Ученый ом биография. Великие физики

Светлов Михаил Аркадьевич - (наст. фамилия - Шейнкман) (1903-1964), русский советский поэт, драматург. Родился 4 (17) июня 1903 в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) в бедной семье, отец - ремесленник. С 1914 по 1917 учился в четырехклассном училище, работал у фотографа и на бирже «мальчиком».

В 1919 Светлов вступил в комсомол, который многое определил в его духовном мире и творчестве. Первые годы существования этой организации отмечены искренним оптимизмом, наивно-утопической верой в возможность переделать весь земной шар, чувством товарищества, жертвенностью и романтизмом. Светлов не просто стал «комсомольским поэтом», как именовали впоследствии и его самого, и его товарищей М.Голодного, А.Ясного, А.Жарова, А.Безыменского и некоторых других: он стал выразителем идей этой новой человеческой категории, с ее идеалами, чаяниями и стилем жизни.

Подождите. Я вам кое-что скажу. Я, может быть, плохой поэт, но я никогда ни на кого не донес, ни на кого ничего не написал.

Светлов Михаил Аркадьевич

Начальный период жизни Светлова также по-своему типичен. В 1920 он доброволец-стрелок 1-го Екатеринославского территориального пехотного полка, затем редактор журнала «Юный пролетарий», заведующий отделом печати Екатеринославского губкома Коммунистического союза молодежи Украины. В 1922 переехал в Москву, учился на рабфаке, потом на литературном факультете 1-го Московского университета, в Высшем литературно-художественном институте им. В.Я.Брюсова. Первое стихотворение опубликовал еще в 1917 в газете «Голос солдата». В Москве стал членом литературной группы «Молодая гвардия», объединившей литераторов, воспевавших революционную переделку мира. При этом в 1924-1925 входил в литературную группу «Перевал», вокруг которой группировались «попутчики».

Ранние сборники поэта Рельсы (1923), Стихи (1924), Корни (1925) еще мало обещали его будущее творчество, в них нет особой, «светловской» интонации, хотя уже в то время рождались произведения, составившие эпоху в советской поэзии, навсегда оставшиеся в литературе.

Стихотворение Гренада (1927), запечатлев определенный человеческий тип - бескорыстного бойца гражданской войны, создало идеал для подражания, которым руководствовалось несколько поколений довоенной молодежи. Украинский хлопец, с его наивной верой в интернационализм, оставил родной дом, чтобы в далекой Гренаде отдать землю испанским крестьянам, и сложил голову во имя идеи. Сродни ему и героиня стихотворения Рабфаковке, скромная девушка двадцатых годов, чье негероическое, ежедневное самопожертвование сравнивается с подвижничеством Жанны Д`Арк. Неожиданная образность, сложные сюжетные повороты в стихах, близких к балладам, делают стихи этого периода абсолютно самобытными. Поэт утверждал свой особый нравственный императив, высказанный не без иронии, но совершенно определенно.

Начавшийся вскоре творческий спад, заметный уже в книге Ночные встречи (1927), продлился несколько десятилетий. Исключением стали Песня о Каховке (1935, муз. И.О.Дунаевского), написанная для кинофильма Три товарища, и крылатая строка песни Если завтра война, если завтра в поход из одноименного кинофильма, соавтором сценария которого был Светлов. В годы Великой Отечественной войны поэт был военным корреспондентом газет «Красная звезда», «На разгром врага» и «Героический штурм». Лучшее произведение военной поры - стихотворение Итальянец (1943), категорически утверждавшее: «…нет справедливости // Справедливее пули моей!».

О новом подъеме свидетельствовали сборники Горизонт (1959), Охотничий домик (1964) и Стихи последних лет (1967), за который автору посмертно была присуждена Ленинская премия. Здесь трагическое осознание близкого конца (Светлов знал, что неизлечимо болен) еще сильнее оттеняет иронию, причудливые образы сближают их, скорее, не со стихами прежних лет, а со светловскими афоризмами, фрагментами из записных книжек.

Если стихи и поэмы получили всеобщее признание, то пьесы, хотя и ставились в различных театрах, особого успеха не имели, возможно, потому, что режиссеры не нашли подхода к романтическим по тональности произведениям. В разные годы Светловым были написаны Глубокая провинция (1935), Сказка (1939), Двадцать лет спустя (1940), так и не поставленный Мыс Желания (1940), Бранденбургские ворота (1946), Чужое счастье (1953), С новым счастьем (1956) и вариация на тему К.Гоцци Любовь к трем апельсинам (1964).

Светлов Михаил Аркадьевич родился в небогатой еврейской ремесленнической семье. Окончил высшее начальное училище. Публиковаться начал с 1917 года (стихотворение в газете «Голос солдата»). Первая мировая война, Октябрьская революция, гражданская война не дали возможность продолжить образование. Светлов вступает в комсомол. В 1919 назначается заведующим отделом печати Екатеринославского губкома комсомола. В 1920 году Михаил Светлов идет добровольцем на защиту своего города в составе 1-го Екатеринославского территориального пехотного полка и в течение нескольких месяцев участвует в боях.

В 1921 Светлов переезжает в Харьков, где работает в отделе печати ЦК комсомола Украины. Здесь была издана первая книга его стихов «Рельсы» (1922). Затем, вместе с поэтом М. Голодным. Светлов приезжает в Москву, литературная жизнь которой захватывает молодых поэтов. В Москве Михаил Светлов учится на рабфаке, затем на литературном факультете 1-го МГУ, в Высшем литературно-художественном институте им. В. Брюсова, где познакомился с , дружба с которым продолжалась долгие годы. В Москве Светлов стал членом литературной группы «Молодая гвардия», объединившей литераторов, воспевавших революционную переделку мира. При этом в 1924–1925 входил в литературную группу «Перевал», вокруг которой группировались «попутчики». Публикует сборники «Стихи» (1924) и «Корни» (1925).

В 1926 выходит книга стихотворений «Ночные встречи». Период нэпа 20-30-х годов Светлов счел предательством революционных идеалов. Именно в это время — от неудовлетворенности «обуржуазившейся революцией» — Светлов отчаянно бросился в романтизм и написал знаменитую (1926), которую читал наизусть на своих концертах. На слова «Гренады» написали музыку около 20 композиторов в разных странах. Светлов писал также стихи для подпольных троцкистских листовок. В этой связи его вызвали в ГПУ, предложили быть стукачом, однако Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайн. С той поры ему ничего не оставалось, кроме как поддерживать эту репутацию.

В 1928 «за троцкизм» Светлов был исключён из комсомола. В 1930-е был создан другой шедевр поэта — «Каховка». «Каховка» вслед за «Гренадой» стала популярной песней. Позже прошла по всем дорогам Великой Отечественной войны. С середины 1930-х Светлов обращается к драматургии: «Глубокая провинция» (1935), «Сказка» (1939), «Двадцать лет спустя» (1940), «Мыс Желания» (1940).

В годы войны Светлов был военным корреспондентом газеты «Красная звезда» на Ленинградском фронте. В 1942 пишет поэму «Двадцать восемь». Наиболее известное из военных стихов - (1943). Фронтовые впечатления Михаила Светлова отразились в пьесе «Бранденбургские ворота» (1946).

В послевоенные годы поэтическое творчество Светлова было в негласной опале, ему не разрешали выезжать за границу. Светлов занялся преподаванием и стал одним из самых любимых профессоров Литинститута. И опять возвращается к драматургии: «Чужое счастье» (1953), «С новым счастьем» (1956) и вариация на тему К. Гоцци «Любовь к трем апельсинам» (1964).

Лишь после 2-го съезда писателей (1954), на котором в защиту Михаила Светлова выступили и , стена молчания вокруг его имени была сломлена. После значительного перерыва появился сборник стихов Светлова «Горизонт» (1959), «Охотничий домик» (1964) и последняя книга поэта — «Стихи последних лет» (1967), за которую Светлову посмертно была присуждена Ленинская премия.

Третий год идет рубрика "Золотые перья". Все золото, золото! — ярко-желтый ковкий металл, в периодической системе Менделеева порядковый номер 79. Нерастворим в кислотах и щелочах. Золотое перо оставляет твердый след в истории. Взять хотя бы "Гренаду" Михаила Светлова — кто ее не знает? Знают и автора, неисправимого романтика, острослова, поэта. А вдруг кто-то забыл? Давайте вспомним — Светлов того стоит.

Начнем танцевать от печки. Его настоящая фамилия — Шейнкман. Родился в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) в бедной еврейской семье. В ранней автобиографии он написал коротко и иронично: "Я, Михаил Аркадьевич Светлов, родился в 1903 году 4/17 июля. Отец — буржуа, мелкий, даже очень мелкий. Он собирал 10 знакомых евреев и создавал "Акционерное общество". Акционерное общество покупало пуд гнилых груш и распродавало его пофунтно. Разница между расходом и приходом шла на мое образование. Учился в высшем начальном училище. В комсомоле работаю с 1919 г. Сейчас студент МГУ. Стихи пишу с 1917 г".

Знакомство с литературой произошло случайно: отец приволок в дом кучу классиков с тем, чтобы пустить бумагу на кульки для семечек. Юный Светлов охнул и договорился с отцом: сначала он читает, а потом родитель заворачивает. Так он приобщился к литературе. И еще любил рассказывать: "В детстве я учился у меламеда. Платили ему пять рублей. И вдруг отец узнал, что в соседнем местечке берут три. Он пришел к меламеду и сказал: "Хорошо, пять так пять. Но за эти деньги обучи его русской грамоте".

— Так я и стал, — заключал Светлов, — русским писателем.

Чтение дало импульс к собственному творчеству, и Михаил Светлов, будучи от горшка — два вершка, написал роман "Ольга Мифузорина", который оборвался на третьей странице. Потом увлекся стихосложением. Первое стихотворение было опубликовано в 1917 году в газете "Голос солдата". В 16 лет уже серьезная должность — главный редактор журнала "Юный пролетарий". Следующая веха — 1-й екатеринославский полк, созданный для борьбы с бандитами (следствие Гражданской войны).

В 1923 году Светлов вместе со своими екатеринославскими друзьями — Михаилом Голодным и Александром Ясным — переехал в Москву, где поселился в молодежном общежитии на Покровке. Рабфак, университет, Высший литературно-художественный институт им. Брюсова. И первые книги — "Рельсы" и "Ночные встречи" ("Сегодня больному паровозу/ В депо починили лапу"; "Время не то пошло теперь,/ Прямо шагать нельзя,/ И для того, чтоб открыть дверь,/ Надо пропуск взять...") Все это пробы пера. Серебряный отлив, не золотой. "Приговор прозвучал, /Мандолина поет/ И труба, как палач/Наклонилась над ней.../ Выпьем, что ли, друзья, /За семнадцатый год, /За оружие наше, за наших коней!.."

На Первом съезде писателей в 1934 году Николай Бухарин говорил: "Конечно, Светлов очень хороший советский поэт, но можно ли его сравнивать с Гейне?.. Он, как и многие наши поэты, еще провинциален, широта его умственных горизонтов и высота мастерства не идут ни в какое сравнение с аналогичными свойствами творца "Книги песен"..."

Откуда появилось сравнение с Генрихом Гейне ? Сам Светлов позволил себе в одном из своих стихотворений разговаривать с Гейне (разговаривал же Маяковский с Пушкиным ). Владимир Владимирович не очень одобрил разговор с мэтром и назвал Светлова "гейнеобразным евреем". На видение Гейне Светлову живо откликнулся и знаменитый пародист того времени Александр Архангельский:

Присядьте, прошу вас, на эту тахту, Стихи и поэмы сейчас вам прочту!.. — Гляжу я на гостя, — он бел, как стена, И с ужасом шепчет: — Спасибо, не на... — Да, Гейне воскликнул: — Товарищ Светлов! Не надо, не надо, не надо стихов!

Здесь явный отзвук сверхзнаменитой "Гренады" Светлова. Это стихотворение было напечатано в "Комсомольской правде" 29 августа 1926 года и сразу прославило Светлова. Даже Цветаева написала Пастернаку из Парижа: "Передай Светлову, что его "Гренада" — мой любимый (чуть не сказала лучший) стих".

Мы ехали шагом, Мы мчались в боях И "Яблочко"-песню Держали в зубах. Ах, песенку эту Доныне хранит Трава молодая — Степной малахит...

Позднее Светлов рассказывал историю создания "Гренады": мол, шел по Тверской и увидел вывеску "Гостиница Гренада" — "и появилась шальная мысль: дай напишу какую-нибудь серенаду". Серенада в конечном счете переросла в балладу в духе "перманентной революции" Льва Троцкого. Очень была заманчивая идея 20-х годов: мировая революция; изгнать капитал и утвердить победу рабочих и крестьян, вот отсюда и у украинского хлопца "испанская грусть": "Мы мчались, мечтая/ Постичь поскорей /Грамматику боя — /Язык батарей".

Какая-то космическая идея о всемирной правде и справедливости, не считаясь с жертвами.

Отряд не заметил Потери бойца И "Яблочко"-песню Допел до конца.

Не заметили миллионов, погибших на разных внешних фронтах и на фронтах внутренних: столько обнаружилось "врагов народа" на собственной территории, среди своих. Но вначале об этом никто не задумывался. Главное, Гренада, Гренада, Гренада моя! Если отвлечься от смысла, то завораживающие стихи. Печально пленительные. Поэт мгновенно стал знаменитым.

"Гренада" стала Эльбрусом и Казбеком творчества Михаила Светлова. Сам он в своей мягкой иронической манере говорил: "Есть стихи-офицеры, стихи-генералы. Порой попадается стихотворение-маршал. У меня такой маршал — "Гренада". Правда, уже довольно дряхлый. Ему пора на пенсию. Но он пока не уходит. Есть два генерала. "Каховка" — тоже в солидном возрасте. И — средних лет — "Итальянец". А сколько рядовых, необученных!"

Вторая вершина — "Каховка", написанная в 1935 году и положенная на музыку Исааком Дунаевским. Люди старшего поколения сразу вспомнят "Песню о Каховке":

Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались, Как нас обнимала гроза? Тогда нам обоим сквозь дым улыбались Ее голубые глаза...

Такая милая вспоминательная песня, но в ней есть и другой смысл, который, возможно, Михаил Аркадьевич и не вкладывал: слова "но наш бронепоезд / Стоит на запасном пути!" звучат как угроза. Угроза возвращения сталинизма, угроза возвращения имперских замашек, угроза подавления любых прав личности. Как романтик, Михаил Аркадьевич, естественно, об этом не думал. Но вышло у него ужасающе грозно.

Стихотворение "Итальянец" было написано в 1943 году (во время войны Светлов был политработником, писал очерки, стихи, военные корреспонденции).

Молодой уроженец Неаполя! Что оставил в России ты на поле? Почему ты не мог быть счастливым Над родным знаменитым заливом? Я, убивший тебя под Моздоком, Так мечтал о вулкане далеком! Как я грезил на волжском приволье Хоть разок прокатиться в гондоле!

Больше поэтических вершин у Светлова и не было. Основной массив замечательных и хороших стихов пришелся на 20-е годы. Это — "Рабфаковке", "Старая Русь", "Дон-Кихот", когда поэт мог быть лирически раскованным, ироничным и веселым.

Годы многих веков Надо мной цепенеют. Это так тяжело. Если прожил балуясь... Я один — Я оставил свою Дульцинею...

Да, и печаль у Светлова была, если каламбурить, то исключительно светла. В 30-е годы пошли стихи натужные, без нерва и драйва. И тут надо сказать об отношении Светлова к советской власти, к "Софье Власьевне", как тогда говорили. По молодости Светлов, как и многие другие, верил в обещанные светлые дали, но, увы, жизнь становилась психологически все хуже и хуже, и у поэта появилась тоска, что "не получилось", "не сбылось", а, может быть, даже ощущение, что "обманули". Прибавьте к этому липкий страх от постоянных репрессий.

"Я его помню непьющим, радующимся славе, — писал в мемуарах Семен Липкин. — Его опустошил разгром оппозиции. Он сочувствовал Троцкому, был не подготовлен к имперским жестокостям. Все комсомольские поэты первого поколения, как и весь тогдашний комсомол, были обворожены Троцким... Безыменский гордо заявлял: "Я грудь распахну по-матросски... и крикну: "Да здравствует Троцкий!"

Льва Троцкого изгнали из страны, а затем подло убили. Есенин и Маяковский сами ушли из жизни. Многих поэтов и писателей поставили к стенке. И кто выжил в условиях "большого террора"? В основном конформисты, в том числе и Светлов. Он никогда не задирался, но и не прислуживал. Однажды его упрекнули в том, что он слишком любит советскую власть. Светлов удивился и ответил: "А кого же мне любить? Бельгийскую власть, что ли?" Михаил Светлов никогда не был отличником советской поэзии, как, к примеру, Сергей Михалков, он сидел на задней парте, "на Камчатке", и оттуда подавал свои остроумные репризы.

В пред— и послевоенные годы Светлов писал уже не так ярко и интересно, как в 20-е, много занимался драматургией ("Глубокая провинция", "Сказка", "Двадцать лет спустя"), много времени отдавал обучению поэтической молодежи ("В поэзию нужно входить, как мусульманин в мечеть, предварительно сняв обувь". "Стихи должны обладать инфекционным свойством — заражать читателей" — из высказываний на поэтическом семинаре в Литературном институте). Но в целом во второй половине жизни Михаила Аркадьевича доминировала щемящая нота грусти. Будучи романтиком, поэт оказался не у дел, по существу, в глубоком запасе, да еще под пятой страха. Лев Озеров отмечал: "Привычно изображать Михаила Светлова этаким весельчаком; острословом, душой дружеского застолья, Ходжой Насреддином советской поэзии. Не встречал человека более сосредоточенного на судьбах мира, опечаленного ими. Под грузом и гнетом своей сосредоточенности и опечаленности он находил выход в острословии. У этого острословия горький корень. Всю свою тоску, все свое одиночество, всю свою ранимость он прятал за острословием. Это была его броня. Такое блистательное острословие не могло быть маской. Оно глубоко коренилось в личности поэта.

На пиру среди веселых Есть всегда один печальный.

Этот "один печальный" — Михаил Светлов. Но этот "печальный" всех веселил. Сердцами молчащих и печальных он владел мастерски. Присутствие Светлова гарантировало любую аудиторию от скуки и серости..."

О шутках и улыбках Светлова существует целая литература. Он всегда был искрометен в стихах и высказываниях.

К моему смешному языку Ты не будь Жестокой и придирчивой, — Я ведь не профессор МГУ, А всего лишь Скромный сын Бердичева.

В золотую книгу юмора вошли многие речения Светлова, такие, к примеру: "Дружба — понятие круглосуточное", "Гений — это вечная наша дружба", "Порядочный человек — это тот, кто делает гадости без удовольствия", "От него удивительно пахло президиумом" и т.д.

Один удачливый драматург приобрел массивные золотые часы с толстым золотым браслетом. Увидев это приобретение, Светлов предложил: "Старик, а не пропить ли нам секундную стрелку?"

Одна назойливая дама без конца спрашивала у заболевшего Светлова: "И что же у вас все-таки находят?" Он ответил: "Талант!"

Какой-то восторженный поклонник, увидев Светлова, воскликнул: "Б-же мой, передо мной живой классик!" На что поэт возразил: "Что вы! Еле живой". По поводу поэтических текстов Светлов любил говорить: "Хочу испить из чистого родника поэзии до того, как в нем выкупается редактор". На юбилее Шота Руставели Светлов разразился экспромтом:

Мы приехали в Тбилиси, Все мы там перепилися. Шо-то пили, шо-то ели, Словом, Шота Руставели.

Светлов помогал людям весело и празднично, как добрый волшебник, вспоминала Маргарита Алигер. Мог вдруг запросто, весело и естественно пригласить усталую от забот немолодую женщину, скромную сотрудницу издательства, кое-как сводящую концы с концами, пообедать с ней или сходить в кино. И ненароком затащить в обувной магазин и, словно играя, заставить купить новые туфли...

Михаил Аркадьевич Светлов был удивительным бессребреником. Все, что зарабатывал, тратил на друзей, на угощения, на подарки и очень мало на себя. Денег всегда почему-то не хватало. Однажды он пришел в издательство в день гонорара, но выяснилось, что его имени в ведомости нет. Другой бы расстроился, а Светлов лишь пошутил: "Давно не видел денег. Пришел посмотреть, как они выглядят".

В период борьбы с космополитизмом, когда зловеще звучало название организации "Джойнт" и многие подозревались в том, что они — "платные агенты", Светлов как-то засиделся в ресторане и, роясь в карманах, чтобы расплатиться, сказал на весь зал: "Не знаю, как и расплачусь... "Джойнт" мне давно не шлет". Это была смелая шутка!..

Лично на себя Светлов тратил мало, только что на выпивку. Зимой ходил в осеннем пальто, одежда всегда была в неряшливом виде, но поэта это не заботило, он жил исключительно поэзией. Однажды перед отъездом в Вильнюс, где готовились Дни русской поэзии, жена Светлова умоляла Льва Озерова: "Я не прошу вас следить за тем, чтобы Михаил Аркадьевич не курил. Не прошу вас следить за тем, чтобы не пил. Прошу вас следить только за тем, чтобы он не ложился спать в новом костюме". Ну, и, конечно, Светлов завалился спать именно в новом костюме, отчего утром пиджак стал мятым и жеванным. Живший с ним в одном номере Озеров сказал: "Надо погладить". Светлов ответил шуткой: "Пусть лучше меня погладят, это мне будет приятней".

Жестокая болезнь свалила Светлова. В один из дней в больнице поэт обратился к Лидии Либединской: "Старуха, привези мне пива!" — "Пива?!" — "Да, рак у меня, кажется, есть".

Евгений Евтушенко писал в "Балладе о преступной мягкости" (1968), отмечая, что Светлов так и не побывал в Испании:

И без укоризны, Угасший уже, Он умер с безвизной Гренадой в душе... Юрий Безелянский


Георг Ом
(1787-1854).

О значении исследований Ома хорошо сказал профессор физики Мюнхенского университета Е. Ломмель при открытии памятника ученому в 1895 году: "Открытие Ома было ярким факелом, осветившим ту область электричества, которая до него была окутана мраком. Ом указал единственно правильный путь через непроходимый лес непонятных фактов. Замечательные успехи в развитии электротехники, за которыми мы с удивлением наблюдали в последние десятилетия, могли быть достигнуты только на основе открытия Ома. Лишь тот в состоянии господствовать над силами природы и управлять ими, кто сумеет разгадать законы природы. Ом вырвал у природы так долго скрываемую ею тайну и передал ее в руки современников".

Георг Симон Ом родился 16 марта 1787 года в Эрлангене, в семье потомственного слесаря. Отец Ома - Иоганн Вольфганг, продолжил ремесло своих предков. Мать Георга - Мария Елизавет, умерла при родах, когда мальчику исполнилось десять лет. Из семи детей Омов выжили только трое. Георг был старшим.

Похоронив жену, отец Ома все свободное время посвятил воспитанию детей. Роль отца в воспитании и образовании детей была огромной, и, пожалуй, всем тем, чего добились его сыновья в жизни, они обязаны отцу. Это признавал впоследствии и Георг, будущий профессор физики, и Мартин, еще раньше ставший профессором математики.

Большой заслугой отца является то, что он сумел приучить своих детей к самостоятельной работе с книгой. Хотя по тем временам книги стоили дорого, приобретение их было частой радостью семьи Омов. С трудом сводя концы с концами в семейном бюджете, Иоганн никогда не жалел денег на книги.

После окончания школы Георг, как и большинство его сверстников, поступили в городскую гимназию. Гимназия Эрлангена курировалась университетом и представляла собой учебное заведение, соответствующее тому времени. Занятия в гимназии вели четыре профессора, рекомендованные администрацией университета.

Но отца будущего ученого ни в коем случае не устраивал тот объем знаний и их уровень, которыми обладали выпускники гимназии. Отец не переоценивал своих возможностей: он знал, что одному ему не под силу дать хорошее образование детям, и решил обратиться за помощью к преподавателям Эрлангенского университета. На просьбу самоучки охотно откликнулись профессора Клюбер, Лангсдорф, в будущем экзаменатор Георга, и Роте.

Георг, успешно закончив гимназию, весной 1805 года приступил к изучению математики, физики и философии на философском факультете Эрлангенского университета.

Полученная им солидная подготовка, незаурядные способности благоприятствовали тому, что обучение в университете шло легко и гладко. В университете Ом всерьез увлекся спортом и отдавал ему все свободное время. Он был лучшим бильярдистом среди студенческой молодежи университета; среди конькобежцев ему не было равных. На студенческих вечеринках никто не мог соревноваться с лихим танцором, каким был Ом.

Однако все эти увлечения требовали очень много времени, которого все меньше оставалось для изучения университетских дисциплин. Чрезмерные увлечения Георга вызывали тревогу у отца, которому все труднее приходилось содержать семью. Между отцом и сыном произошел очень крупный разговор, который надолго испортил их взаимоотношения. Конечно, Георг понимал справедливость отцовского гнева и некоторую резкость упреков и, проучившись три семестра, к общему удовлетворению обеих сторон принял приглашение занять место учителя математики в частной школе швейцарского городка Готтштадта.

В сентябре 1806 году он прибыл в Готтштадт, где и началась его самостоятельная жизнь вдали от семьи, от родины. В 1809 году Георгу было предложено освободить место и принять приглашение на должность преподавателя математики в город Нойштадт. Другого выхода не было, и к рождеству он перебрался на новое место.

Но мечта окончить университет не покидает Ома. Он перебирает все возможные варианты, способствующие осуществлению его желаний, и делится своими мыслями с Лангсдорфом, который в это время работал в Геттингенском университете. Ом прислушивается к совету профессора и полностью отдается изучению работ, рекомендованных им.

В 1811 году он возвращается в Эрланген. Советы Лангсдорфа не пропали даром: самостоятельные занятия Ома были настолько плодотворными, что он в том же году смог окончить университет, успешно защитить диссертацию и получить степень доктора философии. Сразу же по окончании университета ему была предложена должность приват-доцента кафедры математики этого же университета.

Преподавательская работа вполне соответствовала желаниям и способностям Ома. Но, проработав всего три семестра, он по материальным соображениям, которые почти всю жизнь преследовали его, вынужден был подыскивать более оплачиваемую должность.

Королевским решением от 16 декабря 1812 года Ом был назначен учителем математики и физики школы в Бамберге. Новое место оказалось не столь удачным, как того ожидал Ом. Небольшое жалованье, к тому же выплачиваемое нерегулярно, не соответствовало объему возложенных на него обязанностей. В феврале 1816 года реальная школа в Бамберге была закрыта. Учителю математики предложили за ту же плату проводить занятия в переполненных классах местной подготовительной школы. Эта работа была еще более тягостна Ому. Его совершенно не устраивает существующая система обучения.

Весной 1817 года он публикует свою первую печатную работу, посвященную методике преподавания. Работа называлась "Наиболее оптимальный вариант преподавания геометрии в подготовительных классах". Но лишь через пять лет то же самое министерство, сотрудники которого считали, что появление работы Ома "ознаменовало гибель всего математического учения", вынуждено было в экстренном порядке выдать автору денежную премию, признав тем самым значительность его работы.

Потеряв всякую надежду найти подходящую преподавательскую работу, отчаявшийся доктор философии неожиданно получает предложение занять место учителя математики и физики в иезуитской коллегии Кельна. Он немедленно выезжает к месту будущей работы.

Здесь, в Кельне, он проработал девять лет; здесь он "превратился" из математика в физика. Наличие свободного времени способствовало формированию Ома как физика-исследователя. Он с увлечением отдается новой работе, проводя долгие часы в мастерской коллегии и в хранилище приборов.

Ом занялся исследованиями электричества. Требовался скачок от созерцательного исследования и накопления экспериментального материала к установлению закона, описывающего процесс протекания электрического тока по проводнику. В основу своего электроизмерительного прибора Ом заложил конструкцию крутильных весов Кулона.

Ученый проводит целую серию экспериментов. Результаты своих исследований Ом оформил в виде статьи под названием "Предварительное сообщение о законе, по которому металлы проводят контактное электричество". Статья была опубликована в 1825 году в "Журнале физики и химии", издаваемом Швейггером. Это была первая публикация Ома, посвященная исследованию электрических цепей.

Однако выражение, найденное и опубликованное Омом, оказалось неверным, что впоследствии стало одной из причин его длительного непризнания. Впрочем, и сам исследователь не претендовал на окончательное решение поставленной им задачи и даже подчеркивал это в названии вышедшей статьи. Поиски нужно было продолжать. Это чувствовал и сам Ом.

Главным источником погрешностей была гальваническая батарея. Вносили искажения и исследуемые проволоки, потому что вызывала сомнения чистота материала, из которого они изготовлены. Принципиально схема новой установки почти не отличалась от той, которая использовалась в первых опытах. Но в качестве источника тока Ом использовал термоэлемент, представляющий собой пару "медь-висмут". Приняв все меры предосторожности, заранее устранив все предполагаемые источники ошибок, Ом приступил к новым измерениям.

Появляется в свет его знаменитая статья "Определение закона, по которому металлы проводят контактное электричество, вместе с наброском теории вольтаического аппарата и мультипликатора Швейггера", вышедшая в 1826 году в "Журнале физики и химии".

Статья, содержащая результаты экспериментальных исследований в области электрических явлений, и на этот раз не произвела впечатления на ученых. Никто из них даже не мог предположить, что установленный Омом закон электрических цепей представляет собой основу для всех электротехнических расчетов будущего. Экспериментатор был обескуражен приемом коллег. Выражение, найденное Омом, было настолько простым, что именно своей простотой вызывало недоверие. Кроме того, научный авторитет Ома был подорван первой публикацией, и у оппонентов были все основания сомневаться в справедливости найденного им выражения.

Этот берлинский год был наиболее плодотворным в научных исканиях настойчивого исследователя. Ровно через год, в мае 1827 года, в издательстве Римана вышла обширная монография "Теоретические исследования электрических цепей" объемом в 245 страниц, в которой содержались теперь уже теоретические рассуждения Ома по электрическим цепям.

В этой работе ученый предложил характеризовать электрические свойства проводника его сопротивлением и ввел этот термин в научный обиход. Здесь же содержится много других оригинальных мыслей, причем некоторые из них послужили отправным пунктом для рассуждений других ученых. Исследуя электрическую цепь, Ом нашел более простую формулу для закона электрической цепи, вернее, для участка цепи, не содержащего ЭДС: "Величина тока в гальванической цепи прямо пропорциональна сумме всех напряжений и обратно пропорциональна сумме приведенных длин. При этом общая приведенная длина определяется как сумма всех отдельных приведенных длин для однородных участков, имеющих различную проводимость и различное поперечное сечение". Нетрудно заметить, что в этом отрывке Ом предлагает правило сложения сопротивлений последовательно соединенных проводников.

Теоретическая работа Ома разделила судьбу работы, содержащей его экспериментальные исследования. Научный мир по-прежнему выжидал. После выхода из печати монографии Ом, решая вопрос о месте своей дальнейшей работы, не оставлял научных исследований. Уже в 1829 году в "Журнале физики и химии" появляется его статья "Экспериментальное исследование работы электромагнитного мультипликатора", в которой были заложены основы теории электроизмерительных приборов. Здесь же Ом первым из ученых предложил единицу сопротивления, в качестве которой он выбрал сопротивление медной проволоки длиной 1 фут и поперечным сечением в 1 квадратную линию.

В 1830 году появляется новое исследование Ома "Попытка создания приближенной теории униполярной проводимости". Эта работа вызвала интерес у многих ученых. О ней благоприятно отозвался Фарадей.

Однако, вместо того чтобы продолжать научные исследования, Ом вынужден тратить время и энергию на научную и околонаучную полемику. Быть спокойным трудно: от признания открытия зависит его назначение на хорошую должность и материальное благополучие.

Его отчаяние в это время можно почувствовать, прочитав письмо, посланное Швейггеру: "Рождение "Электрических цепей" принесло мне невыразимые страдания, и я готов проклясть час их зарождения. Не только мелкие придворные людишки, которым не дано понять чувства матери и услышать крик о помощи ее беззащитному ребенку, издают лицемерные сочувствующие вздохи и ставят на свое место обманщика-нищего, но даже те, которые занимают одинаковое положение со мной, злорадствуют и распускают злобные слухи, доводя меня до отчаяния. Однако время испытаний пройдет или, скорее всего, уже прошло; о моем отпрыске позаботились благородные люди. Он встал на ноги и впредь будет твердо стоять на них. Это толковый ребенок, которого родила не чахлая больная мать, а здоровая, вечно юная природа, в сердце которой хранятся чувства, которые со временем перерастут в восхищение".

Только в 1841 году работа Ома была переведена на английский язык, в 1847 году - на итальянский, в 1860 году - на французский.

Наконец, 16 февраля 1833 года, через семь лет после выхода из печати статьи, в которой было опубликовано его открытие, Ому предложили место профессора физики во вновь организованной политехнической школе Нюрнберга. Через полгода он стал заведовать также кафедрой математики и исполнять должность инспектора по методике преподавания. В 1839 году Ома назначили ректором школы в дополнение ко всем имеющимся у него обязанностям. Но, несмотря на большую загруженность, Ом не оставляет научную работу.

Ученый приступает к исследованиям в области акустики. Результаты своих акустических исследований Ом сформулировал в виде закона, получившего впоследствии название акустического закона Ома. Ученый сделал вывод: любой звуковой сигнал представляет собой сочетание основного гармонического колебания и нескольких дополнительных гармоник. К сожалению, этот закон Ома разделил судьбу его закона для электрических цепей. Только в 1862 году, после того как соотечественник Ома Гельмгольц более тонкими экспериментами с использованием резонаторов подтвердил результаты Ома, были признаны заслуги нюрнбергского профессора.

Продолжение научных исследований осложнялось большой педагогической и административной загруженностью. 6 мая 1842 году Ом написал прошение королю Баварии о снижении нагрузки. К удивлению и радости ученого, его просьба была быстро удовлетворена. Признание его работ все-таки приближалось, и этого не могли не знать те, кто стоял во главе министерства вероисповеданий.

Раньше всех из зарубежных ученых закон Ома признали русские физики Ленц и Якоби. Они помогли и его международному признанию. При участии русских физиков, 5 мая 1842 года Лондонское королевское общество наградило Ома золотой медалью и избрало своим членом. Ом стал лишь вторым ученым Германии, удостоенным такой чести.

Очень эмоционально отозвался о заслугах немецкого ученого его американский коллега Дж. Генри. "Когда я первый раз прочел теорию Ома, - писал он, - то она мне показалась молнией, вдруг осветившей комнату, погруженную во мрак".

Как это часто бывает, родина ученого оказалась последней из стран, признавшей его заслуги. В 1845 году его избирают действительным членом Баварской академии наук. В 1849 году ученого приглашают в Мюнхенский университет на должность экстраординарного профессора. В этом же году указом короля Баварии Максимилиана II он назначается хранителем государственного собрания физико-математических приборов с одновременным чтением лекций по физике и математике. Кроме того, в это же время его назначают референтом по телеграфному ведомству при физико-техническом отделе министерства государственной торговли.

Но, несмотря на все поручения, Ом и в эти годы не прекращал занятия наукой. Он задумывает фундаментальный учебник физики, однако завершить эту работу ученый не успел. Из всего задуманного он издал только первый том "Вклад в молекулярную физику".

В 1852 году Ом получил наконец-то должность ординарного профессора, о которой мечтал всю жизнь. В 1853 году он одним из первых награждается только что учрежденным орденом Максимилиана "За выдающиеся достижения в области науки". Но признание пришло слишком поздно. Силы уже были на исходе. Вся жизнь была отдана науке и утверждению сделанных им открытий.

Духовная близость связывала Ома с родственниками, с друзьями, с учениками. Среди его учеников имеются ученые, получившие широкое признание: математик Дирихле, астроном и математик Е. Гейс и др. Многие из воспитанников Ома пошли по стопам своего учителя, посвятив себя педагогической деятельности.

Самые теплые отношения сохранялись у него с братом. Мартин оставался всю жизнь для него первым советчиком в личных делах и первым научным критиком его исследований. До самой смерти Ом помогал отцу, помня нужду, в которой тот жил, и постоянно высказывал ему благодарность за черты характера, которые тот воспитал в нем. Собственной семьи Ом так и не создал: он не мог делить своих привязанностей и полностью посвятил всю свою жизнь науке.

Ом скончался 6 июля 1854 года в половине одиннадцатого утра. Он был похоронен на старом южном кладбище города Мюнхена.

Исследования Ома вызвали к жизни новые идеи, развитие которых вывело вперед учение об электричестве. В 1881 году на электротехническом съезде в Париже ученые единогласно утвердили название единицы сопротивления - 1 Ом. Этот факт - дань уважения коллег, международное признание заслуг ученого.

Георг Симон Ом (нем. Georg Simon Ohm; 16 марта 1787, Эрланген, - 6 июля 1854, Мюнхен) - немецкий физик. Он вывел теоретически и подтвердил на опыте закон, выражающий связь между силой тока в цепи, напряжением и сопротивлением (известен как закон Ома). Его именем названа единица электросопротивления (Ом).

Биография

Георг Симон Ом родился 16 марта 1787 года в немецком Эрлангене (тогда часть Священной Римской империи). Мать Георга, Элизабет Мария, происходила из семьи портного, она умерла при родах, когда Георгу исполнилось девять лет. Отец его - слесарь Иоганн Вольфганг, весьма развитый и образованный человек, с детства занимался образованием сына, и самостоятельно преподавал ему математику, физику и философию. Он отправил Георга учиться в гимназию, которая курировалась университетом. По окончании курса в 1805 году Ом начал изучать математические науки в Эрлангенском университете. Уже после трёх семестров в 1806 году, бросив университет, принял место учителя в монастыре Готштадт (ныне в составе швейцарской коммуны Орпунд).

В 1809 году покинул Швейцарию и, поселившись в Нейенбурге, всецело посвятил себя изучению математики. В 1811 году вернулся в Эрланген, уже в том же году сумел закончить университет, защитить диссертацию и получить учёную степень доктора философии. Более того, ему тут же была предложена в университете должность приват-доцента кафедры математики. В этом качестве он проработал до 1813 года, когда принял место преподавателя математики в Бамберге (1813-1817), откуда перешёл на такую же должность в Кёльне (1817-1826). Во время пребывания в Кёльне Ом опубликовал свои знаменитые работы по теории гальванической цепи.

Целый ряд неприятностей заставил его в 1826 году покинуть должность (по личному указанию министра образования был уволен с работы в школе за публикацию в газетах своих открытий в области физики). В течение 6 лет, несмотря на весьма стеснённые обстоятельства, Ом посвящает себя исключительно научным работам и лишь в 1833 году принимает предложение занять должность профессора физики в политехнической школе в Нюрнберге.

В 1842 году становится членом Лондонского королевского общества. В 1849 году Ом, уже весьма известный, приглашён профессором физики в Мюнхен и назначен там же консерватором физико-математических коллекций академии наук. Он остается здесь до своей смерти, последовавшей (от удара) 6 июля 1854 года. Похоронен на Старом южном кладбище. В Мюнхене в 1892 году воздвигли памятник Ому, а в 1881 году на международном конгрессе электриков в Париже решено было назвать его именем теперь общепринятую единицу электрического сопротивления («один ом»).

Открытия

Наиболее известные работы Ома касались вопросов о прохождении электрического тока и привели к знаменитому «закону Ома», связывающему сопротивление цепи электрического тока, напряжение и силу тока. В первой его научной работе («Vorlufige Anzeige des Gesetzes, nach welchem Metalle die Contactelectricitt leiten», 1825) Ом опытно исследует эти явления, но, по несовершенству приборов, приходит к ошибочному результату. В последующей работе («Bestimmung des Gesetzes, nach welchem Metalle die Contactelektricitt leiten», 1826) Ом формулирует свой знаменитый закон и затем все свои работы по этому вопросу объединяет в книге: «Die galvanische Kette, mathematisch bearbeitet» (Б., 1827; переиздано Мозером в Лейпциге, 1887; переведено на языки английский в 1841 г., итальянский в 1847 г. и французский в 1860 г.), в которой даёт и теоретический вывод своего закона, исходя из теории, аналогичной теории теплопроводности Фурье. Несмотря на важность этих работ они прошли незамеченными и были встречены даже враждебно, и лишь когда Пулье во Франции снова пришёл (1831-1837), опытным путём, к тем же результатам, закон Ома был принят учёным миром, и Лондонское королевское общество на заседании 30 ноября 1841 года наградило Ома медалью Копли.

Открытие Ома, давшее впервые возможность количественно рассмотреть явления электрического тока, имело и имеет огромное значение для науки; все теоретические (Гельмгольц) и опытные (Бетц, Кольрауш, комиссия британской ассоциации) проверки показали полную его точность; закон Ома есть истинный закон природы.