Журнал и газета П. Л. Лаврова «Вперед» (1873-1877).

Значительно больший размах в сравнении с «бакунистами» имела издательская деятельность группы П.Л. Лаврова.

В 1870 г. после удачного побега из ссылки Лавров появляется за границей, в Париже. Здесь он принимает участие в событиях Парижской Коммуны, вступает в I Интернационал. В Лондоне знакомится с К. Марксом, Ф. Энгельсом и впоследствии поддерживает с ними контакты. В 1873 г. в Цюрихе под редакций Лаврова выходит журнал «Вперед!» , ставший одним из наиболее влиятельных заграничных органов печати. С инициативой его издания выступили «чайковцы», имевшие в Цюрихе собственную типографию, в которой работали многие обучавшиеся в этом городе русские студенты. По воспоминаниям М. Сажина, к 1872 г. русская колония в Цюрихе очень расширилась, чуть ли не до 150 человек. Средства на издание поступали как от чайковцев, так и от кружка последователей Лаврова из Петербурга. Известно, что под влиянием рассказов Лаврова о девушках-революционерках, которые впоследствии были обвинены по процессу 50-ти, поддержку изданию стал оказывать И.С. Тургенев.

Лавров был приглашен для руководства журналом как человек, известный к тому времени своим журналистским опытом. Особую известность принесли ему опубликованные в 1868–1869 гг. в газете «Неделя» «Исторические письма», где он изложил теоретическую программу. Особенно привлекательной для молодежи показалась высказанная им мысль о долге интеллигенции перед народом и необходимости вернуть этот долг.

Согласившись руководить журналом, Лавров приступил к выработке программы и ее согласованию с различными группами, что оказалось делом непростым. По воспоминаниям М. Сажина, он и другие сторонники Бакунина отнеслись к программе Лаврова иронически и даже негативно, слишком она расходилась с их настроениями и убеждениями и была, по их оценке, «крайне суха, теоретична и совершенно оторвана от жизни». «В общем, – пишет Сажин, – и у меня, и у товарищей осталось впечатление от программы, что журнал Лаврова есть совершенно чуждое нам по духу предприятие... Между прочим, мне припоминается один из отзывов об этой программе, исходящий из среды “чайковцев”, который характеризует отношение к журналу Лаврова в России: зачем нам иметь “Вестник Европы” за границей, когда он уже есть в Петербурге?». Сажин, впрочем, зная, что у Лаврова, в отличие от поклонников Бакунина, были налажены связи с Россией, дал согласие на соредакторство. Однако когда Бакунин не одобрил его решения, отказался от предложения Лаврова. Между «бакунистами» и «лавристами» развернулась полемика по многим принципиальным вопросам.

В первом номере, который вышел 1 августа 1873 г., Лавров выступил со статьей «Вперед! Наша программа», где изложил свои взгляды, которые по сути выражали идеи правого крыла народничества. Не случайно поэтому, в силу умеренности позиций руководителя издания, многие русские эмигранты поначалу восприняли его «типичным либералом». Программа журнала «Вперед!» нацеливала на подготовку социальной революции путем длительной пропаганды социалистических идей в народе силами интеллигенции. Лавров не исключал возможности заговора или стихийного бунта, но считал, что без предварительной подготовки они, в случае успеха, могут привести только к утверждению буржуазного строя. Ячейкой будущего общества он видел русскую общину. Сходясь с «бакунистами» в отрицании государственности, Лавров расходился с ними во взглядах на организацию восстания. Революция, по его мнению, должна иметь подготовленных руководителей. Таким образом, программа «Вперед!» была направлена против анархических взглядов Бакунина, убежденного в готовности народа к революции , а также против заговорщической тактики П.Н. Ткачева.

В качестве «непериодического обозрения» журнал выходил отдельными толстыми книжками по мере их изготовления: в 1873 г. вышла одна книга, в 1874 г. – две (вторая, т.е. №3, вышла уже не в Цюрихе, а в Лондоне), в 1876 и в 1877 гг. – по одной (№4 и 5).

Каждый номер (за исключением №4) состоял из двух отделов. В первом публиковались большие статьи программного характера. Их авторами, как правило, были Лавров и секретарь редакции В.Н. Смирнов. Иногда в первом отделе помещались и другие публикации. Так, в марте 1874 г. была напечатана статья Н.Г. Чернышевского «Письма без адреса», запрещенная в 1862 г. к публикации в «Современнике». Во втором отделе, занимавшем половину объема каждого номера, помещались статьи, корреспонденции и письма из России. Под рубрикой «Летопись рабочего движения» публиковались материалы, освещающие события революционного движения за границей.

К концу 1874 г. связи редакции с Россией значительно расширились. По воспоминаниям М.К. Элпидина, издания доставлялись в Россию через пограничных контрабандистов тюками по 20 и 40 кг. Корреспонденция же поступала с «оказией». Переписку Лавров вел через «гр. Потоцкого», который на самом деле оказался «московским сыщиком Балашевичем, замаскировавшимся в графы». Этот сыщик получал тогда 1000 франков в месяц от III отделения. Письма приходили из разных городов России. Увеличился и приток денежных средств. Это позволило Лаврову приступить к изданию газеты.

В январе 1875 г. в Лондоне выходит первый номер газеты «Вперед!», задуманной как «двухнедельное прибавление к журналу по текущим вопросам русской жизни и международного рабочего движения в различных странах». Вскоре газета превратилась в основной орган лавровской группы . Она имела четкую структуру. Названия рубрик перешли из журнала. За передовой статьей, как правило, следовали публикации под рубриками «Что делается на родине?» и «Летопись рабочего движения». В конце обычно помещались «Извещения корреспондентам» и «Библиографические известия». Постоянно обновляются формы подачи материала. В отделе «Что делается на родине?» помещаются разнообразные тематические обозрения. Так, в 1875 г. в шести номерах (январь-апрель) появляются обзоры под заголовком «Гниль старого и рост нового», а в конце этого же года (№20, 21, 24) серия публикаций «С птичьего полета»; возникают новые рубрики: с февраля 1876 г. вводится рубрика «Из памятных книжек старых сотрудников», а с мая систематически печатаются обозрения внутренней жизни под заголовком «За две недели».

Выходила газета регулярно, 2 раза в месяц, и за два года существования (с января 1875 по декабрь 1876 г.) было выпущено 48 номеров от 16 до 24 страниц в каждом.

Наиболее активным автором журнала и газеты был сам Лавров. Много писали для изданий секретарь редакции В.Н. Смирнов и цюрихский студент Н.Г. Кулябко-Корецкий, помогавший в организации доставки «Вперед!» в Россию. Печатались в изданиях также Г.А. Лопатин, украинский эмигрант С.А. Подолинский. Публиковались отдельные произведения Н.П. Огарева и Г.И. Успенского. Непродолжительное время во «Вперед!» сотрудничал П.Н. Ткачев, но после отказа Лаврова предоставить ему равные права в руководстве журнала порвал с ним.

Хорошо налаженные связи с Россией позволяли регулярно помещать в газете содержательные обозрения и информацию о ее внутренней жизни, политических событиях (например, о демонстрации у Казанского собора 6 декабря 1876 г., устроенной землевольцами и др.). В редакцию приходило такое множество писем и корреспонденции из России, что часть из них приходилось помещать в виде хроники, а некоторые оставались неиспользованными. Обширные контакты Лаврова с деятелями западноевропейского рабочего движения предоставляли для газеты богатейший материал о событиях в Европе. Маркс и Энгельс давали по просьбе Лаврова отзывы на его статьи, сообщали сведения, которые можно было бы использовать в газете.

Издания «Вперед!» распространялись в России рядом революционных кружков и, в первую очередь, петербургским, члены которого именуются обычно «лавристами». Они же поддерживали издание и материально. «Впередовцы» жили коммуной, нередко впроголодь, так как средства, получаемые из России, с трудом покрывали расходы на издание. В период между 1870 и 1875 г. «Вперед!» был единственным органом революционной бесцензурной печати, поэтому, несмотря на преобладание в это время бакунинских, «бунтарских» настроений и на несогласие многих радикально настроенных участников движения с политической линией Лаврова, читательский круг «Вперед!» был достаточно обширным и разнородным по своему составу. Еще предпринимая издание журнала, Лавров стремился избежать замкнутости и сектантства направления, сделать издание выразителем взглядов широких революционных кругов. Правда, оговаривалось, что в случае публикации мнений, не совпадающих с программой «Вперед!», редакция оставляет за собой право поместить свой комментарий. Появившиеся в 1875 г. «Работник» бакунистов и «Набат» ткачевцев не смогли по распространенности составить конкуренцию лавровским изданиям. Тираж журнала составлял в 1875 г. 2000 экземпляров, а тираж газеты в 1876 г. достиг 3000. С «Вперед!» постоянно полемизировали российская пресса (особенно активно – «Московские ведомости» М.Н. Каткова), эмигрантская печать, на издания Лаврова ссылались также и европейские газеты. Влияние П.Л. Лаврова и его изданий было настолько значительным, что он находился под неусыпным контролем не только российских властей, но и европейских государств. Так, в 1876 г. Бисмарк запретил продажу «Вперед!» в Германии. О роли Лаврова в эмиграции свидетельствует постоянное внимание к нему со стороны русской заграничной агентуры, руководитель которой П.И. Рачковский не раз сообщал в Петербург о необходимости «исследовать образ мыслей Лаврова, так как он при данных условиях оказывается наиболее авторитетным». Рачковский не гнушался фабрикацией различных документов с подписью Лаврова , призванных представить его ренегатом и тем самым расколоть движение.

«Вперед!» оказал значительное влияние на русскую молодежь. По словам В. Фигнер, он «дал сильный толчок (...) умам, вызвав много споров и вопросов». Но все же многие сторонники радикальных учений считали «лавризм» слишком абстрактной теорией и критически относились к проповеди Лаврова о необходимости «всестороннего развития личности» и предварительной научной подготовки участников движения. На это указывал М.П. Сажин («Он был прежде всего теоретик-философ»); это отмечал С.М. Степняк-Кравчинский, обвинивший Лаврова в отсутствии «революционного инстинкта» и писавший ему в 1875 г.: «Вы человек мысли, а не страсти. Ну, а этого недостаточно. (...) Мы хотим действия более решительного, более быстрого, мы хотим непосредственного восстания, бунта»; этот же упрек в теоретичности воззрений адресовал ему впоследствии В.И. Ленин.

В 1876 г. в связи с разногласиями внутри редакции и с кружком «лавристов» в Петербурге по вопросам тактики и организации революционной борьбы Лавров выходит из редакции. Причиной разрыва стала личная неудовлетворенность Лаврова, связанная с неудавшейся попыткой сделать «Вперед!» центром всех революционных сил в России, а также с провалом «хождения в народ» и следовательно, тактики «пропагандистов». Еще одной причиной Н.Г. Кулябко-Корецкий называет отчуждение Лаврова во «впередовской» коммуне от «нигилистов», плебейские замашки которых он с трудом переносил.

Порвав с «Вперед!» (последний, пятый, номер журнала вышел в 1877 г.), Лавров отошел от народнической фракционной борьбы и стал фактически духовным лидером русской революционной эмиграции, хранителем традиций Герцена. Следование герценовской традиции проявлялось не только в осмотрительности и взвешенности политических позиций Лаврова, его неприятии «нигилизма» молодых и стремлении избегать крайностей в революционных действиях , их неподготовленности. Ближе всех к Герцену Лавров стоял и в развитии традиций Вольной русской прессы – в содержании, идеях и типологических чертах изданий.

В материалах следственного дела Лаврова хранятся издания Вольной русской типографии. А.В. Никитенко писал о Лаврове: «Любовь к “человечеству” почерпнул он в сочинениях новейших социалистов... Прежде “Колокол” был для него источником великих истин и убеждений». В условиях 1870-х годов Лавров развивает темы Герцена о России и Западе, ведет полемику с российской и европейской прессой. Не случайно поэтому поколение 80-х годов, вспоминая о предшествующих десятилетиях, чаще всего выделяло «Колокол» и «Вперед!».

1. 
   Издания «Священной дружины» («Вольное слово», «Правда»).

В ряду русских заграничных изданий 1880-х годов особое место принадлежит газетам «Вольное слово» и «Правда», связанным с деятельностью «Священной дружины», тайной монархической организацией, созданной русским правительством для борьбы с революционным движением.

«Вольное слово». Газета была заявлена как еженедельное издание, выходила же два раза в месяц (1 и 15 числа) в Женеве с августа 1881 до мая 1883 г. Всего вышло 62 номера. Была создана по инициативе агента монархической организации «Священная дружина» А.П. Мальшинского с провокационной целью отвлечь молодежь от революционной деятельности и держать под контролем эмигрантские круги. Редакторами газеты были А.П. Мальшинский и М.П. Драгоманов (№1–36); М.П. Драгоманов (№36–62). Кроме двух редакторов, по воспоминаниям М.К. Элпидина, «состоял в “Вольном слове” крупным сотрудником некто Василицкий-Божедарович, который вел рубрику иностранной политики славянских земель». С №37 газета объявила себя органом либерального общества «Земский союз», реально не существовавшего и являвшегося удачным проектом мистификации «Священной дружины». Для большей убедительности существования «Земского союза» в декабре 1882 г. в Женеве была опубликована «Политическая программа общества “Земский союз”», которая должна была доказать реальное существование земской организации, поддерживавшей издание «Вольного слова». Программа была либеральной по своему характеру и провозглашала целью «достижение политической свободы народов России на основе самоуправления».

Как писал М.К. Элпидин, «журнал сорганизовался по всем требованиям направления и цели издания: бороться журнальными статьями против партии действия в России, т.е. против террористов; изобличать неугодных администраторов, министров и т.п.». Привлечение к редактированию М.П. Драгоманова, известного и авторитетного в эмигрантских кругах украинского общественного деятеля, очевидно, имело целью внести раскол в эмигрантскую среду. Мнения о сотрудничестве в «Вольном слове» Драгоманова противоречивы. Существует точка зрения, что Драгоманов знал о финансировании газеты «Священной дружиной» и «поддерживал деловые связи с ее представителями, в частности с графом П.П. Шуваловым, отцом и покровителем затеянной “Дружиной” провокации в печати». Таким образом, «Вольное слово», являясь официально-либеральным органом, было предназначено для информирования о проектах государственных преобразований, которые вынашивались в недрах «Священной дружины» ее идеологами П.П. Шуваловым, И.И. Воронцовым и Р.А. Фадеевым, и привлекать на свою сторону либерально настроенную часть эмиграции, а вместе с тем проверять реакцию на такого рода проекты императорского двора.

На страницах «Вольного слова» помещались не только статьи, отражавшие либеральную программу издания, но и выступления радикальной части эмиграции, например П.Б. Аксельрода. М.К. Элпидин вспоминал, что эти публикации были призваны «удовлетворить демократическую публику – социалистов в особенности». Именно для этого, по его мнению, «Драгоманов пристегнул к журналу известного социалиста Аксельрода, который постоянно помещал статьи о рабочем движении в Европе». В газете были опубликованы важнейшие статьи Драгоманова, отразившие систему его политических взглядов и ставшие затем основой брошюры «Вольный Союз – Вiльна Спiлка. Опыт украинской политико-социальной программы, свод и объяснения М. Драгоманова», которая подвела итог его теоретическим концепциям. Газета помещала также проекты государственных преобразований земско-славянофильского направления; дезинформацию, исходившую от «Дружины», а также реальные корреспонденции, поступавшие из России и от эмигрантов . Удивительно, что «Вольное слово» оставалось загадкой не только для современников, но и для многих поколений исследователей. И до сих пор высказываются разные предположения о мотивах, побудивших Драгоманова к участию в этом издании.

«Правда». Другой газетой, организованной «Священной дружиной», была «Правда», выходившая в Женеве с 8 августа 1882 по 13 февраля 1883 г. на 4 или 8 страницах и заявленная как еженедельная политическая и литературная газета. Вышло всего. 20 номеров. «Правда» именовала себя органом «социалистов-общинников». Редактором газеты был И. Климов, как выяснилось впоследствии, агент «Священной дружины». По воспоминаниям Элпидина, «при всем своем формуляре уголовного преступника, ему (т.е. Климову. – Л.Г. ) удалось пригласить таких чистокровных революционеров, как Василия Сидорацкого, князя Варлаама Черкезова и Григорьева (поэта, псевдоним П. Безобразов)». Редактор привлекал сотрудников высокими гонорарами. При этом, как это ни парадоксально, «Правда» воевала с «Вольным словом», во главе которого стоял Аркадий Мальшинский, «крупная рука III отделения». «Словом, – писал Элпидин, – была война главного шпиона с уполномоченным сыщиком той же кухни».

Те, кто финансировал «Вольное слово» и «Правду», предполагали со временем обнародовать историю создания этих газет и тем самым скомпрометировать тех, кто сотрудничал в них. Истинный характер «Правды» раскрылся довольно скоро, тайные же связи «Вольного слова» долгое время оставались для современников загадкой.

1. 
   Политическая позиция газеты «Искра» (1900-1903; 1903-1905). 134

«Искра». Первая общерусская марксистская газета, выходившая с декабря 1900 г. (фактически с начала января 1901 г.) до октября 1905 г., сначала в Мюнхене, с апреля 1902 г. – в Лондоне, с весны 1903 г. – в Женеве. В редакцию до №45 входили представители от группы «Освобождение труда» Г.В. Плеханов, П.Б. Потресов, В.И. Засулич и В.И. Ленин, Л. Мартов (Ю.О. Цедербаум), А.Н. Потресов. С №46 до 52 ее редактировали Г.В. Плеханов и В.И. Ленин, №52 – Плеханов, а с 53 по 112 – Плеханов, Мартов, Потресов, Засулич и Аксельрод. Всего было издано 112 номеров, тираж газеты составил 8–10 тыс. экз., при перепечатке некоторых номеров и отдельных статей в России тираж достигал 10–12 тыс. экз. В газете были отделы: «Из нашей общественной жизни», «Хроника рабочего движения и письма с фабрик и заводов», «Из партии», «Иностранное обозрение», «Почтовый ящик».

В заявлении «От редакции», напечатанном отдельным листком, в качестве главной задачи момента выдвигалась и обосновывалась необходимость идейного и организационного сплочения русских социал-демократов в единую партию , которая «получит прочное существование и станет реальным фактом, а следовательно, и могущественной политической силой». Редакция обращалась ко всем группам социал-демократов с предложением вести совместную работу, сообщать сведения о движении, делиться опытом, «своими взглядами, своими запросами на литературу, своей оценкой социал-демократических изданий...» Этот призыв она обращала не только к рабочим, но и всем, «кого гнетет и давит современный политический строй», и предлагала им «страницы наших изданий для разоблачения всех гнусностей русского самодержавия».

Практический план осуществления этих задач раскрывался в статье Ленина «С чего начать?». В ней указывалось на чрезвычайно важную особенность газеты – ее возможность не только выступать в качестве распространителя идей и благодаря пропаганде и агитации на их основе привлекать и сплачивать единомышленников, но и организационно объединять их, формировать из них профессиональных революционеров. «Газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, – особо подчеркивалось в этой статье, – но также и коллективный организатор».

В корреспондировании и организаторской работе под руководством редакторов «Искры» принимали участие многие рабочие и интеллигенты – социал-демократы из России. К сотрудничеству были привлечены представители Германии, Франции, Англии, Болгарии. На страницах газеты рассматривались теоретические проблемы марксизма и их проявление на практике, широко освещалось и анализировалось рабочее и социал-демократическое движение в России и других странах, обсуждались содержание, формы и методы пропаганды , характер издательской деятельности местных групп. Газета вела острую борьбу с «экономизмом» и либерализмом не только в России, но и зарубежных стран. Она подвергала критике публикации «Русской мысли», «Русского дела», «Освобождения» и др.

Все усилия редакции газеты были направлены на подготовку II съезда РСДРП, состоявшегося в 1903 г. На нем «Искра» была утверждена в качестве центрального органа партии. После съезда, положившего начало расколу среди социал-демократов на большевиков и меньшевиков, газета некоторое время выходила в качестве большевистского органа, а с №52 стала центральным органом меньшевиков. В статьях Ю. Мартова «Наш съезд» (1903. №53. 13 нояб.) и «Кружок или партия» (1904. №56. 1 янв.) и П. Аксельрода «Объединение российской социал-демократии и ее задачи» (1903. №55. 15 дек.; 1904. №57. 15 янв.) с меньшевистских позиций рассматривались причины и сущность раскола, давалась оценка деятельности большевиков.

Поднимающаяся революционная волна в России поставила искровцев перед необходимостью поставить на страницах газеты проблемы, связанные с отношением партии к развивающимся событиям. Они, в частности, рассматриваются в статьях А. Мартынова «Революционные перспективы» (1905. 3, 17 и 31 марта) и Ю. Мартова «Рабочая партия и захват власти как наша ближайшая задача» (1905. 17 марта). Выступая за республику, их авторы готовы были довольствоваться конституцией: «Задача завоевания власти мыслима только в двух формах: или пролетариат овладевает государством как класс (рабочее правительство)... Или же речь идет об участии – для блага революции, конечно, – социал-демократии в революционно-демократическом правительстве, и тогда нам не мешает теперь же вступить в политический блок с представителями той социальной силы, с которой вместе мы будем осуществлять диктатуру».

В «Искре» печатались работы К. Каутского, А. Бебеля, Р. Люксембург. Редакция сразу же предложила местным организациям использовать ее типографию для напечатания листовок для распространения в России. Она выпускала прокламации, брошюры с материалами из своей газеты, «Иллюстрированное приложение к “Искре”». В 1902 г. в Париже группой «Искры» на французском языке печатались бюллетени «Эхо России», знакомившие зарубежных рабочих с российским революционным движением. Таких бюллетеней было издано 4.

1. 
   Газета «Революционная Россия» (1902-1905).

«Революционная Россия». Полицейские преследования внутри страны, разгромы подпольных типографий делали невозможным регулярное издание газеты или журнала в подполье. Тем не менее попытки наладить выпуск нелегальной газеты в России предпринимались неоднократно. Первоначально было принято решение назвать центральный орган партии «Свободная Россия», однако в такое важное дело вмешайся заурядный случай, оказавшийся гораздо более весомым, нежели принципиальные споры о названии газеты. Из-за нехватки шрифта для набора заглавия ее пришлось назвать «Революционная Россия». По воспоминаниям одного из организаторов партии и первого издателя и редактора «Революционной России» А.А. Аргунова , шрифт приобрели у случайно подвернувшегося наборщика, который вел дело «не вполне добросовестно и драл безбожную сумму. Пуд обходился в 80–100 руб.». С большими трудностями удалось издать два первые номера в России. Первый номер вышел 1901 г. и печатался в течение месяца, вручную, отпечатать удалось только 500 экземпляров, что было явно недостаточно. Третий был захвачен полицией при разгроме подпольной типографии в Томске. Убедившись в невозможности выпускать газету в России, редакция принимает решение напечатать третий номер за границей. Издатели наивно полагали, что эта мера носит временный характер и в дальнейшем газета снова будет выходить в России. Местом для издания газеты был выбран Париж. Активную роль, как в издании «Революционной России» внутри страны, в арестах редакции и разгроме типографии, так и в переводе газеты за границу, ее транспортировке в Россию играл известный провокатор Евно Азеф.

Невозможность регулярной, а главное, массовой доставки эсеровского органа в Россию, низкий образовательный уровень потенциальных читателей определили его характер. «Революционная Россия» явилась прообразом многих последующих изданий партии эсеров. Судя по оформлению, периодичности, тематике и форме подачи информации газета изначально не была рассчитана на массового читателя и широкое распространение ее нелегальным образом в России. Она выходила примерно один раз в месяц. Все статьи публиковались по условиям конспирации без подписи, место издания, тираж, адрес типографии также не указывались. Объем издания составлял, как правило, 16 страниц журнального формата, и дальнейшем он увеличился до 20–24 страниц. В 1902 г. «Революционная Россия» была объявлена официальным органом объединившихся «Союза социалистов-революционеров» и «Партии социалистов-революционеров». Девизом газеты служил народнический призыв «В борьбе обретешь ты право свое».

В отличие от других политических организаций, например партии кадетов, эсеры практически не испытывали материальных трудностей при издании прессы. По признанию А.А. Аргунова, члена ЦК, ведавшего партийной кассой, денег было много: «Бюджета определенного не было, и давалось столько, сколько нужно». О размахе финансовых операций эсеров позволяет судить тот факт, что убытки, приносимые изданием только одной легальной газеты в Петербурге, доходили до 1000 рублей с номера. Эти убытки покрывались из денежного фонда партии, который составлялся из довольно многочисленных пожертвований, средств, добываемых в ходе экспроприации (иногда в результате экспроприации эсеры добывали до 300 тыс. рублей, как это было в Чарджоу).

В «Революционной России» сложились главные принципы, ставшие впоследствии основой при издании эсеровских газет вообще и выходящих за границей в особенности. Как правило, каждый номер содержат одну или несколько статей, размещенных в начале издания и посвященных злободневным проблемам жизни страны . Так, в одном из номеров были помещены большие статьи «Преемник Сипягина и его политика» о новом министре МВД, «Новое выступление русских либералов», сообщение «Суд над С.В. Балмашевым», совершившим покушение на Д.С. Сипягина. В 1902–1903 гг. идет процесс становления издания. Судя по подбору статей и корреспонденции, редакция искала лучшие варианты их размещения, формы общения с читателем, пыталась осмыслить, каким должно быть издание. Поэтому первые номера газеты заметно отличаются друг от друга. Заметен процесс поиска методом проб и ошибок.

С первых номеров в газете появляются отделы, ставшие традиционными. Отдел «Из общественной жизни», состоявший из писем из России, публиковавшихся судя по всему в редакции авторов, с сохранением оригинальной лексики и стиля. По одной-две страницы отводилось на отделы «Хроника рабочего движения», «Что делается в крестьянстве», «Из провинциальной хроники», «Из партийной деятельности». На страницах «Революционной России» печатались финансовые отчеты различных эсеровских организаций, а также конспиративные сообщения, например: «Житомир. Адрес действителен. Пришлите обзор движения и настроения в Ваших местах»; «Лю. Литература отправлена, присылайте корреспонденции и деньги» (1902. №5).

С 1903 г. в газете появляются новые рубрики: «Из иностранной жизни и печати» и «За кулисами правительственного механизма». В последней публиковались сообщения, демонстрирующие антинародные действия властей. Так, 1 марта 1903 г. была напечатана инструкция, определяющая порядок действия войск, вызванных в помощь гражданским властям для прекращения беспорядков. Воинскому начальнику предлагалось организовать поимку и задержание участвующих в волнениях, а в случае необходимости «действовать оружием до полного истребления толпы»; выбор средств и продолжительность их применения оставлялись на усмотрение начальника.

Первоначально редактированием газеты, написанием большинства статей занимался А.А. Аргунов, затем он привлек к этому двух известных литераторов А.В. Пешехонова и В.А. Мякотина, сотрудников, а затем и редакторов журнала либеральных народников «Русское богатство». После ареста А.А. Аргунова редакцию возглавляют М.Р. Гоц и В.М. Чернов, признанный теоретик и лидер партии в течение всей истории ее существования, министр земледелия во Временном правительстве. Всего до 1906 г. вышло 77 номеров газеты и 4 номера приложения «Летучие листки». Как уже говорилось, первым из вышедших за границей стал третий номер «Революционной России», составленный из статей, подготовленных еще в России. Он начинался с извещения о создании партии социалистов-революционеров.

Главной задачей газеты являлась выработка политического курса партии, обсуждение программных документов. Важное место занимали критика правительства, полемика с другими направлениями социалистической мысли, в первую очередь с социал-демократами из «Зари» и «Искры». Поводом для полемики в печати между социалистами разных оттенков стали теоретические расхождения, взаимные упреки в передержках при цитировании, произвольное толкование текста (1902. №4). Особенно ожесточенно спорили о роли террора в революционном движении, редкий номер 1903 г. обходился без статей или сообщений на эту тему. Со временем появляются статьи и сообщения о состоянии рабочего движения, с лета 1903 г. они стали традиционными. Особенно часто такие корреспонденции стали печататься в связи с активизацией деятельности жандармского полковника А. Зубатова в Москве, затем и Петербурге, и распространением опыта деятельности легальных рабочих организаций на другие города страны. Разоблачения выхолощенной сущности полицейского социализма носили весьма разнообразный характер: от разъяснительных статей до фельетонов о применении «зубатовского» метода борьбы с революционным движением .

В статье «Провал зубатовщины в Одессе» описывалась история легальной организации, созданной для отвлечения рабочих от политической борьбы и возглавившей их выступление с политическими требованиями. Давая оценку событиям в Одессе и роли Зубатова, «Революционная Россия» писала: «Его игра с полуразрешением, полупокровительством чисто экономического движения рабочих, негласным разрешением сходок и союзов... привела не к тому результату, на который была рассчитана» (1903. №29). С сарказмом отмечалось, что руководитель одесской организации Шаевич арестован властями и сослан на Север.

В фельетоне «Минская эпопея» высмеивалась неудачная попытка создания в Минске рабочей организации под контролем полиции. Памятуя о провалах эсеровских организаций, вызванных деятельностью московской охранки, «Революционная Россия» не преминула позлорадствовать и по поводу судьбы самого А.В. Зубатова, напечатав статью под многозначительным заглавием «Макиавелли охранного отделения (Конец Зубатовщины)» (1903. №30).

В предреволюционные годы снова приобрел актуальность вопрос об индивидуальном терроре как средстве борьбы с самодержавием, подталкивающим население к активному противостоянию власти. Одной из весьма важных функций террора эсеры считали месть наиболее рьяным слугам монархии за жестокость по отношению к народу и революционерам. На страницах «Революционной России» обсуждались тактика террора, ее место в программе партии , соотношение террора и других форм революционной борьбы в тактической линии эсеров. Проводилась мысль, что терракт не самоцель, а вынужденная крайняя мера при отсутствии у революционеров других средств борьбы. Постепенно были определены два основных объекта для проведения террористических актов: видные представители самодержавной власти (покушение на них рассматривалось как подрыв устоев государства и ограничение произвола правительства) и наиболее жестокие ее представители на местах, расправа над которыми, с одной стороны, служила актом возмездия, с другой предостерегала их последователей от чрезмерного рвения в борьбе с демократическим движением (1902. №7).

Весьма распространенным приемом в подаче такого материала била публикация рядом двух, на первый взгляд, не связанных сюжетов. Так, в №24 от 15 мая 1903 г. было опубликовано извещение о расстреле рабочих в Златоусте, произведенного 13 марта по приказу губернатора Н.М. Богдановича, в результате чего 28 человек было убито, около 200 ранено. Далее сообщалось, что 6 мая двумя членами Боевой организации Богданович был убит. Впоследствии такой прием, показывающий факт насилия над народом и скорую, неотвратимую расплату от эсеровских боевиков, часто использовался эсеровскими изданиями. В статье «Террор и массовое движение», опубликованной в этом же номере, анализировались положительные и отрицательные аспекты покушения на Н.М. Богдановича. Отмечая деморализующее влияние расстрела рабочих на боевой дух трудящихся, которые униженно и подавленно встали к станкам, анонимный автор статьи доказывал, что отпор произволу властей психологически необходим и произведет ободряющее впечатление на массы: «Нельзя сомневаться в том, какое же впечатление произведет ответ Боевой организации на Златоустовские правительственные зверства».

Разговор о теракте был продолжен в статье «Отзывы пресмыкающейся прессы». В ней комментировались отклики проправительственных газет на убийство Н.М. Богдановича, выражавших сожаление по поводу его смерти и рисующих облик прекрасного человека, погибшего при исполнении долга. Так, по оценке «Санкт-Петербургских ведомостей», «он не был администратором-зверем». Заостряя внимание читателя на такой оценке убитого, эсеровский публицист переходит от обличения личности губернатора к обличению аморальности самодержавного строя: «...если “гуманнейшие” вынуждены своим положением совершать такие злодейства, – то каких еще кровавых гекатомб должны мы ждать от администраторов-зверей?»

В «Революционной России» поднимался вопрос, чем должен быть террор – стихийным порывом одиночки или планомерной работой организации? Не менее важной эсеры считали проблему выбора жертвы, чтобы террор из средства революционной борьбы не опустился до сведения счетов на бытовом уровне. «Революционная Россия» полагала, что выбор жертвы может быть сделан только коллективно и только руководящим партийным органом. Газета доказывала, что террор одиночки почти всегда обречен на неудачу и во многом зависит от эмоционального порыва, зачастую он бывает плохо подготовлен и ведет к неоправданным жертвам.

Таким неудачным террористическим актам, проводимым неподготовленными одиночками, противопоставлялось как пример успешной организации дела убийство премьер-министра Д.С. Сипягина, исполненного С.В. Балмашевым. Поскольку непосредственные исполнители теракта почти всегда погибали на месте или на эшафоте, вокруг их имен создавался ореол жертвенности, высокой чистоты и нравственности. Так как руководители террористов находились в относительной безопасности, они считали своим долгом постоянно доказывать, что участие в «деле» большая честь, которой достойны только избранные. Раньше всех это понял первый руководитель эсеровских боевиков Г.А. Гершуни. По признанию тогдашнего начальника киевского охранного отделения А. Спиридовича, «посылая на убийство Балмашева. Качуру и Григорьева, он заставляет их писать свои биографии и письма товарищам. Надо, чтобы это осталось для потомства». При аресте в Киеве у самого Г.А. Гершуни были изъяты две статьи и черновики двух прокламаций о событиях в Златоусте и убийстве Богдановича. А. Спиридович пришел к выводу, что автором многих публикаций о Боевой организации был именно Гершуни. Глядя на террор и его прославление с другой стороны баррикады, А. Спиридович подметил, что руководители боевиков, особенно Г.А. Гершуни и Е. Азеф, были людьми властными. Они обладали колоссальным влиянием на боевиков, большинство из которых вербовалось из лиц , отличавшихся экзальтированностью, психической неуравновешенностью и внушаемостью. А. Спиридович считал, что руководству боевиков требовалось постоянно поддерживать в них чувство жертвенности и собственной значимости, в том числе и с помощью печатного слова.

Для пропаганды подвигов террористов использовалась и «Революционная Россия». Так, в №27 было опубликовано заявление членов Боевой организации по делу 2 апреля (убийство Сипягина). В нем опровергались измышления социал-демократов, пытавшихся причислить террориста С.В. Балмашева к членам своей партии и перехватить эсеровские лавры, и приводились доказательства, что он был воспитанником Боевой организации.

Много внимания уделялось прославлению наиболее известных террористов – членов Боевой организации партии Е.Сазонова, совершившего успешное покушение на министра МВД В.К. Плеве, И. Каляева, взорвавшего московского генерал-губернатора вел. кн. Сергея Александровича, С. Балмашева, застрелившего министра МВД Д.С. Сипягина. Печатались их письма и записки из тюрем, 5 мая 1905 г. в газете были опубликованы судебные речи И. Каляева и его адвоката Мандельштама, подборка писем И. Каляева к товарищам с призывом продолжать борьбу. Часто помещались воспоминания соратников, показывавшие высокие моральные качества революционеров, любовь к народу, готовность пожертвовать жизнью ради идеалов свободы.

Высочайшим моральным авторитетом пользовалась известнейшая в то время деятельница эсеровской партии Е.К. Брешко-Брешковская. Находясь на нелегальном положении в России, будучи в розыске, она опубликовала за своей подписью статью «Истинные учителя молодежи» (1904. №1), содержавшую историю замученного властями бывшего священника Панова, ставшего на путь просвещения народа. Е.К. Брешко-Брешковская призывала молодежь следовать этому примеру и посвятить свою жизнь борьбе за освобождение народа от угнетения.

Находясь под обаянием старой народнической теории героя и толпы, которая и послужила обоснованием для обращения народников к террору, «Революционная Россия» пренебрежительно отнеслась к массовому аграрному террору – выступлениям крестьян против помещиков. Газета считала, что аграрные выступления не ведут к немедленному и непосредственному свержению самодержавия, а их результатом становятся репрессии правительства и обескровливание сил революции.

В мартовском номере 1904 г. была развернута полемика с социал-демократами, которых эсеры критиковали по всем вопросам тактики революционного движения и особенно за аграрную программу большевиков, предусматривавшую возвращение отрезков и отмены выкупных платежей после реформы 1861 г. Одна из статей была посвящена критике В.И. Ленина, одного из главных оппонентов «Революционной России». Эсеры были абсолютно правы, заявляя о том, что эти уступки не удовлетворяют крестьян.

По мере усиления революционной ситуации в стране тон газеты становится все более резким. В декабрьском номере 1904 г. публикуется призыв «Ко всем рабочим», зовущий к борьбе с самодержавием.

«Революционная Россия» поначалу взяла под свою защиту Гапона, которого большевики обвинили в провокации. Эсеры считали: большевики бросили на произвол рабочих 9 января 1905 г., хотя длительное время сами призывали их к выступлению против царизма (1905. 25 марта). Со временем эсеры признали участие Гапона в провокации, уличили его в связях с полицией и вынесли ему смертный приговор, который был приведен в исполнение Боевой организацией.

В 1905 г. «Революционная Россия» прекращает существование в связи с появившимися возможностями после опубликования Октябрьского манифеста начать издание партийной печати в стране. В Санкт-Петербурге под влияние эсеров переходит газета «Сын Отечества», в 1906 г. начинают выходить, сменяя друг друга, формально беспартийные газеты «Голос», «Дело Народа», «Народный вестник» и т.д. Наряду со столичными изданиями складывается сеть провинциальной печати, эсеровские газеты выпускаются в Москве, Ставрополе, Екатеринодаре и других городах. Одновременно появляются эсеровские издания за границей.

Один мой знакомый, московский помещик (как Александр Николаевич), часто бывающий за границей, ездил недавно в Симбирскую и Тамбовскую губернии (у него, как у Александра Николаевича, поместья в разных губерниях), где он не был года два. Он не мог прийти в себя от перемены, произошедшей в помещичьем кругу, - 19-ое февраля иссушило их и положило в лоск. «Едва я мог узнать старых приятелей, те же люди, но баски полопались; кто ногу тащит, кто водки не пьет, кого совсем перекосило, нет веселья, все сердятся, желчные, исхудалые; солон пришелся им манифест!» Полопавшиеся баски должны остаться в истории вместе с ослушным днем и желанным часом.

Посмотрите,...как нашему брату жутко приходится среди этого мужицкого народа - его не поймешь. - Хаотическая путаница варвар ства. - Да, да, совершенно роковая путаница. Племя троглодитов Геро дота (нем.).

Дарвин, автор знаменитой книги « On species », должен быть доволен: у нас открывается или, лучше, нарывается новый вид чиновниче ства. К русским немцам и немецким русским прибавляются русские альзасцы, т. е. такие русские немцы, которые, оставшись с нравственным немецким акцентом, предались французской страсти - решительных мер, центра лизации, просвещающего насилия, исправляющего беззакония, и все это с сохранением тяжелой, немецкой Plumpheit (неуклюжести) и русского нахальства. - Мы еще займемся их фауной...

Мы напоминаем нашим читателям, что Адриани напечатал в 30-х годах превосходный рассказ о своей тюрьме под заглавием: « M é moires p ’ un prisonnier d " Etal ». Какое было бы прекрасное дело перевести «За писки» Адриани вместо бледных и, во всяком случае, равнодушных романов второстепенных английских писателей.

Что такое этот татарский набор, можно ясно видеть из превосходных статей « Daily Telegraph ».

Предупреждая полицейский скептицизм и не желая компрометировать друзей наших, мы присягаем нашей честью и совестью, что письмо это писано к нам русскими офицерами из Польши . Что касается до письма к редактору « Ind é pendance », у нас только копия, присланная из Варшавы другими офицерами. Тех и других братски благодарим и от всей души прижимаем к нашей груди.

Издатели «Колокола».

Кстати, за выпущенными поляками, оставившими Францию, бро сился чиновник всероссийского III отделения, чтоб следить что и как. Экие шалуны - денег - то куры не клюют !

Не is fortunate in his subjects, for we believe a more patient and long-suffering race does not exist. But his subjects are eminently unfortunate in their king. In his invasion of their rights we look in vain for the talent which gilds great offences («The Times», January 17, 1863)

«Сев. пчела» от 11(23) января, не знаем по каким необходимостям, напечатала удивительную корреспонденцию из Варшавы, там между прочим сказано:

«Об этом рекрутском наборе я намерен поговорить в моем следующем письме, потому что его нужно рассматривать в связи с другими, и приведшими и настоящими, обстоятельствами и со всею политикою графа Велепольского. Теперь достаточно будет сказать вам, что в самой Варшаве набор должен коснуться 2000 людей подозрительных и находящихся на замечании у властей. Некоторые ожидают но этому случаю больших смут. Могу уверить вас наперед, что ничего не будет и что спокойствие в Варшаве не будет нарушено, вопреки уверениям партии действия, которая, если верить слухам, объявила, что скорее решится чертя голову произвести восстание, чем дать осуществиться этому набору, который лишит ее целого легиона ее приверженцев и последователей».

Хороши официозные пророки! Но важнейшее тут - это сознание, что набор коснется именно подозрительных людей, - лучше бы разрешить полиции просто бить их до смерти на улицах.

«Я был виноват перед ним, любезный Бертран, - говорит Робер Макер, - но... но я простил ему!»

Ген. консул г-н Берг шлет привет гг. Трюбнеру и К 0 и покорнейше просит их сделать ему одолжение и сообщить адреса г-на В. Кельсиева, г-на Павла Машкулова и г-на Николая Жуковского, если их местопребывание известно гг. Трюбнеру и К 0 . Вышеназванные господа, по-видимому, живут в Лондоне. Г-н Кельсиев около двух лет тому назад проживал в № 3, Britannia - terrace , Fulham road , S. W. (англ.). - Ред.

Мы знаем подробности об несчастном убийстве солдат при началь ном восстании, знаем их от очевидца. Мы со временем расскажем этот печальный эпизод с именами; вред, произведенный этим вовсе не приготовленным событием, был огромен; поляки сами с отчаянием порицали поступок одного из отдельных начальников. С тех пор мы спрашиваем «Моск. ведом.», III отделение и главный штаб Константина Николаевича, гд е же было что-нибудь подобное, где это повторилось, какие доказатель ства, что тут был план? Гнусно сильному звать на помощь не только пру ссаков, но клевету.

Автор «Видений св. Кондратия», статьи «Что такое государство?» в 1 кн. «Полярной звезды» и пр.

Т. е. «Прерванные рассказы», «Тюрьма и ссылка», «С того берега», «Письма из Франции и Италии».

Н. Трюбнер вообще принес большую пользу русской пропаганде, и имя его не должно быть забыто в «Сборнике русской типографии». Сверх вторых изданий «Полярной звезды» и всех наших книг, Н. Трюбнер предпринял сам целый ряд новых изданий на русском языке: Стихотворения Н. Огарева, Записки Екатерины II , Записки кн. Дашковой, Записки Лопухина, кн. Щербатов и Радищев и пр.

В другом месте нашего листа мы выписываем из III отделения «Русского вестника» несколько ругательств против прокламации и фразу из манифеста правительствующей редакции. Пусть читатели сами измерят глубину падения московских доктринеров.

В 1835, во время моей ссылки в Вятскую губернию, я нашел в уездном городе Сарапуле прекрасно составленную библиотеку, в которой получались все новые книги и журналы на русском языке. Участники брали эти книги на дом и имели читательную залу. Все это было заведено, с невероятными усилиями, жертвами и с огромной настойчивостью, уездным лекарем, вышедшим из Московского университета. Фамилия его , кажется , Чудновский .

Nous sommes une immense spontanéité ... l"intelligence russe est i"intelligence impersonnelle par excellence.

Tchaadaieff . Lettres a Al . Tourgueneff .

«Его ухода давно желала старорусская, или, что то же самое, немецкая партия в Петербурге» (англ.). - Ред.

Кстати к грабежам и разбою - интересно посмотреть, какими инвалидными средствами правительство опровергнет отвратительную историю с английским купцом Финкенштейном, - подробности ее в «Теймсе» и других журналах.

Нам досадно и совестно, что мы так часто поминаем «Моск. ведом.», тем больше что статьи против нас их издателей дают этому характер личный. Возрастающий цинизм этой черной газеты делает невозможным молчание. Мы смело говорили, что в русской литературе еще не было ничего подобного ни во времена Ф. Булгарина, ни во времена предшественника г. Каткова - К. Шаликова. Есть граница, перед которой обыкновенно проданная литература останавливается, лицемерно или искренно, в свирепом требовании преследований, деспотических мер, казней и пр. Героическая редакция «Моск. вед.» не знает этих порогов, останавливающих робкие и слабые души. Напр.:

«Хотим ли мы удовлетворить нынешним притязаниям польского патриотизма и пожертвовать ему существованием России? В таком случае надобно нам выводить из Царства Польского войска, отступать все далее и далее к Уральскому хребту и готовиться к мирной кончине. Если же этого мы не хотим, если всякая мысль о чем-либо подобном кажется нам нелепостью и приводит нас в негодование, то никто, ни даже сами поляки не вправе были бы сетовать на правительство, если б оно сочло нужным принять более решительные меры для того, чтоб избавить Польшу от бесплодного и изнурительного раздражения, а Россию от лишней траты крови и сил в борьбе, которая может превратиться в европейскую войну. В настоящее время всякое наружное угождение национальному чувству в Царстве Польском станет гибелью и для Польши, и для России. Война, так война; военное положение, так военное положение. При теперешнем ходе дел правительство имеет полное основание сосредоточить все власти в Царстве Польском в руках людей, недоступных обольщениям польского патриотизма и революционным устрашениям. До тех пор пока не прекратится восстание, пока порядок в Царстве Польском не будет восстановлен, всякая уступка национальному чувству будет не примирять нас с поляками и Европой, а, напротив, только усиливать вражду, распаляя с одной стороны требования, а с другой заставляя прибегать все более и более к жестоким мерам для их отражения. Итак, прежде всего державы желают прекращения происходящих теперь смут в Польше, а потом, в будущем, устранения причин, которые их порождают. Этого именно желает и сама Россия, и желает, конечно, гораздо искреннее, чем любая из трех держав, жалующихся на польские смуты» («Моск. ведом.», 19 апр.).

«На России лежит обязанность как можно скорее отнять у них всякий повод к жалобам. Польское восстание тревожит эти державы, - они должны быть довольны, если оно будет как можно скорее прекращено. Одни военные усилия России оказываются пока недостаточными для этого; акт верховного милосердия не обезоружил мятежников; чтобы можно было хотя отчасти удовлетворить жалобы великих держав, приходится принять меры административного порядка, которые лишили бы революционный польский комитет возможности вооружать новые шайки наместо разбитых, взымать с этой целью налоги, устрашать мирных граждан казнями, или, вернее, тайными убийствами. Административные средства, существующие в Царстве с 1861 года, до сих пор оказывались для этой цели недостаточными; если и по истечении срока амнистии мятеж не прекратится и существующие административные средства не начнут действовать с большим успехом, то, очевидно, необходимо будет установить в Царстве, на время мятежа и войны, русскую военную администрацию, которая, как можно надеяться, скоро покончит с польским восстанием» («Моск. вед.», 20 апр.).

Каков P è re Duchesne III отделения!

Не знаем, чему больше дивиться - бездушию мысли, смелости признаться в ней за какую бы цену то ни было или шаловливой иронии второго отрывка, напоминающей иронию поручика Жеребятникова над несчастным арестантом, которого ведут наказывать. «Ну, так ради сиротских слез твоих милую я тебя. - Катай его, жги его, лупи, лупи, обжигай, - еще ему, крепче сироте, - ха, ха...»

Не забудьте, что поручик Жеребятников не проповедовал английского парламентаризма, свободы печати, уважения к личности.

Адрес Московского университета написан старо-семинарским тяжелым слогом. Замечательно, что все остальные адресы не только лучше написаны, но человечественнее. В них говорят об освобождении крестьян, об амнистии, о преобразованиях. В университетском адресе ничего подобного, раболепие его не смягчено ни одним словом.

«Теймс» и «Экспресс» говорили о какой-то тайной прокламации с « Evening Star », о первом листе журнала «Свобода», издаваемого «Землей и Волей». Мы только что получили «Свободу» и напечатаем ее в следующем листе.

В иностранных газетах сказано, что в случае войны начальство над русской армией будет предложено Муравьеву-Карскому, генералу очень способному; в тех же газетах было сказано, что послали за Амурским.

«Бунты могут быть везде, но бунт еще не революция. Поэтому ее устроить у нас нет никакого средства. Вот поджечь дом, кого-нибудь исподтишка зарезать - это дело осуществимое. За этим иногда не углядишь» («Н<аше> В<ремя>»).

Каково извинение должностного и сильно озабоченного наблюдателя/

Да ведь как упорно! «Сев. почта», « Journal de St .- P é tersbourg », а потом « Nord » и др., опровергая « Opinion Nationale », говорят, что министерство внутренних дел не рассылало образцовых форм для адресов и возбудительных речей. На это мы отвечаем почтенным редакторам, что у нас цел печатный оригинал циркуляра, полученного нами из Петербурга и перепечатанного в «Колоколе», л. 164. Мы готовы подвергнуть его экспертам для определения шрифта, бумаги и пр... Le jeu est faitl Mr. Le Ministre, угодно - с ?

Во Франции и Австрии когда отбирали оружия, все же их не крали, а выдавали билеты. В числе оружий могут быть охотничьи ружья, старинные, наследственные и пр., большой цены.

О вторичном приезде ученого корреспондента III отделения собственной е. в. канцелярии мы уведомили в свое время поляков и русских друзей наших английскими журналами.

Мы взяли имена пострадавших из русских газет. По иностранным прибавляют еще несколько убитых виленским злодеем - в том числе графа Платера и помещика Лешкович.

То есть самым неосновательным образом расстреливать, как два года тому назад расстреляли несчастного еврея в Одессе.

Какие же это особенные тяги несут у нас издатели? Что они - пошли на войну или пожертвовали полсостоянья? Не разорился ли уж издатель «Моск. ведом.»? Не проиграл ли Павлов на бивуаках «Наше время»? В Англии мы платим и income - tax (подоходный налог) и другие поборы, здесь других тяг не требуют. Конечно, мы в Европе гости, но во Франции меня трактовали совершенно за своего, и высылали, и осматривали бумаги, и не пускали десять лет.

На этой лодке были большей частию молодые люди, большая часть французов и итальянцев; когда не было больше никакого спасения, они громко прокричали на общем им языке: « Vivat Polonia !» <«Да здравствует Польша!»> и погибли.

Есть что-то бесконечно возмутительное в постоянном противупоставлении русского дворянства польской шляхте, точно оно в самом деле было демократичнее ее. Не тем ли, что соединяло в себе все хлопское перед Царем со всем шляхетным относительно хлопа? Да и давно ли же отняли из бесчеловечных рук помещиков-секарей русских крестьян? Ложь и постоянная ложь! Мало что нам выдумали целую хлестаковскую историю петровского периода, нам выдумывают настоящее и наговорят до того, что кто-нибудь и поверит.

Воображение привыкло у нас до того ко всем ужасам, что страш ные образы пыток и истязаний являются первыми в голову. Один мирный фельетонист, который пишет вовсе не о Муравьеве и не о Польше, а о прогулке в Кронштадте, вот как выражается о непогоде, застигнувшей его: «Это была не та буря, про которую Пушкин говорит:

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Нет! А это был такой раздирающий душу и нервы рев, как если бы положить рядом батальон солдат и нещадно начать пороть его батожьем; тогда бы, мне кажется, это было несколько похоже»! Возьмите все лите ратуры, от Саади и Гафиса до Диккенса и Гюго, и вы но найдете подоб ного сравнения.

«Кёльнская газета», напр., рассказывает о конфискации именья, принадлежавшего фамилии Комар , за то, что из их фамилии какой-то молодой человек 16 лет был взят в числе повстанцев.

Мы взяли этот образчик как один из самых характеристичных, хотя и сознаемся, что муравьевские приказы, предложения, распоряжения по этой части следовало бы перепечатать под заглавием «Энхиридион Сполиации» - это образцовый кодекс отобрания собственности у целого сословия по мелочи. Если будущий Пугачев предпочтет такие воровские и нечистые средства откровенному объяснению , то ему стоит только муравьевские распоряжения перевести на свой язык, и ни один русский помещик не ускользнет, и ни один больше рубашки да разве трубки с собой не унесет.

Вёдрин тряхнул стариной и после двадцатилетнего молчания хватил и свой адрес - я, дескать, тоже Валуев!

В 1847 я еще успел видеть два-три превосходные создания Фредерика Леметра, и его я охотно поставил бы в стороне от больше или меньше талантливого гаерства парижских театров; но по мере старости и потери настоящих сил Фредерик Леметр заменял их преувеличением и впадал в такое неделикатное ставление точек на i , что я на него смотрел, как на развалину, ярко раскрашенную пестрыми красками, в том роде, как наше художественное правительство, бывало, белит и размазывай памятники. В исторических воспроизведениях и в необыкновенной спетости игры Th éâ tre Fran ç ais сделал много; великих артистов он не развил, но развил необыкновенно умных артистов и превосходную труппу, играющую прескверные пьесы. Мы преимущественно говорим о мужчинах: женщинами европейская сцена богаче. Несмотря на все немецкие воз гласы русских ценовщиков, Рашель была великая художница, а Франция реставрации, Франция Беранже, последняя веселая Франция, имела своим живым, веселым, гениальным представителем - Дежазе. Ред. napoletane 1863. Сочувствие это обоюдно. Когда Фердинанд I плелся с австрийским обозом, чтоб после Мюрата занять трон своих праотцев, австрийский генерал - рассказывал мне известный Пене - при переходе через неаполитанскую границу доложил королю, что ему следует лично принять начальство и въехать в Неаполь без иностранного войска, которое будет его охранять па благородной дистанции; Фердинанд не хотел ни под каким видом «подвергать себя такой опасности». «Да чего в. в. боится, - сказал, наконец, выведенный из терпения генерал, - разве вы не знаете, что неаполитанцы - страшные трусы?» - «Знаю - отвечал король, - Anch " io sono ведом.») письмо к польскому правительству. Не имея перед глазами самой брошюры, выписываем из «Моск. ведом.» место, относящееся до нас. «Г-н Герцен и К 0 (кого он считает в этой компании, мы не знаем, издатели „Колокола" не составляют целую компанию с г. Герценом, их только двое - Герцен и Огарев) уверяли, что находятся во главе обширного заговора, обнимающего целую Россию, и простирали свое фанфаронство до того, что предлагали Польше содействие какого-то русского революционного комитета». Г-н Питкевич рассказывает, что польские патриоты требовали у этих господ доказательств их влияния. Но, продолжает он, «вместо всяких доказательств редакторы „Колокола" могли представить только хвастливые уверения в своем революционном могуществе; а потому, без всяких церемоний и не щадя их самолюбия, они устранили их как отъявленных вралей». Г-н Питкевич очень доволен, что польские патриоты не уронили своего достоинства формальным союзом с вралями; но, продолжает он, «зачем же польские патриоты не были настолько проницательны, чтоб убедиться, что не только роль признанных вождей русского восстания, на которую претендовал лондонский триумвират, но и самые элементы восстания, которые, по их уверениям, будто бы существуют в России, - чистая выдумка? Где эти симпатии студентов к польскому делу, тайные общества, составленные русскими офицерами, решение, будто принятое солдатами не сражаться с братьями поляками, стачка раскольников для ниспровержения верховной власти? Все это существовало только в хвастливых столбцах “Колокола", редакторы которого лгали, и лгали заведомо, для того только, чтобы доставить себе ребяческое удовольствие прослыть вождями могущественной революционной партии...»

Как ни противно нам касаться до поры до времени некоторых вопросов и как ни противно дотрогиваться до этой выписки, удобренной как следует самой крепкой и жирной катковиной, нельзя же терпеть такой вредной лжи, такой полной клеветы. Пусть укажут хоть одну строку «Колокола», «Полярной звезды» или чего бы то ни было из наших изданий, в которой бы мы себя выдавали «вождями могущественной революционной партии», в которой бы мы говорили, что Россия готова восстать, подстрекали поляков и пр. Но, печатая одно, мы могли писать и говорить другое. А потому мы просим всех поляков и неполяков, бывших в сношениях с нами, привести хоть одно слово, сказанное нами в смысле цитаты. Мы позволяем все нескромности, развязываем все языки. Само собою разумеется, что, цитируя «Колокол», надобен № листа, а цитируя человека, надобна его фамилья.

Повторять по этому поводу наши убеждения, которые мы повторяли сто раз, мы не станем. Печатать документы, и притом подписанные, не время. Но чиновники брошюрного департамента нас обязали бы искренно, сказавши, кто эти поляки, устранившие нас, и устранившие с такой ловкостью, что мы по простоте сердечной и не заметили этого. Не те ли, которые писали подметные письма с поддельной печатью народного польского правительства?

Мы очень рекомендуем нашим читателям брошюру, вышедшую несколько месяцев тому назад в Париже, под заглавием « La Pologne et Страница 1333 повторяется в комплекте «Колокола» дважды. Последняя страница л. 161 также была обозначена 1333-й.

Философ Петр Лавров первым в России разработал теорию партийного строительства, стал свидетелем краха идеи «хождения в народ» и предсказал будущее большевиков. Его личности была посвящена дискуссия, состоявшаяся в Международном «Мемориале». «Лента.ру» приводит выдержки из доклада одного из выступавших - кандидата исторических наук Василия Зверева.

Философия и революция

После ареста Николая Чернышевского и после того, как Александр Герцен ударил в «Колокол», Россия от их идей отвернулась. Что они оставили после себя? Абсолютно неоформленный идеал социалистического обустройства и никакого ответа на вопрос, что же делать дальше. Началась полоса безвременья. Промежуток с 1862 по 1863 год ознаменовала попытка Германа Лопатина создать «Рублевое общество», были ишутинцы (тайное революционное общество, основанное социалистом-утопистом Николаем Ишутиным в Москве), был Сергей Нечаев. И конечно, 4 марта 1866 года было покушение на Александра II.

Но я считаю, что новый революционный подъем начался в 1869 году, и он связан с именем Петра Лаврова. Это год проб и ошибок, поиск вариантов действия. В 1869 году произошли три важных события: нейтральная легальная газета «Неделя» начинает публиковать исторические письма Лаврова; в «Отечественных записках» появляется большая статья Николая Михайловского «Что такое прогресс»; и, наконец, начинается «нечаевский процесс».

Чем знаменателен и показателен Петр Лавров? Он практик, но в первую очередь он философ-позитивист. «Исторические письма» Лаврова стали катехизисом всех активных сил общества. У изголовья всех участников «хождения в народ» лежала его книга, ею зачитывались - Лавров великолепно пользовался позитивистским подходом. Читая его, хочется сказать: ну, хватит, убедил, ну, завалил фактами, принудил к соглашению.

Во многих взглядах он был близок Чернышевскому, но если Чернышевский - не революционер, то Лавров - однозначно. Если брать трех апостолов - Лаврова, Ткачева и Бакунина, то первый из них самый умеренный, но при этом самый последовательный и доказательный.

Главная заслуга Лаврова состоит в разработке субъективного метода в социологии. Заслуга, которую он делит вместе с Михайловским, - это обоснование роли личности в истории, активной позиции деятельности. Лавров указал, кто может считаться критически мыслящей личностью: тот, кто не только обогатил свою память всеми достижениями цивилизации, но и живет интересами народа, ведь дальше идея человека просвещенного должна превращаться в идею человека активного.

У Герцена эта тема только обозначена - он говорил о том, что народ и просвещенная часть общества связываются тонкой ниточкой понтона. Лавров же считал, что интеллигенция должна отдать свой долг народу.

Затем философ обозначает следующий этап, говоря о периоде страстотерпцев и тех, кто пострадает за идею. Эти одиночки должны дать пример, бросить вызов существующей системе. Да, они погибнут, но на их опыте выучатся многие. Следующий этап после этого - предварительное объединение людей, заинтересованных одной проблемой. Нет, это еще не организация, не партия, но кружок единомышленников.

Когда Лавров жил во Франции, где активно включился в работу журнала «Вперед», он написал письмо Михайловскому в Вену с предложением приехать и сотрудничать в работе над изданием. На это он получил ответ: «Готовить революцию и готовить людей к революции - это разные вещи. Я хочу, чтобы молодое поколение встретило революцию не с Молешоттом на устах, а со знанием реальных действий, поэтому я отклоняю ваше предложение. Каждому свое, я не революционер».

В этом признании состоит принципиальное различие между ними, потому что Лавров к тому времени стал искренним и последовательным революционером. Он считал, что существующий режим, кроме как революцией, ничем свергнуть нельзя. Лавров прошел через этап возможного реформаторства, увлечения реформаторским процессом Александра II, и до конца жизни он нисколько не сомневался - только революция.

Провидец

Важный момент: именно Лавров стал разработчиком первой теории партийного строительства в России. Его подход принципиально отличался от попыток Нечаева и попыток, которые обосновывались Бакуниным. Бакунин говорил: революционеру нужно идти в народ, поднимать его на борьбу, для этого достаточно 25-50 человек, ничем не объединенных. Лавров спорил: нет, должна сформироваться сама организация, но она должна сформироваться на демократических основах, где не будет диктаторства, где все будут друг другу полностью доверять, и вместе с тем это должно быть достаточно законспирированное объединение единомышленников. Это произойдет не сразу, работа должна вестись постепенно. Необходима длительная подготовка, и только тогда, когда желание и настроение народа укажут время и место выступления, революция должна произойти.

При этом у Лаврова в «Исторических письмах» есть такие провидческие слова о значении идеологии, которой должна руководствоваться партия:

«[Без идеологии] партия борцов за истину и справедливость ничем не отличается от рутинеров общественного строя, против которого она борется. На их знамени написаны слова, которые когда-то обозначали истину и справедливость, а теперь ничего не обозначают. И будут они тысячу раз повторять эти громкие слова. И поверит им молодежь, влагающая в эти слова свое понимание, свою душу, свою жизнь. И разуверится она в своих предводителях и в своих знаменах. И потащут ренегаты по грязи вчерашнюю святыню. И осмеют реакционеры эти знамена, оскверненные теми самыми, кто их несет. И будут ждать великие, бессмертные слова новых людей, которые возвратят им смысл, воплотят их в дело. Старая же партия, пожертвовавшая всем для победы, может быть, и не победит, а, во всяком случае, окаменеет в своем бессодержательном застое».

Провал хождения в народ

Лаврова критиковали и слева, и справа. Либералы эти идеи абсолютно не принимали, а слева его критиковал самый жесткий критик Петр Ткачев, который сначала сотрудничал с Лавровым, а потом вдрызг разругался с ним и создал свой «Набат». Они разошлись в вопросе о типе партии. В единственных воспоминаниях личного секретаря Ленина Бонч-Бруевича, которые были опубликованы в 1932 году (позже во всех воспоминаниях эти строчки убирали), он вспоминает, что Ленин сказал: «Из них всех [имея в виду Бакунина, Лаврова и Ткачева] нам [большевикам] подошел именно Ткачев».

По большому счету, именно Ткачев говорил о необходимости создания партии профессиональных революционеров (ну, или законспирированных). Его не устраивали методы борьбы, которые предлагал Лавров, - выходить на широкие массы. Ткачев считал эту идею провальной.

Ее провал был блестяще описан у Кропоткина в «Записках революционера», где два здоровенных офицера, Сергей Кравчинский и Рогачев, идут и по дороге пытаются пропагандировать. Они встречают какого-то мужичонку, который едет на телеге, и они начинают ему пропагандировать. Тот, значит, посмотрел - и бежать, а они за ним - бежали и пропагандировали.

Кропоткин пишет, что Кравчинский почти наизусть знал Евангелие и потом начал пропагандировать социализм под видом христианского учения. Все изменилось. Как пророков, их начали водить из избы в избу, передавать из деревни в деревню, и наконец кто-то сообщил об этом властям, после чего офицеров повязали. Когда они, обросшие, в армяках, пришли на конспиративную квартиру в Петербурге, их не узнают и не пускают, говорят - «идите отсюда!» И они переходят к оседлой пропаганде. Когда не дает результатов и она, не удается поднять народ, тогда уже на первый план выходит идея восстания против власти.

Лавров говорит: мы должны свергнуть политическую власть, а дальше самим народом будет выстраиваться система труда и трудовых взаимоотношений. Но Ткачев спорит: нет, свержение политической власти - это только первый шаг революции, это зачин, а дальше сама интеллигенция должна навязать (он не пишет напрямую), продиктовать (и здесь они тоже расходятся) форму партии, тактику в отношении народа и будущего. По этому вопросу они расходились, причем жесточайшим образом.

Лавров пользовался безусловным авторитетом и у Маркса, и у Энгельса, после его смерти в 1900 году Ленин пишет: «Умер ветеран русской революционной традиции». Лавров в это время олицетворял все, что происходило в освободительном движении в России. Его наработки воспринимались и использовались. Конечно, «хождение в народ» и пропаганда не давали существенных результатов. В этом плане оказался прав Энгельс, который писал: «Если где-нибудь ткачевская утопия организовать переворот небольшой группой революционеров и может осуществиться, то только в России».

удачного побега из ссылки Лавров появляется за границей, в Па­риже. Здесь он принимает участие в событиях Парижской Комму­ны, вступает в 1 Интернационал. В Лондоне знакомится с К. Марк­сом, Ф. Энгельсом и впоследствии поддерживаете ними контакты. В 1873 г. в Цюрихе под редакцией Лаврова выходит журнал «Впе­ред!», ставший одним из наиболее влиятельных заграничных орга­нов печати. С инициативой его издания выступили чайковцы, имев­шие в Цюрихе собственную типографию, в которой работали многие обучавшиеся в этом городе русские студенты. В 1872 г. русская колония в Цюрихе составляла около 50 человек. Средства на издание поступали как от чайковцев, так и от кружка последова­телей Лаврова из Петербурга. Известно, что под влиянием расска­зов Лаврова о девушках-революционерках, которые впоследствии были обвинены по процессу 50-ти, поддержку изданию стал ока­зывать И.С.Тургенев.

Лавров был приглашен для руководства журналом как человек, известный к тому времени своим журналистским опытом. Особую известность принесли ему опубликованные в 1868-1869 гг. в газете «Неделя» «Исторические письма», в которых он изложил свою тео­ретическую программу. Особенно привлекательной для молодежи показалась высказанная им мысль о долге интеллигенции перед на­родом и о необходимости вернуть этот долг.

В первом номере, который вышел 1 августа 1873 г., Лавров вы­ступил со статьей «Вперед. Наша программа», где он изложил свои взгляды, которые по сути выражали идеи правого крыла народни­чества. В силу умеренности его позиций многие русские эмигран­ты поначалу восприняли его как «типичного либерала». Програм­ма журнала «Вперед!» нацеливала на подготовку социальной революции путем длительной пропаганды социалистических идей в народе силами интеллигенции. Лавров не исключал возможно­сти заговора или стихийного бунта, но считал, что без предвари­тельной подготовки они, в случае успеха, могут привести только к утверждению буржуазного строя. Ячейкой будущего общества он видел русскую общину. Сходясь с бакунистами в отрицании госу­дарственности, Лавров расходился с ними во взглядах на организа­цию восстания. Революция, но его мнению, должна иметь подго­товленных руководителей. Таким образом, программа «Вперед!» была направлена против анархистских взглядов Бакунина, убеж­денного в готовности народа к революции, а также против заго­ворщической тактики П. Н. Ткачева.

В качестве «непериодического обозрения» журнал выходил отдель-

ными толстыми книжками по мере их изготовлении: в 1873 г. вышла одна книга, в 1874 г. -две (причем вторая, т. е. № 3, уже не в Цюрихе, а в Лондоне), в 1876 и в 1877 гг. - по одной (№4 и 5).

Каждый номер (за исключением 4-го) состоял из двух отделов. В первом публиковались большие статьи программного характера. Их авторами, как правило, были Лавров и секретарь редакции В. Н. Смир­нов. Иногда в первом отделе помещались и другие публикации. Так, в марте 1874 г. была напечатана статья Н. Г. Чернышевского «Письма без адреса», запрещенная в 1862 г. к публикации в «Современнике». Во втором отделе, занимавшем половину объема каждого номера, поме­щались статьи, корреспонденции и письма из России. Под рубрикой «Летопись рабочего движения» публиковались материалы, освещав­шие события революционного движения за границей.

К концу 1874 г. связи редакции с Россией значительно расшири­лись. Издания доставлялись в Россию через пограничных контрабан­дистов тюками по 20 и 40 кг. Корреспонденция же поступала «с окази­ей». Письма приходили из разных городов России. Увеличился и приток денежных средств. Это позволило Лаврову приступить к изда­нию газеты.

В январе 1875 г. в Лондоне выходит первый номеру газеты «Впе­ред!», задуманной как «двухнедельное прибавление к журналу по текущим вопросам русской жизни и международного рабочего дви­жения в различных странах». Вскоре газета превратилась в основной орган лавровской группы. Она имела четкую структуру. Названия рубрик перешли из журнала. За передовой статьей, как правило, сле­довали публикации под рубриками «Что делается на родине?» и «Ле­топись рабочего движения». В конце помещались «Извещения кор­респондентам» и «Библиографические известия». Постоянно обновлялись формы подачи материала. В отделе «Что делается на родине» помещались разнообразные тематические обозрения. Так, в 1875 г. в шести номерах появляются обзоры под заголовком «Гниль старого и рост нового», а в конце того же года - серия публикаций «С птичьего полета»; возникают новые рубрики: с февраля 1876 г. вводится рубрика «Из памятных книжек старых сотрудников», а с мая систематически печатаются обозрения внутренней жизни под заго­ловком «За две недели».

Выходила газета регулярно, два раза в месяц, и за два года суще­ствования (с января 1875 но декабрь 1876 г.) было выпущено 48 номе­ров от 16 до 24 страниц в каждом.

рихский студент Н. Г. Кулябко-Корецкий, помогавший в организации доставки «Вперед!» в Россию. Печатались в изданиях также Г. А. Ло-иатин, украинский эмигрант С. А. Подолинский. Публиковались от­дельные произведения Н. П. Огарева и Г. И. Успенского. Непродолжи­тельное время в газете сотрудничал П. Н. Ткачев.

Хорошо налаженные связи с Россией позволяли регулярно публи­ковать в газете содержательные обозрения и информацию о ее внут­ренней жизни, политических событиях. В редакцию приходило такое множество писем и корреспонденции из России, что часть из них приходилось помещать в виде хроники, а некоторые оставались неис­пользованными. Обширные контакты Лаврова с деятелями западно­европейского рабочего движения предоставляли для газеты богатей­ший материал о событиях в Европе.

Издания «Вперед!» распространялись в России революционны­ми кружками и в первую очередь петербургским, члены которого именовались «лавристами». Они же поддерживали «Вперед!» и ма­териально. В период между 1870 и 1875 гг. «Вперед!» был един­ственным органом революционной бесцензурной печати, поэто­му, несмотря на преобладавшие в это время бакунинские, «бунтарские» настроения и на несогласие с политической линией Лаврова многих радикально настроенных участников движения, читательский круг «Вперед!» был весьма обширным и разнород­ным но своему составу. Появившиеся в 1875 г. «Работник» баку­нистов и «Набат» ткачевцев не смогли по распространенности со­ставить конкуренцию лавровским изданиям. Тираж журнала составлял в 1875 г. 2000, а тираж газеты в 1876 г. достиг 3000 экзем­пляров. С журналом «Вперед!» постоянно полемизировала рос­сийская пресса (особенно активно - «Московские ведомости» М. Н. Каткова), эмигрантская печать, на издания Лаврова ссыла­лись и европейские газеты. Влияние Лаврова и его органов печати было настолько значительным, что он находился иод неусыпным контролем не только российских властей, но руководителей евро­пейских государств. Так, в 1876 г. Бисмарк запретил продажу «Впе­ред!» в Германии. О роли Лаврова в эмиграции свидетельствует постоянное внимание к нему со стороны русской заграничной агентуры.

«Вперед!» доказал значительное влияние на русскую молодежь. Но многие сторонники радикальных учений считали «лавризм» слиш­ком абстрактной теорией и критически относились к проповеди Лав­рова о необходимости «всестороннего развития личности» и предва­рительной научной подготовки участников движения.

В 1876 г. в связи с разногласиями внутри редакции и с кружком «лав-ристов» в Петербурге но вопросам тактики и организации революци­онной борьбы Лавров выходит из редакции. Причиной разрыва стала и личная неудовлетворенность Лаврова, связанная с неудавшейся попыт­кой сделать «Вперед!» центром всех революционных сил в России, а также в связи с провалом «хождения в народ» и, следовательно, такти­ки «пропагандистов». Порвав с «Вперед!» (последний, 5-й номер жур­нала вышел в 1877 г.), Лавров отошел от народнической фракционной борьбы и стал фактически духовным лидером русской революцион­ной эмиграции, хранителем традиций Герцена. Следование герценов-ской традиции проявлялось не только в осмотрительности и взвешен­ности политических позиций Лаврова, его неприятии «нигилизма» молодых и стремлении избегать крайностей в революционных действи­ях, их неподготовленности. Ближе всех к Герцену Лавров стоял и в раз­витии традиций Вольной русской прессы - в содержании, идеях и типологических чертах изданий.

В условиях 1870-х годов Лавров развивает темы Герцена о России и Западе, ведет полемику с российской и европейской прессой. Не слу­чайно поэтому поколения 80-х годов, вспоминая о предшествующих десятилетиях, чаще всего выделяли «Колокол» и «Вперед!».

В ноябре 1875 г. в Женеве вышел еще один журнал - «Набат». В подзаголовке значилось: «Орган российских революционеров». Ре­дактором журнала был П. Н. Ткачев, появившийся за границей в 1873 г. и поначалу участвовавший в журнале Лаврова «Вперед!». «Набат» был создан при поддержке группы русско-польских эми­грантов бланкистского направления во главе с К. Турским и К. Яниц-ким и рассчитан на образованную революционно настроенную молодежь. Вышло 20 номеров, в том числе ряд сдвоенных и строен­ных; некоторые номера издавались в виде книг. Ноябрьский номер за 1875 г. вышел в двух вариантах, которые различались по набору и содержанию. Журнал издавался форматом писчей бумаги, в два столбца, сначала в Женеве, с 1879 г. - в Лондоне; выходил нерегу­лярно, лишь в 1876 г. ежемесячно, объемом от 16 до 24 страниц. Менялся сам тип издания, например, в 1881 г. он выходит в виде газеты («Революционная газета»). В 1879 г. после перенесения «На­бата» в Лондон руководящая роль Ткачева в журнале уменьшается. В 1880 г. была предпринята попытка издавать его в Петербурге, но отправленный в Россию шрифт был захвачен полицией. В 1881 г. издание возобновилось в Женеве под редакцией К.-М. Турского и П. В. Григорьева (П. Грецко).

ме его редактора. Ткачев с самого начала противопоставил себя анархистско-бакунинскому и пропагандистско-лавристскому на­правлениям. Журнал стал органом бланкистского, заговорщиче­ского (якобинского) течения революционной мысли. В программ­ной статье журнала Ткачев писал: «Бить в набат, призывать к революции - значит указывать на ее необходимость и возмож­ность именно в данный момент выяснять практические средства ее осуществления, определять ее ближайшие цели». Наиболее эф­фективным средством низвержения самодержавия он провозгла­шал «государственный заговор». Призывая к немедленной рево­люции, Ткачев исходил из посылки, которая была потом заимствована у него народовольцами, что самодержавное госу­дарство не имеет классовых корней в России и одинаково ненави­стно всем социальным слоям. Захват власти революционера­ми путем «государственного заговора» вызовет, но его мнению, всенародный бунт, который и закрепит победу революции. Ткачев отстаивал в «Набате» идею создания строго централизованной ре­волюционной организации и пытался осуществить ее практиче­ски основанием в 1 877 г. «Общества народного освобождения», органом которого с 1878 г. и стал «Набат».

В журнале Ткачева в полной мере нашли отражение общие для народничества иллюзии и утопии. Так, заявляя, что русский народ «революционер по инстинкту», Ткачев повторял ошибки бакуни­стов, против которых он выступал. Он смотрел на общину как на основу будущего социалистического строя, уповал на узкий круг заговорщиков, устанавливающих свою диктатуру. Его платформа носила печать эклектизма, как и вся народническая идеология. Ког­да «Набат» оказался в распоряжении Турского, одобрявшего тер­рористические методы борьбы, журнал превратился в орган край­нею террористического направления. В апологии террора как единственного средства борьбы он пошел дальше народовольцев, рассматривавших террор лишь как одно из средств политической борьбы.

Структура и содержание журнала с момента его возникновения отражали разнообразие обсуждаемых проблем. С программными статьями по теоретическим и политическим вопросам выступал Ткачев («Революция и государство», «Народ и революция», «Наши иллюзии» и др.); о жизни в России и революционном движении со­общалось в разделе «Россия» (под рубриками «Корресионденция», «Нам пишут», «Правда ли?»); о событиях за границей извещал раз­дел «Иностранное обозрение»; политические статьи и заметки, а

также рецензирование общественно-политической литературы было представлено в разделе «Кригико-библиографическое обозре­ние». С 1-го номера в журнале был введен раздел «Фельетон», мате­риалы которого помещались в «подвале» под рубрикой «Из исто­рии заговоров и тайных обществ». Однако структура журнала не была постоянной, она изменялась в зависимости от формы, периодичности издания, наличия корреспонденции из России. Тка­чеву не удалось сплотить единомышленников и наладить постоян­ные связи с Россией. В лучшие времена тираж журнала не превы­шал 1500 экземпляров.

В этот же период за границей издавались и другие печатные орга­ны русских эмигрантов различных направлений. К их числу относят­ся политический и литературный журнал «Общее дело», выходив­ший в Женеве с 9 мая 1877 по ноябрь 1890 г. Всего вышло 112 номеров. Заявленный как ежемесячный, он не выдержал периодичности. Ос­нован он был по инициативе М. К. Элпидина, взявшего на себя функ­цию издателя. В редакции в разное время сотрудничали А. X. Хри­стофоров, В. А. Зайцев, Н. А. Белоголовый и Н. А. Юренев.

Направление журнала было неопределенным. По существу он вы­ражал либерально-буржуазные идеи и отстаивал конституционно-монархическое движение в России. Издатели, стремясь превратить «Общее дело» в рупор либеральной оппозиции, рассчитывали сде­лать журнал массовым. Этим надеждам не суждено было осуще­ствиться: в Россию попадали лишь отдельные экземпляры журнала, едва ли многие знали о его существовании.

Журнал имел тираж 500 экземпляров и расходился в основном сре­ди русских эмигрантов и приезжавших за границу русских. Издавался он на средства Н. А. Белоголового, известного врача и друга Салтыко­ва-Щедрина и Лаврова. Политическая индифферентность журнала позволяла сотрудничать в нем представителям любых оппозицион­ных самодержавию сил. В. И. Засулич вспоминала: «Стояло „Общее дело" в стороне, так там и осталось. Никто на него не сердился, никто не считал зазорным поместить в нем то или другое заявление, раз это было нужно, а своего органа не было, но в общем ни сторонников, ни противников в революционной эмиграции у него не имелось». Учи­тывая долговременность существования журнала (более 13 лет) на фоне других, быстро сменявших друг друга эмигрантских изданий, уместно предиоложить, что «Общее дело» имело иостоянный спрос в среде либерально настроенной русской эмиграции.

Помимо изданий, выходивших в Европе, в конце 1860-х - в 1870-х годах русская свободная пресса начинает звучать и в Америке. По-

явление первого русского издания в США связано с именем Анд­рея (Агапия) Гончаренко, корреспондента «Колокола», который в 1 860-х годах перебрался в Лондон, работал наборщиком в типогра­фии Герцена, затем переселился в Америку.

1 марта 1868 г. в Сан-Франциско вышла газета «Вестник Аляски» ("Alaska Herald") на двух языках (русском и английском). Газета была разнообразна по содержанию и имела постоянные отделы: «Аляс­ка», «Россия», «Сибирь», «Европа», «Америка», «Религия». Это было либерально-буржуазное издание, которое ставило своей целью защитить интересы русских в Америке. Газета издавалась до 1874 г., меняя название, формат, логотип, периодичность.

Наряду с ней А. Гончаренко предпринимает издание листка под названием «Свобода. Простая речь, издаваемая Агапием Гончарен­ко». В 1872-1873 гг. вышло пять номеров. Верность традиции Герцена и Огарева Гончаренко часто подчеркивал своими публикациями о «Колоколе» Герцена, декабристах.

Вторая половина 1870-х годов отмечена некоторым спадом в раз­витии русской журналистики в эмиграции. К 1877 г. сколько-нибудь заметные издания, выходившие в 70-х годах, за исключением «Наба­та», «Общего дела» и «Общины», прекратили существование. Центр бесцензурной печати к концу 70-х годов переместился в Россию, где на волне нового общественного подъема возникла необходимость в изданиях для практического руководства политическим движением. На смену теоретическим органам, «социально-политическим обо­зрениям» приходят агитационно-пропагандистские издания.

Опыт эмигрантской журналистики 70-х годов интересен не только тем, что она унаследовала и развивала традиции герценовских и дру­гих изданий 60-х годов в организации, постановке изданий, привлече­нии авторов, налаживании системы распространения, связей с Рос­сией и между собой. Этот опыт оказался плодотворным и в наследовании новых видовых форм органов печати. Появились изда­ния, ориентированные на конкретную читательскую аудиторию: для образованной молодежи («Набат»), для рабочих («Работник»), для русских американцев («Свобода») и г. д. Кроме того, вслед за герце-новским «Колоколом» на французском языке с русским приложени­ем появляются другие двуязычные издания, рассчитанные на русско­го и зарубежного читателя. Как и в предшествующее десятилетие, в 70-е годы выходят газеты и журналы, не имеющие яркой партийной принадлежности, они стремятся охватить своим воздействием широ­кие эмигрантские круги и предназначены «для всех».

На страницах эмигрантской журналистики вырабатывались свое-

образные литературные и жанровые формы. Ведущее место среди них занимали передовые и публицистические статьи, обзоры печати и корреспонденции, хроника, документы, воззвания, речи на суде, отчеты с судебных процессов, биографии осужденных и приговорен­ных, списки погибших и казненных, художественные произведения малых жанровых форм. Вполне понятно, что некоторые жанры, рас­пространенные в легальных изданиях, почти не находили места в бес­цензурной прессе в силу специфичности ее задач и условий деятель­ности Так, в частности, обстояло дело с литературной критикой.

Эмигрантская журналистика 1870-х годов выдвинула новые имена журналистов, продолживших организаторскую и нублицистическую деятельность в нелегальной прессе России конца 70-х и в новых ус­ловиях 80-х годов, с которыми связан очередной этап развития эмигрант­ской прессы.

В этом году исполняется 110 лет с начала первой русской революции. На нелегальных собраниях рабочих (маевках, посвященных 1 мая) и в ходе революционных событий 1905-06 годов среди восставших рабочих Москвы, Петербурга и других городов России пользовалась популярностью песня «Рабочая марсельеза», в которой были следующие строки: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног, Нам враждебны златые кумиры, ненавистен нам царский чертог. Вставай, поднимайся рабочий народ! Иди на врага, люд голодный. Раздайся клич мести народной! Вперед! Вперед! Вперед!» Автором этого поэтического произведения исполнявшегося на мотив французской Марсельезы, написанного в 1875 году и ставшего своего рода русским революционным гимном, был Петр Лавров, ученый, философ и поэт, видный идеолог революционного народничества.

Петр Лаврович Лавров родился в 1823 году в дворянской семье полковника и зажиточного помещика, в Псковской губернии. В 1842 году после окончания Артиллерийского училища преподавал в нем математику. Позже стал профессором Петербургской артиллерийской академии, получив звание полковника. В 50-х годах выступает как публицист в различных журналах на разнообразные темы. В круг его интересов входили философия, социология, антропология, политика, нравственность, история литературы, искусства и религии. Затем сближается с Николаем Чернышевским, участвует в народнической организации «Земля и воля». За публикацию стихотворений в приложении «Колокола» Александра Герцена Лавров был сослан в 1866 году в Вологодскую губернию. Здесь им были написаны знаменитые «Исторические письма», которые, по словам философа Николая Бердяева, стали моральным катехизисом народнической интеллигенции. В 1870 году Лавров эмигрирует и, поселившись в Париже, участвует в деятельности Антропологического общества и становится членом Первого Интернационала.

В 1871 году Лавров принимает активное участие в Парижской коммуне, выступает как автор одного из обращений «К гражданам Парижской коммуны». В целях организации помощи осажденной Парижской коммуне ездил в Лондон, где познакомился с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. После кровавого подавления коммунаров Лавров в 1875 и 1879 годах пишет две работы, посвященные анализу причин поражения Парижской коммуны. Будучи связан многолетней дружбой с Марксом и Энгельсом и участвуя в Первом Интернационале, он осуществлял связь с революционерами в России, редактировал важнейшие народнические издания журнал и газету «Вперед» (1873 - 76), вместе с Плехановым принимал активное участие в издании «Социально-революционной библиотеки» опубликовавшей Манифест коммунистической партии и другие работы Маркса и Энгельса, труды Чернышевского и Лассаля.

В 1879 году нелегальная народническая «Земля и воля» раскололась на «Народную волю» (А.Желябов, С.Перовская, В.Фигнер, Н.Морозов), выступавшую за революционный террор и более умеренный «Черный передел» (Г. Плеханов). 1 марта 1881 года членами «Народной воли» разрывным снарядом на Екатерининском канале в Петербурге был убит император Александр II. Курс ограниченных и непоследовательных реформ, сменился на политику авторитарных контрреформ императора Александра III.

С 1881 года вместе с Верой Засулич П.Лавров стал заграничным уполномоченным Красного Креста «Народной Воли», за что в феврале 1882 года выслан французским правительством из Франции. Переехав в Лондон, редактировал вместе с Львом Тихомировым по предложению народовольческого Исполнительного комитета «Вестник Народной Воли» (1883 - 86). Лавров был участником Первого конгресса II Интернационала в 1889 году. Сотрудничал с Георгием Плехановым, но после его перехода на марксистские позиции разошелся с основанной им в 1883 году группой Освобождение труда» во взглядах относительно перспектив и движущих сил революции в России.

В отличие от Бакунина и Ткачева выступал за тщательную подготовку социальной революции, как народных масс, так и сознательных революционеров. Критиковал Ткачева за бланкистскую концепцию революции как заговора и его «якобинство». Лавров был идеологом так называемого «хождения в народ», начавшегося с 1874 года, когда молодые радикалы, рискуя жизнью, шли пропагандировать в русской деревне революционные и социалистические идеи. Именно поэтому его направление получило наименование пропагандистское. В свою очередь Петр Ткачев, сторонник идей Огюста Бланки, который с 1873 года сотрудничал с журналом «Вперед», разошелся с Лавровым в тактических вопросах, обвиняя его в либерализме и призывая революционное меньшинство делать революцию, а не готовиться к ней.

Николай Бердяев писал, что в России «создался своеобразный тип «кающегося дворянина», который сознавал свой социальный, а не личный грех, грех своего социального положения и в нем каялся».

Владимир Ленин выделял три характерные черты народничества: признание капитализма в России упадком, регрессом; признание самобытности русского экономического строя вообще и крестьянина с его общиной, артелью; игнорирование связи «интеллигенции» и юридико-политических учреждений страны с материальными интересами определенных общественных классов.

Историки делят революционное народничество на три основных направления. Пропагандистское, которое возглавлял Петр Лавров, заговорщическое или бланкистское, во главе с Петром Ткачевым и анархистское идейными вождями которого были Михаил Бакунин и Петр Кропоткин.

В то же время Николай Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» предложил весьма широкое толкование народничества как общественного явления средины и второй половины ХIХ века в России. По его мнению, представители религиозного народничества, к которым он относил и славянофилов, «верили, что в народе скрыта религиозная правда, а народничество безрелигиозное и часто антирелигиозное (Герцен, Бакунин и народники социалисты 70-х годов) верило, что в нем скрыта социальная правда».

П.Лавров был оригинальным философом. Вначале он стоял на позициях «детерминизма в форме теистического фатализма» считая поэзию призванной сыграть примирительную роль между религией и наукой. Затем переходит на атеистические позиции, пишет работу «Антропологическая точка зрения в философии» (1862), критикуя идеализм и материализм, называет свою позицию антропологической. Лавров находился под влиянием идей позитивизма и агностицизма, провозглашая скептический принцип, отрицающий познание сущности вещей, в рамках которого как «духовная субстанция», так и «материальная субстанция» объявлялись непознаваемыми. В познании объективного материального мира человек не может выходить за пределы мира явлений познаваемого человеческим опытом. Из его философских воззрений органически вытекала и теория субъективной социологии, согласно которой решающую роль в общественном прогрессе играют критически настроенные личности, руководствующиеся передовыми нравственными идеалами.

По Лаврову критерий общественного прогресса состоит в росте человеческой солидарности, все более полном воплощении в человеческом общежитии идей равенства и справедливости, который выступает как нравственный идеал критически мыслящей личности.

Проблемам социологии и разработке оригинальной концепции социальной революции мыслитель посвятил «Очерки практической философии», «Кому принадлежит будущее», «Опыт истории мысли нового времени», «Задачи социализма», «Переживания доисторического периода», «Задачи понимания истории». «Проект введения в изучение эволюции человеческой мысли».

Особое значение Лавров придавал роли нравственного начала в революции «Социальная революция и задачи нравственности» (1884). Критикуя анархизм Бакунина и его последователей, Ларов в работе «Государственный элемент в будущем обществе» (1876) выступал за установление революционной диктатуры после свершения социалистического переворота. Наоборот, утверждает Лавров, государственный элемент может существовать с развитием рабочего социализма в течение длительного исторического периода и в тоже время он должен быть сведен до возможного минимума.

По Лаврову нравственная обязанность социалиста бороться против социальной несправедливости современного мира, подготовить и осуществить социальную революцию в интересах трудящихся. Социализм - общественная теория, разработанная передовыми умами человечества, выступает за такую перестройку общества, которая раз и навсегда покончила бы со всеми формами угнетения человека человеком и организовала бы общество на принципах добровольного сотрудничества и взаимовыгодной кооперации.

Под влиянием рабочего движения, идей Маркса и Энгельса и деятельности Интернационала Лавров отводил решающую роль в социальной революции на Западе пролетариату. В России он возлагал надежды на крестьянские массы и деревенскую общину, с ее отсутствием частной земельной собственности.

Объявляя себя сторонником «рационального патриотизма» в «Исторических письмах», размышляя о роли нации в историческом прогрессе, исходя из своего субъективного метода, Лавров решающую роль отводит критически мыслящим личностям, которые, по его убеждению, придают нации в целом прогрессивный или реакционный характер, выступая в роли «рациональных патриотов» или обскурантов.

Большую роль в подготовке социального переворота Лавров отводил организованной революционной партии, фактически предвосхищая идеи Ленина о партии нового типа. «Тот, кто деморализует партию, вносит в ее ряды партизанство и сепаратизм, фракционность, раздор и разложение, тот изменник социалистическим идеалам» - считал Лавров. Он выступал за объединение в рядах социалистической партии как промышленных, так и земледельческих рабочих. «Социальная революция в России - утверждал Лавров, - должна быть подготовлена тайной организациею революционных сил, действующей путем пропаганды и агитации, пока они не будут достаточно велики для производства обширного революционного взрыва».

Петр Лаврович Лавров скончался в Париже 25 января 1900 года. Похоронен на кладбище Монпарнас. После победы февральской революции в России Временным правительством «Марсельеза» была утверждена в качестве государственного гимна 2 марта 1917 года по старому стилю — через 5 дней после отречения от престола Николая II. Первое время она исполнялась под оригинальную французскую мелодию, но затем композитор А.К. Глазунов видоизменил музыку так, чтобы она лучше соответствовала русскому тексту Петра Лаврова.

Революционное народничество в целом оказало огромное влияние на дальнейшее развитие демократического и социалистического движения в России в начале ХХ века. Его исторический романтизм и революционный максимализм способствовал радикализации общественных настроений в стране. Неслучайно советский писатель Юрий Трифонов назвал свой исторический роман, посвященный русским революционерам народовольцам - «Нетерпение».