Официальным письменным языком в средневековой европе был. Какой язык считался в Средние века в Западной Европе «языком учености»? Языки

ЗАБАБУРОВА НИНА ВЛАДИМИРОВНА

ХАЗАГЕРОВ ГЕОРГИЙ ГЕОРГИЕВИЧ

Зарубежная литература раннего Средневековья (V – X вв.)

Часть 1 .

(учебное пособие)

Ростов-на-Дону

Рецензенты:

Профессор кафедры русской литературы ЮФУ доктор филологических наук Балашова Ирина Александровна

Старший преподаватель кафедры теории и истории мировой литературы ЮФУ кандидат филологическх наук Котелевская Вера Владимировна

Забабурова Нина Владимировна, Хазагеров Георгий Георгиевич.

Учебное пособие «Зарубежная литература раннего средневековья (5-10 вв.). Часть 1.

Аннотация

Данное пособие знакомит с основными памятниками религиозно-философской, исторической и художественной литературы V – X веков. Потребность в подобном издании сейчас ощущается очень остро. Редкие и достаточно архаичные средневековые тексты остаются большей частью недоступными студентам. Изданная в свое время Б.И. Пуришевым «Хрестоматия по зарубежной литературе средневековья» (т. 1. –М., 1974; т. 2. –М., 1975) в основном ориентирована на литературу зрелого средневековья. Между тем в современной медиевистике определился новый интерес к истокам средневековой словесности, к эпохе перехода от античности к средневековью.

В данное пособие впервые включены разделы, представляющие канонические религиозные тексты и наследие латинской патристики, значительно расширены разделы, посвященные латинской литературе V – VIII веков, Каролингскому Возрождению. При работе над пособием учтены новые издания средневековых текстов, в частности Аврелия Августина, Боэция, Григория Турского. Все тексты снабжены историко-литературными справками и комментариями.

ЧАСТЬ 1

Введение

Начало средневековья принято связывать с определенной датой – 476 г., когда король гóтов Ододакр захватил римский престол, став первым императором-варваром. Событие это имеет скорее символический, чем конкретно-политический смысл, но с него принято начинать отсчет нового средневекового времени, навсегда отодвинувшего в прошлое античность.

Кризис Римской империи, постоянные набеги варваров на римские провинции и на саму столицу начинаются уже с первых веков нашей эры. Так называемая эпоха великого переселения народов преобразила карту Европы, подготовила новые очаги цивилизации, которую с тех пор принято называть западноевропейской. Процесс движения, перемещения, ассимиляций продолжался в течение многих веков и составил содержание эпохи, получившей название раннее средневековье (V – X в.в.)

Основной смысл этой эпохи – столкновение античного и варварского миров, их глубокое взаимодействие, определяющее качественно новую форму цивилизации – европейский феодализм.

Самоопределение варварских, прежде всего германских, племен шло в двух основных направлениях. Варвары, завоевавшие территории бывших римских провинций (франки в Галлии, остготы в Италии, вестготы в Испании) испытывали обратное влияние более высокой римской культуры и проходили через процесс «романизации», усваивая философские религиозные, художественные идеи поздней римской античности вместе с ее языком – латынью. Долгое время у романских народов латынь была единственным письменным языком – языком науки, политики, религии и даже художественной литературы. Ярким примером этого искомого, хотя во многом иллюзорного, синтеза античной и варварской культуры стало Каролингское Возрождение.

Северные германские племена, в силу их территориальной отдаленности, избегли активной романизации. Норманны, которых называли викингами, совершали набеги на Европу с островов Скандинавии, постепенно они осуществляют колонизацию Исландии, Британских островов, заселяют север Франции. Отсутствие культурных контактов с далеким Римом имело и свой положительный результат: эти северные племена сохраняют самобытную мифологию, письменный язык. И именно здесь, на северных островах, передаются из поколения в поколения памятники эпической народной поэзии на племенных наречиях. Раннее средневековье предлагает нам великолепные образцы скандинавского, англосаксонского эпоса. Особую роль в эту эпоху сыграла культура кельтов, во многом загадочного племени, местом обитания которого в эпоху варварских нашествий стала Ирландия.

Важнейшим объединяющим и цивилизующим фактором для европейских варварских племен явилось их приобщение к христианству. Оно создало определенный фундамент психологической и исторической общности, определившей самосознание рождающейся Европы. Христианские мотивы и образы органично входят в западноевропейское средневековое искусство, определяют его особый смысловой код, вне которого оно не может быть постигнуто.

К Х веку в Европе происходит некоторая стабилизация, возвещающая о начале новой эпохи – классического, или высокого, средневековья. Утихает беспорядочное и буйное движение племен, определяется система политических, экономических, правовых понятий феодализма, складываются контуры будущих европейских государств. С этого времени мы уже можем говорить не о литературе племен и регионов, а о литературе национальной, обретающей собственный язык, самостоятельные образные решения.

Предшествующие этому расцвету века традиционно трактовались как эпоха глубокого культурного кризиса, так называемые «темные века», существовавшие на пепелище античной культуры, на фоне разрушенных римских городов, в темноте и запустении неосвоенных природных пространств. Однако именно эти «темные века» сохранили и донесли до нас все известные нам памятники греко-римской культуры, именно в эту эпоху без устали переписывались книги в монастырских скрипториях, на развалинах языческого мира создавалась величественная соборная конструкция единого христианского универсума. Мы надеемся, что наш труд хотя бы отчасти приподнимет занавесу над «темными» веками и заставит заново зазвучать голоса незаслуженно забытых «строителей» средневекового мироздания.

Языки. Письмо и книги в Западной Европе средних веков.

На каких языках написана представленная в хрестоматии литература? Как соотносятся они с современными европейскими языками? Имели ли они собственную письменность? Как выглядела и как изготовлялась средневековая книга?

Литература, представленная в хрестоматии, написана на индоевропейских языках. Это романские, германские и кельтские языки. Особую роль в языковой ситуации Западной Европы играла латынь.

Латинский язык – один из италийских языков, кардинальным образом повлиявший на развитие европейской культуры. Для поздней латыни (со II в.) характерен разрыв между устной и письменной формами речи. Если последняя сохранилась и после VI в. и дала обширную наднациональную литературу, то первая (так называемая народная латынь) распалась на диалекты, из которых к IX в. и сложились романские языки. «Латинский язык ежедневно изменяется во времени и пространстве», – писал об этом процессе его современник Иероним.

Окситанский (провансальский) – язык галло-романской подгруппы романских языков, распространенный на юге Франции и в Альпийской Италии. Выделился из галльского языкового единства в XI в. Расцвет литературы – в XII – XIII в.в. в связи с поэзией трубадуров.

Французский – романский язык той же подгруппы. В его истории выделяют старофранцузский (IX – XIII в.), среднефранцузский (XIV – XV в.в.), раннефранцузский (XVI в.), новофранцузский (XVII – XVIII в.) и современный. Первый связный текст на старофранцузском языке – «Страсбургские клятвы» (842 г.).

Итальянский – романский язык итало-романской подгруппы, наиболее близкий к латинскому. Первые памятники письменности относятся к X в. Литературный язык сложился на основе флорентийского говора тосканского диалекта под влиянием творчества Данте, Петрарки и Боккаччо.

Испанский – романский язык иберо-романской подгруппы. До конца XV в. чаще называется кастильским. Первый памятник письменности – «Песня о моем Сиде» (1140 г.).

Готский – германский язык восточной (вымершей) подгруппы. Наиболее значительный памятник – перевод Библии вестготским епископом Вульфилой (Ульфилой), дошедший в остготских рукописях
V – VI в.в.

Английский – германский язык западной подгруппы, ведет начало от языков германских племен англов, саксов и ютов. Древнеанглийский период (VII – XI в.в.) назывался англосаксонским. Завоевание Англии норманнами в 1066 г. привело к длительному периоду двуязычия: французский язык функционировал как официальный, а английский продолжал употребляться как язык простого народа. В основу литературного языка лег язык Лондона. Его утверждению способствовало книгопечатание и литературная деятельность Дж. Чосера. Первый памятник письменности – надпись на ларце Фрэнкса (VII в.): Древнейший памятник литературы – «Беовульф».

Немецкий – германский язык западной подгруппы. Донациональный период – до XVI в. Тенденция к образованию наддиалектных форм языка обозначается в XII – XIII в.в. на юго-западной основе. В укреплении этой тенденции играет роль книгопечатание (XV в.) и реформация, в особенности перевод Библии Мартином Лютером (1483-1546). К древнейшим памятникам письменности относятся Сен-Галенский глоссарий (VIII в.) (алеманский диалект), переводы Исидора на рейнско-франский диалект (VIII – IX в.в.).

Скандинавские языки образуют особую группу среди германских, в которую входят датский, шведский, норвежский, исландский, фарерский. Все они восходят к праскандинавскому языку, первые памятники которого, представленные надписями (так называемое руническое письмо, см. ниже), относятся к III в. Древнейшие рукописи на основе латинской графики датированы второй половиной XII в. Они написаны на древнеисландском языке. Это «Старшая Эдда», «Младшая Эдда» и саги.

Кельтские языки образуют особую группу индоевропейских языков наряду с романскими, германскими и другими. Она включает ирландский, гельтский, валлийский и бретонский (живые языки), а также иэнский, кориский, кельтиберский, лепонтийский и галльский (вымершие). Принято делить кельтов на островных и континентальных. Наиболее важен для истории европейской литературы ирландский язык (язык островных кельтов), в развитии которого выделяют следующие периоды: древнейший, или огамический (об огамическом письме см. ниже) с IV по начало VI в., архаический древнеирландский – с середины VIII по начало XVIII в., классический древнеирландский – с середины VIII по начало X в., среднеирландский – с середины X по конец XII в., новоирландский – начало XIII – конец XVII в., современный – с начала XVIII в. Древнейшие памятники огамического письма относятся к IV – VII в.в. Первые памятники на латинской основе дошли с VI в., но в рукописях не раннее XI в. Древнейшие саги дошли в сборниках XII в.

Судьба европейской письменности, а через нее и культуры во многом определена различием в языковой политике, проводимой Римом и Византией. Рим исходил из трехъязычия – богослужение допускалось на одном из трех языков: еврейском, греческом, латинском. На этих языках были написаны тексты Священного Писания. Византия же допускала использование для этих целей местных языков. В результате в ареале римского влияния латынь стала общим наднациональным языком культуры, что имело как положительные, так и отрицательные следствия. К последним относится то, что это задержало развитие письменностей на латинской основе, так что письменности эти в Западной Европе складывались стихийно, а национальные языки долго не становились литературными в полном смысле этого слова, так как языком науки оставалась латынь. Кроме того, богослужение на латинском языке, особенно в нероманских странах, становилось барьером между верующими и церковью, что впоследствии и послужило одной из причин Реформации, победившей прежде всего в нероманских странах. Правда, Августин, Иероним и папа Григорий Великий призывали приблизить устный язык к народной речи, оставив письменным каноническую латынь. Так, Блаженный Августин писал: «Лучше пусть нас порицают грамматики, чем не понимает народ». Запрет литургии на местном языке время от времени отменялся. Так, западным славянам была разрешена литургия на народном языке в 868, 870, 880 и 1067 г.г. Однако за этими разрешениями следовали запреты. С другой стороны, огромная литература на латинском языке создала общий культурный фонд Западной Европы и способствовала ее культурной интеграции. Отметим также, что Ренессанс зародился в Италии и охватил главным образом страны римского ареала.

Языковая политика Византии тоже имела свои плюсы и минусы. Национальные письменности в восточном ареале христианского мира складывались рано и как результат сознательной деятельности отдельных личностей: готское письмо было создано Вульфилой в 4 в., армянское – Месропом Маштоцем – в V в., славянское – Константином Философом – в IX в. О происхождении (очень раннем) грузинского письма нет единого мнения. Таким образом, отрицательных последствий римской языковой политики эти народы не знали. Исключение составляют готы, которые затем (вследствие интеграционного движения) попали под влияние Рима и утратили собственную письменность. Однако народы восточного ареала христианства не имели той единой латинской среды, которая, например, позволяла образованным людям Европы путешествовать из страны в страну, не сталкиваясь с языковым барьером. В наиболее выгодном положении оказались восточные и южные славяне, у которых роль наднационального языка выполнил старославянский. Однако этот язык обслуживал только один культурный регион Европы.

Рассмотрим теперь, какая письменность обслуживала названные языки.

Латинское письмо , имевшее длительную историю, продолжало развиваться и средние века: возникло деление букв на прописные и строчные и появились знаки препинания.

Романская письменность развивается сравнительно поздно. Карл Великий (742 – 814) провел реформу, стремясь привести произношение в соответствие с латинским написанием. В результате этой реформы народная речь лишилась письменности, а это, в конечном счете, стимулировало появление письменности на родном языке, в первую очередь, во Франции. Свои тексты на родном языке появились во Франции в IX в., в Провансе в XI в., в Испании, Португалии и Каталонии в XII – XIII в.в. Диактрические (надстрочные) знаки появились впервые в старофранцузских (норманских) рукописях в Англии в XII в. Это знаки ударения над согласными буквами, используемые для передачи особенностей фонологической системы новых языков.

Германская письменность характерна переходом с рунического письма на новое письмо на латинской основе. Руническое письмо применялось со II – III в.в. до позднего средневековья. Руны использовались для записи на твердом материале и поэтому имеют характерные заостренные формы. Различают старшие общегерманские руны (алфавит футарк насчитывал 24 знака) и младшие – скандинавские. Старые руны употреблялись в основном в магических целях (само слово соотносимо с готским «тайна», др. верхн. нем. «шептать»). Они встречаются на оружии, украшениях и камнях и содержат много собственных имен и сакральной лексики.

Младшие руны фигурируют в мемориальных надписях на камнях, в том числе и стихотворных. Раньше всего руническое письмо исчезло в Германии, где оно считалось языческим, позже всего – в Скандинавии, где имелись руны христианского содержания. До наших дней сохранился лишь один рунический знак в составе исландского алфавита.

Первый германский народ, который стал пользоваться латинской письменностью, – англосаксы. Франкский король Гильперик (ум. 584) предложил реформировать латинский алфавит для обозначения германских корней, о чем известно по комментариям Григория Турского.

В отношении кельтского письма отметим наличие в нем огамического периода. Огамический алфавит представляет собой черточки, расположенные по обе стороны от ребра камня. Названия букв связаны с названиями деревьев, так как деревья занимали важное место в древних магических представлениях кельтов. Группировка букв алфавита говорит о развитии в дописьменный период аллитерационной поэзии. Ранние записи относятся к III в., поздние – к IX – X в.в. Это краткие эпитафии, надписи на сосудах и другая эпиграфика. Знание огамического письма сохранилось в Ирландии до XIX в.

Все европейские письменности так или иначе связаны с греческой или латинской. Речь идет, конечно, не о начертании знаков (ср. огамическое, руническое письмо), а о самих принципах графики. Все европейские алфавиты – буквенные.

До изобретения книгопечатания (середина XV в.) книги были рукописными. В средневековой Европе они создавались в монастырях, чему особенно способствовала проведенная Кассодором реформа бенедиктинского ордена, сделавшая описание книг одной из главнейших особенностей монастырского уклада.

Писали сначала на пергамене – обработанной коже – затем (с XI в.) и на бумаге, которая снабжалась водяными знаками, называемыми в Европе филигранями. Эти знаки были разными в различных странах и в различные эпохи. Например, во Франции такими знаками были лилия, петух и собака. Инструментами письма служили заостренные металлические палочки или камышевые тростинки. С VI в. начинают употребляться птичьи перья. Записи производились чернилами, преимущественно черными. Для выделения написанного использовались красные, а в некоторых случаях золотые или серебряные чернила.

Простейшим шрифтом был каролингский минускул. Минускулом, в отличие от маюскула называется шрифт, укладывающийся в четыре мысленные горизонтали: внутренние ограничивают тело буквы, а внешние – хвосты и оси. Каролингским он назван в связи с его распространением в эпоху Каролингского Возрождения (VIII – IX в.в.). Разновидностью каролингского минускула является готический шрифт с характерным для него использованием нажимов и отпусков. Этот шрифт дольше сохранился в германоязычных странах, особенно в Германии (до XX в.). В эпоху Возрождения установилось так называемое гуманистическое письмо, которое усовершенствовало каролингский минускул, придав ему более округлые формы. Эти формы и закрепились в книгопечатании Нового времени.

Именно в середине века книга приобрела знакомую нам форму (эта форма называется кодексом), сменив свиток, с которым было неудобно работать. Соответственно, и в библиотеках книги стали храниться на полках, а не в корзинах. Переход от свитка к кодексу повлек за собой новую технику озаглавливания и рубрикации, так как раньше каждая часть книги представляла собой отдельный свиток.

Формат книги существенно колеблется в зависимости от ее функции. Самого маленького формата требовали молитвенники, среди которых встречаются крошечные, умещающиеся на ладони. Книги больших форматов были связаны с нуждами церковного пения: буквы должен был видеть хор.

Характерн6ой чертой средневековой книги были инициалы – первые буквы начальных строк, выступавшие на строки или уходившие в их глубину. Инициалы были художественно оформлены. Из них развилась миниатюра, которая сначала вписывалась в инициал как в рамку, а затем уже стала занимать целую страницу. Особенно сильный толчок к развитию иллюстрации дала эпоха Возрождения.

Другой чертой было использование различных приемов графического выдвижения – выделения в тексте главного. Сюда надо отнести не только рубрику – написанные другим цветом строки, но и сокращения, которым подвергались прежде всего слова, связанные с сакральным содержанием. Иногда эти сокращенные слова выделялись золотом и серебром, что делает совершенно неудовлетворительным объяснение этих сокращений соображениями экономии. Сокращения, актуализируя внимание, настраивали на поиски скрытого, сокровенного.

Как уже отмечалось, говоря о лингвистической традиции в средневековой Европе, подавляющее большинство историков нашей науки склонно было видеть в ней своего рода «теоретический застой», если не регресс по сравнению с античной эпохой. В этой связи назывались следующие факторы:

1. Единственным языком, изучавшимся в этот период, был латинский. Хотя согласно распространенной в католическом мире «теории триязычия», развитой в VII в. епископом Исидором Севильским (560–636), статусом «священных» пользовались также греческий и древнееврейский языки (поскольку именно на них по приказу Понтия Пилата была сделана надпись на кресте Иисуса Христа), реальная жизнь внесла в нее существенные поправки: древнееврейский изначально был чужд подавляющему большинству христианского мира и его знание в средние века (как, впрочем, и позднее) было всегда уделом немногих, а число владеющих греческим также оставалось незначительным, чему способствовала отчужденность между католической и православной церквами, завершившаяся в 1054 г. открытым разрывом. Таким образом, «триязычие» свелось к фактическому одноязычию, что, естественно, сужало круг наблюдаемых языковых фактов, а слово «грамматика» стало пониматься как синоним именно латинской грамматики.

2. Латинский язык был мертвым языком (использовался главным образом для письменного общения), и изучать его было можно лишь на основе письменных источников. Соответственно предметом обучения становились в первую очередь не звуки (фонетические), а буквы – графические элементы, т. е. собственно фонетические исследования оказались в полном пренебрежении.

3. Само изучение латинского языка проводилось в основном в практических целях, вследствие чего грамматика не столько описывала существующие факты, сколько предписывала их «правильное» употребление. Важнейшим пособием для изучения латинского языка оставались все те же грамматики Доната и Присциана либо созданные на их основе компиляции; оригинальных в собственно лингвистическом отношении трудов практически не создавалось.

4. Отождествление понятий латинской грамматики и грамматики вообще привело к тому, что даже в тех случаях, когда начинали изучаться другие языки, на них механически переносились особенности латинской грамматики, а подобного рода «латиноцентризм» неизбежно приводил к игнорированию конкретной специфики разных языков, зачастую весьма не схожих с латинским.

5. Поскольку изучение латинского языка рассматривалось как логическая школа мышления, правильность грамматических явлений стала устанавливаться логическими критериями, а логическая терминология стала даже вытеснять собственно‑грамматическую, заимствованную от греко‑римской античной традиции.

Несмотря на, казалось бы, достаточную убедительность приведенных выше положений, в специальной литературе отмечалось, что они нуждаются в достаточно серьезной корректировке, поскольку не учитывают ряд важных моментов.

Во‑первых, в какой‑то степени так называемые новые (т. е. живые) европейские языки также попадали в поле внимания: составлялись алфавиты, делались глоссы, выполнялись переводы, сочинялись оригинальные произведения… Сколь ни неравноправен был их статус по сравнению с латынью, но подобная деятельность, несомненно, способствовала постепенному повышению их престижа, а тем самым – подготавливала почву для их превращения в объект научного изучения. В этой связи историки языкознания обращают особое внимание на исландские трактаты XII в., в которых рассматривается вопрос об использовании латинского письма применительно к исландскому языку и в связи с этим описывалась сама исландская фонетика. К концу Средневековья эта тенденция проявилась уже достаточно отчетливо, отразившись, в частности, в знаменитых словах Данте Алигьери о том, что народный язык «благороднее» латыни, поскольку первый – язык «природный», а второй – «искусственный».

Во‑вторых, было отмечено и то обстоятельство, что ходячее определение латыни как «мертвого» языка, верное в том смысле, что он не являлся родным для какого‑либо этнического коллектива, отнюдь не столь верно в других отношениях. «Латинский язык не был мертвым языком, и латинская литература не была мертвой литературой. По‑латыни не только писали, но и говорили; это был разговорный язык, объединявший немногочисленных образованных людей того времени: когда мальчик‑шваб и мальчик‑сакс встречались в монастырской школе, а юноша‑испанец и юноша‑поляк – в Парижском университете, то, чтобы понять друг друга, они должны были говорить по‑латыни. И писались на этом языке не только трактаты и жития, а и обличительные проповеди, и содержательные исторические сочинения, и вдохновенные стихи». Кстати, это сказалось и на своеобразной «диалектизации» средневековой латыни: появляются изменения в произношении, словоупотреблении, в меньшей степени – в грамматике. В литературе описаны даже случаи, когда ученые из разных стран, говоря на «своем» варианте латинского языка, уже с трудом понимали, а иногда и вообще не понимали друг друга. Отсюда возникла необходимость соответствующей коррекционной работы: в ту же грамматику Присциана стали вноситься поправки, отражающие указанный процесс.

В‑третьих, с развитием средневекового мировоззрения в первую очередь философского, грамматика привлекает внимание уже и в чисто теоретическом отношении: появляются труды, в которых делаются попытки осмыслить явления языка и интерпретировать их в более широком аспекте. В этом смысле средневековых мыслителей, занимавшихся названными проблемами, можно в какой‑то мере считать предтечами общего языкознания.

Наконец, в‑четвертых, в сочинениях авторов позднего Средневековья, когда в орбите внимания ряда средневековых мыслителей оказались и такие языки, как греческий, еврейский, арабский, стали звучать идеи о том, что помимо общей логической основы в языках имеются и довольно значительные различия, сказывающиеся, например, в трудностях при переводе (эту мысль наиболее отчетливо высказал Роджер Бэкон).

Возвращаясь к вопросу о внутренней периодизации средневековой лингвистической мысли, можно отметить, что чаще всего здесь выделяют два основных этапа.

Первый («ранний») охватывает промежуток времени приблизительно с VI до XII в. В качестве его отличительной особенности называют обычно процесс усвоения античного наследия и его адаптации к новым историческим условиям. Выдающуюся роль здесь сыграли такие позднеантичные авторы, как Марциан Капелла (V в.), Анций Манлий Северин Боэций (480–524), Маги Аврелий Кассиодор (490–575).

Первому из них принадлежит опиравшаяся на труды Варрона и других авторов своеобразная энциклопедия в девяти книгах «Брак Филологии и Меркурия». К нему восходит сложившаяся в средневековой Европе система «семи свободных искусств», состоявшая из так называемого тривия, включавшего словесные науки (грамматику, риторику и диалектику, т. е. умение вести споры) и квадривия (музыки, арифметики, геометрии, астрономии). Таким образом, именно грамматика, понимаемая, как отмечалось выше, как искусство читать и писать, должна была служить основой дальнейшего школьного образования: характерно, что ее изображали в виде женщины, державшей в правой руке нож для подчистки ошибок, а в левой – розги для наказания нерадивых.

Боэций известен как переводчик на латынь основных логических сочинений Аристотеля, заложивших основу логических учений в Европе и в значительной степени определивших разработку грамматических проблем.

Кассиодором была составлена, в частности, своеобразная энциклопедическая компиляция латинских трудов по «словесным искусствам», к которым он отнес грамматику, риторику с поэтикой и логику.

Как уже отмечалось, в эту эпоху канонизируются в качестве основных пособий по изучению грамматики труды Доната и Присциана. Упомянутый выше Исидор Севильский, опираясь на труды Боэция, Кассиодора и других античных авторов, составляет труд, именовавшийся «Начала, или этимологии», в котором утверждалось, что сущность вещи может быть выведена из самого ее названия, а не возникает произвольно, т. е. разделяется та точка зрения, которую высказывали в античности сторонники теории «фюсей». Соответственно этимология, по мысли Исидора, должна привести к восстановлению первичной, «истинной» формы слов. Разумеется, с точки зрения сравнительно‑исторического языкознания этимологии Исидора, как и его античных предшественников, не могут претендовать на научность, хотя некоторые из них довольно любопытны. Например, ссылаясь на библейское предание о сотворении человека, он пытается установить связь между латинскими словами «homo» («человек») и «humus» («земля»).

Наиболее важным моментом рассматриваемого периода принято считать относящееся к XI–XII вв. начало борьбы номинализма и реализма , в которой приняло участие несколько поколений средневековых ученых. Спор этот восходит еще к античной эпохе, и сущность его состоит в том, соответствуют или нет общим понятиям (универсалиям) какие‑либо действительные явления. Теоретическим источником его послужило сочинение позднеантичного автора Порфирия (ок. 233–204), указывавшего, что для правильного понимания категорий Аристотеля необходимо знать, что такое род и вид, что такое различающий признак, собственный признак и привходящий признак, причем сам Порфирий отказался от однозначного разрешения данной проблемы: «Я буду избегать говорить относительно родов и видов, – существуют ли они самостоятельно, или же находятся в одних и тех же мыслях, и если они существуют, то тела ли это или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием, или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них: ведь такая постановка вопроса заводит очень глубоко и требует другого, более обширного исследования».

Кроме сочинения самого Порфирия, использовались участниками спора также комментарии к нему и к Аристотелю, автором которых был Боэций. Начало дискуссии связывают с именем Росцелина из Компьена (1050–1120), который выступил с утверждением, что действительным объективным существованием обладают только единичные вещи, тогда как общие понятия, т. е. универсалии, – это только имена (по‑латыни nomina – отсюда и название всего направления). Из этого Росцелин делал вывод, что универсалии представляют собой просто «звуки голоса», лишь весьма косвенно связанные с самими вещами. Роды, виды и категории, согласно Росцелину, выражают не отношение вещей, а служат исключительно для классификации одних только слов. Лишь язык позволяет создать отвлеченные слова типа «белизна», которое, в сущности, ничего не выражает, поскольку в действительности могут существовать только белые предметы. Точно так же понятие «человек» имеется лишь в языке, тогда как в действительности могут существовать лишь отдельные люди (Сократ, Платон и др.).

Поскольку выводы Росцелина в определенной степени приводили к противоречию с некоторыми из церковных догматов (например, когда речь шла о сущности Троицы), они вызывали резкие возражения со стороны ортодоксальных католических философов. Особенно резко выступили против них Ансельм Кентерберийский (1033–1109) и Гильом из Шампо (ок. 1068–1121), представлявшие так называемое реалистическое направление. Согласно последнему, универсалии являются абсолютно реальными, и каждая из них целиком и полностью пребывает в любом предмете своего класса, тогда как индивидуальные различия между ними создаются внешними и случайными свойствами.

Один из слушателей Гильома, впоследствии ставший его непримиримым противником, Пьер Абеляр (1079–1142), отрицая реальность существования универсалий, вместе с тем отказался и от крайнего номинализма Росцелина, отмечая, что универсалия – не просто слово, имеющее физическое звучание, но она также обладает определенным значением и способна определять многие предметы, составляющие известный класс. Таким образом, согласно Абеляру, универсалии объективно существуют только в человеческом уме, возникая в результате чувственного опыта как результат абстрагирования. Эту доктрину умеренного номинализма позднее стали называть концептуализмом.

Борьба номинализма и реализма проходит сквозь всю дальнейшую историю средневековой философской мысли, причем, несмотря на враждебное отношение католической иерархии к номинализму и концептуализму (взгляды Росцелина, Абеляра и ряда других мыслителей даже поверглись осуждению), эта доктрина получила дальнейшее развитие. Для науки о языке рассматриваемый спор интересен в первую очередь благодаря тому, что в его ходе рассматривались основные проблемы, связанные с изучением семантической системы языка.

Второй период развития средневековой лингвистической традиции (поздний, или «предренессансный») охватывает XII–XIV вв. Эта эпоха характеризуется как расцвет и последний закат схоластической философии, возникшей в предыдущие века. В рассматриваемый отрезок времени (во многом благодаря контактам с арабским миром и через посредство арабских переводов) западноевропейские мыслители знакомятся с рядом произведений античных авторов, в первую очередь с ранее не известными «латиноязычному» Западу трудами Аристотеля и комментариями к ним. Наблюдается и возрастание интереса к проблемам языка. Правда, историки лингвистики отмечают, что собственно в плане грамматического описания языка было сделано не так много: по‑прежнему, основным авторитетом оставался труд Присциана, к которому составлялись многочисленные комментарии, и в этом плане можно отметить лишь один факт: категория имени, не расчленявшаяся в античной грамматике, была подразделена на существительное и прилагательное. Однако заметным явлением считается формирование в XIII–XIV вв. так называемой концепции философской грамматики. Первый опыт ее создания связывается с именем Петра Гелийского (середина XII в.), написавшего ее в виде комментариев к Присциану. Особую роль в развитии этого направления сыграл Петр Испанский (1210/20–1277), португалец по происхождению, ставший в 1276 г. римским папой под именем Иоанна XXI. В своем трактате «О свойствах терминов», составляющем заключительную часть принадлежавших ему «Кратких основ логики», он разрабатывает учение о суппозиции (допустимой подстановке терминов), касаясь вопроса о природе значения и отмечая важность изучения элементов языка в контексте тех комбинаций, в которых они выступают в речи. В значительной степени под его влиянием в XII–XIV вв. складывается так называемая «школа модистов» (название связанно с тем вниманием, которое ее представители уделяли вопросу о «модусах», т. е. способах значения.). К числу ее крупнейших представителей относятся Боэций Датчанин (XIII в.), Томас Эрфуртский (XIV в.) и др. Модисты изучали прежде всего общие свойства языка, его отношения к внешнему миру и мышлению. Вслед за Петром Гелийским они рассматривали грамматику не как чисто практическую дисциплину, которая учит «правильно говорить, читать и писать», а как науку (scientia). Отмечая, что языки обладают конкретной спецификой, модисты вместе с тем применяли к ней критерий «одна для всех языков», подчеркивая тем самым ее логический характер. «Тот, кто знает грамматику одного языка, – писал один из авторов рассматриваемой эпохи, – знает сущность грамматики вообще. Если же, однако, он не может говорить на другом языке или понимать того, кто говорит на нем, это происходит из‑за различий в словах и их формах, которые по отношению к самой грамматике случайны». Со школой модистов связаны также изучении вопросов синтаксического значения частей речи, их выделения и др., а сама грамматика определяется как наука о речи, изучающая правильное сочетание слов в предложениях посредством модусов означивания. При рассмотрении значения предложения средневековыми авторами использовалось также понятие диктума – объективной части значения предложения, соотносимой с модусом как операцией, производимой мыслящим субъектом. Уже в первой половине XX в. названные термины вновь ввел в науку о языке один из виднейших представителей Женевской лингвистической школы, сыгравший выдающуюся роль в оформлении и публикации «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра, – Шарль Балли.

3 433

Как общались между собой люди, например, в Западной Европе в XI-XV вв.? На каком языке или языках? Греческого или еврейского языка подавляющее большинство населения Западной Европы не знало. Латынь была достоянием ничтожного меньшинства книжников. Традиционная история говорит, что вульгарной латыни к тому времени уже не было, причем давным-давно. Современных же европейских языков еще не было (они образовались в XVI-XVII вв.).

В Эльзасе, в монастыре Кольмарии (Colmarie) печальная надпись на стене, которая повествует о том, что в 1541 г. в этом городе умерло 3500 жителей, сделана на латыни, иврите и греческом. Кто в Эльзасе когда-либо говорил на этих языках? К каким прихожанам обращена эта надпись, изготовленная в XVII в.?

Современный немецкий лингвист Ф. Штарк (F. Stark. Faszination Deutsch. Langen/Müller. München, 1993) утверждает, что деловым языком Европы от Лондона до Риги с середины XV был язык Ганзейского Союза – “средненижненемецкий”, который затем был вытеснен другим языком –“верхненемецким” языком реформатора М. Лютера.

Однако Дитер Форте (“Томас Мюнцер и Мартин Лютер или Начала бухгалтерии”, Базель, 1970), опираясь на документы, прямо говорит о том, что у 19–летнего испанского короля Карлоса I, будущего Императора Священной Римской Империи Карла V Габсбурга, и его родного дяди Фридриха Саксонского при их первой встрече в 1519 г. общим языком был не немецкий, не испанский и не французский. И не латынь. А какой?

При этом того же Карла в зрелом возрасте считают уже полиглотом, приписывая ему следующее крылатое высказывание о языках Европы: “С Богом я говорил бы по-испански, с мужчинами – по-французски, с женщинами – по-итальянски, с друзьями — по-немецки, с гусями – по-польски, с лошадьми – по-венгерски, а с чертями – по-чешски.

В этом высказывании содержится весьма интересная информация. Во-первых, Карл упоминает такой обособленный язык Европы как венгерский, и при этом совершенно игнорирует английский язык. Во-вторых, Карл чувствует разницу между близкородственными славянскими языками — польским и чешским. А если учесть, что под венгерским языком в Европе еще и в XVIII в. понимали словацкий язык, то Карл V вообще оказывается тонким славистом! (См. например, Британскую Энциклопедию 1771 г., v. 2, “Language”. Население тогдашней Венгрии со столицей в Прессбурге, нынешней Братиславе, было преимущественно славянским.)

В упомянутой энциклопедии приведен потрясающий лингвистический анализ языков своего и предыдущего времени.

Нынешние романские языки — французский и итальянский – в ней отнесены к варварскому готскому (Gothic), только “облагороженному латынью”, причем говорится об их полной аналогии с готским.

Зато испанский язык (Castellano) Британская Энциклопедия называет практически чистой латынью, противопоставляя его при этом “варварским” французскому и итальянскому. (Интересно, знают ли об этом современные лингвисты?).

О немецком или о других языках германской группы, считающихся сегодня родственными готскому, тем более о какой-либо родственности английского языка готскому в энциклопедии конца XVIII в. речи и вовсе нет.

Собственный, английский язык эта энциклопедия считает синтетическим, вобравшим в себя и греческий, и латынь и предшествующий англо-саксонский (при этом связь с уже существовавшим с начала XVI в. саксонским диалектом немецкого языка полностью игнорируется!).

Между тем, в современном английском языке явственно проступают два лексических пласта, охватывающие за вычетом позднейших интернациональных слов 90% словарного запаса: примерно две трети составляют слова, однокоренные с балто-слявяно-германскими, с четко соотносящейся фонетикой и семантикой, а одну треть – также слова, однокоренные с балто-славяно-германскими, но прошедшие средневековую латинизацию (“романизацию”).

Любой желающий может в этом убедиться, открыв словарь английского языка. Например, все без исключения слова, существовавшие в XVII в. и начинающиеся в английском языке на W, относятся к первой группе прямого корневого родства с балто-славяно-германскими аналогами и для них нетрудно, при желании, найти соответствие в любом из языков этой группы. Напротив, все слова, начинающиеся в английском языке на V, являются “романизированными”.

Средневековая латинизация Европы была всеобщей. Вот характерный пример из немецкого языка. Ни один глагол сильного спряжения (т.е. считающийся исконно-немецким) не начинается с P, хотя начинающихся с F или Pf существует немало.

Приведем яркий пример из итальянского языка. Синонимы pieno и folto, означающие “полный”, отражают два наречия одного и того же исходного языка с балто-славяно-германским корнем p(o)l: первое из греко-романского наречия, а второе – из германского.

То же самое характерно и для латыни. Слова complex и conflict сегодня воспринимаются как совершенно разные и независимые. Однако, в основе обоих лежит балто-славяно-германский корень pl(e)h (ср. плести). С учетом приставки сo(n)-, соответсвующей славянской c(o)-, оба отвлеченных латинских слова восходят к первоначальному конкретному значению сплетение. И таких примеров немало.

В приведенном примере прослеживается та же самая фонетическая параллель p/f, которая была показана на примерах итальянского и немецкого языков. Это прямо говорит о том, что латинский, немецкий и итальянский языки отражают одну и ту же фонетическую картину.

Когда же и почему “Господь смешал языки”? Расслоение общеевропейского языка началось не с падением Константинополя, а гораздо раньше: с глобальным похолоданием и чумой XIV в. Не столько изоляция отдельных групп населения, сколько цинга, явившаяся следствием похолодания, резко изменила фонетическую картину Европы.

Младенцы, зубы которых выпадали, не успевая вырастать, физически не могли произнести зубных звуков, а остальной их речевой аппарат вынужденно перестраивался для мало-мальски внятного произношения самых простых слов. Вот в чем причина разительных фонетических перемен в ареале, где свирепствовала цынга!

Звуки d, t, “th”, s, z выпадали вместе с зубами, а распухшие от цинги десны и язык не могли выговорить стяжения двух согласных. Об этом молчаливо свидетельствуют французские circonflexes над гласными буквами. Помимо территории Франции, сильно пострадала фонетика на Британских островах, в Нижней Германии и, частично, в Польше (“пшеканье”). Там же, где цинги не было, фонетика не пострадала – это Россия, Прибалтика, Украина, Словакия, Югославия, Румыния, Италия и далее к югу.

Наиболее распространенными языками в XVIII в. Британская Энциклопедия называет два: арабский и славянский, к коему отнесены не только нынешние языки славянской группы, (в том числе “венгерский” = словацкий), но и коринфский (Carinthian). Однако, в этом нет ничего удивительного: население п-ова Пелопоннес говорило по-славянски — на македонском диалекте.

В самой же цитируемой Британской Энциклопедии звук “s” в начале и середине слова еще передается не обычной строчной “латинской” буквой s, а готической f, например, слово success пишется как fuccefs. При этом английское произношение конечного s соответствует фонетике русского языка: энциклопедия приводит два разных произношения слова as в цитируемой в ней фразе из Шекспира “Cicero was as eloquent as Demosthenes”, где первое as транскрибируется как afs (читается “эс элоквент”), а второе, перед звонким согласным, озвончается, как и в русском, до az (читается приблизительно как “эз Демосфинз”).

Документы римско-католической церкви, в частности Турского Собора, свидетельствуют, что подавляющая часть населения, например, Италии (да и того же Эльзаса) до XVI в. говорила на Rusticо Romanо, на котором Собор рекомендовал читать проповеди, потому что книжной латыни прихожане не понимали.

Что же такое Rusticо Romanо? Это не вульгарная латынь, иначе так бы и написали! С одной стороны, Rusticо – это язык вандалов, балто-славянский язык, словарь которого приведен, в частности, в книге Мауро Орбини, изданной в 1606 г. (Origine de gli Slavi & progresso dell Imperio loro di Mauro Orbini R. In Pesaro appresso Gier. Concordia, MDCVI). Известно, что слово rustica обозначало в средние века не только грубое, деревенское, но и книгу в кожаном (сафьяновом, т.е. персидской или русской выделки) переплете. Язык, сегодня наиболее близкий к Rusticо — хорватский.

С другой стороны, традиционная историография гласит, что Северную Италию (и прежде всего, провинцию Тоскана) в VII-IV вв. до н.э. населяли этруски (иначе — туски), культура которых оказала огромное влияние на “древнеримскую”. Однако, по-шведски tysk означает “немецкий”, jute – “датчанин”, а rysk – “русский”. Tyski или jute-ryski, они же Γ?ται Ρ?σσι Ливия и Arsi-etae Птолемея – это и есть легендарные этруски, по происхождению — балто-славяно-германцы.

В книжной латыни есть поговорка – “Etruscan non legatur” (“Этрусское не читается”). Но в середине XIX в. Ф. Воланский (Tadeu? Vo?ansky) ? А. Чертков, независимо друг от друга, прочитали десятки этрусских надписей, пользуясь современными им славянскими языками.

Например, этрусская надпись на двусторонней камее, открытой Ульрихом Фридрихом Коппом в 1827 г. (U. F. Kopp. “De varia ratione Inscriptiones interpretandi obscuras”) гласит: “I?W, CАВАWΘ, AΔΞNHI — ? KΛI E? ΛA=CA, IδyT OΣ ТАРТАРОУ СКОТIN” ясна и по-русски: “Ягве, Саваоф, Адоней – ей! (старо-русское “воистину”) — коли его лаются (т.е. их ругают), идут в тартару скотин”. Из этой надписи очевидно и отсутствие какой-либо разницы между “греческим” и “славянским” письмом.

Коротка и выразительна надпись на глиняном шаре с изображением булавы (коллекция de Minices, Fermo. T. Mommsen. Unteritalische Dialecte. 1851): IEPEKΛEuΣ ΣKΛABENΣII, ς. е. “Геркулес Склавенсий, он же Ярослав Славянский”.

В Южной Европе исходный балто-славяно-германский (континентальный арианский) язык (он же этрусcко-вандальский Rustico) претерпел существенные изменения как в лексике, так и в фонетике под влиянием иудео-эллинского (средиземноморского койне) языка, для которого, в частности, характерна неразличимость звуков b и v, а также частое смешение l и r. Так образовалось романское (ладинское) наречие, т.е. Rustico Romano, на базе которого в XIV в. возникла латынь.

Тем самым, Rustico Romano – это греко-романская ветвь все того же общеевропейского арианского (балто-славяно-германского) языка. Под названием Grego (т.е. греческий!) он был завезен первой волной португальской Конкисты в Бразилию, где еще и в XVII в. катехизис индейцам тупи-гуарани преподавали именно на этом языке, потому что они его понимали (а португальский язык образца XVII в. – нет!). В значительной мере наследником Rustico Romano остается современный румынский язык.

Очевидно, что именно после падения Константинополя в 1453 г. Западная Европа откололась от Византии и в ней началась сплошная латинизация, а с XVI в. пошел интенсивный процесс создания собственных национальных языков.

Несмотря на множество диалектов, образовавшихся в послечумное время в XIV-XV вв. и ставших прообразами современных европейских языков, до XVI в. именно Rustico (а не “вульгарная латынь”!), вероятнее всего, оставался в Европе общеразговорным языком.

Ведь даже в 1710 г. шведский Король Карл XII, осажденный в своей резиденции в Бендерах турецкими янычарами, вышел к ним на баррикады и своей пламенной речью (о переводчике и слова нет!) за 15 минут убедил их перейти на свою сторону. На каком языке?

До сих пор речь шла об устном общении. Однако, одним из решающих факторов цивилизации в XI-XV вв. было становление буквенной письменности. Напомним, что буквенная письменность, в отличие от пиктографической, является письменным отражением устного языка. (Иероглифы никак не передают устную речь.)

Прямое указание на то, что буквенная письменность впервые появилась только в конце XI в. дает У. Шекспир (Сонет 59.):

If there be nothing new, but that which is
Hath been before, how are our brains beguiled,
Which, labouring for invention, bear amiss
The second burden of a former child!
O, that record could with a backward look,
Even of five hundred courses of the sun,
Show me your image in some antique book,
Since mind at first in character was done!
That I might see what the old world could say
To this composed wonder of your frame;
Whether we are mended, or whether better they,
Or whether revolution be the same.
O, sure I am, the wits of former days
To subjects worse have given admiring praise.

В издании 1640 г. восьмая строка еще категоричнее: “Since mine at first in character was done!”

Наиболее близким к оригиналу является перевод Сергея Степанова:

Коль то, что есть, все было, и давно,

И нет под солнцем ничего, что ново,

И заблуждаться разуму дано,

Один и тот же плод рождая снова,

То память пусть в седые времена

Лет на пятьсот своим проникнет взором,

Где в первокниге первописьмена

Отобразили облик твой узором.

Взгляну я, как писали искони,

Такую красоту живописуя, —

Кто лучше пишет, мы или они?

Иль времена переменялись всуе?

Но знаю: их едва ли уступал

Оригиналу мой оригинал

Не менее выразительно и свидетельство Лоренцо Валла (1407-1457), известного исследователя античности и латинского языка, тонкими лингвистическими и психологическими наблюдениями доказавший подложность знаменитого “Константинова дара” в своей знаменитой работе “О красотах латинского языка”. В середине XV века Л. Валла утверждал, что “Книги мои имеют перед латинским языком больше заслуг, чем все, что было написано в течение 600 лет по грамматике, риторике, гражданскому и каноническому праву и о значении слов” .

Здесь следует пояснить, что в моменту, когда Л. Валла писал эти строки, история Флоренции уже была искусственно удлинена примерно на 260 лет за счет “византийских хроник”, привезенных в 1438 г. во Флоренцию Гемистом Плетоном. Знаменательно, что Л. Валла ни единым словом не упоминает великого Данте, которого сегодня все считают творцом итальянского языка и классиком литературной латыни. (Скорее всего, Данте еще не родился в то время, когда Валла писал свои сроки, но об этом – отдельный разговор.)

В том, что латиница была создана позже греческого письма, сейчас никто не сомневается. Однако, при сравнении т.н. архаической латыни, традиционно относящейся к 6 в. до н. э., и классической латыни, относимой к 1 в до н. э., т.е. на 500 лет позднее, бросается в глаза куда более близкое к современному графическое оформление архаической монументальной латыни, нежели классической. Изображение обоих разновидностей латинского алфавита можно найти в любом лингвистическом словаре.

По традиционной хронологии получается, что латинское письмо сначала деградировало от архаического к классическому, а потом, в эпоху Возрождения, снова приблизилось к первоначальному виду. В рамках излагаемой концепции такого ничем не оправданного явления нет.

Сравнивая латынь с современными языками, необходимо обратить внимание также на то, что флективная структура книжного средневекового латинского языка практически полностью совпадает с системой склонений и спряжений в русском языке. Ее же унаследовал и современный итальянский язык.

Это же относится и к остальным славянским языкам, кроме болгарского, и к литовскому языку. В других европейских языках флективная система в той или иной мере разрушена, и в них роль флексий выполняют служебные слова — предлоги. Падежные окончания утрачены в английском, французском и скандинавских языках.

Это – прямое следствие латинизации, поскольку зафиксированное латынью греко-романское произношение балто-славяно-германских окончаний, подвергшееся влиянию иудео-эллинского языка, сильно отличалось от балто-славянского. Взаимное противоречие огласовки письменной латинской формы окончаний в официальной римско-католической речи и в разговорном языке, естественно, мешало взаимопониманию.

В итоге окончания отпали вообще именно в тех современных языках, народы-носители которых населяли регионы конфессионального раскола и последующего межконфессионального столкновения – т.е. в Западной и Северо-Западной Европе и на Балканах. Характерно, что промежуточный этап процесса распада флексий зафиксирован именно в современном немецком языке.

Отсюда становится ясным и вероятное географическое происхождение латыни – Пиренейский п-ов и Южная Франция, и вероятное время появления латинской письменности (не ранее XIII в.) — первоначально в виде готического письма (шрифта), отредактированного уже в XIV в., скорее всего, Стефаном Пермским. Латынь, по сути, представляет собой первый искусственно созданный языковый конструктор.

По сути дела, историю происхождения латыни как бы в обратном порядке повторил Л. Заменгоф, создавший в 1887 г. искусственный язык эсперанто на основе романских языков (“восстановленной латыни”), но с германскими и славянскими элементами.

Принимаемый большинством лингвистов традиционный подход к развитию языков современной европейской цивилизации заключается в том, что все они возводятся путем различных сопоставлений и реконструкций в итоге к некоему единому индоевропейскому праязыку. Тем самым, выстраивается языковое дерево, исходя из живых и отмерших веток, с попыткой восстановить общий корень, скрытый в толще веков.

При этом причины, вызывающие то или иное разветвление языкового Древа, лингвисты ищут в исторических событиях, придерживаясь при этом традиционной хронологии. Иногда даже указывают не только время, но и место, откуда началось разделение индоевропейского праязыка — Беловежская Пуща в Белоруссии.

Особенно излюбленным аргументом этих лингвистов является “древнейший” санскрит, само понятие о котором появилось только в XVII в. Здесь мы просто заметим, что, например, по-испански San Escrito означает “Священное Писание”. Так что санскрит – это средневековый продукт миссионеров и не более того.

Другая точка зрения, развитая, в основном, итальянскими лингвистами, заключается в постулировании нескольких исходных языковых центров и самостоятельно развиваюшихся языковых “кустарников”. Это не удивительно, поскольку иначе итальянским лингвистам придется, вслед за Британской Энциклопедией 1771 г., признать, что их родной язык на самом деле близкородствен “варварскому” готскому, т.е. балто-славяно-германскому.

В качестве примера приведем диаметрально противоположные взгляды приверженцев двух упомянутых теорий на происхождение балтийской группы языков, к которым в настоящее время принадлежат литовский и латышский языки.

Сторонники единого (ностратического) языка, считают балтийские языки наиболее архаичными, сохраняющими наибольшее родство с индоевропейским праязыком. Противоположная точка зрения рассматривает их как маргинальные, возникшие на северной границе взаимодействия двух самостоятельных западной (европейской) и восточной (евроазиатской) языковых семей. Под европейской языковой семьей подразумевается романская группа языков, которая, как считается, произошла из латинского языка.

Интересно отметить, что при таком подходе на южной границе между этими условными языковыми семьями в качестве такого же маргинального языка оказывается греческий язык. Однако между греческим и балтийскими языками существует принципиальная разница: современный греческий язык действительно представляет собой маргинальный, в значительной мере обособленный язык, получившийся к XV в. в результате скрещивания прежде всего иудео-эллинского (семитского) и арианского (балто-славяно-германского) языков.

Напротив, балтийские языки сохраняют и общий лексический фонд, и прямые фонетические соответствия как со славянскими, так и с германскими и романскими языкам, но отнюдь не с иудео-эллинским. Здесь еще необходимо отметить, что и в греческом языке многие “древнегреческие” корни являются не просто общеиндоевропейскими, а именно балто-славяно-германскими.

Раздел языкознания – этимология — занимается исследованием происхождения слов, составляющих лексику, т. е. словарный запас языка. Придерживаясь традиционной хронологии, этимология является, по сути, эвристической наукой, и в этом смысле ее можно сравнить с археологией, поскольку единственным надежным критерием является письменная фиксация слова. При этом лингвисты, конечно же, руководствуются прежде всего здравым смыслом и действуют методом сравнения.

Однако датировка “древних” письменных памятников, не имеющих собственной даты записи – вещь сама по себе весьма непростая, и может приводить к серьезным ошибкам не только в хронологии, но и в языкознании. Достаточно упомянуть, что криминалистика для датировки даже современных письменных источников не только использует целый комплекс инструментальных методов, но и опирается при этом на статистически обоснованную и независимо датированную базу данных для сравнения документов. Для древних же письменных источников такая база данных просто отсутствует.

В 50-х годах ХХ века М. Сводеш разработал новое направление в лингвистике – глоттохронологию. Глоттохронология – это область сравнительно-исторического языкознания, занимающаяся выявлением скорости языковых изменений и определением на этом основании времени разделения родственных языков и степени близости между ними. Такие исследования проводятся на основе статистического анализа словаря (лексикостатистика).

При этом предполагается, что глоттохронологический метод применительно к относительно недавно разошедшимся языкам (по традиционной хронологии в пределах Новой Эры) дает систематическую ошибку в сторону приближения к нашему времени. Однако, применительно к началу разделения балто-славянского языка глоттохронологические вычисления дают довольно устойчивую границу – XII век.

С другой стороны, ареалы “балтийского” и “славянского” языков в Восточной Европе по данным топонимики (названия мест) и гидронимики (названия водоемов) в XIV веке по традиционной хронологии практически совпадают. Это еще одно свидетельство в пользу существования балто-славянской языковой общности по состоянию на XIV век. При этом практически все лингвисты, за исключением, пожалуй, чешского ученого В. Махека, считают германские языки отделившимися от балто-славянских по крайней мере на тысячелетие раньше. Это лингвистическая ошибка, порожденная традиционной хронологией.

Сама по себе “древовидная” модель (на языке математики она называется решеткой Бете) не вполне адекватна для описания процесса развития языков, поскольку она не включает обратной связи и предполагает, что единожды разделившиеся языки далее развиваются независимо друг от друга. Этот предельный случай может реализоваться только в результате полной информационной изоляции одной части населения от другой на протяжении жизни, по крайней мере, нескольких поколений.

В отсутствие средств массовой информации такое возможно только из-за географической изоляции в результате глобальной природной катастрофы – например, потопа, разделения материков, резкого изменения климата, глобальной эпидемии и т.п. Однако, это достаточно редкие события даже с точки зрения традиционной хронологии. Более того, даже разделение Евразии и Америки Беринговым проливом полностью не уничтожило языковой связи, например, японского языка и языков некоторых индейских племен.

С другой стороны, в отсутствие глобальных катаклизмов информационный обмен происходит непрерывно как внутри языка, на уровне междиалектальных связей, так и между языками. Судя по Библии и по различным эпосам, глобальных катастроф, резко нарушивших языковую общность, на памяти человечества было не более двух, что отражено, например, в библейских преданиях о Всемирном Потопе и Вавилонском смешении языков.

Обратим внимание читателя, что эти два предания свидетельствуют о принципиальном различии результатов двух катастроф с информационной точки зрения. Результатом Всемирного Потопа стала изоляция группы населения (семья Ноева Ковчега), которая говорила на одном языке. Вавилонское же столпотворение говорит о внезапно возникшем непонимании разными частями населения друг друга, что является результатом столкновения резко различающихся языковых систем, которое могло проявиться только при объединении разных частей населения. Иными словами, первый катаклизм носил аналитический характер, а второй – синтетический. Поэтому все “революционные” языковые изменения могут быть смоделированы на основе только двух упомянутых катаклизмов. И, как следствие, адекватная языковая модель должна представлять собой, по крайней мере, граф, способный отразить систему обратных связей, а отнюдь не “дерево” решетки Бете. И будущей лингвистике не обойтись без привлечения такого раздела математики как топология.

В рамках же традиционной хронологии мнимых “революционных” изменений оказывается гораздо больше, причем они носят локальный характер – например, “великий средневековый сдвиг английских гласных”, который относят к XII в., когда безо всяких на то естественных причин якобы изменилась вся структура гласных, причем только в языке населения Британских островов. А примерно через 300 — 400 лет, в XVI в. также “революционно” практически восстановилась прежняя система. В это же время в достаточно удаленной от Британии Греции якобы происходила другая “революция” — т.н. итацизм, когда сразу несколько гласных выродились в один звук “i”, что привело к жуткому орфографическому разнобою в современном “новогреческом” языке, где можно насчитать до 5 вариантов написания одного слова.

Обе эти мнимые “революции” возникли по одной причине – из-за непригодности латиницы для однозначной передачи звукового состава любого европейского языка. Любой европейский письменный язык, основанный на латинице, вынужден передавать собственную фонетику с помощью множества буквосочетаний, которые в разных языках зачастую отражают совершенно разные звуки (например, ch) и/или разнообразных диакритических знаков. А, с другой стороны, один и тот же звук, например, k передают совершенно разные буквы C, K и Q.

Для примера приведем результат группово-частотного анализа (частота встречаемости букв в тексте) в простейшем с точки зрения фонетики итальянском языке, имея в виду, что итальянский язык является бесспорным традиционным наследником латинского.

В итальянском языке имеются 4 группы букв, передающие гласные звуки, различные по способу образования: a, e , i, (o + u) и 5 различных групп согласных: сонорные (r + l), носовые (m+ n), альвеолярные (d + t), губные (b, v, p, f, неслоговое u) и заднеязычные, отражаемые буквами s, c, g, h, z, q, а также буквосочетаниями sc, ch, gh. Групповая частота букв, передающих звуки этих вполне определенных групп (без учета пробелов между словами) практически постоянна и колеблется в пределах 0,111 + 0,010. Это проявление внутренней гармонии, присущей любому языку, стремящемуся в одинаковой мере использовать все возможности речевого аппарата человека.

При этом оставшаяся часть букв латиницы в итальянском языке характеризуется групповой частотой практически равной нулю: J, K, X, W, Y. Группа “лишних букв” как раз и отражает искусственность латиницы. (Для итальянского языка гораздо более фонетически репрезентабельной была бы славянская азбука, в частности, ее сербский вариант.)

И “среднегреческий итацизм”, и “великий английский сдвиг” возникли из-за введения латиницы именно при латинском отображении греческих ли, английских или других слов. В качестве примера для тех, кто знаком с английским языком, предлагаем самостоятельно озвучить “греческие” phthisis “чахотка” и diarrhoea “понос”.

Или возьмем знаменитый латинский ротацизм, когда звук z якобы внезапно (в историческом масштабе) перешел в r. Причем в романских языках перешел везде, а в германских не всегда, не везде и не последовательно: ср. нем. Hase “заяц” и англ. hare, нем. Eisen “железо” и англ. iron, но нем. war “был” при англ. was.

Звуки z и r принципиально различаются по природе своего образования. Какие мыслимые фонетические причины при нормально развитом речевом аппарате могут быть у такого неестественного сдвига?

Но в условиях цинги переднеязычные зубные звуки вынужденно имитируются горловыми. А палатальное горловое (“украинское, греческое”) g и немецко-французское язычковое (“картавое”) r как раз фонетически весьма близки.

Анализ совокупности европейских языков показывает, что появление r связано именно с неустойчивостью палатального g а отнюдь не z, которое само является одним из продуктов эволюционного преобразования палатального g (ср., например, англ. yellow (желтый), фр. jaune, чеш. ?luty, ит. giallo, латыш. dzelts при сохранении взрывного характера начального звука в аналогичных лит. geltas, нем. gelb, швед., норв. gul и греч. xanthos).

Поэтому латинский “ротацизм” — явная несуразица, связанная с мнимой “древностью” письменной латыни, когда якобы букву Z (передававшую z) в указном порядке отменили за “ненадобностью” в 312 г. до н.э. (произошел “ротацизм”!). А потом, лет этак через 300, стали опять понемногу использовать, причем только для написания “греческих” слов.

Эта мифическая история одной природы с историей искусственного появления в латинице букв X, Y, J, а в церковной кириллице излишних греческих букв. Обе истории относятся к одному и тому же средневековому периоду становления азбучной письменности.

Анализ выборки 25 основных европейских языков показывает, что, во-первых, во всех европейских языках происходят, хотя и с разной скоростью, но одни и те же эволюционные фонетические процессы, и, во-вторых, что общий лексический фонд европейских языков, (без учета финно-угорских, тюркских и др. заимствований), и на сегодня содержит порядка 1000 ключевых слов (не включая латинизированные интернациональные слова XVII-XX вв.!), принадлежащих примерно к 250 общим корневым группам.

Словарный запас на основе этих корневых групп охватывает практически все необходимые для полноценного общения понятия, включая, в частности, все глаголы действия и состояния. Поэтому Л. Заменгоф мог и не изобретать эсперанто: достаточно было бы восстановить язык Rustico.

Появление в XVI в. словарей само по себе является свидетельством не только уровня развития цивилизации, но и прямым доказательством начала образования национальных языков. Более того, время появления в словаре слова, отражающего то или иное понятие, впрямую свидетельствует о времени появления самого понятия.

Прекрасным свидетелем развития цивилизации в этом отношении является Большой Оксфордский Словарь (Webster).

В этом словаре слова, помимо традиционного толкования и этимологии, сопровождаются указанием даты, когда это слово именно в указанной форме впервые появляется в письменных источниках.

Almagest – XIV в.

Antique – 1530 г

Arabic – XIV в.

Arithmetic – XV в.

Astrology – XIV в.

Astronomy – XIII в.

August – 1664 г

Bible – XIV в.

Byzantine – 1794 г.

Caesar – 1567 г

Cathedra – XIV в.

Catholic – XIV в.

Celtic – 1590 г.

Chinese – 1606 г.

Crusaders – 1732 г.

Dutch – XIV в.

Education – 1531 г.

Etruscan – 1706 г.

Gallic – 1672 г.

German – XIV в.

Golden age – 1555 г.

Gothic- 1591 г.

History – XIV в.

Iberian – 1601 г.

Indian – XIV в.

Iron Age – 1879 г.

Koran – 1615 г.

Mogul – 1588 г.

Mongol – 1698 г.

Muslim – 1615 г.

Orthodox – XV в.

Philosophy – XIV в.

Platonic – 1533 г.

Pyramid – 1549 г.

Renaissance – 1845 г.

Roman – XIV в.

Roman law – 1660 г.

Russian.- 1538 г.

Spanish – XV в.

Swedish – 1605 г.

Tartar – XIV в.

Trojan – XIV в.

Turkish – 1545 г.

Zodiac – XIV в.

Хорошо видно, что весь “античный” цикл появляется в английском языке в середине XVI века, равно как и само понятие античность, например, Caesar в 1567 году, а August — в 1664.

При этом англичан нельзя назвать нацией, безразличной к мировой истории. Напротив, именно англичане были первыми, кто начал изучать древности на научной основе. Появление понятия Golden Age (Золотой Век), краеугольное понятие всей классической античности — Вергилий, Овидий, Гесиод, Гомер, Пиндар в 1555 г. говорит о том, что ранее эти авторы были неизвестны англичанам.

Понятия, связанные с исламом, появляются в XVII веке. Понятие пирамида появляется в середине XVI в.

О первом астрономическом каталоге Птолемея Альмагест, положенном в основу современной хронологии, становится известно только в XIV веке. Все это находится в вопиющем противоречии с традиционной историографией.

В этом словаре есть множество гораздо более прозаических, но не менее выразительных примеров, касающихся самой английской истории.

Например, прекрасно известно, какой всеобщей любовью в Англии пользуются лошади и какое внимание в Англии уделяется коневодству. Дерби вообще представляет собой национальное достояние. Британская Энциклопедия 1771 г. самую пространную статью уделяет не чему-нибудь, а искусству ухода за лошадьми (v. 2, “Farriеry”). При этом во вступлении к статье особо подчеркнуто, что это – первый грамотный обзор существовавших к тому времени ветеринарных сведений о лошадях. Там же говорится о распространенности неграмотных коновалов, часто калечащих лошадей при подковке.

Однако мало того, что слово farrier появляется в английском языке, согласно Webster’у, только в XV в., оно еще и заимствовано из французского ferrieur. А ведь это понятие обозначает кузнеца, умеющего подковывать лошадей – профессия, совершенно необходимая для конного транспорта!

И тут уж одно из двух: либо до Генри Тюдора лошадей в Англии вообще не было, либо все лошади до этого были неподкованными. При этом первое куда более вероятно.

Еще один пример. Слово chisel, обозначающее абсолютно необходимый любому ремесленнику столярный и слесарный инструмент, появляется в том же словаре только в XIV в.!

О каких открытиях Роджера Бэкона в XIII в. может идти речь, если техническая культура находилась на уровне каменного века? (Kстати, по-шведски и по-норвежски примитивные кремневые орудия называются kisel и произносятся почти так же, как английское chisel…)

И знаменитых своих овец англичане могли стричь только c XIV в., причем примитивными, сделанными из одной железной полосы, shears (именно в это время появляется это слово, обозначающее орудие стрижки), а не scissors современного типа, ставшими известными в Англии только в XV в.!

Традиционная историография творит с языком анекдотические вещи. Например, великий Данте считается творцом итальянского литературного языка, но почему-то после него, Петрарки и Бокаччо еще двести лет все прочие итальянские авторы пишут исключительно по-латыни, а итальянский литературный язык как таковой формируется на базе тосканского диалекта (toscano volgare) только к началу XVII в. (Словарь Академии Круска. 1612 г.)

Известно, что французский язык стал официальным государственным языком Франции в 1539 г., а до этого таким языком была латынь. А вот в Англии якобы в XII-XIV вв. официальным государственным языком был французский, за 400 лет до введения его в государственное делопроизводство самой Франции! На деле же английский язык внедряется в официальное делопроизводство на Британских островах в то же время, что и французский во Франции – при Генрихе VIII в 1535 г.

Со второй половины XX в. английский язык усилиями, прежде всего, американцев, прочно занял место основного международного языка.

Забавно, что именно англичане фактически перенесли понятие общеевропейского языка цивилизации с Rustico на свой собственный – английский. Они (единственные в мире!) считают, что цивилизованного человека от варвара в любой точке Земного шара отличает именно знание английского языка, и недоумевают, обнаруживая, что это не совсем так…

Традиционная историография в области языкознания подобна несчастному Михелю из стихотворения безымянного немецкого поэта, опубликованного в Инсбруке в 1638 г., цитата из которого приведена в упомянутой книге Ф. Штарка (правописание оригинала):

Ich teutscher Michel
Versteh schier nichel
In meinem Vaterland —
Es ist ein Schand…

Я, немец Михель,
ни хрена не понимаю
в своей стране
какой срам…

Феодальное общество, которое складывалось с V в. на развалинах Римской империи, породило новую феодальную культуру. Наука, искусство, литература постепенно приобретают черты, резко отличные от тех, которые были свойственны античной рабовладельческой культуре. Интеллигенцию этого нового общества представляло духовенство. Основным видом литературного творчества на многие столетия оставались жития святых, основным видом исторического произведения - монастырские хроники. Вместо исчезнувших городов, центрами культуры становятся монастыри, единственной школой эпохи стали церковные монастырские школы, единственным типом библиотек - монастырские. Таким образом, преемниками, хранителями книжных традиций античности оказались монастыри, которым удалось сберечь для современной культуры значительную часть литературного наследия древности. «Монастырь без книг - замок без оружия» - гласит средневековая пословица.

Материалом для письма в Средние века служит, главным образом, который в VII в. совершенно вытесняет папирус. достигла большого совершенства. Лучшим пергаменом считался выделанный из кожи неродившихся ягнят.

Писали каламусом и гусиными перьями - пенна (penna ). Особая кисть употреблялась для раскрашивания и золочения букв. Переписывание книг считалось спасительным и богоугодным делом (в одном из монастырей хранилась в качестве реликвии рука монаха, переписавшего на своем веку не одну книгу. Эта рука считалась нетленной.). Книги завершались прибавлениями от переписчика. «Бедный грешник» вручал себя снисходительности и молитвам своих читателей. Наиболее распространена формула - «Простите автору его ошибки». Встречались и забавные приписки: «Здесь оканчивается моя книга, ради Христа, дайте мне на чай». Приписки часто содержат ценные сведения, даты, имена, упоминания об исторических событиях. Книги хранились в монастырских библиотеках. Особенно богаты были библиотеки Бенедиктинского ордена, монастыря Клюни (основанного в X в.), Картезианского, Цистерского (основам в XI в.) монастырей.

Значительную роль в развитии книжной культуры сыграла деятельность Карла Великого, который требовал, чтобы покончили с неграмотностью духовенства. Сам Карл был всю жизнь неграмотным и лишь под старость с трудом овладел грамотой. Он клал под подушку навощенные таблички и, когда его одолевала бессонница, выводил на них латинские буквы. Он создал при дворе так называемую «дворцовую академию», куда, помимо Карла и членов его семьи, входили наиболее просвещенные из числа его приближенных.

При его дворе существовала школа для детей знати. Улучшилось и дело переписки. Стали писать красивым и четким письмом - каролингским минускулом (его создателем считается ученый англосакс Алкуин). Отличаются эти каролингские рукописи и своими украшениями. Наибольшей славой при Карле пользовался скрипторий Турского монастыря св. Мартина. Здесь переписывались книги не только церковного, но и светского содержания (Цезарь, Тацит, Цицерон, Светоний, поэты Вергилий, Ювенал, Марциал и др.). Значительную часть античного литературного наследия сохранили нам именно каролингские переписчики. После Карла вновь наступает упадок культуры и усиление ее религиозного характера.

Новый период начинается с XI в. Крестовые походы, формирование товарно-денежного хозяйства, рост городов - все это приводит к развитию науки, образования и культуры, литературы и, следовательно, книгопроизводства. Особенное значение для книжного дела имеет возникновение в XI-XIII вв. университетов. Старейшие из них - Болонский (XI в.), Оксфордский (XII в.), Сорбонна (XIII в.). В XIV в. появились Пражский (Карлов) и Краковский университеты.

Были средоточием образованности и одновременно центрами книжного производства. Здесь, прежде всего, были заинтересованы в размножении книг. Книготорговцы, по старинным законам, считались родственниками университета. Они приносили клятву, в которой обязывались подчиняться всем распоряжениям университетского начальства. Перепиской книг ведали сами преподаватели. Студенты переписывали книги для себя. Университетские статуты весьма стесняли свободную торговлю. Цены на книги устанавливались университетом. За завышенные цены полагался штраф. Продавцы должны были отвечать «доброй вере», церковным догматам. Средневековая цензура всецело находилась в руках церкви и университетов.

Во имя бога на кострах святой инквизиции сжигались возами и пудами сочинения, в которых выражалось несогласие с христианским учением. В 1199 г. римский папа Иннокентий III публично сжег в г. Мец все неугодные ему переводы священных книг. В XIII в. в Париже было сожжено 13 возов книг одновременно. В конце XVI в. также было сожжено 6000 книг.

В 1369 г. германский император Карл IV приказал сжечь все книги Священного писания, переведенные на народный язык и поэтому доступные пониманию народа. В 1431 г. католические священники, перед тем как сжечь на костре чешского реформатора Яна Гуса, возле дворца сожгли все его книги.

Выделяют три типа средневековых книг: роскошные, обычные (ординарные) и дешевые (простые). По содержанию книги первого типа были разнообразны: псалтырь, Евангелие, молитвенники, часовники, бревиарии, миссалы, литературные и исторические сочинения.

Книги второго типа - обычные (ординарные) - также разнообразны по содержанию. Это учебные, обиходные («узуальные»), литургические книги, книги для индивидуального чтения (религиозные, в том числе нравоучительные, благочестивые) и светские (беллетристические и исторические). Основной книгой первоначального обучения считался учебник латинского языка, составленный еще в IV в. римским грамматиком Элием Донатом. Широкую популярность имели переводы на народные языки и адаптации произведений латинских классиков. Получили распространение различные грамматики и риторики, книги по точным наукам - арифметике, геометрии, астрономии, труды по медицине. В ходу были различные теологические сочинения - Альберта Великого, Бонавентуры, Фомы Аквинского, Дунса Скота.

С конца XIII в. стали создаваться учебные пособия на народных языках. К ним можно прежде всего отнести «Сокровище» Брунетто Латини (ок. 1260 г.) на французском языке, часто переписывавшееся в XIV-XV вв. В XV в. учебно-образовательная литература пополнилась сочинениями, предназначенными для начального образования и подчиненными идее нравственного совершенствования личности.

Значительную группу составляли книги, используемые в практической жизни общества - «обиходные». Если в XII-XIII вв. советы и рецепты для практической жизни и деятельности можно было почерпнуть из трудов энциклопедического характера - «Сумм» и «Зерцал», то в XIV в. появляются уже специальные руководства, трактаты, справочники. Огромной популярностью пользовались травники, книги рецептов, раскрывавшие лечебные свойства трав, их настоев, минералов и т.п. В конце XIV в. получили распространение многочисленные учебники по домоводству.

Развитие народных языков и общение народов Европы повлекли за собой появление словарей и разговорников. Одним из первых был франко-фламандский, составленный в XIV в. учителем из Брюгге и названный «Книгой ремесел». К числу «обиходных» книг можно отнести большой комплекс технической литературы, связанной с разными ремеслами, книги по строительству, механике, военному искусству. Значительную часть «обиходных» книг составляли книги, предназначенные для индивидуального чтения - религиозные и светские. К их числу принадлежат Библия, отдельные части которой существовали как самостоятельные книги (Ветхий и Новый Заветы; Псалтырь; Послания апостолов и т.д.); бревиарий, состоявший из служб, молитв на каждый день; псалмы, гимны, часовники, миссалы. Молитвенники были распространены во всех странах Европы, особенно в Германии.

Одними из наиболее популярных книг для индивидуального чтения были житийные сборники и прежде всего составленная в XIII в. Якопом из Варацце «Золотая легенда».

Достойное место в книгах для индивидуального чтения в XIV-XV вв. занимает историческая и художественная литература. Среди литературных произведений, которые читала образованная публика, были сочинения античных авторов и итальянских гуманистов - Плавта, Теренция, Апулея, Петрарки, Боккаччо, Пикколомини. В Германии одним из популярнейших авторов был сатирик Лукиан.

В рыцарской среде создавалась эпическая поэзия. Прославлялись подвиги знаменитых воителей - «Песнь о Роланде» (XII в.), «Поэма о Сиде», «Песнь о нибелунгах». Активно читались рыцарские романы, главным образом, французского происхождения: «Прекрасная Мелюзина», «Тристан и Изольда»; знаменитые английские романы о рыцарях «круглого стола» и короле Артуре.

С XII-XIII вв. в среде горожан складывается особая культура, непохожая на рыцарскую. Большого развития в этой среде достигает сатира. Огромный успех у читающей публики имели написанный С. Брантом на немецком языке стихотворный сатирический сборник , обличавший человеческую глупость; «Роман о Лисе», высмеивавший рыцарство и духовенство. Многие сочинения в XIV-XV вв. отличалась антифеодальной и антиклерикальной направленностью.

В XIV в. в европейских странах отмирает церковное летописание, появляются городские хроники и многочисленные исторические сочинения. История родной страны, изложенная на родном языке, стала любимым чтением во всех городах, замках, монастырях. Значительную часть дешевых книг составляли книги, написанные на народных языках. В качестве дешевых книг в переводе на народные языки переписывались многочисленные пассионалы («страсти»), фарсы, моралите, фаблио, а также некоторые широко известные романы: «История Александра Великого», «История разрушения Трои» и всевозможные подражания.

Особое место в истории науки о языке занимают создатели письменности. Как правило, они не писали теоретических трактатов о принципах создания письменности. Они были лингвистами-практиками, намного обогнавшими теории. Отставание теории от практики в этой области сохраняется до сих пор и хотя в последнее время появилось значительное количество работ о теории графики, во многих из них фактически повторяются те положения, которые можно установить, анализируя графические приёмы существующих систем письма.

Все европейские системы письма — буквенные, поэтому часто можно услышать мнение о том, что идеальным алфавитом является фонографический алфавит, в котором каждой фонеме языка будет соответствовать особая буква. Однако задача письменности состоит вовсе не в том, чтобы быть фонологической транскрипцией.

Несмотря на то, что любая письменность создаётся для передачи звукового языка, система письма может иметь свои законы как особая знаковая система. Именно поэтому даже в буквенном письме, которое более всего подходит для передачи звукового строя языка, возможны разного рода отклонения от фонографического принципа.

Эффективность буквенной письменности в том, чтобы передать различными графическими приёмами все фонологические противопоставления. Такое требование позволяет использовать особые приёмы, и с одной стороны, одно и то же фонологическое различие может быть передано разными графическими средствами, а с другой стороны, одно тоже графическое средство может обозначать разные фонологические единицы в разных позициях.

Каким образом решались проблемы, связанные с созданием письменности в средневековой Европе, и какие приёмы были выработаны для передачи фонологических различий, мы и попытаемся выяснить в данном разделе.

Письменность появляется у народа на определённом этапе его развития, тогда, когда она становится необходимым инструментом его духовной культуры и государственности. Причём чаще всего появляется письменность путём заимствования. Историческое развитие предопределило заимствование народами варварской Европы буквенного письма — все европейские системы письма были созданы на основе греческой и латинской письменности.

Говоря о заимствовании письменности, мы имеем в виду не столько заимствование форм букв, сколько заимствование принципов построения алфавита и системы графики. Так, по греческому образцу были созданы не только кириллическая, коптская и готская, но и глаголическая, армянская и грузинская письменность, хотя начертание их букв прямо не выводимы из греческих.

Известны два вида заимствования письменности — стихийный и авторский. Во всех странах средневековой Европы, заимствовавших латинский алфавит, появление письменности происходило стихийно, чужой алфавит и чужая система графики использовалась чаще всего в первых памятниках на родном языке «без устроения», и лишь затем постепенно вырабатывались особые графические приёмы для передачи фонологических особенностей соответствующих языков.

Общим для всех стихийно возникших письменностей средневековой Европы является отсутствие правил орфографии. Графические приёмы не закреплены здесь за словами, как в современных литературных нормах, и обозначающие те же фонологические различия аллографы могут заменять друг друга при написании одного и того же слова.

Другой путь появления письменности связан с деятельностью выдающихся просветителей, таких как Вульфила, Месроп Маштоц и Константин Философ. Созданные ими письменности гораздо совершеннее стихийных, они, как правило, хорошо приспособлены для передачи фонологических различий соответствующих языков.

Письменность в средневековую Европу проникает вместе с христианством (исключение составляют огамическое и руническое письмо), и различие путей появления письменности на западе и востоке Европы связано с разной политикой римской и византийской церквей.

Римская церковь была строгой последовательницей трёхъязычия, она допускала богослужение только на одном из трёх языков Св. писания (еврейском, греческом и латинском), византийская церковь, проводя более гибкую политику, не препятствовала богослужению на родном языке. Именно этим и объясняется появление собственной письменности для переводов Св. писания у народов, принявших христианство под влиянием Византии, в том числе у готов, армян, грузин и славян.

Латинская грамматическая традиция учит, что минимальная «часть речи» буква имеет три воплощения: написание (figura), значимость (potestas) и название (nomen). Буквы письменности одного языка должны отличаться от букв письменности другого языка и написанием, и значимостью, и названием. В соответствии с этой традицией создавалось огамическое письмо, руническое письмо, глаголица, кириллица, готское и армянское письмо.

Создатели стихийных письменностей на латинской основе сознавали, что используют латинские буквы (в вышеизложенном значении этого слова) для записей текстов на родном языке — именно поэтому в этих письменностях новые буквы очень редки.

Рассмотрим сначала общие закономерности стихийного появления письменности в Западной Европе на латинской основе.

А. В. Десницкая, С. Д. Кацнельсон — История лингвистических учений — Л., 1985 г.