План по литературе цель оправдывает средства. Новая философская энциклопедия - цель и средства

Названная максима восходит к высказыванию Т. Гоббса, сделанному им в разъяснение суги естественного права («О гражданине», гл. «Свобода», I, 8); по Гоббсу, каждый человек сам на основании разума, т. е. естественного права, должен судить о том, какие средства необходимы для обеспечения собственной безопасности. Эта максима не соответствует духу иезуитского учения, и, хотя формула «Кому дозволена цель, тому дозволены и средства» была выработана в иезуитской теологии (Г. Бузенбаумом), ею лишь предполагалось, что средства могут быть ценностно индифферентными, а их значение определяется достойностью цели, для достижения которой они применяются. Максима открыто проповедовалась рядом иезуитов, но принципов подобного рода придерживались (открыто или тайно) не только и не обязательно иезуиты, но по сути дела все те мыслители и деятели, для которых идеальные цели были исключительным предметом моральной оценки.

С формальной точки зрения положение о том, что цель оправдывает средства, является тривиальным: благая цель в самом деле оправдывает средства. С прагматической точки зрения всякое практическое, т. е. сориентированное на непосредственно достижимый результат, действие самим значением своего замысла обусловливает средства, необходимые для его достижения; достижение цели компенсирует (оправдывает) неудобства и издержки, необходимые для этого. В рамках практической деятельности усилия признаются в качестве средства лишь в их отношении к определенной цели и обретают свою правомерность через правомерность цели. В праксеологическом плане проблема согласования целей и средств является: а) инструментальной (средства должны быть адекватными, т. е. обеспечивать результативность деятельности) и б) целерациональной (средства должны быть оптимальными, т. е. обеспечивать эффективность деятельности - достижение результата с наименьшими затратами). По логике практического действия (см. Польза) успешная и эффективная деятельность является существенным фактором трансформации ценностного сознания: достигнутая цель утверждает обновленные критерии оценки. В современных социальных науках сформировались антитетические представления, кореллирующие с праксеологическим подходом к данной проблеме, по поводу функционально различных видов деятельности: а) в проектной деятельности признано, что средства определяют цели: технические возможности предполагают определенное их использование (Г. Шельски), доступные финансовые средства предопределяют планируемые результаты и масштаб проекта; б) технические средства получают развитие в рамках систем целенаправленного рационального действия, одно не развивается отдельно от другого (Ю. Хабермас).

От прагматического следует отличать демагогически-морализаторский подход (см. Морализаторство), при котором максима «цель оправдывает средства» привлекается для оправдания очевидно неблаговидных или преступных действий. При этом то, что упоминается в качестве «благой цели», является либо (в перспективном плане) декларацией, либо (ретроспективно) событием, хронологически последовавшим за совершенными действиями, а сами действия, если учитывать полученные результаты, реально средством не оказываются, но совершаются безответственно и своевольно или ради них самих.

Собственно этическая проблема возникает в связи с предположением, что ради благой цели оказывается нравственно дозволительным совершение любых необходимых действий (пусть и считающихся обычно неблаговидными, нравственно недопустимыми, а то и прямо преступными). Такая точка зрения объективно является релятивистской (см. Релятивизм): хотя не любые действия признаются допустимыми, а только такие, которые действительно ведут к тому, что признается в качестве высшей цели, - в конечным счете выбор средств оказывается обусловленным стратегией и тактикой деятельности. Такой подход чреват релятивистской ошибкой. Как показал Гегель, эта ошибка заключается в том, что действия, рассматриваемые в качестве средств, являются нравственно отрицательными объективно, сами по себе и в своей конкретности, между тем как предполагаемая цель является благой лишь согласно субъективному мнению, основанному на представлении об абстрактном добре. Иными словами, с этической точки зрения, хотя действия в качестве средств и совершаются ради определенной цели, их моральная значимость определяется не целесообразностью, а соотнесенностью именно с общими принципами. Стало быть, проблема цели и средств конституируется как этическая в противостоянии прагматизму и пруденциализму.

Существенные уточнения в саму постановку проблемы цели и средств внес/Г-ж. Дьюи в полемике с Л. Д. Троцким. 1. Понятие цели имеет двойное значение: а) цель как замысел и мотив, сориентированный на конечную, все обосновывающую цель, и б) цель как достигнутый результат, или последствие применения определенных средств; достигнутые результаты сами выступают в качестве средств по отношению к конечной цели. 2. Оценка средств должна производиться и с точки зрения того результата, который достигнут с их помощью; в этом состоит принцип взаимозависимости цели и средств. Цель как результат зависит от использовавшихся средств и определяется ими; но и их оценка зависит от цели как достигнутого результата. Поскольку конечная цель является идеей конечных последствий и эта идея формулируется на основе тех средств, которые оцениваются как наиболее желательные для достижения цели, то конечная цель сама является средством направления действия. В схеме, предложенной Дьюи, заключена действительная диалектика цели и средств, не исчерпывающаяся общепризнанным положением о том, что достигнутые цели сами становятся средством для последующих целей (достаточно сказать, что это положение в равной мере разделяли и Троцкий, и 1анди). Следование принципу взаимозависимости требует скрупулезного и критического исследования используемых средств с точки зрения того, насколько точно результаты, к которым они ведут, соответствуют запланированным. 3. Действительное единство цели и средств может быть обеспечено при условии, что средства в самом деле определяются сообразно целям, а не «выводятся», как это часто бывает, из внешних по отношению к ситуации выбора соображений (так, Троцкий оправдывал применявшиеся приемы революционной борьбы «законами развития общества», в частности «законом классовой борьбы»), в противном случае оказывается, что цель ставится в зависимость от средств, в то время как средства не выводятся из цели. 4. Высшие цели - это моральные цели, в конечном счете под ними надо понимать идеал , достижение которого в смысле практической реализованности, строго говоря, невозможно; в деятельности, сориентированной на идеал, тем более необходим учет принципа взаимозависимости средств и целей как практических последствий применения средств. Это положение было уточнено Ж. П. Сартром: невозможность осуществления цели, которая находится в недосягаемом будущем и функционирует в качестве идеала, приводит к такому положению, когда связь цели и средств носит конкретный характер, при том что цель как идеал играет роль императива. В развитие этого необходимо дополнительное уточнение: моральность - это ценностная характеристика, но не содержание цели. Попытка принять «мораль» как таковую в качестве цели предметно определенной деятельности, т. е. сделать исполнение принципа или правила содержанием действий, ведет к ригоризму. Предположение, что «мораль» может быть целью деятельности, оборачивается на практике тем, что действительно преследуемые цели не анализируются на предмет их соответствия моральным критериям; упоение целью ведет к допущению каких угодно целей. Идеал, высшие ценности и принципы должны быть не актуально преследуемой целью, а основанием действий и критерием их оценки. Моральность есть не конечная цель жизни, а путь жизни (Н. А. Бердяев).

Вопрос о соотнесении действий с непосредственными результатами или общими принципами и соответственно о критериях их оценки был предметом полемики (в ином идейном и методологическом контексте) между представителями утилитаризма-действия и утилитаризма-правила (см. Утилитаризм).

Лит.: Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990, с. 189-190; Цели и средства [подборка работ Л. Д. Троцкого, Дж. Дьюи, Ж. П. Сартра, комментарии A.A. Гусейнова].- В сб.: Этическая мысль. Научнопублицистические чтения. М-, 1992, с. 212-285; HabermasJ. Moral Consciousness and Communicative Action. Cambr., 1990.

важнейшие категории политики и политологии, характеризующие органическую взаимосвязь и взаимозависимость между сознательно избранными методами, способами, действиями и полученными благодаря этому результатами. На протяжении всей политической истории человечества вопрос о соотношении цели и средств стоял в центре внимания политиков – практиков и теоретиков. Одни школы и концепции сменялись другими, выдвигались формулы и принципы типа “достичь цель любыми средствами” или “цель оправдывает средства”. Однако смысл существующей здесь реальной зависимости оставался не открытым. Только в новое время с изучением таких теоретических проблем, как интерес и идея, необходимость и свобода, стихийность и сознательность наука и обществоведение подошли к сути дела. Оказалось, что у каждой цели существует строго определенный арсенал средств, применение которых только и может привести к избранной цели. Выход же за рамки средств, совместимых с данной целью, неизбежно ведет к утрате самой избранной цели, приводит к неожиданным результатам, весьма расходящимся с намечавшейся целью. Реальный механизм влияния применяемых средств на продвижение к цели обусловлен взаимозависимостью, существующей между генезисом и результатом, между становящимся и ставшим. Все, бывшее в генезисе, присутствует в результате, в ставшем есть только то, что было в самом становлении, причем не только сам материальный состав, но и средства его организации сказываются в результате: неправильно проведенная плавка при всей доброкачественности сырья не даст столь желаемой марки. Все яснее выступала и специфика соотношения цели и средств в общественном развитии: средством изменения социальных условий здесь являются сами люди, их действия, в ходе которых участники событий сами становятся другими, причем, как отмечал молодой Маркс, достойная цель здесь достижима только достойными средствами. Отмечая глубокое изменение общественно-экономических условий в XIX в., К.Маркс, М.Вебер и Э.Бернштейн указали на принципиально новую роль сознания, сознательных действий в истории: разум становился главным условием созидания общественного богатства, наука – непосредственой производительной силой. Возникла ситуация, когда в результате негодных средств – заблуждений, общественных психозов, манипуляции сознанием масс, а также непредвиденных последствий организованных действий – может быть или прямо погублена сама человеческая цивилизация (в случае сознательно организованного ракетно-ядерного конфликта, взрыва изза халатности или некомпетентности ряда атомных электростанций типа Чернобыльской, в результате промышленного разрушения озоновою слоя вокруг Земли, или могут быть разрушены основы человеческой цивилизации (экологическая среда обитания наследственные основы воспроизводства человеческого рода, механизмы естественно-исторического прогресса и т.п.). В силу этого все человечество или его определенная часть, страна, нация, народ могут оказаться в социально-экономическом тупике или даже исторической нише, выйти из которой и вернуться на общую дорогу прогресса такая страна или такой народ будут уже не в состоянии. Избежать подобного можно, правильно соразмеряя средство и цель. Советское общество вступило на послеоктябрьский путь в условиях, когда человечество еще не сознавало не то что всех, но даже главных опасностей, могущих стать роковыми при переходе к полосе преимущественно сознательной эволюции. Уже в рамках политики “военного коммунизма” 1918-1921 гг., когда цель стремились достичь любыми средствами, была предпринята “кавалерийская атака” на капитал, совершена первая губительная попытка неадекватными средствами – “непосредственными велениями государства” – достичь желаемой цели: “наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелко-крестьянской стране”. (Ленин В.И. ПСС, т.44, с. 151). Жизнь заставила признать, что это – ошибка. Осознание привело к решительному повороту от “военного коммунизма” к “новой экономической политике” как адекватному средству продвижения к социалистической цели. Но усвоение урока истории было не принципиальным, а прагматическим: нереальные “штурмовые” средства достижения социалистической цели были заменены опосредствующими. Не было понято главное: наличие глубокой, органической связи между целью и средствами ее достижения. В этом таилась огромная опасность, ибо наступала полоса реального “переворачивания” соотношения цели и средств в советской истории. Суть социализма – поставить человека труда в центр общественной жизни, удовлетворить его потребности и интересы, сделать хозяином жизни. Но для этого необходимы определенные предпосылки: уровень развития производительных сил и благосостояния населения, культура людей труда, демократические традиции и т.д. Все это обеспечивает высокоразвитое капиталистическое общество. Но если переход к социализму начинается в стране не высоко развитой, то само создание названных предпосылок или условий, будучи по своему существу средством или даже условием освобождения человека труда как цели социализма, практически для общества становится на более или менее продолжительное время целью, точнее промежуточной целью, без достижения которой нельзя осуществить главную сущностную цель социализма – обеспечить освобождение человека труда, удовлетворение его потребностей и интересов. Так сама жизнь “перевертывала” сущностные связи между целью и средством, меняла их местами, придавала средствам в сознании людей ореол цели, отводила им центральное место. Пока была еще жива ленинская гвардия, она пыталась объяснить суть дела. Так, председатель совнаркома А.Рыков говорил в 1929 г.: “Вопросы, касающиеся вещей и технических вопросов, совершенно справедливо занимают огромное место в нашей жизни, но нельзя забывать того, что все это существует для людей – для рабочих и для крестьян”. Реальное переворачивание соотношения цели и средств по необходимости было долговременным. Опираясь на эту объективно-субъективную предпосылку, И.Сталин и его окружение предприняли вторую попытку “построить социализм любой ценой”, встав на путь забегания, стали исповедовать и осуществлять формулу “цель оправдывает средства”, явившуюся откровенным оправданием субъективизма и волюнтаризма, официальным согласием с нетерпением масс, желавших, невзирая на условия, на реальные возможности и средства, достичь конечной цели – социализма, получить связанные с социализмом блага, а точнее – их пропагандистское изображение, ибо общество еще не располагало необходимыми для реального социализма средствами. Так возникло общество-монстр, или казарменным псевдосоциализм, клявшееся в своем служении трудящимся, но бывшее на деле реализацией социального идеала партийно-государственной бюрократии. Как показывает опыт Советского Союза и не только его, если делается попытка построить социализм любой ценой и при этом применяются не совместимые с природой социализма антигуманные средства, цель не будет достигнута. Использование средств, не совместимых с избранной целью, изменяет направление и характер самого развития, приводит к весьма неожиданным результатам. В этом и заключается вся пагубность неадекватных средств решения революционных задач, достижения социалистической цели, тех средств, которые навязывали обществу сталинизм, маоизм, полпотизм и т.п. Они разру шали не то, что следовало разрушать, и создавали нечто другое в сравнении с тем, что обещали. Цель и средство. Но каково же тогда действительное отношение между этикой и политикой? Неужели между ними, как порой говорилось, нет ничего общего? Или же, напротив, следует считать правильным, что “одна и та же” этика имеет силу и для политического действования, как и для любого другого? Иногда предполагалось, что это два совершенно альтернативных утверждения: правильно либо одно, либо другое. Но разве есть правда в том, что хоть какой-нибудь этикой в мире могли быть выдвинуты содержательно тождественные заповеди применительно к эротическим и деловым, семейным и служебным отношениям, отношениям к жене, зеленщице, сыну, конкурентам, другу, подсудимым? Разве для этических требований, предъявляемых к политике, должно быть действительно так безразлично, что она оперирует при помощи весьма специфического средства – власти, за которой стоит насилие? Чем, кроме личности деспотов и дилетантизма отличается господство рабочих и солдатских Советов от господства любого властелина старого режима? Чем отличается полемика большинства представителей самой якобы новой этики против критикуемых ими противников от полемики каких-нибудь других демагогов? Благородными намерениями! – следует ответ. Хорошо. Но ведь речь здесь идет именно о средстве, а на благородство конечных намерений совершенно так же притязают с полной субъективной честностью и уязвляемые враждой противники. Если вывод акосмической этики любви гласит: “Не противостоять злу насилием”, – то для политика имеет силу прямо противоположное: ты должен насильственно противостоять злу, иначе за то, что зло возьмет верх, ответствен ты... Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное действование может подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам: оно может быть ориентировано либо на “этику убеждения”, либо на “этику ответственности”. Но в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности – тождественной беспринципности. Об этом, конечно, нет и речи. Но глубинная противоположность существует между тем, действуют ли по максиме этики убеждения – на языке религий: “Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога”, – или же действуют по максиме ответственности: надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий. Главное средство политики – насилие, а сколь важно напряжение между средством и целью с этической точки зрения – об этом вы можете судить по тому, что эта сторона (революционные социалисты – А.Б.) нравственно отвергает “деспотических политиков” старого режима из-за использования ими тех же самых средств, как бы ни был оправдан отказ от их целей. Что касается освящения средств целью, то здесь этика убеждения вообще, кажется, терпит крушение. Конечно, логически у нее есть лишь возможность отвергать всякое поведение, использующее нравственно опасные средства. Правда, в реальном мире мы снова и снова сталкиваемся с примерами, когда исповедующий этику убеждения внезапно превращается в хилиастического пророка, как, например, те, кто, проповедуя в настоящий момент “любовь против насилия”, в следующее мгновение призывает к насилию – к последнему насилию, которое привело бы к уничтожению всякого насилия, точно так же, как наши военные при каждом наступлении говорили солдатам: это наступление – последнее, оно приведет к победе и, следовательно, к миру. Исповедующий этику убеждения не выносит этической иррациональности мира. Он является космически-этическим “рационалистом”. Конечно, каждый из вас, кто знает Достоевского, помнит сцену с Великим инквизитором, где эта проблема изложена верно. Невозможно напялить один колпак на этику убеждения и этику ответственности или этически декретировать, какая цель должна освящать какое средство, если этому принципу вообще делаются какие-то уступки. Древней проблемой теодицеи как раз и является вопрос: почему же это сила, изображаемая одновременно как всемогущая и благая, смогла создать такой иррациональный мир незаслуженного страдания, безнаказанной несправедливости и неисправимой глупости? Либо она не есть одно, либо же она не есть другое; или жизнью правят совершенно иные принципы возмещения и воздаяния, такие, которые можем толковать метафизически, или же такие, которые навсегда будут недоступны нашему толкованию. Проблема опыта иррациональности мира и была движущей силой всякого религиозного развития. Индийское учение о карме и персидский дуализм, первородный грех, предопределение и Deus absconditus – все они выросли из этого опыта. И первые христиане весьма точно знали, что миром управляют демоны, что тот, кто связывается с политикой, то есть с властью и насилием как средствами, заключает пакт с дьявольскими силами и что по отношению к его действованию не то истинно, что из доброго может следовать только доброе, а из злого лишь злое, но зачастую наоборот. Кто не видит этого, тот в политическом отношении действительно ребенок. Таким образом, проблему политической этики ставит отнюдь не современное, рожденное ренессансным культом героев неверие. Все религии бились над этой проблемой с самым различным успехом, и потому, что было сказано, иначе и быть не могло. Именно специфическое средство легитимного насилия исключительно как таковое в руках человеческих союзов и обусловливает особенность всех этических проблем политики. Кто бы, ради каких бы целей ни блокировался с указанным средством – а делает это каждый политик, – тот подвержен и его специфическим следствиям. В особенно сильной мере подвержен им борец за веру, как религиозный, так и революционный. Давайте непредвзято обратимся к примеру современности. Тот, кто хочет силой установить на земле абсолютную справедливость, тому для этого нужна свита: человеческий “аппарат”. Ему он должен обещать необходимое /внутреннее и внешнее/ вознаграждение – мзду небесную или земную – иначе “аппарат” не работает. Итак, в условиях современной классовой борьбы внутренним вознаграждением является утоление ненависти и жажды мести, прежде всего: Ressentimenta и потребности в псевдоэтическом чувстве безусловной правоты, поношении и хуле противников... Достигшая господства свита борца за веру особенно легко вырождается обычно в совершенно заурядный спой обладателей теплых мест. Кто хочет заниматься политикой вообще и сделать ее своей единственной профессией, должен осознавать данные этические парадоксы и свою ответственность за то, что под их влитием получится из него самого. Он, я повторяю, спутывается с дьявольскими силами, которые подкарауливают его при каждом действии насилия. Великие виртуозы акосмической любви к человеку и доброты, происходят ли они из Назарета, из Ассизи или из индийских королевских замков, не “работали” с политическим средством – насилием, их царство было “не от мира сего”, и все-таки они действовали и действовали в этом мире, и фигуры Платона Каратаева и святых Достоевского все еще являются самыми адекватными конструкциями по их образу и подобию. Кто ищет спасения своей души и других душ, тот ищет его не на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи – такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутреннем напряжении с богом любви, в том числе и христианским Богом в его церковном проявлении – напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом В самом деле: политика делается, правда головой, но, само собой разумеется не только головой. Тут совершенно правы исповедующие этику убеждения. Но должно ли действовать как исповедующему этику убеждения или как исповедующему этику ответственности, и когда так, а когда подругому, – этого никому нельзя предписать. Политика есть мощное медленное бурение твердых пластов, проводимое одновременно со страстью и холодным глазомером. Мысль в общем-то правильная, и весь исторический опыт подтверждает, что возможного нельзя было бы достичь если бы в мире снова и снова не тянулись к невозможному. Но тот, кто на это способен, должен быть вождем, мало того, он еще должен быть – в самом простом смысле слова – героем. И даже те, кто не суть ни то, ни другое, должны вооружиться той твердостью духа, которую не сломит и крушение всех надежд; уже теперь они должны вооружиться ею, ибо иначе они не сумеют осуществить даже то, что возможно ныне. Лишь тот, кто уверен, что он не дрогнет, если, с его точки зрения, мир окажется слишком глуп или слишком подл для того, что он хочет ему предложить; лишь тот, кто вопреки всему способен сказать “и все-таки!”, – лишь тот имеет “профессиональное призвание” к политике.

Сочинение по направлению «Цели и средства».

Данное мне утверждение достаточно противоречиво и двусмысленно, как и любой другой вопрос, подразумевающий долгие рассуждения. Всегда ли цель оправдывает средства? И оправдывает ли вообще? Должно ли одно соответствовать другому, и какой должна быть цель, чтобы для неё все средства были хороши?

С одной стороны, вся жизнь человека представляет собой движение с какой-либо целью, её в большинстве случаев принимают за «смысл жизни». Дом, семья, хорошая работа, машина, квартира, сад с крыжовником, свой маленький бизнес, мир во всем мире – все это может стать смыслом существования каждого. Если ли при этом смысл задумываться над средствами достижения своей цели? Безусловно, да, ведь в нашей жизни любая навязчивая мысль может разбиться о реальность и сам факт того, что человек постоянно меняется, взрослеет и совершенствуется. И если сегодня мне, к примеру, кажется, что ради жизни в столице стоит идти по головам, то завтра, вполне возможно, я буду целовать руки своей бабуле в маленькой деревне на самой окраине нашей страны, стремиться к чему-то совершенно иному и осуждать себя за содеянное ранее. Так, например, главный герой романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» долгое время считал своей целью доказать самому себе и окружающим, что с помощью злых поступков можно прийти к добру. Другими словами, он считал, что при достижении благородной цели допустимы преступные средства. По теории Раскольникова существовало два типа людей: достойные и недостойнее жизни, и герой считал, что с помощью убийства вторых можно создать идеальный, добрый мир. Однако, совершив убийство старушки, герой понял, что его идея является антигуманной, и сам он, пойдя на этот шаг, не стал лучше тех мерзавцев, которые его окружали. К ним относился, например, Свидригайлов, подлая и низкая личности, которая не брезговала любыми средствами ради достижения своих грязных целей. Раскаяние Раскольникова и самоубийство Свидригайлова в очередной раз доказали, что цель не всегда оправдывает средства.

Другим примером служит герой романа Н.В. Гоголя «Мертвые души». Целью Чичикова были высокий социальный статус и самообогащение. Герой решил пойти на достаточно отчаянный шаг: выкупив у различных помещиков множество «мертвых душ», он без особого труда одновременно приобрел бы статус крупного помещика, а, получив под своих крестьян большой кредит, герой к тому же получил бы возможность обладать крупным капиталом. С этой целью Чичиков начал свой нелегкий путь и прибегнул к самым различным средствам, однако сам характер героя не позволил ему опуститься слишком низко и вести себя, к примеру, так же, как те помещики, к коим он обращался со своей сделкой. Конечно, окончательный финал романа остался во втором томе, однако, как мне кажется, достаточно уже того факта, что Чичиков, сумев найти подход к каждому помещику, все же добился своего и собрал нужное количество мёртвых душ, при этом не совершив ничего такого, за что ему самому могло бы быть совестно. Таким образом, цель Чичикова оправдал средства, к ней приложенные.

В заключение хотелось бы еще раз отметить, что на вопрос, поставленный в тесте, нет и не может быть конкретного ответа. Цель может оправдывать средства лишь в том случае, если при этом не страдают честь и достоинство человека.

1. Элен Курагина вышла замуж за Пьера Безухова, чтобы получить часть его внушительного состояния. При этом Элен совсем не любила Пьера.

2. Василий Курагин и три племянницы графа Безухова пытались уничтожить завещание, согласно которому Пьер Безухов (незаконнорожденный сын графа) должен был получить все наследство. Их так волновало завещание, потому что без него можно было обогатиться за счет денег умирающего.

3. Пьер Безухов, Андрей Болконский, Николай и Петя Ростовы - настоящие патриоты. Они стремятся защищать Родину, поэтому помогают приблизить победу над врагом своими силами.

М. Горький "Старуха Изергиль"

Данко хочет помочь людям. Он вырывает из своей груди горящее сердце и освещает им путь. Данко спасает людей: скоро они выходят из леса. Герой погибает, не получая благодарности, потому что о нем просто забывают. Данко пожертвовал собой ради помощи людям.

Ф.М. Достоевский "Преступление и наказание"

1. "Тварь ли я дрожащая или право имею?"- чтобы ответить на этот вопрос, Родион Раскольников решился на убийство старухи-процентщицы. Волей случая он убил еще и Лизавету, ее сестру, которую трогать не хотел. Решившись проверить свою теорию "сильной личности", он сделал ужасное - лишил жизни двух людей.

2. Соня Мармеладова пошла по "желтому билету", чтобы помочь отцу и Катерине Ивановне, его жене, хоть как-то выжить. Обстоятельства вынудили девушку обесчестить саму себя, чтобы помочь своим близким.

А.С. Пушкин "Капитанская дочка"

1. У Петра Гринева была одна цель - спасти Машу Миронову, капитанскую дочку. Чтобы помочь девушке, герой пошел на многое: не раз подвергал свою жизнь опасности, прибег к помощи Пугачева. Несмотря на связь с самозванцем, Петр Гринев не нарушил присягу, а доказал, что он - человек чести.

2. Швабрин все время пытался спасти свою шкуру, не пренебрегая любыми способами и методами достижения цели. Он при первой возможности перешел на сторону Пугачева, предав Родину и проявив себя как бесчестный человек.

А.С. Пушкин "Дубровский"

Кирила Петрович Троекуров сделал все, чтобы навредить своему бывшему товарищу Андрею Гавриловичу Дубровскому. Герой поступил совершенно безнравственно. Он подкупил чиновников, лишил Дубровского имения. Андрей Гаврилович сошел с ума и умер.

Джек Лондон "Мартин Иден"

Мартин Иден хотел добиться любви Руфи. Для этого ему нужно было стать достойным этой девушки. Молодого человека ничто не останавливало. Он без устали работал над собой и в итоге стал умнее почитаемых людей высшего общества. Путь Мартина Идена - пример достойного пути к достижению цели.

Н.Д. Телешов "Елка Митрича"

Семен Дмитриевич хотел сделать несчастным сиротам настоящий праздник. Для этого ему не потребовалось много денег, важнее всего было желание помочь. Митрич купил конфет, принес елку и даже отрезал детям по кусочку колбаски (любимой своей еды). Семен Дмитриевич достиг своей цели: впервые в мрачной комнате появились улыбки и смех.