с пехотой вела борьбу с попытками противника прорваться на южный берег Терека. Понеся большие потери, немецкие войска отказались от своих замыслов.

После "кавказского" периода 88-й авиаполк был переброшен на Кубань, где вошёл в состав 229-й истребительной авиационной дивизии. К Маю 1943 года лётчики уже освоили новые истребители ЛаГГ-3. Старший лейтенант Василий Князев стал командиром эскадрильи.

Прибыв на Кубанскую землю 23 Мая, уже через 3 дня лётчики полка включились в боевую работу. Уже в первый же день, 26 Мая, они сделали 56 боевых вылетов, одержав первые победы. Последующие дни были ещё более горячими. Так, 27 Мая шестёрка истребителей, ведомая Василием Князевым, провела успешный бой с 30 бомбардировщиками врага. Было сбито 6 самолётов противника, один из которых записал на свой счёт командир группы.

Кубанское небо дышало летним зноем и жаром тяжёлых боёв. Прошла всего неделя, как 88-й истребительный авиаполк обосновался на полевом аэродроме в окрестностях одной из станиц, а в журнале боевых действий уже значилось свыше 150 боевых вылетов. Более половины из них - с воздушными боями, и все с превосходящим по численности противником.

В тот Июньский день 1943 года сигнал тревоги поднял лётчиков с рассветом. Первую шестёрку "ЛаГГов" повёл командир эскадрильи Старший лейтенант Василий Князев . До полудня он успел совершить 2 боевых вылета. И вот сигнальная ракета 3-й раз позвала авиаторов в бой. Задание полкучили уже в воздухе: идти в район населённых пунктов Благодатное - Подгорный, где постами воздушного наблюдения обнаружены самолёты врага.

Вскоре комэск увидел "Юнкерсы". Они шли клином - тремя группами по 9 машин в каждой. Численный перевес врага не смутил ведущего. У него созрел план: при столь значительном неравенстве сил ошеломить противника дерзкой атакой.

Замысел удался. Немцы спешно перешли к обороне. Вместо того чтобы продвигаться к переднему краю, они построились в два оборонительных круга. Расчёт был прост: отбиться от истребителей, затянув бой. За это время к ним на помощь подойдут "Мессеры", а советские самолёты, израсходовав горючее, вынуждены будут уйти. Тогда можно будет спокойно выйти на цель и сбросить бомбы...

Опытный воздушный боец Князев понял это и решил нанести удар изнутри кругового строя врага. Он решительно направил истребитель в середину одного из кругов. За ним устремились Лейтенант А. Лукин, Старшие сержанты А. Огородников и В. Собин. Третья пара в составе Капитана В. Савельева и Младшего лейтенанта Г. Афанасенко прикрывала товарищей.

Как и рассчитывал комэск, "Юнкерсы", в боевые порядки которых ворвались наши истребители, шарахнулись в разные стороны и сразу же лишились взаимной боевой поддержки. Воспользовавшись этим, Князев и его ведомые стали расстреливать врагов в упор. "Юнкерсы" развернулись на обратный курс. Уйти, однако, удалось не всем. Штаб наземной части, вблизи которой проходил бой, телеграммой подтвердил, что шестёрка "ЛаГГов" сбила 6 бомбардировщиков противника.

В замечательной победе, одержанной нашими лётчиками, была большая заслуга их командира - Василия Князева. Ведущий группы, как всегда, заранее определял каждому пилоту задание, в ходе боя не выпускал из поля зрения своих подчинённых, руководил ими, личным примером воодушевлял на решительные действия.

Сколько их, таких суровых испытаний на стойкость, мастерство и командирскую зрелость, довелось выдержать Василию во фронтовом небе! В небе Кубани Василий не раз водил в бой большие группы истребителей. Как командир он всегда был на острие атаки. Вспоминает бывший лётчик полка Николай Иванович Филатов:

В полку Василия Александровича любили и уважали все. Однажды, чтобы дать возможность ведомому посадить сильно повреждённую в бою машину, комэск один дрался с 6-ю "Мессерами". Он не только выдержал неравный поединок, но и сбил один Ме-109. В другой раз Князева зажали в тиски 4 Ме-110. Искусно маневрируя, он оттянул их в стророну действия нашей ПВО, и противник вынужден был повернуть, спасаясь от зенитного огня.

Через несколькго дней Василий вновь провёл бой с "Мессерами". Преимущество врага было тройным, но Князев всё же сумел сразить одного Ме-109.

Ветеранам полка памятен и бой над станицей Крымской, мастерски проведённый Князевым в паре с Младшим лейтенантом Базуновым. Тогда, по сигналу радиостанции наведения, они были нацелены на группу бомбардировщиков Не-111, которую прикрывали 6 истребителей Ме-109F. Доложив на КП о значительном превосходстве врага в силах, Князев, увлекая за собой ведомого, смело атаковал неприятеля. С первых очередей загорелись 2 "Хейнкеля". Остальные стали сбрасывать бомбы куда попало.

Истребители прикрытия навалились на пару "ЛаГГов" четвёркой. Два из них, выскочив из облаков, оказались в хвосте самолёта комэска. Базунов в это время вёл бой со второй парой Ме-109 и не мог прикрыть командира. Огненные очереди потянулись к машине Князева, и она начала падать. Истребители противника проскочили вперёд, потом развернулись. Видимо, немцы решили убедиться, действительно ли русский самолёт сбит. А он продолжал отвесно пикировать... И тогда противник бросился на Базунова.

Вдруг, откуда ни возьмись, появился советский истребитель и меткой очередью ударил по врагу. Это был Князев. Он лишь имитировал падение, а над самой землёй вывел ЛаГГ-3 из пике и снова вступил в бой. Противник растерялся. В это время на помощь нашим лётчикам пришли товарищи. Врагу не оставалось ничего другого как уйти.

В Кубанском небе лётчики 88-го полка уничтожили более 40 вражеских самолётов, 4 из них - Василий Князев . 24 Августа 1943 года боевые товарищи горячо поздравили Василия Князева с присвоением ему высокого звания Героя Советского Союза. К тому времени на счету крылатого богатыря было уже 23 воздушные победы.

На митинге, который состоялся в полку в честь награждённых лётчиков, Василий заверил, что с честью оправдает столь высокую награду Родины. И он сдержал слово. К концу войны на его счету значились около 140 воздушных боёв и 29 сбитых вражеских самолётов. Но всё это было ещё впереди...

После Кубани, вместе с боевыми товарищами, Василий Князев дрался в небе Новороссийска. В приказе Верховного Главнокомандующего среди наиболее отличившихся частей и соединений, получивших почётное наименование "Новороссийских", был и 88-й истребительный авиаполк, а 229-я авиационная дивизия, в которую он входил, получила почётное наименование "Таманской".

20 Января 1944 года 4-я Воздушная армия получила боевую задачу: за час до подхода Керченского десанта подавить огонь артиллерии противника и уничтожить его прожекторы. Кроме того, надлежало прикрыть плавучие средства на переходе и в районе авысадки десанта. Началась битва за Керчь...

22 Января около 16 часов наземной станцией наведения была обнаружена в районе Семь Колодезей группа из 23 "Юнкерсов". В этом же районе как раз патрулировали наши истребители: две пары ходили под аблаками и две - над ними. Первыми бомбардировщиков врага атаковали лётчики, барражировавшие внизу. "Юнкерсы" бросились к облакам, но это не спасло их. Используя "окна", их настигли и атаковали находившиеся вверху истребители Героя Советского Союза Капитана В. А. Князева. В ходе боя один "Юнкерс" был им сбит, другой подбит.

Вскоре Отдельная Приморская армия влилась в состав 4-го Украинского фронта, и 88-й авиаполк временно был переведён в 8-ю Воздушную армию. 18 Апреля он начал боевые действия в районе Севастополя. В ходе решающих боёв за легендарный город русской воинской славы за 4 дня работы лётчики полка сбили 14 вражеских самолётов.

13 Мая 1944 года, после полного изгнания с Крымской земли немецких войск, полк передал свои ЛаГГ-3 в другую часть и отправился на один из тыловых аэродромов для переучивания на новые истребители Ла-5.

И вот наконец наступил особенно долгожданный момент в жизни воинов полка. В составе 2-го Белорусского фронта они пересекли Государственную границу СССР, взяв курс на Восточную Пруссию. Путь следования полка проходил через Польшу...

В канун Первомая 1945 года Новороссийский истребительный авиационный полк, ставший к тому времени уже 159-м Гвардейским, перебазировался на 85-й по счёту за годы войны аэродром - Пазевальк, расположенный в 115 км от Берлина. Отсюда воины полка совершали последние боевые вылеты, сопровождая штурмовики в район Штеттина. Этим и закончились их боевые действия в Великой Отечественной войне.

Ранним утром аэродром Пазевальк, на котором располагалось несколько авиационных частей, бурлил ликованием. В 10 часов личный состав Новороссийского авиаполка был построен на торжественный митинг. В строю полка стояли лётчики, ставшие гордостью части, Герои Советского Союза. Был в их числе и Василий Князев , хотя к тому времени он уже служил в другом полку, День Победы не мог не встретить с боевыми друзьями, с которыми прошёл почти всю войну.

Внушителен вклад Новороссийского истребительного авиационного полка в победу нашего народа. Лётчики - Гвардейцы совершили 18 193 боевых вылета, сбили в воздушных боях 268 самолётов, уничтожили штурмовыми действиями 48 самолётов, 158 артиллерийских орудий, 69 танков, 2775 автомашин, множество другой военной техники и живой силы противника. В полку выросло 16 Героев Советского Союза, многие другие отмечены высокими правительственными наградами.

Василий Князев обратился к однополчанам с такими словами:

Тяжела была наша борьба, но мы знали, что победим. И победили. Сегодня мы недосчитываемся многих боевых друзей, павших в боях за Родину. Им не довелось встретить этот исторический день. Но это и их победа. Мы обещаем, что никогда не забудем их подвигов, что сами они в нашей памяти будут всегда...

После окончания войны Гвардии полковник В. А. Князев ещё много лет служил в Военно - Воздушных Силах, передавал богатый фронтовой опыт молодому поколению авиаторов. Он командовал истребительным авиационным полком, а уволился в запас с должности командира дивизии.